Ирина Губаренко поэтические медитации стихи. Рассказы. Зарисовки Киев - 2005

Вид материалаРассказ

Содержание


Старый поезд в новый век
Декабрь 1994 г.
Память сердца
1994 г. Призыв Вернуть! Всё вернуть!
Вернуть! Всё вернуть!
Ноябрь 1994 г.
Декабрь 1994 г.
Декабрь 1994 г.
Декабрь 1994 г.
Декабрь 1994 г
Декабрь 1994 г.
Январь 1995 г.
Ноябрь 1997 г.
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   15
^

СТАРЫЙ ПОЕЗД В НОВЫЙ ВЕК


* * *

Все мы – дети прошедшего века,

Зло глядящие в век иной.

Мы признали в себе человека,

Но пошли на него войной.

Все мы – трусы, рожденные в страхе,

Подчиненные ритмам судьбы,

Распинаем себя на плахе,

Разбиваем чугунные лбы.

И, смежая века, как веки,

Мы себе не хотим простить,

Что, рожденные человеком,

В жизни им мы не можем быть.

На себя идем войною,

Бесполезностью этой давясь.

Как колоссы с больной головою

И энергий космических грязь.

Мы несем непосильное бремя,
Вопрошаем – за что и зачем?

Ни к чему не пригодное племя,

И себе не нужны совсем.

1994 г.

* * *

Зима… И кажется, что снова

Декабрьский снег похож на дождь.

В нем каждая снежинка внове,

В нём каждое паденье – ложь.

И нет пределов осознанью,

Что этот мир всего лишь сон,

В нем нет ответного желанья

С привычно грустной рифмой «стон».

А завтра – пассажирский поезд,

Вагон, перрон, вокзальный быт.

Там неоконченная повесть

Шагами по зиме следит.

И в переполненном плацкарте

Дыханьем смрадным дребезжа,

Распнет себя в глухом азарте

Моя забытая душа.

Ах, новый год как будто скоро,

Но старый поезд в новый год

Уедет. Из небесных створок

Его дождем проводит Бог.

^ Декабрь 1994 г.

* * *

Только не надо выделяться

И привлекать к себе беду.

Принять бесстрашно надо братство

Тех, кто постиг свою судьбу.

Кто не хотел распоряжаться,

Но в страхе бросил удила

И средь иллюзий и оваций

Бездарно выпал из седла.

И кто в безудержной браваде

Забыл, как полный идиот,

Что тихими шагами сзади

За ним неслышно Смерть идет.

1994 г.

^ Память сердца

Память сердца – это просто звук

Падающих капель в тишине.

Память сердца – это просто стук

Тонких рук дождя в моем окне.

Сердца память – это если вдруг

Захотелось плакать ни о чем,

Если даже самый близкий друг

Не поможет, не спасет ни в чем.

Иль, возможно, это только сон,

На рассвете снящийся опять?

Или это просто стон –

Не сдержать его и не унять.

Память сердца – памятный закон

О единстве всех времен дождя.

Память сердца – это если он

Ускользнул внезапно от тебя,

Но опять к тебе вернулся в снах

Образом на старом полотне.

Это эхо или просто крах,

Бьющийся дождем в моём окне.

1994 г.

* * *

Смерть наступила в ноябре

Метельным, непроглядным утром.

Сидели рядом мы, в тепле,

И даже плакали как будто.

Метель мела у нас в сердцах,

Там было холодно и колко.

Я помню страх в твоих глазах

И помню, как мне было горько.

Потом брели мы сквозь метель,

А смерть всё ближе подходила.

В душе оторванная дверь

Скрипела в такт метельной пыли.

Слова звучали: «Не позволь

Меня убить своей гордыне».

Шептал мне кто-то: «Я любовь!

Неужто ты меня отринешь?»

1994 г.

Сонет

Волною душной яростных желаний

Смывает разум, бьющийся в тисках.

Что, если не одна игра сознанья –

Моей садханы непрерывный крах?

Быть может, то космическое солнце

Так ослепило мой незрячий глаз,

Что больно, очень больно, не дотронуться,

Не устоять на светлых берегах.

И вновь вопрос о чистоте мотива.

И вновь вопрос вопросов: кто же я?

Вчера – вино домашнего разлива,

Сегодня пьяных мыслей метушня.

Как устоять пред пагубой страстей?

Как не сгореть в огне судьбы своей?

^ 1994 г.

Призыв

Вернуть! Всё вернуть!

Не об этом ли песни поются,

И плачет Душа не о том ли в ночных небесах?

Обманом прошедшего сладко упиться, уткнуться

В колени ладонями, роясь в безудержных снах.

Вечерний запой отграничит недавнюю трезвость,

И мыслей обвал, как не бывшее, перечеркнет.

Вчера не вернется, что завтра, не знаю, но между

Река наших судеб уже не река, – ручеёк.

Дыханье твое так ритмично, так сказочно близко!

Его я впитаю, как влагу, в бессоньи своём.

Любовь невозможна без некоей степени риска.

Любовь нереальна, когда она кажется сном.

Люблю без ума! – вот градация первого лета.

Люблю без границ! – это лета второго мотив.

Свою обречённость творю, как создание света,

Плыву в никуда, откликаясь на чей-то призыв.

Щемящая нежность… – то третье лето настало.

В нём нет беззаконья,

В нет в нём безумья страстей.

Мой плот пришвартован, уже у причала,

Круги на воде, будто схема извечных путей.

Четвёртое лето. Хочу возвратиться обратно,

Но нету дорог, уводящих нас прочь от любви.

Свои силлогизмы бормочет мне Вечность невнятно.

Что было – уплыло, неведомо, что впереди.

^ Вернуть! Всё вернуть!

Не об этом ли сонное пенье?

Рыдает в том сне Мировая Душа.

В созвездии нот зашифровано Откровенье.

Назад нет пути. Я безмолвно гляжу в небеса.

^ Ноябрь 1994 г.

После прочтения…

Не устаю я верить в чудо

Да в свой светящийся тоннель.

Я буду знать или не буду,

Что мне до этого теперь?

Твоих неписаных законов

Умом, мой Боже, не понять.

И гаммы старого Ганона

Ласкают пальцы, и со звоном

Тарелки в кухне моет мать.

Не устаю я верить в счастье

Да в воскресение любви.

В колоде плен червонной масти,

Звучат знакомые шаги,

Виски покрылись сединою,

Печать печали, боль в глазах

Незримый нимб над головою

И горностаи на плечах.

В себя не устаю я верить,

Да в долгий непрерывный путь.

В судьбе распахнуты все двери,

И нет в ней места для потери,

В ней вечно будет кто-нибудь!

^ Декабрь 1994 г.

Зеркальное

Лунный туман опустился на землю,

Есть ещё время, не сыгран финал.

Ночь всё освятит, ночь всё приемлет,

А день не вернется, от нас он устал.

Ангелов слышу я тихое пенье.

Нет невозможного ночью чудес.

Есть ещё время, но нет мне спасенья.

Лунные лики льются с небес.

^ Декабрь 1994 г.

Рассвет

Ты, конечно же, помнишь этот рассвет?

Как он дрёмно глядел из-под радужных век,

Как игриво сливался с зеленой листвой,

Как огнисто взрывал парашют золотой,

Как раскатом своим целовал купола,

Как бросал в наши души искры тепла,

Как дрожали мы, за руки взявши рассвет,

Ты, конечно же, помнишь.

Я, может быть, нет.

^ Декабрь 1994 г.

* * *

Я обретаю тонкий смысл

Пересеченья наших судеб.

В них много точек, общих точек,

Хоть непохожа жизнь на жизнь.

Черчу я график наших чувств,

Чтоб угадать, что дальше будет,

Цветным карандашом любви пишу записку:

«Берегись!».

Я постигаю тайну слов, их странное переплетенье,

Один мотив, одна печать – немые стены злой тюрьмы.

Прозрачно все. Понятно все на бесконечное
мгновенье,

Ну, а затем иные сны с определеньем прежним: «Мы».

Ах, будет ли когда-нибудь

Развязка этой длинной пьесы?

Катарсис близок. Суть конфликта неисчерпаема
в веках.

Котурны сняты, и у нас давно другие интересы,

Хоть за бесславную игру нас зритель носит
на руках.

Снимаю маску. У тебя лицо как будто
кем-то стерто,

А значит снова, как и встарь,

Мне Жизнь прошепчет: «Воскреси!».

Цветным карандашом любви

Я начертаю профиль гордый,

Под ним привычно распишусь: «Я. ТЫ. И БОГ.

А значит – МЫ»

Декабрь 1994 г.

* * *

Тебя удерживать не стану,

Но пусть останется со мной

Твой запах уловимо-пряный

Да купол неба за стеной.

В его немыслимой лазури

Я растворю твои черты,

Чтоб в первый миг весенней бури

Спросить у неба, где же ты?

Ненастью побежав навстречу,

Тебя впитаю в нем до дна.

Пусть дальше будет долгий вечер,

В нём ты – во мне, и тишина…

^ Декабрь 1994 г.

Моя любовь

В опустевший дом моей любви

Я войду походкой неживою.

Непонятно, как здесь можно жить, –

Даже крыши нет над головою.

Паутина стены оплела,

По углам скопленье старой пыли.

Ни души. Ни звука. Вот дела!

Непонятно, как здесь раньше жили?

Но слышны в подполье голоса.

Неужели кто-то замурован?

Невидимкой я спущусь туда,

Чтоб расслышать сказанное слово:

– Это я! Зачем меня от всех

Укрываешь ты в гнилом подполье?

Разорви безжалостную цепь,

Возврати желанную мне волю!

Не молчи, поговори со мной,

Хоть тебе вовек не оправдаться.

Отчего, скажи, твоя любовь

Равносильна, равнозначна рабству? –

Но ответить на вопрос я не смогу,

Убегу, чтобы не слышать стонов,

Хоть пообещаю на бегу

Отпустить ее с вечерним звоном.

Но решусь ли слово я сдержать,

Или не вернусь в свое подполье?

Просто стану часто вспоминать,

Как носилась со своей любовью.

14. 12. 1994 г.

* * *

Я постигаю жизнь посредством рифм негладких,

Я загоняю жизнь в железную строку,

Я ощущаю жизнь от взлета до посадки,

Взнуздав, как скакуна, на бешеном скаку.

Но иногда она мне не дается в руки,

Но исчезает смысл и рушится строка,

Но издает орган убийственные звуки,

И на себя сержусь: не рифмы – чепуха!

Ты понимаешь жизнь, что не бывает гладкой,

Ты можешь ей простить любой сумбур судьбы,

Ты светишь мне рассветною загадкой

И любишь не меня…

Но все же ты – как жизнь.

^ Декабрь 1994 г.

* * *

И градом новых слёз

не смыть всегдашней грусти,

и в свете сотен ламп

в душе темным-темно,

к Принцессе на порог

вас снова не допустят,

не растворят в ночи

заветное окно…

И если ни о чем

захочется поплакать,

придите невзначай

к вратам иной судьбы,

укройте свои сны

дождем увядших маков

и попросите в долг

кусочек тишины.

Но захохочет вдруг

Принцесса-несмеяна,

припомнивши на миг

вчерашний анекдот.

И опустеет трон,

раздастся крик: «Осанна!»,

и дикий ураган

вас в небо унесет.

Там свадебных торжеств

пронзительное «горько»

вас оглушит на час.

Но что же это? как?

Всегдашних ваших грез

хватило лишь настолько,

чтоб превратить мечту

в нестоящий пустяк!

И снова та же грусть,

и снова те же мысли,

хотелось тишины,

но нет ее нигде.

Играет вашу роль

удачливый завистник,

а вы глядите вслед

исчезнувшей Судьбе…

^ Январь 1995 г.

* * *

Накинь покровы тайны

На сказочный мой сон.

Был странно-неслучайным,

Был дымно-пряным он.

В нём памятные вехи

Младенческих потех,

В нём взрослые огрехи

Не латаных прорех,

В нём пьяных оргий буйство

Царит в монастырях,

В нём злостное холуйство

С улыбкой на устах,

В нём ты – чернее снега,

В нём ты – белее зла,

Так дико непотребна,

Так святочно смела!

В нём я перед тобою

В плаще привычных грез,

С осеннею тоскою

Заплаканных берез.

Январь 1995 г.

* * *

А мне все чудится, что ты войдешь в трамвай

И скажешь мне: – Привет! Вот это встреча!

Давно не виделись, сто лет. Давай

Событье это как-нибудь отметим.

Пойдем в «Старуху», сядем за столом

У сводчатой заплеванной колонны,

И в кофе по-турецки подольем

По пятьдесят для скорого разгона. –

Ты спросишь между прочим: – Как дела?

Рассказывай про все, что интересно. –

И мне покажется, что лишь позавчера

Сидели вместе мы и пели песни,

Стихи читали, за покровом слов

Скрывая ловко подлинные чувства,

Друг перед другом милых чудаков

Разыгрывая с помощью искусства.

И танцевали, вырвав у судьбы

Прощение за прошлые прощанья,

И любовались нашим новым «ты»,

И обнимались перед расставаньем.

Всё это было краткий миг тому,

Хоть мы не виделись сто лет, понятно.

Часы на башне хрипло полночь бьют.

Пустой трамвай. Крещенская загадка.

23. 01. 1995 г.

* * *

Мне не хватает тишины,

И дольних грёз ночного пенья,

И вдохновенья в воскресении…

Мне не хватает тишины.

Мне не хватает тишины,

Как будто первого причастья,

Как будто исповеди страстной

Мне не хватает тишины.

Мне не хватает тишины,

Как будто выхода из круга,

Как будто сказочного друга

Мне не хватает тишины.

Но вот, едва лишь тишина

Намеком легким отзовется,

Шутя, колен моих коснётся,

Как уж страшит меня она!

Меня пугает тишина

И обостреньем осознанья,

И напряженьем ожиданья

Меня пугает тишина.

Мне не хватает тишины,

Но тишина меня пугает.

Куда стремится дух? Кто знает!

Я снова сплю и вижу сны,

Но в них мне мало тишины.

Март 1995 г.

Встреча

Вот я – семнадцать лет назад,

И тот же перевес мозгов над телом,

И те же планы, встроенные в ряд,

И также шарф повязан неумело.

Со мною рядом маленький щенок,

Нелепое, доверчивое счастье,

И также путь мой гордо одинок,

И также я своей мечты во власти.

Я на себя смотрю: семнадцать лет

И то, что только сбудется когда-то,

За годом год сейчас сошли на нет,

Зачитаны, забыты, непонятны.

И только я, да юный мой терьер

Идем неспешно, прошлому навстречу.

Привет, двойник! Семнадцать лет, привет!

Вам улыбнусь сквозь годы: добрый вечер!

31. 03. 1995 г.

Т. П.

Нам знать дано лишь то,

Что Вечность нам дана,

Как счастье, как надежда на полет.

Но в горле застревает обидная слюна:

Как жаль, уже и водка не берет!

Ужасно жаль, что знать

Нам вовсе не дано,

Что эта жизнь – совсем не наша боль.

Как пыжимся мы быть!

Но это же смешно –

Всегда играть навязанную роль.

И, Боже мой, как жаль,

Как трудно нам понять,

Что счастье близко, рядом, тут.

Привычней глупый страх

С желанием удрать,

Пока на вечный срок не заметут.

Бессонные огни в распроданной душе

Ужели мы не в силах погасить?

Бредем вокруг себя без цели, налегке

И машинально просим: – Жить!

3. 04. 1995 г.

* * *

Это все придумано не нами.

Это все предсказано давно.

Только птичий крик под небесами.

Только в Вечность черное окно…

8. 04. 1995 г.

* * *

Так долго длилась эта малость,

Что у непрожитой страны

Скопилась исподволь усталость,

Умножив тяжесть тишины.

Так долго не было ни звука,

Что кто-то, словно второпях

Терзал несбыточную муку,

Развесив пальцы на ветвях.

Так долго краткое мгновенье

Вселяло в сердце страх зимы,

Что оборвалось вдохновенье

Со стоном лопнувшей струны.

За миг Божественной длинноты

Хотелось жизнь свою отдать,

Но лишь растерзанные ноты

Напрасно тщились песней стать…

Сентябрь 1996 г.

К А

Я говорю про всё подряд,

Что сердцу мило и причастно,

Я говорю на разный лад

Про то, что трепетно и ясно:

Чтоб вновь засеребрился луч

В моих истраченных ладонях,

Чтоб вышло счастье из-за туч

И обнялись бы мы в поклоне.

Вновь равнодушно-грубый зал

Нам рукоплещет, но не внемлет;

Вновь скорый поезд, вновь вокзал,

Который мир шутя объемлет.

И вновь слова… Из этих слов

Судьба-злодейка цепь свивает.

Я вновь раба, ведь для рабов

Надежда горькой не бывает.

20-21. 11. 1997 г.

К себе

Хочу найти я часть

Изломанного круга,

Хочу к ногам припасть

Утраченного друга.

Хочу, чтоб тихий сон

На час ко мне вернулся,

Хочу, чтоб долгий стон

Вдруг песней обернулся,

Хочу… но толку что

Желать без основанья!

В конечное ничто

Стремит мое сознанье.

В неясное зачем

Я падаю без звука,

Наследницей систем,

Чья цель – земная мука.

Но если тихий сон

На миг ко мне вернётся,

Пусть непрерывный стон

Вдруг песней обернётся.

^ Ноябрь 1997 г.

Моему городу

Вот осень сердцем шелестит,

Листая дней моих страницы,

Печаль моя опять не спит,

Опять мне старый город снится.

Его зеленая листва

И наша осень так несхожи!

Его шептуньи-дерева

Мне все твердят одно и то же:

– Тебе прийти сюда нельзя,

Знай, не бывает возвращений.

Здесь не живут твои друзья,

Тобой забытые из лени.

Твоя любовь уже давно,

Давно другому стала сниться.

Костер потух, но все равно

Ты вечно будешь к нам стремиться. –

Мой город! За двадцать шагов

Тебя уже не различаю.

О город мой, не надо слов,

Ведь я еще не возвращаюсь.

Мне б лишь на каждой мостовой

Свои шаги опять услышать,

Чтобы не стать навек немой,

Чтобы печаль свою утишить.

Мне б только выстоять в борьбе,

Сражаясь с долею другою,

Тогда приду опять к тебе

Я с непокрытой головою.

Ведь эта истина стара,

Что мы не раз живем на свете,

И тех, с кем были мы вчера,

Сегодня осень грустью метит.

Листая судеб череду,

Своей судьбы лишь тень уловишь…

Дождись, мой город, я приду,

И ты меня не остановишь!

21. 11. 1997 г.