И. Т. Касавин, С. П. Щавелев
Вид материала | Анализ |
- И. Т. Касавин Текст, дискурс, контекст, 7113.44kb.
- Государственное образовательное учреждение высшего профессионального образования, 8237.33kb.
Заключение
Повседневность как проблема философии коренится в факте, который едва ли может быть подвергнут сомнению. Дело в том, что оценка всех трех компонентов, составляющих повседневность – повседневной реальности, повседневного сознания (знания) и «философии здравого смысла» – диаметрально расходятся. Этот факт определяет и дивергенцию интерпретаций повседневности в разных философских традициях. Так, англо-французская и примыкающая к ней американская философская традиция (Шотландская школа, Локк, Пристли, Беркли, Юм, прагматизм, позитивизм, неореализм, Витгенштейн) при всей ее неоднородности и внутренней полемичности исходит в целом из позитивной интерпретации повседневности (исключение составляет французский экзистенциализм). В немецкой традиции наряду с известной апологетикой повседневности (Гуссерль) все же преобладает ее негативная оценка (Кант, Гегель, Ницше, Фрейд, Хайдеггер), которая в то же время соседствует с попыткой ее позитивного осмысления. Помимо того, что разные философские традиции выделяют в феномене повседневности разные объекты, относящиеся к тому или иному ее аспекту или ракурсу, они рассматривают повседневность на фоне различной интерпретации центральных философских понятий и проблем – природы философского знания, соотношения философии и жизни, теории и эмпирии, науки и вненаучного знания, адаптации и творчества. Через повседневность как объект философского анализа проходит линия размежевания вечных противников, линия, задающая напряжение всеобщего философского спора. Итак, проблема повседневности – неизбывная и собственно философская проблема, не возникающая в рамках самой повседневности как таковой и лишь изредка актуализирующаяся в гуманитарных науках, когда встает вопрос об их основаниях и границах.
По этой причине не представляется возможным предложить ее «решение», которое неизбежно попадет в один из известных разрядов. Сопоставление точек зрения и прослеживание противостоящей друг другу аргументации также не входит в нашу задачу, поскольку это в целом выполнено в ряде предшествующих публикаций332. По-видимому, необходим поворот от общетеоретического взгляда на проблему к проблематике среднего уровня общности, т.е., во-первых, к изучению того, в каких формах повседневность тематизируется гуманитарными науками и, во-вторых, к описанию и философскому осмыслению обыденных архетипических коллизий, дающих наглядное представление обо всем многообразии, глубине и драматизме повседневности. Это также философские задачи, которые не берет на себя никакая иная область знания, но задачи, предполагающие вместе с тем определенное изменение ракурса философского рассмотрения. Интерес к методологии гуманитарных наук, с одной стороны, и дескриптивно-культурологическая тенденция, с другой, сливаются здесь с заимствованием философией некоторых методов литературной критики и художественной прозы.
Здесь уместно вспомнить высказывание Альбера Камю: «Хочешь быть философом – пиши романы». В самом деле, «Сто лет одиночества» Маркеса дает для понимания колумбийской повседневности больше, чем все собственно философские рассуждения. Однако это исследование, так сказать, эмпирического уровня, не проясняющее и не разрабатывающее понятия; в контексте нашей методологии оно пригодно лишь как материал для дальнейшей рефлексии (иллюстративный, эвристический и т.п.), способной привести к значимым обобщениям. Так, в образах жителей поселка Макондо – Аурелиано и Хосе Аркадио Буэндиа, Урсуле и Пилар, Амаранте и Ремедиос – при внимательном рассмотрении оказываются воплощены вечные и вненациональные противоположности человеческого характера и судьбы. Здесь сила и кровавая свирепость мужчины соседствует с ловкой предприимчивостью и одновременно граничит с пустым прожектерством и углубленной созерцательностью. Женщина в свою очередь выступает многообразием противоположных качеств: самоотверженной страсти к сохранению домашнего очага и оторванной от жизни святости, безграничной распущенности и исступленного аскетизма, всепримиряющей доброты и непримиримой ненависти саморазрушающего самоедства. И все же несмотря на внутреннее характерологическое богатство жителей Макондо их повседневная жизнь представляет собой замкнутую систему, в которой выполняется второй закон термодинамики. В каждом новом поколении родовые черты приобретают все более крайние, нежизнеспособные формы. Лишенные притока свежей крови, отрезанные от культурного многообразия, от широкого социального контекста, люди утрачивают перспективу и смысл жизни. Такова судьба всякой повседневности, замыкающейся на самой себе; даже самые мощные мифы и архетипы не могут существовать в изоляции, в неизменности, в тотальной оседлости. Миграция, однажды открывшая перед отважными путешественниками новый мир, должна быть возобновлена.
* * *
Наше рассмотрение приводит, хочется верить, к некоторым обобщениям, касающимся природы повседневности.
- Повседневность как реальность основана на относительной неизменности социальных условий оседлого существования.
- Повседневность как сознание состоит в относительной власти коллективных социально-психологических структур (архетипов).
- Повседневность как познание выражается в процессе когнитивной социализации, адаптации к условиям и вживании в архетипы.
- Повседневности во всех ее ипостасях, как правило, не соответствует некоторая автономня сфера; не существует субстанции повседневности. Все ипостаси повседневности не самодостаточны, не существуют вне иных проявлений человеческого бытия и сознания.
- Субстанциальная фрагментарность повседневности объясняется ее функциональным характером; повседневность – диспозиционный предикат, феномен, актуализирующийся в определенных условиях и неразличимый в других. Повседневность скрепляет собой разные типы сознания, деятельности и общения, существуя лишь в промежутках между ними.
- Поэтому повседневность и жизненный мир, будучи синонимами для Шюца, в сущности, различны. Первая – узкая, фрагментарная, функциональная область; второй – предельно широкий горизонт бытия, интегральная структура мира.
- Необходимость повседневности как реальности, сознания и знания состоит в том, что она представляет собой а) материал для творческого преобразования; б) область испытания методов путем решения стандартных задач («разгадывания головоломок»); в) способ усвоения и фиксации творческих достижений, г) свободное пространство рекреации и переключения на иные виды деятельности.
* * *
В рассказе «Синие тигры» Х. Л. Борхес повествует о мечте, о загадке, о явлении, нарушающем известные законы и повседневное течение жизни. Образ синих тигров, держащих в страхе население затерянной в джунглях деревни, - это символ мистической мощи природы как того единственного, что противостоит убогому и монотонному деревенскому быту. Синие тигры – племенной миф, пьянящий и будоражащий кровь, внушающий мысль об избранности хранителей мифа, о высоком смысле их бытия. Поэтому как пожизненный приговор звучит напутствие герою рассказа, стремящемуся избавиться от синих тигров – горстки голубоватых камешков, подобно бесконечной книге не подчиняющихся законам арифметики:
«Твоей милостыни я не знаю, но моя будет ужасна. Ты останешься с днями и ночами, со здравым смыслом, с обычаями и привычками, с окружающим миром»333.
Лишиться своей повседневности, остаться наедине с ней – полюсы существования, равно невыносимые для человека.