Geum.ru

Е предпосылки новой концепции языка, разрабатывавшейся двумя этими направлениями: Казанская лингвистическая школа Бодуэна де Куртенэ, "Курс общей лингвистики" Ф

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   2   3   4

На первый взгляд здесь пути Гуссерля и Якобсона расходятся. В своих научных воззрениях Якобсон явно придерживался антиредукционистской позиции. Ключевое понятие автономии у него дополняется не менее важным понятием интеграции. Лингвистика, если она стремится к достоверности своих выводов, не может игнорировать опыт других наук, изучающих тот же объект, что и она. В противоположность методологическому монизму Гуссерля, Якобсон исповедует иерархически упорядоченный методологией плюрализм: следом за имманентным структурным анализом феноменов одного уровня должна последовать вторая фаза исследования, предполагающая подтверждение результатов и их расширение за счет обращения к смежным уровням ( 1968, р. 716; 1970, р. 656).

Более тщательное прочтение, однако, показывает, что у Гуссерля и Якобсона и исходные установки, и их развитие в значительной части были общими. Антиредукционистская установка Якобсона изначально восходит именно к Гуссерлю. Ведь тезис “антипсихологизма” был у Гуссерля антиредукционистским. Он направлен против утраты логикой своей автономии и ее превращения в психологическую дисциплину. В этом смысле он указал путь русским формалистам с их отрицанием физиологической и психологической трактовки языка у младограмматиков и биографического и культурно-исторического подхода к литературе у символистов.

В своих недавних публикациях Якобсон настаивает на необходимости антиредукционистской установки в решении прежде всего двух проблем:

значения и телеологии (1970, р. 685 ел.). В первом случае, когда он говорит о несводимости языкового знака к материальной форме, его позиция прямо восходит к Гуссерлю (ср. выше 2.3.). В вопросе о функциональной точке зрения, предполагающей реабилитацию телеологических принципов объяснения, его позиция также сближается с позицией Гуссерля, который в своих работах после “Идей” (1913/1950) вновь и вновь возвращался к вопросу о телеологизме. Но, конечно, буквального совпадения в последнем вопросе не было.

Остается еще феноменологическая редукция. Гуссерль, в отличие от Якобсона, никогда бы не обратился к акустическим (физическим) коррелятам фонемы для обнаружения (или только подтверждения) ее дистинктивных свойств. Все, по Гуссерлю, что относится к сущности фонемы, должно быть обнаружено исключительно на основе ее перцептивного восприятия и интуитивного постижения ее функций. В написанных после 1923 г. заметках, дополняющих “Идеи”, Гуссерль, настаивая на чисто феноменологическом описании восприятия, говорит: “Я не могу рассчитывать на то, чтобы в моем опыте содержалось нечто, что я не воспринимал бы абсолютно; что не выстраивалось бы само по себе в своей собственной сущности... а также на то, чтобы данные восприятия были естественно (физически и психофизически) обусловленными, т.е. такого рода, что не относится само по себе к переживаниям как таким в их абсолютной сущности” (1913/1950, р. 107, ср. р. 127). Следовательно, это не может быть использовано также и в феноменологическом описании перцепции.

Здесь мы подошли к самым границам феноменологии Гуссерля. Во-первых, хотя чувственные аффекты, на которых строится наше восприятие, еще не обусловливают его сами по себе, что-то “причинное” в них все же содержится. Таким образом, этот опыт, как бы потом ни истолковывался его онтологический статус, по самой своей сути отсылает к трансцендентной сознанию инстанции. Во-вторых, даже если в восприятии звука и в самом деле не содержится никаких следов его акустической волновой динамики, существует феномен соответствия между аудитивно воспринятым звуком и звуком как физической волной: поскольку это соответствие улавливается спектрограммой и становится благодаря ей видимым. Это соответствие, как всякий другой феномен, требует описания и выявления возможных закономерностей. Методологически узкий, стремящийся к “чистому” анализу данностей (в терминах опыта — в рамках соответствующего ощущения и коррелятивного ему органа, в терминах содержания — в рамках изолированного онто-региона), Гуссерль пренебрег бы подобным соответствием между слышимой и видимой речью точно так же, как он не обратил бы ни малейшего внимания на любой другой превосходящий единичное ощущение опыт, — то, что традиционно называется “синестезией* (Holenstein, 1972, р. 44,294).

Апелляцию Якобсона к акустике нельзя, разумеется, считать простым проявлением натурализма. Вся его деятельность отличается от старого учения об апперцепции своей ориентацией, которую нельзя назвать иначе как феноменологической. Исходными для феноменологического анализа являются два момента: непосредственный чувственный опыт (включая его, модификации в памяти, фантазии и т.д.) и смысл (соотв. функция, которая закреплена за чувственным опытом). Старое натуралистическое учение об апперцепции характеризуется двумя догмами: догмой о приоритете физической действительности и догмой об изоморфизме. Опираясь на них, оно заключало, что обеим характеристикам акустических волн, амплитуде и частоте колебаний, в слышимом звуке могут соответствовать также только два свойства, а именно интенсивность (коррелят амплитуды) и высота (коррелят частоты). Якобсон, напротив, делает нечто совершенно иное, а именно: ничего общего не имеющий с натуралистическим каузально-ориентированным мышлением сравнительный структурный анализ трех аспектов речевого звука (перцептивного, артикуляционного и акустического, точнее, визуально-акустического) и их иерархии в связи с предназначением языка быть средством коммуникации. Примат, соответственно, на стороне аудитивного (перцептивного) аспекта. Сравнительный структурный анализ не обнаруживает также никакой изоморфности различных уровней, никаких точечных соответствий, но последовательную элиминацию избыточности и вместе с тем прогрессивную экспозицию оппозитивных, смыслоразличительных признаков на разных уровнях: от артикуляционного (физиологического) через акустический (физический) и отологический (отофизиологический) к аудитивно-перцептивному (феноменологическому). “Чем ближе мы к цели сообщения, т.е. к его восприятию реципиентом, тем более точно мы можем оценить информацию, заключенную в его звуковой форме (Jakobson, Fant and Halle, 1952, p. 12; cp.Jakobson and Halle, 1956, p. 488). Вывод, который извлекли Якобсон и его сотрудники, — наряду с акцентированием оставлявшегося прежде без внимания отофизиологического уровня — необходимость систематического изучения аудитивно-перцептивного аспекта, другими словами, феноменологической фонологии.

Трактовка языка как интерсубъективного коммуникативного средства влечет за собой признание примата перцептивного уровня по отношению не только к физическому и физиологическому, но также и с другой стороны — по отношению к грамматическим и семантическим “сверхструктурам” языкового сообщения. В иерархии соответствующих языковым уровням лингвистических дисциплин примат перцептивного аспекта находит свое отражение в примате фонологии. И здесь мы еще раз наблюдаем поразительный параллелизм структурализма и феноменологии. Ведущей роли фонологии в структурализме соответствует привилегированное положение феноменологии визуального восприятия в феноменологической философии. Именно благодаря анализу аудитивного и визуального восприятия феноменология и структурализм выработали свои фундаментальные принципы.

Исследование восприятия вообще играет ведущую роль в изучении всех высших форм познания; в феноменологии оно тоже занимает привилегированное положение, что естественно следует из ее “принципа принципов”, согласно которому, все, что изначально содержится в “интуиции”,

есть законный источник познания. Визуальное восприятие, однако, есть наиболее первичная форма и образец изначально данного созерцания.

В структурализме ориентация на перцептивную сторону языковой реальности мотивирована к тому же поэтическими интересами его ранних представителей. Отличие поэзии от прозы, помимо проекции принципа эквивалентности с парадигматической оси на синтагматическую, состоит в акцентировании языковых средств, в примате звука над предметной отнесенностью, короче, в восприятии выразительных средств языка. Главная функция знака в прозе — обозначать, а не образовывать вместе с другими знаками констелляции выразительных форм, в то же время в поэзии как раз эти констелляции и привлекающие к себе внимание связи между отдельными элементами создают то, благодаря чему он получает свое собственное значение и ценность. Тезис русского формализма об “ощутимости” словесной конструкции как отличительном свойстве поэзии (Jakobson, 1921 а, р. 30 ft., Erhch, 1965, p. 74 ft'., 182 ff.) открыл, таким образом, плодотворнейший период в истории лингвистики.

Возвратимся к исходному вопросу: в чем же, помимо общности отправных положений, состояло тождество или хотя бы сходство их путей? Гуссерль различает в феноменологической редукции два этапа. Первый этап ведет к обычной феноменологической установке, так называемой установке “наук о духе”, предполагающей дескриптивное описание структуры предмета, в отличие от натуралистической установки, направленной на физикалистское каузальное объяснение. Второй этап ведет к трансцендентально-феноменологической установке, когда запрещается любое суждение о независимом от сознания бытии исследуемых предметов. О их конституции говорится исключительно в их отношении к сознанию. Якобсон придерживается первого этапа. Как представитель специального научного знания он этим этапом и ограничивается. То, что достигается на следующем этапе редукции, не связано с дальнейшим проникновением в структуру исследуемого различными науками объекта. Она касается, наряду с первичной целью — анализом сознания, исключительно философской проблемы идеализма и реализма.

Но, с другой стороны, как раз второй, трансцендентальный этап получает у Якобсона частично новый импульс, частично подтверждение, тем самым способствуя его дальнейшему развитию. Во-первых, Якобсон в своем опыте сопоставительного анализа трех уровней языкового звука — физиологического, физического и перцептивного — показал, как можно хотя бы немного продвинуться в этом парадоксальном и с точки зрения философии абсолютно безнадежном вопросе. Во-вторых, Якобсон распространил понятие языкового субъекта с индивидуального сознания на—с одной стороны — все интерсубъективное языковое сообщество, с другой — на бессознательные уровни психики, и в этом он также совпал с тенденцией к расширению трансцендентального субъекта у Гуссерля. Конституирующими “носителями” языка и мира является отныне не трансцендентальное “Я”, как в классической философии Нового времени, но прежде него и вместе с ним также “пассивные”, “ассоциативные”, т.е. бессознательные и

непроизвольные “внесубъектные” слои психики (Holenstein, 1972) и интерсубъективное сообщество.

Структурализм Якобсона не ведет к “кантианству без трансцендентального субъекта”, если воспользоваться выражением П. Рикера, попытавшегося таким образом наклеить ярлык на структурализм Леви-Стросса. Якобсон апеллирует не только к субъективной способности различных установок и апперцепции как к главной предпосылке продуцирования и рецепции языка и литературы, но, помимо этого, к тем измерениям субъективности, на которые именно Гуссерль указал как на принадлежащие к трансцендентальной сфере, а именно: измерения пассивности и интерсубъективности. Философия, адекватная структурализму Якобсона — “кантианство с расширенным субъектом”.

Итак, мы можем заключить: в том, что касается Гуссерля, Якобсон исходил из “Пролегомен” и четырех первых частей “Logische Untersuchungen” Тематически это означало; “антипсихологизм”, “выражение и значение” в терминах Гуссерля; у Якобсона, соответственно, “звук и значение”, абстрагирование сущностей, теория части и целого, идея универсальной грамматики. Нельзя не отметить, что интерес Якобсона к “Логическим исследованиям” не простирался, как это ни странно, далее 4-й части. Но, с другой стороны, обнаруживается, что он вновь сближается с Гуссерлем там, где тот окольными путями своей в высшей степени эгоцентрической философии, развивая анализ сознания в 5-й и 6-й частях “Логических исследований”, приходит, наконец, к феноменологии интерсубъективности и пассивного генезиса.

Многие феноменологи пытаются сегодня выйти на контакт с достигшим значительных успехов структурализмом и его важнейшей дисциплиной, лингвистикой, и исходят при этом из экзистенциалистского и герменевтического ответвлений феноменологии. Они приносят с собой свои произвольно определенные, а точнее, даже просто неопределенные ключевые понятия: смысл, ощущение, история, субъект, плохо согласующиеся с методологически строгой системой дефиниций, разработанной их собеседниками — структуралистами. То, что называется ощущением, оказывается в формальном отношении чем-то аморфным и атомистичным, вроде чувственных дат (“sense data”) раннего сенсуализма. “Смыслы” (Bedeutungen) вступают во все новые и новые связи, соответственно, образуя всегда новые, возможно, более изысканные вариации классических композиций. И делается это все субъектом, который в экзистенциалистском варианте подобен демиургу, а в герменевтическом — режиссеру авангардистского театра миниатюр (в любом случае это исходит от самовластного, не отдающего никому отчета мастера). То, что в результате получилось, затем становится историей. Напротив, и в структурализме (в его якобсоновском варианте), и в постулатах гуссерлевской феноменологии бессмысленные исторически изменчивые вариации значений сводятся к небольшому числу инвариантов — к структурным законам. Структурирование при этом рассматривается как результат деятельности не столько отдельного субъекта, сколько “бессознательного” уровня психики и интерсубъективного сообщества. Кратчайший путь от феноменологии к современной лингвистике — это путь от Гуссерля к Якобсону. История науки подтверждает этот вывод.

Примечания


1. Второй, переработанный вариант статьи. Статья, особенно в ее исторической части, опирается частично на устные свидетельства проф. Якобсона во время его посещения Архива Гуссерля в Лувене весной 1972, а также на его дополнения и уточнения к 1-му варианту статьи (Tijdschrift voor Filosofie, 35, 1973), за которые я ему глубоко благодарен.

2. На влияние Гуссерля указывали кратко Eriich, 1965, р. 61 Г., 65 etc; Pomorska, 1968, p. 26 f., и несколько подробнее Broekman, 1971, р. 70 ff., и Sangster, 1971, passim.

3. Хранится в Архиве Гуссерля в Лувене. Ср. также Jakobson, 1968 а, р. 18.

4. Ср. Jakobson, 1936 с, р. 42: “Дебаты в его семинарии велись на высоком уровне; страстные психологисты и убежденные гуссерлианцы встречали здесь одинаково радушный прием”.

5. Ср. упоминание Гуссерля Поржезинским в его “Введении в языковедение*

(1916, с. 216).

6. За одним исключением (1971 с, р. 715 — 717 — ср. Husseri, 1962) все явные цитаты и ссылки на Гуссерля в двух первых томах “Selected Writings” Якобсона относятся ко второй части “Логических исследований”: Исследование 1., р. 37 - 39 (Jakobson, 1939 a, p. 292), 46 ff. (1941, p. 354), 48 (1936 a, p. 34), 69 (1941, p. 350), 81 (1957, p. 132); Исследование 3, р. 265 (1941, р.360), 279 (1963 а, р. 280); Исследования 3 и 4 (1963 а, р. 280); повторяющиеся формулировки у Гуссерля (1939 а, р. 283; 1963 а, р. 282); ср. также 1973, р. 12 (Исследование 4, р. 336). “Московские и пражские маргиналии” в принадлежащем Якобсону экземпляре “Логических исследований”, копию которого он передал в Архив Гуссерля в Лувене, также касаются почти исключительно только Исследований 1, 3 и 4.

7. Несколько консервативных русских профессоров-эмигрантов в Чешском университете не дали ему защитить докторскую в этом университете.

8. Указывая на исторические корни этой идеи, Якобсон обычно упоминает как Гуссерля, так и Марти (1963 Ь, р. 590; 1971 с,р.713).

9 До сих пор не обнаружено ни одного конспекта доклада Гуссерля в Пражском кружке. Таким образом, единственным письменным источником остается краткое сообщение Якобсона в бюллетене Кружка (1936 b, p. 64; ср. 1971 с, р. 713 f.). По свидетельствам присутствовавших, у Гуссерля были с собой только краткие заметки. Гуссерль писал 12 декабря 1935 г. Г. Альбрехту, что он в Праге “не готовясь, экспромптом сделал два двухчасовых доклада в двух научных обществах” (Письмо хранится в Архиве Гуссерля в Лувене). Из наброска одного письма (найдено в Архиве Гуссерля на обороте одной рукописи: К 3-286 р. 64 b), написанного в Праге и адресованного, очевидно, декану философского факультета Университета Масарика в Брюнне Е. Досталю, явствует, что Гуссерль вынужден был отказаться от следующего доклада в этом университете, о котором он договаривался с “брюннскими коллегами <Йозефом Людвигом> Фишером и Якобсоном” из-за перенапряжения. “Но несомненно, — заканчивается письмо, — что я в не очень отдаленное время опять приеду в Прагу и по возможности выполню желание глубокоуважаемых брюннских коллег”. Во время пребывания Гуссерля в Праге обсуждались планы его переселения туда из гитлеровской Германии. Как показало дальнейшее развитие событий, Гуссерль и, соответственно, его архив, оказались между Сциллой и Харибдой. В сталинскую эпоху, в начале пятидесятых годов, Кружок был заклеймен в ЧССР за “дьявольское обольщение нашей лингвистики”, а Р.Якобсон за то, что был подвержен губительному влиянию Соссюра, Гуссерля и Карнапа (Jakobson, 1965, р. 535).

10. Оттиски, подаренные Гуссерлю, отсутствуют в его библиотеке, хранящейся в его архиве в Лувене. Можно предположить, что Гуссерль оставил их на хранение в Праге, учитывая небезопасное положение в Германии и упомянутые планы возвращения (соответственно эмиграции) в Чехословакию.

11. Подробнее см. ниже 2.4.

12. Ср. определение фонемы как “des images acoustico-motrices les plus simples” в Тезисах Кружка (1929, р. 10 Г.). Бюлер, обращаясь к Гуссерлю, не принимал, конечно, во внимание, что его философия со времени “Логических исследований” сильно эволюционировала в сторону трансцендентальной феноменологии, тематизирующей субъективную конституцию объектов.

13. Письмо Гуссерля Бюлеру от 28 июня 1927 г., копия в Архиве Гуссерля в Лувене.

14 “Антипсихологизм”: 1939 а, р. 283; 1939 b, p. 314; 1970, р. 670; 1971 с, р. 713,

715.—Идея чистой и универсальной грамматики: 1933, р. 542; 1941, р. 328,36; 1963 а, р. 280; 1963 Ь, р. 590; 1971с, р. 713 г.; 1973, р. 12.—Учение о значениях: 1921 a,p.92f.;

1933/34,p.414f.; 1936 a, p. 34; 1939 a, p. 292; 1941, p. 350,354; 1957,p. 132; 1963 a, p. 282.

15. Три последние пункта: ср. ниже 2.4; 2.6; 2.7.

16. Ср. раннюю критику Якобсоном статики (1919, р. 27).

17. Ср. К. Штумпф (1907, р. 28 ff, 61 ff.).

18. Точнее говоря, следует различать еще и другие виды данностей, например, неврологическую у отправителя и получателя, “отологическую” (отофизиологическую), но также виды данностей в кинестезическом самовосприятии при физиологическом процессе артикуляции и во внешнем (частичном) восприятии этого процесса получателем.

19. Ср. 1932 b, р. 5511.: “В музыке важна не натуралистическая данность, не те звуки, которые реализуются, а те, которые подразумеваются (gemeint). Дикарь и европеец слышат одни и те же звуки, но воспринимают при этом различные вещи, так как относят их к совершенно различным системам. Между музыкальной ценностью и ее реализацией такое же соотношение, как в языке между фонемой и звуком, которым эта фонема представлена в речи”. Проблема (субъективной) апперцепции отчетливо ставится Якобсоном также при обсуждении поэтической “установки” (1921 а, р. 30; I960, р. 365) и различных пониманий реализма(1921 b). К истории теории апперцепции — ср. Holenstein, 1972, р. 133 ff.

20. Параллель — сравнение Гуссерля и гештальтпсихологии относительно гештальт-законов чувственного восприятия. Гуссерль исходит из классических принципов теории ассоциаций и рассматривает их как наиболее фундаментальные и универсальные законы конфигурации. Их немного, в отличие от многочисленных гештальт-законов, устанавливаемых гештальтпсихологией.

21. Гуссерль (1913, Р. 324), который сам вышел из математики, откровенно указывает, в связи с вопросом о модификациях, на “арифметическое изложение 'трансформаций' арифметических структур”. То, что гуссерлевские исследования возможных форм языковых трансформаций остались беглыми и неразработанными, прискорбно не только по отношению к проблематике трансформаций. Это сама по себе существенная лакуна в феноменологии Гуссерля. Один из разработанных феноменологией когнитивных процессов — идеация или узрение сущностей — постоянно сопровождается языковыми трансформациями, а именно номинализацией (белый — белизна), если угодно (как многие склонны думать), даже подчинена им.

22. Цитата из Гуссерля, 1913, р. 265.

23. Подчеркнуто Якобсоном в его экземпляре “Логических исследований” как “очень важное”.

24. Также подчеркнуто Якобсоном в его экземпляре как “очень важное”.

25. Наиболее обстоятельное исследование ассоциаций было опубликовано только в 1966 г. (Husserliana, 11). Подробное изложение и обсуждение его феноменологии ассоциаций см. Holenstein, 1972.

26. Контраст (на синтагматической) и оппозицию (на парадигматической оси) структурная лингвистика не связывает с классическими принципами теории ассоциаций. Но использование этой терминологии восходит все же к гуссерлевской трактовке этих принципов.

27. В то время как понятия инварианта и универсалий в лингвистике, как и в других науках, приобретают все большее значение (как уже указывалось, через Якобсона, под неявным влиянием Гуссерля), в самой феноменологии — что выглядит довольно комично — распространяется мнение, что гуссерлевская теория узрения сущностей неверна. При этом делаются малоудачные попытки показать, что поздний Гуссерль сам отказался от своей ранней программы.

28. Чувственность (Sinnlichkeit) и чувство (Sinn) для феноменологии равным образом являются феноменальными данностями. В то время как неопозитивистский феноменализм ограничивается первым, sense data, та феноменология, которая строго следует за Гуссерлем, настаивает на взаимопроникновении Sinnlichkeit и Sinn, на функциональной связи между ними. Этой конфронтации неопозитивистического феноменализма и гуссерлевской феноменологии соответствует в лингвистике антитеза лингвистики в духе Блумфилда, с одной стороны, и пражской лингвистики, с другой. В противоположность тем, кто ограничивается изучением имманентной структуры звукового материала как такового, Якобсон всегда указывал на большое значение семантики в структурировании звукового уровня языка.

29. Якобсон с явным сомнением относился к предпочтению визуального восприятия как исходного пункта и образца, философского анализа. Прежде всего, мы имеем в виду подчеркивавшуюся им тенденцию к реификации при визуальном восприятии. У Гуссерля мы встречаем не просто интерес к подобной проблематике, но и соответствующую постановку вопроса. В его философии проблема объективации занимает центральное место. Если проблема аудитивного восприятия не напрочь отсутствует у Гуссерля, она, как и следовало ожидать, появляется при анализе времени, то это, вероятно, тематически связано с “Логическими исследованиями”, а исторически — с влиянием его учителя К.Штумпфа, корифея в области звуковой психологии.

30. Леви-Стросс принял эту формулу, но, возможно, только в ограниченном горизонте дискуссии с “Groupe philosophique” журнала “Esprit” (1963, р. 633).

31. За исключением теории апперцепции (восприятия, установки), которые Гуссерль подробнее разрабатывает в 5-й и 6-й частях “Логических исследований”, нежели в 1 -и.

32. “Каждая форма апперцепции — сущностная форма и определяется сущностными законами” (Husseri, 1966, р. 339).


 Логос № 7 1996