Международныйцентррерихо в живаяэтик а и наука

Вид материала

Документы

Содержание 1. Введение. Что такое наука? 2. Статус науки в современном мире 3. Положение науки в России

Подобный материал:

• Программа курса «Методология и методика научного исследования» Специальность 080507, 44.29kb.
• Курс III уровень курса Бакалавр Тип курса По выбору Семестр(ы), 19.18kb.
• 1. Психолог як наука, 619.27kb.
• М. хайдеггер наука и осмысление, 329.48kb.
• Політологія як наука. Предмет політології, 1646.96kb.
• Вопросы для подготовки к экзамену кандидатского минимума, 5914.22kb.
• Вопросы для подготовки к экзамену кандидатского минимума, 5870.59kb.
• 1. Предмет философии науки. Наука и современный мир, 2823.97kb.
• Вопросы к кандидатскому минимуму по дисциплине «История и философия науки», 56.66kb.
• Соціологія як наука. Об’єкт та предмет соціології, 2123.33kb.

Институт Гималайских исследований «Урусвати» — новое явление в науке¹

Определить деятельность семьи Рерихов можно одним словом «новое»: новое в искусстве, новое в науке, новое в общественной дея­тельности. В науке одним из элементов новизны явилось создание Института Гималайских исследований «Урусвати». Принципиально новым в работе этого международного научного учреждения был принцип его организации, основанный на комплексном исследовании. Институт организован Н.К.Рерихом 24 июля 1928 года в Дарджилинге после окончания Центрально-Азиатской экспедиции. Позднее его перевели в долину Кулу. Там он работал до момента консервации. При институте функционировали отделы: естественных наук и медицины, археологических, смежных наук и искусств, а также музей, где хранились находки, привезенные из экспедиции, и научная библиотека. Археологический отдел занимался историей культуры народов Центральной Азии: лингвистикой, филологией, историей древнего искусства, общей историей. «В 1932 году была построена высокогорная лаборатория. В первоклассно оборудованных помещениях разместились лаборатории: физическая, общей химии, фармакологии, органической химии. Это была первая в мире лаборатория, исследующая влияние космических факторов, электромагнитных полей Земли на свойства лекарственных растений. Намечался комплекс исследований свойств психической энергии. Эти исследования опережали науку минимум на 50 лет <...> В результате исследований космических излучений в высокогорных зонах Ладака, проводимых институтом в международном масштабе под руководством профессора А.Комптона, был открыт широтный эффект, свидетельст­вующий о корпускулярной природе первичных космических лучей. Это открытие имеет фундаментальное значение для развития физики микромира и физики космоса»¹. Институтом проведено большое число экспедиций, как в Центральной Азии, так и непосредственно в долине Кулу. На их основании созданы богатейшие коллекции: археологическая, этногра­фическая, орнитологическая (насчитывающая около 400 видов редчайших птиц), ботаническая, геологическая, зоологическая, фармакологическая, палеон­тологическая.

Каким образом за столь непродолжительное время, правда, очень активной деятельности, институт смог осуществить такие крупные исследования?

Ведь известно, что полномасштабная работа велась в нем до 40-го года прошлого столетия. Институт пришлось законсервировать в связи со сложной мировой политической обстановкой. Средств на финансирование не было. Деньги от продажи картин Н.К.Рериха не могли покрыть расходы на содержание научно-исследовательской деятельности целого института. В связи с войной другие источники финансирования прекратились.

Одной из важнейших причин такой плодотворной работы послужила умелая организация особого, синтетического подхода к изучаемым явлениям. «Не прост синтез, но он приводит к наиболее естественному решению»². Совместная работа ученых разных направлений давала институту возможность новых открытий. В первую очередь ка­чеством синтеза обладали сами Рерихи, главные вдохновители и дея­тели института. Им удалось привлечь к работе выдающихся ученых того времени и на основе тесного дружеского сотрудничества с ними осуществлять столь значительные исследования.

Деятельность каждого из членов семьи не ограничивалась одной узкой областью. Основатель «Урусвати» Николай Константинович Рерих – художник и юрист по образованию, археолог, общественный деятель, педагог, путешественник. Все заслуги его трудно перечислить. Директор института Юрий Николаевич Рерих, старший сын Николая Константиновича и Елены Ивановны Рерихов, – ученый-востоковед с мировым именем, владевший более 30 языками. Младший сын, Святослав Николаевич Рерих, – художник, искусствовед, общественный деятель, педагог. В институте он занимался исследованиями в области естественных наук. «…Святослав Николаевич проявил себя большим знатоком древнего искусства и, кроме того, положил начало изучению гималайской флоры и народной фармакопеи, занявших впоследствии существенное место в исследовательской работе Рерихов»¹. Елена Ивановна Рерих, жена Николая Константиновича, была вдохновителем всей деятельности института. Будучи глубоким философом, обладая в полном смысле этого слова синтезом, интуитивным прозрением, она предвидела ценнейшие направления исследований. Урусвати, так звали Елену Ивановну Учителя, так назван и институт. Николай Константинович писал: «Урусвати – значит Утренняя Звезда. Разве не утро, славное для нового труда и достижений – вечное исцеление, вечный поиск, вечное достижение?»²

Синтез был положен в основу деятельности института. Синтез научного знания во всех областях и направлениях, по которым велись исследования. Такой подход помог подойти к пониманию и более глубокому изучению всех сторон бытия в их гармоничном единстве и взаимодействии. Этим синтетическим знанием в первую очередь обладали сами Рерихи. Это позволило им брать на себя самые сложные и ответственные решения, выстраивать деятельность института по многим направлениям.

Работа института опиралась на международное сотрудничество ученых различных областей науки. С «Урусвати» сотрудничали такие ученые, «как лауреаты Нобелевской премии А.Эйнштейн, Р.Милликен, Л.Бройль, президент Американского археологического института Р.Ма­гоффин, знаменитый путешественник Свен Гедин, профессор института Пастера в Париже С.И.Метельников, профессор Гарвардского университета индолог Чарльз Ланман, профессор К.К.Лозин-Лозинский (Париж), французский археолог К.Бюиссон, директор Ботанического сада в Нью-Йорке Е.Д.Меррил и многие другие»³. Сотрудничал институт и с замечательным советским биологом и генетиком Николаем Ивановичем Вавиловым.

Во время своей активной работы институт выпускал ежегодник «Журнал Института Гималайских исследований “Урусвати”». Многие научные учреждения различных стран стремились получить это издание. Статьи, опубликованные в ежегоднике, охватывали важнейшие научные проблемы.

Основой института была подвижность. С самого начала предполагалось, что сотрудники будут не только заниматься исследованиями в кабинетных условиях, но и собирать материал в экспедициях, тем самым обогащая свои научные изыскания. «Если все сотрудники и корреспонденты будут привязаны к одному месту, то сколько неожиданно хороших возможностей замерзнут»⁴, – писал Н.К.Рерих. Деятельность института он сравнивал с деятельностью индийского ашрама. «Нужно то, что индусы так сердечно и знаменательно называют «ашрамом». Это – средоточие. Но умственное питание «ашрама» добывается в разных местах. Приходят совсем неожиданные путники, каждый со своими накоплениями. Но и сотрудники «ашрама» тоже не сидят на месте. При каждой новой возможности они идут в разные стороны и пополняют свои внутренние запасы»⁵. Так нарабатывались элементы синтеза в науке. «Впрочем, сейчас всякий обмен научными силами, всякие экспедиции и странствия становятся уже непременным условием каждого преуспеяния <…> Таким образом, узкая профессия, одно время так овладевшая человечеством, опять заменяется познаванием широким»¹, – отмечал Н.К.Рерих.

В заключение хочется отметить особую роль Святослава Николаевича Рериха в передаче наследия семьи Рерихов Родине. Благодаря переданным архивным документам, которые хранятся в Международном Центре Рерихов, мы узнаем о той большой научной работе, которая проводилась в Институте Гималайских исследований, о грандиозных научных планах. Они ждут пытливых и дерзновенных ученых. В долине Кулу до сих пор хранятся бесценные коллекции Центрально-­Азиатской экспедиции и другие богатейшие материалы, к которым после консервации института еще не прикасалась рука ученого. Эти материалы ждут исследователей, способных к синтезу и содружеству. Идеи Н.К.Рериха выступают как наказ: «Синтез заповедан во всем. В нем преподано значение сотрудничества и содружества. Специализация полезна, если служит синтезу. Не может возгордиться один член тела человеческого. Даже самый из них деятельный может существовать при наличии других. Синтез, сложение сил, ведет вперед. В таком приказе звучит беспредельность»².


Л.М.Гиндилис

Наука на рубеже веков:
вызовы и проблемы³

_{^ 1. Введение. Что такое наука?}

Попытаемся, прежде всего, определить предмет настоящей работы. Мы будем рассматривать не какую-то конкретную область знания, не какую-то конкретную науку, например физику или биологию, а «науку вообще». На первый взгляд, понятие «наука» представляется интуитивно ясным. Но на самом деле надо признать, что это понятие не очень определенное. В настоящее время наука сама стала предметом научного изучения. Появилась наука о науке – науковедение. Причем среди специалистов нет единого мнения о предмете их исследования. Так, один из науковедов, М.М.Карпов, выделяет свыше 150 различных определений науки⁴. А известный английский ученый и философ Джон Бернал в своей книге «Наука в истории общества» вообще отказывается дать какое-либо определение науке, полагая, что ее можно охарактеризовать лишь путем пространного и развернутого описания⁵.

Не пытаясь дать какого-либо исчерпывающего описания или определения науки, отметим лишь некоторые ее черты, которые будут важны для дальнейшего обсуждения. Философский энциклопедический словарь характеризует науку как сферу человеческой деятельности, основной функцией которой является выработка и теоретическая систематизация объективных знаний о действительности. Она включает как деятельность по получению нового знания, так и результат этой деятельности – сумму знаний, лежащих в основании или образующих в совокупности научную картину мира¹. «Научное знание, – отмечает Г.Н.Волков, – еще не есть наука, точно так же, как человек знающий, эрудированный еще не есть ученый. Только создавая новое знание, человек заслуживает звание ученого. Точно так же наука имеет место лишь там, где идет процесс создания нового знания»². Эту же мысль подчеркивают и другие исследователи. Таким образом, наука – это не застывший свод знаний, а живой развивающийся организм, основной функцией которого является деятельность по добыванию нового знания. Согласно В.И.Вернадскому, науку нельзя рассматривать только как результат работы ученых. «Это стихийное отражение жизни человека в ноосфере. Наука – проявление действия в человеческом обществе совокупности человеческой мысли»³.

В процессе развития науки одна парадигма сменяет другую, но при этом происходит не просто замена одного знания другим, а расширение знания, ибо ядро старой парадигмы, как правило, включается в новую. То есть в процессе развития науки имеет место преемственность. Я думаю, нелишне подчеркнуть это обстоятельство в наш век огульного отрицания и нигилизма. Расширение знаний приводит к расширению горизонта, то есть той границы, где наука соприкасается с Непознанным. Здесь, вблизи этой границы, возникают новые идеи, появляются новые факты, формируются новые гипотезы и теории. Поэтому с расширением знания поток новых проблем не иссякает, а, напротив, – усиливается (этот процесс находит обоснование в известной теореме Гёделя).

Итак, важнейший атрибут науки – познавательная функция. Однако познание окружающего мира может совершаться не только научным путем, но и в иных формах – например, художественное или религиозное познание. О религии будет сказано ниже. Что же касается художественного, эстетического способа освоения действительности, то носителем его является искусство. В отличие от науки, которая оперирует логико-рассудочным аппаратом, искусство дает образное (или эмоционально-образное) отображение действи­тельности. Поэтому его часто характеризуют как «мышление в образах», в то время как для нау­ки характерно «мышление в понятиях».

Заметим, что между сферами науки и искусства нет резкой, непроходимой грани. Если главным атрибутом искусства является Красота, то и в науке это качество порою имеет решающее значение. Так, мы говорим о красивом решении задачи (например, в математике) – такое решение доставляет истинное эстетическое наслаждение – или о красивой теории. Причем красота, как правило, становится синонимом истины не только в искусстве, но и в науке. О значении красоты в науке хорошо сказал известный российский педагог Ш.А.Амонашвили: «Истинная наука несет в себе огромную красоту. Не зря говорят, что математика царица; не потому, что она стоит выше других наук <...> а потому, что она действительно красива. Высшие формулы математики, высшие закономерности, которые отражены в них, и вправду изящны изнутри и несут в себе высокую гармонию. И эту колоссальную внутреннюю красоту истинной науки надо раскрыть людям и в особенности детям»¹.

Если в понимании феномена науки много неопределенного, то не менее спорным остается и вопрос о ее генезисе и, следовательно, о возрасте науки. Как отмечает А.А.Гурштейн, вряд ли в истории науки и науковедении отыщется другая проблема, которая регулярно вызывает столь же острую полемику². Согласно Философскому энциклопе­дическому словарю, хотя отдельные элементы научного знания начали формироваться в более древних обществах (шумерская культура, Египет, Китай, Индия), возникновение науки относят к VI в. до н.э., когда в Древней Греции (где и возникли первые теоретические системы – ­Фалес, Демокрит) сложились соответствующие условия³. Советский энциклопе­дический словарь представляет иную точку зрения: зародившись в Древнем мире в связи с потребностями общественной практики, наука начала складываться в 16–17 вв.⁴ Эта весьма распространенная точка зрения связывает возникновение науки с формированием современного естествознания с его экспериментальным методом. Еще более крайняя позиция относит формирование науки к ХIХ столетию. С другой стороны, некоторые ученые справедливо отмечают, что концепция возникновения науки в Древней Греции не вполне корректна, так как оставляет вне рамок науки богатейшие достижения Индии, Китая и других стран Древнего Востока. При этом современное науковедение ограничивается, конечно, рамками «писаной» истории человечества и совершенно не принимает во внимание «доисторическую» и «допотопную» науку древних человеческих рас.

_{^ 2. Статус науки в современном мире}

Отношение общества к науке с течением времени менялось. На про­тяжении всего Нового времени, начиная с эпохи Возрождения (более ранних эпох мы касаться не будем), роль науки неизменно связывалась в общественном сознании с прогрессом человеческого общества. Она рассматривалась не только как средство улучшения материальных ­условий жизни, но и как свидетельство торжества человеческого разума, проявления его беспредельных творческих возможностей. Особенно ярко такой взгляд выражен в философии русского космизма. И хотя его представители принадлежали к совершенно различным направлениям мысли – от религиозного до естественнонаучного, – общее положительное отношение к науке, вера в могущество человеческого разума и во всесилие науки как средства устроения бытия человека характерны для всех космистов.

В.И.Вернадский связывал увеличивающуюся роль науки с планетарным процессом человеческой эволюции – переходом ее на стадию ноосферы. Характеризуя роль науки в современном обществе, он писал: «В ХХ веке единая научная мысль охватила всю планету. Это основная предпосылка перехода биосферы в ноосферу. Мы переживаем все увеличивающееся влияние науки на всю нашу жизнь, и, шире, наука вскрывается как планетный фактор <...> Остановлено это быть не может <...> Мы живем на повороте в удивительную эпоху в истории человечества. События чрезвычайной важности и глубины совершаются в области человеческой мысли <...> Можно сказать, что никогда в истории человеческой мысли идея и чувство единого целого, причинной связи всех наблюдаемых явлений не имели той глубины, остроты и ясности, какой они достигли сейчас, в ХХ столетии <...> Рост науки и силы человечества в окружающей природе растут с неудержимой мощью, несмотря на войны, истребления и т.д. <...> Мы входим в критический период усиления этого процесса; научная работа становится проявлением геологической работы человека <...> Образование ноосферы вне воли людей и не может быть остановлено человеческой историей...»¹

В наше время эйфория в отношении науки сменилась критическим (часто даже негативным) отношением к ней. Это связано с тем, что сейчас, на грани смены эпох, ярко проявились отрицательные черты созданной с помощью науки техногенной цивилизации. Быстрое исчерпание природных ресурсов, загрязнение окружающей среды (не говоря уже о создании средств массового уничтожения) поставили человеческую цивилизацию перед катастрофой. Более того, прогресс внешних материальных форм жизни привел к деградации внутренней духовной сущности человека и, как следствие, к дегуманизации его сознания, к построению сугубо «машинной» цивилизации. Ответственность за подобное положение вещей современный человек все в большей мере склонен возлагать на науку.

В настоящее время критическое отношение к науке проникло в массовое сознание. Ругать науку стало МОДНЫМ. Люди, еще недавно возглашавшие: «Осанна!» науке, теперь настойчиво кричат: «Распни ее!» Парадокс состоит в том, что, взваливая на науку всю ответственность за современное состояние общества, люди не понимают, что переход к экологически сбалансированному, устойчивому развитию, за которое теперь все ратуют, невозможен без науки. Собственно, сама проблема устойчивого развития общества поставлена именно на научной основе и в рамках самой науки.

Я думаю, помимо перечисленных выше факторов одной из причин такого изменения отношения к науке служит то обстоятельство, что она, как и все общество, подошла к порогу глубочайших преобразований. В преддверье этих перемен, накануне ломки всей старой парадигмы, сильно активизировались деструктивные, разрушительные силы. Они охватывают самые разные направления общественной мысли, начиная от новомодных течений философии постмодернизма, с ее идеями о «репрессивном» характере науки и необходимости ее «деконст­рукции», и кончая псевдонаукой.

_{^ 3. Положение науки в России}

В советское время авторитет науки в СССР, поддерживаемый государством и официальной идеологией, был очень высок. Именно с наукой связывались выдающиеся достижения советского общества в таких областях, как освоение Космоса, атомная энергия и др. Изменение идеологических ориентиров и общий развал экономики в результате поспешно проведенных, необдуманных реформ сказались и на отношении к науке. На это наложилось и общее изменение отношения к науке во всем мире, о чем говорилось выше. Я не буду касаться финансово-экономического положения науки в России – оно катастро­фическое. Остановлюсь только на внеэкономических факторах.

Думаю, что наука в России сталкивается с тремя трудностями или тремя опасностями. Первая – давление со стороны официальной идеологии; вторая – давление со стороны псевдонауки; третья – опасность, проистекающая со стороны самой науки, ее внутренних трудностей и проблем.


Долгое время советская наука развивалась под неусыпным контролем со стороны официальной государственной идеологии. Контроль этот был неодинаков в различных областях знания, но в той или иной мере он затрагивал всю науку. Горбачевская перестройка освободила общество, и науку в частности, от тотального контроля со стороны государства. Однако «свято место пусто не бывает». В последние годы мы становимся свидетелями возникновения новой государственной идеологии под эгидой Русской Православной Церкви. Удивительная особенность этого процесса состоит в том, что, в отличие от КПСС, РПЦ не имеет никаких официальных рычагов и механизмов давления на науку. Тем не менее ее давление явно ощущается. Ученые и руководители науки добровольно принимают на себя идеологические ограничения, вытекающие из конфессиональных интересов Церкви. Особенно остро это сказывается в области образования. Я не думаю, чтобы это было следствием глубокой веры ученых или деятелей образования. Скорее, здесь сказывается «привычка» опираться на какую-то идеологическую платформу. Возможно, это позволяет легче ориентироваться и легче отвечать на многочисленные идеологические вызовы, которые появились вместе с обретением «свободы», а точнее вседозволенности в со­временном российском обществе.


Вторая опасность, на мой взгляд, связана с давлением со стороны псевдонауки. В условиях ломки старой парадигмы чрезвычайно активизировались различные деструктивные, разрушительные элементы, в том числе связанные с псевдонаукой. Не имеющие опыта научных исследований, не знакомые с научной методологией, часто не умеющие логически мыслить и не обладающие элементарной дисциплиной мышления, эти люди самоутверждаются в наскоках на науку, разоблачая ее действительные и мнимые ошибки. Маскируя собственное невежество, они облекают свои построения в оболочку наукообразных построений, думая таким образом создать «новую науку». Это сорняк, бурно разрастающийся в пограничных, еще «неокультуренных» областях знания. Совершенно естественно, что научная парадигма защищается от этого агрессивного вторжения чуждых элементов. Но проблема в том, что именно здесь, за пределами парадигмы, зарождаются и истинные ростки нового знания. Задача в том, чтобы отличить зерно от плевел, чтобы вместе с водой не выплеснуть и ребенка. В этом смысле вызывает большую озабоченность деятельность Комиссии РАН по борьбе с лженаукой и фальсификацией научных исследований, которая фактически превратилась в инструмент давления на инакомыслящих ученых.

Как отличить науку от псевдонауки? Часто это пытаются сделать по предметному признаку, относя одни явления к сфере науки, а другие – к псевдонауке. Я думаю, это неверный подход. Поскольку сфера приложения науки постоянно расширяется, граница между тем, что принадлежит и не принадлежит науке, постоянно смещается. Так, электрические и магнитные явления, известные с глубокой древности, долгое время относились к оккультному знанию и лишь сравнительно недавно были включены в научную парадигму, составив основу научного прогресса нового времени. Поэтому границу надо искать не в предмете, а в методологии. Если исследование поставлено и ведется в соответст­вии с научной методологией, то его нужно отнести к сфере науки.

Обычно считается, что науку отличают два существенных признака: она имеет дело с воспроизводимыми явлениями и ей свойственно опираться на эксперимент, эксперимен­тировать с изучаемыми объектами. Это совершенно справедливо, но оба условия нельзя абсолютизировать. Действительно, во многих областях исследований мы постоянно сталкиваемся со случайными, спорадическими, невоспроизводимыми явлениями. Таковы вспышки сверхновых звезд, падение метеоритов, редкие атмосферные явления, землетрясения и т.д. Каждое из них в отдельности случайно, непредсказуемо, невоспроизводимо, но тем не менее изучать их можно, в частности, статистическими методами. ­Экспериментирование в науке также не всегда возможно. ­Например, нельзя экспериментировать при изучении истории, но на этом основании мы не можем отказать ей в статусе науки. Нельзя проводить эксперименты с астрономическими объектами и геофизическими явлениями. Их заменяют наблюдения. О математическом эксперименте если и можно говорить, то, по-видимому, с очень большой натяжкой.

Еще одним из отличительных признаков научного знания считается его «фальсифи­цируемость» – возможность сформулировать и проверить противоположное утверждение.

Наряду с перечисленными признаками важными, на мой взгляд, компонентами научной методологии являются:

– исходное допущение принципиальной возможности совершен­ствования, развития любого достигнутого знания (я бы назвал это ­антидогматической установкой);

– критический подход, требующий проверки любых фактов и заключений;

– добросовестность и тщательность анализа данных; грамотное применение методов анализа;

– обоснованность выводов.

Эти требования можно назвать этическими, отнеся их к этике нау­ки. Я думаю, что они должны выполняться не только внутри научной парадигмы, но при исследовании внепарадигмальных явлений, то есть тех, которые пока не имеют признания в науке. Более того, я считаю и хочу особо подчеркнуть, что для подобных явлений эти требования должны соблюдаться еще строже. Это обусловлено двумя обстоятельствами. Первое: там, где все ясно, где все хорошо отработано, можно позволить себе некоторую нестрогость в обосновании, поскольку есть надежные критерии проверки окончательных выводов. Но там, где много неясного, сомнительного – нужна особая строгость. И второе: в изучение внепарадигмальных явлений вовлекается большое число людей из различных вненаучных сфер, не имеющих опыта исследовательской работы, незнакомых с научными методами. Поэтому, чтобы не произошло полного размывания этих методов, требования к ним должны выполняться особенно строго.

Что касается псевдонаучных исследований, то для них характерна амбициозность, поверхностность изучения явлений, поспешность выводов, невежество и агрессивность. Причем наблюдается прямая зависимость: чем глубже невежество, тем сильнее агрессивность и амбициозность. К сожалению, амбициозность, поверхностность и агрессивность свойственны и упомянутой комиссии по лженауке.

Коснемся еще отношения к древним знаниям. Некоторые ученые относятся к ним пренебрежительно, не понимая, что в них заключен огромный и пока еще не освоенный наукой потенциал. Этот снобизм необходимо изживать, и чем скорее – тем лучше. С другой стороны, иные приверженцы древних знаний настойчиво призывают ученых обратиться к великим религиозно-философским источникам древности и в них искать ответы на вопросы современной науки. Проповедуя высокие этические принципы, они порой бывают очень агрессивны в навязывании своего мнения. Они не понимают, что нельзя дважды войти в одну и ту же воду. Не берут в расчет, что великая Истина, которая заключена в этих источниках, соответствует уровню человеческого сознания того времени, и ее нельзя механически пересаживать на современную почву. Не осознают, что «именно под знаком объединения с наукой древнее Учение сольется с нею и станет ее частью»¹.


Теперь об опасностях, исходящих изнутри науки. Основная функция ее, как уже говорилось, состоит в добывании нового знания. Поэтому она по самой своей природе вынуждена иметь дело с новыми идеями и новыми фактами. При этом обнаруживается одна любопытная особенность. Наука терпимо относится к любым самым «сумасшедшим» идеям, если они не выходят за пределы признанной научной парадигмы. Но идеи, выходящие за пределы парадигмы, наука безжалостно и бескомпромиссно отторгает. Подобная позиция понятна и отчасти оправдана: всякая сложившаяся система должна защищать себя. Но здесь кроется и серьезная опасность – опасность кристаллизации научных предрассудков. История науки полна примерами таких предрассудков и борьбой за их преодоление. Казалось бы, исторический опыт должен был научить большей терпимости. Но этого не происходит. Там, где дело касается внепарадигмальных явлений, наука демонстрирует ­догматизм, который вполне подобен религиозному. В чем причина живучести научных предрассудков? Остроумный и глубокий, на мой взгляд, ответ дается в книге «Община»: «Помните, что не безграмотный народ будет яриться против действитель­ности, но эти маленькие грамотеи свирепо будут отстаивать свою близорукую очевидность. Они будут думать, что мир, заключенный в их кругозоре, действителен, все же остальное, им невидимое, является вредной выдумкой. Что же лежит в основе этой нищенской узости? Та же самая, вид изменившая, собственность. Это мой свинарник, и потому все вне его – ненужное и вредное. Это моя очевидность, и потому вне ее ничего не существует»².

Сейчас многие ученые и научные коллективы разными путями подходят к изучению тонких энергий и основанных на них явлений феноменального мира. Это вполне квалифицированные люди, обладающие необходимыми знаниями и умением работать. Их отличие от ортодоксальных ученых состоит лишь в том, что они решили освободиться от всяких предрассудков и держать свой ум открытым. В одной только Москве (о других городах я не знаю) можно назвать несколько вполне квалифицированных семинаров, постоянно работающих уже не один год, где в свободной творческой дискуссии обсуждаются новые идеи, выходящие за пределы признанной парадигмы. Многие из вновь созданных академий и университетов вполне терпимо относятся к исследованиям внепарадигмальных явлений. Я бы погрешил против истины, если бы стал утверждать, что в этой сфере все обстоит благополучно. Нет, это далеко не так. Можно наблюдать много уродливого. Не всегда различима грань между научным исследованием в пограничных с парадигмой областях и псевдонаукой. Но не следует забывать, что речь идет о процессе развития нового знания. Не все сразу получается. Новорожденная красавица весьма часто выглядит уродкой. И из гадкого утенка вырастает прекрасный белый лебедь. Я боюсь (и говорю это с болью), что если наша «официальная» наука не изменит своего отношения, не станет более терпимой к тому, что делается за пределами признанной ею парадигмы, не откроется для творческих дискуссий и обсуждений с коллегами, стоящими на иных позициях, – то она может оказаться за бортом будущего развития науки и даже постепенно выродиться в научную секту. На мой взгляд, такая опасность существует, и я бы очень не хотел, чтобы она реализовалась. Это сильно задержит наше продвижение в будущее, ибо академическая и университетская наука обладает сейчас самым большим научным потенциалом. Надо развивать этот потенциал. Надо повышать взыскательность критики при отборе новых идей, но в то же время надо «открыть глаза», найти в себе силы преодолеть накопившиеся предрассудки.

В какой мере отмеченные проблемы российской науки свойственны другим странам, я не знаю. Думается, что в той или иной степени они присущи всей мировой науке.