КМ. Бутырина, В. В. Зеленского, А. Кривулиной, М. Г. Пазиной © H. F

Вид материала

Документы

Содержание Генри Ф. Элленбергер Генри Ф. Элленбергер

Подобный материал:

• В. В. Зеленский От редактора русского издания 1929, 10660.27kb.
• C Перевод, Н. Бутырина,, 5630.59kb.
• Методические указания и контрольные задания для студентов заочной формы обучения Составитель:, 672.87kb.

166 —

7. Зигмунд Фрейд и психоанализ

дителями, - «мы живем в мире привидений». Концепция Ибсена о привидениях несколько раз цитировалась Фрейдом в «Толковании сновидений», и ее можно опознать в его понятии переноса. Эссеист Марк Нордау писал книги, разоблачающие «удобную ложь цивилизации». Экономист Вильфредо Парето подчеркивал важность самообмана в социальных и экономических явлениях⁴⁸⁷. Ганс Гросс, основатель судебной психологии, проводил исследования парапраксий и проявлений скрытых или вытесненных сексуальных чувств⁴⁸⁸.

Другим главным источником психоанализа была предшествующая ему динамическая психиатрия, из которой он позаимствовал гораздо больше, чем обычно думают. Будет достаточным обратиться к ее пяти характерным особенностям⁴⁸⁹. Первая - гипноз, основной подход, практиковался в течение некоторого времени Фрейдом, и психоаналитическая методика образовалась при постепенной модификации почти всего гипноза⁴⁹⁰. Вторая — предшествующая динамическая психиатрия проявляла особенный интерес к определенным клиническим картинам, в частности, к истерии, и именно на истерических пациентах Фрейд произвел свои наиболее убедительные исследования. Третья - предшествующая динамическая психиатрия построила две модели человеческого разума; одна основывалась на сосуществовании сознательной и бессознательной психики, а другая была представлена в форме группы или кластера субличностей. Фрейд начал работу с моделью первого типа, а затем усвоил групповой тип модели эго, ид и суперэго. Четвертая предшествующая динамическая психиатрия основывала свои теории о патогенезе нервной болезни на концепциях неопределенной жидкости, психической энергии и на автономной активности расщепленных фрагментов личности. Существует узнаваемая связь между этими концепциями и концепциями либидо и бессознательных комплексов. И, наконец, обязательным психотерапевтическим инструментом магнетизеров и гипнотизеров было взаимопонимание, и мы видим, что психоаналитический перенос был одним из различных метаморфоз взаимопонимания.

В 1880-е годы предшествующая динамическая психиатрия наконец получила официальное одобрение Шарко, учеником которого с гордостью провозгласил себя Фрейд, и Бернгейма, которого Фрейд посетил в Нанси. Оценить влияние Шарко на Фрейда представляется нелегкой задачей. Как ранее упоминалось, это влияние, казалось, было основано главным образом на личных отношениях, в стиле обычной реально происходившей встречи. У Фрейда создалось идеализированное представ-

- 167-

^ Генри Ф. Элленбергер

ление о французском мэтре, и он не работал в Сальпетриере достаточно долго, чтобы осознать, что демонстрации Шарко загипнотизированных истериков не имеют никакой научной ценности. Фрейд преувеличивал значимость того, что Шарко приписывал несходной наследственности (дегенерации, на медицинском жаргоне того времени) в этиологии истерии и, очевидно, он не читал книгу П. Рише, где показывается, что приступы истерии представляли собой возобновления психических травм, имевших, главным образом, сексуальный характер (идея, которую позже Фрейд развил как свою собственную). Все это еще раз показывает, что влияние учителя чаще проявляется не столько в его фактическом обучении, сколько в искаженном восприятии его учеников. Также истинным представляется влияние школы в Нанси на Фрейда, который следующим образом определил Льебо идею о том, что «сновидение является хранителем сна», - утверждение, прямо противоположное теории сна самого Льебо. Явление, заключающееся в том, что пациенты дают рациональные объяснения своему повиновению постгипнотическим внушениям, хорошо известно; Фрейду не следовало ехать в Нанси, чтобы узнать о нем от Бернгейма. Процедура Бернгейма, заставляющая его пациентов восстанавливать в памяти то, что произошло под гипнозом, не имела значения, предписываемого ему Фрейдом, так как в демонстрациях Бернгейма оно происходило незамедлительно после краткого и легкого гипнотического состояния. Остается полагаться на доверие самому Фрейду, что эта процедура навела его на мысль о восстановлении в памяти пациента давно забытых воспоминаний после его пробуждения. Это еще один пример открытия посредством неверной интерпретации фактов.

Влияние Жане на Фрейда - противоречивая проблема, которую никогда не исследовали объективно. В своих ранних работах Фрейд признавал приоритет Жане в отношении открытия роли «бессознательных навязчивых идей» (в терминах Жане) в этиологии истерических симптомов и их последующего излечения посредством «катарсиса» (словами Брейера и Фрейда). Когда Брейер и Фрейд в 1893 году опубликовали свое «Предварительное сообщение», приоритет Жане исчислялся уже семью годами, и он опубликовал шесть или семь историй болезни, имевших отношение к этому вопросу⁴⁹¹. Для тех современников, которые были знакомы как с французской, так и с немецкой психиатрической литературой, приоритет Жане и подобие его процедуры процедуре Брейера и Фрейда были неоспоримы. Жане также предугадал мнение Фрейда, показывая с самого начала, что простого восстановления травматической памяти недостаточно и что от «психологической системы» («ком-

- 168-

7. Зигмунд Фрейд и психоанализ

плекса») следует полностью «отмежеваться» («его следует проработать до дна» — в терминологии Фрейда). Влияние Жане на Фрейда очевидно в «Исследовании истерии», даже в терминологии; Фрейд использовал слова Жане «психологическое страдание» и «психологический анализ». В 1896 году Фрейд назвал свою систему «психоанализом», чтобы отличать ее от «психологического анализа» Жане, и начал подчеркивать различия между своими идеями и идеями Жане. При этом он дал искаженную картину взглядов Жане, утверждая, что теория истерии Жане была основана на концепции «дегенерации». Жане действительно указывал на то, что истерия происходит в результате воздействия друг на друга в различающихся пропорциях структурных факторов и психических травм, а эта мысль в точности соответствует тому, что Фрейд позже назвал «дополнительным рядом». Фрейд подчеркивал роль вытеснения в патогенезе истерических симптомов, но не заметил «сужения поля сознания» в теории Жане. Жане впоследствии утверждал, что «Фрейд называет "вытеснением" то, что я назвал "сужением поля сознания"»⁴⁹², и стоит отметить, что оба выражения можно проследить в обратном направлении до Гербарта⁴⁹³, для которого они обозначали два аспекта одного и того же явления. Фрейд также критиковал учение Жане об истерии, возникающей из-за слабости «функции синтеза». Подобные взгляды, однако, были восприняты психоанализом под именем «слабость эго». Сдвиг Жане от исследования «подсознательных» явлений к явлениям «психологической напряженности» предвосхитил сдвиг психоанализа от «глубинной психологии» к «психологии эго». «Функция реальности» Жане была перенесена в психоанализ под именем «принципа реальности». В отношении методик психоанализа существует определенная аналогия между «автоматическим говорением», использованным Жане в случае мадам Д., и методом свободных ассоциаций Фрейда⁴⁹⁴. Еще более удивительное сходство заключается между психоаналитическим переносом и систематическим использованием Жане того разнообразия соглашений между терапевтом и пациентом, которые он называл «лунатическим влиянием» и «потребностью в руководстве»⁴⁹⁵, ~ сходство, которое было открыто Джонсом⁴⁹⁶. В самом деле, трудно исследовать начальные периоды становления психологического анализа Жане и психоанализа Фрейда без того, чтобы не прийти к заключению, выраженному Реджисом и Хеснардом: «Методы и концепции Фрейда были созданы по образцам Жане, который, кажется, вдохновлял его постоянно», пока пути обоих не разошлись окончательно⁴⁹⁷.

-169-

^ Генри Ф. Элленбергер

7. Зигмунд Фрейд и психоанализ

Фрейд всегда признавал великих писателей своими учителями: это авторы греческих трагедий, Шекспир, Гете и Шиллер. Несомненно, он черпал вдохновение из их творчества, но нельзя забывать о влиянии писателей меньшего масштаба на его мышление, особенно Гейне, Берне⁴⁹⁸ и Лихтенберга⁴⁹⁹. Психоанализ показывает определенную аналогию с некоторыми современными тенденциями литературы, такими как кружок Молодой Вены, неоромантизм и всегда упоминаемый метод Ибсена, разоблачающий удобную ложь и неосведомленность.

Существует множество философских источников творчества Фрейда, но, вопреки множеству исследований, о них до сих пор мало известно⁵⁰⁰. Хотя Фрейд неоднократно выражал презрение к философии и никогда не воспринимал идею создания философии психоанализа, он явно владел определенными познаниями в философии, проявлявшимися как в его мировоззрении, так и в способе, посредством которого он психологизировал определенные философские концепции.

Фрейд с юности подвергался воздействию того вида философического мышления, превалировавшего в Европе после 1850 года, которое провозгласило отрицание метафизики любого рода и намерение изучать мир только с научной точки зрения. Фактически, это отрицание философии равноценно особой философии: наукообразие — доктрина, согласно которой знание мира может быть достигнуто только посредством науки. Но так как наука имеет свои ограничения, большая часть реальности (возможно, ее большая часть) - непознаваема. Логически позитивизм должен подразумевать агностицизм, так как существование Бога невозможно ни доказать, ни отвергнуть с помощью науки. Однако Фрейд, подобно многим современным ученым, был решительным атеистом. Эта смесь позитивизма, наукообразия и атеизма открылась в произведении Фрейда «Будущее иллюзии».

Достаточно любопытно, что в течение второй половины девятнадцатого столетия это чрезвычайно позитивистское мышление привело к воскрешению натурфилософии в завуалированной форме. Приверженцы позитивизма, в своем усердии очистить науку от любого следа метафизики, изгнали душу из психологии, витализм - из биологии и завершенность - из эволюции. Нейрофизиологи утверждали, что могут объяснить психические процессы в терминах (существующих или гипотетических) строения мозга (это была мифология мозга, на которую уже были ссылки), или даже исключительно в терминах физических и химических процессов. Эти физиологи пренебрегали изречением Биша: «Физиология — не в большей степени физика животных, чем астроно-

- 170 —

мия-физиология звезд».⁵¹⁵ Принципы сохранения и преобразования энергии были перенесены в физиологию и психологию как основа умо-зри-тельных построений, которую можно было бы назвать энергетической мифологией. Гипотеза Дарвина, утверждающая, что эволюция видов управляется наследственной передачей случайных модификаций посредством борьбы за выживание и исключения видов, становится наукообразной догмой. Для Геккеля это означало преобразование дарвинизма в псевдорелигию под названием «Монизм». Фрейд был погружен в философическое мышление этого вида. Мы видели, как мифология мозга по Мейнерту, энергетическая мифология Брюкке и комбинация Экснера из них обеих привели Фрейда в 1895 году к написанию его работы «Эскиз научной психологии».

Влияние Дарвина на Фрейда рассматривалось в предыдущей части⁵⁰². Вспомним, что Дарвин предложил психологию, концентрирующуюся вокруг инстинктов, причем особое внимание уделялось агрессивным и любовным инстинктам. Среди доказательств Дарвина справедливости теории эволюции были явления «атавизма», которые Фрейд в области психологии назвал «регрессией». Дарвин, кроме того, обрисовал в общих чертах некую биологическую теорию происхождения общества и нравственности. Фрейд перенял от него картину первобытных людей как грубоватых созданий, живущих ордами под тиранической властью старого человека (жестокого старого Отца из «Тотема и Табу»). Ломброзо также разделял идею о доисторическом человеке как о грубоватом кровожадном существе. Ломброзо верил в то, что «прирожденный преступник» является воскрешением этого примитивного человека, а описание Фрейдом бессознательного в цивилизованном человеке не слишком отличалось от образа примитивного человека в представлении Ломброзо. К дарвинистской доктрине Геккель добавил свой так называемый фундаментальный биогенетический закон⁵⁰³, который Фрейд, кажется, принял как не требующий доказательства. Мы также видим, как в определенных аспектах психоанализа просматриваются схемы мышления Карла Маркса⁵⁰⁴.

Единственным философом, лекции которого посещал Фрейд, был основатель совершенно другой философии, Франц Брентано. Брентано происходил из блестящей фамилии, включавшей поэта Клеменса Брентано, и был братом знаменитого экономиста Луйо Брентано. Он был доминиканским священником и профессором философии в Вюрцбур-ге, но так как не мог принять догму непогрешимости Папы, то оставил церковь и переехал в Вену, чтобы в качестве приват-доцента обучать

- 171-

Генри Ф. Элленбергер


философии (уникальный пример обратной перемены в обычной университетской карьере). Брентано преподавал новую психологию, основанную на концепции преднамеренности, которую возродил из средневековой схоластической философии. Рудольф Штайнер, бывший одним из его вольнослушателей, говорил, что Брентано был превосходным логиком, ясно представляющим любую концепцию и ее точное место в диалектическом споре. Но иногда он производил впечатление, что его мышление являло слово в самом себе, вне окружающей реальности. Брентано был блестящим оратором, и высокопоставленные венские дамы роем устремлялись на его лекции. Среди его вольнослушателей были люди таких различных интересов, как Эдмунд Гуссерль, Томаш Масарик, Франц Кафка, Рудольф Штайнер и Зигмунд Фрейд. Брентано был заметной фигурой в венской светской жизни. Дора Штокерт-Мей-нерт описала его напоминающим византийского Христа: он отличался тихой речью, акцентировал свое красноречие жестами неподражаемой грации, у него была «фигура пророка и дух человека мира»⁵⁰⁵. Брентано обладал необыкновенным лингвистическим даром и, в добавление к своей славе эрудита и оригинального философа, был известен своей импровизацией в сложных каламбурах. Он придумал новый вид загадки, которую назвал dal-dal-dal, возбуждавшей страсти в венских салонах, вызвавшей подражания, и многие варианты ее анонимно опубликовал. Фрейд упомянул о них в сноске в работе «Остроумие и его отношение к бессознательному»; это единственное упоминание о Брентано в произведениях Фрейда. Любое свидетельство того, что Брентано мог иметь влияние на Фрейда, можно было бы привести только при тщательном изучении работ Фрейда и обнаружении в них идей, характерных для Брентано. Джеймс Ральф Барклай исполнил все это и пришел к выводу, что некоторые концепции Фрейда можно проследить до Брентано⁵⁰⁶. Представление о преднамеренности появилось у Фрейда в модифицированной форме психической энергии, направляемой к инстинктивным целям и к исполнению желаний. «Преднамеренное существование» Брентано стало своего рода катектическим импульсом («cathexis»*) для Фрейда. Для него, как и для Брентано, восприятие было не пассивным процессом, но деятельностью, наделенной психической энергией. Эволюция от главного процесса к вторичному, описанная Фрейдом, также прослеживается к Брентано.

* cathexis, аналог немецкого Besetzung - вложение психической или эмоциональной энергии в личность, объект или идею. — Прим. пер.

- 172-

7. Зигмунд Фрейд и психоанализ

Влияние романтической философии на Фрейда также невозможно проследить непосредственно, хотя оно, несомненно, существовало. В предыдущей части мы говорили о сходствах между романтической философией Гете и фон Шуберта, с одной стороны, и некоторыми концепциями Фрейда, с другой⁵⁰⁷. Однако основное влияние оказывала на Фрейда натурфилософия, поддерживаемая благодаря стараниям ее двух эпигонов, Бахофена и Фехнера⁵⁰⁸. Можно провести близкую параллель между стадиями эволюции человеческого общества, разработанными Бахофеном, и фрейдистскими стадиями либидо. Фрейд, однако, никогда не упоминал Бахофена. Что касается Фехнера, следовало бы вспомнить, что Фрейд многократно его цитировал и перенял у него топографическую концепцию разума, концепцию психической энергии, принципы удовольствия-неудовольствия, постоянства, повторения и, возможно, идею преобладания разрушительного инстинкта над Эросом. Таким образом, основные концепции метапсихологии Фрейда исходили от

Фехнера.

Однако наибольшее приближение к психоанализу должно обнаружиться у философов бессознательного - Каруса, фон Гартмана и особенно у Шопенгауэра и Ницше. Для тех, кто знаком с творчеством двух последних из перечисленных философов, не должно быть ни малейшего сомнения в том, что мысль Фрейда была отраженным эхо их мыслей. Томас Манн⁵⁰⁹ сказал, что психоаналитические концепции были идеями Шопенгауэра, «переведенными из метафизики в психологию». Фер-стер⁵¹⁰ зашел еще дальше, заявив, что никто не должен иметь дело с психоанализом, пока тщательно не изучит Шопенгауэра. Такое изучение могло бы показать психоаналитикам, что они даже более правы, чем сами в этом уверены. То же самое еще более справедливо в отношении Ницше, идеи которого пропитали психоанализ и чье влияние на психоанализ просматривается даже в литературном стиле Фрейда. Это сходство не избежало внимания некоторых психоаналитиков. Например, Виттельс говорил о «делении характеров, произведенном Ницше, на дионисийские (разнузданные) и аполлонические (сдержанные), почти полностью тождественном с первичной и вторичной функциями»⁵¹¹. Фрейд в нашумевшей в свое время статье «Преступники из-за чувства вины» заметил, что Ницше описал тех же индивидов под именем "the pale criminals"⁵¹² («ограниченных преступников»). Типично ницшеанскими являются понятия и представления о самообмане сознания бессознательным и эмоциональным мышлением; о превратностях инстинктов (их комбинациях, конфликтах, вытеснениях, сублимациях, регрес-

- 173-

сиях и обращениях против личности); об энергетически нагруженных представлениях; о саморазрушительных порывах в человеке; о происхождении совести и морали посредством обращения внутрь себя агрессивных побуждений; об обиде и невротическом чувстве вины; о происхождении цивилизации на фоне подавляемых инстинктов, не говоря уже о нападениях на современные нравы и религию⁵¹³.

При перечислении источников в творчестве Фрейда следовало бы принять в расчет также его пациентов и учеников. Примеры таких источников, приведенные в предыдущих частях этой книги, иллюстрируют роль пациентов в истории динамической психиатрии. Фрейд многому научился у некоторых из своих пациентов. Одна из них, Элизабет фон Р., предложила ему процедуру свободной ассоциации. Сколь много других предложений он получил от своих пациентов, остается неизвестным. Но по крайней мере один человек играл важную роль образцового пациента, от которого Фрейд узнал очень многое (как Жане от Мадлен). Этот пациент приобрел известность под именем Человек-Волк. История вкратце такова:

Двадцатитрехлетний молодой человек прибыл в Вену в начале 1910 года и начал аналитическое лечение у Фрейда. Сын богатого русского землевладельца, он был интеллигентным, откровенным, добросердечным человеком, но столь чрезвычайно страдал от абулии (патологического безволия), что не мог завершить никакое дело в своей жизни. На самом деле в России этот случай не выглядел такой уж диковиной, как в других странах Европы; это была точная картина того состояния, которое в России называлось обломовщиной⁵¹⁴, обычное состояние сыновей богатых землевладельцев, проводивших жизнь в праздности и безделье. Пациента прозвали Волком из-за ужасающего сновидения о волках, приснившегося ему, когда ему было три с половиной года. Вследствие его необычайно пассивного отношения к ситуациям, требующим размышлений, и ко всей жизни, в течение четырех лет лечения не наблюдалось никакого прогресса. Затем Фрейд установил срок окончания лечения и объявил, что оно будет прекращено в июне 1914 года. Это решение принесло быстрое улучшение, и пациент получил возможность вернуться в Россию. Его болезнь представляла огромный интерес для Фрейда из-за выявленного материала, часть которого подтверждала собственные идеи Фрейда и противоречила идеям Адлера и Юнга. Но некоторые материалы оказались совершенно новыми и казались ему почти невероятными. В 1918 году Фрейд опубликовал краткое изложение случая, затем расширил его в следующем издании, но никогда так и не представил историю полностью⁵¹⁵. Когда Человек-Волк бежал в Вену, потеряв все состояние в большевистской революции, Фрейд в течение нескольких месяцев анализировал его бесплатно и организовал подписку для сбора средств, чтобы этот человек с женой мог жить в Вене и позднее пользоваться дополнительным психоаналитическим лечением у госпожи Руфи Мак

- 174 —

Брунсвик⁵¹⁶. Человек-Волк стал хорошо известной личностью в психоаналитических кругах и своего рода экспертом в психоаналитических проблемах. Несомненно, он сыграл значительную роль в эволюции Фрейда к «метапси-хологии», а также помогал ему понять явление контрпереноса.

Другой проблемой, нуждающейся в прояснении, является влияние учеников Фрейда на мышление их учителя. Известно, что Фрейд почерпнул много идей у Штекеля, Адлера, Ференци, Абрахама, Ранка, Зильберера, Пфистера, Юнга и других. Отдельные психологи настаивали на том, что в 1908 году Адлер предложил концепцию первостепен-ности агрессивного стремления, которую Фрейд отвергал, но потом воспринял в другой форме в 1920 году; он также перенял у Адлера понятия слияния влечений (drives) (которые зародились у Ницше). Юнг ввел в психоанализ термины «комплекс» и «имаго», подчеркивая идею отождествления маленького мальчика с отцом, что стимулировало интерес Фрейда к изучению мифов, а также способствовало учреждению обязательного обучения анализу будущего психоаналитика. В действительности практически невозможно выделить ту роль, которую играют ученики в формировании идей учителя. Дело не только в том, что ученики вносят новые идеи; их особые интересы, их вопросы и сомнение, вызванное противоречиями с мнениями учителя, — все это находится за пределами любой полной оценки их вкладов в формирование новых идей учителя.

Весьма возможно, что когда-нибудь в будущем источники творчества Фрейда будут открыты. Попытка продвинуться в этом направлении уже совершена Дэвидом Баканом, заявившим, что найдены следы связи между Фрейдом и каббалистической традицией⁵¹⁷. Каждый еврей, как сказал Бакан, независимо от того, изучал он иврит или нет, неизбежно будет впитывать что-то из еврейской мистической традиции, и это явление было даже более справедливо для еврея галицийского происхождения, каким был Фрейд, родители и предки которого на долгие времена были погружены в течения хасидизма. Таким образом, в довольно бурной истории еврейского мистицизма фрейдистский психоанализ мог бы проявиться как одна из его многочисленных превратностей. Каббалистическое мышление пропитано ощущениями мистики и власти, целями извлечения скрытого смысла из Священных писаний и обучает некой метафизике сексуальных отношений. Согласно Бакану, правящий антисемитизм вынудил Фрейда скрывать свою еврейскую индивидуальность, так что он в своих трудах представлял извлечения из еврейского мистицизма в завуалированной форме. Объективное, тща-

- 175-

тельное изучение фактов показывает, однако, что Бакан значительно преувеличивал силу антисемитизма в Вене в пору юности и зрелого возраста Фрейда, и многие его интерпретации работ Фрейда спорны. Не вызывает сомнения, что некоторые замеченные им аналогии между психоаналитическими концепциями (особенно касающимися сексуальности) и каббалистическими учениями потрясают воображение, но вопрос на самом деле оказывается более сложным. Не существует свидетельства, что Фрейд когда-либо проявлял компетентность в еврейских мистических сочинениях. С другой стороны, каббалистическая метафизика секса является не более чем эпизодом в тенденции сексуального мистицизма, история которого не слишком хорошо известна. Это -большая область, в которой мы находим главных и менее значительных представителей, как до Фрейда, так и среди его современников.

Давайте вспомним, что философия Шопенгауэра в значительной степени была отмечена наличием сексуального мистицизма, занимавшего его, как и нескольких других философов. Два последних представителя этой тенденции были знакомыми Фрейда - Вильгельм Флисс и Отто Вейнингер. Вильгельм Флисс сочетал сексуальный мистицизм с мистикой чисел. Как мы видели, Флисс заявлял о том, что обнаружил корреляцию между носовой слизистой и генитальными органами, и открыл фундаментальную бисексуальность людей⁵¹⁸. И в мужчинах, и в женщинах имелись как мужские, так и женские физиологические компоненты, и в каждом существовал закон периодичности, основанный на цифре двадцать восемь для женщин и на цифре двадцать три - для мужчин. Используя эти числа в различных комбинациях, Флисс был способен вычислить, в ретроспективе, происхождение любого биологического события. В течение этих лет Фрейд и Флисс с энтузиазмом относились к теориям друг друга. Позже Флисс закончил и усовершенствовал свою теорию. Между Флиссом и Вейнингером происходила язвительная дискуссия о приоритете фундаментальной теории бисексуальности; странное заблуждение, поразившее их обоих, - ведь эта теория была далеко не нова. Характерным признаком тех времен было то, что Флисса критиковали за его носово-генитальную теорию и увлечение «магией чисел», но не за его пансексуализм⁵¹⁹. Что касается Отто Вейнингера, его прославленная книга «Пол и характер» была эскизом метафизической системы, концентрировавшейся вокруг концепции фундаментальной бисексуальности живого существа⁵²⁰. В свете этого основного принципа Вейнингер пытался найти ответы на неразрешенные философские проблемы. Сексуальный мистицизм, проникший в интел-

- 176-

лектуальную атмосферу Вены в конце девятнадцатого и в начале двадцатого столетий, даже распространился в сферу новой науки - сексуальной патологии. Мы видели, что некоторые авторы романтизировали сексуальные извращения, настаивая на неслыханных эмоциональных страданиях, приносимых сексуальными отклонениями⁵²¹. Нет ничего столь отдаленного от истины, чем бытующее предположение о том, что Фрейд был первым, кто предложил новые сексуальные теории во времена, когда все сексуальное представлялось как «табу». Стоит отметить, что другие системы сексуального мистицизма развивались во времена Фрейда, но совершенно независимо от него. В России Василий Розанов, покровитель сексуального трансцендентализма, настаивал на святости пола, отождествляя его с Богом⁵²². Вот краткие выводы из системы сексуального мистицизма Розанова:

Сексуальный акт, - говорил он, - центр существования и момент, когда человек становится богом. Пол является метафизическим источником разума, души и религии. Античные восточные религии и первобытный иудаизм он называл «солнечными» религиями, поскольку они были вполне приземленными и мирскими, превозносили размножение и плодородие, продолжение семьи и увековечение видов. Древняя египетская цивилизация была «неким видом фаллической восторженности». Христианство, которое учит аскетизму, целомудрию и невинности, - это религия смерти. Жизнь - это дом; дом должен быть теплым, приятным и округлым, как материнское чрево. Гомосексуалисты создали греческую цивилизацию и были величайшими гениями. «Проституция - наиболее социальное явление, до определенной степени прототип формирования социальных групп... первые государства были порождены инстинктами предрасположенности женщин к проституции». Розанов интерпретировал творчество писателей через их интимную жизнь (их «нижнее белье», как он говорил); его обширный сексуальный символизм привел к тому, что он повсюду в природе видел фаллос⁵²³.

Другой повсеместно обсуждаемой системой сексуального мистицизма была система Винтуиса.

Католический миссионер Джозеф Винтуис⁵²⁴, работавший среди населения племени гунантуна в Новой Гвинее, поразил этнологические круги книгой «Двуполое существо»⁵²⁵. Он говорил, что язык гунантуна содержит огромное количество слов и идиом с двойственным смыслом, что эти люди также пользуются знаковым языком, каждый жест которого имеет сексуальное значение, и рисуночным языком, символы которого основываются на двух фундаментальных линиях: прямой (фаллос) и изогнутой (вагина). Записав тридцать, казалось бы, безобидных песен гунантуны, Винтуис обнаружил, что двадцать девять из них имели скрытое значение, столь грубое, что он почув-

- 177-


Генри Ф. Элленбергер

ствовал себя обязанным переводить их на латынь, а не на немецкий язык. Винтуис сделал вывод, что первобытный разум буквально пропитан сексуальностью. Затем он развил теорию первобытной религии как поклонения бисексуальному богу, теорию, которую он постепенно распространил на все первобытное народонаселение, на доисторические народы и на историю религии в целом⁵²⁶. Сущность этой религии заключалась в вере и поклонении бисексуальному богу. Сексуальность в этой религии священна, так как сексуальный акт является повторением первичного события, посредством которого бисексуальный бог создал мир, и таким образом она представляет собой увековечение божественного акта творения во имя бога и по его приказанию. Ожесточенные споры поднялись вокруг этих теорий, которые Винтуис защищал с почти фанатическим рвением.

Можно удивляться подобиям и возможным связям между каббалистическим мистицизмом, сексуальной метафизикой Шопенгауэра, системами Флисса и Вейнингера, сексуальным трансцендентализмом Розанова и предполагаемым открытием Винтуисом всеобщего поклонения бисексуальному богу. К несчастью, сексуальный мистицизм является одной из наименее исследованных тенденций в истории идей, и было бы преждевременным попытаться оценить его роль в культурной атмосфере, в которой развился психоанализ Фрейда.

В этом неполном перечислении источников творчества Фрейда можно увидеть, что они принадлежат к трем различным временным периодам разной продолжительности. В первом периоде Фрейд заимствовал, прямо или косвенно, идеи своих учителей и многочисленных авторов, произведения которых читал. Во втором, относительно коротком периоде своего самоанализа Фрейд познавал непосредственно от самого себя. В третьем периоде, продолжавшемся с 1902 года до его смерти, Фрейд черпал знания, главным образом, от нескольких привилегированных пациентов и учеников.

Влияние Фрейда

Объективная оценка влияния Фрейда чрезвычайно трудна. История еще слишком свежа в памяти, искажена легендой, и не все ее факты уже вышли на свет.

Достигнутое всеобщее соглашение заключается в том, что Фрейд проявлял мощное влияние не только на психологию и психиатрию, но и на все области культуры, и что это влияние зашло столь далеко, что изменило наш способ существования и нашу концепцию о человеке. Бо-

- 178-

7. Зигмунд Фрейд и психоанализ

лее затруднительный вопрос касается расхождений, возникающих всякий раз, когда кто-нибудь пытается оценить, до какой степени это влияние было благотворным или нет. С одной стороны, находятся те, которые включают Фрейда в когорту освободителей человеческого духа и даже думают, что будущее человечества зависит от того, примет оно или отвергнет учение психоанализа⁵²⁷. На другой стороне - те, которые провозглашают, что воздействие психоанализа было катастрофическим. Ла Пьер, например, заявил, что фрейдизм разрушил этику индивидуализма, самодисциплину и ответственность, превалировавшие в Западном мире⁵²⁸.

Любая попытка дать объективный ответ на эти два вопроса, а именно о степени и природе влияния психоанализа, вынуждена встречаться с тремя громадными трудностями.

Первая: как и в случае с Дарвином, историческая значимость теории не ограничивается тем, что первоначально имел в виду ее автор, она определяется еще и расширениями, присоединениями, интерпретациями и искажениями этой теории⁵²⁹. Таким образом, оценка влияния Фрейда должна была бы начаться с исторического отчета о фрейдистской школе и различных тенденциях, исходивших из нее: об ортодоксальных фрейдистах; о наиболее оригинальных последователях (например, о покровителях психоанализа эго); о школах с собственными отклонениями, со своими сектами и группами раскола, и о тех, других школах (Адлер и Юнг), основанных на радикально отличающихся главных принципах, хотя и сформированных как ответ психоанализу. И, наконец, последнее, но не менее важное: каждый должен был бы принять в расчет искаженные псевдофрейдистские концепции, широко опошленные через газеты, журналы и популярную литературу.

Вторая еще большая трудность до сих пор возникает из того факта, что с самого начала психоанализ развивался в атмосфере легенды, в связи с чем объективную оценку невозможно будет получить до тех пор, пока подлинные исторические факты не окажутся отделенными от легенды. Было бы бесценным достижением узнать отправную точку фрейдистской легенды и те факторы, которые привели ее к той стадии развития, которой она достигла в наши времена. К сожалению, научное изучение легенд, их тематической структуры, роста и причин их возникновения - одна из самых неизведанных областей науки⁵³⁰, и до сих пор в отношении Фрейда не было написано ничего сравнимого с изучением легенды о поэте Рембо⁵³¹, произведенным Этьемблем. Быстрый взгляд на фрейдистскую легенду раскрывает две ее основные черты. Первая -

- 179-