Записки судмэдэксперта что движет нами?

Вид материала

Документы

Содержание Не навреди В высь небесную И такое бывает Встреча друзей Навели порядок Как хорошо быть генералом

Подобный материал:

• В. Г. Колташов Диалектическая психология, 3084.99kb.
• Данилевич записки, 9685.44kb.
• Тайны красной планеты, 39.07kb.
• Название: На грани, или не мешайте мятежникам, 152.5kb.
• «И вот, не желая остаться в долгу Увнуков, пишу я записки; Для них я портреты людей, 2238.41kb.
• Но самое дивное, самое поразительное, воистину сверхъестественное наставление а правильнее, 324.67kb.
• «Записки», 633.15kb.
• «Записки», 941.26kb.
• Сергей Лукьяненко, 3014.91kb.
• Цветовая палитра в произведении и. С. Тургенева «записки охотника» содержание, 1040.94kb.

^ НЕ НАВРЕДИ


Девиз врача – не навреди,

Не можешь, вызови другого,

Награды за труды не жди,

Нет выхода иного.

Теснота в автобусе необыкновенная, в нем не только стоят, но и сидят на коленях друг у друга. В автобусе душно. Открыть окна из-за тучи пыли, как шлейф, тянущийся сзади и сбоку, было невозможно. Я сижу спереди у окна, у меня на коленях сидит пятилетняя девочка, Это была первая и последняя моя поездка в Малоархангельск, старинный городок, он же районный центр Орловской области. Глубокой пологой ложбиной городок разделен надвое. Мой путь направлен в районную больницу, где мой приезд ожидают следователь районной прокуратуры и врач-хирург, по совместительству исполняющий обязанности районного судебно-медицинского эксперта. Я должен помочь разобраться. Суть дела такова: в больницу поступила женщина с проникающим огнестрельным ранением брюшной полости из мелкокалиберного оружия. У пострадавшей при оперативном вмешательстве были повреждены петли тонкого кишечника, раны были ушиты, но после операции развился гнойный перитонит, и через двое суток она умерла.

Наступлению смерти способствовали множественные возрастные изменения. Пули при ревизии брюшной полости не обнаружили. Подозреваемый в неумышленном убийстве назовем его К., вначале сознался в том, что он, не зная, заряжена ли винтовка, нажал на курок, произошел выстрел через открытое окно его квартиры на первом этаже двухэтажного здания. Потом, когда ему было предъявлено обвинительное заключение, он от первоначальных показаний отказался, сказав, что он оговорил себя, что он не стрелял вообще, никакой винтовки у него нет, а ранение живота произошло при падении «старухин», когда она напоролась на какой-то штырь. «Не шейте мне дела, которого я не совершал»- сказал он и отказался подписывать документ. Из разговора со следователем я уяснил, что уголовное дело сырое, что им допущено много грубейших ошибок (не приобщено к делу оружие, не произведена его экспертиза). И, чтобы доказать вину подозреваемого, необходимо найти пулю. Без нее, только на заключении районного судебно-медицинского эксперта, направлять дело в суд было невозможно. Тело умершей было погребено десять суток тому назад. К моему приезду его эксгумировали и доставили в помещение местного морга, всем своим видом напоминавшее сарай с большим количеством щелей в стенах и хлипкой дверью, сейчас раскрытой полностью. Не стану останавливаться на деталях производства исследования эксгумированного трупа, на деталях его гнилостного разложения. Остановлюсь на том, на чем следовало было заострить внимание. Не вскрывался череп трупа при первоначальном исследовании трупа (правда, этот факт в данном случае не влиял на существо судебно-медицинского заключения) А вот то, что внутренние органы не извлекались, а вскрывались на месте, это уже была грубейшая ошибка. Отсутствие выходного отверстия на теле трупа позволяло надеяться на то, что кусочек свинца все еще находится в теле. Будь бы в наличии переносный рентгенаппарат, поиск был бы незатруднительным, но, что поделать, оснащение наше бедное и приходиться надеяться только на интуицию и свое зрение. Метод вскрытия по Шору, когда извлекается весь комплекс внутренних органов, в данном случае не подходил. И я решил так производить вскрытие, как его производили в свое время наши талантливые анатомы-хирурги: Буяльский и Пирогов, извлекая органы отдельно. Пулю я нашел. Она находилась в полости кишечника, в изгибе сигмовидной кишки, у места ее перехода в прямую. Пробивная сила пули не велика, ведь это выстрел из малокалиберного оружия. Преодолев переднюю брюшную стенку, и две петли тонкого кишечника, она не вышла из полости кишки, оставшись там. Ранение кишечника и перитонит вызывают парез кишечника (резкое уменьшение его перистальтических движений). Извлеки кишечник из трупа умершей и промой его содержимое под струей воды, вскрывающий его в первый раз районный судебно-медицинский эксперт, обязательно бы нашел инородное тело. А будь бы у хирурга получше антибиотики и будь покрепче здоровье пострадавшей, пуля бы вышла наружу с каловыми массами и утрачена для следователя. Я, естественно за второй вариант развития событий, но его, к сожалению, не было. Кстати я указал еще на одну ошибку в уголовном деле. В данном случае уголовное дело следовало квалифицировать не как неумышленное убийство, а как причинение тяжких телесных повреждений, причинивших смерть. Но, это, признаться не входило в мою компетенцию.

.Возвращался я в Орел в приподнятом настроении, не замечая ни тесноты, ни духоты, ни дорожной пыли.


^ В ВЫСЬ НЕБЕСНУЮ


Спиной ко мне сидит пилот,

Хоть я кричи, он не услышит,

Наш продолжается полет,

А надо мной земля, как крыша…


Мне предстоял полет в Колпны, село и районный центр Орловской области. В это, богом забытое село, было значительно проще попасть из Воронежа, или Курска, чем из Орла, хотя только Орлу в административном отношении подчинялось районное начальство.

Колпны не имели железнодорожной связи с Орлом. Чтобы попасть по железной дороге в Колпны, нужно было ехать через Курск, по времени это составляло 36 часов. Еще больше времени расходовалось, если путь лежал через Воронеж. Автодорожное сообщение было крайне ненадежным, зависело полностью от состояния погоды. В непогоду целые участки грунтовой дороги превращались в непроходимые топи. Вот издержки российского районирования. Оставался надежный вид доставки в Колпны – санавиация. И вот я на Орловском аэродроме. Вон стоит мой самолет – двухкрылый ПО-2. Рядом стоит летчик, двадцатитрехлетний Владимир. Мы с ним хорошо знаем друг друга, потому что мне часто приходится пользоваться этим видом транспорта, если работа требует немедленного исполнения. В Орловской облсудмедэкспертизе я единственный прекрасно переносящий воздушную болтанку, остальные не могут лететь не только на полный желудок, но и пустой, выворачивая все находящееся в желудке в гигиенический летный пакет. Перед вылетом я позвонил в Колпны, в районную прокуратуру о том, что я вылетаю самолетом, они должны при подлете направить автомобиль к посадочной площадке, находящейся в семи километрах от села. Сигналом будет кружение самолета вокруг здания. Я попросил летчика покружить…

Он перебил меня словами: « покружить вокруг рая».

Я удивился: « О каком рае ты говоришь, Володя?»

Он: «Я родом из этого села. Все районные организации находятся в одном здании, его и назвали поэтому раем!»

Самолет вырулил и поднялся в воздух. Мне нравится летать на этом простеньком самолете, внизу все отлично видно. К воздушным ямам я привык, как привыкают к качелям, Я надежно прикреплен к сиденью широким ремнем, жую конфеты и любуюсь роскошным красочным пейзажем по бокам, впереди мне видна спина пилота. Вдруг вижу,

Земля у меня появилась сбоку справа, потом она над моей головой, сбоку слева, Нет, я не падал, я по-прежнему сидел плотно в своем кресле, напротив, меня постоянно вдавливало в него. Такое перемещение в пространстве не вызвало у меня отрицательных ощущений, но ориентировку я полностью потерял. Когда мы приземлились и я, слегка пошатываясь вылез наружу, сказал пилоту: «Ты, что, решил проверить состояние моего желудка?»

«Да, нет,- ответил он,- я только выполнил просьбу покружится! А как еще можно кружиться на ограниченном пространстве?»

Он остался меня ожидать на посадочной площадке, а я отправился на газике, присланном за мной. Работа, которую я должен был сделать, состояла в освидетельствовании потерпевшей при изнасиловании ее группой несовершеннолетних. По счастью, хоть не убили. Ведь изнасилование произошло в роще, куда потерпевшая отправилась по грибы. Она сопротивлялась, о чем свидетельствовали множественные ссадины и кровоподтеки, особенно на внутренней поверхности бедер Осматривать пришлось и пятерых насильников. У меня сложилось такое впечатление, что они не особенно понимали всю тяжести содеянного.


^ И ТАКОЕ БЫВАЕТ


Когда закон не совершенен,

Преступнику лазейки есть,

В тюрьму всегда он может сесть,

Исправят ли – я не уверен?


Вот уже три дня, как я живу в гостинице города Ливны, куда я назначен межрайонным судебно-медицинским экспертом. В небольшом уютном номере, окно которого выходит на центральную улицу, носящую название Ленина, нас живет трое, я и два инженера, прибывших в Ливны для налаживания нового оборудования на заводе противопожарного оборудования. Я – молод, мне 25 лет, мои соседи с убеленными висками, я тощий, как вобла, они – дородные, с солидными брюшками. Неудобством гостиницы являются туалет, Он – один на весь этаж. Достоинством – наличие небольшого буфета, с относительно низкими ценами. В нем я завтракаю и ужинаю, обеда у меня нет, работы много я не успеваю. Меню мое однообразно: бутерброды с копченой колбасой и помидорами , нарезанными кружочками. Запиваю я их чаем с кагором. Добавлять в чай вино меня научили соседи по номеру. Попробовал, понравилось. Сегодня воскресенье, за много дней у меня появилось свободное время. Я вытянул свое тощее тело на одеяле, покрывающем мою постель, повыше подправил под голову подушку и читаю роман Ефремова «На краю ойкумены», купленном мною только вчера в газетном киоске. Мои соседи сидят за столом и играют в шахматы. В дверь постучали и, не дожидаясь ответа, вошел сотрудник милиции, которого я не знал. Впрочем, мое знакомство с правоохранительными органами пока ограничилось сотрудниками прокуратуры, начальником милиции и его замом. С оперативными работниками и всеми остальными мне еще предстояло познакомиться. Подойдя к самому старшему из нас, Борису Михайловичу, сержант милиции сказал: « А я за Вами!»

Тот растерялся, побледнел и сказал, пытаясь побороть волнение: « Я не припомню ничего такого, в чем бы меня можно было бы обвинить!»

«Разве Вы не эксперт? Меня послали сюда!» - сказал сотрудник милиции, оглядываясь

«Эксперт – вот тот молодой человек» - сказал облегченно Борис Михайлович.

Мне показалось, что сержант был разочарован, узнав, что эксперт, лицо уважаемое в те времена, оказался таким молодым. Впрочем, такому его поведению имелось объяснение:

До моего прибытия обязанности судмедэксперта выполнял ведущий хирург города Петр Савич Баженов, человек преклонного возраста. Следует сказать при более тесном знакомстве с Петром Савичем, я убедился, как многого стоил прежний земский врач. Но. что касается судебной медицины, то тут дело у него обстояло неважно. Меня предупредили о тактичном отношению к этому человеку. Я уже успел убедиться, что мои помощники все мои заключения тайно дают Баженову на просмотр. Это не беспокоило меня, у меня были достаточно солидные знания по судебной медицине, отличная практическая подготовка, а тщательность исполнения своих обязанностей, вполне пока заменяли отсутствие огромного опыта. Сравнение меня с Петром Савичем происходило сейчас в голове сотрудника милиции. Теперь он, обращаясь ко мне, сказал: «Машина Вас ждет внизу!»

На что я ответил иронически: « Я еще не одряхлел, чтобы совершать поездку на расстояние в 100 метров. Вы поезжайте, а я доберусь пешком!»

И, правда, добираясь пешком, я пришел к воротам больницы одновременно с машиной. То, что я увидел, меня привело в изумление. Мне предстояло освидетельствовать двух старушек, изнасилованных молодым человеком, 18 лет. Проникал он в дом в ночное время, разбирая соломенную крышу избы, достаточно было отверстия, пропускавшего его тело. Дело в том, что изба в области сеней не имела потолка, и, если дверь в жилую часть дома не была закрыта, то попасть туда не составляло труда. А кто в селе закрывался на ночь на тяжелые запоры, если и днем большинство изб не имели на дверях своих замков. Жили открыто, ценностей не было....

Аграфена Крутова , крепкая еще старуха, недавно отметившая свои семьдесят шесть лет, жившая одиноко и пока еще не жалующаяся на свое здоровье. Сегодня, как и всегда, загнала курей в курятник, подоила козу «Меланью», поужинала тем, что Бог послал. Сейчас она молилась Николаю Угоднику, изображение которого находилось в углу горницу. Лик святого сегодня был пасмурен, освящаемый светом небольшой лампадки, подвешенной к иконе. Эта лампада была единственным источником освещения Крутовской избы. Аграфена привыкла ложиться в сумерки, и рано встречать зарю. Иного источника света Аграфена не признавала. Читать она не читала. Радио у нее не было. Не терпела она и запаха керосина, а лампочка «Ильича» так до нее и не добралась. Молясь святому, старуха вспомнила свое утреннее посещение племянницы, Олимпиады. Та пригласила тетку посмотреть новенький приемник «Родина», приобретенный ею в магазине сельпо. Этот приемник, единственный в своем роде, способен был работать от лампы-генератора, а поэтому шел на расхват там, где с электричеством было еще неладно. Аграфена долго слушала, подперев ладонью голову и склонив ее набок. Музыка лилась из приемника такая чистая, такая грустная, что у старухи сердце защемило. Потом вздохнула глубоко и сказала совсем не то, что хотела: «Баловство все это – ваши приемники! Жили мы без них, и ничего! Денег вам некуда девать, вот вы и швыряете их!» Аграфена давно не замечала за собой одной странности: слова молитвы выходили из нее сами по себе в то время, когда она думала о чем-то совсем ином. Вот и сейчас зачем-то вспомнила об этом приемнике и мысленно увидела натянутую меж деревьями антенну на белых роликах. В сенях, что то мягко упало, словно мешок с мукой свалился. «Чтобы это такое могло быть?- подумала старуха.- Дверь вроде бы закрыла»…

Она оглянулась на дверь и увидела, как она открывается, пропуская крепкую мужскую фигуру, как ей показалось, во всем черном. «Чур, меня, чур!» - крестилась Аграфена, пятясь «Нечистый» коршуном налетел на нее, повалил на пол, подмял. Аграфена только теперь поняла, что дело имеет не с лукавым, а самым настоящим живым человеком. Не разглядеть охальника подслеповатыми глазами, только запах от него молодой, настоянный на крепком мужском поте.

Чего он только не вытворял с ней, со старухой. Как могла она сопротивлялась. Пыталась кричать,

звать на помощь, но он зажимал ей рот рукой, а укусить беззубым ртом она не могла. Бил он ее, таскал за волосы по полу. А вот, когда он стал заталкивать половник ей во влагалище, от боли она потеряла сознание.

Анфисе Погореловой восемьдесят третий пошел. Жила одиноко. Родственников не было. Колхоз помогал с топливом, хлеб отпускал, все остальное от рук своих, небольшого огородика. Спать укладывалась, как и все на селе рано. Но сегодня легла поздно и долго не могла уснуть. Какие-то звуки заставили ее подняться и выглянуть в окно. Да, что там увидишь, коли темень на улице, хоть глаз выколи. Ветер гнет ветки деревьев, рябина стучится в стекла окна, словно просится на ночлег. Нет, звук шел из сеней. Через дверь ворвался ужас в форме молодого человека. Все остальное она помнила смутно, только боль, чудовищная боль. Боль в руках и ногах и невероятная боль внизу живота. От этой боли она потеряла сознание. Когда она пришла в себя, в доме никого не было. Как ей было ни тяжело, но, собрав все силы, она доползла до наружной двери. К счастью она оказалась открытой. Выбравшись наружу, она стала звать на помощь. На зов отозвался Филя Сухоруков. Он и вызвал скорую помощь из города и помог ей, да Крутовой забраться в машину.

Я осматривал бедных старушек и удивлялся тому, что им пришлось вынести, и остаться в живых. Какое сопротивление могли оказать две старые женщины в возрасте 76 и 83 лет молодому сильному парню. Следует отметить, что изнасилования, как такового не было. Было издевательство, он избивал их, а самой старшей вводил в половые органы палку от кочерги, разорвав влагалище и проник в брюшную полость. Это был типичный случай садизма. Что послужило поводом такого превращения, выяснить мне не удалось. Я не психиатр, и во времени был крайне ограничен. Я его освидетельствовал только физически. Ему еще предстояла судебно-психиатрическая экспертиза. Мне жаль, что в нашей стране такие преступники после непродолжительного лечения в психбольнице, освобождаются, чтобы продолжать свои криминальные деяния. Мне всегда казалось, что к половым психопатам самым гуманным была бы кастрация. Это бы резко изменяло их сексуальную направленность. Но, что поделать мне приходилось только констатировать факты их издевательств.


^ ВСТРЕЧА ДРУЗЕЙ


Станция Верховье незначительный по меркам железнодорожный узел, здесь находится развилка дорог, одна идет в направлении Орел – Воронеж, вторая – Орел-Мармыжи. Вокзал, как вокзал. Кассы, зал ожидания и даже ресторан – гордость Верховья. Город Ливны, гигант по сравнению с Верховьем имел небольшой вокзал, а при нем только буфет. В этом ресторане и встретились в июне месяце два друга-фронтовика. Ратные дела вели их в годы Отечественной войны по городам и странам, лиха хлебнули оба без счета.. Друзья обнялись, долго всматриваясь друг друга. Время отложило отпечатки на внешний облик каждого. Один ушел из армии, раздобрел, лицо округлилось, в плечах раздался, нашел свое место в гражданской жизни; второй продолжал служить, сейчас он уже был в звании майора бронетанковых войск. Правда в висках седины много появилась, но по прежнему был сухощав и подвижен. Времени до прихода поезда, идущего на Воронеж было чуть более часа. Решили отметить встречу в ресторане. Заказали по сто грамм водки и легкую закуску. Окна ресторана, выходящие на перрон были все открыты, легкий ветерок шевелил ткань занавесей. В ресторане посетителей было немного.

Официантка, вертлявая черноволосая девица, повиливая бедрами принесла требуемое и поставила на стол перед каждым рюмку и тарелки с закуской, отдельно поставила на стол графинчик с водкой. Друзья разлили водку по рюмкам, чокнулись и выпили за встречу. Майор некоторое время молчал, потом, вдруг, побледнел, извлек из кобуры пистолет ТТ , снял его с предохранителя и двумя выстрелами в голову убил своего друга. Посетители ресторана, стали выпрыгивать на перрон через открытые окна ресторана. Но выстрелов больше не было. Дежурный железнодорожной милиции вбежал в зал ресторана и отобрал пистолет майора. Тот не сопротивлялся, безучастно глядя перед собой. Его подняли на ноги, он не сопротивлялся, когда его привели в дежурную комнату милиции. Он сел на скамью. Вызвали оперуполномоченного Васильева. Тот пытался расспросить майора, но офицер по-прежнему ничего не говорил, взгляд был пуст.

«Пусть проспится!» - решил Васильев.

Майор улегся на широкой скамье в комнате для задержанных и вскоре уснул. Проспал, не просыпаясь и не меняя положения тела, 26 часов. Когда он проснулся, и узнал, что им был убит друг, то вначале воспринял это, как дикую шутку. Но, когда понял в чем дело, он рвал волосы у себя на голове. Майором занималась военный следователь, приехавший из Воронежа. Я выполнил свою обязанность судебно-медицинского эксперта, подвергнув труп убитого судебно-медицинскому исследованию, оно носило формальный характер, так как свидетелей убийства было более, чем достаточно.

А я впервые в своей практике столкнулся с типичным случаем патологического опьянения. Лица, совершившие преступление под влиянием его, полностью освобождаются от уголовного преследования. В данном, конкретном случае это преследование было бы излишним, поскольку надо было видеть лицо «убийцы», чтобы понять, что тот будет сам казниться до конца дней своих.


^ НАВЕЛИ ПОРЯДОК


В Верховье строился новый консервный завод. Рабочий поселок по населению был более крупным, чем скажем город Новосиль, располагавшийся неподалеку, население которого втрое было меньше. Основная масса работоспособного населения была связано с обслуживанием железнодорожной станции и местного железнодорожного депо. Поэтому на строительство людей пришлось нанимать всех, кто приходил на стройку, не очень придираясь к прошлому. В день получения зарплаты между рабочими часто возникали потасовки, по счастью заканчивающиеся мелкими ссадинами и кровоподтеками. Так было и на этот раз, в последнюю субботу августа месяца. Выдавали деньги поздно, потому-то и загул состоялся поздно. Потом был чей-то звонок в райотдел милиции. И все бы ничего, да тут беда вышла. В этот дел шло уничтожение конфискованного у населения самогона. И блюстители порядка не нашли иного способа, как пропустить его через свои желудки. Звонок раздался именно тогда, когда процесс вошел в свою самую эмоциональную фазу. Кто там посмел нарушить блаженное ожидание очередного стакана мутной, с резко выраженным свекольным запахом жидкости. Какие-то пришельцы из общежития. Да они должны на сотрудников милиции молиться, что разрешили им жить в славном рабочем поселке Верховье, в прекрасном новом общежитии еще только строящегося консервного завода. А ну, ребята, по коням! То бишь, по мотоциклам. В райотделе никого не осталось. Начальник райотдела и его зам ничего не знали, находясь в объятиях жен, а потом и бога сна.

Когда сотрудники милиции приехали, то общежитие было погружено в мрак, ни звука не было слышно. Один из сотрудников оттолкнул в сторону вахтера, пытавшегося что-то сказать. Начался допрос с пристрастием. Не пропустили ни одной комнаты, в том числе и женские. Из постелей извлекали заспанных людей и выбивали из них правду-матку. А на следующий день я приехал в Верховье, чтобы провести массовое освидетельствование пострадавших. Кроме меня в Верховье прибыли и сотрудники областного управления МВД и прокуратуры,

Меня просили быть осторожным при освидетельствовании, на что я сказал, показывая на плечи двух пострадавших, где были отчетливо видны отпечатки рукоятки пистолета с характерным углублением в центре: «Скажите, что я должен написать об этом? Следом от поцелуя их не назовешь!» Двух сотрудников осудили и не условно. Начальник и зам ушли в отставку, некоторые уволены из рядов милиции. Райотдел прежнего состава перестал существовать, а мне пришлось устанавливать контакты с вновь прибывшими для исполнения службы.


^ КАК ХОРОШО БЫТЬ ГЕНЕРАЛОМ


Не верю глазам предо мной генерал,

В столовой сидит за котлетой,

Сто граммов спиртного себе заказал,

И сам расплатился за это

Знакомство с комиссаром милиции П ранга, что соответствовало званию генерал-лейтенанта, Навалихиным было не слишком продолжительным, но оставило глубокий след в моей памяти. Оно произошло в его служебном кабинете, на втором этаже областного управления МВД Орловской области. Произошло это так, мне нужно было срочно попасть в село Дросково, оно же и соответствующий районный центр, связанный с Орлом пусть и не прекрасной дорогой, но все же проходимой почти во все времена года, и даже при любой погоде, исключая только глубокие снежные заносы. Железнодорожное сообщение отсутствовало, автобусы ходили редко, и я стал искать оказии. И она подвернулась в том месте, где менее всего мне следовало ее ожидать. Сам грозный генерал ехал по каким-то делам в Дросково и не возражал прихватить и меня с собой. И вот, я после официального рукопожатия и представления, сижу в его кабинете, сбоку, в сторонке, почти у самой двери и все вижу, и все слышу. А вижу я плотного среднего роста мужчину, неопределенного возраста, с гладко выбритым круглым лицом, с коротко остриженными волосами, отчего уши кажутся лишней деталью на голове. Навалихин сидит прямо, положив руки на стол, я вижу короткие, широкие пальцы, покрытые короткой желтой шерстью. Генерал без кителя, в защитного цвета гимнастерке, явно армейского, а не милицейского образца. Взгляд его прикован к капитану милиции, совершенно мне незнакомого. Навалихин внимательно слушает доклад подчиненного и трудно по выражению его лица понять, одобряет он его, или нет. Из доклада я понял, что капитан вернулся из инспекционной проверки Должанского райотдела милиции. Выводы, сделанные им, инспектирующий подкреплял справками, выкладывая их из папки одну, за другой.

«Не раскрыты две кражи общественного имущества» - справка.

Имеется угон автомобиля из колхоза «Заря коммунизма» Автомобиль не найден, - справка

«Не раскрыто, не выявлено, не возбуждено, бездоказательно прекращено».. и справка, и справка… И я слышу о хулиганстве, хищениях, и сколько дел поступило в суд, и сколько возвращено из суда на доследование. Капитан говорит по-военному четко. Голос ясный, чистый. Но вот он умолкает.

« У Вас все, капитан? – спрашивает спокойно Навалихин.

«Да, товарищ комиссар!»- отвечает также спокойно капитан.

« А теперь, капитан Слащев, пройдите к секретарю Ксении, пусть она Вам выпишет командировку в Долгую и оставайтесь там до тех пор, пока все указанные Вами нарушения

не будут устранены. О том, что там не все в порядке я знал! Я и посылал Вас туда не за справками, а чтоб Вы помогли там товарищам! Да не забудьте взять деньги подотчет, они Вам там пригодятся!» А потом, как бы приглашая меня к разговору, добавил: «Вот всегда так. Если бы каждый инспектирующий раскрыл хотя бы одно уголовное дело, не раскрытых дел по области не было б!»

Я промолчал. Для меня весь этот разговор не укладывался в систему взаимоотношения начальников и подчиненных. Я видел генералов, которые, не стесняясь ни посторонних, ни не заботясь о выборе слов, распекали своих подчиненных, а здесь все так обыденно, без матерных слов

Мы долго ехали в Дросково. Я сидел на заднем сиденье, то, видя крутой затылок генерала, то мелькавшие вдоль дороги черные осенние поля и редкие отдельные деревья, то дремал, откинув голову назад

«Ну, вот, кажется, и приехали, - сказал Навалихин, - явно обращаясь ко мне – тебе в прокуратуру, а мне в местный райком партии. Встречаемся вечером в райотделе!

Я направился в прокуратуру, где познакомился с двумя по-своему интересными людьми.

Исполняющий обязанности прокурора района, Лифшиц, молодой, подтянутый парень. Он тут же заговорил со мной так, ну, словно век был со мной знаком. У него были чудесные вьющиеся волосы, высокий чистый лоб, красивой лепки нос, и чуть выпуклые смеющиеся глаза. Он был бы красавцем, если бы не чуть скошенный назад подбородок и выпирающие вперед крупные редкие зубы, сразу говорящие о его семитском происхождении. Он много говорил, очень громко смеялся. Мне казалось, что он рисуется передо мной, и что на самом деле ему не уютно в должности прокурора. Я оказался прав, через два года Лифшиц работал в редакции одной из областных газет. А вот второй мой новый знакомый Секретарев оказался очень содержательным, вдумчивым человеком. Я проработал с ним 6 лет, он работал начальником оперативного отдела Русско-Бродского райотдела милиции. На сей раз объектом моей деятельности был труп младенца женского пола, обнаруженный неподалеку от села Дросково. Следует сказать, что новорожденные часто становились объектом работы уголовного розыска, поскольку аборты были запрещены, а тенденция избавиться от беременности у многих сохранилась. А детоубийство квалифицировалось, как одно из тяжких преступлений. В данном случае установить мать не составляло особого труда, поскольку она завернула плод в кусок от своего платья, да еще догадалась завернуть в газету, на которой сохранился выполненный карандашом домашний адрес получателя газеты. Потом я освидетельствовал и самое мать, у ней еще было немало признаков, свидетельствующих о недавней беременности и разрешении от нее. Она и не запиралась, признавшись в том, что она просто не оказала ему помощи. Вечером я вновь встретился с Навалихиным. Он предложил мне отужинать с ним в местной столовой. Я дал согласие, в душе удивляясь еще одной черте генерала, да пожелай он, здесь бы закатили такой пир, а он… Мы с ним пришли в столовую и пока нам готовили по свиной отбивной с жареным картофелем, сказал заговорщически: «Ну, что, по служебной?

Я кивнул в знак согласия. Служебной у нас называли 150 граммов водки. Выпив и закусив, мы возвратились в милицию. И вновь он поставил меня в тупик вопросом: «Как будем делить диван?» Мне уже приходилось это делать. На этот раз я не тянул жребия, забрав себе спинку, и стал из нее сооружать постель. Перед сном генерал разговорился и я узнал, что Навалихин собирается к уходу в отставку. Он прямо сказал, что многих не устраивает его пребывание в этой должности. Приход к власти Хрущева требовал очищения от тех, кто служил Сталину. Навалихина обвиняли в том, что он, пребывая в должности начальника СМЕРШа Северо-Западного фронта, велел расстрелять несколько тысяч пленных эсесовцев. «Ну, что ж, - сказал генерал, перед тем, как захрапеть, - я отлично шью кители и шинели. Не пропаду!»