Все права защищены. Ни одна из частей настоящего издания и всё издание в целом не могут быть использованы без согласия
| Вид материала | Документы |
- Предавал, 7849.7kb.
- Внимание!!! Все права защищены. Только для личного пользования!!! Перепубликация, 354.69kb.
- © Аман Газиев, 1995. Все права защищены © Плоских В. М., 1995. Все права защищены Произведение, 2584.03kb.
- Первый миллион за семь лет, 3606.82kb.
- У наргис, 640.65kb.
- Инструкция по манипулированию этой книгой, 5317.36kb.
- Т. В. Капитан пропедевтика детских болезней, 38864.79kb.
- И. И. Сергеев психиатрия учебник, 8591.67kb.
- Конспект-анализ проблемы, 2630.6kb.
- Учебное пособие предназначено для студентов, преподавателей, аспирантов, интересующихся, 2508.81kb.
ББК 84,4 УКР=РОС
К-36
Все права защищены. Ни одна из
частей настоящего издания и всё
издание в целом не могут быть
использованы без согласия автора.
ТЕАРО
роман
© Борис Каплан, 2008
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Ты сам выбрал место для дальнейшего проживания.
Три дня землю поливал ливень. От близости небесного
гром разрывал перепонки, молния слепила глаза яркой сварочной дугой из-под руки Невидимого, как везде, но ощущаемого так явно только здесь. К субботнему утру Он приказал природе прекратить это безобразие, отчего людям сполна досталось солнца, тепла и покоя. Многие потянулись к морю. Волны улетучились. Морская гладь безмерным зеркалом отразила голубую пустоту. Пусто было в душе. Но груз воспоминаний напомнил, что это место пусто не бывает!..
Там, откуда ты приехал, никак не соберут парламент новые депутаты. Соседи вместо выборов днями пойдут на референдум о доверии прошлым. Или пошлым. Но и тут в депутатском корпусе течь… Как говорят местные, балаган… Балаган везде, во всём. Вот последняя (надо верить!) новость из родного города. В театре главное место – буфет. Это правда. По Островскому. Помните, в чём убеждается провинциальный артист: Наше место в буфете! Классик не шутил. Остальные места отхожие. Остаётся пошутить нам на берегу тёплого даже в это время года моря. Грустно… и шутки неуместные.
Идёшь берегом моря к маяку. Под ногами влажный песок, над головой сухое солнце. Обнажённые мачты королевских яхт, как подросшие и отощавшие кресты с тех, покинутых тобой мест. Железобетонный мол весь в многоточиях рыбаков. В профессиональной экипировке скрылось любительство не по возрасту. Бездомный кот, видно более опытный, занял поодаль выжидательную позицию в отличие от всей голодной кошачьей братвы,
3
нервозно бегающей в поисках удачливого из странных для неё двуногих существ. Опустевший пляж чист, как тело девственницы. В прозрачной до неприличия воде, сохранившей тепло недавно исчезнувшего лета, балует себя неизвестно как оказавшийся в субтропиках морж. Крик, визг и даже мат явно выдавали в нём человека из земель северных. Тут впору вспомнить Ветхий завет с его смелыми умозаключениями. Уже по дороге домой, в автобусе, слева направо и справа налево вчитываемся в разные книжки – цветные в глянце авторского изыска и чёрно-белые до дыр с многоцветной вечностью веры. Так и тянемся к свету, заползая всё глубже в тот самый туннель весомых идей, но без идейных противовесов. А стоит покинуть начитанный, комфортабельный автобус и опуститься на землю с верховным образованием, как ощущаешь свой солидный вес, лёгкость ума, авторство всего содеянного вокруг. И чувствуешь себя тем самым сторонним котом, спокойно ожидающим результата.
Но поодаль быть не хочется. Тянет в гущу двуногих. И нервозность всех передаётся тебе. Хочется помогать, дружить и даже любить. Однако кому, с кем, кого? Как промчались годы!.. В них ты знал ответы на вопросы. И сам нередко пытал ими других. Тогда голова задавала программу. Сейчас ноги несут сами по себе. А спешить куда?.. К развязке?!
Одним словом, артист в отставке. Нет задач – потому и воплощений нет. Бертольдово отчуждение тебя уже раздражает, других удивляет.
- Живи, радуйся жизни! – бодрая, как и формальная, фраза чиновника биржи труда уверенности не придала.
- Зачем же так? У меня сил хватит выйти на сцену.
- Надо ли?! Пособие стабильно, а там только место
4
молодого, более тебя нуждающегося в работе, займёшь.
- Стабильно, но за кулисами жизни.
- А я рад бы за кулисы попасть…
Что ты мог ответить?.. Ничего. Спешишь переходом, справа-слева замерли омытые первым ливнем машины, а на тротуаре такие же, как ты, но уже с отпечатками на лицах местного достатка.
- Никогда не успокоюсь!
- Не забывайте отчуждение по Бертольду Брехту. Он учил ощущать со стороны тот образ, который создаёшь на сцене! - это напутствие мастера актёрского курса не забывалось.
Мы все участники спектакля длиною в жизнь. У всех одна задача выжить, но каждый её осуществляет сугубо индивидуально, по-разному. Случается, что с подсказки судьбы близкого тебе человека. Приходит на ум один и тот же классический пример – подвиг жён декабристов. И твоя жена, словно декабристка. В последнюю минуту уходящего года на стыке безутешной грусти, шумного веселья она соглашается следовать за тобой, оставив в родном городе мать, сестру, племянницу. Правда, не в Сибирь, а на Юг. Но мороз по коже не меньше.
Создашь свой театр…Она будет примадонной в нём. Продлится ваш театральный роман. Чтение вслух пьес. И уже не застольный, как в театре, а постельный анализ действия, близкого семейным обстоятельствам. Ночные фантазии утром приобретут вполне реальные очертания будущего спектакля. Так начнёшь стирать акт за актом ранние увлечения во имя поздней любви. В зрительном зале та же атмосфера таких же людей. И вместе с тобой все вернут себя в нежное прошлое юности, молодости, зрелости…
5
* * *
Солнечным днём нежного лета ты взлетел на третий этаж театра по тихой от репетиций стороне служебной части и при умело отыгранной паузе переступил порог приёмной… и к секретарю.
- Прошу любить…
- Вот так сразу, - получил милый ответ красотки.
- Можно постепенно. Позвольте мне представиться: Герой-любовник! – и на стол поверх папки «На доклад»
диплом, направление на работу, а также заготовленное заранее заявление: «Прошу принять…» и далее по форме.
- Так вы Пасечник?!
- Прошу обратить внимание, что с большой буквы.
- Вижу. И уже ощущаю себя пчёлкой… - её сахарная улыбка располагала и обнадёживала. – Сейчас доложу.
- Жду!
Длинные ноги поспешили к директорской двери.
- Карп Нилыч! – просочилось в оставленную щель. – В приёмной выпускник театрального…
- Введите!
Крепкое слово, командная резкость интонации вмиг выдавливают болезненные ассоциации… А выпускника факультета драматического искусства заставляет ещё и слышать, и анализировать, и понимать…
- Ввели! – чётко отрапортуешь, когда окажешься вне взгляда директорских глаз, серо застывших в жестоком прошлом.
- Велю присесть! Но почему сразу на «Ты»? – юмор он осилить не смог. – Неужели нам приходилось друг с другом близко сидеть?
6
- Мне, к счастью, сидеть там, откуда вы… насколько я могу понять, не приходилось вовсе.
- Шутишь, - со второй попытки директорский ум стал приобретать гибкость, - а нам вместе работать.
- Понимаю… - пришлось безрадостно отшутиться.
- Так-то лучше. Рассказывай о себе.
- Окончил театральный институт.
- Это известно. Кто родители?
- Отец слесарь, мать токарь. Заводские – так что тут всё в полном порядке.
- Это хорошо. Из пролетариата да в интеллигенты?
- Пожалуй.
- Член Партии?! – глаза директора прозрели.
- Нет.
- Это плохо.
- Пожалуй… не очень.
- Опять шутишь?
- Нет.
- В Комсомоле был?
- Как все.
- Вот и в Партии надо быть.
- Подумаю, если…
- Что если?
- Если репетиции, спектакли время оставят.
- Не понял.
- Что вы не поняли?
- Это ты не понял. Это партийные собрания оставят тебе время на репетиции и спектакли.
- А-а!.. - поневоле ощутишь себя опущенным в воду.
- Да-а. Иди к Кате, оформляйся. Заявление подпишу, ставку определю.
- Героя-любовника!?
7
- Иди-ка, «герой». Любовники тут на общественных началах… - взгляд директора потух.
В приёмной нежный запах духов трезвил и ласкал.
- Катюша, моя судьба в ваших ловких ручках.
- Вам нужны руки покрепче.
Резко открылась дверь из коридорного чрева, и в том провале показалось миловидное, неопределённого пола создание. Румянец немолодого лица и некая загадочная, упругая стать вбросили в приёмную такой силы смерч в физическом и эмоциональном проявлении энергии, что сразу стало возможным ощутить давление, температуру и пульс всего вокруг датчиками собственного тела.
- А вот она! Судьба ваша и… нашего театра главный режиссёр – Анатолий Павлович Ракитский.
- Очень приятно. Пасечник. Новый герой-любовник! Ваш… - ты заметил смущение секретаря и главрежа, - …вашего, простите, нашего театра… герой-любовник.
- Вижу, вижу… Надеюсь, надеюсь! – и как-то вплавь Анатолий Павлович унёс себя в директорский аквариум вместе с остатками смерча.
- Катюша!.. Отметим вечером, за ужином, мой выход на профессиональную сцену?
- На сцену нашего театра вы ещё не попали. Так что, - Катя опустила глаза на твоё заявление, - Михаил, надо искать другой повод… К тому же не знаю, отпустят ли меня с вами.
- Семья, муж?!
- Мужа нет. Семья есть. Днём дочь у бабушки, после работы забираю малышку домой.
- Если захотите, отпустят.
- Вот-вот. Захотеть надо. Узнать не мешало бы друг друга.
8
- В ресторане и займёмся этим.
- Вы меня приглашаете в ресторан? Да? – удивление Кати было неподдельным.
- Вас что-то смутило?
- Смутило?! Скорее озадачило. Меня никто никогда не приглашал в ресторан. К бутылке зазывали, и только наспех… А вы не поспешили?..
От директора вынырнул влажный Ракитский, он взял под руку героя-любовника и увёл к себе в кабинет. Катя проводила тебя загадочной улыбкой.
- Что это значило?.. Ответ на моё приглашение или сожаление в связи с недоговорённостью… - твои мысли терялись от переборов влажных пальцев главрежа. Они оставляли у твоего локтя след начальственного пота, от этого всё твоё тело покрывалось испариной.
Вдоль стен огромного кабинета почётным караулом смотрелись макеты. Сценография не скрывала бытовые приоритеты местного театра. Три окна, не отмеченные стариной, над внутренним, уютным двором служебного входа открывали сквозь плотный цвет и мелкую листву акаций громадный дом с лепниной прошлого века. Всё это выглядело декорационными деталями ещё никем не поставленного спектакля. Тебе с главрежем пришлось в этой ситуации импровизировать.
- Ну, что скажет любовник?
- Герой-любовник.
- Допустим.
- Внешние данные допускают. И нутро не подведёт.
- Надеюсь, надеюсь. Нам Освальд нужен.
- «Привидения»?!
- Они самые. Давно мечтаю поставить…
- Психологические драмы сейчас в моде?!
9
- Нет. Должен получиться детектив.
- Простите, Анатолий Павлович! Удивили и очень… Ибсен и детектив…
- А вы прочитайте пьесу внимательней. Вот тогда и продолжим разговор, а пока… - Ракитский подошёл так близко к тебе, что уже и Региной повеяло.
- Регина, конечно, есть?!
- Конечно. Моя жена.
- Не хочу показаться бестактным. Регина девушка из молодых…
- И у меня жена молоденькая… третья. Вижу вопрос на твоём лице: Когда успел? Это дело не хитрое.
- Но и не из простых.
- Позволишь себя называть консерватором?
- Если хотите, называйте… Только ли консерватизм вопросы порождает?!
- Согласен, не только он. Так что? Предлагаешь тебя моралистом звать.
- Увольте! Я – и моралист. Перебродил.
- Когда и где бродил?
- В студенческие годы… В Летнем саду, на Мойке… Из-под арки генштаба на Невский… По набережной… .
- И всё с одной?
- Зачем же… С разными…
- Но только по любви?
- А как же иначе?!
- Ну да… Женат?
- Не успел. Видно, с настоящей не столкнулся.
- Интересно…
- Что именно?
- Для любовной линии действие нашёл точное.
- А что, мы уже над спектаклем работать начали?..
10
* * *
Поезд приближался к Балашовскому вокзалу. Люда в темноте ночи не могла рассмотреть тёткин город, но точно знала, что оставив родителей в вагоне она уйдёт в просвет судьбы. Многообещающий лучик последнего лета войны светил из театрального института, который объявил конкурс в мирную жизнь. Ты же этого знать не мог, тебя просто не было ещё, появишься на свет через три года. Но белокурой красотке из театральной семьи, которая четырнадцатилетней уже играла в спектакле за день до войны, запах сцены уступил аромату детства… Люда приобретала актёрский опыт в театре отца - в те годы известного на весь Союз заслуженного артиста и режиссёра из самого Станислава. Его снимали в кино, в титрах рядом с его фамилией красовалось гордое слово – орденоносец. В 41-м отец Людмилы уже в должности главного режиссёра увозил Станиславский театр то ли на Юг, то ли на Восток… Сейчас возвращались домой, на Запад, в освобождённый от фашистов город.
- Молодец! – отец твёрдо бросил на прощанье ей это единственное слово, которое определит в будущем для неё главную сверхзадачу: быть молодцом во всём.
- Это как же?.. – и эта фраза матери, прорвавшаяся сквозь слёзы, запомнится Людмиле. Быть ей всю жизнь в ответе перед вопросом матери и актрисы.
Люда долго целовала родителей, покинула перрон не сразу. Затаив дыхание и стиснув маленькие девичьи кулаки до боли, провожала не поезд, а убегающие вдаль перестук, перехрап, передых. К её ногам прополз пар и, не по погоде, снежным холодком поднялся к груди. Так одиноко ей не было никогда.
11
Старый домик, в котором жила тётка, был недалеко от вокзала. Надо было подняться по улице мимо завода, на котором с царских времён строили паровозы, а перед самой войной стране они нужны были как никогда, для войны стали бесценными. Детсад напротив школы, всё рядом: от детского - кукольного театра и театра школы, где забывались куклы, до театра рабочей молодёжи ДК «Металлист». Из-за сквера выглянул Дворец культуры, в свете появившейся луны очертания детства являли ей яркую, далёкую сказку. Беспокоили сомнения. Было ли всё это на самом деле. Война отбросила прошлое «до» от настоящего «после». Растворился тёплый солнечный день, ощущалась только ночь, в которой она оказалась и которая предвещала рассвет. Стук в ставни, светлые расщелины от зажженной керосиновой лампы и голоса двоюродной сестры и тётки перехватили дыхание.
- Кто там? Что, молчать будем?
- Что за шутки? Дайте людям поспать.
- Не дам!.. – только и вырвалось в щель занемевших губ Людочки.
Громко отозвался падающий крючок… На ржавых петлях со скрипом отлетели в сторону ставни, и в узком проёме открытого окна появились два худых, но таких близких и красивых лица.
- Ты?!.
- Ты ли?.. – тётка оказалась разговорчивей сестры. – Заходи же!
- Куда? В окно?!
- Зачем же… Наталка, беги! Дверь открывай.
…На порог вырвался тёплый и нежный сквознячок родительского дома. Не так давно жили здесь дружно и весело одной семьёй Люда с родителями и сестрица со
12
своей мамой, потерявшей в голод мужа.
- Где батя? Где братик мой Федя и мамка твоя?
- Родители с театром едут в Станислав.
- А ты с нами жить будешь?.. – радостно залепетала Наталка.
- Поступать буду в Театральный.
- Вот здорово! – восторг сестры Люду не удивил.
В школе их все считали не сёстрами, а подружками. Были они одногодками, похожими… словно близнецы, но сильнее родственных уз были дружеские отношения. В те незабываемые годы сёстры любили одного и того же смуглого еврейчика, и он был влюблён в них.
- Юлиан погиб. - Наталка поняла вопрос в глазах её сестры, застывших над семейным альбомом. Почётную первую страницу перекрыла громадная фотография их дружного класса, из угла которой били в сердце цифры в белом обрамлении весёлой прописи: 7 класс, 8 школа и 41 год.
- А мы живы… Юлькой сына назову.
Наталкина мама собирала на стол поздний ли ужин, ранний ли завтрак, а сёстры молча перелистывали годы, подсчитывая потери, часто натыкаясь на любимое лицо. Вот он с ними после экзамена, который вымучил сестёр трудными задачами. Для него же математика в радость. Быстро ответил на все вопросы. Шутя решил задачку. Справился как всегда чётко – обеспечил пятёрку без дополнительных вопросов. Спустился во двор, оставив девчонок в классе на третьем этаже… Из окна ему на голову выпали условия задач подруг. Это не стало для него неожиданным. Сестрички оговорили все детали с ним предварительно. И решения задач он должен был передать кем-либо из входящих в класс. Но таковых не
13
оказалось. Долгая их нерешительность сдавать экзамен, длительный процесс работы с билетами сыграли злую шутку. Входить в класс на экзамен уже некому было. И тогда экстремальная ситуация вывела на неординарное решение. Юлий не сразу уговорил маляра, красившего школу, поднять его в строительной люльке к третьему этажу. А окно, у которого они остановились, оказалось рядом с той партой, где замерли в удивлении два самых близких ему человека. Юлькины ладошки, прижавшие к стеклу окна спасительные шпаргалки, сразу ощутили нежное тепло рук сестёр…
- Юлиан погиб… - повторила Наталка. - Погиб, как настоящий мужчина.
- А я не успела его поцеловать…
- И я…
Материнская рука на мгновенье застыла над столом. Ели молча. Спали долго, спокойно, сладко. Над юными лицами сестёр, выбеленными лучами утреннего солнца и подсветкой свежих простыней, пролетали злые мухи, их нервозное жужжание было лишним в девственности акварели сна.
Люде снилась какая-то несыгранная роль. Сиреневое платьице её героини от порывов ветра взлетало вверх, желая улететь, обнажить. Седой, с юной не по возрасту фигурой, мужчина не замечал происходящего. А может быть, он делал вид, что ничего не видит.
- Интересно, сколько ему лет. Как хорошо сидит на нём ярко синий костюм. Небо бледнее. Надо же, сон-то цветной! – на лице Людочки удивления не было, только нежная улыбка выдавала приятность сновидения.
В лице Наталки ничто не нарушало спокойствие сна. Так спят дети.
14
- Прошу не спать! Да! Это я тебе, красавица!.. – она не понимала, почему этот седой незнакомый мужчина повторяет слова отца, а ещё и его красивым грудным, с тонкой прослойкой масла, голосом. Акцент отца. Люда узнала те самые, короткие, реплики, которыми родной отец пробуждал её к работе на репетициях.
Маленькая аудитория с трудом вместила желающих стать артистами в этом жестоком мире. Несмотря на то, что абитуриенты одели лучшее из своих одежд, все они оказались в сером. Только профессор был в шикарном, ярко синего цвета костюме.
- Точно как во сне, - отметила про себя Люда, - но не весь седой, только ухоженным перевалом разрезает белая прядь блеск чёрных волос. Интересно, сколько же ему лет? Судя по фигуре, не старик…
- Вот и всё, что я хотел вам поведать в этой короткой лекции.
- Он может заставить себя слушать, - подумала Люда и посмотрев пристально в глаза профессора удивилась чуть ли не вслух. – Почему мои размышления не могли ему помешать? Я ведь запомнила каждое его слово, всё очарование стройно изложенных позиций мастера.
- Мне приятно было увидеть в глазах многих из вас отзывчивый взгляд собеседника, а кое-кто проявил свои суждения и опять же молча – глазами. Назовём это вторым планом, не бойтесь его. Сохраняйте в себе этот дар, воспитывайте полифонию общения… - и ушёл.
Предэкзаменационная ознакомительная лекция была не долгой, но последовавшие за ней консультации, где удлинённые с претензией на оригинальность вопросы и совсем безразмерные рассуждения будущих студентов о… задачах социалистического реализма прервать было
15
сложно даже для лаконичных ответов педагогов.
- Так! О чём это они? – Люда, отбрасывая мудрёные высказывания, умела впитывать разумное и, как ясно стало со временем, вечное. – …Не уводи себя в логово догм.
За годы войны она повзрослела. Училась в школе, но и служила в театре. Нет, не работала, а верно служила. Играя маленькие роли, ощущая главные роли в других исполнителях, впитывала разнообразие жизни, страдала и мечтала, жила в ожидании…
- Поспешность - враг театра!
- Только ли театра? – Люда готова была поспорить с мудрым педагогом.
- И не только театра… - услышала в ответ.
А сидевший рядом с Людой худощавый, хромающий после ранения совсем молодой человек с ухоженной головой аристократа на тонкой шее, торчащей в вороте выцветшей гимнастёрки, шёпотом предложил.
- Идём ко мне, попьём чаю.
- Идём! - неизвестно почему сразу согласилась Люда и поднялась, не ожидая окончания горячих суждений и предположений о путях актёрского творчества.
- Девушка хочет высказать своё мнение? – старичок с реденькой бородкой восстановил тишину в аудитории и впился рыженькими глазками в Люду.
- Не пора ли попить нам всем чаю? – Людочка знала, не этот вопрос хотела услышать взорвавшаяся масса её молодых и неугомонных сверстников.
Но педагог среагировал верно.
- Пора, пора! Встречаемся завтра! – старичок быстро выскочил из аудитории.
Все пошли пить чай…
16
* * *
После ресторана ты напросился к Кате в гости. По пути у бабушки забрали Машку. Дочку Катя уложила спать. Пили на кухне горячий чай. Молча. Поглядывая, изредка, друг на друга. Чай остывал. Вы изучали днища громадных чашек... Машинально пытались негромко в сторону сдуть обессиленный пар... Если что оставалось горячим, то это невидимый жар любви.
- А ты маме понравился… – на правах хозяйки Катя нарушила затянувшееся молчание.
- С чего бы это?
- Не анализируй. Понравился. И всё! Я-то свою маму знаю. Когда она говорит много и не логично на первый взгляд, это значит ей комфортно. А по её теории только хороший человек способен его создать для других.
- Комфорт сегодня в варёной колбасе. Кстати, у тебя есть она.
- Не пошли!
- Я проголодался.
- После ресторана?
- От волнения. Я и перед выходом на сцену часто ем, потому что волнуюсь.
- Волнение мне понятно… Однако полный желудок, по мне, на сцене помеха.
- Если бы ты была актрисой, а не секретарём, сказала бы другие слова.
- А я и есть актриса. Закончила театральный, поехала за мужем, полтора года в главных ролях ходила…
- Где?
- В Сибири.
- И что дальше?