Уо мгпу лингвокультурологический анализ пространственных представлений в русской и белорусской поэтических картинах мира ХХ века (языковые средства и принципы структурирования)

Вид материалаДокументы

Содержание


Окину взглядом Север и Восток
Навекі я прывязан
Что грозы железная мелодия
Дорога Красного Коня
Бераг белых буслоў...
Як неад’емнае: над грушай
И разбудят меня, позовут журавлиные крики
Всё, что есть на душе, до конца выражает рыданье
На заре рассветные озёра
Зарунеюць дажджы
Ты будзеш жыць шчаслiва i багата
За открытый с обрыва Твой лес
Вечно в движении, вечно волна
Усiм смялей якраз.
Дождь игреневый, игривый
Матчына песня
Ах, я тоже желаю
Разгневалось море, – сказал матрос.
В бетонно-электрическом раю
Подобный материал:
© УО МГПУ

ЛИНГВОКУЛЬТУРОЛОГИЧЕСКИЙ АНАЛИЗ

ПРОСТРАНСТВЕННЫХ ПРЕДСТАВЛЕНИЙ В РУССКОЙ

И БЕЛОРУССКОЙ ПОЭТИЧЕСКИХ КАРТИНАХ МИРА ХХ ВЕКА

(ЯЗЫКОВЫЕ СРЕДСТВА И ПРИНЦИПЫ СТРУКТУРИРОВАНИЯ)

А .О. Рудько, С. Б. Кураш

The lingvokulturological analysis from point of view of key words and their associative fields in Russian and Byelorussian poetry of XX century, the metonymical and metaphorical principles of structurization of space image in poetic pictures of the world of Russians and Byelorussians, the main tendencies of structurization of concept «space» are studied in the article.


Ключевые слова: лингвокультурология, картина мира, концепт, пространство

Язык репрезентирует не только особенности концептуализации отдельной личности, но и «национальный дух» (В.фон Гумбольдт) и связанные с ним особенности речетворчества отдельных личностей. Результаты процесса концептуализации писателей и поэтов реализуются в их художественном творчестве. Поскольку поэт является представителем той или иной национальной общности, на его когнитивную структуру накладывает отпечаток национальная картина мира (далее – КМ), и, как следствие, в ней помещаются культурные концепты, которые интерпретируются сквозь призму индивидуального восприятия и реализуются через выразительные средства языка. Исходя из этого, можно говорить о лингвокультурной природе концепта [1]. Нередко лингвокультурные концепты становятся доминантой того или иного произведения, идиостиля, а иногда и национального стиля в целом.

Опираясь на мнения ряда исследователей (С.А.Аскольдов, Д.С.Лихачев, Ю.С.Степанов, Е.С.Кубрякова и др.), мы исходим из положения о том, что «концепт не непосредственно возникает из значения слова, а является результатом столкновения словарного значения слова с личным и народным опытом человека» [2, с. 283]. Благодаря универсальной пресуппозиции [3, с. 26] в художественных (поэтических) текстах на любом языке читатель выделяет некоторые универсальные концепты, среди которых одно из первых мест принадлежит пространству.

Объектом нашего исследования явился концепт «пространство» как одна из универсалий поэтического мышления и, в частности, как феномен поэтической КМ русских и белорусских авторов ХХ века.

Предметом исследования стали языковые средства, приемы и принципы структурирования концепта «пространство», характеризующее тексты русских и белорусских авторов ХХ века.

Исследование велось в сопоставительном лингвокультурологическом аспекте – с целью выявить общее и особенное в пространственной модели мира русского и белорусского поэтических стилей ХХ века, обусловленное спецификой мировидения русских и белорусов.

Материал исследования извлекался из сборников стихов отдельных русских и белорусских поэтов (А.Вознесенского, Н.Рубцова, В.Фирсова, Р.Бородулина, П. Панченко, А.Пысина, С.Законникова и т.д.), а также из сборников лирики, объединенных темой Родины («Свет в окне»/ Сост. Л.В.Календо, Г.П.Пашков, Минск, 1998 и «Пад сэрцам Радзiмы»/ Склад. М.У.Скобла, Минск, 1997), и подбирался по тематическому принципу: в первую очередь привлекались тексты поэтов, склонных к поэтизации Родины, родного пространства в жанрах пейзажной и философской лирики. Всего было исследовано около 600 поэтических текстов.

Художественное пространство не раз оказывалось в центре внимания ученых. Так, Д.С.Лихачев отмечал, что пространство может быть большим (охватывать ряд стран), а может сужаться до границ одной комнаты; пространство может обладать своеобразными «географическими» свойствами: быть реальным (как в летописи или историческом романе) или воображаемым (как в сказке) [4, с. 116]. Ю.М.Лотман писал, что художественное пространство может быть точечным, линеарным, плоским, объемным. Второе и третье могут иметь также горизонтальную и вертикальную направленность. Ю.М.Лотман характеризует пространство как «модель различных связей» КМ (временных, социальных, этических). «Художественное пространство, – пишет Ю.М.Лотман, – не есть пассивное вместилище героев и сюжетных эпизодов. Соотнесение его с действующими мирами и общей моделью мира, создаваемой художественным текстом, убеждает в том, что язык художественного пространства – один из компонентов общего языка, на котором говорит художественное произведение» [5, с. 205].

Исследование показало обусловленность выбора языковых средств структурирования пространства в русской и белорусской поэтических КМ этнопсихологической и ментальной спецификой восприятия пространства русскими и белорусами.

В целом можно отметить, что русская поэзия – поэзия преимущественно широких пространств, в силу «равнинного», бескрайнего мышления русских, связанного с географическими просторами (ландшафтом) России. Многие исследователи (О.П.Ермакова, И.Б.Левонтина, Е.С.Яковлева, А.Д.Шмелев и др.) не без основания говорят о «равнинном мышлении русских людей». К числу постоянно высказываемых идей относится утверждение, что русский характер сформировался под влиянием бескрайних российских просторов. В частности, Н.Н.Бердяев писал: «Пейзаж русской души соответствует пейзажу русской земли, та же безграничность, бесформенность, устремленность, широта» [Цит. по: 6, с. 56].

Анализ картины белорусской ментальности, по наблюдению ряда ученых, выявляет такие особенности, как толерантность, чуткость по отношению к представителям иных наций, конфессий, уважение к людям с иным складом мышления и мировосприятием. По данным этнопсихологических исследований, ни в белорусском фольклоре, ни в белорусской литературе не отражено резко негативного отношения к поработителям, несмотря на то, что белорусы на протяжении значительных исторических отрезков не имели своей государственности. В связи с этим отмечается отсутствие пространственности в мышлении белорусов, их тяготение к близким явлениям и понятиям, стремление к локализации пространства. На материале анализа художественных сравнений М.И.Конюшкевич, ссылаясь на Г.Гачева, приходит к выводу, что белоруса характеризует «внимание к близким, привычным предметам и явлениям. Как специфическое, точнее, как доминирующее – внимание к трем стихиям – свету, земле, воде. Нет объемности, пространственности, высоты, бесконечности в такой степени, как у русского человека» [7, с. 79]. Аналогичное наблюдение встречаем и у Л.Н.Чумак: «Если россиянину свойственна тяга к простору, то белорус привержен к локализации своего места, сакрализации своей малой родины» [8, с. 22].

Следует отметить и различное «наполнение» пространства русских и белорусов. Особенность в том, что российское (государственное, этническое) пространство неоднородно: в состав России входят территории, представляющие собой «свое иное», то есть то, что находится за пределами родной, традиционной природы средней полосы России – это, например, Кавказ, сибирская тайга, Черноморье [9]. Потому в системе русского пейзажа наряду с традиционным (национальным) значительное место занимает экзотический. Это и горы, зовущие ввысь (вертикальное пространство), моря и степи, зовущие вдаль (горизонтальное пространство); наконец, это своеобразие культур других народов, населяющих Россию.

Проиллюстрируем сказанное конкретными примерами, аналоги которым весьма многочисленны:

^ Окину взглядом Север и Восток,

песчаную и ледяную сушу,

и не географический восторг,

а мысль прожжет мятущуюся душу

о том, что предки шли не торопясь

осваивая реки и наречья

не для того, чтоб износилась связь

полустальная, получеловечья.

С.Куняев

Не ведаю, якім вузлом

^ Навекі я прывязан

Да старых сосен за сялом,

Да яблынь, груш і вязаў,


Да кладак гладкіх,

Валуноў,

Да траў, жытоў на ўзлесках

Да партызанскіх курганоў

І помнікаў гвардзейскіх.

А.Пысін

В центре концептуальной области «пространство» многие русские и белорусские поэты помещают Родину:

Бацькаўшчына –

гта не бацькавы спадкі.

Як вымеру ўсе, што табою даецца?

Ці зразумеюць мяне нашчадкі,

Якім я багатым быў спадкаемцам?

М.Арочка

^ Что грозы железная мелодия,

Радость или горькая нужда?!

Все проходит.

Остается Родина,

То, что не изменит никогда.

В.Фирсов

Нами выявлено около пятидесяти ключевых лексем, характерных для русской и белорусской национально-поэтических концептосфер «родного» пространства, составляющих список своеобразных «ключевых слов» поэтических текстов.

Для русской поэзии это такие слова, как береза, дуб, море, журавль, голубь, небо, поле, Москва, Волга и проч. Ср.:

^ Дорога Красного Коня,

тоска берез

и звоны пашен –

таким знакомым,

русским,

нашим

все

опрокинулось в меня!

К.Скворцов;


Сверкают водные равнины,

И взлеты рыб, и выводки утят.

И белые морские исполины

Стоят у пирсов, пляшут и скрипят.

И где-то там, в неведомом пространстве,

Как некий сон мерцают острова.

И снится мне: со всех миров и странствий

Над головой проносится молва.

Н.Тряпкин.

Для текстов белорусских поэтов ХХ века преимущественно характерны следующие лексемы, структурирующие концепт «пространство»: асіна, хвоя, дуб, бор, бусел, неба, васількі, ніва, Скарына, Купала, Палессе и проч. Например:

Беларусь –

^ Бераг белых буслоў...

Р.Барадулін;


Нас хвоі ў ціхіх калысках-далонях люлялі,

Нас хвоі ад куляў варожых сабой засланялі,

а на вяселлях цымбаламі стаўшы

нам песні спявалі,

і ў сцюжу цяпло, што гадамі па кроплі збіралі

згараючы нам аддаюць,

і з намі ў магілу кладуцца,

і помнікамі жывымі ля нашых галоў устаюць

хвоі,

родныя хвоі...

М.Рудакоўскі.

Итак, можно констатировать различия в структурировании художественного концепта Родины с помощью ключевых лексем у русских и белорусских поэтов. В частности, русской поэзии не свойственна в такой мере, как белорусской, поэтизация плодовых деревьев, символизирующих локальное пространство, малую родину, – яблони, груши, вишни:

^ Як неад’емнае: над грушай

птах белы крылы распрасцер...

Яго святлом

свiтае ў душах

любвi святое пачуцце.

(В.Каско);


Вiшняк, сцяжынка... За гароды выйшлi,

У казачна нямую цiшыню.

Интересную для наблюдения группу составляют ключевые слова, посредством которых создаётся «вертикальное» пространство в русской и белорусской поэзии. Это, в частности, лексемы, обозначающие птиц. Для всех индоевропейских народов птица – священный символ ветра, света, быстроты духовных процессов. Мифологический образ птицы обозначает души умерших и ещё не родившихся, это «начало» и «конец» одновременно. Летящая птица – своеобразный символ пространства.

Для русской поэзии наиболее характерен образ журавля:

Меж болотных стволов красовался восток огнеликий

Вот насупит октябрь – и покажутся вдруг журавли!

^ И разбудят меня, позовут журавлиные крики

Над моим чердаком, над болотом, забытым вдали...

Широко по Руси предназначенный срок увяданья

Возвещают они, как сказание древних страниц.

^ Всё, что есть на душе, до конца выражает рыданье

И высокий полёт этих гордых прославленных птиц.

Н.Рубцов.

Образ журавля служит источником метафорического воплощения родного пространства.

Символичен в русской лирике и образ голубя, также обнаруживающий непосредственную связь с пространством:

^ На заре рассветные озёра

Голубого неба голубей.

И летят в извечные просторы

Голубые стаи голубей.

В.Фирсов.

Символом Беларуси всегда считался белый аист (бусел):

^ Зарунеюць дажджы,

Выспеюць навальнiцы,

Узляцiць вырай матчыных слоў.

Вечнай плынi часiн

Ты гадуеш крынiцы,

Беларусь –

Бераг белых буслоў.

Р.Барадулiн;


Няма радзIмы без бацькоўскай хаты;

Буслiны клёкат – гэта родны дом;

^ Ты будзеш жыць шчаслiва i багата,

Калi над хатай – буслава гняздо.

П.Панчанка.

С аистом белорусы связывают представления о плодородии. На Полесье его называют Иваном. С аистом связана и знаменитая перифраза В.Короткевича: «Беларусь – зямля пад белымi крыламi».

Наблюдение над текстовым материалом позволяет отметить два основных принципа структурирования художественного пространства.

Метонимический принцип является тем общим, что характеризует структурирование концепта «пространство» в художественной литературе в целом. Его суть – представление некоей локативной сферы через ряд частных локативов [12]. Данный принцип реализуется через подбор характерных лексем, в первую очередь, с локативной семантикой, которые наполняют авторский дискурс: лес, деревня, дорога, родник, груша, плуг, дуб, береза, васильки, рожь и т.п. Именно благодаря подобным деталям метонимически (а точнее – по принципу синекдохи, основанной на переносе «часть – целое») и строится образ пространства.

Метафорический принцип вносит в творчество большинства поэтов то специфическое, что отличает пространство в отдельных идиостилях и текстах. Метафора – это выразитель личностных смыслов (значений). И в первую очередь о приближенности метафоры к авторскому «Я» принято говорить по отношению к поэзии [11].

В русском языке, в том числе и в языке поэзии, по наблюдению исследователей, метафоризируются едва ли не все названия пространственных объектов. Причем источник метафор, как правило, – слова, называющие актуальные понятия для общества определенного времени. О.П.Ермакова [12] утверждает, что для метафоры не очень характерно оставаться в рамках одной и той же логической категории. Метафоры могут образно представлять одно пространство сквозь призму другого: горы, холмы, бугры могут быть не только на земле, – ср.:

^ За открытый с обрыва Твой лес

жить хочу и дышать откровенно,

чтоб от месс, как от горных небес,

у больных закрывались каверны.

А.Вознесенский.

Тем самым метафора отражает сознание человеком единства, неразрывности частей мирового пространства.

Важно заметить, что «одной из форм репрезентации национально-культурного образа мира является ассоциативное поле. Сравнение ассоциативных полей, свойственных разным народам, проживающим примерно в одинаковых условиях, позволяет говорить об особенностях мировосприятия и способах отражения его в языке» [13, с. 65].

Так, в русской поэзии одной из основных лексем, структурирующих пространство, является лексема море:

^ Вечно в движении, вечно волна

Шумны просторы морские, -

Лишь человеку покорна она,

Сила суровой стихии.

Н.Рубцов.

В поэтической традиции белорусов наблюдается использование данной лексемы либо в переносном смысле, ср.: жытняе мора, зяленае мора лясоў, либо в качестве основы образа чего-то нетрадиционного, экзотического:

^ Усiм смялей якраз.

Навошта шыцца ў норы!

Не гэтак густа нас:

Пакуль што – кропля ў моры.

(Р.Барадулiн).

Другой пример. В русской культуре, тяготеющей к бескрайним просторам, поле – одна из номинаций «русского пространства», которое ассоциируется с признаками «раздольное», «чистое», «радость», «воля»:

^ Дождь игреневый, игривый

Пролетел, и в свете дня

Встала радуга над гривой

Поля, будто бы коня.

Нынче полю выпал жребий

Нас дорогой мчать благой,

Звонкий жаворонок в небе –

Колокольчик под дугой.

Я.Козловский.

Как отмечает В.А.Маслова, ссылаясь на данные мифологии и фольклора, национально-культурная специфика поля у белорусов представлена в номинациях «праца», «пот», «надзел», «жытняе» и пр. [13, с. 48]. Эти положения подтверждает и собранный нами материал:

^ Матчына песня,

Ты ў полi гарбела,

На маразах у чужыне гiбела,

У баразенцы на мiг спачывала.

Болю не трэба было дабаўляць.

Рук ты не чула,

Але спачувала,

Што ў перапелкi ножкi баляць.

Р.Барадулiн.

О.П.Ермакова [12, с. 295] выделяет три обстоятельства, определяющих метафорические названия пространственных объектов, расположенных на плоскости, по горизонтали:

а) расположение по отношению к своеобразному «центру», причем наибольшая приближенность к нему ассоциируется с положительными чувствами, удаленность – с отрицательными:

^ Ах, я тоже желаю

На просторы вселенной!

Ах, я тоже на небо хочу!

Но в краю незнакомом

Будет грусть неизменной

По родному в окошке лучу.

Н.Рубцов;

б) ровность пространства – хорошо, неровность – плохо:

^ Разгневалось море, – сказал матрос.

Разгневалось, – друг ответил.

И долго молчали, повесив нос

И слушали шквальный ветер...

Н.Рубцов;

в) оценочными являются и такие признаки пространства, как открытость, отсутствие границ (положительная оценка) и закрытость, ограниченность (отрицательная):

^ В бетонно-электрическом раю,

подбив итог находкам и потерям,

скорей впустите в комнату свою

смышленого и ласкового зверя.

В.Костров.

Нами также выявлено, что для структурирования концепта «малая родина» более характерны антропоморфные и зооморфные метафоры, восходящие к определенным архетипам (жизнь – сеяние, цветение; смерть – увядание, отцветание), а для репрезентации космических пространств, помимо некоторых архетипических метафор («бытие – книга» и др.), весьма характеры метафорические построения, основанные на кенотипах (от др. греч. kainos – новый; в отличие от архетипа – образная формула, обобщенная идея – aidos, исторически новых явлений, таких, как «метро», «газета», «пляж», их обобщающий, предсказующий смысл) [14, с. 202].

Оба рассмотренных принципа подчинены реализации базовых тенденций структурирования анализируемого концепта – локализации (то есть преимущественного внимания к “близкому”, “своему”, “непосредственно окружающему” пространству) преимущественно для белорусских поэтов и расширению (то есть стремлению охватить необъятные просторы, показать безграничность, масштабность, размах) для большинства представителей русской поэзии ХХ века.

Бесспорно, нельзя категорично связывать широкие пространства только с русской поэтической КМ, а локальные – с белорусской. В конкретных идиостилях та или иная из перечисленных локативных сфер выступает в качестве основной, доминирующей. Так, одни поэты тяготеют к максимально широкому пространству, склонны к обзору действительности «с орбиты космического корабля» (из высказывания И.Науменко о поэзии А.Вознесенского). К таким поэтам можно отнести и белорусов Р.Бородулина, А.Рязанова и др. Другие обращаются к земной, непосредственно окружающей сфере бытия лирического «я» (Н.Рубцов, С.Соколов, Э.Асадов).

Отмечается и корреляция пространственных представлений с метафоричностью текстов. Так, идиостили, ориентированные на максимально широкие пространства, как правило, в гораздо большей степени метафоричны в сравнении с идиостилями локальных пространств. Это связано с активной эксплуатацией в них моделирующей функции метафоры, то есть функции создания новых концептов, что более актуально для выхода в не постигнутые человеческим разумом пределы, коими являются Природа, Бог, Создатель, Космос. Так, М.Эпштейн противопоставляет стили поэтов «метафорического» направления (Л.Мартынова, Р.Рождественского, А.Вознесенского и др.) стилям таких авторов, которых он называет «тихими» и «деревенскими» поэтами (Н.Рубцов, С.Соколов), структурирующими пространство преимущественно через концепт «малая родина» [14, с. 201]. Это, однако, не значит, что поэты типа Н.Рубцова, А.Пысина и др. не прибегают к метафоре, просто их метафорика несет иную, в сравнении с метафорикой противопоставленных им поэтов, прагматическую нагрузку, выполняя преимущественно эмоционально-экспрессивную, не концептуально-моделирующую, функцию.

Таким образом, пространственная модель мира, представленная в поэтических текстах русских и белорусских поэтов ХХ века, имеет глубокие истоки в области традиций мифопоэтики данных этносов, их истории, культуры, менталитета. В связи с этим возникают отличия как на уровне общего ассоциативно-мыслительного восприятия пространства представителями данных нацией, так и в части выбора ими языковых средств создания художественного пространства в поэтических текстах. В ходе исследования нами выявлены ключевые пространственные лексемы русской и белорусской поэзии, описаны их ассоциативные поля, раскрыта сущность двух принципов структурирования концепта «пространство» в русской и белорусской поэзии – метонимического и метафорического, рассмотрены ведущие тенденции структурирования концепта «пространство» русскими и белорусскими поэтами – расширение (у русских) и локализация (у белорусов).

Литература
  1. Карасик В.И., Слышкин Г.Г Лингвокультурный концепт как единица исследования // Методология когнитивной лингвистики. Воронеж: Изд-во Воронежского ун-та, 2001. С. 75-79.
  2. Лихачев Д.С. Концептосфера русского языка // Русская словесность. От теории словесности к структуре текста. Антология / Под ред. проф. В.П.Нерознака. М.: Academia, 1997. C. 280-287.
  3. Чернухина И.Я. Основы контрастивной поэтики. Воронеж: Изд-во Воронежского ун-та, 1990. 198 с.
  4. Лихачев Д.С. Поэтика древнерусской литературы. М., 1978. 359 с.
  5. Лотман Ю.М. Избранные статьи. Т.1: Статьи о семиотике и топологии культуры. Таллин, 1992. 479 с.
  6. Левонтина И.Б., Шмелев А.Д. Родные просторы // Логический анализ языка. Языки пространств. М., 2000. С. 50-58.
  7. Канюшкевiч М.I. Моўная карцiна свету беларуса (на матэрыяле мастацкiх параўнанняў) // Славянские народы и их культура в современном мире: Матер. междунар. науч. конф. Гомель: БелГУТ, 1996. С. 76-80.
  8. Чумак Л.Н. Синтаксис русского и белорусского языков в аспекте культурологии. Минск: БГУ, 1997. 196 с.
  9. Эпштейн М. «Природа, мир, тайник вселенной...»: Система пейзажных образов в русской поэзии. М.: Высш. шк., 1990. 304 с.
  10. Колесникова В.П. Лексика темы «Родина» в русской поэзии // Русский язык в школе. 1990. № 5. С. 50-54.
  11. Кураш С.Б. Метафора и ее пределы: микроконтекст – текст – интертекст. Мозырь: МГПИ, 2001. 121 с.
  12. Ермакова О.П. Пространственные метафоры в русском языке // Логический анализ языка. Языки пространств. М., 2000. С. 289-298.
  13. Маслова В.А. Преданья старины глубокой в зеркале языка. Минск: Пейто, 1997. 125 с.
  14. Эпштейн М. Концепты... Метаболы... О новых течениях в поэзии // Октябрь. 1998. №4. С. 194-203.