Творчество м. Ю. Лермонтова в контексте русского духовного самосознания

Вид материалаДиссертация

Содержание


В третьей главе «Православие и русское национальное самосознание в духовном контексте творчества М.Ю. Лермонтова»
В первом параграфе «Христианские мотивы в поэзии М.Ю. Лермонтова (философский аспект)»
Шестой параграф – «Символика мотивов «пустыни», «пути», «свободы и покоя» в системе Православного мышления М.Ю. Лермонтова».
Четвёртая глава «Поиск истины как явление национальное в творчестве М.Ю. Лермонтова»
Во втором параграфе «Концепция мысли народной в стихотворении «Бородино»
Третий параграф – «Гуманизм – свойство русского генотипа в героико-патриотической поэзии М.Ю. Лермонтова».
В четвёртом параграфе «Проявление «жизни и сердца» и его созерцания в процессе творческого самопознания»
В пятом параграфе – «Мотивы «судьбы и воли» в русском национальном генотипе» –
В «Заключении»
Основные положения диссертации отражены в следующих публикациях автора
Подобный материал:
1   2   3   4
«древнем роде» («Заблуждение Купидона», «Цевница», «Пир», «Пан»); демонизмом («Мой демон» («Собранье зол его стихия…», «Пир Асмодея», «Мой демон» («Я не для ангелов и рая…»); ночными видениями («Ночь I» («Я зрел во сне, что будто умер я…»), «Ночь II» («Погаснул день! – и тьма ночная…»), «Гроза» («Ревёт гроза, дымятся тучи…»), «Ночь III» («Темно. Всё спит. Лишь только жук ночной…), «Кладбище» («Вчера до самой ночи просидел…»); пророчеством («Пророчество», «1831-го июня 11 дня») и нарочито исповедальным автобиографизмом, создаёт необычный характер рассказчика. Познавая себя, Лермонтов шёл своим путём, – не от книжных реминисценций, а от жизни. Сказанное подтверждается незаконченным романом «Вадим» и стихотворением «Нищий», где этюд с натуры перерос в хорошо продуманное законченное произведение.

^ В третьей главе «Православие и русское национальное самосознание в духовном контексте творчества М.Ю. Лермонтова» – обстоятельнее, чем в других, обращается внимание на духовную сторону таланта Лермонтова. Здесь проделана попытка рассмотрения его произведений в контексте православной этноэтики, составляющей русскую идею. Глава состоит из шести параграфов.

^ В первом параграфе «Христианские мотивы в поэзии М.Ю. Лермонтова (философский аспект)» – исследуется отношение Лермонтова к религии с религиозно-философской точки зрения. Законы Небесного Отечества Бог выразил через посланника своего Иисуса Христа в кратко и афористично изложенных заповедях. Они неукоснительно выполнялись Лермонтовым на протяжении всей жизни. Первая из них связана с верой в Бога. Для писателя, детство которого прошло в религиозной семье (бабушка была богомольным человеком, в комнате её постоянно находились иконы, среди них самый почитаемый ею лик Спаса Нерукотворного), вера в Бога в доме была само собой разумеющейся. Православное миросозерцание стало внутренним укладом жизни внука. М.Ю. Лермонтов крещён в Церкви Трёх Святителей (Василия Великого, Григория Богослова и Иоанна Златоуста) в Москве у Красных Ворот. Влияние предметов культа (образа, кресты, лампадки, свечи), с которыми каждодневно встречался юный Михаил, несомненно. Дабы быть ближе к Богу, бабушка построила домашнюю церковь (при наличии сельской церкви) в память своей умершей дочери, Марии Михайловны. Известны факты, когда Лермонтов, будучи ещё в детском возрасте, крестил в Тарханах крестьянских детей.

Свои письма к внуку бабушка Лермонтова частенько заканчивала благословляющими обращениями: «Христос с тобою, будь над тобою милость Божия». По мемуарным источникам видно, что, когда он выходил из дому, бабушка крестила его с произнесением молитвы. Семья Арсеньевых жила так же, как большинство православных дворянских семей в России. Проблемы верить или не верить в Бога у них никогда не стояло – вера принималась как данное, как само собой разумеющееся, в том числе и М.Ю. Лермонтовым. Они ходили в церковь, молились Богу, носили нательные крестики. Нет сомнений в том, что Православие наложило заметный отпечаток на всё творчество Лермонтова, понимаемое им как «один из путей к Богу». В диссертации исследуется не то, в какой мере религиозен писатель (сомнений здесь не может быть), а то, как связано его творчество с религиозным мировосприятием, что даёт возможность вести разговор об особенностях менталитета русского человека, изображаемого Лермонтовым.

Православие у Лермонтова проявляется в нескольких аспектах: 1/ как медитативное переживание молитвославных дум лирического героя православного исповедания – «Молитва» («Не обвиняй меня, Всесильный…»), «Молитва» («Я, матерь Божия, нынче с молитвою…»), «Молитва» («В минуту жизни трудную…»); 2/ как поэтическое воплощение в произведениях о звёздном мироздании, и о человеке-образе, и подобии Божиим («Азраил», восемь редакций «Демона», лирические произведения); 3/ в форме художественного истолкования сюжетов Ветхого Завета и Нового Завета – Апокалипсиса (эпиграф к поэме «Мцыри», поэма «Демон», отдельные главы поэмы «Боярин Орша»). Молитвословие – одна из важнейших сторон созерцания православного М.Ю. Лермонтова. Нельзя сомневаться в возможности объединения художественной литературы с молитвословием. Приведённые примеры из Лермонтова отвергают эти сомнения. По мнению знатока религиозных проблем в художественной литературе Т.К. Батуровой, «связь богословия и поэзии вполне естественна, исторически обусловлена, ибо они имеют одну Божественную основу».14

Для Лермонтова Творец везде: и в желтеющей ниве хлебов; и в «звуке ветерка», пролетающем в полуденном лесу, и в «малиновой сливе», прячущейся в саду; и в сладостной тени «зеленого листка»; он появляется «румяным вечером иль утра в час златой», и «когда студёный ключ играет по оврагу». В минуты особого умиротворения, когда природа навевала на него благолепие Господне, он, погружая мысль в какой-то легкий сон, становился настолько откровенным, что не мог удержаться от признания. Строчки Лермонтова о Боге много говорят сердцу православному, тем, кто во времена житейских неурядиц обращает ищущий взор к святым иконам, кто просит у Богородицы помощи и защиты. Это своеобразный гимн Святости, и здесь Лермонтов народен.

Содержание второго параграфа «Благодарность» М.Ю. Лермонтова и русское Православие» построено в дискуссионном ключе. Анализируя работы послереволюционного периода на религиозные темы, встречаешься с непомерно частым выделением богоборческих мотивов в творчестве поэта. Причём, нередко делается это в отрыве от текста, путём субъективной интерпретации. Надуманная однолинейная богоборческая схема не является объективной. В указанном параграфе развёрнута дискуссия с поэтом В.Ф. Ходасевичем и известным литературоведом и богословом М.М. Дунаевым относительно того, к кому обращается создатель «Благодарности». Диссертант, ссылаясь на мнения современных учёных литературоведов, доказывает неправомерность под обращением «тебя» предполагать Бога.

Подлинно народное произведение то, в котором выражен духовный потенциал нации. Таким шедевром, анализируемом в третьем параграфе, является «Песня про царя Ивана Васильевича, молодого опричника и удалого купца Калашникова (рассматривается как культурно-исторический аспект)». Русская идея, проявляющаяся в размышлениях и поступках её героев, включает в себя представление о христианском Православии. Модель православного Господа понимается автором «Песни про царя Ивана Васильевича, молодого опричника и удалого купца Калашникова» как триединство: Бога-Отца, Бога-Сына и Бога-Святаго Духа. Автор исследования подробно освещает русский генотип Степана Парамоновича, православного вероисповедания, призывающего меньших братьев любезных, коли понадобится, выходить на бой, отомстить и за брата старшего, и «За святую правду-матушку». Небезгрешен Степан Парамонович, поэтому, зная молодость братьев, говорит им: «На вас меньше грехов накопилося, Так авось Господь вас помилует!» (II,15). Калашников не отличается от других москвичей. Мощь кулаков своих не преувеличивает, зная о тренированной силе Кирибеевича, не единожды тешавшего на кулачных боях царя–батюшку. Готовится он к поединку не для потехи царя, а для того, чтобы наказать своего обидчика.

Прощаясь со своими «братцами кровными», Степан Парамонович ещё раз напомнит о своей вине и попросит их помолиться в церкви Божией за его душу грешную. Неужели он перед Богом виноват? Русский, православный человек, отвечает перед Богом не только за действия, но и за помыслы, а ведь он уже накануне кулачного боя задумал нехорошее, расходящееся с заповедью Божией («Не убий!»). Бог простил своего раба Божиего, защитив его крестом… И всё-таки он сам, не имеющий возможности придти в церковь, просит об этом своих братьев. Такой поступок лишний раз подчёркивает, что есть Бог для справедливого, мужественного и честного в своих действиях и помыслах Степана Парамоновича, смело вставшего на защиту справедливости. Поскольку он выражает характерные особенности поведения русского человека, то Бог для него есть нечто совершенное, абсолютное, непостижимое, не подлежащее сомнению. Эстетика русской идеи не только придавала новизну лермонтовскому шедевру, но и, в определённой степени, предоставляла свободу художнику от всякой регламентации, диктуемой законами устного народного творчества.

Сложно раскрывается тема «религиозных мотивов» в поэме «Демон». Этой проблеме посвящён четвёртый параграф – «Проверка красотой и любовью (религиозные мотивы в поэме «Демон»)». Здесь, пожалуй, больше вопросов, чем ответов. Не было такой эпохи, когда бы не дискуссировали о поэме. В работах С.А. Андреева-Кривича, В.Н. Аношкиной, И.Л. Андроникова, Н.Л. Бродского, Л.Я. Гинзбург, Д.А. Григорьева, А.М. Докусова, В.А. Мануйлова, Д.Е. Максимова, А.Н. Михайловой, А.Н. Соколова, Б.Т. Удодова и др. содержится много интересных наблюдений и ценных выводов. Несмотря на большое количество работ, окончательную точку ставить рано из-за наличия разных взглядов, прежде всего, на образ главного героя.

Проблема русской духовности, выражаемая в философских категориях «добра» и «зла», персонифицированная в образах Бога, Демона и Тамары, проходит проверку через «красоту» и «любовь». Драматическая сцена диалога двух центральных персонажей потрясающа по своей психологической значимости. Написана она в возвышенной эмоциональной форме, здесь герой мыслит, говорит, действует открыто вызывающе, признаваясь во всём: не только в чувствах любви, но и в страданиях, и в безмерной гордыне, и в коварных замыслах по отношению к возлюбленной. Здесь открытое обольщение: Демон «знает», что губит Тамару, знает, что не свободен перед Богом, но губит красоту, будучи носителем Зла по натуре. О любви уже нет никакой речи. Сатане душа человеческая была нужна. В поступке Демона нет апофеоза личности, который был в первых строфах. В произнесении клятв Демону нет равных. Становясь на некоторое время земным для достижения своей далеко идущей цели, он готов на всё, тем более что возлюбленная продолжает поддерживать разговор. А на её вопрос о присутствии Бога служитель Ада явно прибегает к откровенной лжи: «Мы одне…А бог! На нас не кинет взгляда: /Он занят небом, не землёй!» (II,106).

Вся напыщенная страстями клятва Демона – не что иное, как вызов Богу, продолжение с ним явной и скрытой вражды. Многое дано Сатане, власть его огромна, но не беспредельна, нельзя его, как оказалось, вылечить красотой и любовью, нельзя разжалобить жалостью. В западноевропейской литературе нередки сюжеты о продаже души Дьяволу. По Лермонтову, душу нельзя продать Сатане, ибо она не продаётся и не покупается: продать или купить можно состояние, честь и совесть, а душа принадлежит Богу, лишь только он хозяин душ Вселенной.

Лермонтов в последних редакциях всячески пытался принизить героический пафос Демона. Так, он отказался от строчек, подчёркивающих влияние Демона на Тамару; в ранних списках они были известны многим любителям словесности, в том числе В.Г. Белинскому, переписавшему поэму и особо выделявшему её богоборческий смысл: «исполинский взмах, демонический полёт – с небом гордая вражда». Как раз эти строчки и не включил поэт в последний вариант, отказавшись, таким образом, от богоборческих мотивов. Православная религия, учения Святых Отцов свидетельствуют, что Сатана настолько погряз во зле, настолько привык к грехам, что примирение его с Богом невозможно. Лермонтов в последней зрелой редакции поэмы пришёл именно к такому выводу.

Противоречивость, являющаяся составной частью генотипа русского человека, сказалась на излюбленном художественном приёме Лермонтова – антитезе. Эта особенность выявляется в пятом параграфе – «Выражение антиномии и цельности русского характера в художественном тексте Лермонтова». Замечено, что его стихи отличаются остротой конфликтов, так как построены на контрасте ключевых мыслей, связанных с философскими понятиями Земли и Неба, героя и среды, прошедших эпох и современной для автора жизни, природы и общества, желаний и возможностей. Причём, контраст как структурный принцип используется во всём многообразии. Антитеза проявляется в композиционном построении (противопоставление сюжетных конфликтных ситуаций, расстановка персонажей в прозаических произведениях, поэмах, драмах, построение строф), через конкретные столкновения героя с жизненными обстоятельствами. Этот приём может охватывать всю систему образов, представлений, отдельных синтаксических конструкций, выстроенных в прямой, резкой и даже неожиданных формах, а может выступать в отдельно взятом произведении – в гармоническом сочетании ритмико–интонационных приёмов («Тучи», «Утёс». «На севере диком…», «Горные вершины», «Родина»…). Такой контраст перерастает в мировоззренческий гносеологический феномен, обретая новую жизнь, полную художественных неожиданностей.

Поэт, обладающий русским архетипом мышления, прибегает к антитезе, чтобы точнее передать психологическую противоречивость характеров героя, будь то в поэзии или в прозе. В «Герое нашего времени» конфликт в широком смысле слова разрешается между личностью и «водяным обществом», а в узком – в различных, как правило, полярных парах образов (Печорине и Грушницком). В поэме «Демон» такие контрасты наблюдаются в Демоне и Тамаре; в поэме «Мцыри» – в Мцыри и монахах, в драме «Два брата» – Александре и Юрии, в повести «Вадим» – Вадиме и Борисе Петровиче Палицыне, Ольге и Юрии, в драме «Маскарад» – между Ниной и Арбениным, в «Песне про царя Ивана Васильевича, молодого опричника и удалого купца Калашникова» конфликт разыгрывается между всеми героями, обозначенными в заглавии. Непримиримые противоречия, положенные в основу его произведений, играют существенную роль в особенностях построения фабульных конструкций. Такого типа антиномичность наиболее выпукло выступает в стихотворениях «Смерть поэта», «Листок», «Утёс», «Умирающий гладиатор». Если стихотворение «Как часто пёстрою толпою окружен…» строилось на столкновении идеальных и реальных структур, то в стихотворениях «Русалка» (1832), «Три пальмы» (1839), «Спор» (1841), «Морская царевна» (1841) реальному миру противостоят сказочное и фантастическое. В сказочном царстве ирреального обычно господствует идея гармонии и пленительной красоты. Такова умиротворённая беседа звёзд в стихотворении «Выхожу один я на дорогу», волшебно красивая русалка, мудрый «седовласый Шат» и непредсказуемый исполин Казбек, три стройные, гордые пальмы.

Излюбленный приём представляют собой особые синтаксические конструкции, имитирующие скрытый контраст через отрицание, как бы от обратного. Получается весьма оригинальный эффект: конструкции выполняют возможность создания положительного смысла и в то же время скрывают в себе отсутствие таковых. Своеобразно выступают в тексте разного рода риторические, вопросительные и восклицательные формы, придающие смысловую целенаправленность как отдельным строфам, так и всему произведению в целом, и в то же время, выделяя из текста определяющий ключевой мотив. Приведённые в параграфе синтаксические конструкции – пример удачного использования поэтом возможностей национального стихосложения. Сама же, создаваемая повышением или понижением ритмических интонаций экспрессия передаёт состояние русской души, в которой в нужные моменты раскрываются то порывы радости, то тоски, приводящие в итоге к цельному восприятию мира.

^ Шестой параграф – «Символика мотивов «пустыни», «пути», «свободы и покоя» в системе Православного мышления М.Ю. Лермонтова». Как есть в художественных текстах опорные слова (у Лермонтова «Бог», «душа», «Родина», «свобода», истина», «совесть», «честь» и другие), выявляющие замысел стихов, прозы, драматургии, так есть и опорные мысли, составляющие темы и тесно связанные с ними (синонимически) образы. Опорные мотивы «пустыни», «пути», «свободы и покоя» выявляют суть творческого наследия писателя в целом, и шире – национальные черты русского человека. Стремление его героев быть личностями ведёт, как правило, к конфликту с обществом, привыкшему жить по старинке. Одной из форм такого разрешения конфликта в русском архетипе становится «уход в пустынь» или «юродство в миру». Последнее – «юродство в миру» – сказывается в мотивах пророчества (образ «Пророка» у Пушкина и у Лермонтова). Не следует отождествлять толпу и общество («Человек рожден для общества», Гердер). Лермонтов и в жизни, и в литературе разделял эти понятия.

Для русского православного человека слово «пустыня» (далеко простирающееся безлюдное пространство) ассоциируется с другим словом, близким по звучанию, – «пустынь». Лермонтов употребляет это слово в широком философском смысле, включающем не столько какое-либо географически расположенное место, а символ, содержащий в себе разные понятийные оттенки: и географическое, и религиозное, и мистическое, и космическое. Кроме того, сюда входят и отдельные ассоциативные моменты: одиночество, грусть, поиски гармонии жизни, осмысление такого непонятного явления, как смерть, использование библейской мифологии и метафизики, так как, по евангельским историям, пророки обычно удалялись в пустынные места, чтобы спокойно размышлять, психологически восстанавливать душевные силы, слушать позывы Божии. По этой причине слово «пустыня» одно из часто употребляемых в творчестве Лермонтова. Символика Лермонтова не является реалистической данностью какого-либо явления или осязаемого предмета, одушевлённого или неодушевлённого, а её интуитивно возникающей сущностью, рождаемой творческими воображениями. Магия лермонтовской фантазии, беря в полон читательские чувства, не заканчивается определёнными выводами, она продолжает нескончаемо жить в сознании, причудливо меняясь местами: то «свобода» выходит на первые позиции, то «покой». Главное же – они не могут жить порознь, как не могут жить друг без друга «ночь» и «день», «Земля и Небо», «прекрасное» и «безобразное». Интерес Лермонтова к Небу и Звездам можно объяснить стремлением постигнуть эстетическое и этическое, земное через небесное. В строчках чувствуется мощная энергия автора. Своеобразие лермонтовского гения обнаруживается не столько в форме библейских аллюзий и мотивов, сколько в метафизике понимания смысла, которое определяет духовно-нравственное и философское содержание произведений на религиозные темы. Такая метафизика поэта не может не быть религиозной.

Завершая разговор о Православии в третьей главе, с полным правом нужно назвать Лермонтова не просто гениальным писателем, но и подлинным выразителем духовных ценностей Православия, выразителем русской души и русского характера.

^ Четвёртая глава «Поиск истины как явление национальное в творчестве М.Ю. Лермонтова» включает в себя пять параграфов. Первый из них называется «Самопознание – одно из свойств русского архетипа». В русском культурном типологосе высоко развит вечный поиск самопознания. Лермонтов с юных лет стремился к идеалу. Понятие самопознания включает понимание страстей, которое продолжает исследовательскую тропу к познанию человеческой сущности. «Страсти, по его суждениям, не что иное, как идеи при первом своём развитии: они принадлежность юности сердца, и глупец тот, кто думает целую жизнь ими волноваться» (IV,87). Процесс познания и самопознания лирического героя наблюдался ещё в ранних стихах, когда автор стремился, как бы со стороны взглянуть на свои мысли и поступки, понять и оценить их. Всё это было связано с показом сложного внутреннего состояния лирического «я». Арбитром же в подобных случаях выступал читатель, реже – наблюдались обращения к себе самому. Самопознание подобного рода, связанное с поиском идеала, выявило борьбу противоречий души героя. Позже процесс самопознания будет в большей степени опираться на конкретные реалистические детали.

Самопознаёт лишь тот субъект, кто рассуждает и мыслит. Лермонтов относится именно к такому типу со своим заявлением: «Как часто силой мысли в краткий час / Я жил века…» (I,353), «И мысль о вечности, как великан, / Уж человека поражает вдруг…» (I,358), «Всегда кипит и зреет что-нибудь / В моём уме…» (I,359). С «душой» тесно связаны «воля», «борьба», «совесть», «рок»… Субъект, овладевший этими качествами, может говорить о совершенстве. Для Лермонтова «совершенство», имеющее отнюдь «не отвлечённый характер», включает в себя особый смысл, не столько связанный со славой в общежитейском смысле этого слова, сколько с понятием самопознания и совершенствования – стремлением «во всём дойти до совершенства» (I,337). Именно «во всём», то есть не только в своём непосредственном ремесле, но в жизни вообще во всех её проявлениях, хотя, по большому счёту, и в стремлении молодого человека к славе поэтической нет ничего предосудительного. Если Создатель вложил в души людей желанья, то Он, стало быть, позволил рабам Божьим стремиться к совершенству, к познанию объективной реальности, правда, до известных пределов; «…полного блаженства / Не должно вечно было знать». Осуществись последнее – достигни человек «полного блаженства», или в других случаях, «покоя», – прекратилось бы познание, остановилось жизненное движение, пропал бы интерес к высочайшему благу на Земле, к чему уже привыкло человечество за многовековую историю существования.

Без понимания «воли» и «судьбы» невозможно самопознания личности, тем более, если учесть, что Лермонтов, по стечениям обстоятельств, субъективных и объективных, придавал им большое значение. Предопределённость событий и поступков отмечалась ещё в русском устном народном творчестве, чаще всего в словосочетании «судьбина злая». О проявлениях судьбы писали многие религиозные философы. В размышлении Лермонтова намечается грань между судьбой, рассматриваемой в поэзии больше в житейско-этическом плане, и фатализмом как философском понятии. Греки персонифицировали её в виде Мойры, Тюхе, Ате…, символизирующих судьбу в виде Божества. Шопенгауэр, рассуждая о сложных проявлениях судьбоносного начала, приходил к выводу о преднамеренности в зависимости от волевых качеств отдельно взятой личности. Познавая судьбу, ищущий Лермонтов не мог пройти мимо фундаментальных философских понятий идеализма и материализма. Процесс самопознания не был сиюминутным и однозначным. Более того, идеалистическое видение мира, иллюзорность реальной жизни сказывались и в зрелый период, делая поэзию многосмысловой в идейном отношении и оригинальной по форме. И всё-таки мысли о трансцендентной двойственности мира делались второстепенными, а ведущими стали идеи, диктуемые не книжными ассоциациями, а многообразием самой жизни. Самопознание в творчестве дало Лермонтову реальные плоды. В нём, как в серьёзном и вдумчивом русском писателе, вырастала ответственность за всё происходящее на его Родине, он чаще и чаще задумывался о назначении поэта, нравственная и интеллектуальная сила которого может и должна помогать изменению общества в гуманистическом направлении.

^ Во втором параграфе «Концепция мысли народной в стихотворении «Бородино» анализируется произведение, посвящённое великой битве с французскими завоевателями под Бородино. В нём нашли своё выражение поиски героя, воплощающего в себе русское национальное самосознание. Вполне осознанно Лев Толстой признавался, что центральная идея «Войны и мира» – «мысль народная», как из «зерна», выросла из стихотворения Лермонтова «Бородино». «Мысль народная» выступает в единстве с соборностью и с русской идеей. Народ, являющийся главным героем «Бородина», – великая сила. Воспитание русской духовности должно начинаться с детских лет, с колыбельной песни, с первых произнесённых слов: «Мама», «Папа», «Родина». Патриотизму учит весь повседневный уклад жизни.

Лермонтов не был одинок в своих патриотических помыслах, имел непосредственных писателей-предшественников, прежде всего, в своём собственном Отечестве, на произведения которых он опирался в своём творчестве. Вполне уместно назвать здесь стихи русских поэтов: М.В. Ломоносова, Г.Р. Державина, А.С. Пушкина, – поэтическое творчество которых высоко ценил Лермонтов. Сближает поэтов сама оценка героических поступков русских воинов, хотя события описывались разные. Здесь имеется в виду, в первую очередь, трагедия М.В. Ломоносова «Тамира и Селим» (1750), о последствиях гибели татарского хана Мамая после поражения от Дмитрия Донского; «Стихи похвальные России» В.К. Тредиаковского (1728); «Песнь лирическая Россу на взятие Измаила» Г.Р. Державина (1790); трагедия В.А. Озерова «Дмитрий Донской» (1807); героическая поэма-гимн В.А. Жуковского «Певец во стане русских воинов» (1812) или его же «Песнь барда над гробом славян победителей» (1806).

Типологическая общность русских поэтов Ломоносова, Тредиаковского, Озерова, Державина, Пушкина, Жуковского, Лермонтова заключалась в правоте воинской силы России, отстаивающей права на свои исконно исторические земли, на которых работали и рожали далёкие предки. Определяющей для Лермонтова оставалась идейная сторона. Как поэт-мыслитель он всегда находился в поиске таких стихотворных форм, которые наилучшим образом выражали его положительные идеалы в последекабристское десятилетие. Здесь автор с присущим ему эмоциональным порывом выражает общенациональный взгляд на исторический процесс, «глядит на него глазами своей национальной стихии» (Н.В. Гоголь). По сути дела, этот лермонтовский шедевр художественно явил собой тип патриотического мышления русского человека, который будет развивать русская литература ХIХ и ХХ веков.

^ Третий параграф – «Гуманизм – свойство русского генотипа в героико-патриотической поэзии М.Ю. Лермонтова». Писатель своим наследием доказывает необходимость в стихах, кроме блестящей формы, ещё и гуманистической мудрости, без которой не может состояться большой поэт. Эта мысль прослеживается на примерах стихотворений «Спор», «Валерик», «Завещание», «Казачья колыбельная песня». В названных произведениях прослеживается гордость за свою Державу, содержащую одну из составляющих русской идеи. В них прославляется сила отечественного оружия, боевой дух русских воинов, готовых пройти через все испытания во имя победы за честь Отчизны. Окончательный текст «Валерика» – это гневный обвинительный приговор истребительным войнам и в то же время призыв к благоразумию людей, злободневный не только в эпоху Лермонтова, но и во всём ХIХ, и в ХХ, и в ХХI столетиях. Героико-патриотический смысл строчек стихотворения «Валерик» подтверждает мнение И.А. Ильина, что самое значительное единение людей возникает из духовной однородности, когда каждый ведёт себя как все, когда «герой всегда становится опорой других людей, их побудителем, их окрылителем; живым мерилом, живым примером; залогом предстоящей победы; творческим центром совокупного поступка; личным источником всеобщего решения и свершения».15 Именно такое «глубокое единение» на основе «единой веры» русского народа сумел выявить в патриотической поэзии обладавший «духовной созерцательностью» М.Ю. Лермонтов.

Лермонтов принадлежит к тем представителям отечественной культуры, которых волновала «тайна человека» (Достоевский). Такие писатели обстоятельнее всматривались в злободневные проблемы эпохи и рассуждали о времени не с точки зрения модных идей или прогрессивных изменений, а с позиций исторической обусловленности, влиявшей на судьбу Державы и отдельных её представителей. Эта мысль приходит всякий раз, когда речь заходит о романе «Герой нашего времени».

^ В четвёртом параграфе «Проявление «жизни и сердца» и его созерцания в процессе творческого самопознания» анализируется образ главного персонажа «Героя нашего времени». Роман оказался в центре внимания русской критики. Как и во всяком великом произведении, в нём немало загадок. Высказывались разные мнения. Главную причину недостатка этого романа славянофилы видели в пагубном влиянии Запада на Печорина. Они, много говорившие о добропорядочности личности, отстаивали право на традиционное русское воспитание и осуждали порочность западно-буржуазного идеала, основанного на независимости сильной личности. У Печорина были такие черты, а стало быть, ему отказывали в русскости. Нет необходимости в автореферате цитировать и комментировать отрицательные высказывания издателя «Московского телеграфа» Н.А. Полевого, профессора Петербургского университета А.В. Никитенко, Е.Ф. Розена, выступившего в «Сыне отечества» позже, в 1843 году. Не так-то легко ориентироваться в современном литературном процессе, особенно когда речь заходила о таком новаторском произведении, каким был роман «Герой нашего времени».

В истолковании значимости героев Лермонтова многое объясняет художественная диалектика «единства» и «противоречия» ума и сердца, вошедшая в контекст исканий литературы критического реализма ХIХ века и русской философии ХIХ столетия и в ХХ веке. Не отказываясь от широкого рассмотрения взглядов критиков, живших в одно время с Лермонтовым, следует выявить сущность созданного образа с точки зрения самого существенного для русского человека – сердца как философско-этической категории, присущей русскому менталитету. Именно с ней кровно связано русское национальное самосознание. Важность познания сердцем своего национального инстинкта, данного природой, необычайно велика и значима. Поскольку эмоциональное в архетипе русского человека выступает на первое место, само слово «сердце» становится опорным, часто повторяющимся в тексте романа (на страницах параграфа приводятся примеры, подтверждающие сказанное).

При обобщении рассуждений о противоречиях «сердца» и «рассудка» в романе «Герой нашего времени» напрашивается вывод о приоритете «сердца», дающего жизненное начало мыслительным способностям, отвечающим русскому культурному этносу, в котором «мудрость сердца» неосознанно ставится выше морали и закона. Печорин не может жить без сердца, не может потому, что он тип русского характера, и его менталитет перебарывает западноевропейский байронизм при всей его романтической привлекательности.

^ В пятом параграфе – «Мотивы «судьбы и воли» в русском национальном генотипе» – рассматривается одна из главных философских проблем «судьбы и воли» преимущественно при анализе повести «Фаталист». Большие писатели всегда остаются мыслителями. Таким был М.Ю. Лермонтов. Герой его Печорин мыслит и действует по Канту, считавшего обязательность согласованной природной детерменированности «всего и вся». Об этом у Лермонтова сказано недвусмысленно: «Твёрдое намерение человека повелевает природе и случаю…» (IV,299). Также считал и Шеллинг в своей идее о воле, без которой немыслимо существование человека как личности. Можно сопоставить Шеллинга и Лермонтова («хотеть – значит… жить, одним словом») (II,355), чтобы убедиться в сказанном. При этом герой романа шёл, естественно, не от Шеллинга и Канта, а от исторических реалий России 30-х годов ХIХ века. Только осуществлённая мысль (идея), претворившаяся в дело, представляет значение в глазах Лермонтова. С этим взглядом тесно связывается его понятие о совершенстве

Если вторая глава строилась в основном на выяснении влияний западноевропейской литературы и русских писателей на Лермонтова, то в пятой главе («М.Ю. Лермонтов – выразитель национального величия и достоинства России») главное внимание сосредоточивается на выявлении влияния самого Лермонтова на многонациональную литературу России и республик бывшего Советского Союза в контексте русского духовного самосознания. В первом параграфе пятой главы «Проблема национальной чести и достоинства в гражданской лирике М.Ю. Лермонтова» обращается внимание на такие ключевые понятия, как родина, государство, патриотизм, играющие роль национального объединяющего фактора. По отношению к этим трём названным понятиям можно судить о мировоззренческих позициях каждого отдельно взятого индивидуума: если у него есть неприязнь к родине, в которой он родился и живёт, то его нельзя относить к русскому архетипу, если даже формально (по паспорту) он будет называться «русским». Понятие «патриотизм» к таким людям никак нельзя отнести – им больше подходит понятие квазипатриотизма. Сложнее обстоит дело с понятием «государство», которое по своему политическому устройству может устраивать не всех, и несогласные с таким устройством (инакомыслящие) могут покинуть Родину.

Понятие «патриот» полностью относится к автору стихотворения «Смерть поэта», разделившего его творческую биографию до 28 января 1837 года и после него. Это произведение даёт возможность видеть, как далеко ушёл Лермонтов по сравнению со своими первыми литературными опытами. В тот вечер он впервые почувствовал себя истинным гражданином, – гражданином России, в которой произошло дикое зло: иностранец убивает не просто русского человека, а одного из лучших сынов Отечества. Убил и не понёс должного осуждения. Как такое стерпеть? Поэт не стерпел и понёс за высказанную правду наказание. Но зато на Руси появился достойный преемник Пушкина, по-настоящему русский человек, сродни Минину и Пожарскому по силе национального самосознания.

Важной составляющей частью русского духовного самосознания является любовь к отчему краю. Об этом идёт речь во втором параграфе «Родина» М.Ю. Лермонтова в аспекте русского духовного самосознания». Любовь к Отчизне не возникает в одночасье. Чувство Родины как священного единства родной земли и живущего на ней народа было присуще Лермонтову и в ранний период творчества. В стихотворении «Булевар» есть строчки, в которых он осуждает русских, типа Мосолова, «Педанта из рода петушков», тяготящихся принадлежностью к русским. Хорошо ещё, что подобные завсегдатаи «бульварных маскарадов», не зная иностранных языков, не бывают за границей и этим «край родной не выдают», «А то б узнали всей земли концы, / Что есть у нас подобные глупцы» (I,265).

В юные годы Лермонтов открывает для себя тему «человека из народа», которая, при всей условности, постепенно станет определяющей для литературы ХIХ века. Сочувственное изображение народной жизни, национальный менталитет творчества поэта дают право говорить о народной основе лермонтовского творчества. Подлинно народное произведение то, в котором выражен духовный потенциал нации.

В «Родине» тема человека из народа, начатая в ранних стихотворениях и очерченная пока что неопределённо, разрастается в обобщенный образ. В то же время Лермонтов, живописуя современную ему Россию, не отказывается от славных страниц истории Государства Российского, подходя к ней со своей философией («Не слава, купленная кровью…»), хотя четырьмя годами раньше славу русского оружия запечатлел в стихотворении «Бородино». Но там были свои условия – не просто война, а война – Отечественная. Да и от фольклора как такового не отказывается писатель, он изучал русскую старину, народные песни, сожалел, что у него была «матушкой немка, а не русская». Поэт с лихвой наверстал упущенное, во многом помогло ему общение с крестьянами села Тарханы, среди которых живы были «преданья старины глубокой». Лермонтов смотрит на свою родину не глазами стороннего наблюдателя, а глазами её коренного жителя, сына своей Отчизны, связанного делами своими и помыслами с народной Россией. В параграфе прослеживается тематический ряд, связанный с произведениями Ф.И. Тютчева, А.С. Хомякова, Н.В. Гоголя, с их мотивами бесконечной русской дороги.

«Родина» Лермонтова открывает магистральную тему не только для Н.А. Некрасова, который по-своему разовьёт и обогатит её, но и сделает одной из главных для поэзии следующего века. И если, по меткому выражению Ф.М. Достоевского, писатели ХIХ века «вышли из «Шинели» Гоголя», то почти так же можно сказать и о писателях второй половины ХIХ и ХХ веков: «Все мы вышли из «Родины» М.Ю. Лермонтова». Влияние этого шедевра на литературу ХХ-го столетия, народную литературу, по признанию многих литературоведов, несомненно. Чувство Родины помогает Лермонтову оставаться в литературе, при всей его противоречивости, цельным и до конца последовательным. Такое чувство может быть определяющим. Без любви к малой Родине не может быть любви и к большой – это одна из характерных черт русского человека: любить родителей, родительский дом и землю, на которой родился и провёл своё детство.

Гений Лермонтова не умещается в рамках одного столетия. Поэтому вполне правомерен в главе третий параграф – «Влияние наследия Лермонтова на русскую литературу ХХ-го столетия в контексте русского самосознания». В нём обстоятельно прослеживается влияние Лермонтова на А. Блока, В.Брюсова, В. Маяковского, С. Есенина, Вас. Фёдорова. Поэты ХХ века воспринимали наследие писателя по-разному. Так, символисты в основном обращали внимание на словесно-звуковую музыкальность стихов, поэтам пролетарского направления больше всего импонировал мятежный дух лермонтовской поэзии. Разумеется, у каждого был свой Лермонтов, каждый отыскивал своё заветное в конкретных стихах и прозе. Следование лермонтовской звучности, строфике, аллитерациям, метрике и тому подобному целесообразней называть не заимствованием, а учёбой. Было бы удивительно, если бы любой уважающий себя поэт отказался от такой школы, – она учит. Большие писатели улавливают в их художественных текстах нечто большее, чем рифма и мелодика.

Богатое наследие Лермонтова не является только литературным фактом. Значение его неизмеримо шире. Оно, как и наследие Пушкина, настолько вошло в духовную культуру народа, что мыслится сейчас как её составная часть. Имеется в виду здесь не только влияние изобразительно-выразительных приёмов, но и – гражданских мотивов, патриотических чувств, раздумий о судьбе Родины и её истории, составляющие менталитет русского человека. Поэт всегда помнил, что по родословной линии он славянин, в первую очередь, и россиянин, вобравший всю историю Государства Российского. И в этой ипостаси он неизмеримо и великий, и мощный.

Многие религиозные философы и классики русской литературы отмечали доброту как характерную черту русского народа. Само собой напрашивалась мысль о выявлении этой черты в произведениях Лермонтова. Четвёртый параграф раскрывает проблему: Проявление «всемирной отзывчивости» русской души в творчестве М.Ю. Лермонтова. В пределах одного раздела невозможно исследовать всё обширное литературное наследие поэта, связанное с темой «всемирной отзывчивости русской души», но остановиться на наиболее проблемной для нашего времени – на патриотических воззрениях, так своеобразно проявившихся в творчестве Лермонтова, – необходимо. Необходимо потому, что оно составляет главную особенность русского менталитета. Объяснение этому тоже имеется: в советский период русский патриотизм заменялся социалистическим, а в конце ХХ-го столетия, в годы первоначальных реформ, – общечеловеческим. Но тот, кто не научился любить своё Отечество, не станет патриотом мира, разве что только – космополитом.

Для Лермонтова «человеческое» было бы понятием абстрактным без национального осмысления. Национальное, переходящее в общечеловеческое, в практической деятельности находятся у него в единстве. Лермонтов всегда с заинтересованным вниманием относился к национальному вопросу. Вспомним, как он, защищая честь России, бился с французом Барантом, отстаивая русские интересы, как защищал на Кавказе территориальную целостность Отечества. В последние годы по многим высказываниям (в основном окололитературных кругов) создаётся мнение о дурном характере Лермонтова, виновного, якобы, в дуэли с Мартыновым.. Да, характер его не был ангельским, но в преимущественном большинстве случаев его прямота в высказываниях оказывалась обоснованной. Он всегда дорожил честью и дружбой, не подводил товарищей в бою и в беде, старался во всём быть справедливым, переживал за свои неверные поступки. В параграфе даются конкретные примеры, свидетельствующие о порядочности Лермонтова. Оставаясь глубоко русским национальным писателем, он с неизменным уважением относился к другим народам. Достаточно вспомнить название его стихотворений, чтобы судить о его интересах: «Ветка Палестины», «Сон» («В полдневный жар в долине Дагестана…»), «Русская мелодия», «Еврейская мелодия», «Жалобы турка», «Черкешенка», «Грузинская песня», «Литвинка», «Плачь! Плачь! Израиля народ», «Прощанье» («Не уезжай, лезгинец молодой…»). Чувства уважения к другим национальностям прослеживаются в таких крупных, произведениях, как «Герой нашего времени», «Черкесы», «Аул Бастунджи», «Измаил-Бей», «Хаджи Абрек».

Отдавая дань христианского почтения к культурам иных народов, М.Ю. Лермонтов не превратился в космополита, но сохранил любовь к Отечеству. Стихи, посвящённые народам Израиля и Палестины, носят несколько экзотический характер, потому что здесь наблюдается погружение в среду иной культуры, в которой имеются свои особенности. Лермонтовские стихи библейской, философско-нравственной тональности выражают глубокую почтительность к культуре святой и многострадальной земли палестинской.

^ В «Заключении», с опорой на труды русских и зарубежных философов, литературоведов, культурологов, обобщаются результаты исследования, подводятся итоги, сформулированные во «Введении» как положения, выносимые на защиту, содержатся основные выводы диссертации, утверждающие, что творчество Лермонтова развивалось в русле духовного самосознания. Русский архетип, к которому относится Лермонтов, не мыслит себя вне Православия. Православная этноэтика рассматривается во всех главах диссертации как одна из составляющих русскую идею. Внимательное прочтение наследия писателя даёт право утверждать, что «бунта против Бога» у Лермонтова не было. Он не только благодарно верил в Него, но чувствовал Его мощь. В диссертации, с учётом разных философских концепций, сделана попытка комплексного исследования историко-культурного и литературного наследия М.Ю. Лермонтова в контексте русского духовного самосознания. Причины интереса к его творчеству и наличие разных оценочных точек зрения объяснимы тем, что наследие писателя созвучно меняющимся эпохам. Оттого-то и появляются новые научные концепции и суждения.

Со ссылками на труды русских и зарубежных философов, литературоведов, культурологов в работе обобщаются результаты исследования, делаются соответствующие выводы. Прежде всего, акцентировано внимание на важности использования русского самосознания при анализе художественных произведений отечественной литературы ХIХ и ХХ веков. Осмысливая литературное наследие Лермонтова, с твёрдой уверенностью следует сказать, что его творения являются феноменом национальной ментальности, наиболее осознанным выражением русского национального генотипа. Россия для Лермонтова – страна, у которой была, есть и будет великая история, и он как истинный патриот много делал для формирования у читателей русского национального самосознания.

В диссертации обобщён значительный фактический материал, вовлечены в научный обиход новые или забытые научные гипотезы, по-новому, в соответствии с запросами сегодняшнего времени, раскрыта духовная сторона наследия писателя. Вместе с тем автор исследования далек от мысли подвести итоговую черту под разрабатываемой темой. Она оказалась многоаспектной. Здесь исследована лишь одна из её составляющих частей. Проблема перспективна для её дальнейшего изучения не только на текстах Лермонтова, но и на произведениях других русских писателей с ярко выраженным национальным архетипом.

^ Основные положения диссертации отражены в следующих публикациях автора:

1. Горланов Г.Е. Творчество М.Ю. Лермонтова в контексте русского духовного самосознания. – Монография. – М.: Издательство Московского государственного областного университета, 2009. – 376с. (23,5 п.л.)

2. Горланов Г.Е. К Лермонтову (учебное пособие). Пенза: Пензенское «Лермонтовское общество», 2006. – 120с. (8 п.л.).

3. Горланов Г.Е. Уготованная участь (роман-исследование). – Пенза, 186с. (11,6 п.л).

4. Горланов Г.Е. Стихотворение М.Ю. Лермонтова «Валерик» // Проблемы жанрового многообразия русской литературы ХIХ века: Сборник научных трудов. – Рязань: Рязанский государственный педагогический институт, 1976. – С.15-22, (1 п.л.).

5. Горланов Г.Е. Стихотворение М.Ю. Лермонтова «Утёс» // Русская литература 30-40 г. ХIХ века: Республиканский сборник научных трудов (М.Ю. Лермонтов, В.Г.Белинский). – Рязань: Рязанский государственный педагогический институт, 1976. – С.39-76, (0,75 п.л.).

6. Горланов Г.Е. Интонационные особенности лирики М.Ю. Лермонтова // Проблемы типологии историзма: Тематический сборник научных трудов. – Рязань: Рязанский государственный педагогический институт, 1980, – С. 36-46, (0,9 п.л).

7. Горланов Г.Е. Традиции Лермонтова в поэзии В. Фёдорова. Стилевое и ритмико-интонационное влияние //Вопросы стилевого новаторства в русской поэзии ХIХ века: Тематический сборник научных трудов. – Рязань: Рязанский государственный педагогический университет, 1981, – С.48-52, (1п.л.).

8. Горланов Г.Е. Антитеза как стилеобразующее средство в поэме М.Ю. Лермонтова «Демон» // М.Ю. Лермонтов. Вопросы традиции и новаторства: Тематический сборник научных трудов. – Рязань: Рязанский государственный педагогический университет, 1983. – С. 37- 49, (0,9 п.л.).

9. Горланов Г.Е. В.Г. Белинский и М.Ю. Лермонтов. Творческие взаимосвязи // Влияние В.Г. Белинского на развитие русской реалистической литературы: Межвузовский тематический сборник научных трудов. – Рязань: Рязанский государственный педагогический университет, 1987. – С.81-88, (0,6 п.л.).

10. Горланов Г.Е. «Прекрасны вы, поля земли родной…» // Горланов Г.Е. Литературное краеведение в школе. – Саратов: Приволжское книжное издательство, (96с), 1988. – С.19-29, (1 п.л).

11. Горланов Г.Е. «Бородино» М.Ю. Лермонтова. В поисках идеала // М.Ю. Лермонтов. Проблемы идеала: Тематический сборник научных трудов. Под редакцией доктора филологических наук, профессора И.П. Щеблыкина. – Куйбышев: Куйбышевский государственный педагогический институт имени В.В. Куйбышева, 1989. – С.97-107, (0,9 п.л.).

12. Горланов Г.Е. «Всё так шумно, живо, неспокойно!..» // Тарханский листок. – Пенза, – Вып.2. - Под редакцией доктора филологич. наук, профессора И.П. Щеблыкина, 1992. – С.3-4, (0,2 п.л.).

13. Горланов Г.Е. «К портрету» М.Ю. Лермонтова // Тарханский листок. – Пенза, – Вып.3. - Под редакцией доктора филологич. наук, профессора И.П. Щеблыкина. – Пенза, 1993. – С.2-3, (0,2 п.л.).

14. Горланов Г.Е. «Я Родину люблю…». Учебное пособие. // Горланов Г.Е. За страницами учебника. Московский государственный педагогический институт им. В.И. Ленина. – М.,1993. (174с.) – С.33-34, (0,8 п.л.).

15. Горланов Г.Е. К вопросу об авторстве стихотворения М.Ю. Лермонтова «Прощай, немытая Россия…»// Тарханский листок. – Пенза, 1994, – Вып.4. - Под редакцией доктора филологических наук, проф. И.П. Щеблыкина. – С.3-4, (0,9 п.л.).

16. Горланов Г.Е. «Прекрасны вы, поля земли родной…». // Горланов Г.Е. Очерки истории и культуры Пензенского края. Учебное пособие. – Пенза: ИПКиПРО, 1994. (242с). – С.106-109, (0,5 п.л.).

17. Горланов Г.Е. «Я Родину люблю…» // Литература в школе, 1995. – № 6. – С.74-78, (О,4 п.л.).

18. Горланов Г.Е. «Прекрасны вы, поля земли родной…» // Горланов Г.Е. Дороги в мир знаний. Учебное пособие. – Пенза, 1995. (308с.). – С.141-146, (0,3 п.л.).

19. Горланов Г.Е. Гордится ими земля Пензенская (Белинский и Лермонтов) // Литературный спец. выпуск, посвящённый 185-летию со дня рождения В.Г. Белинского – Пенза: Пензенский государственный педагогический университет им. В.Г. Белинского, 1996. – С.9-11, (0,2 п.л.).

20. Горланов Г.Е. «Да, сердце тянется к Тарханам…» // Тарханский вестник. Научный сборник, – Пенза: Государственный Лермонтовский Музей-заповедник Тарханы, 1997. – № 7, – С.50-58, (0,6 п.л.).

21. Горланов Г.Е. Лермонтов в творчестве Василия Фёдорова // Тарханский вестник. Научный сборник. – Пенза: Государственный Лермонтовский Музей-заповедник. – Вып.2. - 2000. – С. 35-46. (0,7 п.л.).

22. Горланов Г.Е. Тропинки к Лермонтову.// Николай Запяткин. Мой Лермонтов (сборник рассказов). – Пенза, 2001. – С.3-5, (0,1 п.л.).

23. Горланов Г.Е. Тема «Родины» М.Ю. Лермонтова в поэзии ХХ века // Лермонтовский выпуск. – № 6. – Межрегиональный сборник статей и материалов. – Пенза: Пензенский государственный педагогический университет им. В.Г.Белинского, 2001. – С.159-166, (0,5 п.л.).

24. Горланов Г.Е. Лермонтовская энциклопедия // Пензенская энциклопедия. – М.: Научное издательство «Большая Российская энциклопедия», 2001. – С.300, (О,1 п.л).

25. Горланов Г.Е. «Мой дух бессмертен силой…» // Сура, – № 3. Журнал современной литературы, культуры и общественной мысли (май-июнь). – Пенза, 2004. – С.155-167, (1 п.л.).

26. Горланов Г.Е. Проверка красотой и любовью (Поэма М.Ю. Лермонтова «Демон») // Лермонтовский выпуск. – № 7. Материалы Международной научной конференции «Изучение творчества М.Ю. Лермонтова на современном этапе». (15-17 июня 2004 г.). – Пенза: Пензенский государственный педагогический университет им. В. Г. Белинского, – С.219-229, (0,9 п.л.).

27. Горланов Г.Е. Мой Лермонтов // «Мой гений веки пролетит…». К 190 -летию со дня рождения М.Ю. Лермонтова. Воспоминания, критика, суждения. Составитель доктор филологических наук, профессор И.П. Щеблыкин. – Пенза: Пензенское «Лермонтовское общество», 2004. – С.157-158, (0,2 п.л).

28. Горланов Г.Е. Наследие М.Ю. Лермонтова и современный литературный процесс // М.Ю. Лермонтов в русской культуре ХIХ-ХХI веков: Материалы научно-практической конференции 27-28 июля 2006 (Музей-заповедник «Тарханы»). – М.: Новости, 2007. – Вып. 20. – С.200-2004, (0,5 п.л.).

29. Горланов Г.Е. «Герой нашего времени» М.Ю.Лермонтова в контексте «русской идеи» И.А. Ильина // Сборник статей II Всероссийской научно-практической конференции. Философия и филология русского классического текста. – Пенза: РИО ПГСХАИ, 2007. – С.З2-34, (О,5 п.л.).

30. Горланов Г.Е. Вечный огонь (вступительная статья к книге стихов, посвящённых М.Ю. Лермонтову) // Агапов В.Д. Тарханские дали. Памяти М.Ю. Лермонтова. – Пенза, 2007. – С.4-7, (0,3 п.л.).

31. Горланов Г.Е. Опять брожу в Тарханском парке. // Сура, – №.3. Журнал современной литературы, культуры и общественной мысли (май-июнь), Пенза,2008. – С.152-156, (0,3 п.л.).

32. Горланов Г.Е. Славяно-языческая мифология в эстетическом сознании М.Ю. Лермонтова // Философия отечественного образования: История и современность. Сб. статей IV Международной научно-практической конференции. – Пенза, 2008. – С.201-205, (0,5 п.л.).

33. Горланов Г.Е. Языческая этноэтика в контексте русской ментальности в произведениях М.Ю. Лермонтова // Материалы Всероссийской научно-практической конференции «Моя малая Родина». – Пенза, 2008. – С.185-194, (I п.л.).

34. Горланов Г.Е.«Надо мной чтоб, вечно зеленея…» // Сура, – № 5. Журнал современной литературы, культуры и общественной мысли (сентябрь-октябрь). Пенза, 2008. – С.137-142, (0,5 п.л.).

35. Горланов Г.Е. К дискуссии о «русскости» Печорина (роман М.Ю. Лермонтова «Герой нашего времени») // Сб. статей V Всероссийской научно-практической конференции. – Пенза. 2009. – С.27-30, (0,4 п.л.).

36. Горланов Г.Е. Была ли дуэль? // Сура, – №3. Журнал современной литературы, культуры и общественной мысли (май-июнь). Пенза, 2009. – С.156-163,(О,5 п.л).

37. Горланов Г.Е. Искры вдохновения // Агапов В.Д. В садах поэзии небесных: новые стихи, посвящённые великому русскому поэту Михаилу Юрьевичу Лермонтову. – Пенза, 2009. – С.4-7, (0,3п.л.).

38. Горланов Г.Е. М.Ю. «Отзвуки» лиры М.Ю. Лермонтова в чувашской литературе (Мишши Юхма). // Сура,– № 5. Журнал современной литературы, культуры и общественной мысли (сентябрь-октябрь) – Пенза, 2009. – С.207-212, (О,7 п.л.).