1. 1 Т. Манн о себе и своих произведениях 9 на материале статей Т

Вид материалаРеферат

Содержание


Глава 2. Статьи Т. Манна о русской литературе 41
Глава 1. Т. Манна - литературный критик
1.1 Т. Манн о себе и своих произведениях
1.1.1 «Очерк моей жизни»
1.1.2 «Введение к «Волшебной горе»
1.1.3 «Иосиф и его братья»
1.1.4 «Об одной главе из «Будденброков»
1.1.5 «Бильзе и я»
1.1.6 «История «Доктора Фаустуса»
1.1.7 «Заметки о романе «Избранник»
1.2 Т.Манн о писателях
1.2.2 Т. Манн о Т. Шторме
1.2.3 Т. Манн о Гете
1.2.4 Т.Манн о Шиллере
1.3 Художественный метод Т. Манна
2.1 Т. Манн как критик русской литературы
2.2. Т. Манн о Толстом
2.2.2 «Анна Каренина»
Подобный материал:
  1   2   3


МИНИСТЕРСТВО ОБРАЗОВАНИЯ И НАУКИ РФ

ФЕДЕРАЛЬНОЕ АГЕНТСТВО ПО ОБРАЗОВАНИЮ

ГОУ ВПО «Красноярский государственный педагогический университет им. В.П. Астафьева»

фАКУЛЬТЕТ РУССКОГО ЯЗЫКА И ЛИТЕРАТУРЫ


Статьи Т. Манна о русской литературе


Выпускная квалификационная работа


Выполнил: Ивашкевич Ю.В.,

студентка факультета «Русский язык и литература»


Научный руководитель:

С.А. Андреева,

кандидат филологических наук,


Допущен к защите

«____» ноября 2006 года


Оценка ГАК _______________


Красноярск

2006

Содержание

Введение 3

Глава 1. Т. Манн как критик 9

1.1 Т. Манн о себе и своих произведениях 9

(на материале статей Т. Манна)

1.2 Т.Манн о писателях 26

1.3 Влияние русской литературы на творчество Т. Манна 32

^ Глава 2. Статьи Т. Манна о русской литературе 41

2.1 «Гете и Толстой», «Толстой», «Анна Каренина» 41

2.2 «Достоевский – но в меру» 52

2.3 «Слово о Чехове» 56

Заключение 61

Литературы 64

Приложение 68

Введение

Т.Манн (1875-1955) – немецкий писатель, в творчестве которого социально-значимое и экзистенциально-переживаемое слились в нерасторжимом единстве. Особую роль в формировании мировоззрения Томаса Манна сыграла русская культура и литература. Он констатировал: «Я вобрал в себя многое из духовного о и художественного мира русского Востока». Он считал Россию социокультурным синтезом Запада и Востока, на который следует ориентироваться Германии. Писатель-гуманист отмечал: «И как я люблю все русское!.. Насколько ближе друг другу русская и немецкая человечность! Мое многолетнее искреннее желание - согласие и союз с Россией».[26.C.199]

В современной социально-политической ситуации прозрения Т.Манна приобретают остро актуальный смысл. Томас Манн полагал, что Россия стоит между Востоком и Западом и аполитически она способна соединить два полюса. Он считал Россию объединяющим фактором человечества, по его мнению, русская духовность способна спасти мир. Т. Манн писал: « Мой духовный мир слишком многим обязан русской мысли, русской душе...». К сожалению, в самой России пока мало известно, каким виделся ее собственный образ Западу и какую роль она играла в развитии западного самосознания XX века.[26. C.188]

Все идеи Т.Манна и пафос его творчества оказываются удивительно созвучны нашему времени. Т.Манн был художником-мыслителем, развивающим в своем творчестве социально-философские, эстетические, социокультурные и политические идеи. Его наследие является предметом изучения не только литературоведов, но также историков и философов. В его творчестве художественное и философское постижение мира образуют диалектическое единство, без учета которого невозможно адекватно постичь даже самый малый его замысел, не говоря уже о таких поистине философских творениях, как «Волшебная гора», «Иосиф и его братья», «Доктop Фаустус», «Избранник» и др.

К творчеству Томаса Манна обращались такие исследователи, как С. К. Апт («Над страницами Томаса Манна»), В. Г. Адмони и Т. И. Сильман («Томас Манн. Очерк творчества»), А. В Русакова («Томас Манн» и «Томас Манн в поисках нового гуманизма»), А. А Фёдоров («Томас Манн. Время шедевров»).

Немецкий поэт Райнер Мария Рильке дал «Будденброкам» очень высокую оценку, отметив, что в этом произведении Манна соединил «колоссальный труд» романиста-реалиста с «поэтическим видением» – мнение, которое разделяли многие критики. С другой стороны, критик-марксист Дьёрдь Лукач усмотрел в творчестве Манна продуманную и последовательную «критику капиталистического общества». Критики сходятся на том, что Манна проявил мужество, изобразив нравственный кризис эпохи и переоценку ценностей, идущую от Ницше и Фрейда.

Как отмечают исследователи его творчества В. Адмони, Т. Сильман, А.В. Русакова, М. Кургинян, А. Мидделль, Р. Геринг и другие, мировоззренческая концепция писателя и публициста Т. Манна менялась. Томас Манн эволюционировал на протяжении всей своей литературной жизни.

В. Адмони, Т. Сильман считают Томаса Манна ярчайшим представителем интеллектуальной элиты, с именем которого он связывал понятие «интеллектуальный роман». «Мы не говорим уже о Томасе Манне, стоящим у истоков «интеллектуального романа» XX века: едва ли не каждое из его творений - это перевод на «язык образов», перенос в область межчеловеческих взаимоотношений тех многообразных коллизий, какими была исполнена умственная жизнь Европы XIX - первой половины XX столетий». [1.C.185]

А.В. Русакова отметила: «Т. Манн на протяжении всего своего творческого пути размышлял о смысле гуманизма, понимая его как некую целостность человеколюбивых устремлений, и не раз, как в художественных произведениях, так и в публицистике, особенно со времен фашизма, высказывал мысль о единстве духовно-эстетического и политико-социального начал»; «он выражает глубокое убеждение в том, что политическое, социальное составляет неотъемлемую часть человеческого и принадлежит к единой проблеме гуманизма...».[38.C.162] Автор справедливо считает, что конец XIX - начало XX веков отличается упадком духовно-индивидуального начала в человеке и разложением западного общества и личности.

Э.Ю. Соловьев в монографии «Прошлое толкует нас: (Очерки по истории философии и культуры)» отмечал: «Послевоенный кризис (особенно глубокий в Германии, потерпевшей поражение в войне) привел к деморализации целых слоев населения, он порождал и поддерживал такой склад мышления, который в высшей степени устраивал демагогов и политических авантюристов, потеряв устойчивые внутренние убеждения, люди становились легкой добычей моды и пропаганды. Все это нашло свое отражение в публицистике Т. Манна, произведения которого являлись зеркалом эпохи… ».[36.C.243]

В.С.Барулин, рассуждая о философских взглядах Т. Манна, отмечает, что человек как предмет философского познания многомерен, и те или иные модификации в предметной акцентировке социально-философской антропологии не только возможны, но и необходимы. При этом, очевидно, что именно человек в его связи с обществом - предмет социально-философской антропологии.

М.С.Харитонов исследовал эстетико-философское значение иронии в эссеистики и творчестве Т.Манна. Он отметил умение Т.Манна диалектически примирять видимые противоречия. М.С.Харитонов попытался систематически реконструировать понятие иронии, отталкиваясь от проявления иронии в творчестве Т.Манна.

Н. Вильмонт в своей статье о немецком писателе «Художник как критик» замечает: «Томас Манн в первую очередь художник. Его философия и критическая мысль неотделимы от того наплыва образов, которые не уставала порождать его творческая фантазия. В этом свете было бы правомерно утверждать, что Томас Манн всего более мыслитель там, где он всего более художник» [6.C.199]. Далее автор говорит о манновском феномене – не только как о художнике-философе, но и как о художнике-публицисте – и о неразрывности этих двух ипостасей: «Томас Манн с самого начала своей литературной деятельности, наряду с художественными произведениями – ранним романом «Будденброки», писал также и критико-публицистические статьи – частью и разъяснение собственного творчества, но также и такие, в которых он высказывался о писаниях своих современников, о немецком классическом наследии, о великих памятниках литературы и, наконец, о значительных общественных и общественно-политических событиях своего времени» [6.C.200].

М. Кургинян отмечает, что мастерство Манна-художника заключается в том, что он двумя-тремя предложениями, так похожими на штрихи-пунктиры, дает выразительный портрет своих героев таким образом, что перед читателем даже с небогатой фантазией они предстают отчетливо и явственно – необыкновенно живыми: яркими и броскими»… [20.С. 141]

Из выше приведенного следует, что Томас Манн, как только стал писателем, одновременно стал и публицистом; что прежде чем стать художником слова, ему потребовалось стать архитектором мысли и выстроить мировоззренческий фундамент, на который и опиралось его творчество. Очевидно, однако, что критическое наследие Т. Манна в связи его с художественным творчеством еще недостаточно изучено. Научная новизна данного исследования определяется недостаточной изученностью темы, а также отсутствием систематических исследований, специальных работ, такой теме посвященных. Актуальность нашего исследования для современного литературоведения заключается в том, что показана связь художественных произведений Т. Манна с критическим наследием, прослежена эволюция творческого метода писателя. Эта тема обращает нас к проблеме национального характера (немецкого и русского), к проблеме взаимодействия русской и западной литератур на рубеже 19-20 вв.

Объект настоящего исследования – критическое наследие Т.Манна.

Предмет исследования – статьи Т.Манна о русской литературе («Достоевский – но в меру», «Гете и Толстой», «Анна Каренина», «Слово о Чехове»)

Цель исследования - изучить статьи Т.Манна, посвященные русской литературе, определить их место в критическом наследии писателя и выявить их роль в формировании его эстетических взглядов.

Задачи исследования:

-определить проблематику критического наследия Т.Манна, проанализировать статьи, в которых он обращается к собственным произведениям, показать их связь с эволюцией творческого метода писателя;

- рассмотреть работы Т.Манна о русской литературе.

Литературоведческие методы исследования:

- сравнительно-исторический

- сравнительно-типологический

- метод сопоставительного анализа

Исследование базируется на источниках, среди которых особое значение имеют труды Томаса Манна, его дневниковые записи, письма, речи, доклады, статьи. Все статьи писателя стоят в прямой связи с его собственным философским творчеством, с его мировоззрением, с борьбой за утверждение его социально-политических взглядов и позиции. Большой интерес также представляют дневники Т. Манна. Специфика исследовательской работы потребовала постоянного обращения к текстам произведений, дневниковым записям, письмам, докладам, статьям. Работы и художественные произведения составили эмпирическую основу исследования, необходимо было представить «слово» самому автору, для того чтобы извлечь содержащиеся в них социально-философские идеи. Отсюда широкое использование метода текстуального анализа.

Результаты работы могут быть использованы в преподавании курсов философии и культурологии, в работе преподавателей общеобразовательной и высшей школы.

Работа состоит из введения, двух глав, заключения и списка использованной литературы, включающего 43 наименования.

^ Глава 1. Т. Манна - литературный критик

Томас Манн оставил огромное наследие, выразившееся в его монументальных произведениях, переписке, статьях, речах, докладах и дневниках. Он написал очень много, и сумел это сохранить для потомства.

Истоки творчества Т. Манна лежат в глубинных недрах немецкой культуры. Он органически тяготел к свойственной немецкой литературе философичности. Развивая эту традицию, писатель в дальнейшем создал национальный тип интеллектуального романа. Однако интеллектуализм сочетался в его творчестве с художественной пластичностью.

Томас Манн - немецкий писатель, родился в старинной бюргерской семье. Известность принёс Томасу Манну уже первый роман «Будденброки» -обширное повествование о судьбе четырёх поколений любекского патрицианского рода. К лучшим произведениям Томаса Манна относятся новеллы: «Тристан», «Тонио Крегер» и другие. В 1924 году вышел роман «Волшебная гора», в нём дана картина идейной жизни буржуазного общества в канун Первой мировой войны. Роман завоевал мировое признание. В 1929 году Томасу Манну была присуждена Нобелевская премия. Антифашистскими идеями проникнута новелла «Марио и волшебник» (1930), а также историческая тетралогия на библейскую тему - «Иосиф и его братья» (1933-1943). В 1943 году Томас Манн начал работу над романом «Доктор Фаустус» (1947) - самым значительным произведением последнего периода. Томас Манн умер в Цюрихе 12 августа 1955 года.

Не меньшую известность Томасу Манну принесла его публицистика. На протяжении творческого пути Манн написал ряд больших и малых эссе, посвященных трём кумирам его юности - Шопенгауэру, Ницше и Вагнеру, а также И. В. Гёте, Л. Н. Толстому, Ф. М. Достоевскому, Ф. Шиллеру, 3. Фрейду.

^ 1.1 Т. Манн о себе и своих произведениях

(на материале статей Т. Манна)

В статьях о себе и своих произведениях Томас Манн обращает внимание читателей на наиболее важные, с его точки зрения, моменты своего творчества. Прежде всего, он говорит о предпосылках создания того или иного произведения. Как правило, это была «чистая случайность»; он ничего заранее не решал и не придумывал. Томас Манн рассказывает о том, как рождается идея написать произведение с определённой тематикой. Это долгий и сложный процесс, так как нужно подобрать соответствующий материал, внимательно его изучить, понять конечную цель своего труда и уже тогда приступить к работе. Также из статей Манна можно понять, что его работы приобрели монументальный характер не преднамеренно. Вот что говорит Манн по этому поводу: «Если мои работы приобретали монументальный характер, то получилось это сверх ожидания, без преднамерения: «Будденброки», «Волшебная гора», романы об Иосифе, «Доктор Фаустус» выросли из очень скромных повествовательных замыслов» [23.С.224]. Статьи Томаса Манна о себе и своих произведениях являются своеобразным комментарием к произведениям, что облегчает их понимание. Из данных статей мы можем заключить, что Томас Манн очень тонко подходил к каждому своему произведению. Он искал наиболее удачные подходы для того, чтобы выразить свои мысли, так как для писателя одним из самых главных является то, чтобы читатель, как можно яснее понял суть произведения. Но, несмотря на это, многое в его произведениях не так понято. Даже критики иногда не совсем адекватно понимают то, что хочет сказать автор.

^ 1.1.1 «Очерк моей жизни»

Одной из наиболее значимых работ Томаса Манна является статья «Очерк моей жизни», написанная в 1930 году. Этот очерк представляет собой автобиографию писателя, причём наиболее полную и значимую. Прежде всего, автор рассказывает о своём счастливом безоблачном детстве. Это была самая светлая пора в его жизни. Единственным недостатком было то, что приходилось ходить в школу, которую Томас ненавидел всей душой. Вот что он говорил по этому поводу: «Я ненавидел школу и до самого конца учения не удовлетворял тем требованиям, которые она ко мне предъявляла» [23, С. 94].

В школе Томас начал писать небольшие стихи, но старался хранить своё увлечение в тайне. Томас уже в детстве понял, что такое бедность и что значит, когда в доме нет «ни куска хлеба». И став писателем, Томас Манн чувствовал, как много у людей «наболевшего», знал, что читателя волнует особенно сильно. Наверное, именно поэтому, его произведения пользовались и продолжают пользоваться огромной популярностью.

. В статье «Очерк моей жизни» Томас Манн рассказывает о том, что на определённой стадии развития был увлечён Ницше и Шопенгауэром. Он не жалел об этом этапе своей жизни, наоборот, он почерпнул много любопытного из их учений. Томас Манн говорил: «В Ницше я, прежде всего, видел того, кто преодолел самого себя; я ничего не понимал у него буквально, я почти ничего не принимал у него на веру, и именно это придавало моей любви к нему полную страсти двухплановость, придавало ей глубину». [23. С. 106]

Из статьи «Очерк моей жизни» можно сделать небольшой вывод. Каждый литературное сочинение рождается «в труде и поте». Нужно добиваться своей цели и стремиться к ней всеми возможными путями. Каждому человеку с самого рождения что-либо предначертано судьбой. Надо лишь найти себя, заняться тем делом, к которому «лежит душа». И тогда жизнь прожита не зря. Томас Манн многое испытал за свою жизнь: ненависть к школе, смерть отца, бедность, жизнь на чужой земле вдали от родины, творческий кризис, но, тем не менее, он добился своей цели и стал великим писателем, произведения которого любят и уважают. Жизнь писателя - это жизнь творческого человека, наполненная горестями и радостями, и важно понять и осознать, что это история жизни человека, наполненная вымышленными и нереальными событиями. Но в то же время Манн пытается правдиво рассказать читателям о своей жизни, ничего не утаивая и не скрывая.

^ 1.1.2 «Введение к «Волшебной горе»

В 1939 году появляется «Введение к «Волшебной горе» Томаса Манна, это доклад для студентов Принстонского университета. В данной статье писатель, прежде всего, призывает читателей рассматривать роман «Волшебная гора» не только как отдельное произведение, но и в совокупности с другими: «Будденброки», «Смерть в Венеции», «Размышления аполитичного». Это нужно для того, чтобы найти более правильный подход к роману. «Мы не найдём правильного подхода к отдельному произведению, если будем рассматривать его особняком, не обращая внимания на то, как оно связано с творчеством писателя в целом, и не учитывая систему его взаимоотношений с другими произведениями» [23, С. 155].

Далее Томас Манн рассказывает о тех причинах, которые подтолкнули его написать роман с такой тематикой, из чего становится понятно, что писатель, главным образом, руководствовался своими впечатлениями и переживаниями от поездки на курорт: «Рассказ был задуман как «драма сатиров», дополняющая трагическую новеллу, которую я как раз заканчивал. В нём должна была ощущаться та атмосфера бездумного и лёгкого, но в то же время овеянного дыханием смерти существования, в которую я окунулся в этом странном заоблачном мирке» [23.С.160]. И все свои переживания автор перенёс на своего героя - Ганса Касторпа.

Томас Манн советует перечитать эту книгу дважды: так человек получает больше наслаждения и открывает для себя много нового и интересного. «Эта книга сделана не совсем обычно: она носит характер композиции, и поэтому во второй раз читатель поймёт роман глубже, а следовательно, получит больше удовольствия; ведь и музыкой можно наслаждаться по-настоящему лишь тогда, когда знаешь её заранее» [23. С. 164].

Главного героя «Волшебной горы» Томас Манн называет искателем Грааля - «мудрость, приобщение к тайнам, та наивысшая цель, к которой стремится не только простодушный герой, но и сама книга» [23.С. 171]. Это объясняется тем, что Ганс Касторп спешит познать всё неизвестное, «спешит в объятия болезни и смерти, ибо это сулит ему прозрение, ясновидение, чудесный взлёт его «я» [23. С. 161]. Здесь можно провести параллель между Гансом Касторпом и Томасом Манном: ведь герой похож на своего создателя. Сам писатель говорит: «Мне было нетрудно рассказать об этом, так как всё это чуть-чуть не произошло со мной самим» [23.С.156]. Соприкасаясь с обитателями санатория, воплощающими разные стороны современного буржуазного сознания, Ганс Касторп проходит ряд этапов внутреннего развития, приближаясь к углублённому гуманистическому постижению мира. Томас Манн объясняет, что всё, через что он заставляет пройти своего героя, это лишь «педагогическое средство, с помощью которого достигается огромной силы «активизация», приподнимание заурядного героя над его первоначальным уровнем» [23. С. 167].

В этом смысле «Волшебная гора» продолжает традиции немецкого воспитательного романа, являясь также одним из важнейших философских романов XX века. Вопрос, волновавший всех великих романистов XX в., вопрос о том, как правильно жить, воспринимается Томасом Манном как постоянно стоящая перед каждым задача. И он даёт предположительный ответ в своём романе: «Человек - хозяин противоречий» - так заключает Ганс Касторп. Но это означает ускользающую возможность и трудную задачу, а не извне подаренное решение.

В статье «Введение к «Волшебной горе» Манну пришлось полемизировать с теми, кто, не успев освоить новые формы литературы, увидел в романе только сатиру на нравы в привилегированном высокогорном санатории для лёгочных больных. Содержание «Волшебной горы» не сводилось к тем откровенным диспутам о важных общественных, политических тенденциях эпохи, которыми заняты десятки страниц этого романа. Читатель постепенно уясняет, что санаторий и его пациенты - грандиозный символ предвоенной Европы, а Ганс Касторп воплощает собой типичного бюргера-немца, в определенном смысле и самого Томаса Манна. Автор разъяснял, что сатира на нравы в фешенебельном санатории составляет лишь верхний слой повествования. Писатель настаивал, что он «постоянно выходил за рамки реалистического, символически активизируя, приподнимая его и давая возможность заглянуть в сферу духовного, в сферу идей» [34. С. 159].

Активизация происходит и с сознанием героя: именно он оказывается способным, будучи помещён в «испытательную колбу» высокогорного заточения, с новой остротой воспринять жизнь, предстающую здесь в необычном, провоцирующем на размышление обличий. Далее Т. Манн говорит о влиянии критики на творчество любого писателя. Это влияние огромно. Сам он уважительно относится к критике, в ней больше хорошего, чем плохого: «Есть известная прелесть в том, что критика разъясняет тебе твои собственные мысли, учит тебя понимать некогда написанные тобой произведения и вновь переносит тебя в их атмосферу» [23.С. 168].

Роман «Волшебная гора» является образцом новой интеллектуальной прозы. До «Волшебной горы» Томас Манн только искал новые способы отражения жизни. Главным предметом его исследования было не то, что он описывал в своих новых романах. Нарисованная им вполне конкретно и осязаемо жизнь, хоть и увлекала читателя сама по себе, все же играла служебную роль, роль посредника между ней и не выражавшейся ею более сложной сутью действительности. Об этой сути и велась речь в романе. Таким образом, в статье «Введение к «Волшебной горе» Томас Манн помогает сосредоточить внимание на самом важном и главном в произведении, понять и осознать конфликт.

^ 1.1.3 «Иосиф и его братья»

В 1942 году Томас Манн делает доклад «Иосиф и его братья». Во-первых, писатель говорит о замысле своего произведения, о том, почему он выбрал такую сложную тематику. Всё началось с того, что «меня почему-то потянуло раскрыть мою старую фамильную библию, чтобы перечитать в ней эту легенду. Достаточно сказать, что я был восхищён и сразу же начал нащупывать пути и взвешивать возможности, - а нельзя ли преподнести эту захватывающую историю совершенно по-иному?» [23.С.172] Интерес к такой теме Томас Манн объясняет тем, что в определённом возрасте человек начинает интересоваться совершенно не тем, чем интересовался раньше. «На передний план выходит интерес к типичному, вечно-человеческому, вечно повторяющемуся, вневременному, короче говоря - к области мифического» [24.С. 175]. Когда у художника и творца наступает такая пора, можно смело сказать, что это составляет важный рубеж в его жизни. С годами приходит непреодолимое желание создать нечто необычное, непохожее на предшествующие творения, и это искушение невозможно победить.

Безусловно, писать на такую тему для Манна было непривычно и довольно страшно, но, преодолев все препятствия, писатель пришел к тому, что сейчас его роман, по праву, называют романом - мифом. Для того чтобы добиться впечатления реальности и достоверности происходящего, Манн использовал «все средства языка, психологизации, драматизации действия и даже приёмы исторического комментирования» [43. С. 174].

Томас Манн говорит, что легенда об Иосифе, являющаяся основой его произведения «Иосиф и его братья», пережила на своём веку много разных преломлений. Но на этот раз «она преломляется в особой среде, где она как бы обретает самосознание и по ходу действия поясняет самое себя» [23.С. 174]. Выбор наиболее правильного подхода к мифу об Иосифе заняло у Манна много времени, и ещё долго он не мог свыкнуться с предметом, почувствовать его. Трудность ещё заключалась в том, что Томас Манн вынужден был покинуть родную страну и поселиться в Швейцарии, там он дописывал свой роман. Таким образом, писателю приходилось прикладывать максимум усилий для того, чтобы произведение считалось достойным читателя.

Автор с первой же фразы задает взволнованный тон, он начинает разговор о таинственном, непостижимом, страшном. Разделенный на десять частей пролог имеет собственное название "Сошествие во ад"

"Прошлое - это колодец глубины несказанной. Не вернее ли будет назвать его просто бездонным?". Засветив фонарь вдохновения, автор предлагает нам начать этот "несказанно" долгий спуск. По дороге он раскрывает перед нами свой взгляд на прошлое не только, как на историю, рассмотрение истории для автора не самоцель, а только путь к ее постижимому началу. Прошлое приводится здесь, как логическая цепь событий, ведущая к мыслимому автором архетипу этого "мира форм".

"Душа, то есть прачеловеческое начало, была, как и материя, одна из первооснов бытия, она обладала жизнью, но не обладала знанием. В самом деле, пребывая вблизи бога, в горнем мире покоя и счастья, она беспокойно склонилась - это слово употреблено в прямом смысле и показывает направление - к бесформенной еще материи..."[23.C.200] Прачеловеческое начало, бог и материя составляют, по учению Т. Манна космический триумвират сил, способных взаимно влиять друг на друга.

Как видно из учения Т. Манна о спасении, это взаимное влияние не безгранично. Мировая гармония, учит нас писатель, восстановится после того, как: "одержимая страстью душа вновь признает горнюю свою родину, выкинет из головы дольний мир и устремится в отечественную сферу покоя и счастья. В тот миг, когда это случится, дольний мир бесследно исчезнет; к материи вернется ее косное упрямство; не связанная больше формами, она сможет, как и в правечности, наслаждаться бесформенностью, и значит тоже будет по-своему счастлива".

Из приведенных слов становится ясно, что Бог не способен изменить материю, сделав ее пригодной для счастья. Заметим так - же, что это макрокосмическое счастье является здесь окончательным заменителем святой истины, существование которой, по сути дела, не признается Т. Манном, во всем этом огромном романе мы не найдем ни одного намека на то, что такая истина существует. Для достижения счастья не имеется никаких других препятствий, кроме собственного желания души пребывать вне счастья, что, впрочем, не искажает ее естественной природы и не лишает ее полноценного общения с богом.

Монументальная тетралогия «Иосиф и его братья» ещё более чётко, чем «Волшебная гора», ориентирована на «дружелюбие к жизни». Короткий библейский рассказ Томас Манн развил в огромное повествование, описывающее беды и удачи героя. Но истинным героем является не Иосиф, как многие думают. «Подлинным же его героем был Homo dei (человек божий), человек, с религиозным пылом ищущий самого себя, вопрошающий, откуда он пришёл и куда идёт, что он такое и в чём его назначение, где его место во вселенной, жаждующий проникнуть в тайну своего бытия, разгадать вечную, вновь и вновь встающую перед нами загадку: «Что есть Человек?» [23. С. 177].

В этом романе возрастает не только одарённая личность Иосифа, но и весь еврейский народ, а в известном смысле и сам Бог. Тенденции, наметившиеся еще в раннем творчестве, выходят теперь на первый план: интерес к политике, интерес к мифу и увлечение фрейдовским психоанализом.

«Иосиф и его братья» - это трогательная дань уважения евреям в их самое мрачное историческое время, в нём изображается свобода личности, борющейся против продажной тирании. В тетралогии «Иосиф и его братья» идея «овладения противоречиями» оценивалась как важнейшая для воспитания человеческого рода. «В этой книге, — утверждал Томас Манн, — миф был выбит из рук фашизма» [1.С. 185]. Томас Манн показал, как еще в доисторической давности формировались моральные устои человечества, как личность, выделяясь из коллектива, училась обуздывать свои порывы, училась сосуществованию и сотрудничеству с другими людьми. Таким образом, статья «Иосиф и его братья» - это очень важный комментарий к одноимённому роману Томаса Манна. Без неё читатель может неправильно понять то, что автор в своём произведении хотел выделить особенно сильно. Прежде всего, писатель акцентирует внимание на том, что данная историческая тетралогия на библейскую тему проникнута антифашистскими идеями. Гуманизируя миф, и показывая его конкретные социально-исторические истоки, Манн выступил здесь против характерных для фашизма попыток возвеличить миф и вообще интуитивный иррационализм за счёт рационального человеческого мышления. В романе Томас Манн изобразил героя, занятого созидательной государственной деятельностью. Это был важный аспект для всей немецкой антифашистской литературы.

В авторском послесловии к роману мы находим цитату из Гете, которая, по-видимому, послужила рабочим девизом для Т. Манна. "Как много свежести в этом безыскусственном рассказе; только он кажется чересчур коротким, и появляется искушение изложить его подробнее, дорисовав все детали". [24.C.289] Божественно прекрасный сюжет жизни Иосифа вызывает глубокое сочувствие Т. Манна, а духовное и пророческое содержание Книги Бытия, реальное, а не вымышленное, ему неинтересно и непонятно, от этого ему кажется, что Моисей поленился или же не смог изобразить детали - переживания, чувства и т. п.

Сюжет, который под его вдохновенной рукой получился божественно прекрасным, для него не более чем глиняный сосуд, содержащий несравненно более дорогой напиток пророческого слова. Т. Манн воспроизводит «основные черты этого сосуда, тонко инкрустирует его, покрывает эмалью, потом наполняет разнообразными благовониями и пряностями, запечатывает эпилогом, как золотою маской, - и в результате получается профессионально и со вкусом исполненная мумия, имеющая такое же отношение к прототипу, какое и мумия имеет к живому человеку из, которого она изготовлена».[34.C.167]

^ 1.1.4 «Об одной главе из «Будденброков»

В 1947 году выходит в свет статья Томаса Манна «Об одной главе из «Будденброков». «Будденброки» - это первый роман, который принёс Томасу Манну известность. Подзаголовок романа - «Упадок одной семьи» -осмысляется как проявление неких общих биологически-метафизических закономерностей, но получает и социальную характеристику: несовместимость духовно-утончённых людей с грубой, агрессивной действительностью Германии, вступавшей в эпоху империализма. В более широком плане «Будденброки» говорят об общем закате буржуазного общества, пронизаны чувством исчерпанности прежних форм жизни.

В самом начале статьи Томас Манн спрашивает у себя и у своих читателей, «достойны ли эти страницы занять своё место в книге под столь смелым и многообещающим названием, смогут ли они встать в один ряд с образцами зрелого мастерства и соперничать с ними?» [23.С. 192] Писатель сам отвечает на поставленный вопрос: эти страницы выбирал не он, не он решал, «какие именно главы или страницы всего написанного мною могут быть причислены к the world's best» [23.С. 193]. И Манн рад такому исходу; ведь очень сложно решить, что понравится читателю, а к чему он отнесётся не столь благосклонно. Также возможно расхождение взглядов создателя и публики.

Далее Томас Манн рассказывает о замысле «Будденброков». Толчком к написанию стало знакомство с романом братьев Гонкур «Ренэ Моперен». Томас Манн был восхищен изяществом и структурной чёткостью этого произведения, совсем небольшого по объёму, но насыщенного значительным психологическим содержанием. Прежде он считал, что его жанр - короткая психологическая новелла, теперь ему показалось, что он может попробовать свои силы и в психологическом романе гонкуровского типа. «Будденброки» должны были быть всего лишь новеллой о мальчике». Как говорит Томас Манн: «Я хорошо помню, что ядром замысла, тем, что я с самого начала вынашивал в сердце своём, был именно образ Ганно и переживания этого болезненно впечатлительного ребёнка» [8.С.195]. Однако из замысла небольшого романа о современности, о «проблематическом» герое конца века, слабом и беспомощном перед лицом безжалостной жизни, получился огромный роман эпического склада, охватывающий судьбу четырёх поколений.

Материалы этой книги также навеяны историей семьи Маннов. Постепенное разрушение материального благополучия Будденброков, от поколения к поколению, сочетается с их духовным оскудением. Падение Будденброков процесс не непрерывный. Периоды застоя сменяются периодами нового подъёма, но все же в целом семья постепенно слабеет и гибнет. Идея упадка обобщает весь огромный материал романа. В нём прослеживается судьба четырёх поколений богатых бюргеров, чья предпринимательская активность и воля к жизни слабеют от поколения к поколению. При этом картина постепенного экономического оскудения и биологической деградации, развёрнутая на примере одного семейства, оказывается "типичной для всего европейского бюргерства" [3. С.194]. Как признавался сам автор, его произведение, чтобы состояться, "должно было тщательно изучить и освоить приёмы натуралистического романа, нелёгким трудом завоевав себе право пользоваться ими". [23.С.196] Томас Манн изучал психологию упадка по Ницше, писатель извлёк много полезного из его философии для своего романа. Но были и расхождения. Манн, в отличие от Ницше, считал: «Точка опоры» и «инстанция» существуют, и искать их надо в человеке, который одной, духовной, стороной своего существа стоит за пределами жизни и возвышается над ней» [7. С. 198]. Именно эти мысли и доводы Томас Манн использовал в романе «Будденброки».

На Манна оказывал влияние и Рихард Вагнер: «Будденброки» - очень немецкая книга, причём не только по своей бытовой атмосфере; в ней причудливо переплетаются такие национальные традиции, как нижненемецкий юмор и разработанная Рихардом Вагнером эпическая техника лейтмотивов» [23. С.194].

От других романов «Будденброки» отличаются своим несравненно более узким охватом жизненного материала, своей «семейностью», хотя с так называемым «семейным» романом «Будденброки» нельзя сопоставить из-за несоизмеримости их эпического размаха.

Таким образом, книга оказывается в числе пользующихся наибольшим спросом, принося её автору славу и известность. Её успех был столь впечатляющим, что в 1929 году он принёс Манну Нобелевскую премию. В статье «Об одной главе из «Будденброков» Томас Манн даёт лишь небольшой комментарий к своему произведению. Это довольно необычно: «Будденброки» - большой по размерам роман, и писатель мог бы рассказать много интересных вещей. Но он сосредотачивает внимание только на самом важном, на его взгляд: замысел романа, влияние Ницше, Вагнера, своеобразие Манна - художника.

^ 1.1.5 «Бильзе и я»

Появление на книжном рынке романа «Будденброки» и его из ряда вон выдающийся успех чрезвычайно всполошили любекских обывателей: с тревожным смущением заметили они неоспоримое сходство иных сатирических зарисовок Манна с внешним обликом и характером многих почтенных любекских граждан.

Ссылаясь на «великие и величайшие имена», в том числе и на Тургенева и Гете, Вагнера и Шекспира, Манн пишет статью «Бильзе и я», где указывает, что многие «бесспорно настоящие художники» предпочитали «вместо того чтобы свободно изобретать... опи­раться на нечто данное, и охотнее всего на действительность». Дар изобретательности, по убеждению Манна, «всего лишь второстепенный дар». Свою статью, написанную в защиту «Будденброков» и права писателя на претворение действительности в книгу, Томас Манн назвал «своего рода маленьким манифестом».

По убеждению молодого Манна, писатель-художник не столько «изобретает», сколько «одушевляет» отображаемую действительность. «Одушевляет»? Это двусмысленный термин. Если он равнозначен «углублению» действительности, пусть даже «субъективному углублению» (в смысле художественной типи­зации действительности), его можно было бы принять; но если такое субъективное ее углубление приводит к «бездонной про­пасти, отделяющей действительность от произведения» худож­ника, «к различию по существу, навсегда отрывающему мир реальности от мира искусства», как выра­жается Томас Манн, то этот термин — боевой лозунг крайнего эстетического индивидуализма, который превращает действи­тельность всего лишь в материал для произвольной игры худож­ника, а это уже означает разрыв с реализмом.

В статье «Бильзе и я», где по-шопенгауэровски мир признается «моим представлением, ...моим переживанием, моим сном, моими страданиями», — этого очень мало; но в искусстве, в романе «Будденброки», например, — очень много. Только бла­годаря «глубокому познанию» действительности Томасу Манну удалось в этом романе показать («прекрасно воплотить») про­цесс разрушения старой бюргерской культуры и вековых патрицианско-бюргерских устоев в результате беспощадного наступле­ния новой буржуазии эпохи империализма, буржуазии, про­возгласившей своей моралью отрицание всякой морали. И если в «Бильзе и я» говорится о «художественной точности», якобы враждебной всякой действительности, способной выслушивать «только вялые речи», но не «правдивое слово», то автор здесь, собственно, имеет в виду не действительность «вообще», а бур­жуазную действительность, точнее буржуазную публику с ее «духами, разговорами, трещащими по швам атласными талиями и некрасивыми лицами — лицами, по которым видно, что эти люди неспособны ни хорошо говорить, ни хорошо поступать». [26.C.299]

^ 1.1.6 «История «Доктора Фаустуса»

Статья «История «Доктора Фаустуса» была опубликована в 1949 году. В ней читателям был представлен период жизни Томаса Манна, когда он был занят написанием романа «Доктор Фаустус».

«Доктор Фаустус», по определению Томаса Манна, «роман моей эпохи под видом жития одного грешного музыканта». Разные события повлияли на решение писателя создать произведение с такой тематикой. Однажды к Манну пришёл корреспондент и попросил ответить за слова, сказанные в самом конце «Очерка моей жизни», о том, что в 1945 году Томас навсегда покинет «сей мир». И Томас Манн ответил, что «исполнение пророчеств - дело мудрёное; подчас они сбываются не буквально, а на какой-то символический лад, но тут есть уже доля пусть неточного, пусть даже сомнительного, а всё-таки явного исполнения» [23.С.200]. И всего через три месяца после этой беседы наступает «биологический кризис».

Другой случай - когда Томас Манн нашёл у себя в блокноте довольно старые записи и заметки о Фаусте. Таким образом, «именно с этой порой связано создание произведения, которое сразу же по выходе в свет обнаружило свою недюжинную лучевую мощность». [23. С. 201].

И работа начинает идти «полным ходом». Томас Манн читает книги с соответствующей тематикой: мемуары Игоря Стравинского, «Катастрофа Ницше» Подаха, воспоминания о Ницше Лу Андреас-Саломе, а также «История музыки» Пауля Беккера, «Письма Вольфа к Гроэ» и многое другое. Перед Манном стоял вопрос о том, «пришла ли уже пора браться за эту задачу, намеченную хоть и заблаговременно, но очень нечётко» [5. С. 212]. И «23 мая 1943 года, в воскресное утро, через два с лишним месяца после обнаружения старой записной книжки, в тот же день, когда принимается за работу мой рассказчик, Серенус Цейтблом, я начал писать «Доктора Фаустуса». [5. С.219] Это роман о духовных истоках всего отсталого и реакционного, что привело к возникновению германского фашизма, а также вообще о глубоком кризисе капиталистического мира и его культуры.

Как говорит сам автор, данное произведение посвящено, главным образом, теме проклятия, «продажи души». Талантливый музыкант Адриан Леверкюн вступает в сделку с дьяволом, дабы преодолеть творческое бесплодие двадцатого столетия и совершить прорыв к оригинальности. Так и немецкая нация, поздно вошедшая в мировую политику, продала свою душу, чтобы получить власть и силу. Эти две главные темы романа переплетаются друг с другом; особенно потрясает финал, когда рассказ о крахе Леверкюна смыкается с хроникой последних дней гитлеровского рейха. Томас Манн рассказывает о композиции и построении своего романа. Писатель подчёркивает связь между «Доктором Фаустусом» и «Признаниями авантюриста Феликса Круля»: «то было осознание внутреннего родства между фаустовской темой и этой (родства, основанного на мотиве одиночества, там трагично-мистическом, здесь юмористически-плутовском); однако фаустовская тема, хотя и не поддающаяся оформлению, кажется, подобает мне ныне больше, она современнее, насущнее» [23.С.214]. Томас Манн вводит в произведение фигуру рассказчика, чем обнаруживает возможность выдержать повествование в двойном, временном плане.

Огромное значение в произведениях Манна имеет идея «середины» — идея творческого посредничества человека как центра мироздания между сферой «духа» и сферой органического, инстинктивного, иррационального. Если приглядеться особенно внимательно, можно заметить, что в жизнеописании композитора использованы мотивы биографии Ницше. «Сошлюсь на то, что в трагедию Леверкюна вплетена трагедия Ницше, чьё имя сознательно ни разу не упомянуто в романе, ибо он-то и заменён моим вдохновенно-больным музыкантом, а следовательно, не должен вообще существовать в природе» [24. С. 220]. Особенно заметна близость к Ницше героя в его творчестве. Музыка Леверкюна пронизана теми же идеями: пессимизм неверия в человека, ужас перед неизбежным крушением старого общества, страдания личности, окруженной злыми духами земли и ада. Манн все время противопоставляет в романе музыку Леверкюна и Бетховена: величественная гармония одного и немыслимая дисгармоничность другого, жизнеутверждающий пафос и откровенное отчаяние. Писатель задавал себе вопрос: «Роман о музыке? Да. Но он был задуман как роман о культуре и о целой эпохе» [23. С. 227].

В статье «История «Доктора Фаустуса» было сказано следующее: «Всякие действия обращаются на того, кто заранее расположен их претерпеть» [23.С.224]. Это слова Аристотеля, приведенные чёртом в беседе с композитором-модернистом Леверкюном. Эти строки имеют особое значение: каждый человек способен вытерпеть определённое количество боли, жизненный груз не может превышать допустимой нормы. В «Истории «Доктора Фаустуса» Томас Манн окончательно развенчивает эстетство и модернизм, говорит о моральной ответственности художника перед народом, о смысле и назначении искусства. Он строит свой роман на фаустовской теме, отражающей историю Германии: эпоха возвышения связана с "Народной книгой о докторе Фаусте", наивысший подъем - с "Фаустом" Гёте, Леверкюн-Фауст должен показать разложение и гибель буржуазии. Из данной статьи можно узнать не только об особенностях романа «Доктор Фаустус», но и о жизни самого Томаса Манна.

^ 1.1.7 «Заметки о романе «Избранник»

В 1951 году в печати появляется статья Томаса Манна «Заметки о романе «Избранник». Здесь писатель детально описывает историю создания своего произведения. Впервые он заинтересовался данной темой, когда подыскивал материал для Адриана Леверкюна и прочитал повесть «О дивном примере милосердия господнего и о рождении святейшего папы Григория». И Томасу Манну она понравилась: «Повесть решительно понравилась мне, она открывала, на мой взгляд, такие просторы перед фантазией рассказчика, развёртывающей бесхитростную историю в эпическое полотно, что я сразу же решил отобрать её со временем у героя моего романа, чтобы заняться ею самому» [23.С. 365].

И Томас Манн исполнил свой замысел – появляется роман «Избранник», где речь идёт о грехе, искуплении и Божьем прощении. Томас Манн затрагивает здесь тему инцеста и Божьей милости. Изобилие словесной игры и других стилистических средств помогает читателю понять, что этот роман от начала и до конца – пародия на старину, но при этом сохраняется самая важная религиозная сердцевина. Вот что он говорит: «Мой стилизующий и играющий в стилизацию роман, эта последняя форма, в которую вылилась легенда о Григории, чист в своих помыслах и бережно сохраняет её религиозную сердцевину, её христианскую мораль, идею Греха и Милосердия» [23. С.370].

По мнению Томаса Манна, его основная творческая задача заключалась в том, «чтобы конкретизировать, уточнять, делать осязаемым нечто далёкое, скрытое под туманной оболочкой мифа» [5. С. 268].

Томас Манн многое изменил, подкорректировал. Например, место действия он перенёс из «Аквитании» в вымышленное герцогство Фландрия-Артуа. Он также создал особое время для своего произведения - «некое наднациональное, но, несомненно, западноевропейское средневековье с довольно неопределёнными хронологическими рамками и с особой языковой атмосферой» [23.С. 266]. Но все эти изменения не влияют на основную тему произведения – осознание своей вины и раскаяние. Грех можно и нужно искупать любой ценой, и тогда «милосердие поднимает грешника из бездны унижения, чтобы вернуть ему звание человека». Таким образом, статья «Заметки о романе «Избранник» помогает читателям глубоко проникнуть в суть самого произведения, указывает на наиболее важные моменты повествования.

^ 1.2 Т.Манн о писателях

1.2.1 Т. Манн о Лессинге

Еще в своей знаменитой «Речи о Лессинге» Т. Манн заявил: «Искусство, чьим орудием является язык, всегда будет Критиче­ским творчеством, так как язык сам есть критика действитель­ности: он называет, указывает, обозначает и судит, одновременно делая ее [действительность] живой». Именно это и делает Т. Манн в статьях о своих предшественниках или современниках. Несомненно, что в зависимости от переживаемого им са­мим момента Т. Манн подчеркивает в их облике и творчестве
те черты, которые волнуют его самого. Например, в статье «Па­мяти Лессинга» Т. Манн в первую очередь обратился к тем ка­чествам Лессинга, которые могли иметь особо важное значение в самом конце 20-х годов (статья, как и речь, датируется 1929 годом).

В это время Т. Манн на­чинает разговор о Лессинге полемикой с воображаемым против­ником, выступающим против рационализма и просветительства. Ведь «мы», пародирует Т. Манн своего антагониста, не просто питаем недоверие к разуму, но испытываем, «презирая разум, усладу, чуть ли не величайшее внутреннее удовлетворение» (10, 7). А Лессинг «любил свет, и потому его по праву называют просветителем» (10, 13). Нетрудно увидеть в этой защите разума, рационализма и логики реакцию на выступления Клагеса, Баймлера и, других неоницшеанцев, пошедших дальше своего учи­теля в отрицании «рацио» и в прославлении инстинкта.

Им и адресована декларация Манна: «Я знаю лишь одно-единственное назначение поэта: чувство, воплотившееся в слово, страсть, ставшая словом...» (10,10). Т. Манн специально заост­ряет внимание на будто бы содержащемся в сочетании «поэт-рационалист» противоречии и потому делает упор на страст­ности, Лессинга, великого просветителя, который в Германии первым «олицетворяет собой европейский тип великого писате­ля, становящегося ваятелем и воспитателем своей нации» (10,12).

До сих пор идут споры, спровоцированные первыми биогра­фами Манна и им самим («Рассуждения аполитично­го»), относительно того, является ли он только «писателем», «литератором» или поэтом, художником. Отголоски этих споров слышны и в анализируемой статье о Лессинге: «...как нелеп этот спор, вечный спор о том, поэт ли Лессинг! Что за удивительный немецкий спор, немыслимый ни в одной другой стране! Разве че­ловеку, носящему имя „Лессинг", непременно нужно быть поэтом?» (10,9). Совершенно справедливо в книге Т. Сильман и В. Адмони «Томас Манн» применительно к этой речи и дру­гим работам Т. Манна конца 20-х годов говорится, что они на­сыщены «непосредственными откликами на современную дейст­вительность, характеризуются определенным, четким отношением к этой действительности, прямым стремлением воздействовать на нее».

^ 1.2.2 Т. Манн о Т. Шторме

В 1930 году Т. Манн написал большую статью о Теодоре
Шторме, одном из самых нежно любимых своих писателей.
В письме к Карлу Фесслеру (от 4 мая 1935 г.) Т. Манн назвал
Шторма своей «юношеской любовью», он часто и в поздние годы
цитировал его стихи, любовно представлял себе дружеские от­
ношения между ним и И. Тургеневым, «не зная, кому отдать
предпочтение» (10,14).

Понимая, что Шторм в силу камерности своего дарования не мог бы написать «такой шедевр европейской литературы, как социальный роман «Отцы и дети» (10, 16), Т; Манн настаивает на особой форме мужественности, присущей этому тихому поэту. Правда, позднее Т. Манн скажет, что с годами Шторм становился для него «слишком северно-немецким». Вероятно поэтому в письмах самых последних лет мы не найдем ни одной цитаты из Шторма, ни одного упоминания его имени. Но эссе о Шторме автор долго причислял к своим «лучшим работам», почему и включил его в сборник 1947 года. За пять лет до этого, в 1942 году, он назвал статью о Шторме в числе тех своих работ, кото­рые еще не потеряли своей «презентабельности».

^ 1.2.3 Т. Манн о Гете

Немецкая литература, почитать и знать которую Т. Манн на­чал не сразу, в зрелые его годы приносила ему не только импульсы к новому творчеству и опыт предшественников, но и со­общила известную .конкретность его не очень определенным меч­там о новом гуманизме. Правда, одновременно национально-бюргерская традиция ставила его мечтаниям пределы. С умиле­нием и восторгом рассказав в ранней статье «Щамиссо» (1911 г.) о прекрасной лирике француза Шамиссо, ставшего немецким поэтом, Т. Манн заканчивал разговор о нем необычайно по-бюр­герски: «Эта история не нова. Вертер застрелился, а Гёте остал­ся в живых. Лишенный тени, смешной и гордый, топает в своих сапогах по горам и долам Шлемиль, естествоиспытатель, живу­щий „только во имя своего я". А Шамиссо, создав из своих стра­даний книгу, спешит положить предел шаткому, марионеточ­ному существованию, кончает с кочевой жизнью, становится от­цом семейства, степенным ученым, мастером, пользующимся всеобщим признанием. Только неисправимая богема считает та­кую жизнь скучной. Но нельзя же все время оставаться интерес­ным. Человек либо погибает от своей интересной необыкновен­ности, либо становится мастером» (9, 477)

Мысли Т. Манна, об «интересности» неинтересных людей, о сложных связях между обыденностью бюргерского сущест­вования и гением, талантом художника, повторенные и его другом Германом Гессе, сопровождают писателя всю жизнь. Мы найдем их и в статьях о Гёте.

В 1938 году Т. Манн написал две статьи о произведениях
Гёте - «„Вертер" Гёте» и «О „Фаусте" Гёте». В этом не было ничего удивительного, так как то были в жизни Манна годы «Лотты в Веймаре». В первой статье Манн размышляет о ли­тературно - общественном значении «Вертера» и о роли романа в жизни самого Гёте. Опираясь на воспоминания старого Гёте, Манн утверждает, что «генеральная исповедь» поэта его самого
исцелила, «возродила к новой жизни» (10, 235). В то же время
внешний мир, целое поколение молодежи, увидев в «Вертере»
воплощение собственных чаяний и страданий, не могло быть
«Вертером» исцелено — наоборот, его влияние не всегда было
благотворным и действенно мужественным. У Т. Манна полу­чается, что Гёте как бы излечился, передав свои томления, свою тягу к смерти другим, т. е. излечился за счет других: «Но в то время как самого себя он исцелил и образумил, претворив действительность в вымысел, другие были сбиты с толку и решили, что надо претворить вымысел в действительность, пережить пе­рипетии романа и, не долго думая, застрелиться. И вот то, что
пошло на пользу ему, было объявлено в высшей степени „вредо­носным"» (10, 236).

Сам Т. Манн, причисляя «Вертера» к ве­личайшим произведениям мировой литературы, не скорбит о его «вредоносности» — он видит в романе только катализатор, а не первопричину самоубийственной меланхолии, охватившей европейскую молодежь в предреволюционные годы.

Статья Т. Манна «О „Фаусте" Гёте» создавалась в то время, когда писатель еще не задумывался всерьез над своей интерпретацией фаустовской темы. Статья посвящена анализу образов Фауста и Мефистофеля; особую ее часть занимает ха­рактеристика народной книги Шписа и отдельно. — эпизода с Еленой. Т. Манн размышляет о гётевском понимании добра и зла и о роли слова в мировых событиях. Статья заканчивается выстраданной самим писателем XX века надеждой: «Пусть кажется сегодня „чистое слово", зовущее к добру, к луч­шему, беспощадным, пусть жестоко и независимо отбрасывает его в сторону мировая история — мы будем держаться за анти­дьявольские настроения в надежде, на то, что у человечества тонкий слух, и слова, рожденные его собственными потребно­стями, сослужат человечеству добрую службу и не позабудутся в глубине его сердца».

Среди, работ Т. Манна о Гёте необходимо обратить внимание на его «Фантазию о Гёте» (1948 г.), являю­щуюся предисловием к американскому изданию избранных со­чинений Гёте. В Америке Т. Манн добровольно взял на себя роль пропагандиста немецкого культурного наследия. Опыт жизни в этой стране подсказал ему, что специфически немецкая проб­лематика подчас с трудом воспринимается даже образованной читающей Америкой. Поэтому в разных предисловиях он на­стойчиво, обстоятельно и несколько упрощенно высказывает свои мысли по поводу тех или иных, немецких писателей, которых ему страстно хочется сделать доступными и желанными в стране, давшей ему приют.

Т. Манн не забывает, что он пишет для «иностранного читателя» (10, 395). Поэтому он подробно излагает широко известные факты биографии Гёте, объясняет американ­цам, кто такой Лютер, размышляет над сходством, которое ка­жется ему очевидным, политических позиций Гёте и Эразма Рот­тердамского. Однако, справедливо подчеркивает Манн, при всем своем «охранительстве» реакционного толка, Гёте не желал со­лидаризироваться до конца и с сильными мира сего.

Т. Манн с симпатией относился к постоянному стремлению Гёте вечно творить, сочувствовал его любви к знанию, к наукам, к природе. Манн называет это «пандилетантизмом» Гёте, отнюдь не вкладывая в это понятие уничижительного смысла, В таком свойстве Гёте, как «пандилетантизм», Манн усматривает отражение будущих требований к человеку культуры, нечто от особенностей культурного климата XX века. Поэтому и забота Гёте о создании эпохи мировой литературы встречает полное понимание Манна.

^ 1.2.4 Т.Манн о Шиллере

В работах Т. Манна по отдельным вопросам немецкой ли­тературы проблема «Шиллер» не может считаться самой важ­ной, но и вокруг нее идут споры. Так, относительно места Шил­лера в творческом развитии Т. Манна ученые придерживаются полярных взглядов. Г. Зандберг, например, написал солидную книгу, чтобы доказать высказанный в конце ее тезис: «Как по­казали документы, не следует придавать отношению Т. Манна к Шиллеру заметного значения».21 В то же время Ганс Майер полагал, что путь Т. Манна к Гёте начинается через «приближе­ние к Шиллеру». 22

Американский ученый Ф. Кауфман видит в Шиллере первую любовь Т. Манна, которой Т. Манн оказался обязанным всю свою жизнь.23 По Г. Эйхнеру, Т. Манн в своем первом произве­дении о Шиллере — в рассказе «Тяжелый час» сделал попытку с помощью моралиста Шиллера отказаться от своих учителей и вдохновителей Ницше и Шопенгауэра, от их противопоставле­ния жизни и духа.24

Молодой Т. Манн видел в Шиллере, прежде всего, поэта дружбы, поэтому герой его новеллы «Тонио Крюгер» четыре раза вспоминает тот эпизод из шиллеровского «Дон Карлоса», в котором жестокий король Филипп плакал, потеряв друга. Эти слезы деспота не дают покоя бедному Тонио, да и Т. Манну кажутся очень значительными.

В новелле «Тяжелый час», написанной в 1905 году, который был «годом Шиллера», отразилась проблематика юношеских новелл Т. Манна и шиллеровский образ стоит под знаком поис­ков «нежного героя» — героя этического преодоления, хрупкость которого побеждается силой воли и творческими импульсами.

В последующие годы Т. Манн не раз проявлял интерес к шиллеровскому противопоставлению наивной и сентиментальной поэзии, пользуясь им, в частности, и в статье «Гёте и Толстой».27 В 1929 году, отвечая на вопрос «1st Schiller noch lebendig?», Т. Манн четко устанавливает: Шиллер жив и участвует в созда­нии нового представления о человеке. Самому Т.. Манну образ Шиллера понадобился в романе «Лотта в Веймаре» для сопо­ставления с главным героем и противопоставления ему, но круп­ным планом, подробно и вместе, с тем объемно Манну удалось изобразить Шиллера только в своем предсмертном слове о Шил­лере.

Таким образом, рассмотрев статьи Т. Манна о писателях, мы приходим к выводу, что литературные портреты, созданные Т. Манном, всегда в пер­вую очередь свидетельствуют о том, что они написаны художни­ком, а не профессиональным критиком. Не только смущающее исследователей «отсутствие научного аппарата, известная воль­ность при передаче цитат, почти полное равнодушие к датам»,33 но и постоянное стремление дать образ художника или писателя, а не анализ его творческого пути ощущается в разных по вре­мени написания статьях Т. Манна. Кроме того, Т. Манн считает обязательным найти особый, образный путь приближения к предмету исследования.