Geum.ru

И взаимодействия литературы

Вид материалаДиссертация
Подобный материал:
1   2   3   4   5
25

амое важное место в живописи Морриса занимали сюжеты из «Смерти Артура» Мэлори, воплотившиеся в картинах, рисунках, росписях, витражах, гобеленах (фреска «Как Сэр Паломид всем сердцем любил Прекрасную Изольду, и как она предпочла Сэра Тристрама», картина «Прекрасная Изольда», дизайн «Гвиневра», наброски к картине «Выздоровевший сэр Тристрам, которого узнала собака, подаренная им Изольде», роспись «Сэр Ланселот, который приводит сэра Тристрама в замок Сада Удовольствий», серия витражей «История Тристрама», гобелены серии «Поиски Святого Грааля»).

Литературные мотивы для живописно-декоративных творений заимствовались Моррисом и из собственных поэм. Он использовал их в качестве надписей на плитках и гобеленах («Времена года», «Суд Париса», «Лес», «Фруктовый сад», «Дятел»), расписывал мебель по мотивам своих поэм (стулья-картины «Снаряжение Рыцаря» и «Гвендолин в Башне Ведьмы» на основе поэм «Сэр Галахад: Рождественская Мистерия» и «Рапунцель»).

На имплицитном уровне присутствие элементов литературы в произведениях искусства предполагает наличие мифологического контекста и библейских аллегорий. В живописно-декоративных текстах Морриса воплотились сюжеты северной мифологии (росписи по мотивам исландских саг), кельтская образность (флористические орнаменты), восточные мотивы (рисунок «Дочь Золдана в Хрустальном Дворце», ткани, ковры, вышивка «Павлин»). Самое большое значение он придавал сюжетам и образам античной мифологии (рисунок «Артемида»; картина «Афродита, выходящая из моря»; вышивки «Ипполита», «Лукреция», «Елена Прекрасная»; иллюстрации «Венера»). На образах греческой мифологии основаны плиточные композиции «Триумф любви», «Суд Париса», «Похищение Елены», «Орфей». Римская мифология присутствует на гобеленах «Флора», «Помона», «Дятел». Моррис включал в свой мир персонажей разных мифов. Используя мифологемы прошлого, он придавал им новое звучание, воссоединял со своим видением мира. В его интерпретации образы античных мифов приобрели неоднозначный характер: духовный и чувственный одновременно. Его мифологические женщины содержали идею просветления материи, воплощения в ней идеального начала; им были присущи
и черты мифологической обобщённости.

Наряду с мифологией неиссякаемым источником для произведений Морриса была Библия. Библейские сюжеты и символика встречаются в его многочисленных витражах, гобеленах, росписях. Центральным в «библейском» творчестве художника является образ Иисуса Христа, воплощённый в гобелене «Поклонение волхвов» и в серии витражей («Крещение Христа и представление его во Храм», «Христос со Святыми и Пророками», «Волхвы следуют за звездой», «Христос, радеющий о малых детях», «Три Марии у гробницы»). Центральными образами «картин» Морриса на библейскую тематику были почитаемые им святые и библейские персонажи. По его дизайнам созданы витражи «Дева Мария», «Мария из Вефании», «Святая Мария Магдалена», «Святой Михаил и дракон», серии витражей «Песнь Соломона» и «Легенда
о Святом Георгии», плитки «Святая Цецилия», «Адам» и «Ева», «Святой Пётр», произведены фресковая роспись стен церквей, декоративная роспись панелей фигурами святых и пророков. На «моррисовских окнах» можно видеть образы Святого Августина, Альбана, Рафаила, Святой Катерины, Агнессы и других святых, выполненные в ярких красках, с добавлением в контекст витража элементов росписи (листья, цветы, звёзды, облака). Моррису принадлежат дизайн для вышивки «Святая Катерина», рисунки к шкафчику «Житие Святого Георгия» и знаменитые фрески, гобелены, плиточные панно, витражи, представляющие ангелов и ангелов-менестрелей.

В
26

произведениях искусства Морриса присутствуют также символы, связанные и с литературой, и с мифологией и христианством. Выбор сюжетов его произведений был обусловлен темой всеобщей органической связи всего сущего (рост, развитие, обновление). Передача состояния, длительности – главная задача изобразительного искусства Морриса; отсюда его частое обращение к теме «Времена года», которые рассматривались им как упорядоченные циклы природы и человеческой жизни, состояния души. Для изображения времён года он использовал аллегорические женские фигуры (иллюстрации к «Книге стихов», титульный лист к «Земному Раю», роспись на деревянных панелях, гобелены «Помона», «Флора»). Ещё одна особенность его стилистики времён года – использование сцен сезонных сельскохозяйственных работ и светских развлечений (плиточная композиция «Времена года»).

Другой важный для Морриса круг тем и мотивов – жизнь растений, которые воплощали целостность, двуединство физического и духовного начал. Растительные мотивы – дерева и цветка – переходят из одной его картины
в другую, живут в иллюстрациях и переплётах книг, на обоях, тканях, витражах, панно, гобеленах, коврах, плитках, мебели. Среди любимых Моррисом цветов были маргаритка, примула, роза, колокольчик, подсолнух, аквилегия, бархатцы, лилия, тюльпан, анемона, гвоздика, мак, фиалка. Среди растений он отдавал предпочтение аканту и артишоку; из деревьев выделял дуб, иву, яблоню, апельсин. Он почитал растения, наделял их символизмом, заимствованным из литературных источников (маргаритка из «Хроник» Фруассара и Пролога к «Легендам о славных женщинах» Чосера, примула из средневекового сказания об апостоле Петре, роза из античных легенд о Венере и христианских преданий о Деве Марии, акант как знак греко-римского триумфа, ива как метафора Древа Жизни, символ бессмертия из сказаний кельтов).

Особенностью растительной символики Морриса была метафора Сада как единения противоположных сущностей, создания целостного организма,
одухотворённого красотой. Его Сад включал два библейских «сада», известных в западной литературе: Райский сад и «включённый сад» из «Песни Соломона». В моррисовском Саду метафорические растения растут друг из друга и питают друг друга, образуя гармоничную «путаницу сада». Растения Морриса мирно сосуществуют с животным миром, образуя радужное переплетение ветвей, цветов и птиц (обои «Шпалера с розой» – «литературная» сцена из средневековой миниатюры; полукруглое кресло, расписанное цветами и птицами – образ с картины А. да Мессины «Святой Иероним в келье»).

Литературный подтекст всегда присутствовал в символизме живописных работ Морриса: на ткани «Павлин и дракон» драконы – фениксы из восточных сказок; на плитке «Лебедь» эта птица символизирует кельтское вдохновение, античную поэтичность, музыкальность; ткань «Братец кролик» создана в честь главного героя «Сказок дядюшки Римуса» Дж. Харрис. Образ кролика воплощён Моррисом и на аллегорическом гобелене «Лес», в котором, как и в его Саду, все образы (животные, птицы и растения) сплетались в единое целое. По Моррису, Лес – мифологический «средний мир», где уравновешиваются все оппозиции, устремляясь к космическому всеединству.

Л
27

итературность символизма живописно-декоративных работ Морриса, смыкаясь с мифологичностью и аллегоричностью, переходит в такой феномен как поэтическое начало его произведений искусства. Его картины, ткани, обои, витражи, ковры, вышивки, плитки, гобелены, мебель «рассказывали» сказки, были лирическими и драматическими «поэмами», обладали нарративностью, сюжетностью, поэтической образностью. Они были эмоциональными, духовными, ожившими. В его изобразительном искусстве нашла воплощение идея одухотворения, поэтизации материи, оживления вещного, когда оживают стена здания, окно, предмет мебели, «прорастая» фигурами людей, «взбухая» формами животного и растительного мира, обретая повествовательное пространство, становясь поэтичными, духовными, целостными.

Моррис созидал не только новые образы, но и собственный универсум. Поток жизни, понимаемый как бытие в целом, стал центральным образом его поэтики, структурообразующим понятием, сформировавшим целостность его художественного стиля. Мотив водной стихии, потока, реки с их внутренней энергией, неиссякаемой динамикой был знаковым символом его мироощущения, характерным для его творений (ткани, обои, ковры с символикой рек, единением флористических мотивов и мотива воды, превращением в поток леса, поля, неба). Движение вперёд уподоблялось им пути, ведущему к новому, непознанному. Этот путь был движением к свету; восхождением души от земного, материального – к небесному, одухотворённому; обретением себя как художника, созидающего страну литературно-декоративных фантазий. Он хотел, чтобы его картины превращали дом в поэму, в сказку, в romance.

Раздел IV.3. «Формы присутствия разных видов искусства в литературных произведениях Морриса».

В литературных текстах Морриса элементы разных видов искусства присутствуют на эксплицитном и имплицитном уровнях. Эксплицитный уровень включает рисуночное письмо; создание литературных произведений по мотивам произведений искусства; включение в литературное произведение терминологии разных видов искусства, цитаций, аллюзий, реминисценций, связанных с произведениями искусства и их авторами, посвящение литературного текста художнику, искусству, произведению искусства.

Рисуночное письмо имеет место в рукописях Морриса – сложных синтетических явлениях – наглядной осмысленной системе знаков, совокупности черт, штрихов, линий, нанесённых на поверхность листа от руки и при помощи механического воспроизведения рисунка (печать). Рисуночное письмо у него может быть орнаментальным и изобразительным. К орнаментальному относятся рисунки в рукописях, записных книжках, орнаменты в книгах, каллиграфия; к изобразительному – инициалы-литеры с сюжетными элементами.

Моррис делал зарисовки на полях страниц поэм, romances, лекций, дневников, записных книжек, программ, манифестов. Его рукописи содержат изображения ландшафта («Исландские дневники») и растений (рукописи «Земного Рая»); записные книжки испещрены зарисовками лиц, арабесками, каллиграфически выписанными буквами. Он рисовал в рукописях цветы, деревья, геральдических птиц, средневековые артефакты, доспехи, оружие, архитектурные детали, декор. К иконическим включениям относятся и портреты, автошаржи, карикатуры, дизайны шпалер, графические миниатюры.

О
28

рнаментальное рисуночное письмо имеет место в декоративных украшениях, выполненных по дизайнам Морриса, в книгах, изданных в «Кельмскотт Пресс». Его «Корни гор» были декоративными и в отношении переплёта, где был использован дизайн для ткани «Жимолость». С орнаментальными рисунками в его книгах уживается каллиграфия; рисунок и каллиграфия взаимодействуют друг с другом, образуя композиции. Его каллиграфия – вид элегантного, ажурного плетения словес на полотне листа, несущий текстовое
и эстетическое значение, реализующий экспрессивную функцию. Этот тип графики, наиболее близкий к слову, – самый искусный вид творческой записи писателя, нашедший воплощение в его иллюминированных книгах.

Искусство моррисовской каллиграфии, соединяясь в единое целое с искусством орнаментирования, находит яркое воплощение в инициалах-литерах, выполняющих изобразительную функцию. Его буквицы прорастают цветами
и листьями, образуют «путаницу сада», становятся частью природного мира. Особой красотой, декоративностью в контексте его рукописных книг обладают буквицы с сюжетным элементом (включение рисунка в пространство заглавной буквы, которая могла поведать на страницах книги целую историю).

Другим видом эксплицитного присутствия разных искусств в литературе является создание литературных текстов по мотивам произведений искусства. В этом случае их образы переходят в контекст литературного произведения, которое становится своеобразной иллюстрацией визуального изображения.
У Морриса такие «иллюстрации» встречаются в нескольких случаях: поэмы по мотивам картин Россетти; стихотворения, комментирующие картины Бёрн-Джонса и его собственные произведения искусства. «Поэмы к картинам» были излюбленным жанром Морриса; в них он давал поэтическую интерпретацию своим полотнам и картинам других художников, передавая языком словесных красок и живописных образов различные оттенки чувств.

К картинам Россетти Моррис написал три поэмы, опубликованные в сборнике «Защита Гвиневры и другие поэмы»: «Могила короля Артура», «Голубой шкаф», «Мелодия семи башен». К полотнам Бёрн-Джонса из серии «Легенда
о шиповнике, или Спящая красавица» он создал поэтические комментарии «Шиповниковая чаща», «Совещательная палата», «Садовый дворик», «Розовый будуар», «Ещё одно стихотворение о шиповнике». Картины Бёрн-Джонса были навеяны поэзией Морриса в буквальном и в переносном смысле. На одной из картин о «Шиповнике» девушка держит в руках томик со стихами Морриса, описывающими картины. Позже Бёрн-Джонс сделал к картинам золочёные рамы, на которых были начертаны моррисовские вирши.

Моррис писал стихи и к своим полотнам. В «Поэмах просто так» опубликованы поэмы «Весна», «Лето», «Осень», «Зима» к плиточной композиции «Времена года»; одноимённые поэмы к гобеленам «Фруктовый сад», «Дятел», «Помона», «Флора», вышивке «Сад цветов»; поэма «Лев» к гобелену «Лес», поэмы к гобеленам «Деревья». Он посвятил маленькие оды дубу, ели, ясеню, тису, тополю, оливе, яблоне, шелковице, виноградной лозе, апельсиновому дереву. Моррис также написал поэму «Восхваление моей прекрасной дамы»
к портрету Джейн Бёрден. Он писал стихи и к другим своим работам: поэмы
к росписи потолка в Дискуссионном Зале Оксфордского Союза и к украшенной вышивками кровати («К кельмскоттской кровати»).

Ещё один вид присутствия на эксплицитном уровне разных искусств
в произведении литературы включает следующие случаи: когда оно посвящено художнику, искусству, произведению искусства или в его контекст включена терминология искусств, аллюзии на произведения искусства и их авторов.

М
29

оррис – не только художник и поэт, но и публицист. Все его статьи и лекции связаны с искусством; в них он рассматривает различные виды и произведения искусства, анализирует роль художника в создании целостной среды и гармоничного человека («Цели искусства», «Искусство и красота земли», «Возрождение художественного ремесла», «Декоративные искусства», «Готическая архитектура»). Иногда персонажем его статьи становится вид искусства, существующее в реальности произведение искусства («Ткани», «Витражи»; «Кентерберийский Собор», «Вестминстерское Аббатство»).

Художник как творец красоты и синтетического произведения искусства является центральной фигурой статей «Искусство и его творцы», «Перспективы развития архитектуры в цивилизованном мире», «Стремление к лучшему», выступлений и интервью. В лекциях, статьях, письмах Моррис часто упоминает художников (Анджелико, Мантенья, Мемлинг, ван Эйк, Дюрер, Рубенс, Констебл, Тёрнер, Раскин, Россетти, Бёрн-Джонс, Хант, Браун, Принсеп, Стэнхоуп, Крейн, Альма-Тадема) и их произведения искусства.

В romances и поэмах Морриса, как и в статьях об искусстве, есть место терминологии живописи, декоративного искусства, архитектуры, скульптуры, связанным с искусством аллюзиям. Интерьеры поэм и romances заполнены вышивками, гобеленами, витражами, фресками, росписями; герои заняты ремёслами. В текстах Морриса воплощается принцип вплетения в их словесную ткань архитектурно-живописно-скульптурно-декоративного контекста.

В произведениях Морриса всегда присутствует художник, произведение искусства или искусство. Художник-творец играет знаковую роль в его работах; он не обязательно является живописцем, – он может заниматься любым видом искусства, писать «картины», созидать красоту в любой форме ради собственного удовольствия и во имя практического улучшения жизни по законам художественного бытия («История Неизвестной Церкви», «Лощина», «Возлюбленные Герты», «Пигмалион и Статуя», все поздние romances).

Художник, создающий произведение искусства, не всегда остаётся в памяти потомков, но он живёт в своём творении. Безымянные произведения искусства нередко являлись главными героями произведений Морриса (соборы, аббатства, дворцы, церкви, часовни). В его воображаемом мире архитектура
и природа сливались воедино, архитектура оживала в объятьях природы. Кроме архитектурных сооружений повествование у него фокусировалось и на другом знаковом произведении искусства (статуя, фреска, гобелен, высеченные на камне руны, иллюминированная книга). Посредством концентрации внимания читателя на определённом произведении искусства Моррис пытался передать его красоту и выразить основную мысль произведения.

Будучи человеком-творцом, стремящимся к целостности и гармоничности, Моррис вписывал образ идеального художника и идеального произведения искусства в контекст основанного на эстетизме и красоте идеального общества, в котором главная роль принадлежала искусству. Такое общество создано
в «Вестях Ниоткуда», где Искусство превращалось в главного героя, основной образ. Искусство является персонажем многих его произведений: ранних
и поздних romances, «Земного Рая», «Любви достаточно», сборника «Защита Гвиневры и другие поэмы». Искусством пронизана вся ткань литературных текстов Морриса. Взаимодействие искусств не только украшает текст: оно объединяет все его компоненты в единое художественное целое. Сложная композиция моррисовского полихудожественного текста направляет внимание на анализ внесюжетных элементов и предметных деталей, что приближает читателя к постижению авторского видения мира, принадлежащего к нескольким семиотическим системам, к разным видам искусства.

В
30
полихудожественном тексте Морриса взаимодействие литературы с другими искусствами на имплицитном уровне проявляется прежде всего в заимствовании литературным произведением композиционных особенностей разных видов искусства. Композиция усложнённого искусствами текста может быть архитектурной, картинной, иконической, миниатюрной. Его литературный текст может представлять собой цикл картин или полиптих.

Для Морриса важной была «архитектурная организация» книги; он воспринимал книгу как форму, конструкцию. Он уподоблял красиво выстроенное литературное произведение Кентерберийскому Собору, прекрасному дому, считая книгу архитектурным сооружением, где можно «жить» в гармонии и красоте. «Архитектурная» структура присуща его «Книге стихов», построенной по принципу многоэтажного здания, в котором каждая «ступень» представляет последующую стадию развития человеческих чувств, уподобленных смене времён года («подъём и спуск по лестнице»). Согласно архитектурным законам выстроено и здание «Земного Рая» – цикла поэм с Прологом и 24 историями, которые рассказывались в течение года. Повествование структурировано тематически, основывается на символике времён года: 12 разделов
(12 месяцев) включают по 2 истории, предваряющиеся поэмой, посвящённой определённому месяцу. Поэма создана как цикл-дизайн, где в средневековых интерьерах на фоне флористических мотивов времён года изображены греческие и северные герои. Именно таким образом Моррис воплотил в жизнь проект декоративно-литературного единства в виде Ред Хауза, которое в «Земном Рае» стало единством литературно-декоративным. 24 поэмы – это 24 картины, 24 гобелена; это 12 парных витражей («повествовательные стёкла»), помещённых в контекст единого «здания».

Кроме архитектурности для литературных текстов Морриса характерны другие конструктивные изыски. Многие его произведения сконструированы по принципу «шкафа с ящиками», «матрёшки»; в каждом «отделении» содержится свой смысл, заключена своя «история», органично входящая в последующий уровень («Мечта», «Сигурд Вольсунг», «Любви достаточно»).

В прозаических и поэтических текстах Морриса есть общая черта – он создавал их по принципам дизайна, взяв за основу мотив движения, развития, потока, который использовал в орнаментах («Заводь Линденборг», «Река Веллэнд», «Воды Дивных Островов», «Разлучающий Поток»). Литературные «дизайны» с водной символикой соседствуют с «дизайнами» с растительной символикой («Две красные розы на фоне луны», «Золотой левкой», «Золотые яблоки»), архитектурными изысками («Часовня в Лайонессе», «История Не-известной Церкви», «Монастырь Святой Агнессы») и другими мотивами.

Во всех его литературных текстах чувствуется стремление к созданию картин, гобеленов, витражей, их серий и циклов, парных композиций и поли-птихов. Создание цикла «картин-гобеленов» характерно для «Книги стихов», «Жизни и смерти Язона», «Сцен из падения Трои», всех romances. В контексте «картинности» словесных творений Морриса имели место иконопись и миниатюра. Иконография воплотилась в его кэролах, поэмах на артуровскую тематику («Позорная смерть» воспроизводит икону «Успение»). Для его ранних текстов характерно их уподобление миниатюрам из средневековых манускриптов («История Неизвестной Церкви», поэма «Золотые крылья»).

В текстах Морриса виды искусства «реализуются» не только на композиционном уровне, но и в жанрах портрета, пейзажа, интерьера, натюрморта.

П
31

ортрет у него выделяет те черты личности, которым приписывается смысловая доминанта. Моррис проецирует через портрет персонажа его совершенство, гармонию тела и души (идеализирующий портрет), сосредоточивает внимание на материальном начале в человеке, его покорности судьбе (гротескный портрет). Он также создаёт гротескный «портрет в интерьере».

Портрет даётся экспозиционно или лейтмотивно; он яркий, рельефный, контрастный окружению героя. Моррис выражает в портрете внешние особенности персонажа, его внутреннюю жизнь, отношения с миром, «вписывая» портреты в рамки пейзажных зарисовок, превращая персонажи в часть природы. В его поэмах и romances прослеживается контраст между внешним обликом и духовной сущностью персонажа. Зло у Морриса рядится в одежды дам, рыцарей, добрых людей, добро зачастую одевается в лохмотья, становится внешне несовершенным, чтобы однажды показать истинное прекрасное лицо, проявить свою высшую суть. Одним из колоритных приёмов создания портрета служит противопоставление образа персонажа самому себе. Портреты
у Морриса – постоянно меняющиеся характеристики героя, зависящие от его душевного состояния, эмоционального настроя. Они могут быть динамичными и скульптурными, они всегда пластичны; через движения, позы, мимику, жесты, речь они демонстрируют формы поведения персонажа.

Моррис создаёт и многочисленные пейзажи: топографические и живописные. Топографические пейзажи встречаются в статьях, лекциях при ссылке на страну и её культуру. Живописно-топографические пейзажи свойственны стилистике эпистолярного жанра. Живописный пейзаж рисует озеро, лес, луг, остров, город, утро, вечер, туман, свет, ветер. При этом Моррис «оживляет» пейзажи, превращая их в одушевлённые сущности. Фоном в его произведениях служит живописная английская сельская местность. Многие живописания вольных сельских просторов связаны с детством писателя. Существенным в его «пейзажной живописи» является концепт «сад» – возделанная и украшенная человеком природа. Он был увлечён и суровой техникой северного пейзажа, которая сильно ощущается в его поздних работах.

Моррис живописует и первозданную природу Исландии и Ирландии, и рисует яркие городские пейзажи, предпочитая средневековые европейские города с замками, мостами, колокольнями, часовнями, шпилями, флюгерами. Его «Лондон» – средневековый город будущего, утопающий в лугах и садах. Более всего Моррису импонировал архитектурный пейзаж, в том числе готический. В его книгах, кроме дремучих лесов, таинственных озёр, волшебных островов, загадочных долин, есть готические замки и их живописные руины.

Пейзаж у Морриса, как и портрет, имеет тенденцию к перевоплощению, взаимозаменяемости. В его пейзажах дворцы превращаются в руины, исчезают с лица земли; острова преобразуются в цветущие сады, непроходимые чащи, земли, где царит ничто. В свою очередь, «готические» развалины замков, руины церквей, пустоши сменяются зелёным раздольем, природно-архитектурным великолепием. Сосуществование природного и архитектурного ландшафтов было, по Моррису, чертой архитектуры будущего.

Моррис мыслил природу как одухотворённую сущность. Ему было понятно то, что объединяет животный и растительный мир с людьми; в природе он усматривал индивидуальное начало, близкое человеческой душе, находил
в ней радость, утешение, неиссякаемый источник вдохновения. С ней были связаны его поэтические «пейзажи души», которые он «рисовал» в минуты душевного непокоя, используя в стихах всю палитру человеческих чувств.

В
32

отличие от портрета и пейзажа, обладающих динамичностью и живописностью, интерьер и натюрморт у Морриса характеризуются статичностью
и декоративностью. С помощью этих жанров он украшал художественный текст, как украшал ткани, обои, гобелены, ковры рисунками и орнаментами.

Один из лейтмотивов литературного творчества Морриса – вещь, сродная человеку, как бы сросшаяся с его жизнью и домом. В его произведениях красивые предметы интерьера возбуждают в душе человека радость, эстетическое наслаждение. Он рассматривает составляющие интерьера как необходимые принадлежности человеческого окружения, определяющие своим присутствием его значимость. Особенностью его текстов является эстетизация декоративных описаний интерьеров любого уровня – от лесной хижины, дома крестьянина, ремесленника до мастерски декорированных палат, роскошного средневекового замка. Такие описания становятся стилевой доминантой – писателю важно показать необычность обстановки, окружающей персонажи, создать «интерьерное празднество». Важное место в стилистике Морриса занимают символичные интерьерные описания, служащие фоном целостного изображения: описания жилищ, мебели, ковров, гобеленов, витражей, росписей, тканей, одежд, ювелирных изделий. Он декорирует произведения так же, как декорировал дома, заполняя их своими творческими идеями.

Его интерьеры могут сочетаться с пейзажами (особенно архитектурными); совокупность пейзажа и интерьера воссоздаёт среду, внешнюю по отношению к человеку, к его духовному миру. Иногда пространства интерьера и природного ландшафта оказываются по разные стороны границ человеческого бытия (мотив заточения, несвободы). В противоположном случае между пейзажем и интерьером возникает условность границ, они переходят друг в друга, становятся друг другом: реки и ручьи уподобляются тканям, цветущие поля и луга превращаются в ковры, а леса и сады – в изысканные гобелены.

Зачастую вещи из интерьеров Морриса становятся знаковыми, превращаются в художественную деталь. Деталь у него равнозначна миниатюре, в пространство которой он ухитряется вместить картину. Деталь становится отражением душевной жизни человека; отождествляется с образом хозяина, отражает его вкусы, привычки, характер; даёт понятие о его наружности; играет знаковую роль в судьбе. Деталь часто выносится Моррисом в сильную позицию («Голубой шкаф», «Золотые крылья», «Деревья-гобелены»).

Вещь как декоративный «персонаж» воплощается Моррисом и в натюрморте, чаще в виде «натюрмортных вкраплений». Он получает наслаждение, составляя декорацию из продуктов питания, посуды, различных предметов, трактуя вещь как слово, наделяя её особым значением. Предметом его натюрморта становится неодушевлённая и живая, на мгновение «застывшая» природа (животные, птицы, деревья, цветы). Соединяя несоединимое в контексте натюрморта, Моррис аллегорически показывает возможность создания гармоничного мира, стремящегося к целостности и «всеобщему братству».

При заимствовании текстом жанровых особенностей живописи в поэтике Морриса проявляется её самое важное свойство – живописность и декоративность словесных описаний. Живописность имеет место в пейзаже, портрете, декоративность – в интерьере, натюрморте. Кроме того, эти категории участвуют в реализации принципа взаимодействия искусств в художественных текстах Морриса и на уровне лексико-стилистического контекста.

Д
33

екоративность у Морриса – апеллирование к декоративным началам художественного текста; свойство, усиливающее его выразительную и организующую роль. Это эстетическое освоение среды произведения; искусство украшения, создающее его орнаментальную красоту, формирующее целостную картину описания, запечатлевающее авторский стиль. Декоративность у него выступает как внутренняя, органически присущая конструкции текста,
и внешняя – декор, украшение. Основным художественным приёмом декоративности становится намеренная архаизация текста. Подчёркивая своеобразие определённого уклада жизни, быта, культуры он использует такие лексико-грамматические пласты английского языка как синтаксическая инверсия, слова и конструкции с ограниченной сферой употребления.

В качестве «декоративной канвы» литературного произведения Моррис применяет приём синтаксической инверсии: «Between the good and the base, in the midst of the passionate faces and changing colours stood the great terrace, cold, and calm, and white, with its changeless statues; and for awhile there was silence». Инверсированное расположение слов создаёт эффект поэтической выразительности, придаёт речи плавность звучания и музыкальность, наполняет текст витиеватой образностью и красотой прошлого.

Историзмы создают в его произведениях исторический колорит изобра-жаемой эпохи, называют существовавшие в прошлом предметы и концепты, например, средневековые понятия, связанные с искусством: «fardel» – арка, свод средневекового здания; «dorsar» – орнаментальная драпировка для спинки кресла, трона; «halling» – гобелен или расписанная ткань для украшения стен залов; «goodman» – средневековый мастер; «limner» – иллюминатор.

Употребление архаизмов придаёт его творениям торжественность, создаёт особый декоративный колорит прошедших веков: «wender» – странник, «carle» – простолюдин, «chapman» – торговец, «quean» – дева, «mote-house» – ратуша, «garth» – внутренний дворик, «hostelry» – гостиница, «weed» – одеяние. Кроме лексических архаизмов в качестве декоративных элементов текста он использует устаревшие словоформы («spake» – молвила, «wend» – уйти, «lovest» – любишь, «brethren» – братья, «nought» – ничего, «betwixt» – между, «twain» – два, «lo!» – чу!) и грамматические конструкции («What doom ye here?», «He quoth that that would be unsooth whereof he was wyted»).

М
34

оррис с большим пиететом относился к устаревшим выражениям, среди которых были архаизмы, устоявшиеся в английском языке, архаизмы из работ Чосера, Мэлори, Фруассара и его «личный вокабуляр», состоящий из псевдо-архаистических слов, имевших северное происхождение и связанных с процессом перевода исландских саг. Его герои говорили на красивом, выразительном псевдоанглийском языке, представлявшем смесь среднеанглийского языка с исландскими идиомами и словоформами. Такой декоративный «язык» Моррис создавал на основе использования в своих произведениях колоритных кеннингов, как северных и староанглийских, так и собственных, будучи приверженцем скальдических кеннингов. Его кеннинги могли быть эксплицитными («earth fire» – вулкан, «sail-burg» – корабль, «arrow-storm» – битва, «string-play» – арфа) и имплицитными («cheaping-stead» – город, «mountain-hall» – небо, «star-street» – созвездие, «sea-flowers» – водоросли, «hill-dogs» – волки). Зачастую его кеннинги становились ведущими декоративными мотивами произведения, превращались в декоративные символы (в «Сигурде Вольсунге»
в главе «О ковке меча» вместо понятия «меч» Моррис использует кеннинг «Wrath of Sigurd» – Гнев Сигурда). Для украшения текста он также использовал и «хейти» («жена», «невеста» – женщина; «огонь», «убийца» – меч; «собеседник» – друг; «песня» – речь).

Другим компонентом стилистики Морриса была живописность. Будучи прекрасным художником слова, Моррис владел богатой палитрой изобразительных средств. Его литературные тексты вбирали приёмы, свойственные живописи, язык которой создавал зримые, пластичные поэтические образы, выражаясь в живописи словом. Словоживопись связана у него с использованием разных лексико-стилистических средств: сравнений, метафор, эпитетов, олицетворений, словесной игры с антропонимами и топонимами.

Яркая образность пропитывает ткань его произведений; сравнения как истоки поэтического образа являются опорой моррисовского мира, на которой создаётся «здание» стилистической красоты других живописных тропов. При описании положительных героев Моррис сравнивает их с миром цветов, деревьев, птиц и прочих прекрасных творений природы (королева Гвиневра, «улыбающаяся, как Небеса», «робкая, как солнечный свет в марте»). Необычные моррисовские сравнения рисуют внутренний мир героев, показывают их душевное состояние («как меч запретным клинком / Лежит меж губами влюблённых, что клятву дали на нём, – / Так блещет мой взор горящий»).

Моррис творит живописные метафоры, подмечая сходство несопоставимых сущностей. Метафорическая образность подчёркивает полисемантичность образа («винные чаши, коронованные цветами»). Писатель использует
и приём развёрнутой метафоры: например, метафора пути, по которому герой идёт в целях познания мира, поиска земного рая, открытия себя как личности, эстетизирующей космос бытия. Метафора пути содержится в заглавиях многих моррисовских произведений («Странники», «Два берега реки», «Пилигримы Надежды»). Иногда метафора становится у него подобием аллегории, воплощая идею гармонии его природно-вещественного видения мира.

Художественный мир Морриса одушевлён, одухотворён; в нём всё дышит, живёт, празднует. В его волшебном мире обитают боги, дьяволы, ведьмы, привидения, таинственные двойники, загадочные твари, живые предметы (Посыльная Ладья). Олицетворение наделяется признаками человекоподобия, привлекая естественный и вещественный мир к соучастию в душевной жизни героя («и нарциссы потупляли взгляд, / Ощущая ног прикосновенье»). Через олицетворение природной жизни раскрываются движения человеческой души, проявляются особенности мифологического мышления Морриса («дышащий звук ветра»; «устроила осень пир»). Эмоциональные словесные краски, используемые в палитре писателя, в том числе и в отношении эпитетов, одухотворяют, очеловечивают образы природно-вещных сущностей. Эпитеты наделяются чертами украшающего и характеризующего слова. Украшающие обозначают постоянный признак предмета («златоглавая башня», «стройные деревья»); характеризующие подчёркивают признак, важный для данного описания («урожайная луна», «яшмовое море», «дичающие травы»).

Б
35

ольшое внимание в технике живописи словом Моррис уделял словесной игре с антропонимами и топонимами. Его топография включает названия гор, долин, лесов, водных пространств, населённых мест; представляет собой архаичную форму пейзажа. Топонимы не только характеризуют местность, но
и служат смысловым сигналом, указывающим на дальнейший ход событий: топография перерастает в «топографический рок» – предсказание судьбы персонажа («Welland River», «Glittering Heath», «Pagan Castle»). Моррис широко использовал говорящие имена персонажей («Sun-Crowned», «Apple-Queen», «Cloudy Kings», «Victory-Wafter»). Он соотносил живописное слово с качествами героя, характеризующими его с определённой точки зрения («Birdalone» – «одинокая пташка», «Godmar» – «порочащий имя господа»).

Лексико-стилистические приёмы в текстах Морриса реализуются и в цветоживописи словом. Цвет является главным изобразительным средством, способствующим отражению многообразия предметного мира в его красочном богатстве. Цвет – важный компонент образа, он обозначает внешность субъекта, его внутреннее состояние. Через цветоживопись Моррис представляет положительные и отрицательные состояния явлений и объектов. Концептуализация действительности в цветоживописи словом осуществляется у него при помощи цветового сравнения и эпитета, метафоры и метонимии цвета, цветовых контрастов, цветового символизма, необычной колористики.

Цветовое сравнение живописует природный и очеловеченный мир, делая его картинным («дева Мария с волосами, красными как самая красноспелая золотая пшеница»). Цветовые эпитеты определяют гамму портрета или пейзажа («зловещий синебородый смотритель замка», «золотоволновые равнины»). Метафора цвета интенсифицирует необычность восприятия красоты мира («жёлтая лестница золотых волос»). Метонимические модели цветообозначений включают обозначение лица по цвету одежды («Белая Дева»).

В romances и поэмах Морриса образуется неповторимое взаимодействие красок, согласующихся по законам гармонии, дополнения и контраста. При создании образов он выбирает два контрастных цвета: зелёный/чёрный (радость/бесчувствие), зелёный/жёлтый (надежда/смерть), зелёный/красный (непорочность/грех). Цветовые контрасты, противопоставляя разные сущности, усиливают восприятие, органично включаются в картину описания. Они могут быть и гармоничными сочетаниями цветов, невозможными друг без друга: чёрный–белый (надежда на обретение духовного света); зелёный–белый (непрерывность мирового цикла); белый–зелёный–красный (вера, чистота); красный–зелёный–золотой (воссоединение разобщённых душ); красный–голубой (примирение чувственности и духовности); белый–красный, красный–золотой, белый–красный–золотой (духовное восхождение).

Цветовая палитра Морриса включает зелёный, красный, белый, золотой цвета; вторичными являются чёрный, серый, пурпурный, голубой. Отличительной чертой его произведений является цветовой символизм; каждая краска наделяется им определёнными, зачастую противоположными качествами (золотой – свет, божественность; красота мира и искусства; замаскированное насилие, хаос, зло; голубой – духовность, истина; несвобода духа). С точки зрения цветового символизма он рисует не только бытие человека и вещи, но
и времена года («golden haze of early autumn», «snow-white ashes»).

Цветоживописание времён года связано у него и с флористическими мотивами. Большинство его «цветных» тропов имеет в основе «цветочную», «растительную» семантику. В арсенале его цветочной палитры есть привычные цветы (лилия, роза, подсолнух, гвоздика, маргаритка, нарцисс, мак, василёк, незабудка, бархатцы, вьюнок, левкой), редкие растения (кукушкин цвет, асфодель, пассифлора, ломонос, калужница). От многократного повторения семантическая основа цветочного тропа может абстрагироваться до клише. Набор клише составляет словесный орнамент: «lily-flower», «lily-seed», «lily-rose», «summer lily», «lily red», «scarlet lily», «white lily», «painted lily» и т.д.

Д
36

ля произведений Морриса характерна и необычная колористика, придающая им символичность и визуальность, усиливающая эффект эстетичности. Она воплощается в цветоживописных картинах и именах собственных. «Цветные» антропонимы образуются по принципу метонимического переноса части на целое и являются сочетанием имени с цветовым эпитетом («Golden Guendolen», «Red Harald», «Hugh the White-haired»).

Цветоживопись словом является одним из видов синестезии, характерной для всех произведений Морриса. Синестезия воплощается у него в виде языковых средств, к каковым относятся тропы и фигуры, основанные на межчувственных переносах, и может быть цветовой и звуковой. Умение рисовать
цветом выражается у Морриса в умении сливать воедино картинность
и пластичность описания. Но при этом его живописные описания рождают
у читателя не только цветовые ощущения, – они насыщены звуками природы
и человеческого бытия (цокот копыт, шум дождя и леса, шелест трав, звуки битв и поединков, щебет птиц, дыхание ветра и звёзд, движение морских волн и кораблей). В его произведениях зримо и звучно радуются и печалятся, бега-ют по лугам и купаются в реках, поют и говорят. Звуки естественной и человеческой природы имеют место в контексте пейзажей и интерьеров Морриса.

В произведениях Морриса также имеют место картинная и музыкальная синестезии. Картинная синестезия характерна для всех его поэм и romances, которые состоят из серий ярких визуально осязаемых живописно-декора-тивных картин, насыщенных красками, эмоциями, пластикой, скульптур­ностью. Визуальные картины становятся кинематографичными, и Моррис зачастую применяет приём «крупного плана»: создаёт укрупнённое полотно, которое «оживает», меняется на новую картину, развивается далее в серию картин; и такие визуальные метаморфозы продолжаются у него бесконечно.

Музыкальная синестезия возникает в его художественных текстах в не-скольких случаях. Это музыкальность его поэзии, являющейся музыкальным высказыванием вследствие согласия в звуках. У Морриса общие для литера-туры и музыки приёмы, создающие эффект музыкальности текста, включают различные повторы (аллитерация, лейтмотив, рефрен, анафора, параллелизм, хиазм). В его стихах повторяющиеся элементы усиливаются восклицанием
и ослабляются вопросом, выделяются ритмически, образовывая линию интонационного нарастания/спада, что говорит о музыкальных принципах развития.

Во-вторых, музыкальная синестезия основана у него на использовании различных песенных форм с их куплетностью, а также восходит к древним вокально-поэтическим формам, общим для музыки и поэзии. У Морриса есть «песни», воплощённые в поэмах, и песни, являющиеся включениями в поэтические и прозаические тексты. Песенные включения становятся смысловой доминантой, поэтическим дизайном, орнаментом. Песенный жанр использовался Моррисом эксплицитно – в заглавиях поэм («Военная песнь сэра Жи-ля», «Мелодия семи башен») и в контексте самостоятельных поэм-песен.

В-третьих, музыкальная синестезия воплощается введением в повествование в качестве главного героя или лирического фона Музыки, которая персонифицируется («Любви достаточно»), становится имплицитным персонажем («Сигурд Вольсунг»), компонентом повествования – звучит, поётся, исполняется на музыкальных инструментах (поздние romances). Музыка служит декоративным украшением текста, является главной сюжетной линией.

В
37

о многих произведениях Морриса воплощён синтез музыки и цвета. Синестетически насыщенные поэмы «Голубой шкаф», «Могила короля Ар-тура», «Две красные розы на фоне луны» заполнены настоящей «цветомузыкой». В его синестетических текстах слухозрительный контрапункт, слухозрительная полифония обеспечивают образное единство, целостность разно-родных средств при их синтезе. Создаваемый им сказочный мир наполнен яркой визуальностью, картинностью и сочной звучностью, музыкальностью, которые органично сосуществуют в их единстве, невозможны друг без друга.