Geum.ru

Николай Фёдорович Фёдоров статьи о литературе и искусстве печатается по

Вид материалаДокументы

Содержание


В храме Софии, стоящем без пения
По поводу статьи в. а. кожевникова «власть звука»
Власть звука
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   27
^

В храме Софии, стоящем без пения


В храме Софии, стоящем без пения, в этом немом храме нынешние путешественники видят или слышат Симфонию7, и даже не симфонию, а Ораторию, как говорит П. П. Гнедич8, в которой сказалась вся мощь, вся сила Зодчества. Что же должны были почувствовать послы — искатели красоты — Владимира, созерцая храм с мозаичною как бы иконописью неземною, одушевленный службою, выработанною в течение уже пяти веков, т. е. в Софии Божьей премудрости, видя и слыша соединение всех искусств, чувствуя и понимая догматическую мудрость не в сухих отвлеченных словах, а выраженную всеми художественными способами, средствами. Это — эстетическое богословие.

Свод, над коим оказались бессильны полуторатысячелетние землетрясения, — «он влечет к своей беспредельной высоте и в то же время чувствуется, что этот свод близок, что он тут, над вами. Это не стремление в бесконечную высь, в потустороннее небо готической башни, — нет, здесь небо кажется в самом храме и сам храм... преддверие уже небесного чертога»9. В сумраке готических храмов — слишком много мрака и таинственности... все напоминает о Dies irae, т. е. о воскресении гнева, и мрачно зловещие мотивы De profundis10 настраивают на ожидание наказания и самих мук или созерцания мучимых. «Православие требует прежде всего света (знания), ясности, определенности, требует любви, а не страха», — т. е. здесь любовь и знание спасают от наказания. «В православном храме не может быть темного угла, где бы ходили зловещие тени... с каким дивным искусством рассеян свет равномерно по всему храму и скрыты повсюду источники света — окна»11.

В вертикальном положении даны уже два вида Архитектуры: Готическая — выражение лишь «стремления» ввысь, и Византийская — осуществление самой выси, небесного свода.

Итак, в храме Софии, во впечатлении, производимом им, видим соединение всех искусств в Архитектуре, что требует и соединения всех наук в Астрономии и требует отрицания воскресения гнева и признания посюстороннего Царства Божия, осуществления Царства Божия в посюстороннем бытии.
^

ПО ПОВОДУ СТАТЬИ В. А. КОЖЕВНИКОВА «ВЛАСТЬ ЗВУКА» 12


В приеме, который Запад делает Восточному Императору, стало очевидно, что и Запад всемирное не отождествляет уже с Западным. Страх всемирной войны вынудил Запад расширить понятие о всемирности. Он не ограничивает всемирной Империи германскими и романскими народностями, так же как всемирной церкви — двумя западными исповеданиями.

В это-<то> время <и> написана статья «^ Власть звука», которая ничего, кроме Запада, не признает. Сам Чаадаев должен уступить автору этой статьи первенство в искусстве полного отчуждения от своего и совершеннейшего отождествления с Западом, не нынешним, а тем, который ничего, кроме себя, не признает. Эта статья — как бы 2 ое издание писем об изучении природы13, где, впрочем, философия заменена искусством. Эта статья может стать последнею в той литературе, которую следует назвать Rossica, т. е. сочинениями иностранцев о России. Если бы мысль, высказанная автором «Власти звука» в статье «О деле»14, мысль (жить не для себя, не для других, а со всеми <и> для всех), которая должна управлять ходом жизни, объединяя всех (живущих, сынов) в едином общем деле для всех (умерших, отцов), если бы эта мысль господствовала над его умом, если бы дело, смысл или цель жизни для него не осталось X (иксом), — хотя он даже на «ликах лучших созданий античного резца читал думу о смысле жизни», — если бы он не забыл прошлогоднего призыва к «делу», то он не сделал бы единственным искусством средневекового человека готику — эту немую молитву, воплощенную в камне, который для обманутых чувств казался одухотворенным. Он не забыл бы, что такого обмана не было в смиренном, невысоком храме, создаваемом высоким подъемом и теснейшим соединением сельского люда, а не городских цехов, которые по несогласию (розни) и недостатку энергии в многие века не могли окончить строения, например, Кельнского собора. Нашему внехрамовому соединению, созидавшему храм <в один день>, соответствовало на Западе внутреннее соединение и высокий подъем, производимый звуками органа и хором, «соединением и совместным развитием голосов, — это гармония, неизвестная античной музыке, не случайно создалась она в эту пору (в средних веках). Где же и было родиться ей, как не здесь, среди гимнов церковных, в которых объединялись молитвенные порывы стольких разрозненных (внехрамовым шумом города) душ, здесь под сводами готических соборов, где хотя бы на миг примирялись разнородные, друг другу враждебные страсти, чтобы в гармонии религиозного чувства возлетать со звуками органа и хорала все выше и выше к тому горнему миру, где нет более вражды и розни, где все диссонансы земной, особенно городской, преимущественно себялюбивой жизни разрешаются в одно всеобъемлющее гармоническое созвучие — единение творения с Творцем»15. Но что значило это минутное соединение пред постоянным действием городского шума! Но наше хоровое пение без органа было ли слабее, бессильнее католической музыки?

Средние века были молодостию для Западной Европы, и в молодые годы свои она была аскетом, а под старость пожелала вознаградить себя за стеснение молодости. Поэтому эпоху так называемого возрождения нужно назвать омолаживанием, а вместе вымиранием и вырождением, а не перерождением, т. е. принятием новой формы. Только по недоразумению можно отрицать вымирание и признавать увеличенную трату сил. Если бы автор не забывал о цели и деле, то он не признал бы в праве жить для себя лишь, в бесцельном употреблении сил крайности, но и в реакции против него <(т. е. против права жить только для себя)> не признал бы блага. Ни в папском гнете, ни в протестантской свободе не было блага.

Вышедшей не из моря, а из земли Венере Милосской, Аполлону Бельведерскому — произведениям эпохи упадка греков (декадентства) поклонилась Европа как истинным богам.

Против мнимого возрождения выступает всесторонняя реакция, которая насильственный деспотизм ставит на место разнузданной, также всесторонней свободы.

Папство, не знавшее цели и общего дела, было деспотизмом в религии, так же как политический деспотизм отдельных государств, уничтоживших единую императорскую власть, не мог быть назван монархическою властью, потому что сама монархия отвергала священное значение власти и не могла не отвергать, так как священное отождествляла с папским.

Неограниченной свободе человеческих сил и способностей нужно было дать исход в труде познания и управления слепой силою природы, а не привести их к покою и обезличению. Только в совокупности индивидуальности могли предъявлять свое безграничное право на все, или, вернее, обязанность даровое, само собою рождающееся превращать в трудовое. Тогда не было бы даже в глуши (т. е. самой глуши не было бы) «спокойно прозябающего, благонамеренного, бесцветного типа верноподданного», т. е. он <бы> большею данью себя облагал, чем требовала <бы от него> верность.

Безграничную свободу мнений <должно> не стеснять авторитетом, а превратить в безграничное дело. Чтобы доказать Коперниканско-Галилеевское движение земли, нужно управлять ее ходом взамен инквизиционного фанатизма и религиозных войн.

Не было бы нужды в спиритуалистическом догматизме, если бы целью общего дела было бы поставлено возвращение материи, праху духа жизни, одухотворение материи духом человеческим, что Декарт находил возможным, высказав эту мысль мимоходом.

Между Вашим письмом, которое говорит о внекамерной, священной музыке, и Вашею статьею о «власти звука», которая другой музыки, кроме камерной, не признает, нет ничего общего!16.

* * *

Статья о музыке г-на В.А.К. состоит из двух частей17. В первой и большей части говорится о мощи звука, о том, чем он может быть. Эта часть — выше всякой похвалы. Другая, меньшая (менее 8 страниц) говорит о цели, о том, чем должна и чем не должна быть музыка. Эта часть — ниже всякой критики, потому что в ее ответе «содействовать совершенствованию жизни в лучшем, желательном, должном смысле» нет даже намека на ответ, а зато есть полное отрицание бессмертной жизни в совете улучшать, украшать растущее, развивающееся, т. е. смертное, что не может не погибнуть и никакое улучшение не сделает его хорошим, т. е. бессмертным. Не указывая, не давая ответа на вопрос, чем должна быть музыка, как можно отвлечь ее от того, чем она не должна быть?

Во второй части автор забыл все, что он говорил в первой; а в ней он говорил о властности звука, о независимости его от стеснительных условий пространства и времени, о необычайной объединяющей его силе, поэтому он обязан был, — чтобы мощи звука дать достойное поприще, — вывести его из концертных зал и даже храмов, этих школьных и классных помещений, поставить музыку в центр города или веси, где звук и может проявить свою объединяющую мощь. Можно сказать, что Музыкальное искусство еще не явилось на свете, оно еще готовится к тому, само того не сознавая. Концертные залы суть только консерватории. Целый город или весь должны быть слушателем и композитором и исполнителем. Так, по крайней мере, должно быть. Всеобщеобязательное музыкальное образование, т. е. чтение и письмо звуков, нот, сделает всех способными к исполнению и даже композиторами своих личных дум и чувств, а музыкальное творение, раз записанное, может жить века, — говорит автор, — не бледнея, не утрачивая ничего в красоте и живости... На исполнителях, т. е. всех живущих, лежит священная обязанность оживления музыкальных произведений всех умерших. Это уже всеобщее воскрешение. Но такое воскрешение, воскрешение дум и чувств, без воскрешения самого композитора, без субъекта думающего и чувствующего, есть мнимое воскрешение, потому-то музыка и должна действовать в связи со всеми другими искусствами, также вышедшими из своей школьной формы; объединить и руководить всеми в деле воскрешения — задача музыки.

Статья о музыке есть 3-е издание сочинения «Бесцельный труд, не-делание и Дело». От жалкого подобия дела, т. е. бесцельного труда, нынешний человек ищет отвлечения в музыке, т. е. в не-делании.

Кратко можно ответить на три вопроса: Что заставляет <нас> искать развлечения в Музыке? — Бесцельный труд. Что находим в Музыке? — «Неделание». А что нужно? — Дело.

В прежнем сочинении дело осталось X <иксом>, а в новом стало О (нулем).