М. А. Мунтян, д и. н., профессор

Вид материала

Документы

Подобный материал:

• Федеральное агентство по образованию Государственное образовательное учреждение Высшего, 4583.66kb.
• М. А. Мунтян, 195.06kb.
• М. Д. Хуторской, В. П. Зволинский, А. А. Рассказов мониторинг и прогнозирование геофизических, 3335.7kb.
• С этой ссылки можно взять фото, 2277.05kb.
• Платоновские чтения Материалы XIII всероссийской конференции молодых историков г. Самара, 3309.31kb.
• М. А. Мунтян история мировой политической мысли семинар, 41.09kb.
• Программа международной конференции «Теория операторов, комплексный анализ и математическое, 269.19kb.
• М. А. Мунтян мировая политика программа, 469.58kb.
• Сквозная программа учебных и производственных практик методическОе указаниЕ для студентов, 597.46kb.
• Мунтян М. А. Политическая власть, 258.42kb.

4. Судьба национализма в меняющемся мире. Современное человечество в своем развитии вступило в новое “осевое время” (сам термин принадлежит К. Ясперсу и применялся им к истории древнего мира⁴⁸), знаменующее собой переход к постиндустриальному цивилизационному бытию. Это означает, что в существенной степени должны обновиться формы и жизнедеятельности, жизнеустройства людей, измениться сам человек. Информационный этап научно-технической революции, интеграционные и глобализационные процессы, регионализация и рост численности государств, появление транснационального мира и проявление глобальных проблем меняют облик современности и механизмы сцепления в единое целое стран, народов и отдельных индивидов. Ученые пытаются в условиях “социального полузнания” (определение Н.А. Косолапова, означающее неприменимость многих подходов существующего обществоведения для познания нового этапа развития человечества) разрабатывать различные модели развития человеческого социума и складывающегося мирового порядка.

В первом случае речь идет о разных вариантах “информационного общества”, в котором а) экономика знаний заменяет ресурсоемкую и энергозатратную экономику индустриального типа; б) “экономический человек” уступает место homo ingenious (человеку творческому); в) социальные связи приобретают характер многоячеистой сети; свершается “революция власти”, то есть на место приоритетного ресурса управления выдвигается способность манипулирования потоками информации⁴⁹. Во втором из них имеются в виду три группы вариантов политической структуры мира XXI века:

I. По представлениям одних политологов, мир становится все более гомогенным вследствие развития процессов глобализации. В таких прогнозах этот процесс обычно рассматривается как распространение западных моделей, ценностей, институтов на весь мир. Установочными в этом плане принято считать работы американского политолога и правительственного эксперта Фрэнсиса Фукуямы⁵⁰. Одно из основных критических возражений тезисам этого аналитика заключается в следующем: нет оснований полагать, что мир становится все более однородным и в этом смысле упрощенным. Аргументы для такого вывода в достаточном количестве предоставляет сама глобализация.

Среди преобладающих векторов современного мирового развития большинство аналитиков называют глобализацию. Принято выделять три измерения или понимания этого феномена:

1) глобализации как постоянно идущего исторического процесса. В истории развития человечества действительно наблюдается тенденция ко все большему расширению пространства, на котором происходит интенсивное взаимодействие и структурирование отношений между людьми – от отдельных поселений, городов, княжеств к государствам, регионам и - после эпохи Великих географических открытий – к миру в целом;

2) глобализации как процессов универсализации и гомогенизации мира. Такое ее понимание, то есть как усиления черт всеобщности и движения к однородному строению мира восходит к весьма распространенным в 60-70 гг. ХХ века концепциям “глобальной деревни” и “всемирного правительства”. Сегодня многие авторы все чаще образают внимание на то, что глобализация не обязательно предполагает принятие единых, универсальных норм и правил поведения и жизни людей. Например, французский автор Тьерри де Монтбриаль в своей книге “Европа хочет быть полюсом”, констатирует: “Когда мы говорим о глобализации, то вовсе не подразумеваем унификацию и стандартизацию. Ведь и конструкторы автомобиля не стремятся создать универсальную “мировую” машину, способную удовлетворить все вкусы. Это нереально. К примеру, продукция французской фирмы Данон в Париже рассчитана на вкусы парижан, в Санкт-Петербурге – на петербуржцев, а в Шанхае – на китайцев. Различия во вкусах, в менталитете никогда никуда не исчезнут”. Необходимо также иметь в виду, что отнюдь не всегда распространяются именно западные цивилизационно-культурные образцы. Существует и обратный процесс – интерес западных сообществ к восточным религиям, африканским культурам и т.д. И в этом смысле вряд ли корректно говорить о глобализации как только лишь о вестернизации мира;

3) глобализации как открытости, прозрачности национальных границ. Именно это определение лучше всего отражает содержание современной стадии этого феномена. Вначале границы наций-государств оказались транспарентными в сфере экономических взаимодействий, что создало условия для деятельности транснациональных корпораций, ставших проводниками глобальной экономики ХХ столетия. Однако вскоре стало ясно, что глобализация – более многосторонний процесс, не сводимый к чисто экономическим явлениям, она проявляется в развитии глобальной сети Интернета, в распространении высоких технологий и т.д.⁵¹

Глобализация – отнюдь не линейный, развивающийся равномерно и по восходящей линии процесс. В одних странах и регионах глобализация в большей мере влияет. К примеру, на экономическую сферу, в других идет быстрее внедрение новых технологий. Многие страны по разным причинам (политическая изоляция или самоизоляция, технологические возможности, общая отсталость) вообще оказались на периферии глобальных тенденций. Более того, разрыв между отдельными странами, отдельными регионами, вовлеченными в глобализационные процессы, с каждым годом становится все ощутимее. Такая дисгармония развития, в свою очередь, порождает новые вызовы и угрозы миру: относительно бедные страны скатываются на еще более низкий уровень; из них идет поток массовой миграции в благополучные страны; в беднеющих странах возникают плохо контролируемые и слабо поддающиеся разрешению конфликты. В мире появляются новые изгои среди слаборазвитых стран, а также в расслаивающемся населении развитых стран, где преимущественно из иммигрантов формируется фактически не включенный социально-политическую систему “низший класс”⁵². Подобные явления уже рассмотрены в концепциях “расколотых наций” и “столкновения цивилизаций” (С. Хантингтоном)⁵³, деления мира по оси “центр-периферия” (И. Валлерстайном)⁵⁴.

Глобализация, будучи общим вектором развития мира, тем не менее не предполагает прямолинейного движения “вперед и вверх”, напротив, она может создать высокую вероятность для отдельных регионов или в отдельные исторические периоды эволюционных зигзагов и регрессов, порождая тем самым новые вызовы мировому сообществу, обратить мировое развитие вспять: позволить распространение антидемократических тенденций, поощрить стремления отгородиться от влияния извне с помощью национализма, ксенофобии, самоизоляции, режима закрытости границ и т.п. С другой стороны, размывание государственных границ в эпоху глобализации толкает национальные движения к сепаратизму, что нередко выражается в кровавых конфликтах. Открытость границ также ставит проблему идентичности личности. В прошлые исторические эпохи идентификация личности во многом основывалась на принадлежности к государству. Однако сегодня, по мнению английского политолога Сьюзен Стрендж, оно уже не может требовать от граждан лояльности, которая превышала бы таковую к семье, фирме, какой-либо иной группе⁵⁵. Множественная или неотчетливая самоидентификация современной личности ведет к самоотождествлению людей на этнической, религиозной или какой-то иной почве, что само по себе конфликтогенно.

II. Прямо противоположный прогноз относительно будущего мира дают те исследователи, которые пишут о цивилизационном расколе. Причем приводимые основания для такого раскола различны:

- углубляющееся разделение человечества на западную, латиноамериканскую, африканскую, исламскую, конфуцианскую, индуистскую, православно-христианскую, японскую цивилизации – у Сэмюэля Хантингтона⁵⁶;

- также цивилизационный разлом, но иного рода – на сельскохозяйственную, индустриальную и постиндустриальную цивилизации – у Олвина Тоффлера⁵⁷;

- уровень социально-экономического развития стран (высокий, средний, низкий), которым соответствуют центр, полупериферия и периферия – у Иммануила Валлерстайна⁵⁸;

- образование шести пространственно экономических зон (североатлантической, тихоокеанской, евразийской, “южной” и двух транснациональных пространств, выходящих за пределы привычной картографии) – у Александра Неклессы⁵⁹.

В этих и других аналогичных концепциях, прогнозирующих дальнейшую дифференциацию мира, особо указываются на реальные или эвентуальные конфликты, связанные с данным фактором. Все они подвергаются критике. Во-первых, раз ученые выявляют ряд оснований для раскола, то некое глобальное столкновение маловероятно, ибо многие из противоречий накладываются друг на друга, взаимно пересекаются (один и тот же человек может принадлежать сразу к нескольким группам – например, буддистской, сельскохозяйственной, полупериферийной и т.д.). Во-вторых, акцентированная в данных подходах повышенная конфликтность вряд ли может рассматриваться как основная черта устоявшегося миропорядка - она присуща, скорее всего, именно процессу перехода миропорядка из прежнего состояния в новое.

III. В третьей группе представленных современными политологами вариантов мирового развития делаются попытки совместить обе его наиболее важные тенденции: интеграцию и универсализацию мира, с одной стороны, и обособление его отдельных частей и областей человеческой активности – с другой. Исследователи данной группы уделяют особое внимание транснациональному уровню современного мира, который развивается бурными темпами и проявляется в той или иной области (финансовой, научно-технической и т.п.) как отдельные “центры” - транснациональные корпорации, глобальные финансовые институты, отдельные города и регионы. Директор Стокгольмского международного института исследований мира Адам Ротфельд считает, что мировое развитие и международные отношения на современном этапе формируются как центростремительными процессами (глобализацией или интеграцией), так и центробежными (фрагментацией, эрозией государств). Известный теоретик международных отношений Джеймс Розенау сконструировал особый термин для того, чтобы отразить их переплетение в современном мировом развитии – фрагмеграцию⁶⁰ (производный от фрагментации и интеграции). Американскому ученому также принадлежит идея, согласно которой политическая структура мира XXI века будет напоминать (по подобию Интернета) особым образом организованную сеть с множеством узлов и переплетений – государственных, межгосударственных, негосударственных и смешанных по своему происхождению⁶¹.

Другие аналитики исходят из того, сложность и многоуровневость мира требует говорить не о его многополярности, где полюсом выступает государство, а о полицентричности международной сферы, где полюса являются качественно различными и находятся на разных уровнях. И Дж. Розенау, и большинство исследователей, описывающих будущее мироустройство с использованием понятия полярности, сходятся на том, что в третьем тысячелетии, во всяком случае, в большей его части мир по-прежнему будет оставаться государственно-центричным, несмотря на постепенный рост влияния на мировой сцене негосударственных акторов. Именно государствам суждено создать систему глобального управления, без чего нельзя даже надеяться на преодоление издержек и противоречий планетарного размаха глобализации, интеграции и регионализации, разрешить вызовы истории в виде глобальных проблем и возвратить человеческому роду бессмертие.

Существуют четыре основных концепции создаваемого глобального управления:

- первая из них – концепция мирового правительства, представляющая собой, по сути, увеличенную модель национального государства, которое в глобальном масштабе занимается тем же, что и правительства внутри отдельных стран. Эта концепция является маргинальной, так как никакое мировое правительство не может иметь достаточной политической легитимации. Мир как целостность нуждается в политике обеспечения целесообразного порядка, а не в осуществлении властных полномочий, к тому же мысль о том, что мировое правительство может лучше справиться с учетом специфических потребностей и интересов отдельных стран и регионов лучше, чем это делают национальные системы власти и управления;

- вторая концепция связана с реформированием ООН, когда ее Совет Безопасности превращается в квазиправительство, а Генеральная Ассамблея – в квазипарламент. У такого подхода немало сторонников, но он также подвергается критике как сугубо этатистский: ООН представляется как организация с чрезмерно централистскими целями, управляемая узким кругом избранных государств, а выведение ее на центральную роль в глобальном управлении вызывает опасения недооценки в подобном случае значения негосударственных игроков – бизнеса, неправительственных организаций;

- третья концепция трактует проблемы управления глобальным развитием либо со стороны одной гегемонистской державы (США), либо группы наиболее влиятельных стран, объединенных в НАТО, ОЭСР или “большую восьмерку”. Подобная концепция уже активно реализуется на практике, хотя предпринимаемые на ее основе действия встречают и будут встречать нарастающее противодействие тех государств, которые не принадлежат к клубу избранных держав;

- четвертая концепция рассматривает возможности корпоративного управления миром, она пользуется наибольшей популярностью среди исследователей глобализации, так как предполагает коллективный процесс поиска и реализации решений. Руководитель Дуйсбургского университета (ФРГ) Д. Месснер считает, что в таком случае национальное государство по-прежнему будет находиться в центре мировых событий. Оно по существу является средоточием, в котором сходятся отношения всех субъектов мировой политики – ООН и ее специализированных организаций, региональных союзов, субнациональных (локальных) органов, многонациональных концернов, неправительственных организаций, СМИ, различных групп интересов и т.д. Нация-государство, по мнению этого немецкого ученого, способствует координации всех акторов международной жизни при решении четырех главных задач, возникающих в процессе глобализации современного мира:

а) определения рамок такого мирового порядка, при котором бизнес не сможет “приватизировать” политику;

б) обеспечения более эффективного, чем прежде, реагирования на “вызовы истории” в виде разнообразных глобальных проблем;

в) формирования правового планетарного поля на базе западных традиций;

г) использования общих принципов управления при решении национальными государствами региональных и локальных проблем⁶².

Академик О.Т. Богомолов солидаризуется с точкой зрения немецкого исследователя относительно исторической судьбы государств-наций, когда пишет: “Судя по всему, мир сталкивается с задачей такого управления процессом глобализации, которое ограничило бы ее риски и издержки, максимизировало выгоды. XXI век ожидает противоборство двух мощных сил: национальной бюрократии (и всего, что за ней стоит) и международной экономической среды, утрачивающей “национальную прописку” и обязательства. Вряд ли национальным государствам грозит полная утрата суверенитета в отношении своей экономики в пользу наднациональных или международных образований. Как бы ни было велико влияние наиболее могущественных стран и их транснациональных гигантов, национальные государства в обозримой перспективе не отомрут, а, наоборот, будут укреплять себя и добиваться демократизации глобальной экономической среды. Международному сообществу предстоит найти и узаконить разумные границы делегирования национального суверенитета в экономической области международным институтам”⁶³.

О сохранении национальным государством статуса одного их основных акторов истории и на этапе постидустриального общества свидетельствует усиление в последние два десятилетия роста этничности в качестве одной из черт современного мирового развития. Этничность, которая с точки зрения глобалистских представлений о мире, должна была тихо умереть уже к концу прошлого столетия, вдруг возрождается во всемирном масштабе. Идеология так называемого “этнического возрождения” вызвала невиданный со времен распада мировой колониальной системы рост этнического самосознания, сопровождающегося углублением культурного плюрализма, а также различными вариациями сепаратизма этнонационалистических движений на всех континентах земного шара. Рост влияния политического национализма обнаруживается не только в различных зонах слаборазвитости, где борьба за образование независимых государств связывается с надеждами на культурное и материальное выживание, но и в исторически утвердившихся и уверенно развивающихся государствах с высокими уровнями доходов.

Это обстоятельство заставило ученых по-новому переосмысливать и саму природу этничности, национализма, и фундаментальные признаки современности. В данной связи можно отметить несколько моментов, которые способны в какой-то мере объяснить рост национализма в глобализирующемся мире:

- во-первых, ускорение темпов исторического развития, нарастание сложности и секуляризации современного мира, усиление интернационализации и космополитизации жизни, страх перед неизвестным будущим заставляет людей искать опору в традициях, в том числе и в традиции национального самоопределения. Сегодня нельзя считать традиции принадлежащими всецело прошлому, не имеющими ничего общего с настоящим. Они, воплощая сам дух народа, и в современную эпоху вносят универсальный смысл в его историческое бытие, место и роль в сообществе других народов;

- во-вторых, парадоксально звучит утверждение о том, что национализм, при всей своей обращенности в прошлое, приверженности традициям, древним мифам, тем не менее является ровесником и близнецом модернизации мира и теснейшим образом связан с промышленной революцией, урбанизацией, становлением гражданского общества и современного государства. И так как постиндустриальная эпоха во многом преемственна по отношению к индустриальному миру, то нет особого смысла отрицать естественность национализма и для новой рождающейся общечеловеческой цивилизации;

- в-третьих, национализм - прежде всего социокультурное явление, в известной степени определяющее контуры национального видения мира. Оно интегрировало в себе традиционные мифы и символы, но использовало их для защиты и обоснования нового феноменов в лице национального государства. Сила национализма как раз и состоит в том, что он органически соединяет индивидуальные социальные и культурные приверженности людей с государством, которое становится гарантом сохранения национально-культурной идентичности народа;

- в-четвертых, ослабление, расшатывание в эпоху “осевого времени” инфраструктуры базовой культуры ведет к размыванию ценностей, норм и принципов, определяющих моральные устои людей, провоцирует у них чувство безродности, своего рода вселенского сиротства. При таком положении вещей для многих национализм может оказаться подходящим, а то и последним убежищем. Чувство принадлежности к национальному сообществу придает смысл самой жизни человека, укрепляет чувство взаимной ответственности и сопричастности, уменьшая тем самым чувство одиночества и отчуждения;

- в-пятых, новейшие тенденции общественно-исторического развития чреваты стиранием традиционных различий между дозволенным и запретным, допустимым и неприемлемым, нормальным и ненормальным, сакральным и мирским. Национализм же несет в себе обещание восстановить привычный порядок вещей, освободить людей от страха перед современностью, а также от трудной и мучительной необходимости принимать решения и таким образом обосновывать свою свободу;

- в-шестых, рассмотрение национализма только как реликта истории, не совместимого с настоящим, не представляется корректным хотя бы потому, что каждая эпоха, как правило, складывается из совершенно новых явлений, которым, из-за не всегда четкого их понимания, присваиваются названия, ярлыки и стереотипы, заимствованные из прошлого. Современный национализм – не фантом, не анахронизм. Он укоренен в реалиях современного меняющегося мира и, безусловно, связан с ценностями новой общечеловеческой цивилизации. Для ее становления и выживания требуется соединение сил, возможностей, творческих способностей и таланта каждой личности, семьи, всех уровней локальных социумов, наций, государств, цивилизаций - “самых больших племен” в рамках человечества (определение принадлежит С. Хантингтону), то есть и созидательного потенциала национализма.

Изменения в трактовке национализма в западной научной традиции произошли под воздействием геополитических трансформаций после окончания “холодной войны”, главным образом в виде политизированных концепций “распада империй” и “триумфа наций”⁶⁴. Некоторые философы радикально пересмотрели доктрины самоопределения наций и понятия “национальность” в сторону их этнизации. Имея в виду новые подходы к проблематике наций и национализма, В.А. Тишков писал: “Становится все более очевидным, что современный субстанциальный подход к пониманию нации принимает категорию “практика” в качестве аналитической. Содержащееся в практике национализма и в деятельности современной системы государств представление о нации как о реальной общности переносится в сферу науки и делается центральным в теории национализма. Именно этот феномен реиндетификации нации как социального процесса, как события, а не только как интеллектуальной практики отмечается рядом современных авторов (Ф. Барг, Р. Брубейкер, Р. Суни, В.А. Тишков, П. Холл, Г.-Р. Уикер, Т.-Х. Эриксен). В свете этого подхода нацию можно рассматривать как семантико-метафорическую категорию, которая обрела в современной истории эмоциональную и политическую легитимность. Но которая не стала и не может быть научной дефиницией. В свою очередь, национальное как коллективно разделяемый образ и национализм как политическое поле (доктрина и практика) могут существовать и без признания нации в качестве реально существующей общности”⁶⁵.

Как это ни странно, но именно с наступлением эпохи глобализации начинают преодолеваться бытовавшие до этого упрощенные картины мира, рождавшиеся как следствие деления стран на “передовые” и “отсталые”, направленность отношений между которыми рассматривалась как определяющий вектор мирового развития. Вместе с ними отходят на второй план современные поверхностные и скоротечные формы и формулы глобализации, по существу отражавшие логику мышления в соответствии с законами линейного, прогрессистского восхождения жизни на Земле. Постепенно стало появляться понимание того, что нынешний этап глобализации – это всего лишь констатация появления того наднационального слоя общечеловеческой цивилизации, который вовсе не требует одномоментной и повсеместной унификации, а представляет собой достижимый на современном этапе развития народов уровень согласия относительно определяющих их жизнь общих духовных и материальных ценностей. По мере разворачивания глобализационных процессов становится все яснее, что человечество продолжит и в дальнейшем двигаться в историческом пространстве, основываясь на национально-государственной, культурной, расово-этнической, социально-экономической, религиозной, политической и всех других формах плюралистического в своей основе мирового развития. “Обуздание” глобализации и подчинение ее созидательной энергии реализации интересов всех людей планеты – та сверхзадача, которая стоит перед современными государствами, продолжающими творить Историю, но уже вместе и рядом с Человеком.