Черняк Е. М. Социология семьи: Учебное пособие. М55 3-е изд., перераб и доп

Вид материала

Учебное пособие

Подобный материал:

• Текст приводится по сборнику Конституции зарубежных государств: Учебное пособие/Сост, 2055.3kb.
• Тощенко Ж. Т. Социология: Общий курс. 2-е изд., доп и перераб. М.: Юрайт-М, 2001. 527, 49.36kb.
• А. И. Курс лекций по фармакологии учебное пособие, 1739.27kb.
• Лаврехин Ф. А. и Панкова С. В. Биология пчелиной семьи. Изд. 2-е, перераб и доп. М.,, 1857.45kb.
• Социальная работа: учебное пособие \ Под ред д. п н., проф. Н. Ф. Басова. 2-е изд перераб, 33.11kb.
• Е. Ф. Борисов экономическая теория учебное пособие, 5359.98kb.
• Е. Ф. Борисов экономическая теория учебное пособие, 5360.35kb.
• А. В. Полетаев Плотинский Ю. М. Го9       Модели социальных процессов: Учебное пособие, 3575.52kb.
• А. В. Полетаев Плотинский Ю. М. Го9       Модели социальных процессов: Учебное пособие, 3573.34kb.
• Социальная работа: учебное пособие \ Под ред д. п н., проф. Н. Ф. Басова. 2-е изд перераб, 43.69kb.

Глава IV. Эмансипация женщин и семья

§ 1. Развитие идей эмансипации в России


Великий гуманист Шарль Фурье говорил, что разви­тие данной исторической эпохи всегда можно определить степенью продвижения женщин по пути к свободе, так как в отношениях между женщиной и мужчиной наиболее от­четливо выявляется победа человеческой природы над звер­ством. Степень эмансипации женщины есть естественное мерило общей эмансипации.

За то, что женщина содержится в рабстве, никто не оказывается наказанным в большей степени, чем сам муж­чина¹³².

Идея социального равенства между полами относится к самым ранним воззрениям гуманистического толка. Но о политическом движении, направленном на решение "женс­кого вопроса", можно говорить лишь применительно к 40— 50 гг. XIX в.

Особую роль в развитии идей эмансипации сыграли рус­ские мыслители. Мы хотим рассказать о малоизвестной стра­ничке из истории русского гуманистического движения за освобождение женской личности.

Публицистическое наследие русских демократов рас­крывает драматическую борьбу за новую гуманистическую нравственность в обстановке духовного крепостничества. В 40-е гг. XIX в. в России на фоне охранительной идеоло­гии формировались теории русского философского социа­лизма как результат критической переработки идей Геге-


ля, Фейербаха, Сен-Симона, Фурье, Оуэна, Вейтлинга,'] Гесса. Особенно близки были русским демократам антропо-, логические идеи Фейербаха, которые на русской почве' трансформировались в основную идею — свободы челове-, ческой личности от крепостнического и политического про-' извола. Передовые русские мыслители Герцен, Белинский^ Чернышевский, Добролюбов пришли к своеобразному со­единению идей социальной справедливости с диалектикой и материализмом. Философский социализм был теоретичес­ким основанием для поиска путей решения женского воп­роса. Русская струя утопизма отличалась поиском действия, практики. Борьба за женское равноправие, новую нравствен­ность естественно вытекала из общей концепции преобра­зования общества.

Демократы рассматривали эмансипацию женщин как непременное условие возникновении семьи будущего. По­казательно, что идея эмансипации женщин пробивала себе дорогу в общественном сознании с большим трудом даже в образованной и демократически настроенной среде. В сере­дине XIX в. идея эмансипации воспринималась как одиоз­ная и наносящая вред общественной нравственности.

Особенно рельефна эволюция взглядов на семью, брак, эмансипацию у В. Белинского. Официальное источниковеде­ние советского времени замалчивало резко отрицательное отношение Белинского к идее эмансипации в середине 30-х гг. В конце 30-х — начале 40-х гг. XIX в. В. Белинский серьезно изучает наследие Гегеля. Это время русского "младогегельянства". Восторженно приняв диалектику Ге­геля, В. Белинский полностью принимает оценку Гегелем роли женщины в обществе и резко критикует идею эман­сипации, которая кажется ему "милым, забавным вздором"¹³³. В 1835 году в рецензии на переводной роман "Жертва" В. Белинский говорит о нелепых мыслях — "ропоте в Ев­ропе против священнейшего гражданско-религиозного ус­тановления — брака". Он видит единственное назначение женщины в семье и материнстве. Идея эмансипации ему представляется оскорбительной, кощунственной. "Это сен­симонизм, эта жажда эмансипации: их источник скрывает­ся в желании иметь возможность удовлетворять порочным страстям"¹³⁴.

Трудно поверить, что Белинскому принадлежит идеал женщины, которая "должна возбуждать в мужчине энер­гию души, пыл благородных страстей... предмет благоговей­ной страсти, нежная мать, преданная супруга — вот свя­той и великий подвиг ее жизни, вот святое и великое ее назначение... только прекрасные стороны бытия должны быть открыты ее ведению, а обо всем прочем она должна оставаться в милом, простодушном незнании; в этом смыс­ле ее односторонность в ней достоинство. Чувству женщи­ны доступен только мир любви и покорного страдания"².

В 30-е гг. В. Белинский последовательно, с присущим ему пылом выступает против идеи равенства между пола­ми, понимая ее как вульгарное стремление уничтожить всякое различие между полами. В 1839 г. он пишет, что допустить женщину наравне с мужчиной "к отправлению гражданских должностей, а главное — предоставить ей за­видное право менять мужей по состоянию ее здоровья... необходимый результат этих глубоких и превосходных идей есть уничтожение священных уз брака, родства, семей­ственности, словом, совершенное превращение государства сперва в животную и бесчинную оргию, а потом — в при­зрак, построенный из слов на воздухе"³.

В 30-е гг. Белинский воспринимает идею эмансипации как глубоко безнравственную, порочную, противоречащую христианскому идеалу женщины как "представительнице на земле и любви и красоты как светлого гения гармонии,мира и утешения"¹³⁵. Еще в начале 1840 г. он пишет хвалеб­ную рецензию на книгу "Призвание женщины", направлен­ную против эмансипации: "Автор смотрит на свой предмет с истинной точки зрения, признавая великое влияние жен­щины на общество в качестве супруги и матери и порицая глупые бредни сен-симонистов, требующих непосредствен­ного влияния женщины на общество как гражданина, и справляющей общественные обязанности наравне с муж­чиной"¹³⁶.

Таковы нехрестоматийные взгляды В. Белинского 30-х гг. на положение женщины в обществе, которые сами по себе являются свидетельством того, с каким трудом про­бивала себе дорогу европейская идея равенства между муж­чиной и женщиной в условиях крепостнической России. Про­следить эволюцию взглядов В. Белинского во времени очень трудно. Уже в декабре того же 1840 г. в письме к В. П. Боткину он пишет о пересмотре своих взглядов на брак: "Для меня баядерка и гетера лучше верной жены без любви, так же, как взгляд сен-симонистов на брак лучше и человечнее взглядов гегелевского... что мне за дело, что абстрактным браком держится государство? Ведь оно держится и пала­чом с кнутом в руках; однако и палач все гадок"¹³⁷.

Известный переход В. Белинского к социалистическим идеям резко изменяет его представление о проблеме че­ловека, что, в свою очередь, в корне изменяет его взгляды на брак и эмансипацию. В. Белинский буквально одержим этим новым демократическим взглядом, открывшим ему ис­тину. Он спешит поделиться этим открытием с ближайшим другом тех лет и пишет в конце декабря 1840 г. несколько писем В. П. Боткину, посвященных этой проблеме.

Эти бесцензурные свидетельства особенно важны. "Я понимаю теперь, — пишет он в письме, — как Ж. Зант мог посвятить деятельность целой жизни на войну с браком.

Вообще все общественные основания нашего времени тре­буют строжайшего пересмотра и коренной перестройки, что и будет рано или поздно. Пора освободиться личности чело­веческой, и без того несчастной от гнусных оков неразум­ной действительности — мнения черни и предания варвар­ских веков"¹³⁸.

В декабрьских письмах В. П. Боткину отражен новый взгляд В. Белинского на семейные отношения.

В мартовском письме к В. П. Боткину 1841 г. он высту­пает против "милой святости" брака и предполагает, что в обществе социальной справедливости, "когда люди будут человечны, не будет неразумного и случайного брака"¹³⁹. Рез­ко изменил Белинский свое отношение к идее эмансипации женщин. Это новое мнение впервые отражено в письме к В. П. Боткину от июня 1841 г.: "Черт знает, надо мне позна­комиться с сен-симонистами. Я на женщину смотрю их гла­зами. Женщина есть жертва, раба новейшего общества... А брак — что это такое? Это установление антропофагов и людоедов патагонов и готтентотов, оправданное религией и гегелевской философией"¹⁴⁰. В. Белинский признает, что его прежние взгляды были связаны с христианскими нрав­ственными идеалами и политическими взглядами Гегеля. В этом же письме он замечает: "Превосходство мужчины? Но оно тогда законное право, когда признается сознанием и любовью жены, выходит из ее свободной доверенности ко мне, иначе мое право над ней — кулачное право. Нет, брат, женщина в Европе столько же раба, сколько в Турции и в Персии... пигмеи все эти гегеляты"¹⁴¹.

Обращает на себя внимание признание В. Белинского, что ему надо познакомиться с сен-симонистами. Видимо, он считал свои представления о западных социальных идеях недостаточными. Первое свидетельство о признании Белин­ским идей социализма содержится в письме к В. П. Боткину от сентября 1841 г. В. Белинский сообщает другу, что ув­лекся идеями Фурье, Луи Блана. В 30-е гг. в сочинениях и письмах Белинского эти имена не упоминаются. Он упот­ребляет обобщающее понятие "сен-симонисты" всегда в от­рицательном смысле. В 1841 г. он с восторгом сообщает Бот­кину, что "я теперь в новой крайности — это идея социа­лизма, которая стала для меня идеей идей, бытием бытия, вопросом вопросов, альфою и омегою веры и знаний. Все из нее, для нее и к ней. Она вопрос и решение вопроса. Она (для меня) поглотила и историю, и религию, и философию"¹⁴².

Для Белинского социализм — это освобождение лич­ности. С болью чувствует он затхлость, отсталость духов­ной жизни: "Все мы киргис-кайсаки на деле и европейцы на словах"¹⁴³. С другой стороны, он "нигде не встречал людей с такой ненасытной жаждой, с такими огромными требова­ниями на жизнь, с такой способностью самоотречения в пользу идей, как мы"¹⁴⁴.

"Прозрение" Белинского, его переход от привычных, привитых средой и воспитанием патриархальных взглядов к демократическим убеждениям шел через осмысление им проблемы человека, отношений между полами.

Проблема эмансипации, семьи, брака не только спод-вигла В. Белинского к более углубленному изучению запад­ного теоретического наследства, но и послужила предме­том, который он самостоятельно изучил и переосмыслил и в соответствии со своим глубоким демократическим чув­ством оценил правильно. Вопрос о положении женщины в семье в силу его исключительного социального драматиз­ма послужил для Белинского отправным моментом станов­ления демократического мировоззрения.

В 40-е гг. углубляются представления В. Белинского о новом нравственном идеале. В этот период он поднимает воп­рос о необходимости нравственного просвещения общества. В "Римских элегиях" высказана исключительная мысль, что неведение и невинность — разные понятия. Невинность не в неведении. "У нас обыкновенно думают, что девствен­ная чистота состоит в младенческом неведении: ложная мысль! Если добродетель есть неведение, то все живот­ные — предобродетельные особы"¹⁴⁵. Это страстный протест против ханжества и невежества в человеческих отношени­ях. Он указал точные подходы к нравственному просвеще­нию народа. В сочинениях 40-х гг. большое внимание уде­ляется сущности брака. Так, в рецензиях на переводные романы Фредерики Бремер выявлены три основных мотива брака:

1. браки по принуждению — "самый гнусный род бра­ков";
   
2. браки по юношеской страсти — "самые опасные виды браков";
   
3. брак по рассудку, где "при расчетах не исключается и склонность в известной степени — это самый благона­дежный род браков"¹⁴⁶.
   

Зрелые, выверенные воззрения Белинского на приро­ду семейных отношений получили отражение в серии ста­тей о Пушкине (май 1843 г. — сентябрь 1846 г.). Семейные отношения трактуются им как решающие, показательные для национальной жизни любого народа: "...тайна националь­ности каждого народа заключается не в его одежде и кух­не, а в его, так сказать, манере понимать вещи... Кто хочет узнать какой-нибудь народ, тот прежде всего должен изу­чить его в семейном, домашнем быту"¹⁴⁷.

Возвращаясь к проблеме женской эмансипации, он при­ходит к выводу о безусловной необходимости равенства между полами и общественной деятельности для женщин. Для Белинского это совершенно новая постановка вопро­са, результат многолетних раздумий над человеческими судьбами: "...нет более чувства — и верность теряет свой смысл"¹⁴⁸. Осторожно говорит он о том, что не всякий се­мейный союз должен быть пожизненным. Незадолго до смер­ти в знаменитой статье "Взгляд на русскую литературу 1847 г." Белинский уделяет особое внимание нравственным основам отношений между полами, делает ряд изумитель­но тонких афористичных наблюдений: "...ложные причины производят такие же мучительные страдания, как и ис­тинные". "Человек не зверь и не ангел, он должен любить не животно и не платонически, а человечески", "Любовь требует свободы", "Любовь имеет свои законы развития, свои возрасты, как цветы, как жизнь человеческая"¹⁴⁹.

Демократические взгляды Белинского на семью подтвер­ждаются его личными переживаниями и размышлени­ями, выраженными в письмах к невесте М. В. Орловой и В. П. Боткину. В конце 1840 г., как раз когда происходил идейный перелом, В. Белинский делится в письмах к В. П. Боткину своими душевными переживаниями и сомне­ниями. Его волнует вопрос о том, как соединить любовь и долг, сохранить верность в браке. "Трагическое заключает­ся в коллизии страсти с долгом для осуществления нрав­ственного закона"¹⁵⁰.


¹ Белинский В. Г. Указ. соч. С. 161.

² Там же. Т. 10. С. 336—339.

В. Белинский откровенно признается, что его страшит возможность угасания чувства в браке, так как "всегдаш­няя возможность и законность наслаждения — ужасная про­за, которая вредит духу на счет плоти"¹⁵¹. В связи с этими рассуждениями он дает остроумную литературную иллюст­рацию: если допустить, что Ромео и Джульетта остались бы живы и стали благополучными супругами, то, возмож­но, "опротивели бы со временем друг другу"¹⁵².

Точно угадав большую психологическую опасность при­выкания в браке, адаптацию чувств, Белинский признается другу: "...мне теперь как-то трудно вообразить возможность любить одну женщину, и с этой стороны брак меня пугает. Скудельные сосуды, они так быстро портятся, розы весен­ние, они так скоро отцветают..."¹⁵³

Эти личные переживания и раздумья совпадают с его характеристикой браков, заключенных по страстной люб­ви. В прочное счастье такого брака он не верит и считает, что более надежен и благоприятен брак по здравому, спо­койному выбору, связанному с взаимной склонностью.

В. Белинский ненавидел церковный брачный обряд, ко­торый он считал "пошлым и тривиальным". Он мучительно переживал необходимость венчаться со своей невестой М. В. Орловой, родители которой и она сама настаивали на общепринятой церковной процедуре: "Я глубоко скорблю и глубоко страдаю от мысли, что Вы не поймете моего от­вращения к позорным приличиям, шутовским церемониям. Для меня противны слова: невеста, жена, жених, муж. Я хотел бы видеть в Вас мою возлюбленную, друга жизни моей... В церемонии венчания я вижу необходимость чисто юридического смысла. По моему кровному убеждению, союз брачный должен быть чужд всякой публичности, это дело касается только двоих — больше никого"¹⁵⁴.

Интересны представления В. Белинского о необходи­мых качествах будущей супруги: "Я больше всего ценю в людях эластичность души, способность ее к движению впе­ред... Да пуще всего не поддавайтесь силе ощущений. Жизнь душит и давит ногами тех, которые глядят на нее с мисти­ческим ужасом и подобострастием: надо смотреть ей пря­мо в глаза. В ней нет ничего ни столько сладкого, ни столько горького, ни столько ласкающего, ни столько страшного, чего бы смерть не изгладила без всякого следа. Стало быть,не из чего слишком волноваться. Будьте спокойнее, холод-
нее и прозаичнее — будет лучше. Жизнь, как и пуля, ща*
дит храброго и бьет труса... Я ожидал от жизни вдвоем с
Вами шествования мирного, ясного, теплого, охоты к тру-
ду и любви к своему углу"¹⁵⁵. ^!

С какой силой выступает цельная натура Белинского, в котором гениальность мышления и нравственное величие находились в полной гармонии.

А. И. Герцен, так же как В. Белинский, начинал свой идейный путь с борьбы с феодальным сознанием, который он назвал "расчисткой человеческого сознания от всего на­следственного хлама, от всего осевшего ила"¹⁵⁶. Считается общепринятым, что Герцен и Огарев являются родоначаль­никами социалистической традиции в общественной мысли России. Симптоматично, что непосредственным поводом, вызвавшим интерес к изучению Сен-Симона в подпольном кружке Герцена, явился судебный процесс 1832 г. над уче­никами Сен-Симона, участниками так называемого "мениль-монтинского семейства", возглавляемого Анфантеном. Уча­стники "секты Анфантена", создавшие коммуну, были осуж­дены за оскорбление общественной нравственности. А. И. Гер­цен отмечал, что первостепенное значение в учениях со­циалистов для его круга имели два откровения "сен-симо-нистической веры: с одной стороны — освобождение жен­щины, призвание ее на общий труд, отдание ее судеб в ее руки, союз с нею как с равным. С другой — оправдание, искупление плоти"¹⁵⁷.


¹ Белинский В. Г. Указ. соч. Т. 12. С. 212, 228.

² Герцен А. И. Собр. соч.: В 30 т. М., 1954—1965. Т. П. С. 74.

Освобождение женщины для Герцена не сводилось толь­ко к проблеме ее бесправия, а составляло центр тяжести всех общественных вопросов, связанных с социальной спра­ведливостью, поиском новых нравственных установлений. Для русских демократов, вся жизнь которых была скована церковно-крепостнической моралью, эти, по выражению

Герцена, "великие идеи сен-симонистов (Герцен, так же как и Белинский, употребляет это собирательное понятие. — Авт.) заключали в себе целый мир новых отношений меж­ду людьми, — мир здоровья, мир духа, мир красоты, мир естественно нравственный, потому нравственно чистый"¹⁵⁸.

Бесправное положение женщины понималось Герценом как один из самых очевидных аргументов против общества насилия и несправедливости. Расширение прав женщин — общий принцип всякого социального прогресса.

Герцен и Огарев рассматривали брак и семью как такие первичные институты, по образцам которых должны стро­иться все общественные отношения. Свобода, равенство в семье понимались как первоэлемент или прообраз граж­данских свобод¹⁵⁹. С другой стороны, Герцена волнует про­блема сочетания человеком общественных и личных инте­ресов. В статье "По поводу одной драмы" он говорит о не­обходимости осознания прежде всего женщиной общности с другими людьми и страстно выступает против "преступ­ного отчуждения от интересов всеобщих, преступного хо­лода ко всему человеческому вне их женского круга, ис­ключительного занятия собою... человек не имеет права ог­раничивать человечность только первую ступенью, т. е. се­мейной жизнью".

На этой идее построен роман "Кто виноват?". Поиск правильного понимания принципа коллективности, сочета­ния семейного, личного и общественного характерен для всего творчества Герцена. С этим связана постановка воп­роса о сущности эгоизма.

Идея "разумного эгоизма" принадлежит Герцену. Он считал, что общество должно культивировать эгоизм как проявление человеческого "я", человеческой индивидуаль­ности. Герцен писал: "Что такое эгоизм? Сознание моей личности, ее замкнутости, ее прав? Или что-нибудь дру­

й

i

roe? Где оканчивается эгоизм и начинается любовь? Да и действительно ли эгоизм и любовь противоположны, могут ли они быть друг без друга? Могу ли я любить кого-нибудь не для себя? Могу ли я любить, если это не доставляет мне, именно мне удовольствия? Не есть ли эгоизм одно и то же с индивидуализацией, с этим сосредоточиванием и обособлением, к которому стремится все сущее, как к пос­ледней цели? Всего меньше эгоизма в камне, у зверя эго­изм сверкает в глазах: он дик и исключителен у дикого че­ловека; не сливается ли он с высшей гуманностью у образо­ванного?"¹⁶⁰

Социальные идеи Герцена, так же как у Белинского, опирались на антропологическую теорию, связанную с рас­крытием человеческой природы в условиях социальной спра­ведливости. Показательно, что Герцен особо критикует вульгарные социологические прогнозы будущего семьи. Ему чужды однобокие крайние выводы, к которым относилась, например, платоновская идея общности жен. Молодой Гер­цен категорически заключает: "Платонова республика вполне показывает даль тогдашней философии от истины"¹⁶¹.


' Герцен А. И. Указ. соч. Т. XXI. С. 23.

² Там же. Т. XVIII. С. 362.

³ Там же.

Тридцать лет спустя в "Письмах к путешественнику", учтя опыт европейских революций, многочисленных попы­ток социальных преобразований, Герцен приходит к выво­ду о безнадежности, тупиковости стремления "ломать зря и устраивать общество насильно на какой-то каторжный манер... а социализм только так и разрешал вопрос". Между тем сама идея переделать мир в лучшую сторону важна для исторического прогресса: "Не только сен-симонизм и фурьеризм не прошли бесследно, но неопределенные стрем­ления, нашедшие отголосок в поэзии Гюго, в романах Сю, в целой литературе 30-х годов, женский протест Ж. Сада... все это не только разбудило людей и направило их мысли в известную сторону, но все это принялось, про­зябло и проросло старую почву"¹⁶².


Герцен считал, что социальные идеи, всколыхнувшие мировое общественное сознание, при попытке их практи­ческого применения пережили свою "героическую интро­дукцию", столкнувшись с "дневной работой, с помехами и ошибками, с дождем, ведрами, с каменистой почвой и бо­лотами, с отклонениями и уступками, с компромиссами и диагоналями. Для этой работы нужны не кадилы и рапиды, а простые формулы разума..."¹⁶³. Герцен полагал, что ника­кой практической пользы не принесли опыты Оуэна, Кабе, Луи Блана. Как ни устали трудящиеся от экономических условий труда, упроченных неравновесием сил, их поте­рей, рабством работы, злоупотреблением накопленных бо­гатств, но они

"...не хотят переезжать в рабочие казармы Не хотят, чтоб правительство гоняло их на барщину, Не хотят разрушать семьи и очаги, Не хотят поступиться частной собственностью"¹⁶⁴. Герцену принадлежит поразительно трезвая и проро­ческая мысль, что массы людей, ратуя за новые условия жизни, ее обновление, хотят сохранить, насколько это возможно, свой привычный быт, согласия его с новыми ус­ловиями. Эти глубокие идеи Герцен продолжает развивать в обращении "К старому товарищу". Он возвращается снова к вопросу об опасности разрушения всякой собственности, особенно крестьянской. Его волнует поиск правильных форм, методов, определяющих отношение между личной и кол­лективной собственностью. "Отними у самого бедного му­жика право завещать — и он возьмет кол в руки и пойдет защищать своих, свою семью и свою волю, т. е. непременно станет за попа, квартального и чиновника, т. е. за трех сво­их злейших опекунов, обирающих его... но не оскорбляю­щих его человеческое чувство к семье, как он его понима­ет"¹⁶⁵.

По мнению Герцена, фурьерийские фаланстеры, ко­лонии икарийцев — последователей Кабе, "национальные рабочие" ассоциации и "государственные подряды" Луи Бла-на потерпели поражение из-за своего стремления к рег­ламентации, недооценки индивидуального начала челове­ческого быта. Подобные ошибки дискредитируют самые гу­манные идеи и могут привести массу в объятия контррево­люции. Герцен подчиняет всю проблему преобразования быта, семейных отношений, всего народного уклада жизни на гуманических началах своей теории общинного социа­лизма, которую иногда называют "русским социализмом". Он видит в общине лучшую форму организации народного быта, прибегая к явной идеализации, в целом не свойствен­ной его диалектическому стилю мышления. "Одно из дей­ствительных решений представляет русский народный быт в его современном развитии. Бедное село наше со своей скромной общинной жизнью, со своим общинным землевла­дением, наша черная Русь и крестьянская изба невольно вырезываются на сцене, с которой больше и больше исче­зают в тумане фаланстеры, икарии, национальные рабо­чие, государственные подряды"¹⁶⁶.

Преобразование семейных отношений, возникновение новой нравственности Герцен считает фундаментальным моментом переустройства общества. "Обыкновенно думают, что социализм имеет исключительною целью разрешение вопроса о капитале, ренте и заработной плате, т. е. об унич­тожении людоедства в его образованных формах. Это не совсем так. Экономические вопросы чрезвычайно важны, но они составляют одну сторону целого воззрения, стремя­щегося наравне с уничтожением злоупотреблений собствен­ности уничтожить на тех же основаниях и все монархичес­кое, религиозное — в суде, в правительстве, во всем обще­ственном устройстве, и больше всего — в семье, в частной жизни, около очага, в поведении, в нравственности"¹⁶⁷.

Для представителей "русского социализма" характерна тес­ная преемственность во взглядах. В. Белинский отмечал со­впадение своих взглядов с взглядами Герцена на нравствен­ные основания семейных отношений. Для Белинского и Гер­цена обязательным основанием семейного союза является свободно проявленное чувство между мужчиной и женщи­ной. Совпадение взглядов Белинского и Герцена на половую мораль отражено в письмах Герцена к Н. И. Огареву 1814 г. Белинского и к В. П. Боткину 1840 г. Работая над эпистоляр­ным наследием, мы обнаружили, что в одно и то же время все четверо горячо откликнулись на роман Гете "Wahl-verwandschaften (Избирательное сродство)" и критический разбор этого романа Генрихом Ретшером, немецким тео­ретиком литературы. Гете в художественной форме пока­зал личную драму героев, связанных формальными путами брака. Он осторожно поставил вопрос о возможности раз­вода. Эта постановка проблемы была столь шокирующей даже для просвещенных кругов Европы 40-х гг. XIX в., что Ретшер обвинил Гете в безнравственной попытке на­рушить "незыблемость священных брачных уз".

Независимо друг от друга Белинский и Герцен дают резкую критику филистерской позиции Ретшера, "защи­щавшего интимную святость неразумного и случайного бра­ка"¹⁶⁸.

В это же время Герцен пишет Огареву: "С(атин) гово­рит, что ты в восхищении от Ретшерова разбора "Wahlver-wandschaften", а я нахожу его, во-первых, ложным по идее, во-вторых, ложным по воззрению и безмерно скучным. Гете нисколь не думал писать моральную притчу, а разрешил для себя мучительный вопрос о борьбе формализма с из­бирательным средством. Брак не восторжествовал у Гете"¹⁶⁹. Белинский подтверждает мнение Герцена: "Я даже готов согласиться с Герценом, что Ретшер не понял романа Ге-


те — что он не апология, а скорее протест против этого собачьего скрещивания с разрешения церкви"¹⁷⁰. Это удиви­тельное совпадение мнений на одно и то же произведение и его критику подтверждает, что нравственная концепция "русского социализма" объективно формировалась в еди­ном гуманистическом русле и отличалась отсутствием уто­пических прожектов. Белинский и Герцен преодолели во многом утопическую ограниченность западной социалисти­ческой традиции, дав основательную критику несбыточнос­ти их социальных проектов будущих отношений между по­лами. Герцен отмечал, что "даже социализм, в своих наи­более восторженных, юношеских фазах, в сен-симонизме и фурьеризме, никогда не доходил ни до общности имуще­ства, проповедовавшейся апостолами, ни до платоновской республики подкидишей, ни до полного отрицания семьи посредством создания специальных заведений для дето­убийства во чреве матери и публичных домов безбрачия и воздержания"¹⁷¹. Герцену принадлежит замечательный афо­ризм: "И когда же это революция была безнравственной? Революция всегда сурова, доблестна по обязанности, чиста по необходимости; она всегда — самопожертвование"¹⁷². Ре­волюция по Герцену — это не разбой и казарма, а путь в мир новой человеческой нравственности и счастья, осно­ванного на свободе личности.

Необъятная литература о Н. Г. Чернышевском давно резко делится на исследования, посвященные его социаль­но-политическим взглядам и литературно-эстетическим. Это традиционное разделение во многом обескровило представ­ление о целостности мировоззрения Н. Г. Чернышевского.


¹ Белинский В. Г. Указ. соч. Т. П. С. 578.

² Герцен А. И. Указ. соч. Т. XX. Кн. 1. С. 60.

В свое время А. В. Луначарский точно определил цели научной и политической деятельности Н. Г. Чернышевского: "В чем заключалась та политика, за которую Чернышевс­кий сложил свою жизнь? В устранении самодержавия, крепостного права и т. д.... Почему все это так страстно хотелось ему устранить? Потому что это дало бы возмож­ность жить настоящей жизнью сердца, отдаваться подлин­ному культурному существованию, со всем его богатством переживаний. Цель политической борьбы заключается в ус­тановлении счастливого человеческого быта. Если бы такой цели не было, то зачем нужна была эта политика?"¹⁷³

Взгляды Чернышевского на семью, эмансипацию жен­щин, половую мораль почти не изучены социологией.

Чернышевский уделял этим проблемам много внима­ния и подошел к их нравственному теоретическому реше­нию. Знаменательно, что теория семьи Чернышевского сбли­жается с идеями Ф. Энгельса. Критикуя моногамию в усло­виях социального неравенства, он писал: "Самый брак стал просто коммерческою сделкою, денежным расчетом: жених продает себя, невесту продают. При таком начале невоз­можно хорошее продолжение супружеской жизни: муж всегда неверен жене, жена почти всегда изменяет мужу, супружеское счастье — редкость, которой никто даже не верит; едва умирает человек, над его трупом начинаются ссоры и процессы из-за наследства: общественная жизнь наполнена жесточайшею враждою между родными; эта гнус­ность простирается до того, что беспрестанно возникают тяжбы у дочерей с отцами за имущество матери, у сына с матерью за имущество отца. Вот какова семейная жизнь зажиточных сословий! Для простолюдина с каждым днем уменьшается возможность иметь семейство: молодой чело­век не имеет средств содержать жену, девушка находит любовника, но не выходит замуж: супружество заменяет­ся наложничеством"¹⁷⁴.

Говоря о положении женщины, Чернышевский не про­сто декларирует необходимость равенства, но ищет исто­ки, причины, породившие неравенство между полами:

"Женщина играла до сих пор такую ничтожную роль в ум­ственной жизни потому, что господство насилия отнимало у нее и средства к развитию, и мотивы стремиться к разви­тию"¹⁷⁵.

Проблемы новой морали, любви, положения женщины очень рано начали волновать Чернышевского и прошли че­рез всю его жизнь и творчество. В дневниковой записи за 1848 г. Чернышевский отмечает: "Женщина у нас лакей, вольноотпущенник, взявший в руки своего барина или ди­тя, — три положения, все три — неестественные"¹⁷⁶.

Бесправное, безвыходное положение женщины отра­жено уже в неоконченной юношеской повести 1849 г. "Тео­рия и практика" и повести "Отрезанный ломоть". Основные идеи молодого Чернышевского сводились к необходимости покончить с рабством женщины прежде всего в семье. За­писывая в дневнике свои впечатления от объяснения с не­вестой Ольгой Сократовной Васильевой, Чернышевский зак­лючает: "По моим понятиям, женщина занимает недостой­ное место в семействе. Меня возмущает всякое неравен­ство. Женщина должна быть равной мужчине"¹⁷⁷.

Особое место в жизни и творчестве Чернышевского занимает любовь. Он относится к любви как к одной из выс­ших ценностей жизни и связывает это чувство с возможно­стью творчества. Глубокие, чистые, свободные чувства — великий стимул человеческой деятельности. Чернышевский видел в любви общественное содержание. "Никчемность в личной жизни и никчемность в общественной борьбе — это две стороны одной медали: люди впадают в пустую и гряз­ную пошлость, когда их мысль уклоняется от обществен­ных интересов"¹⁷⁸.


¹ Чернышевский Н. Г- Указ. соч. ²Тамже.Т. 1. С. 208.

³ Там же. С. 444.

⁴ Там же. TV. С. 196.

В "Русском человеке на render-vous" он связывает по­ведение человека в личной жизни с его общественным лицом. "От любви должны светлеть мысль и укрепляться руки"¹⁷⁹. Изучая нравственные принципы Чернышевского, важно знать его положение, "что политические интересы интересны только потому, что от них много зависит вооб­ще жизнь человека"¹⁸⁰.

Эта мысль — ключ ко всему творчеству Чернышевско­го. Он отдал свою жизнь за гуманистические идеалы, уве­ренный в том, что будущее сделает людей нравственно чистыми, способными к великой любви. Он не считал такую идиллию неосуществимой. "Чистейший вздор, что идиллия недоступна, она не только хорошая вещь почти для всех людей, но и возможная, ничего трудного не было бы уст­роить ее, но только не для одного человека, или не для десяти человек, а для всех"¹⁸¹.

Чернышевский полагал, что только чувство составля­ет основу семейной жизни. Будучи женихом, он записывает в дневнике: "Сущность брака состоит, по моим понятиям, в искренней взаимной привязанности, все остальное — дело второстепенное"¹⁸². До самой смерти он сохранил свою лю­бовь к жене. Нравственное содержание его личности по­трясает. Нам посчастливилось найти в Саратовском истори­ческом архиве документ, раскрывающий некоторые неиз­вестные факты из жизни Чернышевского. В описи этот до­кумент значится под названием "Рукопись неизвестного ав­тора". Из самого текста рукописи легко установить, что автор В. Духовников — это, по-видимому, один из учени­ков Чернышевского в годы его работы учителем саратовс­кой гимназии. Духовников написал статью о Чернышевском в 1892 г. для журнала "Русская старина" в осторожном, бла­гонамеренном тоне, но она не была пропущена цензурой. Духовников восторженно рассказывает о педагогических приемах Чернышевского, который был врагом зубрежки,формалистики. "Он не спрашивал уроков, не ставил оценки ученикам, баллов в журнал и вообще пренебрегал фор­мальной стороной дела... Н. Г. представлял противополож­ность всему строю тогдашнего воспитания и обучения, и потому должен был поневоле встать в разлад со всеми ус­тановившимися обычаями и привычками. Это-то и должно было поселить к нему во многих неудовольствие и даже вражду, особенно недоволен им был директор гимназии Алексей Андреевич Мейер, который восклицал: "Какую сво­боду допускает у меня Ч.! Он говорит ученикам о вреде крепостного права. Это вольнодумство и вольтерьянство! В Камчатку упекут меня за него!"

Духовников приводит рассказ жандармского унтер-офи­цера, который он записал о жизни Чернышевского в Ви-люйской тюрьме. В камере, где помещался Чернышевский, стояло 7 кроватей, на которых он держал книги и вещи. Он получал пособие — 17 рублей в месяц, покупая самое не­обходимое, остальные деньги раздавал сторожу и урядни­ку. "Раз сторож напился пьян. Чернышевский начал горя­читься: "Он отравился", призывал всех, начал хлопотать. Когда сторож проспался, Чернышевский говорит ему: "За­чем ты себя губишь? Зачем убиваешь?" Смешной иногда был, но добрый, кажется, лучше быть нельзя, всем готов был помочь, особенно в болезни. К нему часто приезжали якуты — любили его. Приедут и спрашивают: "Есть Мико-ла?" Он сейчас ставит самовар, поит их чаем. По-якутски он не понимает, но урядники ему переводили. Чернышевс­кий осушил много болотистых мест, якуты начали на них сеять и назвали их "Миколины места".

Особенно потрясает рассказ о подарке, который при­слал Чернышевский жене из Вилюйского острога.


¹ Саратовский областной исторический архив Ф 407, оп. 2, д. 2110.

"За все время он один раз только сделал долг: купил за 300 рублей шубу из чернобурых лисиц и послал жене. Деньги ему дали в ссуду из казны, потом вычитали по пяти рублей ежемесячно из пособия"¹⁸³.

Когда Чернышевский был арестован в 1862 г., ему шел всего 35-й год — самый расцвет жизни.

В крепости за три с половиной месяца он написал ро­ман "Что делать?". Он осуществил давно вынашиваемый замысел. Со времени окончания университета и до ареста Чернышевский не писал художественных произведений. Ходячее представление, будто он взялся за написание ро­мана только по цензурным условиям, совершенно не вер­но. Просто до ареста он не располагал свободным временем для обдумывания произведения в художественной форме. В романе "Что делать?" через мир чувств и отношений показан новый нравственный критерий отношений между мужчиной и женщиной. И это не просто литературная под­цензурная форма, а давно продуманная и выстраданная тема.

Как известно, сюжет романа построен на проблеме се­мейных отношений: жена полюбила друга своего мужа; муж устранился и дает ей возможность соединиться с любимым человеком, а сам, в свою очередь, полюбил другую девуш­ку и женился на ней: составились две счастливые пары, которые состоят в тесной дружбе между собой. Все увле­чены общественно-полезным трудом. В 60-е гг. XIX в. та­кой сюжет был оглушающей неожиданностью. Цензор О. А. Пржецлавский обрушился на роман, который удалось опубликовать Некрасову, прежде всего потому, что "на место христианской идеи брака проповедуется чистый раз­врат, коммунизм женщин и мужчин"¹⁸⁴.

Роман "Что делать?" справедливо называют памятни­ком русской социальной утопии. В романе выражена кон­цепция семьи будущего: полное равноправие супругов в труде и общественной жизни. Равенство в браке — важ­нейшее условие счастья. Семья — это свободный добро­вольный союз любящих людей. Эта мысль выражена в зна­менитом четвертом сне Веры Павловны. "Господин стеснен при слуге, слуга стеснен перед господином; только с рав­ными себе вполне свободен человек. С низшим — скучно, только с равным полное веселье... Поэтому, если ты хо­чешь одним словом выразить, что такое я, это слово — равноправность. Без него наслаждение телом, восхищение красотою скучны, мрачны, гадки; без него нет чистоты сер­дца, есть только обман чистотою тела. Из него, из равен­ства, и свободы во мне, без которой нет меня"¹⁸⁵.

Чернышевский великолепно показал динамику любви, ее хрупкость, подвижность. Личная трагедия героини — Веры Павловны получает смысл общественного звучания, раскрывает трагическое положение женщины в семье.

Чернышевский создает совершенно небывалую для сво­ей эпохи коллизию: в "треугольнике" — все трое достой­ные люди. Причиной кризиса в семье Лопуховых явились не дурные качества кого-либо из супругов, а свободное развитие чувств. Рахметов верно объяснил эту ситуацию: "Оба вы хорошие люди, но, когда ваш характер, Вера Пав­ловна, созрел, потерял детскую неопределенность, приоб­рел определенные черты, — оказалось, что Вы и Дмитрий Сергеевич не слишком годитесь друг для друга. Что тут предосудительного кому-нибудь из вас?"¹⁸⁶ Эта ситуация мо­жет быть решена людьми, свободными от лицемерия и хан­жества. Роман "Что делать?" — это гимн освобожденной любви. Чернышевский показывает новую семью, противо­поставленную мещанской затхлости семьи Розальских. Для героини Чернышевского нет семейного счастья без равен­ства в труде. Вера Павловна становится врагом. Труд как предмет гордости для женщины впервые выступает в ро­мане "Что делать?". Формула счастья четко выражена Чер­нышевским: "Равенство в любви немыслимо без равенства в труде"¹⁸⁷.


¹ Чернышевский Н. Г. Указ. соч. Т. XI. С. 219.

² Там же. С. 253.

Идеал семьи у Чернышевского прост и ясен — свобод­ный союз любящих людей, увлеченных общественно полез­ным трудом. Какими непривычными, ошеломляющими были эти идеи, видно из рассуждений Н. А. Добролюбова, полно­стью разделявшего взгляды своего учителя. В рецензии на роман М. И. Воскресенского "Наташа Подгорич" Добролю­бов считает, что семейные отношения составляют важней­шую основу социальной жизни: "...что ни толкуйте о раз­ных улучшениях общественной жизни, они всегда будут иметь началом и концом — отношения семейные, понимае­мые не только в смысле "супружеского блаженства", но и в значении гораздо более обширном"¹⁸⁸.

Добролюбов отмечает важную функцию семьи — вос­питание коллективизма, солидарности, обуздание собствен­ного эгоизма. "В семье совершается самое полное и есте­ственное слияние собственного эгоизма с эгоизмом другого и полагается основание и начало того братства, той соли­дарности, сознание которых одно только может служить прочною связью правильно организованного общества"¹⁸⁹.

Какое сопротивление встречало в обществе движение за эмансипацию женщин, видно из следующего высказыва­ния Добролюбова: "Почему мы, хлопоча с таким жаром о разных общественных эмансипациях, в то же время так страшно восстаем против одной мысли о семейной эманси­пации женщины? Положим, что мы справедливы, не же­лая доходить до крайностей; но отчего же рассуждать-то мы не хотим об этом? Неприлично, что ли? Полноте, по­жалуйста: ведь мы уж не ребята. Пора бы хорошенько и прямо взглянуть в лицо этому запутанному вопросу... не­ужели вечно будет продолжаться это своевольство муж­чины в семейных отношениях только потому, что он, гово­рят, занимается деятельностью общественною, которая женщине недоступна? Неужели женщина всегда должна быть страдалицей и рабой, имеющей свою долю власти толь­ко тогда, когда рассудок мужчины помрачается страстью?

Пора бы определить, не заходя далеко, хотя равенствсй одних семейных-то отношений мужчины и женщины"¹⁹⁰. j

С другой стороны, эти новые идеи произвели огромное*
воздействие на современников, породив многочисленных!
последователей. Я

Под влиянием романа Чернышевского "Что делать?^ сотрудник "Современника" В. А. Слепцов, один из организа*! торов народнической "Земли и воли", создал первую рус-1 скую коммуну. Это была попытка превратить идеи ЧерныЧ шевского в жизнь. Слепцов был блестящим мастером эзоА пова языка. После ареста Чернышевского он сумел в фель-1 етонной форме в "Петербургских заметках" критиковать| самодержавие. Слепцов написал повесть "Трудное время"| в которой он изобразил семью будущего. В разгар прави­тельственной и общественной реакции В. А. Слепцов про4 должал борьбу за эмансипацию женщин. Эта деятельности вызвала резкую критику со стороны некоторых известных! литераторов. Появились так называемые "антинигилисти­ческие" романы "Никуда" Н. С. Лескова и "Взбаламучено^ море" А. Ф. Писемского. В этих романах показано, как рево^ люционеры, "нетерпеливцы", по выражению Лескова, об-^ рекающие себя на нравственное падение, совершают не-j поправимые ошибки. Не к чести Н. С. Лескова, что он пи­шет этот роман тогда, когда Чернышевский был осужден на каторгу, Писарев содержался в Петропавловской крепос* ти, Прольское восстание потоплено в море крови.

Первой жертвой ужесточившихся репрессий в 60-е гг1 XIX в. стал публицист Михаил Илларионович Михайлов, "рыцарь трудящегося народа", как называл его Н. А. Не-; красов. Михайлов был вырван из жизни, когда ему шед 33-й год, он был осужден на каторгу и через четыре года умер в остроге. Михайлов написал серию статей по жене* кому вопросу, которые, по словам Н. В. Шелгунова, "про­извели в русских умах землетрясение" и сделали Михай­лова "творцом женского вопроса"¹⁹¹.

Реакционеры приходили в ужас от статей Михайлова; они начали травить его как проповедника безнравствен­ности.

Концепция семьи будущего изложена Михайловым в публицистических статьях "Парижские письма", "Лондон­ские письма", "Женщины, их воспитание и значение в об­ществе и семье", написанных во время пребывания за гра­ницей в 1858—1859 гг. Эти статьи были опубликованы в "Со­временнике". Во Франции он знакомится с произведени­ями Сен-Симона, Фурье, Луи Блана, Прудона. В Лондоне Михайлов встречается с Герценым и Огаревым. Идеей эман­сипации он "заразился" в Париже, познакомившись с писа­тельницей Женни д'Эрикуар, убежденной защитницей эман­сипации, написавшей книгу "Освобожденная женщина".

М. И. Михайлов полагал, что "полная перестройка об­щества невозможна без переделки основания его семьи; это сознавалось иногда смутно, иногда ясно всеми обществен­ными новаторами; на этом основании выросли идеи и о так называемой эмансипации женщины, скоро нашедшие путь в общество, как слишком заинтересованное в этом вопро­се"¹⁹². Михайлов не только обличает внедрившееся в семью лицемерие, нравственно растлевающее общество, но и ищет корни этих явлений в "антагонизме между членами семьи"¹⁹³.

Зная цензурные условия, Михайлов, поднимая вопрос об эмансипации, переводит статью Джона Стюарта Милля об эмансипации женщины со своими пояснениями и приме­чаниями. Этот прием впоследствии использует Чернышевс­кий, публикуя свой перевод извлечений из "Оснований по­литической экономии" Дж. С. Милля. В подцензурных усло­виях ни у Михайлова, ни у Чернышевского не было воз­можности прямо изложить свои взгляды. Эта статья Ми­


¹ См.: Михайлов М. И. Женщины, их воспитание и значение в семье и обще­стве. СПб, 1903. С. 95.

² Там же. С. 129.

хайлова, камуфлированная под перевод, имеет большое теоретическое значение. Михайлов подробно знакомит рус­ского читателя с самим политическим движением за эман­сипацию женщин, которое с середины XIX в. начинает при* обретать международный характер.

Первым публичным проявлением движения за эманси­пацию, сообщается в статье, был съезд женщин американ­ского штата Огайо в 1850 г. Прошло несколько публичныз митингов, на которых были приняты следующие требова­ния:

1. равенство перед законом без различия пола и цвета;|
   
2. всеобщее образование; jj
   

3. доступ женщин ко всем должностям и промышлен-j ным занятиям; I
   
4. принятие законов о собственности, уравнивающих^ положение мужчины и женщины¹⁹⁴. '_t
   

Догадливый читатель безусловно воспринимал эти чет-<
кие демократические требования как программу русских
социалистов из лагеря Чернышевского. \

В статьях Михайлова содержатся блистательные ис­торические экскурсы, рисующие рабское положение жен-» щин у многих народов. Образно дана история нравов древ­них германцев по фольклорным источникам. На фоне этого исторического повествования делается глубокий теорети­ческий вывод: германские законы о женщинах — те же законы о собственности, которая вся была в руках муж­чин¹⁹⁵. На многочисленных исторических примерах показано отсутствие у многих народов свободы выбора супруга.

"Как дочь, как жена и как мать, женщина была обрече­на на безвыходное рабство"¹⁹⁶, — пишет Михайлов. Женщи­ны никогда не мирились со своим положением. Они искали спасение от домашнего деспотизма и бесправия в религи­озности. Женское рабство приводило к падению нравов: женщины находили исход из своей подневольности в "кур-туазии"¹⁹⁷.

В статьях ни разу не упоминаются российские усло­вия, но читатель все понимал между строк. Предвидя от­ношение реакционных сил к идее эмансипации, Михайлов приводит целый ряд контраргументов, которыми обычно пользовались противники эмансипации. Эти аргументы сво­дились к трем основным:

1. Женщина не может сочетать служение обществу с материнством.
   
2. Эмансипация создает конкуренцию в производствен­ной сфере.
   
3. Общественные занятия огрубляют женщину, она по­теряет женственность.
   

Прошло полтора века, а аргументы против эмансипа­ции не изменились.

Михайлов вел идейный бой с противниками эмансипа­ции, которых он называл сторонниками кулачного права. Он смеется над распространенным предрассудком, что жен­щина по природе своей слабее мужчины в физическом от­ношении, следовательно, должна быть "трижды подчинена ему". Отказывать женщине в праве личной свободы, зак­рыть ей все пути к образованию, к общественной деятель­ности — значит "ставить ее ниже бессловесных животных". Надо сначала предоставить ей свободу развиваться, а по­том уже произносить суд. Каждый видит разницу между мужчиной и женщиной, но эта разница происходит не от различия в природе ума, а от различия положения, в ко­торое они поставлены¹⁹⁸.

Малоизвестным фактором является блестящая заочная полемика Михайлова со знаменитым европейским мысли­телем Прудоном, которого Михайлов называет "антагонис­


¹ Михайлов М. И. Указ. соч. С. 373, 375.

² См.: Прудон. Порнократия, или Женщины, их воспитание и значение В семье и обществе. М., 1876. С. 20, 35.

том женского движения". Прудон посвятил борьбе с идеей эмансипации две большие работы "О справедливости" и "Порнократия и женщины в настоящее время", последняя была в России официально издана в 1876 г.

По словам Михайлова, "никто из самых злейших вра­гов социализма не смеялся так жестко, как Прудон, над общественными и семейными теориями и системами рефор­мистов. Но едва ли хоть один из проектов преобразования домашней жизни и семейных отношений представлял столько смешных сторон, как его собственный проект.

Прудон высказал крайне реакционные взгляды на се­мью и положение женщины в обществе. Как выразился Михайлов, "Прудон в своей книге высказал до последних крайностей деспотические основания этого семейного уст­ройства, с которым, как со всякою старой дрянью... трудно вдруг расстаться современному человеку"¹⁹⁹.

В книге "Порнократия" Прудон обобщил свои взгляды на семью. "Женщина, — пишет он, — должна быть изъята от всяких производительных трудов... царство женщины — семья... сфера ее деятельности у домашнего очага... Я из­гнал развод". Кредо Прудона уместилось на одной странице. Дальше идут пошлые рассуждения о том, что даже самая умная женщина редко достигает высоты мужчины со сред­ними умственными способностями²⁰⁰.

Вот еще один образец аргументации Прудона: "Обла­дая большею силой темперамента и ума, мужчина, по за­конам единства, гармонии и пропорции, должен обладать также и большею силой совести". Затем Прудон выводит* отношение, по которому "мужчина как'выражение могу­щества относится к женщине как 27:8; женщина как оли­цетворение идеала относится к мужчине как 8:27"²⁰¹.

Мужчина одарен силой действия, женщина — силой очарования. Из различия их природы вытекает различие во всех качествах, отправлениях и назначении. Прудон апел­лирует к действительным физиологическим и психологи­ческим различиям женского и мужского организма, абсо­лютизирует их и доводит до абсурдного отрицания идеи социального равенства между полами. Трудно себе пред­ставить, что человек, считавший себя другом трудящих­ся, написал такие слова: "Допуская к исполнению обще­ственных обязанностей женщину, предназначенную приро­дой и супружескими законами к занятиям чисто семейным, мы пятнаем семейную честь, делаем из женщины лицо об­щественное, провозглашаем смешение полов, общность любви, уничтожение семьи, абсолютизм государства, граж­данское рабство и шаткость собственности... Эмансипация может привести только к "порнократическому коммуниз­му"... Уравнение полов влечет за собою общее разложение"²⁰².

Книга Прудона наполнена филистерскими глупостями, недостойными человека, претендующего быть философом. Например, "всякая женщина, часто обращающаяся в сре­де мужчин и занимающаяся не свойственными ей полуде­лами, утрачивает свою природную грацию, воспламеняет свое воображение и дает греху доступ в свое сердце". По­шлость рассуждений Прудона не имеет границ: он высту­пает против женщин-акушерок на том основании, что это "скабрезная наука". Есть суждения, граничащие с сексу­альной патологией: "Каждый отец семейства, посещающий театр вместе с женой и детьми, повинен в проституции... Не подлежит сомнению, что большинство женщин, часто посещающих театры, исповедуют свободную любовь". Смысл этой словесной галиматьи мог оценить бы только 3. Фрейд²⁰³.

Прудон гневно обрушивался на любовь: "Любовь для любви, любовь — для наслаждения; всякая женщина, ис­поведующая подобного рода теорию — блудница... Любовь есть прелюбодеяние... Романисты, драматурги, поэты, про-


славляя любовь и сладострастие, побуждают к проститу­ции". Трудно поверить, что известный философ, власти-, те ль дум мог позволить себе такие рассуждения: "Женщи-1 на — хорошенькое животное. Она любит поцелуи, как козы| любят соль... Женщины любят грубость и даже насилие...! Женщи-на — самка, ищущая самца, но боящаяся его силы; и выпускающая когти прежде, нежели отдаться ему"¹. )

Ненависть Прудона к идее эмансипации беспредельна,! он договаривается до такого неприличного суждения: "Кто i хочет эмансипации женщины, тот хочет также уничтожить' право и свободу; тот стремится к мужеложеству".

Без всякого стеснения Прудон ведет слащаво-востор­женные разговоры о сущности брака. "В браке все дарует­ся безвозмездно, в нем существует абсолютное бескорыс­тие... супруги служат друг для друга представителями чего-то божественного, их союз есть религия... Муж имеет пра­во контроля над своею женою, тогда как женщина может только помогать, предостерегать и подавать советы ему"².

Критикуя "деспотизм" Прудона, Михайлов его пози­цию считает реакцией на утопические теории семьи запад­ных мыслителей. Он по цензурным условиям не называет их имена, применяя слово "новаторы". Отрицание брака утопистами дало основание реакционерам объявить все де­мократические идеи в отношении семьи и равноправия без­нравственными.

Михайлов считал, что рабское положение женщины губительно сказывается на семейных отношениях. Без эман­сипации женщин нечего и толковать о воспитании обще­ству полезных граждан. Михайлов приводит неопровержи­мый аргумент в пользу эмансипации, утверждая, что у тру­дящихся слоев населения отсутствует женская праздность, женщины трудятся наравне с мужчинами. Для того чтобы мать могла стать воспитателем своего ребенка, она сама должна быть развитым и современным человеком. "Нрав­ственные понятия движутся и развиваются вместе с обще­ством и жизнью, а не стоят на месте. Требуя, чтобы жен­щина вносила в воспитание детей нравственные начала, мы должны предполагать в ней развитие в уровень требовани­ям времени. Но откуда же такое развитие, если мы отре­шили ее от участия в движении общества"¹. Михайлов при­давал первостепенное значение разрушению средневековых предрассудков о положении женщины в семье и обществе и радовался всяким проблескам прогресса в "женском воп­росе". "Сомнения в непогрешительности веками утвержден­ных неравных семейных отношений, неравных обществен­ных прав мужчины и женщины и шаги общества к женской эмансипации кажутся мне одним из самых важных, самых характеристических явлений нашего века"².

Михайлов был уверен, что благоденствие общества за­висит от уравнения прав мужчин и женщин. В статьях, по­священных "женскому вопросу", помимо критической сто­роны, есть наиважнейший момент. Выработана позитивная программа демократических преобразований, служащая разрешению женского вопроса. Эта программа сводится к следующим пунктам.

1. Всеобщность образования, одинаковое образование
для обоих полов. Высшее образование для женщин нарав-
не с мужчинами.

2. Доступ женщин ко всем видам деятельности.

3. Участие женщин во всех гражданских правах и обя­занностях.
   
4. Брак при исчисленных возможностях становится вы­соконравственным союзом.
   

5. Истинно нравственное воспитание новых поколений³.

Все статьи Михайлова, посвященные женскому вопро­су, написанные в Париже, были опубликованы Н. Г. Черны­шевским в "Современнике" за 1860 г. (№ 4, 5, 8).

По воспоминаниям Н. В. Шелгунова, эти статьи "чита­лись нарасхват... не смею утверждать, что именно статья Михайлова создала в России "женский вопрос", но верно то, что она его очень двинула вперед"²⁰⁴. На пятое "Париж­ское письмо" написал рецензию Д. И. Писарев. Эта рецензия показывает полное единство взглядов на идею эмансипации в демократическом лагере. "Уважение к личности, самосто­ятельности и труду женщины, — писал Писарев, — сочув­ствие ко всему, что содействует ее развитию... вот отличи­тельные свойства статьи Михайлова... Мысли, приведенные Михайловым, должны быть распространены в нашем обще­стве... На этих мыслях должно быть воспитуемо молодое поколение; только подобные мысли, проведенные в жизнь, способны сформировать женщину гармонически развитую, способную приносить пользу, нравственно свободную и, следовательно, счастливую"²⁰⁵.

Работы Михайлова об эмансипации, опубликованные в "Современнике", получили высокую оценку современников.

0 них восторженно отзывались, кроме Писарева, Герцен, Чернышевский, Шелгунов, Зайцев. Последний писал, что вопрос о женской эмансипации "окончательно решен в тео­рии благодаря этим статьям Михайлова"²⁰⁶. Публикация ста­тей Михайлова имели еще одно, скрытое значение. В под­цензурной печати развернулась полемика по "женскому вопросу", которая привлекла к себе внимание читателей. Полемика о путях освобождения женщин фокусировала, отражала такие "запретные" темы, как крепостное право, самодержавный режим, положение трудящихся. Затраги­вались самые острые проблемы современности, без реше­ния которых нельзя было ставить вопрос эмансипации жен­щин. "Женский вопрос" открывал один из тех каналов, ко­торый позволял ставить политические вопросы, запрещен­ные цензурой.