Geum.ru

Название: литературный альманах

Вид материалаДокументы

Содержание


Дипломатический выпад
Если посмотришь поверх травы
Алексей тилли
Татьяна шуйская
Детское мыло
Моя яркая сон-трава
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6

^ Дипломатический выпад

Сбитый с панталыку слон двинулся прямо к королеве. Он трепетал перед ее величественностью и боялся обратить на себя внимание, поэтому просто встал за ее спиной и ждал удобного момента. Был ли он в курсе последний событий – скорее нет… Иначе он и свое присутствие посчитал бы уже слишком навязчивым. Тем не менее, ему хотелось сказать королеве, какой сегодня чудесный день, как светит солнце (как будто ей не дано было это узнать самостоятельно!). Но первое, что он услышал от нее, совсем его огорошило: «Нет ли в твоем роду кого-нибудь, кого бы можно было послать на поиски коня?» Королева сделала ход конем, но, устав ждать результата, решила совершить еще один дипломатический выпад – пойти ему навстречу (конечно же, не самой!), чтобы быстрей разойтись в разные стороны. Нужно было скорее получить депешу и, возможно, продолжить (или остановить) войну. Слон нашел бы ей коня (он сделал бы для королевы все, что угодно), хорошего, гривастого, но отыскать такого, который мчится, не поднимая пыли, не оставляя следов - на это у него не было способностей.

Но слон пообещал найти и привести коня… Уже пчелки успели вывесить на место маковых цветов гремящие коробочки, как слон вернулся. Впереди него бежал конь – в яблоках и на колесиках. Масть была не та… Королева объелась черной белены и ушла в себя. Все знали: теперь ее нельзя беспокоить. Хотя конь оказался ценным и может быть единственным во всей вселенной, кто не терял самообладание даже в особо ядовитой ситуации.


Война

Эта война отнимала все силы королевы, последнее время она полюбила забираться в нору, ела по зернышку, говорила сама с собой и ходила только при попутном ветре. Но она не могла отступиться. До последней нитки она выкручивалась сама перед собой. Дабы быть уверенной: она сделала все, что смогла. Вой-на… Она выла, но не бросала. Многие так пережевывают свое горе… Оно скукоживало их, но они жили с ним бок о бок, точнее друг в друге. Королева разрабатывала план. План отступления тоже был готов. Но он был на крайний случай, только если дождь зальет все муравейники и тисовый пень поплывет как легкий парусник. Хотя вероятность этого не исключается.

Война началась с обиды. При длительном общении такое бывает, - думала королева, - отношения перестают цениться – и возникает война. Куда-то девается дипломатичность – и начинается война, где ранят по-настоящему. Ранят, пока обе стороны снова не станут нуждаться друг в друге.

Королева не могла придумать, зачем ей нужен мир – она ни в чем не нуждалась. Только все-таки ей нужен был мир. Она говорила об этом только с цветами, потому что они молчаливы, и солнцем, потому что оно горячее, а значит деятельное. Она отправляла мысли вверх, дуя на одуванчики, которые назад возвращались уже в виде идей. Последняя мысль вернулась к ней в виде обета. Она дала обет: каждый вечер хоронить в землю по зернышку одного из растений и петь ему похоронную, повторяя ее две сотни раз. Она должна была говорить с ним, проникаясь его ощущениями, отдавая ему часть себя. Зернышко должно почувствовать тепло, иначе оно никогда не воскреснет. Если оно не будет чувствовать себя нужным, оно не пойдет к тебе навстречу и не простит своей смерти в земле – и война никогда не кончится. Ветер и волны помогают только отважным, - решила королева и вылезла, наконец, из норы.


^ Если посмотришь поверх травы

Было светло и надо было щуриться, чтобы не ослепнуть вновь, ведь у нее только вот-вот, как второе дыхание, открылось зрение. Она будто вновь вылупилась из яйца, ее поцеловали в щеку и легонько подталкивали вперед. В ней не было злости или огорчения – теперь она выше всего этого! Поэтому так легко было плыть с воздушными потоками над песчаными отмелями, зарослями клевера и водой. …Смели паутину с зеркала, и оказалось, что это приглушенный свет по ту сторону стекла делал свет с этой стороны почти черным. А сбивали с толку - многочисленные трещинки, пробегающие по верху отражения, через правую бровь. Королева, обезоружив прокурора, истязающего ее все это время, переросла состояние жертвы, которое треснуло на ней по швам. Так выбирается из куколки бабочка и из фанатика провидец.

Нужно было дать передышку в первую очередь себе, - подумала она, - А потом никто не виноват, каждый живет так, как хочет и как привык. Я привыкла считать время и не ждать, а слон, например, ходить вокруг да около.

Пусть все идет своим чередом, - подтвердили слетевшие с дерева листья. В конце концов, ничего не делать, это тоже действие, требующее отдельного акта. Против этого не возразил даже конь, который поселился в яблонях и коротал свой век игрой в косточки. В них много железа и в один прекрасный день из них можно будет отлить восклицательное копье. Об этом думал, конечно же, не конь, а проходящая мимо королева, но сейчас она не считала стратегически важным гадать и разыгрывать партии. Нужно было бездействовать наверняка. В голове ее рисовалась схема отступления. Хорошо, что все случается по наитию, по внезапной догадке, по вороньему крику, - думала она. - Это высшая сила, Агапе, если я буду ей сопротивляться, она задушит и отравит меня безысходностью. Лучше я растворюсь, раз уж этого не миновать, в ней, на бегу, чтобы не было заметно растениям - только ветру. Не стоит думать о войне, мысли слишком амбивалентны, а если посмотришь поверх травы, поймешь, что чувства всегда одни, при любой погоде, даже когда тебе причиняют боль.


СОСЕДИ


...вышла небольшая подмена. большого белого человека и его маленькую женщину в один прекрасный момент подменили. это произошло неожиданно одним майским утром. соседи по квартире проснулись, вышли на кухню, стали готовить завтрак... и никого не увидели, из двери напротив раздавалась тишина... не было слышно ни работающего телевизора, ни воркования в постели... в обед была та же трансляция безмолвия. соседи как всегда хлопали дверьми, гремели сковородками, заливая старенькую казенную плиту, топали до туалета и обратно, наверно, по десять раз на каждого... но из-за двери не раздалось ни звука. в конце концов они насторожили уши, так, что оба их уха съехали на правую сторону, и неожиданно столкнулись у туалета под банальным предлогом. чтобы не вызвать подозрений, половине из них пришлось разойтись на кухню, половине рассоваться по ванной и туалетной комнатам. главный сосед даже не пошел на работу ради такого дела... хотя может быть он был просто в отпуске. кто знает... к пяти часам им показалось, или это было действительно так, за дверью какое-то тонкое шевеленье. нет, это был не ветер, потому что из щелей не лез сквозняк, мало того, чтобы лучше слышать все изменения в этом доме, соседи последние восемь часов вообще решили обойтись без свежего воздуха и позакрывать балкон и все окна в доме. на падающие бумажные листки это тоже не было похоже, хотя хозяева частенько разбрасывали кругом свои бумаги (рисунки, газетные статьи и просто записки), которые то и дело терялись и падали то оттуда, то отсюда... после этого ничего не последовало...

ближе к вечеру, когда еще не начало темнеть, но все часы вместе показывали время ужина, хотя некоторые ужинают намного позже, дверь щелкнула. замершие в своих комнатах соседи подскочили на тех местах, где их застал этот звук, и будто невзначай приоткрыли свои двери. но никого не увидели. странная дверь продолжала оставаться закрытой. видно, замок старый механически отпустил одну из своих пружин. кто-то может подумать, что такой треск обычно издает плохо просушенное дерево. пусть они не обольщаются на этот счет - дверь была не особо дорогой, сделанной из дсп... в любом случае, звук производил кто-то, находящийся за дверью, хотя там никого не было.

наверно, просто они уехали в отпуск, поставив на комнату защиту, - рассуждали соседи. вот сейчас мы зайдем в комнату, если зайдем, если бы мы вошли... и увидим в каждом уголочке по плевку, они-то и издают странные звуки. глядишь, спросишь их, хорошо ли вам спалось, не мешали ли мы вам ночью своим хождением и погромами на кухне, они ответят тоненьким голосочком - спасибо, все хорошо! но мы не спросим, потому что боимся. мы вопще боимся всего ненормального. и это мы знаем лучше, чем детские сказки про кощея и василису.

так пройдет еще долгие пять минут, прежде чем из комнаты вылетит ураган, с первого взгляда как минимум канзасского происхождения. он пронесется до кухни, схватит чайник, потом судорожного его бросит, схватит и кинет на стол сахарницу, промчится до туалета, потом хлопнет дверью в ванную, проторчит там целую вечность, после чего снова закроется в комнате.

если бы про полтергейст не было столько передач по телеку, бедные соседи бы тут же смекнули, что это он. но в данном случае это был далеко не полтергейст. даже ни капли не похожий на полтергейст. разве что шумом. на их месте, я бы тут же впихнулась в свою комнату, закрыла накрепко дверь и проглотила ключ. уж лучше спускаться по строительным лесам, которые уже третий месяц висят за окном, чем повторить попытку высунуть нос наружу. но они будто встретились с василиском - впали в ступор и даже между собой забыли переглянуться. в это время в их голове происходило то же самое, что буквально пять минут назад на общей жилплощади. там летали такие мысли: кто это? оно нас может убить? оно живое? это подмена! это подменили наших соседей. они были слишком тихими и мы садились к ним на шею. а что ждать от этого чуда - хрен его знает. может оно не моет за собой посуду и свиничает мимо унитаза...

думали они не долго - снова раздался тот же звук, который их просто вырубил - с открытым ртом они вывалились наружу - и подняли ор. ураган прошел мимо них, захватив с собой ноут, женскую сумку и одно яблоко. вреда принесло немного - очнувшись подумали соседи, но владельцам квартиры мы все равно настучим. И все-таки, куда делись прежние жильцы?


©Светлана Гребенникова


^ АЛЕКСЕЙ ТИЛЛИ

«КОГДА ВЕЛИКИЕ ВОДЫ НАПОЛНЯТ МОИ ЛЕГКИЕ…»


***

Почему же так необуздан Господь

С игл слетает младость в выцветшем передничке

Мы с тобою скоро будем известны повсеместно

В России будет снежно

В Риме же всё будет в голубях

Я буду выстреливать хохочущими хлопушками

И каждая звёздочка твоя

она конфетно заманчива

Я давно слежу за тобой

У тебя в волосах крохотные ошмётки мотыльки

Всё изыскано

В розных обоях

в собаках

По кличкам Жасминное Утро

Или Заря со Сливами

В хлопок завёрнут я

Хлопком уж скоро стану я

В этом свете видна вся дрожь наша

И белое умиление

Сицилия и мрамор

Голуби

небесное

Чистилище лучезарных крыл

Сегодня ветрено

Не получается дышать ровно

На терракотовой земле

Они сегодня

переливаются всеми оттенками

Склёвывая крошки


***

Блекло слушать ночь

Знаешь этот город не так жарок

Как хотелось бы простуженным губам

Ты сегодня снова у друзей

Не хочется видеть липкий асфальт

Напоминающий венецианскую прохладу

Эта верёвка пугает меня

Маревом отмечено моё одиночество

Твой ровный пробор на темени

В пол-одиннадцатого

Оставь след мне на прощание

Покрывающий землю снег

Всего лишь хрустальный сон ребёнка

Я недомолод ты пережита

Где же дивное о дряхлом восклицании

Все порваны листки

И насколько хороша эта ночь

В этом клоповнике

Громоздкие движения

Шелковистых тварей

Лиссабонский коньяк

Жжёт страшнее текилы

Ты напряжённо красива

Графический мираж

Однокомнатный космос

Хребтообразного катарсиса

В 2 часа дня в России над Макдоналдсом замерло небо


***

Ты играешь сама с собой

Ночью у меня болели зубы

Все до единого

Но ты была так упоительна

Что я опоздал к зубодеру-дантисту

Твои поцелуи крошат кости

Ты летишь с балкона

Разбиваясь о кроны

Нашего юного древа

Помнишь как мы

Объевшись черемухи

Дышали выхлопами

А потом гуляли

По извилистым подъездам

Вздрагивая

От каждого скрипа ступеньки

А потом с траурной крыши наблюдали

Цветение вишен

И губы твои были как вишня

И руки твои были как ветки

И слезы твои были так сладки

А боль твоя была так упоительна

Мы рвали волосы на головах друг у друга

Плотно сомкнувшись телами

А потом бросились вниз

В детство и юность

Когда голос твой парил пред годами твоими

Когда пух над губой

Вызывал умиление

А из окон шел ядовитый свет

Я замер

Ты замерла

Молчим до упаду

Кричим беззвучно

Мы парим над телами


***

Всю ночь поедал осьминогов

Они на вкус как вечность

А когда прилег под утро

То чуть не умер от удушья

Твои щупальца обвили мое естество

Мыча от возбужденья

В течении часа я изрыгал пену

А после был коньяк

И прогулка под ливнем

И улицы были пусты

И люди были словно мертвые

Танцуя в грязи

Словно давильщики винограда

Мы лобызались

И каждый поцелуй

Был отмечен громом

Люди вокруг нас

Сомкнулись кольцом

На месте глаз их сияли пустоты

Птицы в небе замерли

Mon petit раздавили на месте

Дыхание мое стало прерывистым

Они бросили меня на берег

Меня било камнями

А они все ждали

Когда великие воды

Наполнят мои легкие


©Алексей Тилли


^ ТАТЬЯНА ШУЙСКАЯ

«ХОЛОДНОЙ ВОДОЙ ПРОЙТИСЬ…»


Рыбалка

Медленно и осторожно снимать с крючка твое извивающееся тело. Слизывать кровь с твоих порванных губ. Пытаться удержать в руках твое скользкое сознание. Испуг. Смелость. Стремление. Биение. Успокоить. Твой полуоткрытый рот, твои затуманенные глаза. Отпустить тебя в холодные воды подсознания. Опуститься на желтый песок. Желтой пыльцой лечь на бархатные крылья маленькой бабочки. Желтыми цветами покрыть пологий берег озера. Заснуть. Желчью разлиться по твоей радужке. Увидеть глубину. Ржавчиной покрыть спрятанный под камни крючок. Уничтожить намерение.


^ Детское мыло

Я умываю руки. Я захожу в комнату, ложусь на пол. Неважно, чем он покрыт – ковром, паркетом или уснувшей пылью. Сейчас это большое чистое зеркало – моя спина ощущает его именно так. Я ложусь и закрываю лицо руками. И вдыхаю теплый запах глубоко в себя – чтобы почувствовать – не так, как учат на уроках химии, а так, как учит память. Я – стеклянный графин с яркими цветными карандашами. Я – изнаночные петли шерстяного носка. Я – паззлы, из которых можно собрать птицу на ветке. Я – голос соловья, прозвучавший в конце мая 1996 года и прерванный мягкой кошачьей лапой. Я – нота си, утонувшая в бархате персикового сока. Я – треугольник головы богомола. Я – квадратное «о» колодца. Я – родниковая вода. Я – тайный яд в углублении перстня. Я персидская царевна и стоптанный башмачок. В каждом осколке разбитого зеркала можно увидеть свое отражение. В каждой песчинке можно разглядеть гору. Я – гималайский медведь и близорукая панда. Я – фагот и смычок от скрипки. Я – тайна улыбки. Я – зерно смеха. Я – только оборотная сторона эха – эха, с которым лопнул мыльный пузырь, освобождая запах.


Клетка

Ты говоришь, что бьешься как птица о стекло. Я хотела бы увидеть кровь на твоих перьях. Но ты как полиэтиленовый пакет, привязанный к ветке дерева. Ветер. И он рвется как перелетная птица в клетке, увидевшая родную стаю. А отвяжи его – куда он полетит – не дальше ближайшей канавы. Так что пусть остается хотя бы эта иллюзия. Ты говоришь, что ты как зверь, попавший лапой в капкан. Я хотела бы посмотреть на капли горячей киновари на белом холсте снега, на твои попытки освободиться. Но разве ты можешь пробежать мимо вон тех кустов, вдыхая воздух всей грудью? Ведь ты не лапой, ты всем существом попала в капкан своей железной логики. И ты не сможешь отличить вкус живой крови от запаха прутьев своей клетки.


Черника

Тихий солнечный день. Белый снег на темно-красных крышах. Тождество с парным мясом. Торжество хищного Севера. Руке так мягко и хорошо, когда она ложится на синее одеяло. Занавески как снятые со стекла морозные узоры. Осторожно, как рыбья кожа, скальпелем. Вчера ночью они были похожи на застывший лунный свет – свет, которого можно коснуться. Я хочу дотронуться до самых тонких косточек моего запястья. Не через кожу и не руками, а холодной водой пройтись по их обнаженной поверхности. Я думаю, у меня очень белые кости. Холодные как снег и гладкие как ивовые ветви или маленькие, заласканные морем камни. Раскрашенные пластилином батареи. Чужое имя агрессивным граффити на стенах моего сознания. Пахнет мокрыми шубами и свежей кожей. Цветы на обоях источают угольный запах. Рисовать бы эту комнату серебром и черной тушью на плотной бумаге. Отпечатки стеблей и следы от бивней мамонтов. Быть плюшевым медвежонком, сосущим выпавший кукольный глаз вышитым ртом. Зашивать душевные раны грубыми нитками. Сидеть на полу перед зеркалом, забывая о том, кому принадлежат отражающиеся в нем глаза. Думать, что это ягоды смородины, чудом сохранившиеся на кусте в конце лета, когда багрянец сумерек и листьев становится ярче, а ветер пахнет дождем и дымом.

Сумерки. Хрупкие надкрылья шороха освободили прозрачные крылья тишины с тонкими прожилками желания. Так мраморные статуи сбрасывают тяжелые одеяния тел и раскрывают спрятанный в глубине свет. Проникновение похоже на падение в глубокий колодец. Как сахар в пакетиках, время пересыпает свой песок в твоих чайных глазах – звук, напоминающий о долгих железнодорожных переездах. Лежишь, закрыв глаза и, кажется, что в тебя входит поезд и ждешь, когда будет последний вагон, в котором едешь ты, и считаешь вагоны, и ждешь, а они все не кончаются, и считаешь, и засыпаешь, так и не дождавшись, так и не увидев твое родное лицо.

^ Моя яркая сон-трава. Моя туманная весна. Мой отцветающий фиолетовым пламенем снег. Моя раскрашенная гжелью глиняная чашка. Белые бабочки и синие стрекозы. Черный раскрошенный хлеб на столе похож на разрушенный муравейник. И взятый в рот стержень от шариковой ручки, словно вишневая ветка, облитая муравьиной кислотой. И зелеными кудрями хмеля увитая поленница за баней не потеряла свой запах даже на фотографии. Но сладость моих ночей, перебродив в темноте подсознания, теряет свой вкус. И туманом плывет перед глазами, расцветая дурманом в венах.


Увертюра

Эти взгляды выглажены, тебе не понять цинизма свежевыбритых фраз, вкрутую сваренных мыслей. Хлеб желаний замешан на перце и желтой глине, соль в узорах на кончиках пальцев, на шкуре змеиной.

Твоя душа сохранила солнечный запах древних вымерших папоротников, чьи крепкие листья были перисты и почти невесомы, и узор их теней был загадочен и сменялся со скоростью ветра.

Быть с тобой – спотыкаться о тени растений; просыпаться бабочкой с янтарными крыльями; лечить медом, собранным с ядовитых цветов.

И не завернуть ни вопросом, ни раковиной улитки той внезапной нежности, хлынувшей теплой струей молока в горло голодного верблюжонка. Огненные поцелуи, лишенные страсти, но текущие не водой, а тяжелыми струями голубого шелка. Шелухою от семечек заплевана красная скорлупа наших пасхальных яиц. Как избежать этой радости, за которую придется расплатиться тонущей болью, утягивающей на дно. И разве кто-то по-настоящему просил о спасении? Эта стена, к которой я прижалась, чтобы рассказать тебе о заповедной нежности страха и окунуться в горячую воду снов, которые никогда не уйдут в прошлое, потому что были им изначально. Эта стена была как спина дельфина, но бесполезно было прижиматься к ней, и думать, что вынесет из этих волн на спасительный берег. Потому что дельфин мой был мертв, и стена холодна. Кто перекраивает реальность и обрезает призрачные нити парок?. Кто прозрачными тенями переступает через порог? Не мы ли? На крылья моего ангела упала твоя тень. Но камни твои утонули в колодцах моих зрачков. И кто бы ни отражался на их поверхности, я знаю, кем брошены эти камни, и тепло чьих рук забрали они случайно. О чем ты могла мне поведать, когда я все знала? О том, чего я не могла понять, не попав в самую сердцевину яблока раздора. И ткань моего сердца прошивают золотые нити твоей боли, от которой невыносимо сладко.

И приближение к поверхности не может ослабить эту туго натянутую тонкую нить моего томления. И погружение в глубину не может охладить эту раскаленную вольфрамовую нить моего желания. И эти рыбы с серебристыми спинами и голубиными клювами не могут утолить жажду мою водой, стекающей с плавников, не могут накормить меня молоком птичьим.


***

Аромат чужих слов теплым пеплом на блюдце.

Этот сон, словно плен – ты не можешь проснуться,

Этот сон будто плеть, пробужденье – больнее,

Грань как возglas хрустальный очнувшейся феи.

Когда ранено солнце, и серою цаплей

Рвется в небо погибнуть, так хочется плакать,

Ход троянским конем – «аз» и «веди» разгадки,

Где на шахматных досках затеяли прятки.

Это сон, словно карты, тасующий время,

Это бабочка Чжоу и бабочка Рея,

Это выпавший паззл из картины да Винчи,

Это теплое «до» грустной музыки нынче,

Это белый платочек и синее пламя,

Это в водах спокойных зародыш цунами,

Это пуля в стволе в ожидании воли:

Твой волчонок еще не попробовал крови,

Но зрачок расширяется неотвратимо,

Зреет точкой, проводит черту через мимо,

И червонною лентой дорога до рая

Или от, против шерсти проходит, лаская.

Но, задав свой ненужный и вечный вопрос,

Не забудь про сигнал и роение S-ос:

Пусть они, не добравшись до сладкого, жалят:

Абонент как всегда, к сожалению, занят.