Калмыцкая безэквивалентная лексика и фразеология в русских переводах произведений Давида Кугультинова
| Вид материала | Автореферат |
- Безэквивалентная лексика как предмет исследования в современном переводоведении, 230.57kb.
- Т. В. Жеребило Термины и понятия лингвистики: Лексика. Лексикология. Фразеология. Лексикография, 1260.79kb.
- Элективный курс «Подготовка к гиа» 9 классс Урок №12 Тема: Повторение и закрепление, 134.81kb.
- Тест по теме "Лексика. Фразеология", 87.25kb.
- @1 Что называют переводом, 247.16kb.
- Лексико-семантические и стилистические способы выражения агрессии в художественном, 275.12kb.
- Курсовая работа на тему: Фразеологические единицы в заголовках газет, 50.77kb.
- Сказка «субсутай» как фольклорный источник поэм д. Кугультинова «повелитель время», 360.34kb.
- Шишов Анатолий Иванович (учитель физики), Гура Надежда Васильевна (учитель литературы), 103.59kb.
- Языковые единицы, отражающие географические реалии Германии, 163.69kb.
Оним Эрлик в книге «Семь звезд» употребляется в шести легендах. Согласно легенде «Возвращение солнца» первоначально Номин-хан – царь закона – владычествовал в Верховном мире. Эрликом-ханом (царем чертей) он стал называться с тех пор, как за хаос и произвол был низвергнут из мира тенгриев в преисподнюю. В остальных пяти легендах Эрлик-хан – подземный владыка, повелитель потустороннего мира, хозяин смерти. В сказках слово эрлг используется в обоих своих значениях: 1) «злой дух, сатана», 2) «владыка подземного царства, повелитель преисподней». Во всех сказках Эрлик Номин-хан упоминается в связи с нисхождением в мир мертвых героев сказок и их последующими действиями в Нижнем мире. В «Джангаре» анализируемый персонаж выступает под четырьмя вариантами наименований: Эрлг номин хан, Эрлг хан, Номин хан, Эрлг (или эрлг?). В первых трех случаях это номинация владыки подземного царства, в последнем – обозначение злого духа, помощника Эрлика-хана.
Мифологизм эрлик (Эрлик) встречается у Д. Кугультинова в трех поэмах-сказках и двух реалистических стихотворениях. В поэмах-сказках слово выступает в значениях: а) злой дух: И столько бед я натворил в том сне!.. / Эрлики «жизнью» этот сон назвали / У матери просил, как в детстве, он / Спасенья от эрлика – злого духа…(Повелитель Время). В поэме «Цаг-залач» приводится сочетание слов эрлг шулм, каждое из которых может употребляться самостоятельно: Эрлг шулмас аадж… – боясь эрлика – злого духа; б) ангел смерти: У каждого – будь мал или велик – / Жизнь все же оборвется в некой точке. / Калмыцкий ангел смерти – хан Эрлик – / Теперь хватает нас поодиночке, / Перехитрить его нам не дано, … (Размышления о жизни и смерти во время болезни); в) владыка смерти: – Правду говорят: / Сообща народ – храбрец, / Одолеет даже ад. / Попадется хан Эрлик – / Сокрушит его народ (Зоригте). В стихотворениях Д. Кугультинова властитель загробного мира именуется ханом Эрликом.
В поэме-сказке «Сар-Герел» Герел не соглашается на предложение Солнца стать его женой, и Солнце исчезает с небосклона. Наступившую ночь люди приняли за затмение солнца. Природное явление – затмение солнца или луны – в народной традиции объясняется как злые козни демона Арахи.
В калмыцких народных поверьях (например, в книге «Семь звезд», содержащей пять вариантов легенды о мифическом чудовище Арахе) затмение объясняется как результат нападения на Солнце и Луну Арахи, который эти небесные светила пригрозил мучить (Вариант 1), пытается проглотить (Варианты 2, 3, 5), заслонить (Вариант 4).
Этот сюжет распространен у монгольских народов и восходит к древнеиндийскому мифу. Кроме поэмы-сказки «Сар-Герел», мифологизм Араха встречается в трех реалистических поэмах: «Бунт разума», «Необоримый», «Град в Венеции». Образ злого духа Арахи вводится в поэму «Бунт разума», чтобы подчеркнуть несчастье отца, потерявшего на войне единственного сына: Все черной перечеркнуто чертою, / Как будто Араха – калмыцкий дух – / Пожрал на небе солнце золотое, / Как, по преданью, свойственно ему / … /. Еще раз в этой поэме слово употребляется в сказке «Железная птица». Чтобы создать Птицу кровожадной, нужны не деньги (Золото не ценит араха!), а кровь ста девушек и ста юношей, в такой крови должен томиться железный сплав. Здесь араха не мифическое чудовище, а будущая рукотворная Птица-чудовище. В результате создания она получилась «помесью механизма и дракона». Только в одном этом примере слово араха является нарицательным существительным и не связано с солнечными затмениями.
В другой поэме мифологизм используется в описании начала летнего дождя в Венеции: Мрак средь белого дня возник. / То, что казалось облачком малым, / Вдруг рагромадилось … Свет потух, / Словно бы солнце вдруг заглотал он - / Наш Араха, злой каменный дух. (Град в Венеции).
Демонические персонажи низшей мифологии (^ Мус, Мангас, эрлик(и), шулма, шулмусы) рассматриваются в разделе I.3. Представители Нижнего мира в произведениях Д. Кугультинова те же, что в легендах, преданиях, народных сказках и эпосе «Джангар». Это Мус (Цветок, одолевший бурю), Мангас (Сказка об уже, Бата – всадник на быке), эрлик(и) (Повелитель Время, Цветок, одолевший бурю), шулма (Цветок, одолевший бурю), шулмусы (Бата – всадник на быке). В прототекстах мусы – «начальники», мангасы – иноземные бесы, шулмусы – черти (мелкие бесы).
«Прислужник Зла, прислужник тьмы», Черный Мус уродлив, скособочен, космат, покрыт черной шерстью, чернолицый, с когтистыми лапами, он чучело из чучел. Персонаж характеризуется только отрицательно: косматый трус, Мус проклятый, презренный Мус, причина общих бед, Мус злой, презренный враг. Злые козни бесов по отношению к людям проявляются в самых разных видах. В сказке Д. Кугультинова Мус – оборотень, владеет колдовством, это чудовище.
Древнее мифологическое представление о трех мирах в поэзии Давида Кугультинова выражается такими же способами, как и в фольклорных произведениях: прямой номинацией (небеса, надзвездные выси, подлунный мир, подземная бездна), косвенным указанием – через упоминание (только) или характеристику обитателей Верхнего и Нижнего миров.
Наименования мифологизированных лиц (Рагни) рассматриваются в разделе Ι.4. Первоначально санскритское слово дакини обозначало женские божества низшего ранга, затем слова дагини, рагини-дагини, рагни стали употребляться в значениях «небесная дева», «красавица» или в качестве эпитета «красивая, прекрасная». Обе части существительного рагини-дагини могут выступать как самостоятельные слова, более употребительным из них является вариант рагни.
В сказках и легендах рагни или красавицы девушки являются мифологизированными лицами, в «Джангаре» рагни определяются как мифологизированные лица, так и главная героиня – супруга Джангара. Формула «пятнадцатилетняя рагни-дагини» – общая для сказок и эпоса.
В произведениях Д. Кугультинова слово используется в вариантах ^ Рагни-Дагни, рагни, Рагни. Вариант Рагни-Дагни со значением «сказочная красавица» (что указано в сноске) употребляется в одном из ранних стихотворений поэта – «Девушка-джангарчи». С Рагни-Дагни сравнивается героиня: …Джангра богатыри / С красавицы степной они / Глаз не сводили очарованных, / Как будто бы с Рагни-Дагни (ср. в оригинальном тексте так же – Арагнь-Дагнь (Джангрч кююкн)).
Мотив встречи героем / героями в пути девушки или девушек с угощением является общим для поэмы Д. Кугультинова, эпоса «Джангар» и народных сказок. Однако в каждом из указанных источников он проявляется по-своему. В сказке Д. Кугультинова «Повелитель Время» путников (отрицательные герои) встречают рагни – небесные девы, в эпосе и народных сказках богатырей – красавицы, в образе которых чаще выступают бесовки. Для последних красота – способ отвлечения героя от выполнения им важного дела. Если в поэме-сказке «Цаг-залач» (Повелитель Время) рагни – мифологические персонажи, в реалистических произведениях поэта слово рагни используется в качестве метафоры или сравнения: личико влюбленной и любимой девушки краше, чем у сказочной Рагни (В лесу).
Традиции сравнения соответствуют картине мира народов. В художественном мире произведений Д. Кугультинова образы положительных героинь устойчиво соотнесены автором с мифологическим персонажем рагни. Сравнение с рагни – традиционное, является одним из способов характеристики красоты.
Обращение Д. Кугультинова к мифологии связывает настоящее с прошлым, расширяет художественное пространство произведений поэта. Мифологические мотивы, сюжеты, образы получают в поэзии Д.Кугультинова новую жизнь, помогают понять проблемы современности.
В главе II исследуются калмыцкий народный календарь и календарные онимы в поэзии Давида Кугультинова. Сначала рассматривается понимание калмыками категории времени, описываются исторические изменения в системе калмыцких календарных онимов. Затем дается анализ календарных имен, использованных в произведениях Кугультинова. В них сохранились отдельные элементы почти утраченной системы календарных онимов.
В разделе II.1 специально описываются калмыцкие названия годов в двенадцатилетнем животном цикле, а также названия месяцев, дней недели, частей суток. Указанные отрезки времени, кроме дней недели, называются наименованиями одних и тех же животных в одной и той же последовательности. Калмыцкий лунный календарь рассматривается в сопоставлении с григорианским солнечным календарем. У восточных народов, исповедующих буддизм, нет единого начала года. В разные периоды по-разному определяли начало цикла и года и калмыки: 1) от года и месяца Мыши (древняя общемонгольская традиция); 2) от года и месяца Барса (собственно калмыцкая традиция); 3) от месяца Дракона (тибетская традиция); 4) от праздника Цаган-Сар – Белый Месяц; 5) от праздника Зул. Праздник Зул считается началом года с XIX века и после долгого перерыва возрожден в настоящее время. По происхождению Зул – не новогодний, а буддийский праздник поминания Цзонхавы, по-калмыцки – Зунквы. Зунква Гегяном калмыки называли Цзонхаву (1357-1419) – тибетского религиозного деятеля, основателя школы гелугпа, автора многотомных книг по буддизму. В сутках каждому из 12 двухчасовых отрезков времени также соответствует название определенного животного.
Калмыцкие названия всех животных, входящих в годовой цикл, кроме слова Лу – дракон (видимо, потому что это фантастический персонаж), являются личными именами. От этих личных имен образованы фамилии, образуются отчества. Дни также обозначаются названиями животных, но более известны обозначения дней недели названиями планет: понедельник – Сумьян, Дава, Сар (Саран); Луна; вторник – Ангарг, Мягмар (Мигмяр, Нигмяр, Нимгр); Марс; среда – Буд, Лхагва, Улмж, Лаг; Меркурий; четверг – Пюрвя; Юпитер; пятница – Сугар, Шукра, Басанг; Венера; суббота – Санчир, Бембя, Шани; Сатурн; воскресенье – Адьян, Нимя, Наран; Солнце.
Из перечисленных названий дней недели все, кроме трех – ^ Лхагва, Сугар, Шукра, выступают в функции антропонимов. Названия дней недели в калмыцком языке представляют собой смешанную систему тибетских, монгольских и собственно калмыцких имен. Санскритские названия дней недели на современном этапе не наблюдаются, но они сохранились наряду с тибетскими и монгольскими названиями в качестве мужских антропонимов. Обозначения дней недели были заменены заимствованными названиями. В настоящее время номинации дней недели функционируют как личные имена.
В произведениях на калмыцком языке Д. Кугультинова используется немало заимствованных календарных онимов: названия «январь–декабрь» употребляются неоднократно, напротив, калмыцкие народные названия редки (Цаган сар, Тушу одр). В поэзии Кугультинова представлены отдельные фрагменты категории времени у калмыков.
^ Раздел II.2 посвящен календарным онимам в поэзии Давида Кугультинова. В русских переводах стихотворений и поэм Д. Кугультинова найдено всего три таких примера – это названия месяцев (цаган, Коня) и дня (Тушу одр – день запретов, неблагоприятный). Небольшое количество примеров подтвердило то, что калмыцкие календарные онимы почти полностью утрачены. К редким исключениям относится название праздника и месяца – Цаган-Сар – Белый Месяц. По мнению многих исследователей, этот оним значит «счастливый, добрый, хороший месяц». О.А. Мудрак полагает, что прилагательное цаган выступает здесь в своем прямом значении: обозначает цвет первого серпа луны.
Наименование месяца «цаган» использовано Кугультиновым в стихотворении «Мой разговор с сусликом»: «В месяце цаган – душистом, чистом …». Калм.: «Цаган сарин шинд …» – букв. В начале месяца цаган (Зурмнла кесн кююндвр). В основу стихотворения положено народное поверие: если выглянул из норы суслик, значит, пришла весна. В современном употреблении онимы Цаган и Цаган-Сар используются только как геортонимы. Месяц Коня упоминается в стихотворении «Курдючная овца»: «Видали праздник степняков весною, / В апреле дивном, в “Месяце Коня”?!». Значения названий «цаган» и «месяц Коня» понятны из контекста: цаган – время года, когда «в Калмыкию пришла весна», когда «суслик пробудился ото сна»; месяц Коня – это «дивный апрель».
В калмыцком языке существуют собственные обозначения понятия «опасный день» – это сочетания тушу одр, му одр. Из них активно употребляется второе название, сочетание тушу одр сохранилось в художественной литературе, например, в поэзии Давида Кугультинова. Главный герой поэмы-сказки «Бата – всадник на быке» В день «запретов» – грозный «Тушу» – / Он родился ранней весной. / Если кто в «день запретов» рожден – / Сам запретам он не подвластен…/ Потому, наверно, Бату / Осеняла во всем удача / С тем, кто в «день запретов» рожден, / Никогда не случится худа. Из контекста понятно, что день Тушу приходился на время ранней весны. В калмыцком тексте дано более подробное определение дня: это был день, совпавший с весенним Дюцинг (Бух кюлгтя Бата). Дюцинг – большие торжественные буддийские праздники, дни больших проповедей и покаяния, сопровождавшиеся строгим постом, дни «больших мацаков». Эти праздники отмечались четыре раза в году. Мацак – ежемесячные три дня поста. В празднике Дюцинг имеются дни запрета – это время покаяния, молитв, строгого поста.
Календарные личные имена использованы Кугультиновым в реалистической поэзии. Таких имен четыре: ^ Дава – имя самого поэта (Возвращение), мужское имя Басан/Басанг (имеется в нескольких стихотворениях), имя Барс и фамилия Барсов (Необоримый) и имя девочки – Цаган (Имена в саду).
Калмыцкие календарные онимы как система ныне утрачены, они заменены заимствованными названиями, и только в национальной художественной литературе сохранились отдельные элементы системы. С утратой калмыцких календарных онимов как системы утратилась зависимость процесса имянаречения от народного календаря.
^ Глава III посвящена исследованию сакрального белого цвета в монгольских языках, русском языке и в поэзии Давида Кугультинова.
Символика цвета – положительная для слова «белый» и отрицательная для слова «черный» – является древней и универсальной не только для европейских народов, но и подтверждается данными монгольских языков. Через символику белого цвета передаются составляющие системы ценностей многих народов, в том числе и калмыков: сакральный белый цвет характеризует материальные предметы, нравственные понятия, социальные явления.
В разделе III.1 рассматривается сакральный белый цвет в монгольских языках. Символику белого цвета в фольклоре необходимо связывать с восприятием первобытным человеком смены дня и ночи: восход солнца, наступление дня – это начало доброго, белого дня, это спасение от враждебных сил – ночи, мрака, холода. Белое – символ света. Основное переносное употребление белого цвета (монг. цагаан, бур. сагаан, калм. цаган) в монгольских языках – обозначение чего-то возвышенного. Популярное шаманское, а затем буддийское божество, покровитель земли и животных, культ которого распространен у всех монголоязычных народов, именуется Белый Старец: монг. Цагаан овгён, бур. Сааган Эбугэн, калм. Цаган Овгн.
В шаманской мифологии бурят одно из центральных божеств – ^ Заян Саган тэнгри – Творец Белый тэнгри, его небесной супругой является Зарлиг Саган хамган – Белая старуха Зарлик. Заян Саган – творец и покровитель Гэсэра в эхирит-булагатской версии «Гэсэра». В бурятском эпосе верховный тэнгри – небожитель Хормуста имеет белый квадратный дворец, носит белый шлем, передвигается по Верхнему миру на одном из двух своих коней – светло-соловом (сагаан шарга морин). В бурятских улигерах встречается имя – метафора Сагаадай от основы сагаан – белый.
В эпосе «Джангар» прилагательное цаган употребляется в составе антропонима: Бурхан Цаган (букв. бог белый) – это богатырь, сын Тенгри, оронимов: Мангхан-Цаган (мировая гора, пуп земли и неба), Арслнг Алта Монгн Цаган уул (пуп земли) и как однословный ороним: Цаган.
Прилагательное «цаган» активно используется в создании антропонимов (Цагада, Цаган, Цагала, Цаганхалга – букв. белая дорога), топонимов (Цаган-Аман – букв. Белый рот, перен. Счастливые ворота – название районного центра в Калмыкии, находящегося на Волге), гидронимов и ойконимов (Цаган-Нур – белое озеро, Цаган-Усун – белая вода).
Молоко, молочные продукты у степняков считаются почетной едой – цаган идян, монг. цагаан идээ, бур. сагаан эдеэн. Молоко, кумыс, архи (молочная водка) – дары неба, поэтому с этими и другими продуктами белого цвета связаны определенные запреты, некоторые из которых бытуют и сегодня. Так, молоко, молочные напитки нельзя проливать, чтобы не попирать ногами, продавать молоко – грех.
Сакральными считаются особые предметы белого цвета: жертвенные животные, войлок, предназначенный для нового императора, детские пеленки, одежда для свадебного обряда. Буддийское значение цветообозначения «белый» такое же – обозначать что-то хорошее, чистое, священное: цагаан буян – добродетель, Цагаан дар эх – богиня милосердия Белая Тара, цагаан ном – добрые дела, добродетели. Приведенные из монгольского языка примеры являются общими для всех монгольских языков.
Пожелание счастливого пути в калмыцком языке цаган хаалгта болдж,.. – букв. белой дороги желаем. Им напутствуют как перед дальней дорогой, так и при всяческих начинаниях. Во фразеологических сочетаниях – пожеланиях счастливого пути в тюркских языках также употребляется прилагательное белый – ак: в татарском языке это сочетание ак юл, в туркменском – ак пата бермек.
Во всех приведенных словосочетаниях прилагательное «белый» является не столько цветообозначением, сколько обобщением конкретных свойств, качеств отдельных предметов, определяет достоинства человека.
В разделе III.2 показана символика цветообозначения «белый» в русском языке. Для анализа привлекается языковой материал из различных источников, в том числе тех, которые отражают калмыцко-русские отношения.
В письмах калмыцкого хана Аюки и его современников, адресованных русскому царю, царь назван цаган хан (букв. белый хан), ик цаган хан (букв. большой белый хан). Например, ики цаган хан – великим белым царем именуется в письмах хана Аюки Петр I. С царя Петра I наименование Цаган хан имеет значение «Великий хан, Великий русский хан».
Со времени непосредственного контактирования с русскими стали называть русского царя белым царем (сагаан хаан) буряты. Цагаан хаан называли русского царя также монголы.
Употребление цветообозначения «белый» в символическом значении имеет в русском языке длительную историю: она начинается с периода древнерусского языка (бела хорюговь «Слова о полку Игореве»). В русском языке так же, как в монгольских языках, употреблялись два антонимичных фразеологизма «белая кость», «черная кость». Их значения такие же, как в монгольских языках: «Белая кость – человек знатного происхождения или принадлежащий к привилегированному сословию в дореволюционной России», «черная кость – человек незнатного происхождения или принадлежащий к непривилегированному сословию в дореволюционной России». Скорее всего, что сочетания «белая кость», «черная кость» являются кальками с соответствующих тюркских словосочетаний, дающих необычную лексическую сочетаемость на русской почве и поддерживающих функционирование этих сочетаний в русском языке. Такие факты хорошо известны историко-лексикологической практике, особенно часты они в топонимии. Но для монголоязычных народов сочетания «белая кость», «черная кость» ассоциируются с монгольскими смыслами.
Сакральный белый цвет в поэзии Давида Кугультинова является предметом анализа, представленного в разделе III.3. Сочетания «белая дорога», «белый путь» – кальки калмыцкого фразеологического сочетания цаган хаалг, употребляющегося переносно в значении «счастливый путь». Фразеологизм цаган хаалг используется Давидом Кугультиновым во многих его произведениях, однако в переводах на русский язык он передается различными средствами. Так, в стихотворении «Волга» – словосочетанием «добрый путь»: Я снова у родной реки: / ... / Пришел по доброму пути. В поэмах-сказках «Повелитель Время» и «Бата – всадник на быке» – это буквальный перевод – «белый путь», «белая дорога». В поэме «Повелитель Время» словосочетание Белый путь употребляется: 1) в качестве пожелания старику бедняку, которому подарили быка, 2) в составе причастного оборота в функции прямого дополнения. Примеры: 1. ... Гнал быка к хотону дед / ... / Люди им желали вслед: / – Белый путь! Счастливый путь!; 2. Пели девушки хвалу / Времени, / сквозь мрак и мглу / Пролагающему вдаль / Белый путь – счастливый путь. В обоих примерах сочетание «белый путь» дано вместе с русским синонимичным фразеологизмом «счастливый путь».
В поэме-сказке «Цветок, одолевший бурю» употребляется авторский фразелогизм, основанный на использовании языковой фразелогической единицы «белая дорога»: Братья … /.., провожая гостей далеко, / Вслед пожелали: – Да будет легко / Мчаться дорогой беспыльною, белой! Словосочетание «дорогой беспыльною» является точным соответствием имеющегося в калмыцком тексте свободного словосочетания тоосн уга хаалгар (Галв диилсн цецг). В оригинальном тексте словосочетание тоосн уга хаалгар употребляется безотносительно к благопожеланию, в переводном тексте оно находится в составе йорела и дополнено определением «белой», а словосочетание «дорогой белой» является национально-специфическим фразеологизмом.
Кроме значения «дорожного» пожелания, фразеологическое сочетание цаган хаалг в калмыцкой речевой культуре, а также в произведениях Д.Кугультинова используется как синоним слов «счастье, успех, все хорошее». См. стихотворения «Солнце живого лица» и «Завещание»: И за все благодеянья / Шлю природе пожеланья: / Чтоб она могла цвести / Лучезарно и счастливо, / Чтоб по белому пути / Шла без черного обрыва! 2. Так шуми, цвети степью, нивою, / Белый свой расширяя путь! / Благодатною и счастливою, / Навсегда живою пребудь!
В стихотворении «Во времени все дальше отплывая» устойчивое сочетание «белая дорога» находится вне контекста йорела и потому не является пожеланием, выступает в переносном значении «счастливая жизнь»: Я вижу вас, ребята – одногодки, / Вас, не вернувшихся с полей войны. / ... / Теперь бы, верно, вы достигли цели, / Свои бы закрепили имена ... / О, как бы вы блистали, как горели, / Как расцвели бы, если б не война! / Но оборвалась белая дорога. / К мечте своей вы не смогли прийти, / Вы так и не успели расцвести...
Таким образом, фразеологизм цаган хаалг (белая дорога) является в произведениях Д. Кугультинова не только пожеланием счастливого пути, счастья, успехов, но и используется вне контекста пожелания.
Сакральность белого цвета у калмыков подтверждают в поэзии Д.Кугультинова указания на особые предметы белого цвета. Это, например, кибитка из белой кошмы, «одежды белые» шести рагни (Повелитель Время), ковры – ширдыки для почетных гостей (Зоригте). В поэме-сказке «Цветок, одолевший бурю» Альма оживляет умертвленные ею живые существа «порошком чудесным», «белым зельем» – так переведена постоянная фольклорная формула уулн цаган эм (Галв диилсн цецг). В поэме-сказке «Повелитель Время» шесть рагни несли навстречу хану Хамбалу и нойону Хаджи чаши и пиалы с ритуальным угощением: калмыцким чаем, арзой, чигяном.
Белый цвет в культуре калмыков обозначал высокое социальное положение человека: цаган яста кюн – человек белой кости, хар яста кюн – человек черной кости. В произведениях Д. Кугультинова используются сочетание «черная кость» и сложные прилагательные «чернокостный», «чернокостные». Антонимичное сочетание «белая кость» не употребляется, в качестве антонимичных даны сочетания «высокие родом», «высокого рода» (Эксперимент Пирсова).
Поэт Давид Кугультинов употребляет белый цвет в соответствии с его древней традицией в монгольских языках. Примеры из произведений Д.Кугультинова продолжили длительную историю использования в русском языке цветообозначения белый в символическом значении.
В поэтической картине мира Давида Кугультинова особое место занимает концепт круга. Анализ репрезентации концепта «круг» в творчестве Д.Кугультинова представлен в главе IV. Концепт «круг» – одно из базовых понятий общечеловеческого менталитета, универсалия, отмечаемая на разных уровнях культуры. В поэзии Д. Кугультинова этот концепт отражает прямую связь с фольклором и культурой калмыков. Мотив круга выражен на уровне структуры текста в сказке «Цветок, одолевший бурю». В зачине и концовке этой сказки говорится о времени и месте действия – это страна, где небесные своды, / Словно гигантский лазурный шатер, / Вольный, степной увенчали простор,… Небесный свод представляется как полусфера – пространственная модификация круга, отражающая эмпирическое представление о видимом пространстве, центром которого является человек: жители страны в этой сказке, девушка Герел – в другой.
В других сказках круг выступает как символ социального устройства, власти. Так, хан во дворце восседает на высоком золоченом троне, место подчиненных – внизу вокруг трона: 1. …жрецы, / Мудрецы, … / И прославленные мастера …сели вкруг / Трона золоченого, …(Железная птица – поэма «Бунт разума»); 2. Хан молчал. И весь хурал (совет – Л.О.) / Вкруг трона в страхе обмирал (Повелитель Время). Здесь нетрудно провести параллель с эпосом «Джангар»: правитель Джангар восседает на золотом троне выше всех в середине кругов. Круги составляют его 6012 богатырей.
В сказке Д. Кугультинова круг образуют родственники невесты и приехавшие сваты. На круге решаются вопросы сватовства, устанавливаются испытания для жениха и невесты, выполнение задания молодые должны показать на круге (Равные солнцу). В сказке «Цветок, одолевший бурю» пируют вместе братья Альмы и прибывшие сваты. Здесь нет указания на круг, но известно (см. эпос «Джангар»), что участники пира рассаживались кругом. В этих сказках круг – не просто группа людей родственников, но и семья, как в сказке «Эльте»: старшие нередко / Звали девочку в свой круг. Таким образом, в круг объединяются также по возрасту. Собравшись кругом, отмечали праздник победы богатырей (Золотое сердце, Зоригте).
Круг лежит в основе пространственных представлений калмыков-кочевников. В поэтических текстах Д. Кугультинова отражена и эта ментальная особенность калмыков. Так, в стихотворении «Девушка-джангарчи» о богатырях эпоса сказано: был ими недруг бит в окружности / Примерно годовой езды, что в стихотворении «Джангрч кююкн» – Джиля газрин хортан диилсн, … – букв. Живших (находившихся) на расстоянии в год езды своих врагов победившие. Формула путь длиною в целый год – джил джилдян гююлгх характерна для песен «Джангара» репертуара М. Басангова: именно столько времени – Целый год… / Двенадцать месяцев года… находятся в пути богатыри эпоса. Движения богатырей всегда связаны с идеей круга: они возвращаются к исходному месту. Этой же формулой измеряются обширные пределы ханства Джангара и соседних: богатырь преодолел путь уже в целый год езды, а все еще находится на своей территории. В современном использовании устойчивое сочетание джиля газр употребляется со значением «далекое место».
В одном из стихотворений Д. Кугультинов пишет: ^ Укхясн тёрюц аахшив. /…би, / Оршагдснаннь хёён дякняс, / Орчлнг узхяр, газрас / Ондядж моднд хюврхв ,/ Орюни шовугар джиргхв. В переводе: Я смерти не боюсь. / Могильную гряду, / Чтоб вновь увидеть мир и вновь ему дивиться, / Раздвину как-нибудь и деревом взойду / Иль птицей обернусь / И стану петь, как птица. Стихотворение называется по первой строке. В стихотворении «Йиртмджин бяядляс» герой «передохнуть присел» и наблюдает, как вслед за солнцем поворачивает голову подсолнух, спешат по делам беспризорная собака, полосатый кот, торопится домой муравей с добычей, т. е. каждый выполняет свое дело. Герой стихотворения, подумав, что он в их числе (Бас тедня тоод) живет, принялся за работу. В переводном тексте содержание оригинала уточнено: О, мир существ таинственно-родных! / …/… Я тоже – в честном их кругу. / Могу ли – старший! – быть у них в долгу?! (Смотрю на мир).
Человек – частица природы, он в числе ( кругу) всего живого: растений и животных, но он – старший: ^ Совесть человеку лишь присуща, / Одному ему, и потому/ Он возвышен среди всех живущих – / Небеса распахнуты ему (Совесть человеку лишь присуща).
Таким образом, круг организует пространственно-временные отношения (хронотоп), лежит в основе жизненного цикла человека, в природе человек – центр всего живого, в обществе он вместе с другими людьми составляет различные круги.
Круг – неизменная составляющая предметного ряда. Он представлен в форме жилищ (кибиток) и в их расположении, символизирующем солнце (хотон), в форме очага, в деталях национального костюма (пояса, вышивка зег), в оформлении ритуальных блюд. Борцоки, входящие в ритуальный набор пищи для подношения бурханам (богам), а это всегда первая порция пищи, имели круглую форму, по которой они и назывались – целвг или хавтха – круглая или плоская лепешка. В произведениях Д. Кугультинова на русском языке имеется слово борцук.
Поэт пишет о том, что в веков круговороте, возможно, повторится то, что было уже давно (Когда, о степь, и впрямь морской стихией,). Стихотворение «Кюмни угд» (букв. «Человеческому слову») начинается строкой Цагин мёнк эргцд – букв. Во времени вечном круговороте. В стихотворении «Слово к человеческому слову» перевода данной строки нет.
В поэзии Д. Кугультинова говорится не только о «веков круговороте», но и «круговороте возрождений». В стихотворении «Олн зюсн цецгюд» (букв. Разноцветные цветы) лирический герой рассказывает: в то время, когда разноцветные цветы нарядно покрывают мою степь, я прихожу сюда один и долго стою молча … с «потерянными» (геесн) друзьями мне кажется, что вдруг сейчас я встретился: Олн зюсн цецгюд / …/… теегим/ Кеерюлдж бюрксн кемля, / Кеерягшян гарч, ганц / Кесгтян тагчг зогснав, /… / Урглджин улмяд геесн / Уурмюдян, генткн, би / Минь ода уздж / Мендлдж оврсн болнав. В буддизме бесконечный процесс перевоплощений называется «колесом жизни», или сансарой. Человек вечно вращается в этом колесе – это и хочет показать нам поэт.
На акциональном уровне концепт «круг» в поэзии Д. Кугультинова реализуется через упоминание или описание калмыцкого танца: ^ Ты …как ласточка, …кружись, / …Промчись, как буря, к северу и югу, / … / И вновь пройдись по кругу. / … / А ну быстрей, еще быстрей! Хадрис! / Кружись,… В калмыцком танце немало поворотов, вращений, основным композиционным рисунком является круг, внутри которого движутся только слева направо. Много движений исполняется в центре круга.
С кругом связаны многие калмыцкие народные игры («Скачки альчиков», «Прямое попадание», «Игра в лунки», «Серебряный пояс», «Круг» и др.). В поэме «Повелитель Время» упоминается игра в альчики. К. Эрендженов пишет, что эта игра связана с кругом: играющие битой выбивают альчики из центра круга.
В поэзии Д. Кугультинова круг выражен в структуре текста. Он выступает как символ социального устройства, организует пространственно-временные отношения (хронотоп), лежит в основе жизненного цикла человека, проявляется на предметном и акциональном уровнях.
Глава V посвящена анализу традиционных жанров ритуально-магической поэзии калмыков йорела и магтала, особенностям их творческого преломления в произведениях Давида Кугультинова. В разделе V.1 дается характеристика йорела (благопожелания) как этикетного жанра речи. Указывается на общемонгольскую традицию йорела. Йорелы монгольских народов сходны по содержанию и форме, у них общий состав устойчивых оборотов (фонд базовых стереотипов остается неизменным длительное время), как правило, они создаются по одной композиции. Традиционная структура йорела устойчиво удерживается, несмотря на то, что йорелы посвящаются новым темам. Йорелы относятся к речевым жанрам с побудительной или оптативной модальностью. Этим словесным действиям приписываются магические функции, прежде всего – продуцирующая и апотропеическая. По народным верованиям, одной вербальной магии йорелов достаточно, чтобы достичь желаемого результата. Йорелы употребляются также в окказиональных (не закрепленных хронологически, совершаемых «по случаю») ритуалах.
Специфика фактора адресата и адресанта йорела обусловлена социальными ценностями калмыков. В йорелах всегда выражается уважительное отношение к адресату. В роли йорелчи выступают люди в зависимости от статуса. К статусным признакам относятся возраст, пол, положение в семье, обществе, уровень образования, стиль жизни и т.д. Йорелчи отличает умение строить тексты соответственно нужному жанру и данной ситуации, т.е. владение всеми нормами речевого и неречевого этикета, высокий уровень владения стилистическими богатствами языка, использование прецедентных феноменов разных типов: афоризмов, цитат, пословиц; имен выдающихся деятелей; аллюзий (событий, фактов прошлого и т.д.). В большинстве текстов исполнитель называет свое действие – йоряджяняв (желаю).
В разделах V.2 и V.3 показана представленность жанра «йорел» в фольклорных источниках. Количество легенд и сказок, в которых имеются старинные йорелы (хуучна йорял), невелико. По тематике проанализированные йорелы распределились на четыре группы: а) относящиеся к календарным праздникам Зул, Цаган-Сар; б) йорел – благословение на брак; в) напутственные йорелы; г) йорелы, использованные вместо слов благодарности (имплицитные формы благодарности). Имеющиеся в сказках образцы йорелов из нескольких строк и одной – ахр йорял (короткие благопожелания). Все тексты представляют собой срединную часть йорела – сами пожелания. Например, в легенде «Зул» рассказывается о происхождении калмыцкого чая, праздника «Зул» и о том, как этот праздник отмечается. Слово «благопожелание» и текст йорела приведены в заключительной части легенды: Старцы, когда пьют чай в праздник Зул, произносят такое благопожелание: – Справляя ежегодно / Зул и Цаган Сар, / Вкушая благородный / Зункавы нектар, / ... / Да проживем сто лет! В роли йорелчи в легендах выступают старшие по возрасту люди, в сказках – герои, разные по возрасту, полу, значимости.
Анализ йорелов в эпосе «Джангар», предпринятый в разделе V.3, позволяет сделать следующие выводы:
Из песен семи версий эпоса «Джангар» йорелы содержатся в песнях пяти версий. Всего песен в пяти версиях эпоса «Джангар» насчитывается 23, йорелы имеются в 16 из них в количестве 29. Они делятся на 20 напутственных йорелов и 9 различной тематики: йорелы-пожелания при прощании остающимся (4 примера), йорелы-благодарности (2 примера), йорел Джангару на управление страной Бумбой и прославление имени (1 пример), благословение Джангара на ханство (1 пример), йорел имянаречения (1 пример). Эпос «Джангар» дает по сравнению с другими источниками самый богатый материал по напутственным йорелам. Благопожелания в эпосе представлены в редуцированной форме – ахр йорял. Йорелчи и адресатами выступают в основном богатыри «Джангара» или сам Джангар (во многих примерах), или провидец Алтан Цеджи, возглавлявший правую сторону богатырей на пиру, или многочисленные сайды (знать), лама, старцы. «Чужие» описываются в «Джангаре» как «свои»: выступают йорелчи и являются адресатами.
Являясь стереотипным жанром, йорелы в современном обиходе сохраняют те же формулы, что в сказках и эпосе: ^ Задуманное исполнив / Дело свершив; формулы счастливого возвращения домой имеют вид: По серебряной дороге «едя», / Золотые поводья повернув, / ... / На ушах своего коня с сиянием солнца / Благополучно возвращайтесь!
В разделе V.4 представлено исследование текстов йорелов и контекстов употребления слова йорел в поэтическом языке Д. Кугультинова. Поэзия Давида Кугультинова содержит богатый материал литературного воплощения данного жанра речи: он встречается как в сказках, так и реалистической поэзии. Произведения Д. Кугультинова мы рассматривали по трем группам: 1. Содержащие в тексте слово «йорел» (12 произведений); 2. Содержащие слово «йорел» и тексты пожеланий (6 произведений); 3. Содержащие только пожелания (7 произведений). Благопожелания Д.Кугультинова в большинстве случаев являются составной частью его произведений. Йорелом выступает целое стихотворение, оно так и называется – «Йорял» (Благопожелание).
В нашей работе дана классификация йорелов по тематике и жанровой принадлежности произведений, в которых они употреблены.
Лирический герой стихотворения «Волга», посвященого возвращению калмыков из сибирской ссылки, слагает йорел: ^ И вновь ищу слова, / Слагая Времени «йорел». В поэтическом языке Д. Кугультинова значение слова «йорел» становится понятным по тексту произведений – по приложениям. Определяя понятие, приложения дают ему другое (русское) название. Данные приложения обозначают качество – свойство понятия, служат средством эмоциональной оценки. Ср.: в поэме-сказке «Бата – всадник на быке»: … старец людям повелел: / – Не забывайте мой йорел – / Святое благопожеланье, – … Прямую положительную оценку выражают другие экспрессивно-оценочные слова, находящиеся в соседстве с эпитетами: … тамада … йорел калмыцкий произносит, / Торжественно звучащий, как всегда (День моего рождения). Д. Кугультинов обращается к целому ряду эпитетов: почтительный, живучий, лучший (в поэмах-сказках), задушевный, благодарственный (в реалистической поэзии). Эпитеты – прилагательные и оценочные слова и выражения придают произведениям Давида Кугультинова эмоционально-экспрессивную тональность. Определениями «древний», «старинный» указано время происхождения жанра: Древний йорел – пожеланье добра – / Произношу, как мой дед вчера: … (Просят друзья: «Скажи нам йорел!»). Фразами: Произношу, как мой дед вчера, Как некогда, мы наслаждались снова, / Звучанием старинного йорела – показано, что йорелы до сих пор находятся в живом речевом обиходе как любимый всеми риторический жанр.
Речевые события, в которых использовали йорел, различны. Ими определяется разнообразная тематика йорелов Д. Кугультинова, составивших 7 групп: 1. Йорелы, относящиеся к семейной обрядности; 2. Йорелы, связанные с трудовой деятельностью человека; 3. Напутственные йорелы; 4. Благодарственные йорелы; 5. Йорелы, посвященные Родине; 6. Йорелы, посвященные жизни; 7. Йорелы, используемые в различных житейских ситуациях. Круг лиц и событий, по поводу которых произносились благопожелания, обозначен заглавиями произведений: Над колыбелью мальчика, День моего рождения, Чабаны, Встреча через много лет, Весна… Мне кажется порой, У памятника Ленину, Завещание, Выигрыш Адучи, На семидесятилетие Ираклия Андроникова.
Функционирование йорелов в произведениях Д. Кугультинова особо не зависит от жанровой принадлежности произведений. Различия сводятся к тому, что, во-первых, в поэмах-сказках нет йорелов, посвященных географическим объектам современной родины калмыков; во-вторых, в них гораздо уже круг речевых событий, которые, как правило, стандартные, связанные с тем или иным обрядом. Житейские ситуации, отмечаемые реалистической поэзией, для сказок не характерны.
В реалистических произведениях адресаты йорелов указаны не только в авторских словах, но и определяются в обращениях: И речь веду я, на младенца глядя, / … / Басит над зыбкой незнакомый дядя, / Плечистый конник, … / Расти. / Толстей и крепни, / Шустр и звонок. / Ты, рыженький, ты, жизнь земли моей! / Пусть горестей не ведает ребенок, / Дитя войны, дитя суровых дней. / Будь в жизни справедливым, верным, точным, / Как пуля, что разит наверняка, / Будь в жизни несгибаемым и прочным, / Прочней, чем сталь солдатского штыка! (Над колыбелью мальчика, 1943).
Среди йорелов Д. Кугультинова также выделяются йорелы нового времени – советской эпохи. Эти йорелы выражают новое содержание, а форма их остается традиционной. Старинными йорелами в поэзии Давида Кугультинова являются группы йорелов: 1) относящиеся к семейной обрядности (рождение человека, свадьба); 2) связанные с трудовой деятельностью человека; 3) напутственные; 4) благодарственные; 5) прославляющие жизнь.
Слово йорел и тексты пожеланий находятся в сильных позициях текста произведений – в его заглавии, начале и конце. Йорелы Д. Кугультинова обычно заканчивают произведения и являются чаще всего формулами пожеланий, подобно тому, как в современном бытовании речевой жанр «йорел» утрачивает традиционную структуру и представлен краткими формами. См. примеры йорелов Д. Кугультинова: – Да летит она в вышину, / Прославляя волю свою / И родную свою страну! (Песнь чудесной птицы), – Пусть молодое / Солнце это золотое / И земля / помогут споро / Труд ваш завершить – и скоро! (Равные солнцу).
Анализ жанра йорел в поэтическом тексте добавляет новые штрихи к портрету языковой личности поэта Давида Кугультинова. Йорелчи Давид Кугультинов является носителем элитарного типа русской и калмыцкой речевой культуры. Йорелы Д. Кугультинова – это не только усвоение готового, но и индивидуально-творческий подход к нему.
В разделе V.5 описывается жанр речи магтал (восхваление). Магтал – панегирик, ода, гимн – древнейший жанр устной речи монгольских народов: возник на самой ранней ступени развития художественного творчества. В значении «хвала, прославление, ода, гимн» в монгольском и бурятском языках употребляются слова магтаал, цол, соло: бёхийн магтаал (цол) – восхваление борца-спортсмена; морио магтах – восхвалять коня, морины цол дуудах – воспевать коня, победившего на скачках. Аналогичный жанр – восхваления борцов и скакунов – имеется в тувинской обрядовой поэзии – макталдар, мактал. Жанр «восхваление» есть у всех тюркских народов. Магтал – это подробное описание в торжественной форме признаков предмета, места, времени, человека, животного, события, явления. Магталы были составной частью обряда, однако в настоящее время они по большей части бытуют самостоятельно – вследствие утраты или редукции обряда.
Адресат магтала идеализируется. Реализации этой цели служит использование различных видов тропов, передающих отношение адресанта к объекту воспевания: гипербол, метафор, олицетворений, сравнений, эпитетов. Объем магталов колеблется от нескольких стихотворных строк до больших поэм. Магталы имеют четкую композицию, для них характерно употребление большого количества стилистических приемов: ритма стиха, рифмы, анафоры, аллитерации, видов звуковых повторов. К древнейшим относятся магталы, посвященные горам, культ которых был распространен у народов Центральной и Восточной Азии. Древние магталы были подобны молитвам, в поздних – воспеваются красота гор, их богатство, воздается хвала родному краю, его людям.
Слово магтал входит в наименования некоторых буддийских молитв: «Зункван магтал», «Мяядрин магтал», «Сюмин магтал», «Ээдж-аавин магтал» – тех, которые являются народными версиями буддийских молитв.
Кроме магталов, исполняемых речитативом, выделяются молитвы-магталы, песни-магталы. В калмыцком песенном творчестве широко представлен жанр магталта дуд – песни-здравицы. Они исполняются на народных праздниках, свадебных пиршествах. Объектами восхваления в них являются люди, природа родного края, животный мир, особенно кони. Основное содержание этих песен заключается в призыве ко всем жить вместе счастливо.
Жанр магтала широко используется в героическом эпосе «Джангар». Пролог и многие песни эпоса – это песни-славы. Обращение к магталу вызвано как спецификой жанра «героический эпос», так и магической силой жанра славословия: славословие нацелено на обеспечение защиты от противников и неудач. В народных сказках и легендах магталы встречаются нечасто, однако имеющиеся обладают особой выразительностью. Так, в сказке «О празднике Цаган Сар» Ноган Дара-эке-гегян была «такой небывалой красоты, что в сиянии, исходившем от нее, можно было пасти скот и шить». В «Легенде о Лагани» юноша Лаг сравнивает девушку Сяхлю с красотой юной Ага Шавдал, жены самого Джангара. О красоте Шавдал Лаг рассказывает: – Глянет налево – станут видны/ В сиянии левой щеки / Мелкие рыбки левой реки. / Глянет направо – станут видны / В сиянии правой щеки / Мелкие рыбки правой реки. / Крови алее губы ее, / Снега белее зубы ее …
В фольклорных текстах магталы разнообразны по тематике, они посвящены прославлению животных народного календаря, коня (см. сборник «Цацлын деедж» (Заздравное слово)), дворца Джангара, гор, рода-племени, позвонка овцы, плети и т.д.
В заключительном разделе V.6 главы приводится анализ магтала Давида Кугультинова. В оригинальных произведениях Д. Кугультинова слова магтал, магтх (восхвалять), образцы магталов встречаются довольно часто. Произведения Д. Кугультинова представляют две разновидности жанра «магтал»: торжественное стихотворение и хоровые величальные песни. В текстах этих произведений на русском языке указанные слова, образцы магталов даны в переводе на русский язык, кроме слова магтал, имеющегося в стихотворении «Ода Москве». Стихотворение является авторским магталом, с которым в роли магталчи выступает лирический герой – художественный двойник автора – поэта. Красота Москвы в начале оды описывается калмыцкой эпической формулой красоты. Этот текст узнаваем: Ты, … / Сияешь так светло, что впору в этом свете / Цветной узор плести, причудливый на вид, / Иль табуны пасти, – После указанных слов дана отсылка к источнику – так песня говорит, являющаяся сигналом того, что приведена цитата. Как имеющая указание на источник, эта цитата маркированная. В переводном тексте используется прием варьированного цитирования прототекста. Сравним поэтическую формулу женской красоты Д. Кугультинова с эпической формулой: В сиянье [ее красоты] шитьем – вышивкой заняться возможно; / В свете [ее красоты] табуны стеречь возможно. Употребление эпической формулы служит созданию образности с возвеличивающей целью.
Считается, что в разных культурах по-разному рассматривается, что есть женская красота. Приведенная из поэзии Кугультинова и имеющиеся в калмыцком фольклоре формулы женской красоты подтверждают это положение, являясь национально-специфическими. В данном случае как источник культурной информации выступает художественный портрет.
Слово магтал использовано дважды в заключительной шестой строфе стихотворения: Ты стала украшением магтала: / «Москва» – сладчайшим изо всех имен / Магтал мой – дифирамб мой окрылен! / В себя приняв все лучшее Былое, / Расти, Москва, неутомимо строя, / Во имя человеческой мечты, / Грядущее, – / его достойна ты. / Москва!.. Ты светом вечности жива! / Сияй, Москва!.. Любовь моя – Москва! Значение термина объяснено в тексте стихотворения через русский синоним: Магтал мой – дифирамб мой окрылен! Способом семантизации «чужого» слова выступает параллельное подключение дополнительного синонимичного лексического средства. Значение слова понятно также из контекста. Еще оно имеет постраничную сноску: Магтал – хвала. Кроме термина, приведен образец текста магтала, который можно назвать и йорелом. Содержание всех строф соответствует тому, что это «торжественное лирическое стихотворение, написанное в приподнятом тоне». В заголовке дано авторское определение жанра произведения – «Ода Москве», кроме жанра, указан адресат. Заголовок стихотворения формирует жанровые ожидания читателя, настраивает определенным образом на его восприятие, первая часть произведения представляет вступление, отсылающее к эпосу «Джангар», конец текста – это йорел, следующий за магталом.
В поэме-сказке «Равные солнцу» «торжественную песню в честь старейшин» под музыку домбры запели семьдесят семь мужчин. Слова этой песни: «Лишь песни такие народу нужней, / Что в бой увлекут и бойцов и коней. / Клянемся блюсти до скончанья веков / Священный закон почитать стариков!».
Тематикой проанализированных выше трудов поэта не исчерпывается тематика его магталов. Давид Кугультинов – певец родной степи, Калмыкии, Элисты, эпоса «Джангар», советской страны, России, Москвы, Пушкина и многих других людей; он прославлял Разум, Правду и Добро, Время, Природу, Слово и Дело, Творчество, Поэзию – одним словом, Жизнь во всех ее проявлениях.
Исследование жанров речи йорела и магтала подтвердило наш изначальный тезис, что они – не только тексты, но и явления. Очевидна значимость исследования этих жанров в аспекте межкультурной коммуникации как речевых жанров, ярко демонстрирующих национальную специфику речевой практики.
Традиционные жанры не вышли из употребления, изменив формы. Активно обращался к традиционным жанрам речи поэт Д.Кугультинов. В поэтическом языке Д. Кугультинова образцы йорела и магтала нередко находятся в одном произведении, дополняя друг друга и показывая различие. Магтал предшествует йорелу, последним текст заканчивается. В такой же последовательности располагались эти части в молитвах.
Объединяет йорел и магтал то, что это тексты, ориентированные на суггестивно-магическую функцию. Различия их в том, что йорел устремлен в будущее, предмет магтала прославляется в настоящем времени. У этих жанров разные функции. Йорел обычно адресуется людям, магталы слагаются как в честь человека, так и животных, гор, городов, события, явления и т.д.
Анализ фольклоризма поэзии Д. Кугультинова получает продолжение в главе VI, в которой определяется роль и место эпоса «Джангар» в жизни и творчестве поэта. По его мнению, калмыки относятся к эпосу «Джангар» не только как к памятнику древности и дорогому наследию, но и как к насущной духовной потребности современного человека. Проблема фольклоризма поэзии Д. Кугультинова анализируется нами в большей степени на лингвистическом уровне, но в тесной связи с проблемой идейно-образного содержания.
В разделе VI.1 дается анализ эпической апеллятивной лексики (аранзал, батыр, джангарчи, домбра),