Прагматические аспекты функционирования слова в эрзянском языке

Вид материалаАвтореферат

Содержание


Общая характеристика работы
Актуальность исследования
Научная новизна
Цель исследования
Теоретическая значимость
Практическая ценность работы
Апробация работы.
На защиту выносятся следующие положения
Оформление диссертации.
Структура и объём работы.
Содержание работы
Кортнесть, буто сонзэ тетянзо-аванзо ульнесть злыдарнят …
Процесс мелиорации
Процесс пейорации.
Процесс нейтрализации
Процесс энантиосемии
Основные научные положения и результаты диссертационного исследования отражены в следующих публикациях
Подобный материал:


На правах рукописи


Бутяева Ольга Григорьевна


ПРАГМАТИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ ФУНКЦИОНИРОВАНИЯ СЛОВА В ЭРЗЯНСКОМ ЯЗЫКЕ


Специальность 10.02.02 – Языки народов Российской Федерации (финно-угорские и самодийские)


АВТОРЕФЕРАТ


диссертации на соискание ученой степени

кандидата филологических наук


Саранск 2007


Работа выполнена в отделе филологии и финно-угроведения

в Государственном учреждении

«НИИ гуманитарных наук при Правительстве Республики Мордовия»



Научный руководитель

- доктор филологических наук, профессор

Водясова Любовь Петровна



Официальные оппоненты

- доктор филологических наук, профессор

Куклин Анатолий Николаевич


- кандидат филологических наук, доцент

Кочеваткина Ольга Викторовна


Ведущая организация

- Государственное гуманитарное научное учреждение при Правительстве Республики Марий Эл «Марийский научно-исследовательский институт языка, литературы и истории имени В. М. Васильева» (МарНИИЯЛИ)



Защита состоится «25» мая 2007 года в «13.00» часов на заседании диссертационного совета Д 212.117.09. по защите диссертаций на соискание учёной степени доктора филологических наук при ГОУВПО «Мордовский государственный университет имени Н.П. Огарева» по адресу: 430000, г. Саранск, ул. Большевистская, 68, корпус № 10, аудитория 403.


С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке Мордовского государственного университета имени Н.П. Огарева.


Автореферат разослан «23» апреля 2007 г.


Ученый секретарь диссертационного совета

кандидат филологических наук, доцент Гребнева А.М.

^ ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Реферируемая диссертация относится к исследованиям в области прагмалингвистики и функциональной лексикологии и посвящена анализу прагматических аспектов функционирования слова в эрзянском языке.

^ Актуальность исследования определяется необходимостью детального изучения закономерностей употребления такой единицы языка, как слово в коммуникативном акте, а также выявления связи между процессами создания слова и его прагматической направленностью. Данные вопросы не были предметом самостоятельного исследования в финно-угроведении.

^ Научная новизна данного диссертационного исследования состоит в том, что в нем впервые изучаются прагматические особенности функционирования слова в эрзянском языке в конкретных коммуникативных актах и в пределах целого текста.

^ Цель исследования – описать прагматические компоненты структуры слова в их соотнесенности с семантическими, выявить особенности актуализации слова в конкретных условиях речевого общения и определить механизмы его взаимодействия с текстом в системе коммуникации в эрзянском языке.

В рамках сформулированной цели предполагается решение следующих задач:

1) выявить, какие факторы (интра- или экстралингвистические) влияют на образование слова в эрзянском языке;

2) показать соотношение семантического и прагматического компонентов в структуре значения слова;

3) определить критерии идентификации эвфемизма;

4) выявить номенклатуру контекстов употребления слова, в разных лексических значениях;

5) выявить характеристики текста, детерминирующие появление окказиональных значений слова в тексте.

В работе был использован комплексный метод исследования. При определении онтологических характеристик прагматического компонента и его лингвистического статуса используется метод компонентного анализа (прием анализа словарных дефиниций, многоступенчатый дефиниционный анализ, моделирование унифицированной словарной дефиниции). Для установления характера прагматической актуализации слова и содержательной интерпретации окказиональных прагматических значений – методы контекстуально-ситуативного анализа и лингвопрагматическая интерпретация окказиональных смыслов с привлечением факторов коммуникативно-прагматической ситуации.

Источником для изучения проблемы послужили художественные произведения эрзянских (К.Г. Абрамов, М. Брыжинский, А. Ганчин, А. Доронин, Ч. Журавлев, П. Ключагин, В. Коломасов, И. Кривошеев, А.Д. Куторкин, П. Прохоров и др.) и англо-американских авторов (A.S. Byatt, A. Christie, F. Fitzgerald, J. Fowles, E.M. Forster, J. Galsworthy, A. Hailey, J. London и др.) общим объемом около 12. 286 страниц. В силу довольно хорошей разработанности проблемы прагматического компонента слова в англистике при исследовании заявленной проблематики диссертации автор использует некоторые положения прагматической теории, выполненной на материале английского языка западноевропейскими, американскими (США) и отечественными лингвистами. Примеры на английском языке, цитаты из работ английских авторов, посвященных прагматике и компонентной структуре лексического значения слова используются в данной работе не с целью сопоставления или сравнительного анализа, а для более репрезентативного охвата заявленной проблематики.

При работе над диссертацией использованы труды отечественных и зарубежных исследователей по проблемам прагматики и семантики слова (Э.С. Азнаурова, Н.Д. Арутюнова, Л.П. Водясова, В.И. Заботкина, В.И. Карасик, Л.А. Киселева, Г. Клаус, Ч. Моррис, М.В. Никитин, И.П. Сусов, Д.В. Цыганкин и др.) T. Givon, G. Leech, J.L. Lemke, J. Lyons, R. Pozner, D. Wunderlich и др.).

^ Теоретическая значимость работы заключается в том, что лингвистическое описание прагматического компонента семантической структуры слова, установление его соотношения с другими типами значения номинативной единицы расширяет наши знания о семантическом потенциале словесного знака, а выделение слоя прагматически маркированной лексики дополняет традиционную стилистическую стратификацию современного эрзянского языка.

^ Практическая ценность работы состоит в том, что ее положения и выводы могут быть использованы в лекциях по лексикологии (раздел «Семантическая структура слова») и теории перевода (раздел «Прагматика и перевод»), в курсах по выбору по лингвопрагматике, на лекционных и семинарских занятиях по стилистике эрзянского языка.

^ Апробация работы. Основные теоретические положения диссертации и результаты практического исследования были изложены в докладах на научных конференциях студентов и преподавателей в МГПИ им. М.Е. Евсевьева «Евсевьевские чтения» (Саранск, 2004 г.), в МГУ им. Н.П. Огарева «Огаревские чтения» (Саранск, 2005 – 2006 г.г.), на Всероссийских научных конференциях «Научное наследие М.Е. Евсевьева в контексте национального просветительства Поволжья (к 140-летию со дня рождения мордовского просветителя)» (Саранск, 11-13 мая 2004 г.), «Мордовская филология в контексте национальной культуры» (Саранск, 23-24 марта 2006 г.), Региональной научно-практической конференции «Иностранные языки в диалоге культур: экономика, политика, образование» (Саранск, 29-30 ноября 2005 г.) и отражены в тринадцати публикациях.

^ На защиту выносятся следующие положения:

1. Прагматический компонент семантической структуры слова является частью его лексического значения и может быть выражен одним из признаков сильного импликационала, сочетанием импликационных признаков с интенсиональными, или эмоциональными коннотациями, что позволяет выделить прагматически маркированный слой лексики в эрзянском языке.

2. Критериями идентификации эвфемизма являются наличие отрицательного компонента у заменяемой единицы и её способность изменять значение в сторону его улучшения.

3. Формирование прагматических смыслов слова обуславливается контекстуально и ситуативно.

^ Оформление диссертации. В целях экономии места ссылки на источник даются по следующей формуле: автор, год издания работы, страница. При отсутствии автора наименование источника приводится в сокращенном виде, по первым буквам названия, после него – год издания, а затем – страница, например: СЛТ 1974: 67 означает «Словарь лингвистических терминов», год издания 1974, страница 67.

Иллюстративный материал, извлеченный из текстов, приводится в неизмененном виде.

^ Структура и объём работы. Диссертация состоит из предисловия, введения, двух разделов, заключения, списков использованной литературы: научной, научно-методической – из 161 наименования, художественной – 48 наименований с указанием принятых в тексте диссертации сокращений их названий.

Работа изложена на 170 страницах.

^ Содержание работы

В предисловии обосновывается актуальность темы исследования, подчеркивается научная новизна, теоретическая и практическая ценность диссертационного сочинения, формулируются цель и основные задачи работы, описываются материал и источники исследования, определяется структура диссертации.

Во введении излагается история становления прагматики, рассматриваются различные точки зрения на предмет и сущность этого раздела семиотики.

Идеи прагматики начали свое развитие в 60-70-х г.г. ХХ в. под влиянием философско-семиотических концепций Ч. Пирса, Р. Карнапа, Ч. Морриса, Л. Витгенштейна. Именно Ч. Моррис ввел в научный оборот сам термин «прагматика». Все последующие исследования в этой области опираются на предложенное им понимание прагматики как учения об отношении знаков к тем, кто ими пользуется, в связи с чем, эта дисциплина имеет дело со всеми психологическими, биологическими и социологическими явлениями, которые наблюдаются при функционировании знаков [Morris 1938: 30]. Такой взгляд явился отправным моментом для появления различных теорий, включающих в компетенцию прагматики самый разнообразный круг проблем – от чисто языковых до экстралингвистических, исследующих роль языка в контексте социальных взаимоотношений.

Следует отметить, что существующие точки зрения на предмет и сущность прагматики не противоречат друг другу, а являются лишь разными аспектами исследования проблемы. Чаще всего прагматический аспект языковых единиц рассматривается исходя из широкого спектра различных толкований прагматики. Это – либо один из планов, или аспектов, исследования языка в их соотношении с индивидом использующим язык [Ахманова 1966: 344], либо наука об употреблении языка [Leech 1983: 6], либо наука о контекстуальности языка как особого явления [Parret 1980: 89-99], либо исследование языка с точки зрения преследуемых автором целей, различных способов и условий их достижения [Parisi 1981: 566-579], либо теория интерпретации речевых актов [Grice 1981: 83-198], и изучение языковых средств, служащих для обозначения различных аспектов интеракционального контекста, в котором выражается пропозиция [Motch 1980: 155-168]. Однако необходимо отметить, что в финно-угроведении проблемы прагматики не было объектом самостоятельного исследования, имеются лишь некоторые материалы в работах сопутствующего характера. Так, в мордовском языкознании до настоящего времени сам термин «прагматика» практически не встречается в научных работах, не выработана методология описания лингвистических единиц в прагматическом аспекте. Вопросы прагматики текста затрагиваются в работах Л.П. Водясовой (2000, 2004). Семантико-прагматический потенциал эмотивных высказываний в эрзянском языке рассматривается Н.И. Рузанкиным (2000, 2004). Д.В. Цыганкин, анализируя лингвистические, в том числе и прагматические, проблемы мокшанской и эрзянской терминологии, акцентирует внимание на том, что «степень удобства и краткость – суть прагматизма терминов» [Цыганкин 2004: 207]. В русле исследуемой проблемы сделаны и работы Р.Н. Бузаковой [2000], а также марийского лингвиста Н. Красновой [2003], в которых они, в числе прочих вопросов лексикологии, уделяют внимание и рассмотрению эвфемистической лексики, хотя сам термин «прагматика» ни тот, ни другой автор не используют.

Следует также подчеркнуть, что какие бы проблемы ни были предметом исследования прагматики, самой насущной из них был и остаётся вопрос её соотношения с семантикой. Существуют различные точки зрения на характер этого соотношения. Согласно одним, семантика противопоставляется прагматике; согласно другим, эти два явления рассматриваются в единстве. Такое противопоставление осуществляется на основе разных критериев. Так, Д. Вундерлих считает, что объектом исследования семантики является буквальное значение, а прагматики – все виды непрямого значения, а также результаты акта речи [Wunderlich 1980: 304]. Р. Познер разграничивает значение и употребление слов в речевой коммуникации [Pozner 1980: 198], т.е. прагматика и семантика, в его толковании, не совпадают.

Для Р. Карнапа критерием разграничения становится субъект. Если в исследовании делается эксплицитная ссылка на человека, пользующегося языком, то это относится к области прагматики. Если же мы отвлекаемся от тех, кто пользуется языком, и анализируем только выражения и их десигнаты, то мы в сфере семантики [Карнап 1959].

Но с появлением и развитием идей прагмалингвистики высказывались идеи не только о противопоставлении семантики и прагматики, но и об их тесной взаимосвязи, взаимозависимости и даже слиянии друг с другом. Так, по мнению К. Черри, в естественном языке нет чистой семантики, его семантическая структура основана на прагматике, а прагматические отношения накладываются на семантические [Cherry 1966].

И.П. Сусов определяет прагматику как «часть семантики, своего рода прагмасемантику или интенциональную семантику, рассматривающую коммуникативно-интенциональное значение как результат отражения структуры коммуникативных действий в тесной связи со структурными и субстанциональными свойствами языковых знаков» [Сусов 1980: 13].

Такой же точки зрения придерживается и Ф. Кефир. Исходя из понимания семантики, объектом исследования которой является контекстно-свободное значение, а прагматики – контекстно-зависимое значение, Ф. Кефир делает вывод, что «контекстно-зависимое значение (оценочные аспекты, ирония) может быть установлено лишь относительно контекстно-свободного значения». Следовательно, утверждает автор, семантика и прагматика не существуют друг без друга и взаимно дополняют друг друга [Кефир 1985].

На наш взгляд, решить данную проблему однозначно нельзя: единицы любого языкового уровня можно исследовать с точки зрения семантики и с точки зрения прагматики, а также в аспекте совмещения этих подходов. В рамках реферируемой диссертации признается неразрывная связь семантики и прагматики. При определении же прагматики мы придерживаемся того понимания, в соответствии с которым она определяется как раздел языкознания, изучающий правила выбора, употребления, а также воздействия языковых единиц на участников акта коммуникации. Такие правила рассматриваются с позиции говорящих и в соотнесенности с условиями коммуникации, т.е. с параметрами широко понимаемого контекста.

В первом разделе «Прагматическая дифференциация лексики эрзянского языка» основное внимание уделяется рассмотрению прагматических структурных компонентов значения слова (в силу недостаточной изученности этой проблемы в мордовском языкознании).

В лингвистической литературе вопрос о месте прагматических компонентов в семантической структуре слова решается неоднозначно. В наибольшей степени отношение отечественных лингвистов к данному вопросу отражает определение, сформулированное А.А. Уфимцевой: «Лексическое значение полнозначного слова представляет собой идеальную сущность, отображающую реальные вещи, явления и их связи в предметном мире, а также понятия и представления квалификативных (оценочных) этических и психических сфер носителя языка» [Уфимцева 1986: 56]. В этом определении четко выделяется денотативная часть значения (типизированное представление о классе предметов), сигнификативная часть (понятие, в основу которого положены наиболее общие и отличительные признаки предметов данного класса), а также прагматическая доля значения (эмоционально-оценочное отношение к предмету). Таким образом, семантика и прагматика на лексическом уровне находятся в тесной взаимосвязи, прагматические элементы входят в структуру словозначения.

Существуют различные мнения относительно закрепленности прагматических ассоциаций за какими-то компонентами структуры лексического значения.

В своей работе мы исходим из схемы, разработанной М.В. Никитиным для анализа структуры лексического значения слова. На наш взгляд, исследователь совершенно правильно выделяет в содержании словозначения: интенсионал (ядро значения), импликационал (все стереотипные ассоциации, традиционно связываемые с денотатом) и эмоционал (субъективно-оценочный компонент содержания). По мнению автора, предписывающие компоненты значения могут соотноситься с любым из трех перечисленных аспектов словозначения [Никитин 1974].

Исходя из этой схемы, в лексике эрзянского и английского языка выделяются три больших пласта:

1) слова с интенсиональными прагматическими компонентами;

2) слова с эмоциональными прагматическими компонентами;

3) слова с импликациональными прагматическими компонентами.

По мнению В.И. Заботкиной, прагматические компоненты соотносящиеся с интенсионалом, кодируют профессиональный и социальный параметры участников ситуации общения, что соотносится со стратификационной вариативностью языка (классовая и слоевая принадлежность, принадлежность к социальным институтам, профессиональным общностям) [Заботкина 1991: 64]. Они, как правило, употребляются в узкоспециальных сферах.

Необходимо отметить, что профессиональный параметр в последние годы является чрезвычайно активным фактором, формирующим прагматику слова. Так, например, в современном эрзянском языке слова типа валъюр «корень слова», валбе «окончание», валмельгакс «послелог», валрисьме «предложение» и др. ограничены рамками лингвистики. Употребляя подобные слова в повседневной речевой ситуации, участники которой не обладают необходимыми фоновыми знаниями, говорящий рискует быть вообще непонятым, что в конечном счете затрудняет коммуникацию.

В качестве дополняющего можно привести пример из английского языка. Так, такие слова, как phonetics «фонетика», tense «временная форма глагола», mood «наклонение», morpheme «морфема» и др. ограничены рамками регистра научного изложения в области лингвистики. Однако встречаются и такие производные слова, как grammaticalness «грамматичность», sentence-ness «предложность», textless «безтекстность» и др., которые создаются авторами для оптимизации высказывания. Они могут отличаться мотивированностью морфологической структуры.

Лексика быстро реагирует на все изменения, происходящие в жизни общества. Возросшая профессиональная дифференциация языка объясняется тем, что за последние десятилетия появились новые сферы, стратифицирующие употребление разговорной лексики по профессиональному параметру. Это, прежде всего, компьютерная техника, аудио- и видеотехника, телевизионный жаргон и пр.

Прагматические компоненты могут соотноситься с эмоционалом значения и быть эксплицитно выражены через словарную помету (уничижительный, иронический, шутливый), эмоционально окрашенные словообразовательные элементы, оценочные слова в дефиниции.

Слова, содержащие прагматические компоненты в эмоционале значения, закрепляют ограничения по линии ситуативной вариативности: ролевые отношения участников коммуникации (симметричные, взаимодействующие участники которых имеют равное социальное положение, примерно одинаковый возраст, один и тот же пол; асимметричные); формы локализации (место и обстановка) тех или иных ролевых отношений в пространстве и времени; сфера коммуникативной деятельности. В аспекте ситуативной вариативности нам представляется также необходимым учитывать намерение говорящего (унизить, оскорбить, похвалить и т.д.), что является составной частью цели коммуникативного акта.

Вся эмотивная лексика с положительной семантикой в эрзянском языке подразделяется на два типа. Первый тип – это слова, обладающие устойчивой эмоциональной окрашенностью. Они могут передавать в максимально сжатой и эффектной форме эмоции говорящего, вызывать у слушателя те или иные чувства и определенную ответную реакцию, выражают положительные эмоциональные состояния человека – несут оттенок ласки, одобрения, добродушия, теплоты, передают чувство восторга, восхищения, любви, счастья, например: вечкема «любовь», кеняркс «радость», мазыйка «красавица», мазычи «красота» и др.: Вадря шкась. Шкась мазый. Кулонь куломазот эрявлить истямо мазысэ, - думазевсь Сеель [Раптанов 1985: 71] «Хорошее время. Время красивое. До смерти жил бы в такой красоте, - задумался Сеель (прозвище, букв.: Еж)». Слово мазы «красота» несет положительное эмотивное значение, поэтому говорящий использует её для передачи чувств любви, восторга, которые переполняют его. Вторую группу эмотивной лексики с положительным значением составляют нейтральные слова, транспонируемые в область эмотивной лексики. Эта группа слов используется в необычных лексико-грамматических значениях, потому что их семантическая система включает в себя передачу как прямого, так и переносного содержания с эмотивным оттенком. Например: Эрьга, дугай, минь апак сёвно … [Коломасов 1996: 81] «Ну-ка, сестричка, мы без ругани…». Слово дугай «сестра», нейтральное в семантическом плане, в данном контексте выступает с эмотивным значением: несет в себе оттенок доброты, добродушия, ласкового и дружелюбного отношения, которое для его семантики является основным. Напротив, слова аварьган «плакса», азгун «бездельник», аптюк «глупец, дурак», злыдарь «бродяга», тюриця «драчун» и т.п., обозначающие отрицательные общественные явления, вызывают у человека негативное отношение: Ды истя теитькак: сёвныцянь вакска ютамсто паро ломань сельги лавтовонзо трокс ды чеки-поки, тюриця лангс а варштыяк… [Куторкин 1997: 19] «Да так и делают: проходя мимо скандалиста, хороший человек плюнет через плечо и перекрестится, а уж на драчуна и не посмотрит».

Эмоционально-оценочный компонент значения может поддерживаться суффиксами эмоциональной оценки, которые сохраняют заложенный в них основной смысл, а также обладают экспрессивными качествами, что усиливает их стилистическую нагрузку. Так, суффиксы –ка (-кай), -ке, -не/-нэ, чаще всего, привносят в высказывание положительные оттенки: - Тон бу, ойминем, кандовлить вейке пачалгсе монень варчамс [Коломасов 1996: 49] «- Ты бы, душенька моя, принесла бы мне сюда один блинчик отведать». Автор с помощью слова ойминем «душенька», которое выступает с положительным значением, несет в себе оттенок добродушия, нежности, показывает произошедшие перемены в отношениях героев – Насты и Яхима; - Ну, сазорка, - мерсь Яхим казнетнень максомсто, - ней тонеть пандя якамс эрзянь покайсэ [Коломасов 1996: 15] «- Ну, сестричка, теперь уж хватит тебе ходить в эрзянском покае». Слово сазорка «сестричка» несет положительное эмотивное значение и употребляется для выражения соответствующих эмоциональных состояний – доброжелательности, ласки, в нем присутствует оттенок любовного отношения; Появась поездэсь. Ве пельде сон неявсь налкшкекс [Абрамов 1967: 8] «Показался поезд. Со стороны он выглядел игрушкой». В слове налкшке «игрушка» суффикс -ке указывают на маленький размер. Д.В. Цыганкин (1983) указывает и на тот факт, что в эрзянской поэзии, например, очень часто уменьшительные суффиксы употребляются чисто экспрессивно, без всякого уменьшительного значения.

Однако слова с этими же суффиксами могут употребляться в ироническом, уничижительном, пренебрежительном, фамильярном значении: Тон яла монь ловат эйкакшкекс [Куторкин 1976: 181] «Ты до сих пор меня ребеночком считаешь …».

Суффиксы –арь, -гай (-ган) в составе имен существительных несут оттенок фамильярности, грубоватости: ^ Кортнесть, буто сонзэ тетянзо-аванзо ульнесть злыдарнят … [Щеглов 1980: 6] «Говорили, будто его родители были бродягами … »; Кольнягай мазыйкась ёнонзо [Миколень] а варштнияк [Доронин 2001: 9] «Избалованная красотка в его [Миколя (Николая)] сторону и не смотрит».

Таким образом, эмоционально-оценочное значение может отражать положительное и отрицательное в содержании самих понятий, а также поддерживаться суффиксами эмоциональной оценки.

Если прагматические компоненты соотносятся с импликационалом значения, они также выносятся в прагматическую зону и снабжены специальными словарными пометами, фиксирующими возрастные, национальные, территориальные, а также ролевые отношения участников коммуникации (симметричные/асимметричные).

Прагматически релевантными в данном случае являются фоновые знания, связанные с культурой, традициями, бытом, религией нации, с практикой использования вещи, со спецификой социального устройства общества. Именно эти компоненты, с точки зрения В.И. Заботкиной, представляют наибольший интерес для прагмалингвистики, носят, как правило, имплицитный характер, не отражены в словарях и существуют в языковом сознании носителей языка [Заботкина 1991: 65].

В эрзянском языке слов с прагматическими компонентами, локализующимися в импликационале значения, возникших на собственной языковой почве, не так уж много. В основном, они представляют собой заимствования из русского языка, являющиеся, чаще всего, бранными, нецензурными лексемами.

Эта лексическая группа в своем составе содержит слова, употребляемые в пренебрежительной форме по отношению к человеку. В какой-то мере мы можем отнести сюда, например, такие слова, как нузякс «лентяй», цёлак «неумелый, неспособный, неумеющий», анта «глупый, безумный».

Таким образом, можно говорить о реальности существования в семантической структуре слова прагматических компонентов. При этом, однако, ошибочно было бы утверждать, что прагматика слова соотносится с каким-то одним аспектом структуры словозначения. Напротив, она пронизывает все ее аспекты. Иными словами, можно говорить о существовании определенной типологии прагматических компонентов в значении слова.

По мнению В.И. Заботкиной, при изменении семантической структуры лексемы, при развитии новых лексико-семантических вариантов меняется и ее прагматика [Заботкина 1989: 66]. И в связи с этим возникают два вопроса: 1) каким образом изменения в семантике связаны с изменениями в прагматическом потенциале слова?; 2) как изменения в употреблении слова связаны с расширением семантической структуры слова?, которые требуют ответа.

Отвечая на первый вопрос, на наш взгляд, необходимо рассмотреть слова, значения которых локализуются в эмоционале и импликационале, т.к. они обладают большей прагматической отмеченностью, ибо несут в своей семантике элементы характеристики, оценки, создающие определенный эффект, поэтому они в большей степени требуют учета ограничений на их употребление.

Схема процессов изменения эмоционала (его оценочного компонента) строится, по мнению В.И. Заботкиной, по принципу трех осей:
  1. по линии прибавления идут процессы: а) мелиорации (в случае прибавления положительной оценки); или б) пейорации (в случае индуцирования отрицательной оценки);
  2. по линии убавления идет процесс нейтрализации (переход значения из оценочного в нейтральное);
  3. по линии замены идет процесс энантиосемии (изменение знака оценки на противоположный) [Заботкина 1989: 69-70].

В данной работе была использована идея В.И. Заботкиной относительно изменения эмоционала, в результате, на материале эрзянского языка был выполнен анализ значения слова.

^ Процесс мелиорации. Семантически нейтральное слово получает ярко выраженное эмотивное созначение с положительной окраской и выходит на первый план. Очень часто в эрзянском языке для передачи положительного значения используются флоризмы. Так, например, употребляя такие слова, как килей «берёза» относительно человека, мы имеем в виду «стройную, изящную девушку или женщину», пиче «сосна» - «высокого, стройного, подтянутого человека», тумо «дуб» - «здорового, крепкого телосложения человека» и т.п.: Гава ютксост прок пиче тумонь роща куншкасо [Чесноков 1974: 145] «Гава среди них как сосна посреди дубовой рощи». Слово пиче «сосна» является нейтральным, но в данном контексте становится эмоциональным.

Зооморфизмы, употребляемые с положительным значением, встречаются в незначительной степени: гулька «голубь» - «нежная, ласковая, красивая девушка или женщина», цянав «ласточка» - «милая, красивая девушка или женщина»: Тейтересь венстизе кеченть Иван атянень, тона симизе браганть, чевтьстэ мерсь: - Пасиба, цянавнем [Ключагин 1997: 14] «Девушка протянула ковш деду Ивану, тот выпил брагу, мягко сказал: - Спасибо, ласточка».

^ Процесс пейорации. Многие в семантическом отношении нейтральные слова могут быть использованы для выражения как положительных, так и отрицательных эмоциональных оценок. Контекст помогает выявить и раскрыть эмотивные смыслы того или иного слова. В частности, в эрзянском языке в качестве подобной лексики часто используются зооморфизмы, передающие при этом субъективную оценку автора. Появление новых лексико-семантических вариантов имен лица для существительных, по своему основному значению относящихся к разряду имен животных, идет путем метафорических переносов на основе ассоциативных представлений о характере и повадках животных и птиц и об их внешнем виде. Новые значения, образованные от имени животного, могут также квалифицировать лицо по умственным способностям (ср.: варака «ворона» как птица и варака относительно человека – «ротозейка, разиня», ваз «теленок» - «тихий, безропотный, не имеющий своего мнения человек», гала, дига «гусь» – «важный, высокомерный человек», ривезь «лиса» – «хитрый, коварный человек» и др.): Эзить сода! Ну, ней кармат содамонзо, кодамо сон тувось [Коломасов 1996: 76] «Не знал! Ну, теперь будешь знать, какой он свинья…».

Флоризмы, используемые в качестве лексики, маркированной отрицательными коннотациями, используются реже: кшумань «редька» – «нединамичный, боящийся малейших перемен в жизни человек», кирмалав «репейник» - «надоедливый, занудный человек», перець «перец» - «бойкая, языкастая, в какой-то мере даже скандальная женщина» и т.д.: Васня каштангалесь [Татьяна], мейле кирмалав ладсо педясь, кодаяк а сезеви [Абрамов 1980: 30] «Сначала зазнавалась [Татьяна], потом, словно репей пристала, никак не оторвется».

^ Процесс нейтрализации происходит при переходе значения слова из оценочного в нейтральное. Так, в английском языке одной из самых болезненных областей является обозначение расовых и национальных проблем, в связи с этим с течением времени ряд слов, не вызывавших ранее отрицательных ассоциаций, был исключен из речи. Так, например, с 1920 по 1960 годы единицы Negro «негр», colored person «цветной» использовались без каких-либо ограничений, а в настоящее время эти слова могут быть восприняты как оскорбление. Единица black «черный» претерпела обратный процесс – в 1960-х black «черный» из оскорбительного слова перешло в разряд приемлемых и даже предпочтительных обозначений американцев африканского происхождения.

Для эрзянского языка явление нейтрализации не свойственно. По всей видимости, исторически это объясняется отсутствием расовых проблем, а может быть, такая лексика и была, но не сохранилась.

^ Процесс энантиосемии, т.е. изменение знака оценки на противоположный. Например, в английском языке слово bad «плохой» развило новое значение «хороший» (ограничено в употреблении рамками негритянского населения).

Процесс энантиосемии имеет место в английском языке, однако другим языкам он практически не свойственен, при этом возникшая подобным образом лексика проникает из английского языка в русский, а через него – в мордовские, в частности и в эрзянский.

Итак, появление нового лексико-семантического варианта в семантической структуре слова меняет (расширяет) прагматический потенциал всей лексемы. Расширяется спектр ситуаций, в которых слово может быть употреблено, но в то же время появляются и новые ограничения на употребление.

Ответив на один из поставленных выше вопросов, а именно, каким образом изменения в семантике связаны с изменениями в прагматическом потенциале всей лексемы, перейдем к рассмотрению вопроса о том, как изменения в употреблении слова связаны с расширением его семантической структуры.

Новые значения могут развиваться у слова вследствие его употребления в необычной для него функции – в новом функциональном стиле, в новой социальной ситуации. Слово приобретает новый оттенок значения, который затем оформляется в новый лексико-семантический вариант этого слова. Происходят изменения в семантической структуре, как всей лексемы, так и в отдельном лексико-семантическом варианте.

Однако, результаты исследования позволяют констатировать, что собственно мордовских (мокшанских или эрзянских) новых профессиональных жаргонизмов фиксируется незначительное количество. Неологизмы появившиеся в этих языках являются заимствованиями.

Следовательно, мы можем заключить, что в результате взаимодействия прагматических и семантических компонентов слова появляются новые лексические единицы. Таким образом, можно говорить о наличии в языке системы различных видов варьирования, диалектически связанных между собой.

Для обоснования концепции взаимодействия прагматики и семантики слова в данном исследовании были изучены эвфемизмы, являющиеся по своей природе социальными образованиями.

Основными критериями идентификации эвфемистического субститута является наличие отрицательного компонента у заменяемой единицы и способность эвфемистического переименования модифицировать значение исходной единицы в сторону его «улучщения». Среди социально-психологических факторов эвфемизации мы выделяем страх и религиозный трепет, включающий явления смерти и суеверный страх перед какими-либо явлениями. Здесь действует главный прагматический принцип, который может быть определен как принцип табуирования. Так, в эрзянском языке слово куломс часто заменяется словами и словосочетаниями типа венемемс «вытянуться», седеезэ лоткась чавомо «сердце [его/ее] перестало стучать», тевензэ тейневсть «дела [его/ее] доделаны и т.д.: Весе сюрдонзо-морганзо невтизе нужась Катянь тетянстэнь-аванстэнь, ветинзе калмос – оймасть [Чесноков 1974: 170] «Все свои сучки-зазубрины показала нужда Катиным родителям, довела до могилы – успокоились».

Субституции такого рода встречаются и в английском языке. Так, чтобы уменьшить страх перед смертью, католическая церковь заменила фразу extreme unction, предполагающую агонию, нахождение на грани смерти фразой anointing of sick «помазание больного»; слово penance «страх возмездия» заменено на rite of reconciliation «возвращение к Богу». Однако в современном английском языке данная группа немногочисленна.

Далее, нами были выделены морально этические причины. Сюда мы отнесли такие запретные сферы бытия человека, как интимная жизнь, физическая либо умственная неполноценность, некоторые слова, обозначающие части человеческого тела, которые часто заменяются более мягкими, благозвучными. Например, в эрзянском языке вместо слов мукоро, удалкс «зад» чаще употребляются озамо тарка, чевте тарка, карксамоало енкс, вместо поте – меште «грудь (женская)» и др.: Путомс бу вана сонзэ те эзементь лангс, ды елганя илейнесэ озамо тарканть ланга каванямс истя, штобу винавтомо похмелесь прястонзо ютаволь [Коломасов 1996: 64] «Положить бы его на эту скамейку и так угостить прутьями по месту, предназначенному для сидения, чтобы без водки похмелье прошло».

Соизмеримые процессы происходят и в других языках. Так, например, в английском языке в этом случае довольно часто используются такие слова, как disable, special «умственно отсталые люди»; отстающих студентов называют – underachievers; людей, страдающих частичной потерей слуха – hearing impaired; людей, страдающих речевыми расстройствами, называют speech-impaired. На смену insane asylum «приют для душевнобольных» пришло выражение mental hospital «психиатрическая больница».

И третий фактор является как правило стремлением скрыть истинное положение дел по соображениям престижа. Основным мотивом является желание выглядеть «успешно», стремление к созданию респектабельного имиджа. Так, в эрзянском языке в свое время заменили практически все наименования профессий русскими лексемами: вместо скалонь потявтыця (букв.: «доящий коров») – «доярка» (и даже не «доярка» - а «оператор машинного доения»), вместо стадань ваныця (букв.: «смотрящий за стадом») – «пастух», вместо тонавтыця – «учитель» и т.д. Времена изменились, и сейчас в эрзянском языке наблюдается обратная тенденция: вместо подобных терминов-русизмов используются собственно эрзянские слова. Иными словами, эвфемистическая замена определяется особенностями культуры общества, историческими и общественными изменениями, то есть всей внелингвистической реальностью.

В английском языке процесс переименования названий профессий проходит более масштабно. Можно привести такие примеры: mortician «владелец похоронного бюро» вместо undertaker «гробовщик», realtor «агент по операциям с недвижимостью» вместо real estate man «агент по продаже земли и недвижимости», beautician «стилист» вместо hairdresser «парикмахер» и т.д.

Таким образом, эвфемизмы являются превосходными семантическими «добавками» для достижения желаемого прагматического эффекта высказывания, для реализации прагматической установки на воздействие.

Во втором разделе «Особенности актуализации прагматических компонентов содержания слова в эрзянских текстах» рассматривается взаимодействие прагматики слова с прагматикой текста. В данной работе изучение прагматического аспекта функционирования слова не ограничивается рамками отдельного предложения. Нами был также выбран уровень текста, ибо слова, словоформы и словосочетания являются лишь составной частью коммуникативного действия в рамках самостоятельных текстов.


Поскольку для рассмотрения особенностей актуализации прагматических компонентов слова нами выбран уровень текста, целесообразно выделить одну из наиболее существенных его характеристик – когезию (от английского cohesion – сцепление).

Когезия осуществляется за счет различных языковых средств, в лингвистической литературе получивших название «средств межфразовой связи (МФС)» [Валгина 1991: 385; Васильева 1988: 62; Водясова 2000: 51; Ипполитова 1998: 16 и др.]. По своему составу средства МФС не однородны. Они подразделяются на лексические и грамматические.

Из лексических средств связи наиболее используемыми являются лексический повтор, синонимическая лексика, перифрастические выражения и т.д. Они играют большую роль в создании связности текста, его завершенности и монотемности.

Лексический повтор, относится к эксплицитному типу смыслового повторения слова или словосочетания в составе одного предложения, абзаца или целого текста. Его использование придает высказыванию точность, конкретность, строгость, ясность: Вирень покш кужо. Кужонть куншкасо колмо сыре пекшеть [Абрамов 1988: 50] «Большая лесная поляна. В центре поляны три старые липы». Связь компонентов текста осуществляется за счет контактного лексического повтора: кужо «поляна» - кужонть «поляны (ген.)».

Синонимические замещения и перифрастические выражения относятся к имплицитному типу смыслового повторения. Лексическая близость определенных членов смежных предложений служит показателем их структурной соотнесенности. В отличие от лексического повтора, в этом случае часть структуры, предназначенная для повторения в последующем компоненте, заменяется или синонимами, или перифразами.

Функционально, и лексические повторы и синонимические замещения и перифразы нацелены на создание связности и цельности, но вместе с тем, данные средства позволяют актуализировать прагматические компоненты лексического значения слова.

Богатство синонимической лексики, её стилевое разнообразие позволяет автору более широко развить образ, раскрыть идейно-тематическое содержание, выразить разнообразные оценки, передать чувства и состояние героев, их взаимоотношения, связь с действительностью, окружающей средой (природой) и т.д.: Маней чись, эрьва ёндо кайсевиця эйкакшонь вайгельтне, моданть эйстэ молиця летьке чинесь ды тундонь кецямонь весе шалтось апак фатя пансизь Захаронь мелявксонть. Стака арсематне полавтовсть шожда арсемасо … [Абрамов 1987: 10] «Ясный день, со всех сторон раздающиеся детские голоса, идущий от земли влажный запах и весь радостный весенний гомон неожиданно прогнали думу Захара. Тяжелые мысли сменились легкими мыслями…». В данном примере повторное использование эмоционально окрашенного стака арсематне «тяжелые думы» в качестве распространенного подлежащего вместо возможного лексического повтора (мелявксонть «думу» - мелявкстнэ «думы») последовательно развивает смысл текста, обогащает его либо за счёт новой коннотации.

Ряд синонимов и перифрастических выражений, отмечает В.С. Соловьёва, выполняют «роль усиления экспрессии», являются «средством конденсирования модальности (подчеркивают, актуализируют точку зрения говорящего), активизируют внимание читателя, конкретизируют художественный образ и выражают позицию автора по отношению к этому образу, т.е. усилительная и эмоционально-экспрессивная роль» таких рядов «сочетается с оценочно-характеризующей и прагматической» [Соловьёва 1991: 67]. В качестве перифраз используются как отдельные слова, так и целые словосочетания, они могут быть как контактными, так и дистантными.

Следует отметить, что многократное употребление слова в конкретно-типизированной коммуникативно-прагматической ситуации неизбежно находит свое отражение в узуальной закрепленности прагматического смысла, а «уместность» использования слова способствует его наибольшей прагматической эффективности.

В процессе реаль­ной коммуникации реализация системного потенциала языковых еди­ниц в значительной степени зависит от факторов ситуации, которые получают свое вер­бальное выражение в коммуникативно-прагматическом контексте. В данном случае наиболее релевантными факторами оказыва­ются адресант (субъект речи) и адресат, предмет и цель коммуни­кации, конкретная обстановка, место и время коммуникативного акта. В этом случае на языковое значение слова, зафиксированное в системе языка, может накладываться значение ситуативное, или контекстуальное. При изучении поведения знака в реальном процессе коммуникации, его контекстуальное значение может даже выдвигаться на первый план, затемняя или трансформируя основное, системное значение.

Контекст в большой степени влияет на возникновение у слова различных коннотаций (часто эмоционально-, экспрессивно-окрашенных). Так, например, Ф.М. Чесноков в рассказе «Лия толт ней кармасть паломо» [Чесноков 1974: 91-99] «Другие огни теперь стали гореть» при описании героя использует имя прилагательное сыре «старый (-ая, -ое, -ые)», насыщая его различными смысловыми нюансами: Пахом атядо сыре велесэнть ломаньгак арась. Ули ансяк калмазырьсэ, латко чиресэ, тумо, кона сондензэ сыре. Сеяк кармась коськеме. Ансяк кизна вейке тарадкезэ пижелгады, лопатне ожосто ваныть чинть каршо. Теке сыре ялгазо Пахом атянь. Сынь кавонест помнясызь, кода эрясть сыре пингень эрзятне ...» [Чесноков 1974: 91] «В деревне старше деда Пахома и человека-то нет. Есть только дуб на кладбище, на краю оврага, который старше него. Да и тот начал сохнуть. Только летом одна веточка его зазеленеет, листья желтеют на солнце. Только этот (дуб) и есть старый друг деда Пахома. Они оба помнят, как жили в старину эрзяне». Как видим, в этом фрагменте автор обыгрывает такие значения имени прилагательного сыре, как: 1) старый (сыре ялгазо «старый друг (его)»; 2) старый, старший (по возрасту) (… сыре … ломаньгак арась «… старше … и человека нет»; … тумо … сондензэ сыре «… дуб … старше него …»); 3) старина (… эрясть сыре пингень эрзятне … «… жили в старину (букв.: старых веков) эрзяне …»). Это слово, таким образом, становится семантически насыщенным элементом текста.

Размеры контекста являются величиной переменной, так как они зависят от величины контекстообразующей единицы. Иначе говоря, контекст – это любой отрезок речи, в котором реализуют свои значения контекстообразующие языковые единицы. Однако этот отрезок не может быть больше, чем сегмент произведения, так как ССЦ является самой крупной языковой единицей. Контекст имеет субъективный характер, ибо он искусственно вычленяется из корпуса текста для анализа языковых единиц. Текст же относится к объективным явлениям, так как он представляет собой продукт естественного акта речи и нацелен на актуализацию значений отдельных языковых единиц.

Следует отметить, что особенности прагматической актуализации слова, как основной единицы языка, в пределах коммуникативно-прагматического контекста определяются контекстуально-ситуативными и контекстуально-прагматическими условиями. При этом не менее значимым оказывается семантико-стилистический и прагматический потенциал слова. В каждой конкретной ситуации общения слово может приобретать окказиональное значение.

К наиболее частотным типам окказионального прагматического смысла относятся маркеры, содержащие информацию о субъекте речи с его различными социальными и индивидуально-психологическими характеристиками. В качестве примера нами было рассмотрено слово Квази «Квази», объектом обозначения которого является один из наемных работников романа А. Щеглова «Кавксть чачозь» («Дважды рожденный»). Для рассмотрения семантико-стилистического потенциала анализируемой лексемы в отрывке текста, необходимо, прежде всего, обратиться к роману «Собор Парижской богоматери», так как именно благодаря этому произведению мир узнал такого персонажа, как Квазимодо. В переводе с латинского "Квазимодо" означает "как будто". Квазимодо, замкнутый в себе из-за своего уродства человек, иногда напоминал зверя. Имен­но через имя собственное Квазимодо происходит приращение к имени существительному Квази отрицательно-оценочной семы и осуществляется ассоциативная связь с объектом обозначения. Однако нами были выделены контексты, в которых сема «плохой» приглуша­ется, благодаря ин­дуцированию в семную структуру слова Квази дифференциальных сем «сильный», «умелый», «сообразительный», «добрый».

Итак, формирование окказионального отрицательного стилисти­ческого смысла представляет собой двунаправленный процесс: с одной стороны, происходит интенсификация отрицательной оценочной семы берянь «плохой», а с другой - ее приглушение.

Лингвопрагматическая интерпретация данного художественного текста показала, что жители деревни по-разному от­неслись к внешнему виду героя, что вызвало у них самые различные реакции. Именно поэ­тому имя Квази становится для них симво­лом всего «некрасивого, нечеловеческого», и все они подхвати­ли и приняли его, и таким образом оно окончательно закрепилось за работником.

Подобного рода примеры обнаруживаются и в английком языке. Так, например, слово Buccaneer «пират», объектом обозначения которой является один из главных персонажей романа Джона Голсуорси "The Man of Property" – Филипп Босини.

В результате исследования было доказано, что в основе формирования прагматического компонента значения лежит тот или иной признак объекта номинации. Этот признак отражается в семной структуре значения слова как интенсиональный признак или как признак сильного, слабого и отрицательного импликационала. В зависимости от контекстуальных и/или прагматических факторов, они становятся доминирующими и способствуют приписыванию референту нового свойства или качества эмоционально-оценочного и прагматического характера.

Таким образом, прагматическая актуализация слова в художественном тексте может быть представлена как сложный текстовый процесс, происходящий на основе взаимосвязи и взаимообусловленности отдельных коммуникативно-прагматических контекстов, объединяемых в относительно самостоятельную целостную структуру с точки зрения выполняемой коммуникативно-прагматической задачи.

В заключении подводятся итоги исследования и излагаются основные выводы, сделанные на основе изученного материала.

^ Основные научные положения и результаты диссертационного исследования отражены в следующих публикациях:

1. Бутяева, О. Г. Соотношение прагматического и семантического компонентов в структуре значения слова / О. Г. Бутяева // Традиции и новаторство в гуманитарных исследованиях : сб. науч. тр., посвящ. 50-летию ф-та иностр. яз. Мордов. гос. ун-та им. Н. П. Огарева / редкол. : Ю. М. Трофимова (отв. ред.) и др. – Саранск : Изд-во Мордов. ун-та, 2002. – С. 152-153.

2. Бутяева, О. Г. Креативное словообразование в мордовском и английском языках / О. Г. Бутяева // Актуальные вопросы мордовской филологии : межвуз. сб. науч. тр. / под ред. Водясовой Л. П. ; Мордов. гос. пед. ин-т. – Саранск, 2003. – С. 12-14.

3. Бутяева, О. Г. Лексическое значение слова : соотношение семантического и прагматического компонентов (на материале эрзянского языка) / О. Г. Бутяева, Л. П. Водясова // Научное наследие М. Е. Евсевьева в контексте национального просветительства Поволжья (к 140-летию со дня рождения мордовского просветителя) : материалы Всеросс. науч. конф. (11-13 мая 2004 г., г. Саранск) / Мордов. гос. пед. ин-т : в 3-х ч. Ч. 1. – Саранск, 2004. – С. 148-153.

4. Бутяева, О. Г. Прагматическая дифференциация лексики (на материале английского и эрзянского языков) / О. Г. Бутяева // Лингвистические и экстралингвистические проблемы коммуникации : теоретические прикладные аспекты : межвуз. сб. науч. тр. / МГУ им. Н.П. Огарева ; редкол. : Ю. К. Воробьев (отв. ред.) и др. – Саранск : Тип. «Крас. Окт.», 2004. – Вып. 3. –С. 6-10.

5. Бутяева, О. Г. Прагматика и семантика эвфемистической лексики (на материале эрзянского и английского языков) / О. Г. Бутяева // Финно-угристика 6 : межвуз. сб. науч. тр. / МГУ им Н.П. Огарева ; [редкол. : М. В. Мосин (отв. ред.), А. М. Кочеваткин, М. Н. Бакутова и др.] – Саранск : Тип. «Крас. Окт.», 2005. – С. 40-47.

6. Бутяева, О. Г. Локализация прагматических компонентов слова в эмоционале значения / О. Г. Бутяева // Иностранные языки в диалоге культур : экономика, политика, образование : материалы региональной конференции (29-30 ноября 2005 г., г. Саранск) / редкол. : Ю. К. Воробьев (отв. ред.) и др. – Саранск : Копи-центр «Референт», 2005. – С. 115-118.

7. Бутяева, О. Г. Контрастивное изучение эрзянского и английского языков / О. Г. Бутяева // Актуальные вопросы мордовской филологии. Вып. 3: межвуз. сб. науч. тр. / под ред. Водясовой Л. П. ; Мордов. гос. пед. ин-т. – Саранск, 2005. – С. 10-13.

8. Бутяева, О. Г. Слово, текст, прагматический контекст / О. Г. Бутяева // Актуальные вопросы мордовской филологии. Вып. 3 : межвуз. сб. науч. тр. / под ред. Водясовой Л. П. ; Мордов. гос. пед. ин-т. – Саранск, 2005. – С. 13-19.

9. Бутяева, О. Г. Когнитивно-прагматические аспекты обработки художественнного текста / О. Г. Бутяева // Актуальные проблемы устной и письменной коммуникации : теоретические и прикладные аспекты : межвуз. сб. науч. тр. / редкол. : Ю. К. Воробьев (отв. ред.). [и др.]. – Саранск : Тип. «Крас. Окт.», 2006. – С. 18-21.

10. Бутяева, О. Г. Локализация прагматических компонентов слова в импликационале значения в эрзянском и английском языках / О. Г. Бутяева // Актуальные проблемы устной и письменной коммуникации : теоретические и прикладные аспекты : межвуз. сб. науч. тр. / редкол. : Ю. К. Воробьев (отв. ред.). [и др.]. – Саранск : Тип. «Крас. Окт.», 2006. – С. 83-84.

11. Бутяева, О. Г. Формирование окказиональных смыслов лексической единицы в коммуникативно-прагматическом контексте / О. Г. Бутяева // Мордовская филология в контексте национальной культуры : материалы Всероссийской научно-практической конференции (23-24 марта 2006) / под ред. В. М. Макушкина ; Мордов. гос. пед. ин-т. – Саранск, 2006. – С. 9-11.

12. Бутяева, О. Г. Интеграция родного и иностранного языков : теоретико-методологический аспект изучения прагматики профессиональной лексики в эрзянском и английском языках / О. Г. Бутяева, Л. П. Водясова // Культура и общество [Электронный ресурс] : Интернет-журнал МГУКИ / Моск. гос. ун-т культуры и искусств – Электрон. журн. – М. : МГУКИ, 2004. – № гос. регистрации 0420600016. – Режим доступа : http : // www. e – culture. ru / Articles / 2006 / Butyayeva. pdf, свободный – Загл. с экрана.

13. Бутяева, О. Г. Связь родного языка с иностранным : теоретико-методологический аспект изучения прагматического значения слова в эрзянском и английском языках / О. Г. Бутяева, Л. П. Водясова // Интеграция образования. Научно-методический журнал / Саранск, 2006. – № 4. – С. 183-186.