Geum.ru

Сказка «субсутай» как фольклорный источник поэм д. Кугультинова «повелитель время»

Вид материалаСказка

Содержание


Хаджи-нойон, живущий при хане
Подобный материал:
Манджиева Б. В., к.ф.н.

Калмыцкий государственный университет


КАЛМЫЦКАЯ НАРОДНАЯ СКАЗКА «СУБСУТАЙ»

КАК ФОЛЬКЛОРНЫЙ ИСТОЧНИК

ПОЭМ Д. КУГУЛЬТИНОВА «ПОВЕЛИТЕЛЬ ВРЕМЯ»

И Р. ХАНИНОВОЙ «ВСЕ ДВИЖЕТ ЖЕНЩИНА-ЛЮБОВЬ»


Народное творчество всегда глубоко воспринималось калмыцкими прозаиками и поэтами. Одним из самых популярных видов произведений калмыцкого фольклора является сказка, дающая огромный материал для изучения обычаев, традиций, верований, истории нашего народа.

На основе сказочного жанра созданы многие произведения Д.Н. Кугультинова. Так, его философская поэма-сказка «Цаг-залач» (1967) написана по мотивам волшебной сказки «Субсутай». По словам Ю. Розенблюма, «сюжетно-повествовательный план и образы поэмы “Повелитель Время” навеяны фольклором, на это указывает и сам поэт в подзаголовке произведения – “по мотивам калмыцких сказок”» [Розенблюм 1976: с. 198].

У современного русскоязычного поэта Риммы Ханиновой поэма «Все движет Женщина-Любовь», написанная в 1998 году и включенная в сборник «Часть речи» (2002), также имеет источником эту сказку. В подзаголовке автором указывается – по мотивам калмыцкого фольклора.

В нашей статье мы предпримем попытку сравнительного анализа фольклорных традиций в названных поэтических текстах, опираясь на русский перевод сказки «Субсутай», вошедшей в сборник «Калмыцкие народные сказки» (1997). На калмыцком языке известны несколько вариантов данной сказки, например, «Субсид хан», «Собсид күүнә тууҗ», рассказанных разными сказителями. Поэма Д. Кугультинова на русском языке (в переводе Ю. Нейман) взята нами из первого тома собрания сочинений, изданного в 1988 году.

Из двух поэм сюжет сказки «Субсутай» ближе к произведению Р. Ханиновой, на что указывает авторское название «Все движет Женщина-Любовь», в котором подчеркивается главная тема – любовь. В названии поэмы Д. Кугультинова «Повелитель Время» транслируется обобщенный образ фольклорного Хана Времени.

Сказка «Субсутай» начинается с описания калмыцкой степи, не знавшей суровых зим, неурожаев, смерти: «Это было давным-давно, когда еще калмыцкая степь не знала суровых зим, неурожаев и страшных падежей скота, разоряющих людей и доводящих их до голодной смерти. Тогда на зеленой степи привольно паслись огромные стада крупного и мелкого скота, а в каждой кибитке было вволю кумыса, арьяна, вкусных сырных лепешек и баранины» [Калмыцкие народные сказки 1997: с. 246].

Это напоминает о народном героическом эпосе «Джангар» со счастливой страной Бумбой. Ср. в поэме Р. Ханиновой: «… В те года, когда одна весна / в том краю, благоуханная, цвела, / в те года, когда был тучен скот, / в мире жил, блаженствуя народ» [Ханинова 2002: с. 89]. Поэма Д. Кугультинова, напротив, вначале показывает безлюдную степь: «Степь – безлюдна, степь – мертва» [Кугультинов 1988: с. 492]. Уже в зачине, задавая вопрос: «Почему калмыки ушли неизвестно куда и почему?», – автор предсказывает беду и ищет ее источник.

Различен подход поэтов к образу главного героя. В поэме Д. Кугультинова – это Хаджи-нойон, живущий при хане. В сказке «Субсид хан» – это хан. В сказке «Собсид күүнә тууҗ» и в поэме Р. Ханиновой – это простолюдин. Как и в сказке «Субсутай», в поэме «Все движет Женщина-Любовь» хан узнает о диковинном человеке, живущем в его ханстве, и отправляет за ним гонца. В трех вариантах сказки и у Ханиновой этот человек носит имя Субсутай – обладатель жемчуга.

Разница в описании дара главного героя: в сказке «Субсутай» и в поэме Р. Ханиновой, когда мужчина смеется, из его рта падают кораллы и жемчуг: «… был у Субсутая чудный дар: / рассмеется молодой калмык – / падают коралл и жемчуг вмиг» [Ханинова 2002: с. 90]. В поэме Д. Кугультинова Хаджи-нойону достаточно усмехнуться – падают жемчуг и алмазы, к которым добавляется при плаче золото: «Усмехнется он хоть раз, / С губ его слетит алмаз! / Чуть зубов покажет ряд – / И жемчужин крупных град / Звонко сыплется в мешок: / Сто жемчужин за смешок! /… Зарыдает он навзрыд – / Не слеза из глаз бежит: / Как струя степной реки, / Льется золото в мешки» [Кугультинов 1988: 501]. В «Субсид хане» же у главного героя золото выходит при рвоте, кашле, а кораллы и жемчуг – из рук: «Кезəнə нег цагин аңхуд Субсид хан гиҗ бəəҗ, алтар бөөльҗдг, алтар ханядг, hараснь hарсн нольмсн шор совсар hардг бəəҗ»[Хальмг туульс 1968: II, с. 187]. А в сказке «Собсид күүнә тууҗ», когда Собсид смеется, кораллы и жемчуг падают из его рта и носа: «Нег Собсид гидг күн бəəҗ, энүг инəсн цагтнь оньдинд амн хамр хойраснь шур-совсн асхрад бəəдг бəəҗ» [Хальмг туульс 1968: III, с. 167].

Завязка сказки и обеих поэм одинакова: главным героям изменили жены. В сказке «Субсутай» разгневанный хан, решив уничтожить всех женщин в ханстве, убивает сначала ханшу, затем отправляется с Субсутаем расправиться с его женой. Однако, встретив по дороге старого одноглазого пастуха и выслушав его рассказ о верной любви, хан и Субсутай отказались от своих преступных намерений.

В «Субсид хане» рассказ старика о спасении им своей старухи, о помощи в том бурхана и Ноhан Дәркин гегән (Зеленая Тара) убедил главного героя в существовании любви, и хан велел прекратить женоубийство.

А в сказке «Собсид күүнә тууҗ» безымянный хан и Собсид убивают своих жен, по дороге – старуху, спрятанную мужем в сундуке, пока не встречают седобородого старца. Узнав, что они убивают женщин в отместку за измену, тот рассказывает им сказку о юноше и девушке, соревновавшихся в изготовлении до заката солнца домбры и кисета соответственно. Если девушка схитрила и прикрепила солнце золотой нитью к краю покрывала кибитки, чтобы закончить работу вовремя, то юноша срезал полоски кожи с солнца, вызвав тем самым гнев светила, и был взят им на небо. Его родители не нашли в себе силы, решимости пожертвовать собой, а девушка смогла возвратить юношу, срезав с себя – по условию главного источника жизни на Земле – полоски кожи.

У Д. Кугультинова в поэме хан Хамбал и Хаджи-нойон расправляются со своими женами и отправляются мстить всем остальным женщинам, не испытывая жалости ни к дочерям, ни к матерям. Как и в сказке, в «Повелителе Время» старик прячет в сундуке свою старуху, пытаясь спасти ее от неминуемой гибели, но она не выдерживает и умирает. Отступая от основной сюжетной канвы, автор призывает на суд палачей саму Мать-Жизнь. Именно ей Повелитель Время дает право вынести приговор: «– О мать!.. Хочу услышать слово, – / Сказал Властитель – Все оно решит» [Кугультинов 1988: с. 542]. Мать-Жизнь просит его не проливать кровь, оставить их в живых, придав им другой облик. Эта часть – есть творческий вымысел автора.

В поэме Р. Ханиновой, узнав об измене жены, Субсутай рассуждает о лжи, обмане, корысти, о преданности: «… ложь, обман с притворством вечны под луной – / нет жены, я понял, с преданной душой» [Ханинова 2002: с. 110]. А после того, как он рассказал Санджи-хану об измене ханши, долго мучится от ощущения вины, чувства предательства: «Ночью призрак пастуха тревожит сон. / Виноват ли Субсутай? Доносчик он. / Как с предательством теперь на свете жить?» [Ханинова 2002: с. 116]. «Как ты мог, любя сам, Субсутай, / погубить влюбленных?.. Отвечай!..» [Ханинова 2002: с. 117]. Р. Ханинова, следуя сказке «Субсутай», описывая встречу со стариком, вводит его рассказ о преданной любви жены к мужу, наделив своих героев нравственными качествами, способствующими возрождению истинных чувств. Герои поняли, что они были ослеплены злобой на своих жен, но убивать безвинных – грех, ведь есть на свете женщины любящие, верные и бескорыстные. Такое понимание идеи произведения сопровождается, как и в сказке «Собсид күүнә тууҗ», введением в поэму образа старца: это зурхачи – астролог, поведавший легенду о Хане Времени, предание о созвездии Плеяды.

При написании своей истории любви Римма Ханинова вступает в поэтический диалог с Давидом Кугультиновым. Так, если у того Повелитель Времени предстает в одной ипостаси – карающей, то у нее – в любящей. У Хана Времени тридцать жен, всех он любит, не обижая ни одну из них.

По преданию о Плеядах, семеро мужчины спасли жену одного из семи искусников, которую похитил хан. Они не побоялись ханского гнева, ради женщины готовы на любые подвиги. Но между собой никак не могли решить, кто же женщину освободил: «Так поссорились, что, гнева не тая, / разорвали эту женщину тогда, / и все части забросали на луну, – / до сих пор они остались там, не лгу. / Эти пятна на луне всегда видны. / А мужчины стали звездами беды» [Ханинова 2002: с. 122]. Мотивы легенды и предания творчески использованы поэтом как соответствующее звено сюжетной линии, как выражение главной мысли поэмы, вложенной в уста зурхачи: «…Все на свете движет Женщина-Любовь – / время, жизнь, войну, мужчину, мысль и кровь, – / заключил многозначительно мудрец. – / Есть всему всегда начало и конец» [Ханинова 2002: с. 122-123]. Заметим, что в названии поэмы, по словам автора, закодирована перефразированная цитата Данте Алигьери из «Божественной комедии»: «Любовь, что движет солнце и светила» («Amor che muove il Sole e l'altre stelle») [Данте 1982: 519].

Сказки «Собсид күүнә тууҗ» и «Субсид хан» заканчиваются тем же, что «Субсутай»: «Выслушав рассказ старого пастуха, хан и Субсутай разъехались в разные стороны» [Калмыцкие народные сказки 1997: с. 255].

В поэме «Все движет Женщина-Любовь» главные герои тоже разъезжаются в разные стороны, при этом Санджи-хан предоставляет Субсутаю право самому решать свою судьбу: « – Субсутай, ты возвращайся в свой хотон, – / неожиданно сказал хан. – И потом / сам уж разберись с семьей, с женой, / что захочешь, то и делай: выбор твой» [Ханинова 2002: с. 136]. Но в отличие от сказок, начало и конец этой поэмы имеют «кольцевое» обрамление; в первых строках зачина и концовки использована калмыцкая пословица «Знающему слово говори, меткому сайгака подгони»: «В старину советовали так: / знающему – слово говори, / меткому сайгака подари» [Ханинова 2002: с. 89, 137]. Поэт задается вопросом: «Кто рассудит нас – / мудрец или глупец?» [Ханинова 2002: с. 137]. И отвечает: «Я не знаю», отсылая к тексту: «В сказке есть конец» [Ханинова 2002: с. 137]. То есть он предлагает обратиться к фольклорному оригиналу, имеющему, как выяснилось, разные варианты, некоторые из них мы привлекли к сопоставительному анализу. Читателя поэмы автор приглашает к диалогу.

Концовка кугультиновского произведения иная: персонажи не возвращаются домой, а подвергаются наказанию. Повелитель Времени превращает хана Хамбала в круторогого быка, а Хаджи нойона – в верблюда и отдает их бедняку, которого когда-то они и разорили. Автором использован прием «обрамляющей рамки». Начальные строки поэмы (предчувствие надвигающейся беды, трагедии): «Без поводьев, без узды, / Без плетенного хлыста / Мчится черный конь беды, / Мчится весть из уст в уста» [Кугультинов 1988: с. 492] и конечные (торжество добра и истины) почти повторяют друг друга, придавая цельность и законченность повествованию: «Без поводьев, без хлыста, / Шибче вольного коня, / Весть бежит из уст в уста, / По степи летит, звеня» [Кугультинов 1988: с. 545].

Подведем некоторые итоги. Калмыцкая народная сказка о Субсутае имеет разные варианты. Так, во всех вариантах сказки используется прием троекратности. Прежде всего, это три обмана для главного героя.

В сказке «Субсутай» и поэме Р. Ханиновой молодой калмык в первый раз сталкивается с обманом по дороге к хану, когда встречает чайку, выпившую яйца жаворонка. Затем ему встречается ворона, съевшая рака. Третья встреча и третий обман – рыбаки, ловившие неводом рыбу. Все три раза обман прикрывался благими намерениями: чайка как будто хотела охладить яйца жаворонка, чтобы они не полопались от жары; ворона – перенести рака в чистую воду, где ему будет удобнее; рыбаки – очистить воду от тины, чтобы рыбам было свободнее плавать. И каждый раз Субсутай приходил к выводу, что все на свете ложь и обман: «… может быть, и моя жена обманывала, когда говорила, что любит и дня не проживет без меня» [Калмыцкие народные сказки 1997: с. 247]. У Д. Кугультинова же подобный прием отсутствует, так как эту сюжетную линию он не использует.

Путь главного героя в сказке «Субсутай» и в поэме Р. Ханиновой – путь от обмана к доверию. К женщине, к любви, к жизни. Открытый финал и в том и в другом тексте предполагает возможность прощения и возрождения прежних чувств. В кугультиновском произведении главным персонажам в этом отказано.

Главный герой во всех сказочных вариантах, как и в поэме «Все движет Женщина-Любовь», имея чудесный дар, не придает ему большого значения, он лишен корыстолюбия. В поэме «Повелитель Время», напротив, Хаджи-нойон думает только о власти, жадности, он алчен и льстив, зависит от своей способности, лишившись которой, сразу же потеряет благосклонность хана: «И порой Хаджи-нойон / Видел ночью страшный сон, / Будто стал он хохотать: / Нет жемчужин, глядь-поглядь / … Словом, дар его иссяк. / Хан ему заклятый враг. / … Просыпался он в поту / И дрожмя дрожал всю ночь. / Но, сложив мешки в подвал, / Забывал Хаджи свой сон, / И богатство почитал / Наивысшим счастьем он» [Кугультинов 1988: с. 503].

Д. Кугультинов создает по художественным законам волшебной сказки свою сказку-поэму «Повелитель Время» с усиленным, ярко выраженным литературным началом. В поэме Р. Ханиновой «Все движет Женщина-Любовь» активно прослеживается следование сказке «Субсутай», но автор создает не просто один из вариантов фольклорного сюжета, а творит свой собственный текст.

Основная тема поэмы Р. Ханиновой – утверждение любви как ценности и мудрости жизни; в этом современный поэт следует великому итальянскому поэту. В названии поэмы формула Женщина-Любовь – воплощение женской любви, материнской мудрости, всего живого на Земле. Собирательный образ Женщины-Любви в этом плане сопоставим с персонажем Матери-Жизни у Кугультинова, но Ханиновой образу Женщины-Любви придается более чувственный характер.

Кугультинов делает сюжетный акцент на теме возмездия, и «Повелитель Время» приобретает драматический диапазон.

Подлинным, истинным Властелином Земли в поэме Давида Кугультинова является Время, которое он персонифицировал в облике седого старца, совершающего суд над бесчеловечной властью хана.

В поэме Риммы Ханиновой истина – Женщина-Любовь, дающая возможность героям переосмыслить свои действия, задуматься о смысле и силе жизни, исключить возможные преступления, возвратиться к любви.

В калмыцкой народной сказке и обеих поэмах читатель видит предупреждение о трагедии, непоправимых последствиях утраты человеческого в человеке, подмене понятий Истина, Любовь и Добро понятиями Власть, Месть и Богатство.

Искренняя, заинтересованная позиция авторов, обратившихся к фольклорному источнику, в конечном итоге, позволяет говорить о гуманистическом, нравственном и философском аспектах анализируемых произведений.


Литература:
  1. Калмыцкие народные сказки / сост. В. Арбакова. – Элиста: Калмыцкое кн. изд-во, 1997.
  2. Кугультинов Д.Н. Собр. соч.: в 3-х т. – Т. 1. Стихотворения, поэмы / пер. с калм. – М.: Худож. лит., 1988.
  3. Көглтин Дава. Һурвн ботьта үүдәврмүдин хураңһу. II-гч боть. Элст: Хальмг дегтр һарһач, 1982.
  4. Розенблюм Ю.Б. В поисках утраченного амуланга. – М.: Современник, 1976.
  5. Хальмг туульс. II-гч боть. Элст: Хальмг дегтр һарһач, 1968.
  6. Хальмг туульс. III-гч боть. Элст: Хальмг дегтр һарһач, 1972.
  7. Ханинова Р. Все движет Женщина-Любовь // Хонинов М.В., Ханинова Р.М. Час речи: стихи и поэма. – Элиста: АПП «Джангар», 2002. С. 88-137.
  8. Данте А. Божественная комедия / пер. с итал. М. Лозинского / вступ. ст. К. Державина. – М.: Правда, 1982.


«Давид Кугультинов – поэт, философ, гражданин», Всероссийская науч. конф. (2012; Элиста). Всерос. науч. конф. «Давид Кугультинов – поэт, философ, гражданин», 10-14 апр. 2012 г. [Текст] [посвящ. 90-летию Д.Н. Кугультинова: материалы]. – Элиста: Изд-во Калм. ун-та, 2012. С. 43-46.