Примечания 386 последовательное опровержение книги гельвеция «о человеке»

Вид материала

Содержание

ЭПИКУРЕИЗМ, или эпикуризм, сущ. м. р. (ист. философии).
О философии в общих чертах.
О физиологии в общих чертах.
О теологии.
О морали.
Эпикурейская философия

Подобный материал:

1 ... 33 34 35 36 37 38 39 40 41

ЭПИКУРЕИЗМ, или эпикуризм, сущ. м. р. (ист. философии).

Элеатская школа дала рождение школе $эпикурейской$. Никогда философия не была менее понятой и более оклеветанной, чем философия $Эпикура$. Этого философа обвиняли в атеизме, хотя $Эпикур$ признавал существование богов, посещал храмы и без всякого отвращения повергался пред алтарями. На него смотрели как на защитника распутства,— на него, жизнь которого была постоянным исполнением всех добродетелей, и в особенности воздержанности. Предосуждение было столь общим — к бесчестью стоиков, которые пустили в ход все, чтобы распространить это предосуждение,— что нужно признать, что эпикурейцы были очень порядочными людьми, которые имели самую плохую репутацию. И наконец, чтобы можно было вынести ясное суждение об учении $Эпикура$, мы представим самого философа в окружении учеников, читающего им свои лекции в тени посаженных им деревьев. Итак, именно от его лица пойдет в дальнейшем речь в этой статье, и мы уповаем на справедливость читателя, который не должен об этом забывать. Единственное, что мы позволим себе,— так это привести рядом с его принципами некоторые самые непосредственные выводы, которые из них вытекают.
^

О философии в общих чертах.

Человек рожден для того, чтобы мыслить и чтобы действовать, а философия создана для того, чтобы упорядочить разумение и волю человека; все, что отдаляется от этой цели,— пустое. Счастье приобретается через упражнение разума, проявление добродетели и умеренное пользование удовольствиями; вот то, что свидетельствует о здоровье тела и души. Если самое важное из знаний то, чего нужно избегать и что делать, то молодой человек не может слишком рано предаваться изучению философии, а старик — слишком поздно отказываться от этого. Я различаю своих учеников по трем видам характеров: есть люди, такие, как я, которых не страшит никакое препятствие и которые продвигаются в одиночку, своим собственным путем к истине, добродетели, счастью; есть такие люди, как Метродор, которые нуждаются в побуждающем примере; и такие, как Гермарх, на которых нужно воздействовать силой. Я люблю и ценю их всех. О! Друзья мои! есть ли что-либо более старое, чем истина? Не существовала ли истина до всех философов? Философ, стало быть, пренебрежет всяким авторитетом и устремится прямо к истине сквозь пустые призраки, возникающие на его пути,— и иронию Сократа, и наслаждение Эпикура. Почему народ все еще пребывает в заблуждении? Да потому, что он принимает названия за доводы. Создавайте себе принципы; пусть их будет немного, но они должны быть плодотворными. Давайте не будем пренебрегать изучением природы, однако приложим все силы в особенности к науке о нравах. Что дало бы нам углубленное знание находящихся вне нас существ, если бы мы могли без такового знания рассеять страх, отвратить горе и удовлетворить наши нужды? Использование диалектики, доведенное до излишества, вырождается в искусство сеять тернии во всех науках; я ненавижу это искусство. Истинная логика может ограничиться немногими правилами. В природе есть только вещи и наши идеи и, следовательно, есть только два вида истины — это истины существования и истины вывода. Истины существования (les vérités d'existence) относятся к чувствам; истины вывода (d'induction) — к разуму. Торопливость — главный источник наших заблуждений. Однако я не позволю себе сказать вам: погодите. Без надлежащего использования чувств не может быть идей или априорных понятий (prénotions); а без априорных понятий нет ни мнения, ни сомнения. Вместо того чтобы работать в поисках истины, не в состоянии даже бывают установить значения. Итак, помножьте априорные понятия на прилежное использование ваших чувств; изучайте точную ценность значений, которые установили другие, и тщательно определяйте ценность тех, которые установите вы. Если вы намереваетесь говорить, предпочтите выражения наиболее простые и наиболее известные — в противном случае опасайтесь быть совершенно непонятым и потерять время для уяснения себя самого. Когда вы будете слушать, постарайтесь почувствовать всю силу слов. Именно через привычное исполнение этих принципов достигнете вы того, что будете без труда различать истинное, ложное, неясное и двусмысленное. И если вы сумеете вложить истину в ваши рассуждения — этого мало. Нужно еще, чтобы вы сумели вложить мудрость в ваши действия. Вообще, когда наслаждение не влечет за собой никакого наказания, избирайте его без колебаний; если наказание, которое повлечет за собой наслаждение, будет меньше, чем само наслаждение, все же выбирайте наслаждение; примите даже наказание, которое сулит вам большое удовольствие. Вы лишь просчитаетесь, если предадитесь наслаждению, которое принесет вам слишком большое наказание или которое лишит вас большего удовольствия.
^

О физиологии в общих чертах.

Какую цель полагаем мы в изучении физиологии, если не познание общих причин явлений, дабы, освободившиеся от всех пустых страхов, мы без угрызений совести предались нашим разумным желаниям и дабы после наслаждения жизнью мы оставили бы ее без сожаления? Из ничего ничто не возникает. Вселенная была всегда и всегда будет. Существует только вещество (la matiиre) и пустота; ибо непостигаемо никакое среднее бытие (aucun кtre mitoyen). Присоедините к понятию пустоты непроницаемость, фигуру и тяжесть — и вы получите идею вещества. Отделите от идеи вещества те же качества — и вы получите понятие пустоты. Рассматриваемая природа пря отвлечении от вещества дает пустоту; пустота занятая дает понятие места: пересеченное место дает идею некоторого пространства (de région) . Что понимаем мы под пространством (l'espace), если не пустоту, рассматриваемую как протяженную? Необходимость пустоты доказана ею самой; ибо, не будь пустоты, где бы находились тела? Куда бы они двигались? Но что же такое пустота? свойство? вещь? Это вовсе не свойство. Но если это вещь, то вещь телесная? В этом нет сомнения. Эта вещь, однообразная, однородная, бесконечная и вечная, пронизывает все тела, не изменяя их, она определяет их, обозначает их границы и вмещает их в себе. Вселенная есть соединение (l'agrégat) вещества и пустоты. Вещество бесконечно, и пустота бесконечна: ибо, если пустота была бы бесконечна, а вещество конечно, ничто не удерживало бы их отклонений — сталкивание и отталкивание прекратились бы; а вселенная, еще окончательно не сформировавшаяся, просуществовала бы лишь несколько мгновений, после чего превратилась бы в скопление изолированных и потерянных в пространстве тел. Если бы, наоборот, вещество было бесконечно, а пустота конечна, имелись бы тела, которые не находились бы в пространстве, что абсурдно. Итак, мы не применим к вселенной никакого из тех выражений, посредством которых мы различаем измерения и определяем точки в телах конечных. Вселенная неподвижна, потому что нет никакого пространства вне ее. Она неизменна, потому что она не способна ни к приращению, ни к уменьшению. Она вечна, так как она вовсе не начиналась и никогда не окончится. Между тем существа движутся в ней, законы совершаются, явления следуют одно за другим. Среди этих явлений одни возникают, другие продолжаются, третьи проходят, но эти перемены относительные для части, но не для всей вселенной. Единственное следствие, которое можно извлечь из порождений и разрушений,— это то, что есть элементы, которыми существа порождены и в которые они переходят. Ни образования, ни разрушения не постичь без идеи сложения, а идеи сложения нет без допущения простых, первичных составляющих частиц. Эти частицы мы называем $атомами$. Атом не может быть ни разделен, ни упрощен, ни разложен. Он сущностно неизменен и конечен; отсюда следует, что в конечном соединении, каково бы оно ни было, нет ничего бесконечного ни в величине, ни в протяженности, ни в количестве. Будучи однородными — если принять во внимание их плотность и неизменяемость,— атомы имеют особые свойства, по которым они различаются. Свойства эти — величина, фигура, тяжесть и их производные, такие, как гладкость, угластость. Не надо причислять к последним теплоту, холодность и другие подобные свойства; это значило бы смешать свойства неизменяемые с мгновенными впечатлениями. Хотя мы приписываем атому все измерения воспринимаемого тела (corps sensible), он, однако, меньше, чем какая-либо вообразимая часть вещества: он ускользает от наших чувств, способность которых есть мера вообразимого, будь то в малом или в великом. Именно различием атомов объясняется большая часть явлений, относящихся к ощущениям и страстям. Поскольку разнообразие фигур является необходимым следствием разнообразия величины, можно предположить, что во всей этой вселенной нет ни одного сложного тела (un composé), совершенно равного другому. Хотя одни атомы — угластые, другие — искривленные, их острия нисколько не притупляются, их углы никогда не оббиваются. Я приписываю им тяжесть как сущностное свойство, потому что действительное движение или стремление к движению может быть только следствием внутренней силы, которую нельзя ни постичь, ни назвать иначе как $равновесие$. Атом имеет два основных вида движения: движение падения, или движение уравновешивания, которое увлекает или увлекло бы его без помощи какого-либо чуждого действия, и толчок, или отраженное движение, которое он получает от встречи с другим атомом. Этот последний вид движения разнообразен в соответствии с бесконечным разнообразием масс и направлений. Поскольку первый вид представляет внутреннюю энергию вещества, то его нужно рассматривать как сберегающий движение в природе и как вечную причину сложных образований (des compositions). Основные направления атомов, увлекаемых движением уравновешивания, нисколько не параллельны, они сближаются. К этому сближению нужно отнести столкновения, совпадения, сложные образования атомов, образование тел, устройство вселенной со всеми ее явлениями. Но откуда возникает это сближение? Из первоначального различия атомов как по массе, так и по фигуре и по силе равновесия. Таковой является скорость атома, а не сопротивление пустоты. Так, если атом не был остановлен никаким препятствием, он прошел бы самое большое постижимое пространство за самое малое время. Действительно, что задержало бы его? Что такое пустота по отношению к движению? Как только соединенные (combinés) атомы образовали сложное тело, они имеют в этом сложном теле, а соединение — в пространстве различные движения и различные действия, как внутренние, так и внешние, как в отдалении, так и в своем месте. То, что обычно называют $элементами$, суть соединения атомов; эти соединения можно рассматривать как начала, но не первые. Атом есть первичная причина, через которую все существует, и первое вещество, из которого все состоит. Он активен сущностно и сам по себе. Эта активность нисходит от атома к элементу, от элемента к сложному телу и разнообразится соответственно всем возможным сочетаниям. Но всякая активность производит либо местное движение, либо стремление. Вот всеобщий принцип разрушений и возрождений. Непостоянства соединений — это лишь способы движения и следствия сущностной активности атомов, их составляющих. Сколько раз приписывали воображаемым причинам действия этой активности, которая способна — в соответствии с обстоятельствами — нести частицы бытия на обширные расстояния или заканчиваться колебаниями и неощутимыми перемещениями? Именно она превращает сладкое в кислое, мягкое в твердое и т. д. И потом, что такое судьба, если не всеобщность причины или собственных действий атома, рассматриваемого или в отдельности, или в соединении с другими атомами? Известные сущностные свойства атомов немногочисленны; однако их достаточно для бесконечного разнообразия свойств соединений. Из большего или меньшего разделения атомов рождается плотное, редкое, непрозрачное, прозрачное; отсюда же нужно выводить еще и текучесть, жидкое состояние, твердое состояние, мягкость, объемность и т.д. От чего будет зависеть фигура, если не от составляющих частей; а тяжесть — если не от внутренней силы равновесия? Однако, если говорить точно, нет ничего, что было бы абсолютно тяжелым или абсолютно легким. Это же следует сказать о холодном и теплом. Но что такое время? В природе это последовательность событий; а в нашем разумении — понятие, которое служит источником тысячи ошибок. То же нужно сказать о пространстве. В природе без тел нет пространства, без последовательных событий нет временя. Движение и покой — состояния, понятия которых неотделимы для нас от понятий пространства и времени. Новые творения в природе будут появляться в такой мере, в какой она допускает различные сочетания атомов. Несозданный и неизменяемый атом есть начало всякого зарождение и всякого тления. Из его сущностной внутренней активности следует, что нет сложного тела, которое было бы вечным; однако очень может быть, что после нашего разложения не произойдет общего соединения (combinaison) всего вещества, которое восстановило бы в целостности тот ,же вид, что есть, или, по меньшей мере, соединение элементов, составляющих нас, вследствие чего мы воскресли бы, но без воскресения памяти о прошлом. Память исчезает в момент разрушения. Мир есть лишь малая часть вселенной, непрочность которой, как нам представляется, установила пределы; ибо вселенная беспредельна. Рассмотренный относительно своих частей и их взаимного порядка мир един; он не имеет души,— следовательно, это не бог: его образование не требует никакой разумной и высшей причины. Зачем прибегать к подобным причинам в философии, когда все могло зародиться и может быть объяснено через движение, вещество и пустоту? Мир — результат случая, а не исполнение замысла. Атомы находились в движении целую вечность. Если рассматривать их в общем волнении, откуда возникали во времени существа, то это то, что мы назвали $хаосом$, если же рассматривать их после того, как возникли природы и установился порядок в этой части пространства, такой, какой мы наблюдаем, то это то, что мы назвали $миром$: было бы предубеждением по-иному представлять себе происхождение земли, моря и небес. Сочетание атомов образовало сначала всеобщие семена (les semences générales). Эти семена развились, и были произведены каждый в отдельности все животные, не исключая человека. Когда семена иссякли, земля перестала производить из них, а виды непрерывно продолжались через различные пути зарождения. Поостережемся переносить на себя действия природы; все возникло не по какой другой причине, как по всеобщему сцеплению телесных сущностей, которое, на счастье наше или на беду, имело место. Оставим также духов и демонов; если бы они существовали, многое или не было бы вообще, или было бы по-другому. Не философы выдумали эти природы, их увидели только фантазеры. Но если мир имел начало, почему бы ему не иметь конца? Не является ли он единым сложным телом (composé), не является ли он конечным сложным телом? Не сохранил ли атом своей активности в этом великом сложном теле, так же как и в его самой малой части? Не лежит ли эта активность в основе как изменения, так и разрушения? Мы возмущаемся ложными представлениями о протяженности и времени, которые мы сами себе создали; мы всё соотносим с точкой пространства, в которой мы находимся, и с кратким мгновением нашего существования. Но чтобы судить о нашем мире, нужно сравнивать его с безмерностью вселенной и вечностью времени: тогда земной шар, будь он в тысячу раз обширнее, подчинился бы всеобщему закону; и мы увидим, что он подвержен всем случайностям молекулы. Только атом непреложен, неизменяем, вечен. Миры исчезнут, атом останется таким, каков он есть. Множественность миров не содержит ничего противоречивого. Могут быть миры, похожие на наш, но могут быть и отличные. Их нужно рассматривать как большие вихри, соприкасающиеся одни с другими, среди которых зажаты и более. мелкие; все вместе они заполняют бесконечную пустоту. Среди всеобщего движения, из которого произошло и наше, скопление атомов, называемое нами Землей, расположилось в центре; другие скопления образовали Солнце; и звезды, которые освещают Землю. Не будем впадать в заблуждение по поводу падения тел, обладающих тяжестью (des graves): они не имеют общего центра, они падают параллельно. Отсюда сделаем вывод об абсурдности антиподов. Земля вовсе не является сферическим телом. Это большой диск, который поддерживается в пространстве атмосферой. Земля не имеет души, так что это вовсе не божество. Землетрясения следует объяснять подземными испарениями, толчками, столкновением некоторых противоположных элементов, действием огня. Если реки не увеличивают моря, то это потому, что по отношению к этим объемам воды, их обширным резервуарам и количеству пара, которое солнце испаряет с их поверхности, реки являются лишь небольшими потоками. Воды моря распространяются по всей земной поверхности, орошают ее, текут друг другу навстречу, сливаются и снова устремляются с бассейны, из которых они излились: в этом круговороте воды лишаются горечи. Наводнения Нила обусловлены пассатными ветрами, которые вспучивают море в устьях этой реки, создают там запруды из песка и гонят воду обратно в реку. Горы столь же древние, как и Земля. Растения имеют общие черты с животными, так как они рождаются, питаются, растут, истощаются и умирают; но вовсе не душа оживляет их; в этих существах все происходит через движение и перемещение. У животных каждый орган вырабатывает определенное количество семеня и направляет его в один общий резервуар — этим объясняется сходство, присущее молекулам семени; каждое иа этих семян отличается от другого, распределяется и предназначается для образования части, подобной той, которая его создала, а все вместе они создают подобное животное. Никакой разум не управляет этим механизмом. Если все совершается так, как будто этого разума никогда не было, зачем предполагать в этом его действие? Глаза вовсе не были созданы для того, чтобы видеть, а ноги — чтобы ходить; но у животного появились ноги — и оно пошло, появились глаза — и оно стало видеть. Человеческая душа телесна; те, кто утверждает противное, ничего не смыслят в этом и говорят об этом, не имея понятия. Если бы она была бестелесной, как они заявляют, она не могла бы ни действовать, ни страдать; ее гетерогенность сделала бы невозможным воздействие ее на тело. Пользоваться каким-либо нематериальным принципом для объяснения этого воздействия не является решением этой проблемы, это всего лишь перенос ее на другой предмет. Если бы в природе было какое-либо существо, которое могло бы изменять природы вещей, истина была бы не более чем пустым словом, а для того чтобы нематериальное существо было органом, приложенным к телу, необходимо было бы изменить природу того или другого. Не следует, однако, путать душу с остальной частью живой субстанции. Душа — это соединение (un composé) атомов такое тесное, такое легкое, такое подвижное, что она может отделиться от тела и тело не потеряет сколько-нибудь значительно своего веса. Несмотря на чрезвычайную непрочность, это сплетение имеет множество различных качеств: оно воздушное, огнистое, подвижное и чувствительное. Разлившаяся во всем теле, душа является причиной всех страстей, действий, движений, способностей, мыслей и всех других функций, как духовных, так и животных. Чувствует душа, но эта способность зависит от тела. В тот момент, когда душа отделяется от тела, пропадает чувствительность, ибо она была результатом их союза. Чувства не что иное, как разнообразные осязания. От самих тел беспрестанно исходят идолы (des simulacres), которые похожи на них и которые воздействуют на наши чувства. Чувства общи для человека и для всех животных. Разум (la raison) может действовать, даже когда чувства спят. Я понимаю под разумом (l’esprit) самую тонкую часть души. Разум распространяется во всей субстанции души, так же как и душа растворена во всей субстанции тела; он соединен с нею; он образует с нею единое существо (кtre); он производит свои действия почти мгновенно; он помещается в сердце: действительно, именно из сердца исходит радость, печаль, сила, малодушие и т. д. Душа думает так же, как глаз видит, через подобия, или идолы; ей свойственны два основных чувства: страдание и удовольствие. Нарушьте естественное состояние частей тела, и вы причините боль; приведите части тела в их естественное состояние, и вы вызывето удовольствие. Если бы эти части, вместо того чтобы быть в движении, могли находиться в покое или если бы мы перестали чувствовать или застыли в состоянии неизменного умиротворения, мы бы, может быть, испытали самое сладострастное состояние. Из страдания и удовольствия рождаются желание и отвращение. Обычно душа расцветает и раскрывается удовольствию; она увядает и сжимается в страдании. Жить — значит испытывать эти чередующиеся движения. Страсти меняются в зависимости от сочетания атомов, которые составляют ткань души. Идолы воздействуют на наши чувства, чувства пробуждают воображение, воображение возбуждает душу, а душа движет телом. Если тело падает от слабости или усталости, подавленная или рассеянная душа впадает в сон. Состояние, при котором ее преследуют блуждающие призраки, которые ее невольно мучают или развлекают, мы называем бессонницей или сном, в зависимости от степени сознания, которое остается в этом состоянии. Смерть — это только прекращение способности чувствовать. Когда тело разлагается, душа разлагается тоже, ее способности уничтожаются. Она больше не мыслит, не вспоминает, не страдает и не действует. Разложение не есть уничтожение; это только разделение элементарных частиц. Душа не существовала до образования тела, почему же она будет существовать после его разрушения? А раз после смерти нет больше чувств, то душа уже не способна ни к скорби, ни к удовольствию. А следовательно, нам далеки басни об аде и рае и все эти лживые россказни, суеверие которых запугивает злых людей, которых они не находят достаточно наказанными через сами их злодеяния, или обнадеживает добрых людей, которые не получили достаточного вознаграждения через их собственные добродетели. Отметим в заключение, что изучение природы вовсе не является излишеством, поскольку оно приводит человека к знаниям, которые обеспечивают мир его душе, освобождают разум его от всех пустых страхов, возвышают его до уровня богов и приводят его к единственно правильным мотивам выполнения своих обязанностей. Звезды — это скопление огня. Я сравниваю Солнце с пористым телом, огромные полости которого пропитаны огненным веществом, и это огненное вещество выбрасывается им в разные стороны. Небесные тела не имеют души,— следовательно, это вовсе не боги. Среди этих тел есть неподвижные и блуждающие; последние называются планетами. Хотя они все кажутся нам шарообразными, они могут иметь форму цилиндров, конусов, дисков или различных частей шара; все эти фигуры, как и множество других, не противоречат явлениям. Их движения совершаются либо вследствие основного обращения небес, которое увлекает их, либо как свойственное им перенесение, во время которого они пересекают огромные небесные пространства, проходимые для них. Солнце восходит и заходит, поднимаясь над горизонтом и опускаясь за ним, т. е. возгораясь на востоке и затухая на западе, истощаясь и возрождаясь каждодневно. Эта звезда — очаг нашего мира: именно от него распространяется тепло; нужно всего несколько искр этого пламени, чтобы воспламенить всю нашу атмосферу. Луна и планеты могут светиться как своим собственным светом, так и светом, отраженным от Солнца; затмения могут происходить по причине мгновенного погашения затменного тела или междустояния другого тела, которое его затмевает. Если какая-либо планета пересечет пространство, заполненное веществом, противоположным огню и свету, не погаснет ли она? не произойдет ли ее затмение? Тучи — это или массы сгустившегося под действием ветров воздуха, или скопление атомов, которые собрались понемногу, или пары, поднявшиеся с земли и морей. Ветры — это потоки атомов в атмосфере, или, возможно, порывистые дуновения, исходящие от земли и воды, или даже часть воздуха, приведенная в движение действием Солнца. Если огнистые молекулы соединятся, образуя единую массу, которая уплотнится и станет тучей, то они будут стремиться вырваться оттуда во все стороны, а туча не отворится для них без молнии и грома. Если капли воды, содержащиеся в атмосфере, разредятся и разрознятся, они выпадут на землю дождем либо под действием собственного веса, либо под воздействием ветра. Такое же явление будет иметь место, если они создадут плотную массу и под действием тепла или ветра рассеются. Сталкиваясь во время падения, они превращаются в капли. Эти капли, замерзая под воздействием холода или ветра, образуют град. Подобное же явление произойдет, если тепло внезапно проникнет в обледенелое облако. А когда солнце находится точно против облака, на которое воздействуют его лучи, образуется радуга. Цвета радуги появляются в результате этого противостояния и воздействия влажного воздуха; в этом случае они возникают все сразу или по одному и меняются в зависимости от пространства, которое пересекает радуга, и способа, которым перемещаются ее лучи. Когда земля промокает от долгих дождей и нагревается из-за сильной жары, поднимающиеся испарения загрязняют воздух; далеко распространяется запах смерти и т. д.
^

О теологии.

После того как в качестве принципа положено, что в природе есть только вещество и пустота, как будем мы рассуждать о богах? Оставим ли мы нашу философию, чтобы покориться простонародным мнениям, или скажем себе, что боги — существа телесные? Раз это боги, то они счастливы; они спокойно наслаждаются сами собой; ничто из того, что происходит здесь, внизу, их не трогает, и ничто их не волнует; и посредством явлений физического мира и мира морального достаточно доказано, что они не принимали никакого участия в творении существ и что они не предпринимают ничего для их сохранения. Сама природа поместила понятие об их существовании в нашу душу. Разве есть такой варварский народ, который не имел бы какого-либо предварительного понятия о богах? воспротивимся ли мы общему согласию людей? поднимем ли мы наш голос против голоса природы? Природа никогда не лжет; существование богов может быть доказано даже через наши предубеждения. Столько явлений было приписано им только потому, что природа этих существ и причина явлений были неизвестны; а столько других заблуждений — не являются ли они гарантией общего верования? Так, один человек был во сне поражен каким-то огромным призраком, и из того, что он об этом сохранил в памяти, он заключил, что этот идол необходимо имел свою блуждающую модель в природе; голоса, которые он мог услышать, не позволили ему усомниться в том, что эта модель — умственной природы; а постоянство появления в различное время в том же обличье — что он бессмертен, но существо, которое бессмертно,— неизменяемо, а существо, которое неизменяемо,— совершенно счастливо, ибо не действует ни на что и ничто не действует на него. Существование богов, следовательно, было и будет навечно существованием неплодотворным и по той причине, что оно не может быть изменено, ибо нужно, чтобы принцип активности, который является источником всякого разрушения и всякого воспроизведения, был уничтожен в этих существах. Стало быть, нам не на что здесь надеяться и нечего бояться. Итак, что же такое волшебство (la divination)? что такое чудеса? что такое религии? Если бы какой-либо культ вызывался богами, то это происходило бы от восхищения, в котором нельзя отказать всякому, кто представляет нам пленяющий образ совершенства и счастья. Мы склонны наделять богов человеческим обликом, таким, каким его наделили все народы; это единственное обличье, под которым был бы изощренный разум и исполненная добродетель. Если бы субстанция их была бестелесна, они не имели бы ни чувств, ни восприятия, ни удовольствия, ни огорчения. Их тела вовсе не таковы, каковы наши; это лишь похожие сочетания более тонких атомов; это та же организация, но органы бесконечно более совершенные; это особенная природа, столь тонкая, столь разреженная, что никакая причина не может ни поразить, ни изменить ее, ни присоединиться к ней, ни разъединить ее и ничто не может возыметь на нее никакого действия. Нам неизвестно место, где обитают боги: этот мир, без сомнения, не достоин их; возможно, они укрываются в пустых промежутках, которые оставляют между собой миры прилежащие.
^

О морали.

Счастье — цель жизни; вот тайное признание сердца человеческого; это очевидный предел и тех действий, которые отдаляют его. Тот, кто убивает себя, рассматривает смерть как благо. Дело не касается того, чтобы преобразовать природу, но чтобы управлять ее общей склонностью. Видеть счастье там, где его нет, или там, где оно есть на самом деле, но обманываться в средствах достижения его — вот что может принести зло человеку. В чем же будет, следовательно, заключаться первый шаг нашей нравственной философии, если не в том, чтобы отыскать, в чем же состоит истинное счастье? Пусть это важное исследование станет нашим действительным занятием. А так как мы хотим быть счастливыми начиная с этого момента, то не будем откладывать до завтра, чтобы узнать, что такое счастье. Безумец намеревается жить всегда и не живет никогда. Только бессмертным дано быть неограниченно счастливыми. Безумие, от которого мы с самого начала оберегаем себя,— забыть, что мы только люди. Так как мы не надеемся быть когда-либо столь совершенными, как боги, которых мы выбрали себе для образца, мы склоняемся к тому, что никогда не будем столь счастливыми. Раз взор мой не проникает безмерность пространств, пренебрегу ли я обратить его на предметы, меня окружающие? Предметы эти станут неиссякаемым источником наслаждения, если я сумею воспользоваться или пренебречь ими. Страдание всегда зло, наслаждение всегда благо; но не бывает чистого наслаждения. Цветы растут у наших ног, но нужно по крайней мере нагнуться, чтобы сорвать их. Однако же, о наслаждение! лишь для одного тебя делаем мы то, что делаем; и не тебя мы избегаем, но страдания, которое слишком часто сопровождает тебя. Ты горячишь наш холодный ум; от твоей энергии рождается стойкость души и сила воли; ты движешь нами, ты приводишь нас в восторг и когда мы собираем розы, чтобы сделать из них ложе для молодой красавицы, пленившей нас, и когда, не страшась гнева тиранов, с опущенной головой и закрытыми глазами входим мы в раскаленных быков (1) приготовленных наслаждением же. Наслаждение принимает всякие формы. Стало быть, важно хорошо знать цену вещам, за которыми оно может последовать, дабы мы не колебались, когда нам придется принять его или отвергнуть, жить или умереть. После здоровья души нет ничего более ценного, чем здоровье тела. Если здоровье тела дает себя почувствовать частично, в некоторых членах, то это не общее здоровье. Если душа с чрезмерностью предается исполнению добродетели, она не является вполне добродетельной. Музыкант не довольствуется тем, чтобы укротить какие-то из струн своей лиры, он пожелает, чтобы на публичном концерте мы подражали ему и чтобы мы не позволили ни нашим добродетелям, ни страстям быть ни слишком ослабленными, ни слишком напряженными и издавать или слишком глухой звук, или слишком резкий. Если мы создаем нечто по нашему подобию, мы получаем удовольствие от выполнения наших обязанностей, потому что это верное средство обратить на себя внимание. Не будем презирать чувственные удовольствия; но мы не нанесем самим себе оскорбления, если будем сравнивать порядочного человека со сластолюбцем. Будет ли счастлив тот, кто ошибется в выборе профессии? Как выбрать профессию, не познав себя? и как же быть довольным своей профессией если за естественные потребности принимают страстные желания и полеты фантазии? Чтобы не поступать на авось, нужно иметь цель в уме. Не всегда невозможно завладею будущим. Всякий должен стремиться к осуществлени добродетели, к сохранению свободы и жизни и к пренебрежению смертью. Пока мы существуем, смерть — ничто, она ничто также и когда мы более не существуем. Богов страшатся только потому, что сделали их подобными людям. Кто такой нечестивец, если не тот, кто поклоняется народным богам? Если истинное благочестие состояло бы в том, чтобы простриться перед каждым обтесанным камнем, в этом не было бы ничего сверх обычного; но так как оно состоит в том, чтобы здраво судить о природе богов,это редкая добродетель. То, что называют $естественны правом$, лишь символ всеобщей полезности. Всеобщая полезность и общественное согласие должны быть двумя великими правилами наших действий. Никогда нет уверенности, что злодеяние остается нераскрытым: тот, кто совершает его, стало быть, безрассудный, ведущий игру, в которой больше потеряешь, чем найдешь. Дружба — одно из самых великих благ жизни, благопристойность — одна из самых великих добродетелей общества. Будьте благопристойными, потому что вы не животные и живете вы в городах, а не в глуши лесов, и т. д.

Вот основные положения учения $Эпикура$, единственного из всех древних философов, который сумел согласовать свою мораль с тем, что он принимал за истинное счастье человека, а свои наставления — с желаниями и нуждами естества. Поэтому во все времена у него было и будет огромное число учеников. Стоиками становятся, но $эпикурейцами$ рождаются.

Эпикур был афинянином, из дема Гаргетта и из рода эгейского (2). Его отца звали Неокл, а мать Херестрата, их предки были в почете, но бедность сделала презренными их потомков. Поскольку Неокл имел всего имущества лишь маленькое поле, которое не обеспечивало его пропитанием, он стал школьным учителем; добрая старая Херестрата, держа сына за руку, ходила по домам готовить приношения очистительных жертв, изгонять привидения, снимать колдовские чары; именно Эпикур обучил ее искупительным обрядам и всяким глупостям этого вида суеверия.

Эпикур родился в третий год сто девятой олимпиады, в седьмой день месяца гамелиона. У него было три брата: Неокл, Хередем и Аристобул; Плутарх называет их образцом редчайшей братской нежности. Эпикур жил в Феосе (3) до восемнадцати лет: тогда он с небольшим запасом знаний, которые получил в школе своего отца, возвратился в Афины, но его пребывание там не было длительным, Александр умирает; Пердикка разоряет Аттику, и Эпикур принужден скитаться из Афин в Колофон, в Митилену и Лампсак. Народные смуты прервали его занятия, но не помешали его успехам. Люди гениальные, такие, как Эпикур, мало теряют времени; их деятельность распространяется на все; они наблюдают и научаются, не замечая этого, и эти знания, приобретаемые почти без усилия, тем ценнее, чем они касаются более общих предметов. Пока глаз натуралиста приложен к оконечности инструмента, который увеличивает ему отдельный объект, он не наслаждается всеобщей картиной природы, которая его окружает, Таким образом, здесь он философ, он возвращается на сцену мира, только когда выходит из своего кабинета; там собирает он по зернышку знания, которые долгое время остаются неведомыми ему в глубине его души, потому что они возникают не от глубокого и точного размышления, а от случайно брошенных взглядов,— великолепные ростки, которые рано или поздно разовьются для счастья рода человеческого.

Эпикуру было тридцать семь лет, когда он возвратился в Афины; он был учеником Памфила, взглядами которого крайне пренебрегал; он не мог терпеть вечные софизмы Пиррона; он вышел из пифагорейской школы Навсифана, будучи не доволен числами и метемпсихозом. Он слишком хорошо знал природу человека и ее силу, для того чтобы приноровиться к суровости стоицизма. Он занялся перелистыванием сочинений Анаксагора, Архелая, Метродора и Демокрита; в особенности он пристрастился к философии последнего и этим заложил основания своей собственной.

Платоники занимали Академию, перипатетики — Лицей, киники — Синозарх, стоики — Портик; Эпикур основал свою школу в прелестном саду, для которого он купил землю и который насадил, чтобы использовать его таким же образом. Именно он научил афинян перенести в стены города деревенский спектакль. Ему было сорок четыре года, когда Афины, осажденные Деметрием, были истощены голодом; Эпикур, решивший жить или умереть со своими друзьями, каждый день раздавал им бобы, которыми он поровну делился с ними. В его сады съезжались люди со всех земель Греции, Египта и Азии: их привлекали его знания и его добродетели, но главным образом сообразность его принципов с природными чувствами. Все философы его времени, казалось, составили заговор против чувственных удовольствий и наслаждения. Эпикур взял их под защиту, и афинское юношество, обманутое словом $наслаждение$, сбежалось, чтобы внимать ему. Он пощадил слабость своих слушателей; он вложил столько искусства, чтобы удержать их, что это помогло ему их привлечь; лишь мало-помалу он развернул им свои принципы. Занятия проводились за столом или на прогулке; или под сенью деревьев, или в изнеженности лож внушал он им восхищение добродетелью, воздержанностью, скромностью, любовью к общему благу, стойкостью души, умеренной склонностью к удовольствиям и презрение к жизни. Неясная в своих начальных основаниях школа его завершается тем, что становится одной из самых знаменитых и самых многочисленных.

Эпикур жил холостяком: беспокойства, которые сопутствуют женитьбе, казались ему несовместимыми с неослабным занятием философией; притом он хотел, чтобы жена философа была умной, богатой и красивой. Он занялся изучением, написанием и наставлением; он написал более трехсот различных трактатов, из которых до нас не дошел ни один. Он не был в достаточной степени элегантным, к чему были так чувствительны афиняне; он довольствовался тем, что был правдивым, ясным и глубокомысленным. Его любила знать, им восхищались соперники, его обожали ученики; он принял в свои сады много знаменитых женщин: Леонтию, любовницу Метродора; Фемисту, жену Леонтея; Филениду, одну из самых порядочных женщин Афин, Никидию, Эротию, Гедею, Маммарию, Бодию, Федрию и т. д. Его сограждане, люди светские, самые склонные к злословию и из суеверия самые подозрительные, не обвиняли его ни в распутстве, ни в нечестии.

Кровожадные стоики одолевали его своими оскорблениями; он отдал им себя, прочно отстоял свои догмы и занялся разбором тщетности их системы. Он разрушил свое здоровье чрезмерной работой: в последнюю пору своей жизни он не мог ни носить одежду, ни вставать с кровати, ни выносить свет, ни видеть огонь. Он мочился кровью; его мочевой пузырь понемногу закрывался из-за роста камня; однако он писал одному из своих друзей, что воспоминание о прошлой жизни приостанавливает боли.

Когда он почувствовал приближение конца, он приказал позвать своих учеников; он завещал им свои сады; он обеспечил многих обездоленных детей, опекуном которых он был; он отпустил на волю своих рабов; он распорядился своими похоронами и умер в возрасте семидесяти двух лет, на втором году сто двадцать седьмой олимпиады. О нем скорбели все: республика воздвигла ему памятник, а некий Феотим, изобличенный в том, что от имени Эпикура составил постыдные письма, адресованные некоторым женщинам, которые часто посещали его сады, был приговорен к лишению жизни.

$^ Эпикурейская философия$ преподавалась без перерыва, от ее создания до времен Августа. В Риме она достигла самого большого успеха. Школа там состояла большей частью из людей ученых и государственных деятелей; Лукреций воспел $эпикуреизм$. Цельс обучал ему при Адриане, Плиний Натуралист — при Тиберии; еще знаменитыми среди $эпикурейцев$ являются Лукиан и Диоген Лаэртский.

В период упадка Римской империи $эпикуреизм$ постигла участь всех видов знаний; он вышел из более чем тысячелетнего забвения только в начале XVII века; упадок пластических форм привел к возрождению атомов. Маньен из Люксо в Бургундии опубликовал своего «Democritus reviviscens» (4), посредственную работу, в которой автор все время выдает свои бредовые идеи за мнения Демокрита и Эпикура. Маньену следовал Пьер Гассенди, один из тех, кто оказали самую большую честь философии и нации. Он родился в январе 1592 г. в Шантерсье, маленькой деревушке Прованса в одном лье от Диня, где он получил начальное образование. Он имел мягкий нрав, здравое суждение и глубокие знания: он был сведущ в астрономии, древней и современной философии, метафизике, языках, истории, древностях; его эрудиция была почти универсальной. О нем можно было сказать, что философ никогда не был лучшим гуманистом, ни гуманист таким хорошим философом; его писания не лишены привлекательности; он ясен в своих рассуждениях и правдив в своих идеях. Он был среди нас восстановителем $философии Эпикура$, жизнь его была полна беспокойств; беспрестанно он атаковал и был атакован; но он не был менее внимательным к тому, чтобы в своих спорах выставить честность в качестве довода со своей стороны, будь то с Флуддом, будь то с милордом Гербертом, будь то с Декартом. Гассенди имел в качестве учеников и приверженцев множество людей, которые обессмертили себя: Шапель, Мольер, Бернье, аббат де Шольё, Великий приор де Вандом, маркиз де Ла Фар, шевалье де Буйон, маршал де Катина, и много других необыкновенных людей, объединивших в себе через контраст приятных и выспренних качеств героизм с мягкостью, склонность к добродетели и склонность к удовольствию, политические качества с литературными талантами и образовавших среди нас различные школы $эпикурейской$ морали, о которых мы собираемся говорить.

Самая древняя и первая из этих школ, где практиковали и преподавали мораль Эпикура, была школа на улице де Турнель в доме у Нинон Ланкло; именно там эта необыкновенная женщина собирала всех блестящих, просвещенных и роскошных людей, каких только имели двор и город: там видели г-жу Скаррон, графиню де Ла Сюз, знаменитую своими элегиями; графиню д'0лон, столь превозносимую за ее редкую красоту и множество любовников; Сент-Эвремона, который затем преподавал эпикуреизм в Лондоне, где у него были учениками знаменитый граф де Граммон, поэт Уоллер и г-жа де Мазарини; герцогиню де Буйон Манчини, которая окончила школу при Тампле (5); Ивето ($смотри$ Аркадийцы), г-на де Гурвиля, г-жу де Лафайет, герцога де Ларошфуко и многих других людей, создавших во дворце Рамбуйе школу платонизма, которую они оставили, чтобы пополнить общество и послушать уроки $эпикурейца$.

После этих первых $эпикурейцев$ ученики де Гассенди Бернье, Шапель и Мольер перевели школу Эпикура с улицы де Турнель в Отей; Башомон, барон де Бло, песни которого столь редки и столь изысканны, и Дебарро, который был учителем г-жи Дезульер в искусстве поэзии и наслаждения, особенно прославили школу Отея.

Школа Нейли появилась за школой Отея; в течение короткого времени, что она существовала, ее поддерживали Шапель и г-да Соннинг; но едва она была учреждена, как слилась со школой Ане (d'Anet) и Тампля.

Сколько знаменитых имен дала нам она! Шапель и его ученик Шольё, г-н де Вандом, г-жа де Буйон, маркиз де Ла Фар, Руссо, г-да Соннинг, аббат Куртен, Кампистрон, Палапра, барон де Бретёй, отец известной маркизы де Шатле, президент де Моем, президент Ферран, маркиз де Данжо, герцог де Невер, г-н де Катина, граф де Фьеск, герцог де Фуа, или де Рандан, г-н де Периньи, Ренье, приятный собеседник, который пел и аккомпанировал себе на лютне, г-н де Ласере, герцог де Ла Фейад и т. д. Это та же самая школа, что и школа Сен-Мора или школа г-жи герцогини.

Школа Со (Seaux) собрала всех, кто оставался от этих приверженцев роскоши, изящества, учтивости, философии, добродетелей, словесности и наслаждения; в нее входил также кардинал де Полиньяк, который часто посещал ее скорее из склонности к ученикам Эпикура, чем к учению их учителя, Гамильтон, Сент-Олэр, аббат Жен, Малезьё, Ламот, г-н де Фонтенель, г-н де Вольтер, многие академики и несколько женщин, славившихся своим умом; отсюда видно, что нигде и никогда эпикурейская школа не была более великолепной, чем во Франции, и особенно в последнем веке. См. $Бруккер, Гассенди, Лукреций$ и т. д.