Чехов и проблема идеала (Смена этико-эстетической парадигмы на рубеже XIX xx веков)

Вид материала

Автореферат диссертации

Содержание Научный консультант Капустин Николай Венальевич Скибина Ольга Михайловна Общая характеристика работы Теоретической основой Положения, выносимые на защиту Практическое значение Структура диссертации. Главы I «Чехов в контексте эстетических концепций второй половины Х1Х века» IV главе «Демифологизация женского идеала и супружеских отношений в эпоху скептицизма» Основное содержание диссертации отражено в следующих публикациях Одесская М.М. Одесская М.М. Клинг О.А.

Подобный материал:

• Урок в теме: «Россия на рубеже XIX-XX веков», 69.29kb.
• Проблема классической традиции в искусстве и художественной жизни франции на рубеже, 295.24kb.
• Смена парадигмы мышления – первые шаги к исцелению. Семений А. Т. Зао нцим «Л., 78.74kb.
• Внешняя политика сегуната Токугава и «открытие» Японии в середине XIX века, 243.18kb.
• Внешняя политика сегуната Токугава и «открытие» Японии в середине XIX века, 243.17kb.
• Особенности российской геополитики в Азиатско-Тихоокеанском регионе на рубеже XIX, 37.98kb.
• 2 знает ответы на следующие вопросы: каковы основные тенденции эволюции русской силлабо-тонической, 126.1kb.
• Конструктивные потенции ислама на примере мусульманского возрождения в России на рубеже, 104.11kb.
• Коннер В. В. Сша и проблема Палестины после окончания I мировой войны (1918–1925 годы), 144.39kb.
•  Исторические условия возникновения конфликтологии. Эволюция представлений о конфликте, 295.94kb.

На правах рукописи


ОДЕССКАЯ МАРГАРИТА МОИСЕЕВНА


ЧЕХОВ И ПРОБЛЕМА ИДЕАЛА


(Смена этико-эстетической парадигмы

на рубеже XIX – XX веков)


Специальность: 10.01.01 – русская литература


Автореферат

диссертации на соискание ученой степени

доктора филологических наук


Москва 2011


Работа выполнена на кафедре истории русской литературы

филологического факультета

Московского государственного университета им. М.В. Ломоносова


^ Научный консультант:

доктор филологических наук, профессор Катаев Владимир Борисович


Официальные оппоненты:


доктор филологических наук, профессор

^ Капустин Николай Венальевич

Ивановский государственный университет


доктор филологических наук, профессор

Клинг Олег Алексеевич

Московский государственный университет им. М.В. Ломоносова


доктор филологических наук, профессор

^ Скибина Ольга Михайловна

Оренбургский государственный педагогический университет


Ведущая организация:

Санкт-Петербургский государственный университет


Защита состоится 16 ноября 2011 года в 15.00 на заседании диссертационного совета Д 501.001.26 по защите кандидатских и докторских диссертаций при Московском государственном университете им. М.В. Ломоносова по адресу: 119992, г. Москва, МГУ, Воробьевы горы, 1-й корпус гуманитарных факультетов, филологический факультет.


С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке филологического факультета МГУ им. Ломоносова.


Автореферат размещен на сайте ВАК 2011 г.


Автореферат разослан « »


Ученый секретарь диссертационного совета

Кандидат филологических наук, доцент А.Б. Криницын


^ Общая характеристика работы


Проблема идеала – одна из главных проблем художественного произведения, связанная с миром идей, категориями правды, добра и красоты. Понятие «идеал» происходит от древнегреческого слова «идея». Идеал – это то, к чему устремлен писатель в создаваемом им «прекрасном подобии жизни» и то, к чему он ведет читателя. В периоды слома, на рубеже веков происходит перекодировка этико-эстетической парадигмы, которая сопровождается болезненными состояниями кризиса, идейной дезинтеграции.

В работе «Критика способности суждения» Иммануил Кант сформулировал телеологическую и эстетическую сущность искусства как единство истины, добра и красоты. Идеал красоты, по Канту, связан с нравственностью: «…прекрасное есть символ нравственно доброго»¹. Идеи Канта были восприняты, развиты и дополнены немецким поэтом-романтиком и теоретиком искусства Фридрихом Шиллером. В нашей работе мы стараемся показать, что идеи Шиллера о том, что искусство поднимает читателя над действительностью, возвышает до идеала, изложенные в работах «О наивной и сентиментальной поэзии», «Письмах об эстетическом воспитании» и др.², были органичны для русской эстетической мысли XIX века – не только романтизма, но и реализма. Триединство правды, добра и красоты являлось ценностной основой культурного сознания XIX века, тем важнейшим духовным ориентиром, который придавал смысл творческой деятельности, до тех пор, пока вера в абсолютные истины и вечные идеалы не стала подвергаться сомнению.

Критикуя литературоцентризм XIX века с позиций сегодняшнего дня, немецкий ученый Вольфганг Изер говорит о том, что «идеал воспитания гуманной личности посредством литературы», «сведение литературы к практическим задачам», как показывает история, «устарело, потому что литературе не удалось привести человека на вершину его возможностей»³.

На рубеже XIX – XX веков писатели, философы и публицисты (Л.Толстой, Вл. Соловьев, Н. Михайловский, Д. Мережковский, А. Блок, А. Белый, П. Флоренский, Н. Бердяев и др.) осознали кризис этико-эстетических ценностей и охарактеризовали этот период как время упадка, утраты идеалов и мировоззренческой целостности, «безвременья», «крушения гуманизма» и т.д. В цикле статей «На перевале» Андрей Белый связывает кризис мысли и культуры в России с общеевропейским кризисом сознания. Влияние идей Ницше, позитивизма, агностицизма, дарвинизма, атеизма ставило под сомнение правильность устройства мира, обессмысливало человеческое существование, в котором смерть – конечный пункт земного бытия. Творчество Чехова, на наш взгляд, очень ярко отражает кризис сознания рубежа веков, того периода, когда вера в прежние вечные идеалы пошатнулась. Проблема идеала – одна из важнейших в творчестве Чехова. Эта проблема тесно связана с другой очень важной, с нашей точки зрения, проблемой -- определением места и роли писателя в литературном процессе рубежа XIX – XX веков.

Чехов, как известно, публично не выражал свои писательские интенции. Отсутствие в его наследии манифестов, деклараций не позволяет создать целостную картину его литературных предпочтений и устремлений. Чехов – писатель эпохи переходности, того периода, когда обозначился разрыв с «классической художественностью» (термин В.И. Тюпы). Существует мнение, что знаковой фигурой, определившей разрыв с реализмом XIX века, который держался «на трех китах» -- правде, добре и красоте, -- был Федор Сологуб⁴. На наш взгляд, именно творчество Чехова дает очень яркую картину переходного состояния, того периода, когда происходила переоценка ценностей.

В работах современных исследователей, пересматривающих прежнюю картину литературного процесса, высказываются мнения о том, что Чехов не «поэт конца», а «поэт начала» (Витторио Страда, В.Б. Катаев)⁵. Творчество Чехова соотносится не только с реализмом, но и с натурализмом (В.И. Кулешов, С.И. Чупринин, В.Б. Катаев). В последнее время все больше появляется исследований, в которых Чехов изучается в контексте модернизма⁶. Тем не менее остается немало сторонников того, чтобы соотносить писателя с реализмом и рассматривать его творчество как завершающий этап великой русской литературы XIX века.

В нашем исследовании мы отходим от традиционно принятого в литературоведении мнения о том, что модернизм приходит на смену реализму. И для этого есть немало причин. Во-первых, существует недостаточная верифицированность понятия реализм, неопределенность критериев и дефиниций, а вследствие этого расширительное использование термина. Во-вторых, термин содержит в себе идеологические коннотации того периода нашей истории культуры, когда реализм считался высшим достижением искусства, а литературный процесс воспринимался как эволюционное поступательное движение. В результате выстраивалась иерархия литературных направлений. Натурализм тоже подвергался оценочным характеристикам и определялся как направление, уступающее по своим художественным параметрам реализму (Ю.Манн)⁷.

Представителей нового искусства, какими бы разными ни были их эстетические концепции, считает А.М. Зверев, «объединяет восприятие своей эпохи как времени необратимых исторических перемен, сопровождающихся крахом верований и духовных ценностей, которыми жили предшественники»⁸. (Курсив мой – М.О.). На почве верований и духовных ценностей – идеалов – разгорелась война между старым и новым искусством в конце XIX века.

В конструктивной статье «За гранью классической художественности» В.И. Тюпа предлагает свою версию того, в чем состояла суть перехода к модернизму на рубеже XIX – XX веков, рассматривая отношения между типами «классической» и «неклассической» (модернизмом) художественности на формальном уровне. Проницательные наблюдения В.И. Тюпы касаются изменений, произошедших в структуре нарратива, и Чехов, как один из создателей принципиально новой модели референтности в художественной практике, в которой читатель приобщен к сотворчеству «недосказанных» и «неисчерпанных» в авторском тексте смыслов, может, согласно предложенной исследователем версии, с полным основанием быть соотнесен с модернизмом. Нас же интересует суть мировоззренческих расхождений между «архаистами» и «новаторами» рубежа XIX – XX веков, что естественным образом отразилось и на художественной стратегии письма.

На основе бахтинской теории речевых жанров, соединив литературоведческий, лингвистический и социологический методы исследования, А.Д. Степанов в своей книге⁹ показал, что новаторство коммуникативной структуры чеховских текстов основано на отличном от предшествующей литературной традиции миропонимании.

И.Н. Сухих рассматривает литературный процесс XIX века как последовательную смену трех парадигм. Сухих предлагает социо-культурный взгляд на развитие литературы XIX века. Исследователь справедливо отмечает тенденцию к ослаблению авторитарного слова и социальной значимости автора, а следовательно, и к разрушению иерархического типа отношений между автором и аудиторией в третьей парадигме, названной «чеховской»¹⁰. Как и любая классификация, данная, естественно, не может быть принята как универсальная. И можно говорить о том, что мессианская роль литературы (в классификации И.Н. Сухих -- первая парадигма) осознавалась Толстым в той же мере, что и Гоголем. Однако для нас важно, что исследователь определяет третью парадигму как «чеховскую», а это значит, что он отводит особое место Чехову в литературном процессе XIX века и с этим нельзя не согласиться.

В нашей работе мы утверждаем, что на рубеже XIX – XX веков происходит смена этико-эстетической парадигмы и Чехов – знаковая фигура в этом процессе. Мы используем вслед за американской исследовательницей Наоми Шор¹¹ термин «идеализм» для характеристики этико-эстетической системы искусства XIX века, цель которого, несмотря на различие в принципах и методах художественного воплощения, -- вести читателя к идеалу. Мы опираемся на теоретические положения работы Торил Мои, которая развивает идеи Н. Шор и показывает, что Ибсен, в творчестве которого произошла переоценка ценностей, вел атаки на идеализм и стоял у истоков модернизма¹². Еще в 1980-е годы Т.М. Ковалевская в монографии «Русский реализм и проблема идеала», посвященной живописи, справедливо указала на то, что идеалы, сформированные в конце XVIII – начале XIX века, испытывают кризис на рубеже XIX – XX веков и что «понятие идеала не менее важно для реализма, чем для классицизма и романтизма»¹³. Автор монографии верно отмечает, что цель искусства состояла в том, чтобы «прививать русскому обществу прекрасные чувства и благородные стремления»¹⁴. Правда, Ковалевская (и это обусловлено временем выхода книги) рассматривает реализм как высшую ступень в развитии искусства.

Используемый нами термин «идеализм», не подразумевающий оппозиции идеализм – материализм, реализм – идеализм, применяется по отношению к искусству, эксплицирующему такую модель художественности, цель которой воспитывать и облагораживать читателя. Как романтические, так и реалистические интенции произведений XIX века, ориентированы на то, чтобы представить читателю такую картину мира, в которой этическое и эстетическое начала сосуществуют в единстве. Концепт искусства, в котором автору отводится активная роль в воздействии на читателя, а конечный результат – просветление и моральное возвышение над несовершенством жизни, органичен для русской литературы XIX века. В настоящей работе показано, что триада, лежащая в основе идеалистической модели искусства, на русской почве сохраняла свое единство на протяжении почти всего XIX века (хотя в различные периоды истории на передний план выдвигался то один, то другой ее компонент)¹⁵ и являлась тем стержнем, на котором держалась аксиологическая система художественности. В конце XIX века со всей определенностью обозначилось разделение на тех, кто продолжал защищать идеалистическую концепцию искусства и тех, для кого правда, добро, красота перестали существовать как триединство. Лев Толстой в трактате «Что такое искусство?» встал на защиту идеалов, доказывая необходимость нравственного воспитания читателя. Чехов, которого народническая критика обвиняла в отсутствии идеалов, столкнулся, как показывает Лев Шестов, с «ничто». Развенчивая прежние идеалы, которые к концу века превратились в фетиши, Чехов одновременно понимал, как пуста без них жизнь. Противоречие между устремленностью героев к высоким идеалам, желанием служить им и недолговечностью любых идеалов запечатлел Чехов в своих произведениях как бесконечный процесс поиска человеком своего самоопределения¹⁶.

Чехов был именно тем писателем, в творчестве которого идеалистическая интенция искусства XIX века, ее воспитательная направленность обнаружила свою несостоятельность. Чехов отказался от нравственно-дидактической установки, которая выдвигалась писателями и критиками XIX века как один основных критериев художественности. Эта особенность его творчества, как мы стараемся показать, с одной стороны, вызвала негативную реакцию народнической критики, развела Чехова с Толстым и символистами, а также выявила субъективное толкование его героев Горьким, а с другой стороны, открыла путь к новому типу художественного сознания.

И тем не менее Чехов прочно связан с традицией «классической» литературы. Герои произведений Тургенева, Достоевского, Толстого, Пушкина, Гоголя оживают в чеховском контексте. Они действуют в новом тексте, в метатексте: на них лежит печать рецепции и интерпретации автора, их собственное осознание себя героями, уже отыгравшими свои роли в известных литературных произведениях. Сталкивая своих персонажей, которые являются носителями изживших себя идеалов, с действительностью, Чехов показывает, что жизнь без идеалов пуста, но идеалы по своей природе недолговечны. Поэтому высокая риторика героев, проповедующих идеалы, нередко подвергается в контексте чеховского произведения иронии. Ирония отделяет автора от его персонажей. Лев Шестов был первым, кто показал драматизм осознания писателем той пустоты мира, которая открылась Чехову как одна из сторон человеческого существования.

При всей разнородности эстетических концепций в русской литературе рубежа веков идеалистические устремления писателей и философов проявились в проектах преображения мира. На этом фоне Чехов воспринимается как фигура чужеродная всем направлениям. Не произошло его сближение ни с новым поколением символистов, устремленных в трансцендентный мир абсолюта, царства гармонии и красоты, которые, по их мнению, наступят на земле посредством творческой деятельности человека, ни с «практическими идеалистами» -- марксистами, мечтавшими о революционном преобразовании мира.

С одной стороны, чувствуя свою чужеродность «классическому» наследию литературы, Чехов отходил от старых принципов «художественности», а с другой стороны, сожалел о своем безвозвратном разрыве с писателями «вечными».

Современные чеховеды ищут пути, чтобы адекватно охарактеризовать творчество писателя и определить его роль и место в истории литературы. По всем параметрам своего мировоззрения и поэтики Чехов «выпадает» из традиционной системы художественности русской «классической» литературы. Монографические исследования известных современных ученых, в которых рассматриваются разные стороны художественного мира писателя на уровне содержания и формы, -- соотношение значимого и случайного как средство построения адогматической модели бытия (А.П. Чудаков¹⁷), гносеологический аспект творчества (В.Б. Катаев¹⁸), религиозная составляющая в его аксиологии (А.С. Собенников¹⁹), отношения притяжения – отталкивания с идеями позитивизма (П.Н. Долженков²⁰), коммуникативная структура повествования (А.Д. Степанов²¹), жанровое своеобразие (В.И.Тюпа²², Капустин Н.В.²³) – убеждают нас в том, что Чехов не вписывается в прежнюю этико-эстетическую парадигму. В настоящее время нет исследования, в котором бы анализировалась роль Чехова, повлиявшего на смену художественного сознания в литературе на сломе эпох. Актуальность данной работы обусловлена ее целью – определить роль и место писателя в литературном процессе рубежа XIX – XX веков.

На наш взгляд, трудно выявить своеобразие Чехова и его место в истории литературы, соотнося творчество писателя с одним из литературных направлений конца XIX века – реализмом, натурализмом, символизмом. Мы делаем попытку рассмотреть его в отношении к дискурсу эпохи переходности. Нас интересует духовная и идеологическая ориентация культуры, смена типов художественного сознания в переходный период. Мы рассматриваем процесс перекодировки культуры не в традиционной системе оппозиций: модернизм vs реализм, а в оппозиции модернизм vs идеализм. Теоретическая новизна исследования в том, что в нем предпринята попытка определить место Чехова в литературном процессе с принципиально иных позиций: не в привычных категориях последовательной смены литературных направлений, ибо литературный процесс не развивается последовательно и поступательно, а тяготеет к движению циклическому (Д. Затонский)²⁴, а в категориях типов культурного сознания эпох.

Методологией диссертационного исследования является принцип комплексного подхода к поставленной проблеме -- соотношению творчества Чехова с «классическим» пониманием художественности в русской литературе XIX века. Историко-литературный диахронический анализ сочетается в работе с синхроническим типологическим методом исследования, сравнительным и контекстуальным анализом, что обусловлено поставленной задачей – показать, как изменялись определяющие художественное сознание XIX века этико-эстетические константы на рубеже веков и как в творчестве Чехова проявился отход от прежней дискурсивной практики, его «выпадение» из «идеалистической» парадигмы. Поставленная задача определяет и структуру работы. В первых двух главах Чехов рассматривается в контексте этико-эстетических идей середины XIX – начала ХХ века и в свете «идеалистической» триады правда, добро, красота. Третья и четвертая главы посвящены анализу того, как, во-первых, идеал женственности и связанные с ним проблемы любви, брака воплотились в русской литературе XIX века и, во-вторых, как Чехов – писатель эпохи скептицизма – трансформировал в своих произведениях сложившиеся каноны.

Материалом исследования являются те произведения Чехова, которые, на наш взгляд, наиболее ярко демонстрируют, как переосмысливается и переоценивается писателем проблема идеала. Чтобы представить этико-эстетическую парадигму XIX века, от которой отталкивался Чехов, были отобраны наиболее репрезентативные, на наш взгляд, художественные и публицистические произведения русских писателей XIX века – Пушкина, Гоголя, Чернышевского, Достоевского, Гончарова, Тургенева, Толстого, -- отражающие их творческие интенции. Большое внимание в работе уделяется трактату Л.Н. Толстого «Что такое искусство?», потому что в этом сочинении писатель отстаивал этическую значимость искусства в то время, когда в западноевропейской и русской культурах происходила ценностная переориентация. В диссертации представлена рецепция творчества Чехова в критических, публицистических и философских сочинениях, которые отражают широкий спектр позиций народнической (Н.К. Михайловский, М.А. Протопопов, А.М. Скабичевский), символистской (Д.С. Мережковский, З.Н. Гиппиус, И.Анненский, А. Белый), религиозно-философской (Павел Флоренский, Сергий Булгаков), экзистенциалистской (Лев Шестов), марксистской (В.В. Воровский) мысли эпохи рубежа XIX – XX веков. Мы также рассматриваем философские и публицистические работы Н.М. Минского, Вл. Соловьева, Н.А. Бердяева, М. Нордау, Ф. Ницше, Э. Золя, О. Уайльда, С.М. Волконского, П.Д. Боборыкина, Л. Шестова, Д.С. Мережковского, Н.К. Михайловского, которые дают представление о духовных и эстетических исканиях переходной эпохи. Анализируя то, как категории правды, добра и красоты преломлялись в чеховском дискурсе, мы привлекаем в качестве сравнительного контекста произведения Гл. Успенского, М. Горького, Ф. Сологуба, Л. Н. Толстого, И. С. Тургенева, Г. Ибсена, А. Стриндберга, У. Ханссона, К. А. Скальковского, В. Микулич. Сопоставительный контекст показывает, с одной стороны, необыкновенную интертекстуальную насыщенность произведений Чехова. Он, как справедливо отметил Н. Берковский, «пишет вторым слоем по текстам Л. Толстого, да и по многим другим текстам»²⁵. И эта «вторичность», метатекстуальность сближает Чехова с модернистами. С другой стороны, сопоставления убеждают нас в том, что феномен Чехова – в его «невписываемости» в какой бы то ни было литературный ряд.

^ Теоретической основой диссертации явились статьи немецкого поэта и теоретика искусства Фридриха Шиллера, который обобщил типологические черты идеалистической эстетики; труды М.М.Бахтина и Ю.М. Лотмана по теории художественного текста и контекста, а также по типологии культуры. Исследования известных чеховедов А.П.Чудакова, В.Б. Катаева, доказавших адогматизм художественного мышления Чехова, -- базовые в формировании нашей концепции.


^ Положения, выносимые на защиту:

1. Чехов – писатель конца XIX – начала XX века является не завершающим «звеном» в развитии реализма, а ключевой фигурой переходного периода, повлиявшей на рождение модернизма. В его произведениях отразился кризис прежней системы ценностей.
   
2. Творчество Чехова не вписывается в этико-эстетическую парадигму искусства XIX века, в основе которого – кантово-шиллеровская триада правды, добра и красоты и цель которого – вести читателя к идеалу. В русской литературе XIX века в разные периоды актуализировалась какая-либо одна из составляющих кантово-шиллеровской триады, однако цель художественного произведения, сколь бы различны ни были идеологические установки писателей (Чернышевский – Достоевский), оставалась неизменной -- этико-эстетическое воспитание читателя.
   

3. Трактат Толстого «Что такое искусство?», а также его публицистические статьи 1880-х годов отражают мировоззренческий кризис не только самого писателя, склонявшегося к нигилизму и произвольному толкованию Евангелия, но и общественной мысли рубежа XIX – ХХ веков. Трактат Толстого, в котором он отрицает значение красоты, не связанной с добром, полемически направленный против тех, кто релятивировал значение добра в искусстве, а более всего, по словам Л. Шестова, против Ницше, явился самым ярким выражением защиты идеалистической концепции искусства.

4. Красноречивым свидетельством тому, что в творчестве Чехова обозначился разрыв с «классической художественностью» могут служить, с одной стороны, упреки в отсутствии идеалов в его произведениях, высказанные народнической критикой, а с другой – констатация того же самого факта философом-экзистенциалистом Львом Шестовым, который представил Чехова как ниспровергателя всяких идеалов.

5. Рефлексия Чехова о целях искусства выражена как в письмах, так и в полемике героев его произведений («Письмо, «Чайка», «Скучная история», «Три года»). Сталкивая противоположные позиции персонажей, спорящих об искусстве, Чехов не дает определенного ответа на вопрос, в чем назначение искусства. Тем не менее ясно, что вопросы, дискутировавшиеся в литературных кругах, глубоко волновали его как писателя. Чехов, не утверждавший монизм истины, не представил целостной концепции своего видения целей и задач литературы, что дает повод для взаимоисключающих толкований его творческих интенций.

6. В оценках творчества Чехова его современниками проявился весь спектр

существовавших на рубеже XIX – ХХ веков мнений об искусстве. Анализ различных точек зрения – религиозных мыслителей, символистов, марксистов – показывает, что в интерпретациях творчества Чехова проявилась тенденция проецировать собственную идеологическую позицию на произведения писателя. В этом контексте Чехов, не скованный какими бы то ни было идеологическими установками и не примкнувший ни к одному из литературных направлений, предстает как фигура одинокая.

7. Поиски героями Чехова «истины настоящего Бога» и их мысли о правде, добре
   

красоте приводят к непрекращающимся спорам критиков и литературоведов о том, утверждал ли Чехов своими произведениями идеал. Мы стараемся доказать, что Чехов ставил под сомнение готовые истины, стереотипы, которыми руководствуются герои его произведений. Традиционно сильная позиция финала, в которой голос автора звучит в унисон с голосом героя релятивируется в произведениях Чехова различными способами. Идеал для Чехова – это проблема, а не готовая истина, нравственный императив. В мире Чехова симбиоз правды, добра и красоты поколеблен. Красота в произведениях Чехова – категория амбивалентная, она не выступает в единстве с добродетелью. Чехов разошелся со своими современниками-идеалистами, воспринимавшими добро и зло как антиподы. В художественном мире Чехова, как и в реальности, эти категории являют собой такое же неразрывное единство, как жизнь и смерть.

7. В произведениях Чехова нет героя-резонера. Чеховские идеалисты, мечтающие
   

о прекрасном человеке, о счастье, о будущем, далеки от образов положительных героев, которых будет требовать новая революционная эпоха. Герои Чехова живут сотворенными ими фантомами или исчерпавшими себя идеалами, уводящими от реальности, и в этом трагикомедия их жизни. Идеи Астрова о прекрасном человеке, об отдаленном будущем, рассмотренные в контексте марксистских проектов революционного преобразования общества, а также горьковской концепции утверждения сверхчеловека, со всей очевидностью показывают расхождение Чехова с «практическими идеалистами».

7. Поэтизация женской красоты, материнства, любви и гармонического брака связана в русской литературе XIX века с концепцией воспитательного и возвышающего назначения искусства. Красота в русской литературе XIX века – категория этическая, красота мыслится в единстве с добром. Противоречие между идеальным и реальным порождает в творчестве Гоголя, Достоевского, позднего Толстого антиномии: духовное – материальное, Божеское – дьявольское, что ведет к демонизации женской красоты, трагическому разрешению конфликта. Толстой деконструирует плотскую красоту. «Светло-эстетическое» и «темно-инстинктивное» начала воплотились у Тургенева в двух типах женщин. Женщина, несущая светлое, аполлоническое начало, – идеал, она воплощает в себе триединство правды, добра и красоты. Тургенев пытается некоторых героев, захваченных иррациональной силой страсти, порабощенных жрицами любви, вернуть к аполлоническому духу и примирить с женщиной-идеалом. Проекты гармонизации семейных отношений на рациональной основе по-разному представлены Гончаровым, последователем шиллеровской концепции единства духа и материи, красоты физической и нравственной, и Чернышевским, воспринявшим идеи Жорж Санд и воплотившим на практике и в творчестве утопию бесконфликтной семьи, основанной на тройственных союзах. Мужчина в произведениях Чернышевского, Гончарова, Тургенева, Толстого с разной степенью успеха берет на себя роль духовного наставника, учителя, Пигмалиона, создающего свою Галатею.
   
8. Идеи Шопенгауэра и Ницше повлияли на восприятие женщины в конце XIX века. Новое положение женщин на рубеже XIX – ХХ веков поляризовало мужскую часть общества, разделив его на защитников женской эмансипации (Ибсен) и ярых противников (Ницше, Стриндберг, Толстой). В декадентской зарубежной литературе сложился образ femme fatale, вызывающий мистический ужас у мужчин. Другая тенденция связана с травестийным изображением последствий женской эмансипации и супружеских отношений, что нашло отражение в массовой литературе – в трактате К.А. Скальковского «О женщинах. Мысли старые и новые». Н.К. Михайловский в статье «Дарвинизм и оперетки Оффенбаха» справедливо указал на то, что идеи Дарвина и Оффенбаха повлияли на умонастроения эпохи скептицизма. Как Дарвин, так и Оффенбах явились ниспровергателями идеалистического мировоззрения. В творчестве Чехова эти тенденции времени нашли непосредственное отражение. С разрушением идеалистического мировоззрения приходит и конец трагедии в ее классическом виде, что можно наблюдать в творчестве Чехова.
   
9. В чеховских произведениях, темой которых являются любовь и брак, отчетливо проявилась тенденция к деконструкции прежнего идеала женственности. Изменилось и соотношение ролей: мужчина, претендующий на роль Пигмалиона, терпит фиаско. Заново «переигрывая» известные читателю ситуации предшествующей литературной традиции, Чехов показал недолговечность идеалов, их временный, преходящий характер. Используя известные литературные типы, которые являлись носителями идеалистического сознания, Чехов в новом контексте обесценивал их прежнюю значимость.
   
10. Полемика с Толстым по вопросам любви, брака, женственности, нашедшая отражение во многих произведениях Чехова и особенно в рассказах «Душечка», «Ариадна», «Дама с собачкой», со всей очевидностью показывает его разрыв с идеалистическим мировоззрением XIX века.
    

Апробацией диссертации явились многочисленные выступления на научных конференциях в России и на Украине – в МГУ, РГГУ, в Мелихове, Таганроге, Санкт- Петербурге, на Сахалине, на Байкале, в Ялте, а также за рубежом – в Чехии, Словакии, Финляндии, Германии, Великобритании, США, Норвегии, Китае. Основные положения диссертации опубликованы в монографии и в ряде статей российских и зарубежных изданий. Концепция работы и отдельные ее положения используются нами в преподавательской практике в РГГУ.

^ Практическое значение диссертации в том, что предлагаемая концепция и анализ конкретных произведений могут найти применение в лекционных курсах и практических занятиях по русской литературе.

^ Структура диссертации. Данная работа состоит из четырех глав, введения, заключения и библиографического списка.


Основное содержание работы


Во Введении определяется предмет исследования, его цель и задачи, обосновывается актуальность работы, доказывается целесообразность выбранного подхода рассмотрения проблемы, уточняется терминология, делается краткий обзор существующих взглядов на проблему и методов подхода к ее решению.

Предметом анализа ^ Главы I «Чехов в контексте эстетических концепций второй половины Х1Х века» явились, с одной стороны, разногласия, существовавшие в середине XIX века между «реалистами» и «идеалистами» об идеале и действительности, а с другой стороны – полемика между «отцами» и «детьми», возникшая на рубеже XIX – XX веков в период кризиса идеалистического мировоззрения. В данной главе доказывается, что, какими бы разными по своим эстетическим принципам и стилям художественного воплощения ни были произведения русских писателей XIX века, они ведут к одной цели – возвысить читателя над действительностью, и критерии правды, добра и красоты в их единстве, несмотря на колебания выдвигаемых на передний план то одного, то другого компонента триады, являлись этико-эстетической константой идеалистического сознания.

Хотя борьбу с идеализмом начали вести в 1860-е годы «реалисты», мысль о том, что искусство воздействует на человека и его цель возвышать и облагораживать читателя, разделяли как «идеалисты», так и «реалисты» (материалисты в контексте второй половины XIX века).

Мы показываем, что Чернышевский, провозгласивший «новые» реалистические принципы в искусстве, а в его понимании это прежде всего миметическая и этическая функции, в единстве своем и представляющие суть прекрасного, не разрушал триаду правда, добро, красота, а лишь менял акценты. Хотя в своей диссертации Чернышевский полемически заявлял, что, проповедуя новый взгляд на искусство, он отрицает прежний «классический», он по существу не расходился с немецкими идеалистами, а вульгаризировал их учение. В эклектической концепции Чернышевского все подчинено тому, чтобы через искусство воспитать человека, заставить поверить в возможность счастливой жизни. В его формуле «искусство – учебник жизни» сосредоточены интенции писателя-просветителя, хотя и очевиден прагматический подход. Парадокс Чернышевского заключался в том, что он, последователь материалистической теории Фейербаха, позитивист, возглавивший в радикальных литературных кругах борьбу за реальное искусство и реализм, оставался, тем не менее, в рамках идеализма.

Атаки на идеализм приняли крайнюю и чрезвычайную форму в работах Д. И. Писарева. В частности, в статье «Идеализм Платона» (1861) Писарев говорит не только об абстрактности и отвлеченности теоретических построений Платона, но также и об их вреде и неприемлемости по отношению к жизни современного человека.

Вступивший в дискуссию Аполлон Григорьев, критик, не принадлежавший ни к одному из противоборствующих в 1860-е годы направлений, соединивший в своих взглядах славянофильство с философией немецкого идеализма, в статье «Реализм и идеализм в нашей литературе (По поводу нового издания сочинений Писемского и Тургенева)» обратил внимание на противоречие, присутствующее в оппозиции реализм – идеализм. Аполлон Григорьев справедливо считает, что, не имея четкого представления о том, что есть идеализм и реализм, нельзя и противопоставлять эти категории друг другу. Критик приходит к очень важному выводу о том, что идеалистический взгляд на мир не противоречит реализму, а, напротив, их взаимодействие дает прекрасный результат.

Достоевский дистанцировался от «реалистов» и вступил с ними в полемику. Он подчеркивал, что понимание того, что есть действительность, глубже и сложней, чем это представляется идеологам и теоретикам искусства, манифестирующим законы реализма. В своих декларациях Достоевский не приемлет ограничения искусства рамками, его регламентированности и предвзятости. Отвечая на вопрос, что есть действительность и как ее надо изображать, Достоевский непосредственно сближается с концепцией идеалистов и эстетикой Шиллера. В «Дневнике писателя за 1873 год» он говорит об относительности и субъективности нашего представления о реальности и о том, что художественная действительность – это рефлексия художника, его идея о мире, а не предметное копирование. Мир Достоевского, раздираемый противоречиями и построенный на антиномиях Содом – Мадонна, Бог – дьявол, близок эстетическим взглядам Шиллера. Рисуя ужасный, оскорбляющий нравственные чувства мир, художник, по мнению Шиллера, обостряет эстетические чувства читателя, заставляя его задуматься над происходящим, возвышая его над действительностью. Достоевский гораздо в большей степени, чем Чернышевский, расшатывает единство триады и сталкивает между собой все ее части, приводит их в состояние конфронтации, но, тем не менее, красота и нравственность в его художественном мире едины. Для Достоевского важнее, чем создать мир, аутентичный реальному, привести читателя к идеалу, возвысить над действительностью. А идеал для Достоевского -- Бог.

Мы также показываем в работе, что центральные идеи концепции Шиллера о единстве этического и эстетического в художественном произведении, о возвышающей и облагораживающей роли искусства органичны для творчества Толстого, несмотря на то что в трактате «Что такое искусство?» (1898) он меняет приоритеты, полемически выдвигая на первый план нравственность. Трактат Толстого, написанный после духовного перелома 1880-х годов, -- произведение в высшей степени противоречивое, отражающее собственные сомнения, метания – религиозные, нравственные – писателя, на протяжении всей жизни искавшего для себя этический позитив. Сочинение Толстого «Что такое искусство?» во многом было вызвано раздражением против эстетства французских декадентов. Толстой в полемике 1850 -- 1860-х годов, сам занимавший позицию аристократа-эстета, теперь почти повторяет предъявляемые Писаревым к искусству требования, в частности, он измеряет ценность искусства демократичностью и пользой. Толстой очень точно замечает, что суть нового искусства -- это эстетство, отделение красоты от нравственности. Нравственность для него -- высший критерий оценки художественного произведения. В нравственности для Толстого заключаются и правда, и красота. В статье «Добро в учении гр. Толстого и Ницше (Философия и проповедь)» (1900) Лев Шестов, сравнив «нигилизм» и безбожие двух, казалось бы, антагонистов – Толстого и Ницше, -- утверждает, что как русский писатель, так и немецкий философ, на протяжении жизни искали позитив, нравственную точку опоры, только шли к этому разными путями. Для Толстого почвой, идолом стало Добро, ему он посвятил свои проповеди и дела. Для Ницше идол – Сверхчеловек. Ницше, как его понимал и интерпретировал Шестов, был ниспровергателем готовых истин. Толстой в сопоставительном контексте выглядит оторванным от жизни проповедником, защищающим мораль ради идеала морали. С Ницше сближает Толстого и Владимир Соловьев («Три разговора»), почувствовавший богоборческий дух в произведениях писателя. Вместе с тем Соловьев, отстаивавший в своих работах идею единства правды, добра и красоты, в фундаментальном труде «Оправдание добра» (1897 – 1899), как и Толстой, полемизирует с новым пониманием морали Ницше.

В главе рассматривается то, как под влиянием идей Ницше, натуралистической концепции искусства Золя, западноевропейских декадентских тенденций в русской литературе появилось новое поколение писателей и критиков, которые отстаивали независимость искусства. Народническая критика выступила в защиту прежних идеалов. В статьях критиков-народников Чехов предстает как писатель без идеалов. С других позиций оценил скептическое отношение к идеалам в произведениях Чехова Лев Шестов.

Заглавие известной статьи о Чехове критика-народника А.М. Скабичевского «Есть ли у г-на Чехова идеалы?»(1892) -- симптоматично. Оно было адресовано не только молодому таланту, мастерство которого к 1890-м годам начали признавать, хотя недоумение по-прежнему оставалось, но и целому поколению литераторов этого периода. Критиков не могло не беспокоить то, что идеалистическое здание литературы XIX века, которое держалось триадой правда, добро, красота, с уходом Некрасова, Достоевского, Тургенева начало рушиться. Новое поколение литераторов, а к ним принадлежал и Чехов, вызывало тревогу оттого, что в их сочинениях не было главного – идеалов. Статьи Протопопова, Михайловского, Скабичевского показывают, насколько прочно утвердилась идеалистическая концепция в умах и как болезненно переживалось ее крушение.

Литераторы 1880-х годов почувствовали, что прежние идеалы не удовлетворяют, они стали восприниматься как некие химеры, своего рода фетиши. Первой манифестацией идей «детей» в печати принято считать дискуссию, развернувшуюся на страницах киевской газеты «Заря» в 1884 г. Выступление Н.М. Минского на страницах «Зари» предвосхитило знаменитую декларацию нового искусства, изложенную в лекции Д.С. Мережковского «О причинах упадка и новых течениях современной русской литературы» (1892). В чем же состояла суть дебатов? В статье «Старинный спор» Н.М. Минский отстаивает принципы чистого искусства и опровергает все тезисы шестидесятников и их новых последователей. Морализаторство в искусстве автор статьи считает «временным» и «суетным» и противопоставляет его подлинному искусству – «чистому» и «вечному».

В программной статье нового искусства «О причинах упадка и новых течениях современной русской литературы» Мережковский рассматривает русскую литературу в сравнении с западноевропейской и определяет первую как литературу гениев-одиночек. Поднимая актуальный и острый вопрос об отношениях между массовыми изданиями, «толстыми» журналами и культурным уровнем российской аудитории, Мережковский говорит о господствующей в литературно-журналистском мире иерархии, о безусловном авторитете «толстых» журналов и о губительности такой вертикали для культурного самосознания, когда писатель зависит от редактора, а редакторы «в своих литературных вкусах – неизлечимые моралисты и боязливые педагоги невзрослой толпы». Статья направлена против позитивизма, и в ней провозглашаются такие элементы нового искусства, как «мистическое содержание, символы и расширение художественной впечатлительности». Свое время Мережковский определяет как время двух противоположных тенденций – крайнего материализма и «самых страстных идеальных порывов духа». Рассматривая идеализм в искусстве главным образом как антитезу натурализму, Мережковский называет Чехова верным учеником Тургенева «на пути к новому грядущему идеализму» и так же, как и Тургенева, считает импрессионистом.

Популярность в России романов Золя и идей натурализма, которые привлекали молодое поколение писателей, наносили сокрушительный удар по идеализму. Натурализм противостоял по своей сути доктринам шестидесятничества и народничества, и это импонировало новому поколению русских писателей. Золя провозгласил свободу искусства от политики и религии, сосредоточившись на полном анализе какого-либо «куска действительности». По его мнению, литература должна ставить чисто научные задачи, стать частью физиологии в изучении организации человека, «механизма» его чувств и страстей. Изначальная цель натурализма не возвышение читателя, а наоборот, -- изображение зла в концентрированном виде. Гниение, распад, вырождение – объекты изучения и изображения художника-натуралиста. Очень точный анализ «экпериментального романа» и верные наблюдения над отличиями французского натурализма, в котором нет «учительской» направленности, от русского сделал Н.М. Минский в работе «Зола и экспериментальный роман».

Отсутствие «учительской» направленности в произведениях Чехова, его идейный индифферентизм, как определяла критика особенности творчества писателя, ставили в тупик. Михайловский сожалеет об ушедшем времени, когда между писателями и читателями была постоянная живая связь и когда писатель возвышался над действительностью, а его талант «светил и грел». Анализируя произведения молодых литераторов, критик задается вопросом: «Как может быть талантлива идеализация отсутствия идеалов?». Несомненно, этот вопрос относился и к Чехову. Не только критика рассматривала Чехова в контексте писателей-восьмидесятников, но и сам он в тот период считал себя частью «артели». Он словно испытывал комплекс неполноценности, сравнивая себя и свое «рыхлое», «скучное», больное поколение с «отцами», писателями «вечными или просто хорошими» (П.5, 133). Исповедуясь Суворину, Чехов прямо заявлял, что у него нет высшей цели, общей идеи, и ему некуда вести читателей. Чехов ниспровергал литературные авторитеты и в то же время на них оглядывался, долгое время он чувствовал себя неофитом в литературе и как писатель, начавший свою карьеру в развлекательных журналах, дорожил успехом у публики. И если у самого писателя хватило сил, по его выражению, «поднять подол» своей музе только перед Сувориным, то Лев Шестов заявил публично о том, что у Чехова не просто отсутствуют идеалы, но более того, «идеализм во всех видах, явный и тайный, вызывал в Чехове чувство невыносимой горечи». И это было симптоматично. На рубеже столетий идеи Ницше коренным образом меняли прежнее представление о классической философии и жизни, о соотношении этического и эстетического и пересматривали всю аксиологическую систему XIX века. Прежнее идеалистическое представление о том, что художник возвышается над действительностью и своим творчеством пробуждает добрые чувства, сменилось представлением о том, что красота стоит по ту сторону добра и истины. Шестов представил Чехова как человека, столкнувшегося с ничто внутри самого себя и окружающей его жизни. Идеалы, которые сформированы в сознании человека под влиянием воспитания, которые создавались на протяжении веков, чтобы объяснить смысл существования мира, обветшали и исчерпали себя. Философ также обратил внимание на очень важную особенность: «В рассказах Чехова много героев-материалистов, но с оттенком скрытого идеализма, по выработанному в 60-х годах шаблону». Это значит, что антиидеализм Чехова не есть противопоставление материализма идеализму, что традиционно могло бы определить драматургию и конфликт отношений героев-антиподов, например фон Корена и Лаевского. Материалист по образованию и убеждению, фон Корен -- идеалист по мировоззрению, он проповедует идеалы 60-х годов. Заслуга Льва Шестова состоит в том, что он показал драматизм и внутренний конфликт писателя, оказавшегося перед пустотой.

Как известно, первым, кто провозгласил ничто как данность, существующую в мире, и то, что человек заполняет это ничто им самим воздвигаемыми идолами и таким образом создает мир субъективного представления, был Ницше. Столкновение человека с ничто как своим alter ego – тема, которую воплотил в художественных образах старший современник Чехова норвежский драматург Ибсен. В статье «Победы и поражения (Жизнь Генриха Ибсена)» Шестов обратил внимание на то, что норвежский драматург утверждает в своих пьесах временность, недолговечность идеалов, их жизнь длится, по словам Стокмана, не более 20 лет («Враг народа»), что идеалы и ложь – это одно и то же, как считает доктор Роллинг («Дикая утка»), что более жизнеспособными оказываются те, у кого нет идеалов, – посредственность («Гедда Габлер»).

Как и Ибсен, Чехов – прекрасный пример для изучения генеалогии модернизма. Чехов -- выходец с «задворков» литературы, из бульварной прессы, врач по образованию и дарвинист по убеждениям, обреченный на болезнь и раннюю смерть, он, как никто другой, умел трезво смотреть в лицо судьбе и жить в предлагаемых обстоятельствах. И он, подобно Ницше, прошел путь преодоления (выдавливал из себя по капле раба) и восхождения и понял закон вечного возвращения, и привел своих героев к осознанию amor fati – «Умей нести свой крест и веруй», «Будем жить!». Эти слова, выстраданные героинями пьес «Чайка» и «Три сестры», -- знание, а не оптимистический призыв, знание, которое можно приобрести после разочарования в идеалах, воспринятых готовыми, на веру.

Эстетическую позицию Чехова трудно выявить. Однако ясно, что полемика об искусстве, развернувшая в конце XIX века, не оставила равнодушным и Чехова. Свидетельством интереса Чехова к дискуссии является рассказ «Письмо», который представляет собой спор двух приятелей о красоте и назначении искусства. Произведение не было опубликовано при жизни писателя, оно не имеет точной датировки. По поводу времени написания Чеховым рассказа мнения ученых разделились. Нет единогласия и в том, на какое толстовское произведение откликнулся Чехов – «Крейцерову сонату» (Д.Н. Медриш) или на трактат «Что такое искусство?» (З.С. Паперный, В.Я. Лакшин). По всей вероятности, Чехов откликнулся не столько на конкретное произведение Толстого, сколько на его концепцию искусства в целом, а также на споры между «отцами» и «детьми», затронувшие и его самого. Избранный жанр свободной дискуссии дает возможность писателю представить нейтрально разные позиции. Хотя в «Письме» приведены противоположные точки зрения на значение прекрасного, спорящие сходятся в том, что красота не есть правда. Чехов строит диалог, как и полагается по законам классической риторики, как тезис и антитезис, но в конце не приводит к ожидаемому синтезу, искомой истине. Спор между двумя друзьями остается незавершенным. Ответа на вопрос, каково назначение искусства, в рассказе нет. Как нет ответа на этот вопрос и в других произведениях Чехова, где герои размышляют или спорят об искусстве, например в повести «Три года», «Скучная история», в пьесе «Чайка». Возможно, рассказ – рефлексия самого автора об искусстве, и он обозначил в нем те вопросы, которые задавал сам себе, сталкивая pro et contra. Однако своим незавершенным произведением и его неожиданной иронической развязкой Чехов в очередной раз поставил нас перед загадкой. Не посмеялся ли писатель над спорами своих современников, которые ни к чему не ведут?

В пьесе «Чайка» герои дискутируют об искусстве – литературе и театре. Мнения, высказываемые персонажами, совпадают с позициями современной Чехову критики и его собственными представлениями о рутинности искусства, о необходимости поиска новых форм. Хотя дискуссия остается незавершенной, ясно одно, что искусство и творчество связаны с верой. Искусство -- это долгий путь познания, обретения и потерь. Интересно, что размышления Чехова об искусстве и Боге перекликаются. После «Чайки» в 1897 г. он сделал запись в дневнике: «Между “есть Бог” и “нет Бога” лежит громадное поле, которое проходит с большим трудом истинный мудрец» (С. 17, 224).