Все финно-угорские народы, за исключением венгров, входили, в той или иной форме, в состав Российской империи

Вид материалаАнализ
Подобный материал:
Все финно-угорские народы, за исключением венгров, входили, в той или иной форме, в состав Российской империи. В своем докладе я предпринимаю попытку фиксировать некоторые характерные особенности процесса этнического пробуждения коми, марийцев, финнов и эстонцев.


Анализируя эволюцию Российской империи, Андреас Каппелер выделяет «старые» и «молодые» народы. Если «старые» обладали развитыми элитами, профессиональной культурой и традициями государственности, то для «молодых» характерными чертами были недифференцированная социальная структура, относительная малочисленность и крестьянский уклад жизни. К «старым» народам ученый относит, в частности, русских, поляков и грузин, а примерами «молодых» называет белорусов, латышей, финнов и эстонцев, а также большинство народов, населяющих Восточно-Европейскую равнину и Сибирь. Следовательно, несмотря на ряд весомых факторов, по которым финны и эстонцы отличались от восточных финно-угорских народов, можно считать, что типологически они все тяготели к одному полюсу – к «молодым» крестьянским народам.


Социальную их дифференциацию тормозила, в частности, ассимиляция. Когда крестьянин продвигался по социальной лестнице, он, как правило, сливался с доминантной группой – ассимиляция и социальное выдвижение стали как бы синонимами. К тому же типичным для этих народов было отсутствие собственных политических структур и высокой культуры. Устранение этих недостатков стало задачей формировавшихся национальных движений.


По сути, «молодые» крестьянские народы Каппелера совпадают с категорией «недоминантные этнические группы», которая была в центре внимания в известном труде Мирослава Гроха, посвященном компаративному изучению эволюции национального сознания у небольших европейских народов. Самой цитируемой частью книги Гроха стала модель, в которой процесс национального пробуждения рассматривается как проходящий три стадии, обозначенные буквами A, B и C.


Фаза A характеризовалась появлением интеллектуалов, приступивших к исследованию языка, истории и культуры определенной этнической группы. Но только позже, в фазе B, проходил своего рода бродильный процесс национального самосознания. Его катализатором служило новое поколение активистов, и патриотическая тематика приобретала более широкое общественное звучание. Если внедрение этнического самосознания вело к мобилизации, в которой подавляющая часть населения придает особое значение своей этничности, то тогда и происходил переход в финальную фазу C, в которой уже существует массовое национальное движение с четкими целями.

По сравнению с Центральной и Западной Европой, этническое пробуждение народов Российской империи было запоздалым. В пределах же самой империи наблюдалась картина, согласно которой диффузия идей этничности обычно двигалась с запада на восток.


Начинаем обзор с западного пограничья, с финнов и эстонцев. Во второй половине XVIII в. здесь стали заметны проявления патриотизма, которые можно отнести к академической фазе национальных движений. В этом духе в Туркуском университете велись исследования по истории Финляндии, финскому языку и фольклору. А стараниями пасторов были заложены основы эстонского литературного языка. Аналогично тому, как феннофилы были шведоязычными литератами, стандартизация эстонского языка проходила благодаря немецким интеллектуалам.


Благодаря стараниям лютеранской церкви, в первые десятилетия XIX в. большинство населения по обеим сторонам Финского залива владело навыками чтения. Но помимо аналогичных черт наблюдаются и расхождения. Одно из них – положение крестьянства: в Финляндии крепостного права не знали, а большинство эстонцев были зависимыми от помещиков. Препятствия национальному развитию создавало и то, что эстонцы были разделены между двумя губерниями – в то время как финны жили в одной административно-государственной единице. Существенно отличалась и степень автономии. Национальное пробуждение финнов получило мощный импульс от государственных структур, которые были созданы после 1809 г. в период пребывания в составе России в качестве Великого княжества.


Перелом, когда старания ученых-патриотов начали получать более широкое общественное звучание, т.е. начало фазы В, пришлось на середину XIX в. На протяжении следующих десятилетий были созданы идейные основы финской и эстонской этничностей. С этим периодом связаны такие имена как, например, Снельман, Лённрот, Крейцвальд, Яннсен. Их деятельность была направлена на распространение образования, периодических изданий, на достижение языкового равноправия. Большую роль стали играть различные общественные объединения культурной направленности. Мощным мобилизующим фактором стали, например, эстонские песенные фестивали.


Как финны так и эстонцы оставались крестьянскими народами, но в силу урбанизации, индустриализации и образовательного роста социальная структура обоих к концу XIX в. все же изменилась. В частности, сформировалась верхняя общественная прослойка, связанная в культурном отношении с большинством населения.


На рубеже XX в. оба движения приобрели массовый характер и вступили в фазу C. Этот перелом был связан с действиями имперской власти. Дело в том, что в Эстляндской и Лифляндской губерниях началась кампания культурной русификации. Но на самом деле она только укрепила эстонскую идентичность и в то же время ослабила влияние немецкоязычной элиты. В Финляндии русификаторская политика носила скорее административный, нежели культурный характер. Нападкам подвергался особый статус, пожалованный Великому княжеству. Это привело к внушительной мобилизации масс.


Таким образом, смена столетия принесла пронизывающую политизацию общественной жизни. В условиях шатания царской власти укрепило свои позиции также социал-демократическое движение, и лояльность масс к монархии продолжала падать. К этому же времени существовали уже развитая финская и эстонская профессиональные культуры, сформировались новая интеллигенция и средний класс. А крестьяне, посредством школы и печати, постепенно интегрировались в национальное сообщество.


Переходим к коми и марийцам. К началу XIX в. накопился ряд описаний их языков и этнографических особенностей. Можно утверждать, что пребывание А.И.Шёгрена в 1827 г. в Коми крае было своего рода прологом к академической фазе коми национального движения. Помимо сбора материалов и освоения языка, ученый озаботился и тем, чтобы собрать небольшую группу местных «зырянофилов», которым он затем годами был заочным куратором. Краеведческими занятиями увлеклись и некоторые ученые, оказавшиеся в ссылке в Коми крае.


Во второй половине XIX в. появились первые просветители из коми и марийцев. Свое образование они, как правило, получили в духовных семинариях. Для пробуждения марийцев огромное значение имело то, что они входили в сферу влияния системы «инородческого» христианского образования, разработанной под руководством казанского миссионера Н.И.Ильминского. По его мнению, только родной язык мог повернуть формально обращенные народы к истинному православию и обрусить их. Поэтому начальные классы «инородческих» школ должны были работать на родном языке детей. Однако конечная цель системы была ассимиляторская.


Но результаты оказались противоречивыми. Для молодых представителей меньшинств открылась не только возможность продвигаться по социальной лестнице. Одновременно они также могли глубже познавать свои миноритарные этнокультурные корни. Начала формироваться нерусская интеллигенция. Благодаря своему крестьянскому происхождению и деятельности в качестве сельских учителей и церковнослужителей, представители этой интеллигенции сохранили тесную связь с широкими слоями народа.


Хотя некоторые коми деятели, например Г.С.Лыткин, поддерживали контакт с Ильминским, его система не распространилась на территории проживания коми. Основным очагом просвещения первых коми интеллектуалов служила Вологодская духовная семинария.


Центром марийских просветителей была многонациональная Казань. Поэтому их репертуар межэтнических контактов был заметно многообразнее, чем у коми. Шатание режима в период Первой русской революции дало таким деятелям, как П.П.Глезднев, В.М.Васильев и В.А.Мухин, повод для обсуждения вопроса о том, как они могли бы помочь духовному пробуждению своего народа. Результатом был, в частности, выход в свет Марийского календаря – первого марийского периодического издания.


Подобного издания у коми не появилось. Но национально-патриотические настроения витали в среде коми интеллектуалов. Одним из примеров этого была поэма К.Ф.Жакова «Биармия», которая являлась попыткой создания национального мифа. Коми деятели также занялись разработкой своей версии национальной истории.


Однако несмотря на определенные признаки диффузии этнического пробуждения, до свержения монархии национальные движения коми и марийцев не состоялись. Консолидация обоих народов до 1917 г. оставалась в рамках, соответствующих фазе А – периоду, определяемому академическим интересом. Несмотря на такое типологическое сходство, предпосылки формирования самосознания и национальных движений были во многом разными.


Религиозный фактор продолжал играть у марийцев более значимую роль, чем у коми. Обращение коми в христианство произошло веками раньше, чем марийцев. Поэтому и дохристианские верования не сохранились у коми в такой степени, как у марийцев.


По образовательному уровню коми были впереди марийцев. В стандартизации языков тоже имеются различия. Хотя коми язык старописьменный, нормированный литературный язык сложился у марийцев несколько раньше, чем у коми. Благодаря влиянию миссионерской системы Ильминского, марийский язык также прочнее внедрялся в печатных изданиях. Что же касается ареала проживания, то у коми он был этнически менее смешанным, чем у марийцев; даже в центре Коми края, в Усть-Сысольске, преобладали коми.


С февральской революцией этнополитическая деятельность вышла из подполья. В результате подъема патриотической агитации консолидация коми и марийцев стремительно переступила в фазу B. Представляется, однако, что марийцы были более подготовлены к самоорганизации, чем коми. Об этом говорит быстрое появление отделений Союза марийцев и проведение Всероссийского Съезда Мари. У коми подобного не наблюдалось. За пределами Коми края активность проявили революционные солдаты. От них в конце 1917 г. поступил призыв к созданию республики. В общем и создается впечатление, что коми раньше и активнее марийцев стремились к образованию территориальной автономной единицы.


В адрес модели Гроха было направлено немало критики, но она тем не менее нашла широкое применение даже за теми временными и формационными рамками, для которых она была первоначально придумана. Она применялась и к раннему советскому периоду, когда, вопреки тому, из чего исходил Грох, стремления государства и национальных движений в основном совпадали, т.е. государство благоприятствовало строительству нации. Безусловно, период коренизации был важнейшим этапом этнической эволюции коми и марийцев. В те годы ускорилось то развитие, семена которого были посеяны в предыдущие десятилетия. Но до финальной фазы модели Гроха коми и марийцы так и не дошли.


Мобилизующим началом в пробуждении всех четырех народов служил язык. Но по предпосылкам нацестроительства западное пограничье империи резко отличалось от ее внутренней периферии. Религиозные, политические и образовательные предпосылки были разными. Финны и эстонцы – лютеране, а коми и марийцы православные, причем они приняли христианство под эгидой России. Что же касается политики, большое значение имело то, что управление Прибалтийскими губерниями, а тем более Великим княжеством Финляндским, осуществлялось по принципам, которые отличались от общеимперских.


В итоге можно сказать, что по предпосылкам формирования самосознания и этнической мобилизации категория «молодые крестьянские народы» негомогенна. Это касается также рассматриваемых здесь двух пар народов. Несмотря на это каждая пара довольно синхронно продвигалась по фазам модели Гроха. Очевидно, что эта синхронность была, в основном, обусловлена общественным дискурсом и политическими процессами, которые протекали в окружении народов, и в которых они так или иначе участвовали.