, 1997. 384 с

Вид материала

Содержание

Подобный материал:

1 ... 4 5 6 7 8 9 10 11 ... 23

Глава II

Человек _ между богом и зверем

§ 1. Дуальность природы человека

• § 2. Психосоциогенез сознания

• § 3. Дух и плоть

• § 4. Душа и сердце

• § 5. Метафизика любви

• § 6. Искусство жизни

§ 7. Scienfia Sexualis •

118

Человек между богом и зв

определяющим в человеке, ибо подчиняет страсти души и коь ет телесное поведение. Биология, наоборот, объявляет главной дру половину, считает человека высшим животным, разум которого геи тически или функционально зависит от природы. Может быть, толь» морфология Гете представляет собой проект монистического подход признающего в человеке равноправие телесного и духовного. »|

Несмотря на кажущееся принципиальное различие, биология й| философия пользуются при оценке человека одним и тем же масигга-| бом, в качестве которого выступает разум. Если философия обьявляе1| его высшим началом, а человека венцом творения, то биология нв| считает интеллект чем-то надприродным и рассматривает человека & ряду живых организмов. Однако и философия, и религия, и биологии одинаково возвышают человека над остальной природой и признают! хотя и по разным основаниям, его принципиальное своеобразие. Ta-ri ким образом, проблема состоит не в том, чтобы примирить эти подхо-Ц ды путем простого суммирования накопленных ими знаний, а в томЦ чтобы выйти на новое определение человека и вписать его в природу! без того, чтобы переоценивать его своеобразие: человек противостой»! остальной природе не как житель иного, высшего мира, а как сущест"| во, в котором осуществляется план самой природы. |

Уже у древних Народов, которые признавали несомненное пре»| восходство сильных животных над человеком и даже наделяли своих| богов их внешностью, встречаются мифы, повествующие о превос-1 ходстве и особом назначении человека. Несомненно, что все это свя-?| зано с практиками приручения и одомашнивания диких животных,! что дало мощный импульс развитию человеческого общества, но так-| же интенсифицировало чувство превосходства человека над челове-| ком и сделало «естественным» господство и принуждение. Во всяком| случае не вызывает сомнений то, что различение человека и животно-1 го и обоснование превосходства человека, осуществляемое на космо«-| логическом, биологическом, моральном и др. уровнях, служило оп-| равданием власти над природой и эксплуатации животных. ;|

Однако морфологическое сходство с высшими млекопитающи-1 ми и особенно человекообразными обезьянами обескураживало мыс-1 лителей и вероятно поэтому столь рано и столь остро встал вопрос о I признаках, отличающих человека от животного. Человек отличается! прямохождением, наличием руки, умением изготавливать орудия тру-1 да, речью, а также внутренним своеобразием: только он испытывает! стыд, создает культуру, помнит прошлое, умеет смеяться и плакать, | знает о своей смертности и т. п. Вместе с тем, некоторые из перечис- i ляемых признаков можно найти и у животных: птицы ходят на двух ;

ногах, пчелы пользуются языком танца, чтобы сообщить о нахожде- .|

Пиальность природы человека

119

нии медоносов, муравьи образуют сообщество, не уступающее по сложности организации человеческому. Кроме того, дистанция между человеком и животным несимметрична: различие между инфузорией и шимпанзе не меньше, а может быть больше, чем различие между обезьяной и человеком. Очевидно, что различие человека и животного должно лежать в какой-то иной плоскости. Но тогда вообще исчезает основание для их сравнения. Следовательно, то странное упорство, которое ученые проявляли в сравнивании человека именно с животным, не объясняется наличием «объективных» различий. Оно вызвано ценностными предпочтениями и жизненными ориентациями. Некоторые философы и, в частности еще Платон, пытались противостоять обыденной установке и считали, что различение человека и животного во многом связано с различениями благородных и низших сословий в обществе.

Между тем, именно от Платона и берет свое начало дуалистическое определение человека как зоологического существа (двуногое без перьев) и как носителя разума. Правда, Платон не исключает переселения душ и в томслучае, если человек при жизни недостаточно использовал потенции разума, его душа может воплотиться в животном.

По-иному описывает человека Аристотель. Целостную душу он разделяет на множество духовных способностей, высшей и бессмертной среди которых он считает разум — чуждый природе и сближающий человека с божествами. Аристотелево учение развивает резкое деление материи и формы, ставит человека на вершину иерархии живых существ. Моральный пафос в описании человека, преобладающий у христианских мыслителей, только в XVII веке ослабляется сначала у Линнея, а потом у Дарвина. Однако и Линней не освободился от предпосылок старой антропологии, так как характеризовал человека не только по физическим, но и по духовным признакам. Как homo sapiens человек образует вершину лестницы живых существ.

В противоположность этому пониманию человека еще досокра-тики развивали эволюционный подход и настаивали на самостоятельности культурного прогресса. Идеи Демокрита и Эпикура были обстоятельно разработаны Лукрецием в поэме о «Природе вещей». Однако в XIX веке эволюционизму противостояли не только догмат о творении, но и механистическое мировоззрение. Поэтому Дарвин осуществил настоящую революцию в сознании людей. Он начинал с разработки идеи селекции, благодаря которой соединил принципы каузальности и развития. «Борьба за существование» и «отбор» — это основные понятия теории Мальтуса, разработанной применительно к обществу и направленной на контроль и ограничение рождаемости. Дарвин использовал их для описания развития в царстве животных

120

Человек между богом ц за

и при этом существенно изменил все еще действующую арис скую категориальную структуру, в основе которой лежало разл! материи и формы, рода и вида. Он допустил изменение формы i влиянием случайных индивидуальных отклонений, которые ока:

вались необходимыми в новых условиях изменившейся среды и;

торые постепенно приводили к фундаментальной перестройке ] организма. Дарвин исключил внешнюю целесообразность, упра щую ходом развития живого: природа сама по себе цель и она } ляет всеми изменениями жизни.

Критики Дарвина считали аккумуляцию индивидуальных < нений недостаточной для объяснения возникновения новых ви так как оно должно соотвествовать «плану природы». Дарвин и Гец кель построили монистическую теорию на механической основе дЯ этом состояла ее уязвимость. Поэтому всегда актуальной остается да дача, поставленная Гете, который исходил из единства всего живого г из пантеистического единства природного и божественного, д

Теория эволюции завораживала прежде всего тем, что перехода животного к человеку описывался как плавный и постепенный. Имен этим объясняется интерес ее сторонников к поискам «переходного:

на». Однако, давшие интересные результаты, сами по себе они не реш главной проблемы и, более того, вытекают из неправильного ее пони ния. Исходная мысль Дарвина была революционной и состояла в нов взгляде на феномен происхождения. У истоков человеческого рода на далось существо, непохожее на человека. Однако логика эволюцией ма и историзма толкала к тому, чтобы вывести его из «обезьяны» и • самым преодолеть разрыв между истоком и современным состояш И это естественным образом привело к утрате специфики человека.'. лание выстроить развитие природы в одну линию, неспособность до1 тить множество гетерогенных и при этом взаимосвязанных регионов з вого являются основными догмами биологической антропологии. В) рамках утрачивается вопрос о сущности человека, который вновь подня-t ла философско-культурная антропология XX столетия. ,|

Другим недостатком споров о различении животного и человечв"! ского является неявное принятие моральной дихотомии добра и злаЦ качестве основы классификации: например, агрессивность, неразум^ ность, подчинение поведения инстинктам, желаниям и влечениям сч№| таются отличительными признаками животных, в то время как челоЦ век рассматривается как существо, выпавшее из-под власти эволю-| ции, наделенное божественным разумом, ценностями и идеалами, чувщ ствами любви, сострадания, солидарности и т. п. И до сих пор, раэ-Ц мышляя о человеческой агрессивности, мы списываем ее на «приро-й ду», забывая о том, что она старательно культивировалась в человечепЗ

Дуальность природы, человека

121

ской истории, ибо выступала условием войн, конкуренции, соперничества и других движущих сил цивилизации.

В истории культуры происходили существенные сдвиги в понимании как животного, так и человеческого. Прежде всего, теория эволюции выводила человека из животного и тем самым отбросила гипотезу о божественном творении. Абсолютное различие человеческого и животного было подвергнутй пересмотру в ходе развития медицины и физиологии. В XVIII и XIX веках имел место всплеск интереса широкой общественности к археологическим раскопкам, обнаружившим черепа и скелеты древних людей, а также к анатомии. Сам термин «анатомический театр» — свидетельство того, что публичное вскрытие человеческого тела производилось не только с научной целью его изучения. Вместе с патологоанатомами люди предприняли интересное иувлекательное путешествие в глубь человеческого тела. Их взору предстал удивительный универсум — взаимосвязанная система костей, связок, мышц, нервов, кровеносных путей, химических и электрических реакций, связывающих внутренние органы. Но при этом не обнаружилось места для души, духа, разума и т. п. сущностных сил человека. Так, сцена религии и метафизики, на которой разыгрывались душевные драмы, уступила место иной сцене, на которой фигура человеческого принимала облик машины.

Метафора машины стала ведущей в европейской культуре и ее важное значение состояло в том, что она объединила природное и божественное, духовное и телесное в человеке. Старинный роман «Франкенштейн», получивший недавно впечатляющую экранизацию, показывает логику работающего скелета — «живого трупа», мертвые органы которого движутся электрически-спиритуалистической энергией. Однако менее заметными остались действительные воздействия машины на реальных живых людей. Техника не только инструмент и средство для увеличения и усиления способностей человека. Даже снабжая человека разного рода протезами, приборами, инструментами и органами, она содействует превращению его в свой придаток. Но и сознание подлежит существенной модификации: часы, паровая машина, наконец, компьютер — все это требует от человека особых качеств точности, самоконтроля, преобразования и управления информацией. Например, часы, собственно говоря, находятся не на руке, а в голове человека: какой смысл иметь самые точные часы, если человек не приучен приходить в назначенное время.

Таким образом, размышляя о противоположности человека и животного нельзя ограничиться абстрактными философско-теоло-гическими и биологическими дихотомиями. На самом деле в культуре произошли существенные сдвиги, изменившие традиционные границы. Так, биология занимающаяся описанием жизни популяций

122

Человек между богом и зверем

животных, установила наличиеуних кооперации, дифференциации, коммуникации, а также практического интеллекта, которые прежде приписывались только человеку. Наоборот, историки и культурологи отмечают важную роль биологических факторов даже в современном обществе. Историей правит не только разум, но и «основной инстинкт», и поэтому для понимания исторических событий приходитсяучитывать страсти и аффекты, желания и влечения, определяющие поведение людей. Не менее ошеломляющими являются открытия микробиологии и генной инженерии, в корне изменившие традиционные представления о сохранении рода и воспроизводстве человека. Обычно полагают, что здоровый ребенок рождается у физически здоровых родителей. Однако, наблюдение за цепью поколений обнаруживает непрерывные мутации и раскрывает еще одного невидимого участника процесса зарождения — микроба.

Научные открытия и теоретические дискуссии сопровождаются важными переоценками места и роли животных на уровне повседневного сознания. Уменьшение сектора дикой неокультуренной природы, уничтожение опасных животных привели к тому» что животное не воспринимается как нечто низкое и злое и уже не может служить символом низости самого человека. Однако учитывая положительное значение экологической парадигмы, воспитывающей любовь к живому, нельзя забывать о необходимости различения животного и человеческого, природного и культурного и контроля за воздействиями разного рода вирусов и микробов на человеческую популяцию. Истребление крупных хищников еще вовсе не означает, что человек раз и навсегда завоевал обширную экологическую нишу. При всех своих завоеваниях и достижениях он продолжает оставаться весьма уязвимым организмом, продолжающим вести борьбу за выживание, и должен сохранять в себе способность удерживать и расширять сферу своего обитания. Другое дело, что формы выживания и сохранения должны изменяться. Человек привык бороться с природой и крупными хищниками. Отсюда выработался взгляд на эволюцию как борьбу за существование и естественный отбор. Однако эта модель — отражение скорее человеческого, чем животного сообщества. В мире животных и людей существуют, как показал оригинальный русский философ Кропоткин, взаимная помощь, поддержка, кооперация. Такой синергети-ческий подход является чрезвычайно важным для сохранения и выживания человека. Он привык бороться с природой и рассматривает микроорганизмы и вирусы по аналогии с крупными хищниками. Они вызывают у него столь же сильный страх. Но человек выжил благодаря не только уничтожению, но и одомашниванию животных. Так, и сегодня одной из важнейших задач цивилизации является превращение неуправляемых микроорганизмов в своих союзников.

Дуальность природы, человека

123

^ ПРИРОДНОЕ И КУЛЬТУРНОЕ

В философии и гуманитарных науках человек определяется как носитель разума, он принципиально отличается от животных своей разумностью, позволяющей сдерживать и контролировать телесные влечения и инстинкты. Благодаря разуму он постигает законы мироздания, открывает науки, изобретает технику, преобразует природу и создает новую среду обитания. Кроме разумности, можно указать и другие духовные характеристики человека: только у него возникает вера в Бога, различение добра и зла, осознание своей смертности, память о прошлом и вера в будущее. Только человек способен смеяться и плакать, любить и ненавидеть, судить и оценивать, фантазировать и творить. В своей критике естественнонаучного определения человека представители гуманитарного подхода отметили принципиальную открытость и незавершенность человека, который не имеет от природы заданных инстинктов, обеспечивающих выживание. Более того, человек как биологическое существо является слабым и уязвимым по сравнению с сильными животными и поэтому не ясно, как он мог столь успешно конкурировать с ними, что стал самой могущественной на Земле силой.

Долгое время эти два противоположных подхода к человеку абсолютизировались и иногда стимулировали, а чаще препятствовали развитию друг друга. Между тем тот факт, что человек является историческим, социальным и культурным существом, дает возможность преодоления сложившейся оппозиции духовного и телесного и тем самым открывает путь для новых плодотворных программ как естественнонаучного, так и гуманитарного познания человека. Его так называемая «природа» не является чем-то заданным, а строится в каждой культуре по-своему. Поэтому нет оснований говорить о врожденности агрессивности или наоборот солидарности, так как природные задатки, которые есть у каждого человека, успешно подавляются или наоборот интенсифицируются обществом. Люди буквально всему должны были научиться сами, и все, что они умеют — это продукт культурного развития, воспитания и образования. Человеком не рождаются, а становятся. Это приводит к осознанию односторонности абстрактно-теоретических позиций: если наука игнорировала специфику человека и его уникальное положение в ряду других живых существ, то философия, ориентированная на идею человека, оставляла вне поля своего внимания интересные данные и оригинальные программы исследования, разработанные представителями биологической антропологии и этнологии. Вряд ли можно оспорить, что человек — это такое существо, которое ищет и находит представление о собственной

124

Человек между богом и зверем

сущности и строит свою жизнь в соответствии с этим идеалом. Будучи незавершенным природой, он осуществляет себя в культуре и даже самые простейшие жизненные акты осуществляет не инстинктивно, а в соответствии с общественными образцами. Отсюда многообразие форм хозяйства, семьи и общения. Чтобы творить — необходимо иметь образ творимого, так человек вынужден спрашивать себя, что он есть. Он изменяет себя благодаря познанию и это причина недостаточности объективистского подхода к человеку. Если вещи равнодушны к познанию, ибо познание не меняет их сущности и они движутся по своим законам, то человек, не имеющий фиксированного и заданного места в мире, сам должен определить себя и свою позицию, чтобы реализовать и утвердить себя. Идея человека не является чем-то совершенно нереальным. Так, успехи греческой цивилизации во многомобязаны самопониманию человека, как разумного социального существа. С новой силой идея человека действовала в эпоху Возрождения, а в Новое время открывшейся бесконечности Универсума человек противопоставил готовность бесконечного познания и самосовершенствования, что эффективно содействовало развитию века просвещения и прогресса.

Традиционная схема человека базируется на дихотомии духа и тела, но само их различие является подвижным. Античность не только не признавала репрессивно-аскетического отношения к телу, но и культивировала заботу о нем в форме гимнастики, диэтики и т. п. Нагота;

человеческого тела, запечатленная в античной скульптуре, свидетель-1 ствует о том, что красивое и гармонично развитое тело является столь же высокой ценностью, как и красивая речь, и поэтому не должно скрываться от глаз людей. Христианское средневековье стыдится тела, но его политика также не сводится к аскезе и запретам. Всякая культура строит свой образ тела и таковым для средневекового обще-' ства является одухотворенная плоть, контролирующая, дисциплини- | рующая и сдерживающая аффекты и желания. ?

История тела в культуре опровергает узко рационалистическое понимание человека, и заставляет дополнить традиционный набор те—;

лесных и разумных качеств новыми духовными константами, опреде-^ ляющими порядок душевных переживаний. Если ранее полагали, чтой всеобщие и необходимые понятия и принципы достижимы лишь Has основе разума, и что чувства и переживания людей индивидуальны и ? противоречивы, то внимательное изучение способов формированиям телесных и душевных качеств человека позволяет утверждать, что же-^ лания и страсти человека не осуществляются как попало, а опираются *| на достаточно твердый порядок, выражающийся в ценностной струк-1 туре личности. В любви и вере человек выходит за рамки животных! инстинктов и определяет себя высшими ценностями, которые он счи-г

Дуальность природы человека

125

тает божественными или общечеловеческими. Таким образом, в беспорядочной борьбе слепых страстей и эгоистических интересов открываются события и переживания, которые присущи человеку как человеку: страх, забота, тревога, свобода, ответственность. Конечно, такого рода аналитика характеризует структуру современных переживаний и не является универсальной для любых культур, однако в ней нашли отражение сущностные характеристики человека и его места в бытии: он отличается от животных осознанием своей смертности, слабый и беззащитный, как былинка в поле, он становится равным могущественной природе благодаря познанию и культурному творчеству.

Ситуация, в которой оказался человек вХХ столетии, хорошо выражена словами М. Шелера: человек сегодня не знает, что он есть, но он знает, что он этого не знает. Путь человека проблематичен и в этих условиях уже бессмысленно пытаться определить вечные идею, суть и назначение человека. Отвечая на вызов времени, он сам должен осознать свое назначение в мире. Эта неспециализированность и незавершенность человека, отличающая его от вещи, означает и нечто позитивное, а именно — открытость миру. Только человек имеет мир, тогда как животное лишь среду обитания. Это даетвозможность свободы и творчества: отсутствие готовых инстинктов вынуждает создавать собственный порядок. При этом человек может стать не только выше, но и нижеживотного, и его путь полон опасностей. Если животное царство, несмотря на его видимую жестокость, устроено в целом достаточно гармонично и соответствует условиям окружающей среды, то мир людей полон противоречий, источником которых является самодостаточность, автономность человека: он является такой частью целого, которая одновременно репрезентирует весь род и поэтому склонен к самовозвышению.

В XIX веке человек был поставлен в ситуацию изначального творчества и романтического одиночества в великом выборе «или-или» между божественным и земным. В XX столетии свобода самопроектирования ограничивается наличным бытием и поэтому человеческое существование характеризуется чувством заброшенности. Возникает нигилизм, как утрата смысла человеческого существования. В результате все прежние культурные и духовные ценности подверглись переоценке и прежде всего это затронуло нормы христианской морали. Она не рассматривалась больше как эффективное средство сохранения порядка, а напротив, как орудие репрессий против сильных личностей, имеющих смелость отстаивать приоритетжеланийнадтребованилмиразума. Вслед за Ницше, отрицание расхожей морали было наиболее радикально продолжено Сартром: сущность человека не предшествует его существованию, он проектирует себя сам и обречен на свободу и ответственность, которую уже не может перекладывать на Бога.

Blog

Б. В. Марков м 25 Философская антропология: очерки истории и теории / Оформление обложки А. Олексенко, С. Шапиро. Спб.: Издательство «Лань», 1997. 384 с

Содержание