Примечания 386 последовательное опровержение книги гельвеция «о человеке»
| Вид материала | Документы |
- 2. Анализ этических воззрений Канта и Гельвеция, 204.99kb.
- Первый арест, 2492.23kb.
- K. R. Popper the open society and its enemies, 7811.44kb.
- Мы выбрали только лучшие книги Страница «Книги, которые делают нас лучше», 7927.32kb.
- Примечания к консолидированному финансовому отчету, 93.72kb.
- Лекция первая введение в психолого-педагогическую антропологию, 975.63kb.
- Задача этой книги помочь читателю составить общее представление о психоанализе как, 1014.71kb.
- Задача этой книги помочь читателю составить общее представление о психоанализе как, 1098.38kb.
- «Я, конечно, вернусь…», 71.27kb.
- Пермский некрополь пермский некрополь, 968.85kb.
ПОСЛЕДОВАТЕЛЬНОЕ ОПРОВЕРЖЕНИЕ КНИГИ ГЕЛЬВЕЦИЯ «О ЧЕЛОВЕКЕ». ТОМ ВТОРОЙ
РАЗДЕЛ V (84)
ГЛАВА I
Как доказывают, что Луна является причиной морских приливов и отливов? Основываясь на точном соответствии между колебаниями уровня моря и картиной движения Луны. Но что может быть точнее соответствия между состоянием моего тела и состоянием моего духа? Возможна ли малейшая перемена в моей организации, которая не отразилась бы на моей умственной деятельности? Если я плохо выспался или у меня нарушено пищеварение, я плохо соображаю; если я болен, мой дух угнетен; если же силы возвращаются ко мне, дух мой крепнет. Достоинства и недостатки моего духа сохраняются или проходят в зависимости от постоянного или временного характера расстройства органов. При известных обстоятельствах расстройство физиологии даже выгодно для моего духа и, наоборот, расстройство духа выгодно для моего тела. Апоплексическая полнота отягощает голову и дух человека. Здоровое или нездоровое состояние органов, продолжительное или скоропреходящее, длящееся один день или всю жизнь — от рождения и до самой смерти, есть термометр человеческого духа.
ГЛАВА II
С. 13. Добр или зол человек от рождения? Если называть добрым лишь того, кто делает добро, а злым лишь того, кто делает зло, то, разумеется, человек от рождения ни добр, ни зол. То же самое относится к уму и глупости.
Но получает ли человек от рождения органически выраженную предрасположенность говорить и делать глупости, вредить самому себе и своим ближним, следовать советам родителей или не обращать на них внимания, быть прилежным или ленивым, справедливым или раздражительным, уважать закон или пренебрегать им? Только человек, ни разу в жизни не видевший двух младенцев, никогда не слышавший их плача, может сомневаться в этом. Человек не рождается абсолютным ничто, каждый обладает известной способностью к чему-нибудь.
— Господин Гельвеций, вы, кажется, охотник?
— Да, я охотник.
— Тогда взгляните-ка на этого щенка.
— Вон на того — с кривыми ногами, низким и длинным телом, острой мордой и рыжими пятнами на всем теле и на лапах?
— На того самого. Что это за порода?
— Это же такса. Эта собака отличается хорошим чутьем, азартным и бесстрашным характером: она устремляется в лисью нору, рискуя остаться без ушей и с порванной шкурой.
— А это что за щенок?
— Немецкая легавая. Удивительно неутомимое животное. Жесткая щетиноподобная шерсть позволяет ей забираться в густые заросли колючих кустарников; она делает стойку над куропаткой или гонится с громким лаем за зайцем; она одна справляется с работой трех-четырех других собак.
— А тот, другой щенок?
— Из него выйдет великолепнейшая борзая.
— А тот, третий?
— Это легавая. Я ничего не могу о ней сказать: будет она послушна или нет, будет у нее хорошее чутье или не будет никакого. Все зависит от родословной.
— А тот, четвертый?
— Он обещает вырасти в превосходную гончую.
— И все это собаки?
— Да.
— У меня отличный псарь; он сделает для меня все, что я пожелаю. Скажите же мне, могу ли я попросить его сделать из таксы легавую, из легавой борзую, из борзой гончую, а из гончей спаниеля?
— Боже вас упаси!
— Но отчего же?.. Ведь они только родились, они еще ничто, а потому годятся для всего, и воспитание сделает из них все, что мне заблагорассудится.
— Изволите шутить?
— Вы угадали, господин Гельвеций. Но не кажется ли вам, что человеческий род состоит из столь же разнообразных индивидов, что и собачье племя, так что у каждого человека свои повадки и своя излюбленная дичь? (85)
^
ГЛАВА III
С. 15. $Чужую беду руками разведу.$
Вы неверно толкуете эту пословицу (86). Смысл ее в том, что чужая беда трогает меня меньше, чем такая же беда, приключившаяся со мной.
ГЛАВА IV
С. 23. $Загнанный олень волнует меня, его слезы заставляют меня плакать. Но это зрелище, столь трогающее меня своей необычностью, приятно для дикаря, которого привычка сделала жестоким.$
— Почему волнует вас затравленный олень? Что вызывает у вас сострадание к животному, на место которого вы ведь не ставите себя?
— Необычность этого зрелища.
— Необычность поражает, а не трогает. Это — сострадание животного к животному или, если хотите, мгновенная иллюзия, вызываемая признаками страдания, общими человеку и животному, и заставляющая нас увидеть в олене человека.
С. 24. Если человек посещает места публичной казни, то отнюдь не для того, чтобы поглазеть на страдания. Наоборот, он хочет испытать чувство жалости, он ищет тему для проповеди. По возвращении он лицедействует; соседи собираются вокруг него, $pendentes аЬ ore loquentis$ (87).
Там же. Я сравнил бы поле битвы со столом, за которым играют в разорительные азартные игры (88). Солдат-победитель уносит с собой пожитки умирающего солдата, как счастливый игрок — кошелек проигравшего. Я поступаю с другим так, как он поступил бы со мной; зачем же я буду сегодня питать к нему глупую жалость, которой не дождусь от него завтра?
С. 25. $^ Тот, кто пытается внушить своему господину сострадание, омывает руки в собственной крови. Так сказал Саади.$
Но этот же поэт рассказывает о том, как один несчастный, которого вели на казнь, осыпал тирана проклятиями. Тиран находился слишком далеко от несчастного, чтобы услышать его, и потому спросил, что он говорит. Один царедворец ответил ему: «О государь! Он говорит, что тот, кто проявит сострадание в этом мире, обрящет его в мире ином». Тут вмешался другой царедворец, сказавший: «О государь! Тебя обманывают. Несчастный, которого ты осудил на смерть за его преступления, заслуживает ее вдвойне теми проклятиями, которыми он тебя осыпает». «Все равно, — возразил султан, — я дарю ему жизнь, пусть его отпустят. Я предпочитаю ложь, пробуждающую во мне сострадание, истине, делающей меня жестоким».
С. 26. $^ Есть добрые люди, но их человечность является следствием воспитания, а не дана им природой.$
Все та же история! Я нисколько не верю этому. Как бы ни воспитывали звероподобного дикаря, с радостным любопытством наблюдавшего конвульсии убитого им капуцина, немыслимо сделать из него мягкого и сострадательного человека.
Нельзя дать человеку того, в чем ему отказала природа; скорее можно разрушить то, что она дает. Но воспитание может улучшить ее дары.
Там же. $^ Физическая чувствительность — наш единственный дар природы.$
Но одинаково ли распределена эта пронизывающая все тело человека чувствительность между разными его частями? Такого нет и быть не может.
Если доля физической чувствительности, приходящаяся на мозг и диафрагму, мала, то воображение неразвито, сострадательность слаба, добродетельность недостаточна.
Одинакова ли физическая чувствительность во всех индивидах? Такого нет и быть не может.
Но могут ли две машины работать одинаково успешно, если у одной из них эта пружина слишком сильна, а у другой слишком слаба?
ГЛАВА V
С. 28. $^ Где встречаются герои? У более или менее цивилизованных народов.$
Герои бывают повсюду: и в лесах Канады, где они ничем не обязаны воспитанию, и в хижинах рабов, где их не погубила тирания хозяев.
В Кайенне поймали однажды шайку бежавших из рабства дикарей. Предложили жизнь тому, кто повесит своих товарищей. Но никто не выказал желания пойти на это. Тогда какой-то рабовладелец приказывает одному из своих негров повесить их всех, угрожая в противном случае повесить его самого. Негр соглашается и скрывается в хижине якобы для подготовки. Взяв там топор, он отрубает себе кисть руки, возвращается к хозяину и говорит ему, показывая изувеченную, истекающую кровью руку: «А теперь делай из меня палача, если можешь».
Хозяин этого негра проявил себя с лучшей стороны. Приняв одной рукой кровоточащую отрубленную кисть своего раба, другой он обнял его и сказал: «Отныне не раб ты мне, а друг».
^
ГЛАВА VII
С. 37 (89). Как же так, господин Гельвеций, вы признаете, что юноши более способны учиться, чем люди зрелого возраста, вы допускаете, что между теми и другими нет никакой разницы, кроме разницы в организации, и в то же время не придаете никакого значения различию организации двух детей одного и того же возраста, даже если это различие того же рода, что и различие организации двух людей разного возраста?
Вы обвиняете Руссо в противоречии, и совершенно справедливо, но сами превзошли его в этом. Когда я спрашивал вас по поводу нескольких мест первого тома, что породило благородную мысль, прославившую такого-то человека, вы дали мне четкий ответ: счастливая случайность. Теперь же вы утверждаете иное. Вы видите источник ее в возрасте, в соках, в цветах и завязи, в сцеплении известных естественных причин.
С. 39. $По мере приближения старости человек все меньше и меньше привязан к земному.$
Верно ли это?
^
ГЛАВА VIII
С. 41. $Если бы характеры были продуктом организации, то во всех странах было бы известное число людей с характером.$
Но так оно и есть.
$Почему же мы встречаем их обычно лишь в свободных странах?$
А почему мы встречаем их иногда у самых порабощенных народов?
$^ Существует ли такая моральная максима, которая могла бы заставить опухоль рассосаться?$
Все то же смешение организации головы с организацией ноги. Мой дорогой философ, вы, конечно же, заметили, что упражнение укрепляет органы; могли бы заметить и то, что бездействие их разрушает. Спеленайте новорожденному руку, сделайте так, чтобы он не пользовался ею, и вы сведете на нет эту часть его тела. Точно таким же образом можно путем принуждения уничтожить природную склонность к какому-нибудь пороку или добродетели, какой-нибудь прирожденный талант: орган остается, но оказывается неспособным действовать. Наши женщины мало ходят, и они почти разучились пользоваться своими ногами, но если бы природа вообще отказала им в ногах, то разве нашлось бы какое-нибудь искусственное средство, чтобы обзавестись ими? Польза воспитания состоит в том, что оно совершенствует природную склонность, если она хороша, и заглушает ее, если она дурна, но оно ни при каких обстоятельствах не может восполнить недостающую способность. Бесплодному упорству на этом неблагодарном поприще я готов приписать обилие подражателей во всяком деле. Они видят, как творят другие, и силятся копировать их; они никогда не обращают взор на свой внутренний мир, ибо внимание их всегда приковано ко внешнему образцу. Импульс, приводящий их в движение, есть не что иное, как толчок, сообщенный им извне чужой гениальностью. Природа приводит в движение гения, а гений — подражателя. Между природой и гением нет никакого посредника, между природой и подражателем всегда стоит гений. Гений властно притягивает к себе все находящееся в сфере его деятельности, отчего она приходит в небывалое движение. Подражатель ничего не притягивает — он сам притягивается. Он намагничивается от прикосновения к магниту, но сам он не магнит.
С. 44. $^ Голод возобновляется несколько раз в день и становится у дикаря очень активным стимулом$ (90).
Возможно, что это так. Но этот столь властный стимул и за сто лет не породит среди дикарей столько преступлений, сколько их совершается за один голодный месяц в Китае, этой самой мудрой из всех империй.
То, что я решаюсь утверждать о голоде, тем более верно по отношению ко всем прочим страстям.
Значит ли это, что я предпочитаю дикое состояние цивилизованному? Никоим образом. У цивилизованных народов население непрерывно растет, тогда как у дикарей оно убывает. Средняя продолжительность жизни цивилизованного человека превышает среднюю продолжительность жизни дикаря. Этим все сказано.
Самая счастливая страна не та, где меньше всего бурь, а та, где больше всего плодов. Я предпочел бы жить в плодородном краю, даже если земля там постоянно дрожит под ногами, угрожая поглотить и поглощая иногда людей вместе с их жилищами, нежели влачить жалкое существование в бесплодной, хотя и безопасной, пустыне. Я был бы не прав, если бы оказалось, что жители Санто-Доминго или Мартиники собираются перебраться в пустыни Африки.
Да, господин Руссо, я предпочитаю утонченный порок в шелковом одеянье свирепой тупости в звериной шкуре.
Я предпочитаю сладострастие на мягких подушках в расписанных золотом палатах бледной, грязной и отвратительной нищете, прозябающей на сырой и нездоровой земле или в страхе ютящейся в глубине дикой пещеры.
ГЛАВА IX
С. 49. $Руссо сказал себе: Люди вообще ленивы, и, следовательно, они враги всякого учения, заставляющего их напрягать внимание. Люди тщеславны, следовательно, они враги всякого стоящего выше их человека. Наконец, заурядные люди питают скрытую ненависть к ученым и к наукам. Если я стану доказывать их бесполезность, то я этим польщу тщеславию глупцов; я стану дорог невеждам, я буду их учителем, а они — моими учениками, и мое имя, освященное их похвалами, прогремит по всему миру, и т. д.$
Руссо не говорил себе ничего подобного; вы возводите на него напраслину. Он отнюдь не был злонамеренным человеком; это был выдающийся оратор, ставший первой жертвой своих софизмов.
Какой бы переворот ни произошел в умах, Руссо никогда не окажется в ряду презираемых авторов. Он займет среди литераторов то место, которое среди живописцев занимают художники, слабые в рисунке, но великие в колорите.
ГЛАВА Х
С. 53. В той самой главе, где я прочитал заслуженный литераторами упрек в том, что они льстили тиранам, я встречаю имя Фридриха в одном ряду с именем Антонина!
Своим пренебрежением Фридрих восстановил против себя всех немецких поэтов, ораторов, философов и ученых.
ГЛАВА XI
С. 54. $^ Когда народы основывают империю, они еще варвары, и империя распадается, как только они возвращаются к варварству.$
Эти два момента варварства лишь даты начала и конца. Если бы народы, обрушившиеся со всех сторон на Римскую империю, не были варварами, ее гибель произошла бы гораздо быстрее. Если бы римляне не впали в варварство еще до того, как на них обрушились варвары, сомневаюсь, что они были бы покорены ими. Я присоединяюсь здесь к Гельвецию в его споре с Руссо.
С. 56. $^ Во всякого рода торговле спрос предшествует предложению.
Я не думаю, чтобы это всегда было так. Случается, что изобретательный умелец придумывает, изготовляет и предлагает какой-нибудь предмет роскоши, который нравится публике; тотчас же к нему обращаются бесчисленные клиенты, их заказы выполняются, — и вот уже он богат. Правда, с прекращением спроса исчезает и искусство.
ПРИМЕЧАНИЯ
С. 61. $^ Не чувство нравственной красоты заставляет трудиться рабочего, а обещанные двадцать четыре су на водку.$
Я не знаю, верно ли здесь первое соображение, но опыт не раз показывал мне, что второе верно не всегда. Есть настолько честные и настолько дорожащие своей репутацией рабочие, что бесполезно уговаривать их за деньги работать спустя рукава. Я был знаком с одним мастером, преуспевшим в изготовлении хирургических инструментов и даже знакомым с хирургическими операциями. Хотя он и не обладал особенным достатком и мог бы гораздо больше заработать, если бы охотнее потакал прихотям дурных хирургов, его не могла прельстить даже крупная сумма денег: ведь он смотрел бы на себя в этом случае как на соучастника гибельной операции. Он не делал никакого различия между не соответствующим его возможностям и противоречащим его совести изготовлением подобного инструмента и изготовлением кинжала, предназначенного для убийства больного.
С. 62. $^ Если в любых страданиях мы перестаем видеть те страдания, которым подвержены сами, то мы становимся бесчувственными.$
Я не думаю, чтобы врачи или хирурги становились бесчувственными из-за этого. Дело просто в том, что чувствительность притупляется в силу привычки. Врач перестает испытывать сострадание примерно так, как перестает роптать давно болеющий больной или давно смирившийся с невезением неудачник или, еще точнее, как перестает проливать слезы зритель на четвертом просмотре одной и той же трагедии.
Там же. $^ Злые люди, как и добрые, способны к дружбе.$
Вполне возможно. Однако мне трудно представить себе настоящую дружбу между злыми людьми: злой человек видит в смерти своего друга лишь потерю поверенного своих злодеяний. Два злых человека должны бояться друг друга и не могут испытывать взаимного уважения.
С. 63. $Дети обмазывают горячим воском майских жуков, жуков-оленей, обряжают их солдатиками и растягивают таким образом их смерть на два или три месяца. Напрасно станут говорить, будто дети не задумываются над страданиями, испытываемыми этими насекомыми. Если бы чувство сострадания было им столь же свойственно от природы, как чувство страха, то оно предупредило бы их о страданиях насекомого, подобно тому как страх предупреждает их об опасности при встрече с бешеным животным.$
Страх представляется мне не более свойственным человеку от природы, чем сострадание. Если второе предполагает знакомство со страданием, то первый — знакомство с опасностью.
С. 67. $^ Иные офицеры желают, чтобы солдаты были автоматами$.
В чем же причина этого? Не объясняется ли это тем, что в наше время дисциплина важнее сообразительности и отваги?
Я думаю, что генерал премного озабочен тем, чтобы ему подчинялись, и совсем мало беспокоится о том, как бы его не осудили.