М. А. Мунтян, д и. н., профессор

Вид материала

Документы

Подобный материал:

• Федеральное агентство по образованию Государственное образовательное учреждение Высшего, 4583.66kb.
• М. А. Мунтян, 195.06kb.
• М. Д. Хуторской, В. П. Зволинский, А. А. Рассказов мониторинг и прогнозирование геофизических, 3335.7kb.
• С этой ссылки можно взять фото, 2277.05kb.
• Платоновские чтения Материалы XIII всероссийской конференции молодых историков г. Самара, 3309.31kb.
• М. А. Мунтян история мировой политической мысли семинар, 41.09kb.
• Программа международной конференции «Теория операторов, комплексный анализ и математическое, 269.19kb.
• М. А. Мунтян мировая политика программа, 469.58kb.
• Сквозная программа учебных и производственных практик методическОе указаниЕ для студентов, 597.46kb.
• Мунтян М. А. Политическая власть, 258.42kb.

3. Национализм как идеология. Многие исследователи склоняются к тому, что национализм в широком смысле – не просто идеология, а скорее часть целостной культурной подсистемы, благодаря и одновременно вопреки которой образуется совокупность национально-патриотических взглядов, верований, чувств. Национализм в принципе не поддается сколько-нибудь однозначному истолкованию. Иногда его применяют для описания лояльности государству, хотя правильнее было бы говорить о патриотизме. Порой этим термином обозначают убеждение в том, что какой-то народ, культура или цивилизация “выше” всех остальных, но это уже проявление шовинизма. Иной раз национализмом называют национальную идентичность, что недостаточно конкретно. И как идеология, и как политическая практика национализм бывает весьма разнообразным.

Его первые признаки появились еще в XII веке, но политическое значение он приобрел значительно позднее, в эпоху Просвещения, стал влиятельной идеей в период Французской революции как реакция на универсалистские притязания классического либерализма. Исследователи этой проблемы считают, что национализм есть идеология нации-государства, в котором люди привержены идее, традиции, истории и национальному единству. Таким образом, национализм – это во многом эмоциональный союз политического феномена с идентичностью человека, который ощущает свое единение с себе подобными – “я” превращается в “мы”. Он устанавливает систему ценностей и механизмы реализации потребностей общества. Поэтому не существует национализма как единой, “большой” идеологии, а есть множество национализмов, каждый из которых характеризуется особенностями того или иного народа, его ценностями, традициями и специфическим отношением к “чужим”.

Трактовку самого понятия национализма в научной литературе западных стран можно свести к двум основным подходам. Одна из наиболее долговременных и устойчивых традиций в этом вопросе – трактовка национализма как феномена сознания, по преимуществу индивидуального. Авторитетный специалист в этой области профессор Ганс Кон считает, что “национализм – это состояние сознания, при котором высшая лояльность индивида переносится на национальное государство”²⁹. Позитивным в этом подходе является пристальное внимание к психологической, эмоциональной стороне рассматриваемого феномена. В самом деле, прежде чем национальный интерес начнет реализовываться в практических действиях людей, они должны обрести идеологическую форму, стать элементом общественного сознания, “отлиться” в определенное эмоциональное состояние индивидов и общественных групп. Но, с другой стороны, эта концепция обходит стороной вопрос о том, какие факторы лежат в основе процесса формирования индивидуального и общественного сознания. Утверждения о “врожденных психологических качествах” целых народов, о “спонтанности” и “иррациональности” национального “духа”, хотя и имеют определенное содержание, тем не менее выглядят как несколько завуалированный уход от ответа.

Второй подход рассматривает национализм исключительно как “политический принцип”, суть которого изложена в позиции профессора Кембриджского университета Эрнеста Геллнера. Он усмотрел важную связь между культурой и политикой, способную объяснить природу национализма. По его мнению, в основе стремления к национальной государственности лежит необходимость защиты национальной культуры, то есть институтов создания, сохранения и передачи культурных ценностей этноса. Такую функцию в современном обществе может выполнять только государство. Поэтому “национализм - это прежде всего политический принцип, суть которого состоит в том, что политическая и национальная единица должны совпадать”³⁰. “Подлинной реальностью, определяющей ход исторического развития, - полагает английский политолог, - является переход от одного типа связей между культурой и властью к другому. Два соответствующих типа общественного устройства в самом деле опираются на экономический фундамент, но не так, как это описывают марксизм. В доиндустриальном мире очень сложные образцы культуры и власти существовали в переплетении, но не смыкались друг с другом и не приводили к возникновению национальных государств. В условиях индустриализма и культура, и власть претерпевают стандартизацию, начинают служить основаниями друг для друга и в конечном счете смыкаются. Политическая единица обретает четкие очертания, совпадающие с границами культур. Каждая культура требует политической крыши, и принципом легитимизации государственной власти становится, прежде всего, охрана интересов данной культуры (и обеспечение экономического роста)”³¹.

По Геллнеру, самоидентификация человека сводится к субъективному суждению, формирующемуся под влиянием различных факторов, прежде всего субъективной воли, культуры и политики, которые и образуют триединство, лежащее в основе национализма как идеологии. Именно национализм порождает осознание своей национальной принадлежности. Сама по себе культура какого-либо сообщества воспринимается им как данность, но по мере вторжения в его жизнь инородных “мобильностей”, инноваций и средств коммуникаций местная культура все больше воспринимается как основа идентификации человека. Таким образом, культура народа начинает оказывать влияние на самоидентификацию нации только в динамике, которая, в свою очередь, зависит от общественно-политической и экономической ситуации. Национализм в таком понимании может быть определен как идеологическое достижение в установлении индивидуальности определенной социальной группы, хотя бы часть которой видят себя реальной или потенциальной нацией. Известный французский политолог Доминик Кола полагает, что в современный период “национализм характеризует движения и идеологии, настойчиво требующие, на словах либо с оружием в руках, совмещения политических границ с культурными границами. Национализм может согласиться с присутствием “не-националов” во имя нации или ратовать за их ассимиляцию, изгнание, даже уничтожение”³².

Сторонники такого рода объяснений природы национализма обращают внимание на особую важность политических и государственных институтов как гарантов развития нации, защиты ее экономических и культурных интересов. Геллнер прав, полагая, что когда нет совпадения политических и культурных единиц, нарушаются интересы нации - возникают политические движения протеста, окрашенные в соответствующие национальные тона. Однако указанного объяснения мало, так как остается невыясненным вопрос, почему экспансионистская политика приобретает отчетливо националистическую окраску и в тех случаях, когда ”политические и и национальные единицы” нации - агрессора совпадают, а она тем не менее стремится вырваться за границы совпадения, подчинить другие страны и народы, захватить чужие территории. Может быть, именно поэтому большинство исследователей настаивают на тезисе о патологической природе национализма, указывают на страх его идеологических носителей перед “инородным”, и потому ненавистным, на близость к расизму и шовинизму. По их мнению, национализм устанавливает искусственные барьеры между человеческими общностями, разделяя их на “мы” и “они”, при этом “мы” часто воспринимается как нечто более высокое и ценное, нежели “другие” народы, в связи с чем национализм превращается в одну из наиболее опасных современных идеологий. Специалисты указывают, что националистические эмоции и взгляды оживляются в периоды глубоких социальных потрясений, когда меняются привычные условия жизни, разрушается традиционная социально-экономическая, культурная и духовная среда. Национализм подпитывается чувствами растерянности и страха в условиях социального стресса, порождающего нервные и психические перегрузки у больших масс людей.

В этом отношении представляет интерес теоретизирование в области национальных отношений представителей российского эмигрантского зарубежья, после 1917 года активно обратившихся к изучению этой темы применительно к проблематике России, так как их творчество оказало влияние на современную отечественную литературу в этой области. В принципе эти авторы работали в двух направлениях. Для одних национализм и национальные отношения были биологического происхождения, в связи с чем подчеркивался их иррациональный характер. Н.А. Бердяев, в частности, утверждал, что природа национализма “элементарно биологическая”. Отсюда этот мыслитель делал вывод, что “в силу какого-то почти биологического закона, закона биологической социологии” великие державы “стремятся к бесконечному и ненавистному расширению, к поглощению всего слабого и малого, к мировому могуществу, хотят по-своему цивилизовать всю поверхность земного шара”. С позиций иррационализма самой природы политики (и внутренней, и внешней) Бердяев стремился объяснить развитие России, всей ее истории. “В русской политической жизни, в русской государственности, - писал он в период первой мировой войны, в канун надвигавшихся на Россию революционных потрясений, - скрыто темное иррациональное начало, и оно опрокидывает все теории политического рационализма. Оно не поддается никаким рациональным объяснениям. Действие этого иррационального начала создает непредвиденное и неожиданное в нашей политике, превращает нашу историю в фантастику, в неправдоподобный роман. Что в основе нашей государственной политики лежат не государственный разум и смысл, а нечто иррациональное и фантастическое, - это особенно остро чувствуется в последнее время… Старая Россия проваливается в бездну”³³.

Рассуждения Н.А. Бердяева и его последователей на тему о иррационализме национальных чувств и о всплеске националистических эмоций в Европе как проявлении “темной воли к расширению сверхличной жизни” скрывали за собой растерянность оказавшихся на изломе исторических эпох индивидов, для которых нация становится островком надежд в разверзшемся мировом хаосе. Н.А. Бердяев формулирует в 1918 г. мысль, согласно которой “инстинкты расовые и национальные оказались в ХХ веке могущественнее инстинктов социальных и классовых”³⁴. В 1940 г. Е. Юрьевский (псевдоним Н.В. Вольского) уточняет этот вывод: “Идея нации и национального объединения, - по его мнению, - должна, во-первых, заместить, вытеснить собою идею непрестанной борьбы классов внутри нации, бывшую вполне закономерной в прошлом и на известной низшей стадии развития, но теперь, в новых условиях, ничего прогрессивного не несущую. Во-вторых, идея нации является фундаментальной идеей при устроении и упорядочении мирового общежития. Оно строится нациями (государствами), а не космополитическим человеком и не классами”³⁵. Высказываемые этими авторами взгляды были не вполне последовательными, так как они признавали, что нации могут конфликтовать и сражаться друг с другом не из-за различий в идеологии и мировоззрении, а за вполне материальные интересы³⁶.

В этом пункте биологический подход к национализму смыкается со взглядами их оппонентов, то есть тех российских мыслителей, которые полагали, что “национальные движения, преследующие цели национального государственного строительства, не могут быть поняты вне породившей и исторической, политической и экономической обстановки”. Эту точку зрения на социальную природу нации и национализма высказал Н. Прокопович, который утверждал: “Национальность является понятием не биологического, а национально-исторического порядка”. Зарождение и развитие национализма он связывал прежде всего с “экономическим моментом”, с “борьбой за материальные интересы”. Прокопович и его последователи предсказывали националистической идеологии долгую жизнь, связывая ее с судьбой российской государственности. Несмотря на то, что взгляды российских ученых-эмигрантов зачастую были связаны с их политическими пристрастиями, они заметно контрастировали с тем облегченным подходом к национальным отношениям, которые были характерны для многих представителей советской общественной науки и публицистики, торопившихся объявлять о “полном разрешении” национального вопроса в СССР. Характерно, что именно они обнаружили наличие в Советском Союзе дезинтеграционных тенденций, которые впоследствии стали одной из главных причин распада великой державы.

В зарубежной и отечественной литературе до сих пор проявляется тенденция зауженного подхода к национализму как феномену сознания, причем больного сознания. В таком случае национализм определяют как патологию общественного сознания, своеобразную мировоззренческую аберрацию. Но если это так, то что делать с позитивным содержанием этого заметного социального феномена? Выход видят в том, чтобы позитивные моменты национализма объяснять отдельной категорией – национальным самосознанием, которое в принципе отрицает враждебное отношение национализма к культуре других народов. Целесообразно, конечно, различать широкое понятие национализма от более узкого – национального самосознания, но их противопоставление вряд ли может быть признано корректным с научной точки зрения. Зачастую определить грань между этими двумя понятиями просто невозможно, так как национальное самосознание отнюдь не гарантировано от проникновения в него “бацилл национализма”, для которого характерно стремление обеспечить привилегии одной нации за счет другой. Однако национализм отнюдь не сводится к желанию обеспечить привилегии одной нации. Он может быть направлен и на то, чтобы лишить “одну нацию” привилегий в отношении другой. И в обоих случаях такая практическая политическая линия будет опираться на национальное самосознание народа.

В принципе национализм в представлении современных российских специалистов - доктрина и политическая практика, основанные на понимании нации как основы государственности, хозяйственных и культурных систем. В зависимости от смысла, вкладываемого в понятие нации, национализм имеет две основные формы – гражданского (или государственного) и этнического. Этнический национализм (чаще просто национализм или этнонационализм) предполагает, что нация является высшей формой этнической общности, обладающей исключительным правом на обладание государственностью, включая институты, ресурсы и культурную систему. В своих не крайних, умеренных формах гражданский национализм близок понятию патриотизма, а как антитеза этнонационализма он иногда называется интернационализмом. В зависимости от форм и целей проявления этнический национализм может иметь культурный или политический характер. В первом случае его носителем является интеллектуальная элита, деятельность которой направлена на сохранение целостности и самобытности этнической общности, развитие родного языка и образования, пропаганду исторического наследия и традиций. Культурный национализм играет положительную роль, если не ведет к национальной самоизоляции, не содержит в себе установок, направленных против культур других народов. “Сознательный, культурный национализм есть работа по качественному преобразованию своего народа, высвобождению его нравственных сил, указанию на все, что достойно его имени,”³⁷ – писал Валентин Распутин, размышляя о национальной политике новой России. Политический этнонационализм нацелен на достижение преимуществ для представителей одной национальной группы в сфере власти и управления. Как правило, он содержит в себе негативные стереотипы в отношении других народов. Для его существования всегда необходимы интеллектуалы и политические активисты, которые претендуют на выступление от имени “нации” и выражение ее “воли”.

В зависимости от характера решаемых задач, действующих лиц и других факторов в современном мире формируются, кроме гражданского и этнического национализма, и другие его типы:

- ирредентистский национализм – особое направление национализма, когда национальное движение национального меньшинства на той или иной территории борется за воссоединение со своей исторической родиной, присоединение части одного государства к другому;

- имперский национализм – государственный национализм крупной нации, навязывающей свои ценности национальным меньшинствам. В странах со слабой или среднеразвитой экономикой, неразвитой демократией, большим этническим разнообразием и наличием сепаратистских движений национализм служит одним из средств центрального правительства для обеспечения общественного порядка и подчинения граждан своей воле, для сохранения целостности государства под давлением внутренних ил внешних угроз;

- либеральный национализм – форма этнонационализма, предпочитающего сочетание в той или иной пропорции национальных и государственных начал и ценностей в процессах национального возрождения и самоопределения;

- радикальный национализм – ориентирующийся на резкий разрыв ценностей определенного национального меньшинства с ценностями титульной государственной нации, может обретать сепаратистский характер с требованием изменения внутренних границ или создания отдельного “национального” государства;

- реакционный национализм – враждебный к демократическим ценностям, пытающийся всеми средствами сохранить традиционные идеалы авторитарных и религиозных устоев.

Структура национализма как сложного социального феномена состоит из ряда компонентов, от содержания каждого из которых зависят возможности реализации национальной общностью своих целей в области государственной власти или на международной арене. Наиболее важными из них считаются:

- национальная идеология, в которой формулируются цели национального движения, указываются пути и средства их достижения;

- национальное самосознание, которое есть совокупность представлений, характеризующих реальное освоение людьми групповых идеалов, культурных норм, традиций той или иной национальной общности, а также обусловленных ими ее интересов;

- институты и нормы, упорядочивающие массовую активность представителей определенной нации;

- национальная элита, играющая ключевую роль в формировании политического облика национального движения или политической жизни нации-государства.

В современной научной литературе существует стремление хронологически разделить феномен национализма на “хороший” и “плохой”, как это делает американский профессор Ганс Кон, да и не только он один. “Когда-то национализм способствовал личной свободе и счастью, теперь он подрывает их и подчиняет целям своего собственного существования, которое уже не представляется оправданным, - пишет этот автор. - Когда-то великая жизненная сила, ускорившая развитие человечества, теперь он может стать серьезной помехой на пути гуманности”³⁸. С таким подходом вряд ли можно согласиться, хотя фактом является и то, что в процессе исторического самопроявления национализма возрастала его неконструктивная, даже опасная для развития человечества составляющая. Выход заключается в признании национализма сложным общественным феноменом, имеющим социальное, экономическое, политическое, идеологическое, психологическое, духовное измерения, в констатации, что национальные чувства, национализм – это мощный источник социальной энергии, которая взломала в прошлом феодальные системы и продолжает сохранять в себе созидательные способности. Вместе с тем энергия национальных чувств может быть невероятно разрушительной. И дело вовсе не в том, что национализм изначально патологичен и деструктивен, а в том, кто и в каких политических целях подключается к этому великому резервуару энергии и в какие каналы ее направляет. Будучи всегда формой движения национального интереса, национализм как политика способен приобретать собственную инерцию, влиять на формирование социальных целей. Попытки рассматривать национализм с позиций только одного из вышеуказанных измерений ведут не только к упрощению реальности и искажению общей социальной картины, но и трагедиям межнациональных конфликтов.

Национализм, как известно, являлся одним из основных факторов, приведших к распаду Советского Союза. Национальный вопрос, неоднократно провозглашавшийся в нашей стране решенным и даже окончательно решенным, заставляет народы бывшего СССР дорого расплачиваться за некомпетентность ученых и политиков. Отечественное историографическое наследие по национальным вопросам содержит немало серьезных исследований, в которых ставились и решались многие важные вопросы теории и истории наций, межнациональных отношений, национальной политики государства. Вместе с тем в отношении значительного числа работ, выпущенных в 20-е – 80-е годы ХХ века, справедлива критическая оценка последнего руководителя КПСС и СССР, обнародованная в январе 1987 г.: “Вместо объективных исследований реальных явлений в сфере национальных отношений, анализа социально-экономических и духовных процессов – очень непростых и противоречивых в своей сущности – некоторые наши обществоведы долгое время предпочитали создавать трактаты “заздравного характера”, напоминающие порой более прекраснодушные тосты, чем серьезные научные исследования”³⁹.

“Груз устаревших, догматических оценок, неадекватных исторической действительности, во многом способствовал развитию кризиса национальных отношений в стране, - пишет в этой же связи в своей монографии А.И. Вдовин. – В немалой степени он порождался политической атмосферой, которая вынуждала исследователей игнорировать реальные противоречия национальных процессов, не замечать ошибок и преступлений, допускавшихся в национальной политике, игнорировать труды ученых и политиков, зачисленных в разряд “уклонистов” от единственно верной линии партии в национальном вопросе. Труды “уклонистов” подлежали разгромной критике, изымались из научного оборота, замалчивались”⁴⁰. Практически весь указанный период теоретико-методологическим ядром советской науки о нациях и национальных отношениях составляли труды В.И. Ленина и И.В. Сталина в весьма своеобразном их сочетании в различные периоды истории СССР. Проведенные в 50-х и второй половине 60-х годов дискуссии по теории нации оказались малопродуктивными. В статье, подводившей итоги второй дискуссии, отмечалось, что “известное определение нации, сформулированное И.В. Сталиным, является обобщением всего того, что было сказано К. Марксом, Ф. Энгельсом и В.И. Лениным по вопросу о сущности и главных признаках нации”, “является научным марксистским определением”, “представляет собой часть марксистско-ленинской теории нации”⁴¹.

В отечественной историографии 60-х – 80-х годов ХХ столетия национальных отношений сложилась своеобразная ситуация, когда “Сталин исчез со страниц наших исследований, но концепции его остались”, как отмечал М.В. Крюков⁴². Всесторонний анализ сталинской теории и политики, их влияния на межнациональные отношения в СССР во многом еще остаются задачей для российской науки. Однако уже сейчас с полной уверенностью можно утверждать, что “распад СССР и нынешние проблемы в отношениях населявших его народов обусловлены непоследовательностью проведения в жизнь благородной идеи союза равноправных народов, предполагающей подлинный демократизм в отношениях между ними. В результате нынешняя Россия, другие страны нового зарубежья представляют собой иерархии “разнотитульных” народов и национальных групп, социальное положение которых зависит от их места в структуре национальной государственности”⁴³.

Приверженность сталинскому определению нации, означавшему ее тотальную этнизацию, принципы отечественной науки в области национальных отношений негативным образом сказались на трактовке положения о “советском народе как новой исторической общности людей”⁴⁴. С позиций существовавшей научной международной терминологии “советский народ” представлял собой не менее правомерное понятие, чем “американский народ”, “французский народ”, “канадский народ”, в которых отражалась государственная принадлежность и обусловленная ею общность соответствующих групп человечества. В таком случае не было бы ошибкой и употребление термина “советская нация” как эквивалента этатистского понятия “советский народ”. Но для этого нужно было отказаться от понятия нации как этнической общности, то есть отойти от сталинской ее интерпретации, что не было сделано и сыграло свою негативную роль в распаде исторического российского государства. Без собственной “нации” и равноценного этому понятию “советского народа” СССР в глазах его внутренних и внешних недоброжелателей оставался не более чем “колониальной империей”, “обязанной” в силу исторической закономерности, сойти с исторической сцены. Для внешних сил это обстоятельство позволяло превратить национализм в” самый заразный их экспортных товаров Запада”⁴⁵, для внутренних – легитимацией их антиимперской борьбы.

Выдвинутый 24 февраля 1994 года в первом из посланий президента Российской Федерации Федеральному Собранию тезис о том, что существующие в нашей стране национальные проблемы будут решаться на основе нового понимания нации как согражданства⁴⁶. Генеральной задачей национальной политики становится в таком случае отрыв этнической составляющей Федерации от территориальной. Это, в свою очередь, становится возможным лишь на базе концепции национально-культурной автономии, когда проблемы этнические – культура, образование, сохранение этноса – решаются не с помощью выделения территорий (национальные районы, национальные республики), а прежде всего на уровне местного самоуправления: школа, язык, газета, мечеть. В идеале это, как считают некоторые специалисты, “позволит постепенно, поэтапно трансформировать федерацию, фактически основанную на национально-территориальном принципе, в федерацию на основе национально-культурной автономии”⁴⁷. Практическое продвижение по указанному пути зависит от того, насколько быстро и успешно удастся:

во-первых, создать механизмы выявления и согласования интересов развития национальных групп, взаимодействующих на территории каждого из нынешних 89 субъектов Российской Федерации;

во-вторых, создать механизм выявления и согласования интересов каждой и всех национальностей в общероссийском масштабе. Если мыслить будущее России как федеративного государства, то необходимо добиться полного равноправия нынешних субъектов РФ и равноправия национальных групп внутри каждого из них; равноправного участия в формировании органов региональной власти; доступа к образованию, возможности создания национально-культурных центров и развития культуры с опорой на потенциал своего народа; исключение патернализма, льгот и привилегий по национальным признакам на всех уровнях государственной жизни и во всех ее сферах.