Прогулкапоарбат у

Вид материалаРассказ
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   15

С О Б А Ч Ь И И С Т О Р И И




1.


ИСКРЕННОСТЬ


Первого марта в нашем дворе «спального» района Орехово-Борисова начался настоящий потоп.

Идти можно было лишь по тротуарам, так как внутренние дворовые дороги превратились в полноводные реки.

Направляясь за покупками в расположенный неподалеку магазин, замечаю направляющуюся в ту же сторону, и несколько впереди, молодую бабушку с маленькой внучкой.

Но из-за спин впереди идущих видно, что поперек их движения, загораживая его, на дорожке расположилось крупное мужское тело. Подойдя ближе и остановившись рядом с дамами, стал вглядываться в лицо лежащего.

В этот момент девочка, тихо обращаясь к бабушке, выразила предположение, что, возможно, дяденька уже помер. Правда, тут же открывшиеся глаза последнего нас убедили в преждевременности такого заявления.

Тотчас я и узнаю в нём Ивана Кузьмича, жителя соседнего подъезда нашего дома. Пенсионер из бывших авиаторов. Туловище его покоилось на снежном сугробе - подобие спинки кресла.

Мужчине не было и шестидесяти, но, очевидно, происходило что-то неладное с ногами поскольку при нем всегда была палочка, впрочем, в настоящий момент небрежно отброшенная за гребень сугроба.

Все знали, что Иван Кузьмич редко, но случалось, и метко «принимал за воротничок».

А рядом носился, сорвавшийся с поводка, верный Выстрел - малорослая дворняга, оглашавшая окрестности пронзительным лаем и созывая прохожих на помощь хозяину.

Бабушка, посмотрев на меня, предложила совместными усилиями поднять мужчину поскольку, возможно, у того действительно плохо с сердцем. Мы ухватили с двух сторон его под локотки, но тут же оставили это занятие. Грузный летчик для нас оказался не по силам.

Выстрел, прыгавший под нашими ногами, и по его разумению отчаянно способствовавший своим лаем восстановительной операции на самом деле только нам мешал.

Взгляд Ивана Кузьмича направленный в мою сторону красноречиво указывал во первых, на то, что он узнал меня. Второе, что присутствие его посередине дороги вовсе не случайно, а даже , отчасти, хорошо продуманный и правильный выбор некоей позиции.

И самое прекрасное с нашей стороны было бы не тревожить его скромное достоинство, и местонахождение. Оставить все, как есть, на своих местах.

Появившееся вскоре неопределенное мычание насильно спасаемого, направленное в нашу сторону, свидетельствовало о том же.

Именно этот взгляд, подкрепленный пронесшимся сильнейшим алкогольным вихрем, заставил и даму, и меня отказаться от первоначальных благих побуждений по оказанию незамедлительной помощи лежащему.

Я припомнил, что чаще всего виделись мы с Иваном Кузьмичем в сберкассе, в очереди за получением пенсии, и что именно сегодня случился этот тревожный и радостный день, приведший к таким странным и неожиданным последствиям.

Как говорится - все совпало. Так что, мы, довольные друг другом, раскланявшись, разошлись, как в море корабли.

К тому же дворники, получившие с утра строжайший приказ от своего начальства: «разбросать снег с газонов под колеса проезжающих автомобилей», незамедлительно его исполнили. И только островок, в виде Ивана Кузьмича, оставался девственно нетронутым, издали напоминавший некое экзотическое ложе богатейшего арабского шейха

Но, что за дело Выстрелу до наших людских внутренних умозаключений, когда в его задачу входило только одно: любой ценой спасти хозяина.

Охваченный лишь этим искренним, отчаянным, самоотверженным порывом он уже несся с призывным лаем и просительным взглядом к новой паре предполагаемых «спасателей». К проходившей неподалеку пожилой супружеской чете пенсионеров.

Добрым, отеческим взглядом провожал Иван Кузьмич похвальные, хотя и суетливые действия своего несравненного и любимого воспитанника.

Собачий поводок, ставший временно не нужным, спокойно лежал невдалеке, несколько в стороне и на гребне сугроба.


***


2.


ДРУЖБА


Жили два друга – Малыш и Тобик.

Оба дворняги.

И если в крови Малыша содержалось некое воспоминание о предках шпица, то над родословной Тобика в свое время неплохо потрудился папаша пинчер.

Была у них общая подруга, Милка, лишь отдаленно напоминающая таксу. Все три собаки, как вы понимаете, роста были не большого, что в условиях санаторного режимного проживания, связанного с недостатком пищи, носило скорее фактор положительный.

С жильем больше всех повезло Малышу. Он был приписан к старому больничному корпусу, чему несказанно радовался, так как ночью его впускали переспать на половичок, расстеленный в предбаннике входа.

Милке разрешалось ночью находиться на открытой галерее соседнего корпуса.

Что касается Тобика, тот, как истый бомж, проживал в развалинах трансформаторной будки, живописно раскинувшихся невдалеке, в зарослях поросшего метровым бурьяном оврага. И уж этого ему совершенно никто не запрещал.

Питались собаки - «чем бог послал» - подношениями остатков угощения со столов сердобольных отдыхающих женщин. Помимо того. Неплохим приварком к рациону служила также и санаторная помойка. Но только лишь в тех случаях, если сам не будешь много дрыхнуть и зевать, а улучив момент выбрасывания помойного ведра, лихо вывернешь из засадного места, успев вспрыгнуть на край железного ящика до того момента, когда его захлопнут равнодушные руки опустошающие ведро.

Милке нравились оба кавалера.

Все же предпочтение она безусловно отдавала Малышу. И потому он считал себя обязанным охранять свою дражайшую половину «грозным», насколько было возможным рычанием. Но это происходило лишь тогда, когда не в меру расшалившиеся гормоны Тобика, помимо воли последнего, медленно, но верно пододвигали его к аппетитному заду легкомысленной Милки, призывно поигрывающей перед ним своим крысиным хвостиком.

Однако такие подвиги Малыша все же не мешали расторопной сучке через определенные временные промежутки, и явно вне отцовства благоверного, притаскивать к дверям «своего» корпуса по несколько теплых, мокрых, шевелящихся комочков, которые, впрочем, едва ли доживали до следующего дня.

Являвшаяся утром на работу мужеподобная, санаторная сестра-хозяйка, со вздохом и плевком, укладывала молодую поросль в картонку и уносила в неизвестном направлении, откуда еще никто и никогда не возвращался.

Милка пару дней, для приличия, завывая и виновато-просительно заглядывая в лица прохожих, еще носилась по окрестностям в поисках «родной кровинушки». Затем все постепенно приходило на «круга своя». И вот уже иные темы и думы, другие жизненные возможности заслоняли недавно пережитое.

Втроем они прогуливались по раз и навсегда установленному маршруту.

Впереди, крутя налево и направо своими прелестями, красавица Милка, за ней, забегая то слева, то справа гордый, счастливый, носом к верху, Малыш, и уже где-то несколько в стороне, в почтенном отдалении, обреченный на вечную неразделенную любовь, погруженный в меланхолию, но не предавший собачьего товарищества, интеллигентно-эстетствующий поэт Тобик.

Вот и сегодня.

Пробежка по старой накатанной дорожке: сиреневая аллея, налево калитка санатория, затем будка по продаже шипучих напитков, возле которой всегда стоит непотребный даже для дворовых собак запах прогорклого пролитого пива вперемежку с орошенной мочой землей.

Пробежав это гиблое место, собаки вдоль санаторного забора попали на стоянку легковых авто.

Запах выхлопных газов здесь был более приличный, нежели воздух возле пивной будки, хотя, если вдыхать его долго почему-то начинает очень кружиться голова. В такой момент хочется быстрее добежать до пруда с его лесисто-болотистой аурой распустившихся кувшинок, водяных лилий, дымящейся на солнце осоки.

И вот уже вдалеке, сквозь стволы и ветки, замелькали голубоватые полоски притягательно-завораживающей водной глади.

Слегка обалдевшие от вливающегося в них праздника природы, собаки широко раздувая ноздри и шумно вдыхая аромат окружающих цветущих растений, набирались сил и воздуха перед основным броском. Пробежкой по тропинке, проложенной через огромную поселковую свалку.

Теперь ароматы резко изменились. Они вступили на чужую, помеченную посторонними. Иногда даже угрожающими запахами, территорию. И это место они всегда старались быстрее проскочить, переходя на собачий галоп.

Вдруг, словно упершись в стену, галоп резко оборвался, бегущие остановились в нерешительности. Замялись, ступая то влево, то вправо лапами, но все на одном месте. Однако, отступать назад, боясь, погони, также не решились.

В десяти метрах впереди, расположились три рослых, раза в два выше наших путешественников, черных, кобеля перегородив дорогу. С неподдельным интересом и усмешкой ожидая, что будут делать дальше эти недоразвитые коротышки?

Бежать поздно. Догонят - будет хуже. Принимать бой - силы слишком неравны. Что же делать?

Но черные видно уж для себя точно определили расчет и порядок действия. Молча направились к загулявшей троице, взглядами и направлением движения, выделяя из троих, очаровательную и прекрасную Милку.

Малыш, выбежавший было несколько вперед, попытался спасти положение, включив свое известное в «узких кругах» и в корне неодобряемое эстетом Тобиком рычание. Но приближающиеся уголовники никоим образом на это не отреагировали.

А набежавший справа черномазый удав, молча, несильным движением левой задней лапы, не глядя на противника, отшвырнул нашего героя куда – то в бок, в крапиву, словно ненужный фантик.

Летящий, кувыркающийся и повизгивающий в воздухе Малыш краем глаза разглядел, как перепуганный интеллигентный Тобик, при виде всего происходящего безобразия резко отпрянул в сторону, делая вид, что к компании этой не имеет ровным счетом никакого отношения. Дескать, просто пробегал рядом по своему исключительно малому и незначительному делу.

Итак, последний бастион сопротивления пал. Троя капитулировала и теперь достается вероломным победителям. Кто у тебя, прекрасная Елена, будет первым?

Не стоит описывать дальнейшие сексуальные подвиги черной бандитской братии, наблюдаемые из дальних кустов повизгивающими от бессилия и возмущения друзьями.

Заметим, что на героиню сюжета это физическое насилие оказало воздействие прямо противоположное, ежели не считать, ну, в самой незначительной степени, несколько помятой и придавленной внешности. Неестественно - учащенного дыхания и ненатурального блеска в глазах довольной дворовой шлюшки.

Почти у самой санаторной калитки неодобрительным тявканьем встретили возвращающуюся из передряги подругу Малыш и Тобик.

Но хитрые глаза, отводимые в сторону проворной сучки, были наполнены блаженством и нескрываемым удовлетворением.


***


3.