І варакин А. С. – Розенкрейцеры рыцари Розы и Креста

Вид материалаДокументы

Содержание


Глава 8. был ли переходный период» между тамплиерами и розенкрейцерами?
Великое делание за 100 лет до Христиана Розенкрвйца
ЭТОМУ роману, для нас полон НОВЫХ
Подобный материал:
1   ...   13   14   15   16   17   18   19   20   21
^ ГЛАВА 8. БЫЛ ЛИ ПЕРЕХОДНЫЙ ПЕРИОД» МЕЖДУ ТАМПЛИЕРАМИ И РОЗЕНКРЕЙЦЕРАМИ?


Элнфас Леви - за или против?


Да, Элифас Леви именовал себя... ну, конкретно розенкрейцером Луи Констаи себя все же не назвал, но преподавал-то он — взгляды ролп1крн1церов\ Будь эта «кличка1* такой уж позорной, стал ли бы он упоминать ее? В этой главе мы примемся допытываться от прославленного мага и автора -Истории магии-, как он смотрит на розенкрейцеров, и откроем (вместе с ним) несколько тайн, имеющих к этой истории, как мне кажется, самое непосредственное отношение.

И хотя книга -История магии- написана Элифасом Леви полтора столетия назад, исследователям розенкрейцерства почему-то не покатались важными Иди хотя бы странными слова мага, содержащиеся в главе V книги V (книга называется «Адепты и священство-, а глава — «Некоторые знаменитые колдуны и маги-). Стопа эти касаются времени проявления розенкрейцерства па мировой арене, а потому очень важны для всякого исследователя розенкрейцеров. К сожалению, прислушалась к ним только £.11. Блапатская. считающая начало розенкрейцеров не с XIV. то есть не с Христиана Розе» крейца, а с XIII в. Впрочем. Елена 11етровна также слушала или читала мата не очень внимательно: она -опустила» «нашего Прославленного Отца и Брата C-R.C. - на столетие в прошлое, в го время как Э. Леви говорит о вполне конкретном розенкрейцерстве XIII в. Разговор об этом не может закончиться одной-лвумя процитированными фразами, а потому приступим к долгому разговору, ибо один факт или одна мысль тянут за собою факт другой и мысль другую.

Мы уже знаем исследование В.В. Смирнова, посвященное тамплиерам, где автор очень подробно рассматривает произведения Данте (в основном "Божественную комедию»), доказывая не только осведомленность великого флорентийца относительно Первой церкви. Грааля и вообще практически всех исторических и сакральных атрибутов тамплиерства, а также истории Ордена тамплиеров и зловещей роли Рима в его судьбе («Божественная комедия» написана в 1МЗ г.). Однако мы не приводили аргументов В. Смирнова, поскольку следом за ним пришлось бы переписать, пожалуй, большую половину его книги. Однако вы можете сами убедиться в аргументации, поскольку автор — наш с вами современник, и книга эта доступна, так как вышла совсем недавно. Так вот, интересно то. что Элифас Леви 150 лет назад начинает упомянутую главу книги «История магии» именно с Данте (курсив опять же мой), говоря следующее:

Среди многочисленных комментариев и исследований труда Данте, кажется, ни один не дает его главной характеристики- Шедевр зпамепитого Гибсллнна — это декларации войны против папства провозглашением откровения таинств. Эпическая поэма Данте иоаннистнч-на и гностичпа, это смелое приложение каббалистических фигур и чисел к христианским догмам и является тайным отрицанием их абсолютного элемента; это посещение сверхъестественного мира аналогично инициациям Элевсина и Фив. Его вел Вергилий по кругам нового Тартара, как если бы нежный и меланхолический пророк судеб сына Поллио был. в глазах флорентийского поэта, незаконным, но все же истинным отцом христианского эпоса. Благодаря языческому гению Вергилия Данте выходит из этой бездны, на двери которой он прочел сентенцию отчаяния, он удалился, стоя на голове, что означает перевертывание догмы. Так он поднялся к свету, используя самого демона, как чудовищную лестницу: силой ужаса он преодолел ужас, страшное силой страшного. Кажется, он удостоверил, что ад без пыхода существует лишь для тех. кго не может сам идти назад; он хватает дьявола против шерсти, если можно так выразиться, и получает освобождение благодаря смелости30. Здесь просматривается чвиый протестантизм, и ноэт врагов Рима уже предсказывает Фауста, поднимающегося в небеса на голове поверженного Мефистофеля. Заметим также, что ад Данте — это отрицательное чистилище; это оэпачает. что его чистилище имеет форму ада (здесь имеется в виду литейная форма матрицы). Оно подобно крышке или скорее пробке бездны, и это будет понято так, что флорентийский титан, посходя к раю, намеревался отбросить чистилище в ад.

Кто небеса составляют серию каббалистических кругов, разделенных крестом, подобно пантаклю Иезекииля; в центре креста цветут розы. Этим, прежде всего, объясняется симвагрозезтрейцеров. Мы скажем, почему ГиЙом де Лоррис, который умер в 1Ш) г., за пять лет до рождения Данте40, не написал "Романа о Розе"; сто покров ниспал перед Клопииелем через пятьдесят лет. С некоторым удивлением было открыто, что "Роман о Розе" и "Божественная комедия"являются двумя противоположными формами единого труда - инициацией независимостью духа, сатирой на современные учреждения и аллегорической формулой великих секретов Братства Розы и Креста.

Эти важные манифестации оккультизма совпадают с падением тамплиеров. Жан де Мен, или Клопинель, современник Данте, провел свои лучшие годы при дворе Филиппа Красивого. "Роман о Розе" - это эпос старой Франции. глубокое произведение тривиальной формы, откровение оккультных тайн, изложенных так же, как у Апулея. Розы Фламеля, Жана де Мена и Данте принадлежат к одному и тому же кусту.

Гений, подобный Данте, не мог бы быть архиеретиком. Великие люди дают импульс уму, и этот импульс последовательно побуждает к активности беспокойные посредственности. Весьма возможно, что Данте никогда не был прочитан*1 и, конечно же, не был понят Лютером. Тем не менее миссия гибеллинов становилась плодотворной благодаря могучей мысли поэта, поднимавшего империю против папства медленными шагами. Это продолжалось от столетия к столетию под различными именами и в конце концов сделало Германию протестантской. На самом деле не Лютер породил реформацию; то, что было сделано до пего, вывело его вперед. Этот монах с квадратными плечами мог гордиться лишь смелостью и упорством, но он был необходимым орудием революционных идей. Лютер был Дантоном анархической теологии; суеверный и неосторожный, он верил, что одержим дьяволом; это дьявол диктовал ему аргументы против Церкви, заставляя выступать, изрекать чепуху и, более того, писать. Гений, вдохновляющий всех Каинов, к этому времени не прося ничсго. кроме чернил, предусматривал, что эта жидкость, текущая с пера Лютера, скоро станет морем крови. Лютер зпал об этом и ненавидел дьявола, потому что он был другим учителем, однажды он швырнул чернильницу в его голову**, как если бы это было после бурной выпивки. Этот эпизод напоминает тоі"о шутливого цареубийцу, который выпачкал своих соучастников чернилами, когда подписал смертный приговор Карлу I*.

О том, что описание Великого делания можно заподозрить не только в громадной поэме Дайте, но н, пожалуй, в какой-нибудь сказке про Алису Патрикесвну, мы уже говорили. Но Элифаса Леви, самого большого знатока магии и таинственного процесса Великого делания (увы, наверное, только как теоретика), трудно уличить в предвзятости. Тем более что В. Смирнов обнаружил в •Божественной комедии» полный ритуал, совершаемый в литургии Первой церкви, а этот ритуал, как известно, идентичен Великому деланию, что подтверждает и Парацельс, слова которого мы также приводили. Однако Данте Алигьсри как-то не очень подходит на роль первого розенкрейцера. И хотя Э. Леви и зовет его гибеллином, все же легче всего и правильнее всего считать великого поэта скрытым тамплиером, ибо антипапская позиция его поэмы более подходит представителю обманутого Ордена храмовников, славно закончившего свое существование на кострах, в тюрьмах и бесславно на пенсиях. Впрочем. Э- Леви зовет Данте еще иоаннитом. то есть таміьтиерский характер сто произведения все же оценивает по достоинству, ибо, не смотря на взаимную неприязнь, а иногда вражду, тамплиеры и госпитальеры — идеологически почти одна волна.


^ Великое делание за 100 лет до Христиана Розенкрвйца


Загадка Данте так бы и оставалась загадкой, и мы не смогли бы пристать ни к тому, пи к этому берегу, то есть не сумели бы отнести его ни к последователю тамплнерскогоэзотеризма, ни к привержен-Пу нарождавшегося (или народившегося?) розенкрейцерства, если бьі не одно -но-, которое доносит до нас, впрочем, не совсем пнят-«о, Элифас Леви. Речь ндег о другом произведении - «Романе о Розе». Однако российскому читателю, с этим романом практически Ие знакомому, трудно понять, о чем идет речь. Тем более что абзац в

«Истории магии», посвященный ^ ЭТОМУ роману, для нас полон НОВЫХ загадок. Отчего поминает Э. Лепи Гийомл де Лорриса, если говорит, что он-де -не написал» «Романа о Розе».- Почему заявляет, что Кло-иинель все же палисад его, но через пятьдесят лег? Дс Лоррис не написал потому, что не мог. или потому, что не хотел? А Клопинель отчего лишь через 51) лет написал - иогому. что выжидал, или потому. ЧТО бЫДО просто не до того?

Вопрос не праздный, очень серьезный, и разговора об этом «Романе о Розе- нам не обойти. И псе потому, что это краеугольное произведение, в котором выразилось и Средневековье, и Возрождение. Го же можно, конечно, сказать и о Данте, но история «Романа о Розе» для подобных заявлений подходит как нельзя лучше.

Дело втом. что поэтическая книга под названием «Роман о Розе-написана двумя авторами. Это уже упомянутый Гийом де Лоррис, написавший первую часть книги, и Жаи де Мен (Мен, вроде бы гак следует произносить) - вторую часть. Всего книга насчитывает 22 817 стихов, из которых на долю Гнйома де Лорриса приходится всего 4GG9 — чувствуете, какова будет разность?

11рп чем же здесь Клопинель. которого упоминает Э. Леви? А при том. что это прозвище Жала де Мена. Вторая часть, написанная Жаном де Меном по мотивам первой части Де Лорриса, это и есть и сатира, и оккультизм, и инициация. Содержание второй части «Романа о Розе- - мистерия, заключающая п себе полное содержание Великого делания. Жан де Мен настолько увязал содержание первой части (многие считают, что «Роман о Розе- был просто недописан Де Лоррисом. и вполне вероятно, именно потому Э. Леви говорите сожалением: что ж ты, мол, не написал этого романа?) со споим собственным продолжением, что произведение кажется единым, хотя оно и написано, как бы сейчас сказали, «в разных жанрах*. В нем Средневековье заканчивается с последним стихом, принадлежащим перу 1 ийома де Лорриса. Куртуазный подход к Даме сердца, свойственный поэтам эпохи тамплиеров, целиком выражается в сюжете, придуманном автором: лирический герой (если можно так сказать) домогается красивой нераспустившейся Розы, обнаруженной им в таинственном саду за высокими стенами, у источника Нарцисса. Стены, коими обнесен сад. расписаны символами (фигурами, изображе-ннямн). которые препятствуют проникновению героя сначала через стену, потом к источнику, потом поцеловать Розу... Символы эти:

Ненависть, Измена. Корыстолюбие, Скупость, Зависть. Уныние, Старость, Время, Лицемерие и Бедность. А Беззаботность, которая является подругой Утехи, открывает герою маленькую калиточку в стене. Впрочем, встречающиеся далее аллегорические фигуры не очень-то и мешают подобраться поэту к Розе: ведь это Веселье, которое водит хороводы с Красотой. Юностью, Богатгтпом, Щедростью и т.д. Созерцая Розу, поэт-герой неожиданно получает от Амура пять стрел, которые ранят его. и их имена: Красота, Простота, Любезность. Радушие и Миловидность.

Под «руководством» Амура юноша объявляет себя вассалом Любви. Далее появляются новые аллегории — беды и блага, которые Амур достает прямо из сердца героя, к которому у него, естественно, нашлись ключи. Это, однако, не просто беды и блага, это беды и блага Любви.

Благосклонный Прием, который оказывает ему Роза (да, фигура Благосклонного Приема тоже возникает, но некоторые переводчики называют его Радушным Приемом, что, согласитесь, не одно и то же), сбивает героя с толку, он становится слишком пылким, и вот уже откуда ни возьмись появляются суровые стражи Розы — Сопротивление, Страх и Стыд (если играть в указанную игру, то Сопротивление здесь, пожалуй, выбивается из ряда, но так переведено). Разум с высокой башни подает юноше свои советы, по страсть ослепляет его. и он их не слушает, хотя Разум советует дельное — воздержанность и умеренность. Герою помогает Друг, и Амур не оставляет его своими заботами, прислав на помощь Великодушие и Жалость. Уговорив и умилостивив стражей Розы, юноша неожиданно сталкивается с новым препятствием — па этот раз таковым препятствием становится Целомудрен н ость,

Видимо. Венере делается невыносимо за всем этим наблюдать, и она выступает па стороне «влюбленного джигита». Юноша умудряется-таки поцеловать Розу. Но лучше бы он этого не делал: в гневе стражи возводят вокруг Розы неприступный замок. Участвуют в этом Злоязычие, Ревность и (опять) Сопротивление. Наряду с Розой они заключают за стены замка и Благосклонный Прием, который так помогал герою. Что ж остается ему теперь? Оплакивать свою судьбу, при этом сетуя на непостоянство Фортуны и Амура. На этом первая часть заканчивается.

Остроумие Жана дс Мена состоит в том, что он пользуется теми же персонажами и героями, которых ввел Гийом де Лоррис. Однако события во второй части приобретают более жесткий оборот. Одновременно Разум В1гутпает герою, что гоняться за чувственностью в любви, за коей гоняются большинство мужчин и женщин, совсем не обязательно, ибо любовь существует только для воспроизводства человеческого рода. Есть любовь выше этой — то любовь к ближнему. По разве герой готов слушать советы Разума? Нет. он привлекает на свою сторону Богатство и с его помощью пытается освободить Благосклонный Прием из заточеиья. Но Богатство с возмущением отказывается; ведь Благосклонный Прием скорее недруг его, чем друг (неужели были времена, когда Богатство Плохо понимали??}).

За дело берется Любовь. Она собирается взять замок приступом. Ей помогают Скрытность и Притворство. 11оиятпо, что они собираются действовать обманом и ложью. Амур тем временем асе готовит штурм. Послав к матери Венере Великодушие и Сладостный Взор, Амур ждет поддержки. Венера мчится на колеснице, запряженной стаей голубок. Попутно богиня возмущается Целомудренностью: для Вспсры это действительно лишнее препятствие.

Наконец замок захвачен войсками Амура под предводительством Притворства. Освобождается Благосклонный Прием. Но вперед выходят те же три стража — Сопротивление, Страх и Стыд: их мы видели в первой части.

А Природа все это время находится в своей кузнице: она куст жизнь. Природа высказывает герою (откуда-то вместе» поэта появляется Гений, и она высказывает это ему) свою мудрость: все в мире подчиняется только ее законам, но люди забывают их. и вместо того чтобы -плодиться и размножаться», они из этого занятия извлекают только плотские утехи. Наслушавшись Природы. 1сиий отправляется к Любви и передает- ей претензии Природы.

Амур облачает Гения в ризу, дает ему перстень, посох и митру, а Венера вручает ему зажженную свечу. Все войско посылает проклятья Целомудренности и движется на последний штурм. Гений бросает на крепостную степу свечу, а Венера - свой факел. Стражи Розы побеждены. Благосклонный 11рием позволяет- юноше приблизиться к Розе.,.

1ёрой срывает Розу и... И просыпается.

Вот таков сюжет. Только не т/жно думать, что -Роман о Розе- написан столь же примитивно, как он передай мною, да и то. честно говоря, с чужих слов. Я нашел этот пересказ в Интернете за подписью: ссылка скрыта. Рынкевич, Не знаю, точно ли передано или нет, правнльпо ли переведены имена аллегорических действующих лиц, но, вероятнее всего, сюжет недалек от действительного.

Вторая часть -Романа о Розе», написанная Жаном де Меном, представляет собою нечто вроде комплекта (или нескольких комплектов) матрешек. Текст пронизан виртуозными отступлениями, сентенциями, отдельными рассказами и апекдотами, описаниями и т.д. Вернее, именно из них-то и состоит повествование, а коротко представленный сюжет — это все, что происходит в книге. Остальное (и основное) — это то. что -по поводу», а иногда, может быть, и без всякого повода, В общем, произведение Жана дс Мена — это слояшо представленная энциклопедия тогдашней современности, примерно то же. что сделает в XVI в. Франсуа Рабле в -Гаргантюа и Пантагрюэле-, а Пушкин, столь же блестяще — в «Евгении Онегине».

Несколько слов, комментирующих текст, набранный курсивом, о котором я предупредил в примечании. Вот он: -Весьма возможно, что Данте никогда не был прочитай...» Правда, далее Э. Лсви конкретно называет того, кем не был прочитан текст Данте: Мартином Лютером (1483—1546). Иопимаем. что, возможно, и впрямь Лютер не читал Данте, но ведь сам Э. Лепи говорит: реформатор лишь ока-лался реформатором, а сама реформация назревала два-три столетия, если не больше. То есть для нас не обязательно, чтобы Лютер, такой же противник папства, как Данте, читал Данте. Хотя это и было бы абсурдом: единомышленники находят друг друга не только сквозь века, но и сквозь океаны, и наверняка весьма осведомленный Лютер читал Данте. Я же нарочно положил курсив только на первую часть фразы, чтобы это прозвучало для наших дней, и особенно для российского читателя. Вполне вероятно, что по меньшей мерс последние сто лет Данте действительно не был прочитан, как надо. И не Лютером, а нами. Для современников и более поздних европейских чи гателей-католиков Данте был не только гораздо яснее, чем для нас, но. видимо, ясен и прозрачен до той степени, какая только возможна. Тамплнерская тематика современникам Данте была понятна в любом случае — разделялась она ими или нет. Сакральный смысл поамы великого итальянца (и не только поэмы), вне зависимости от Разделения читателем его взглядов или неразделения их. вероятнее всего, не задавал читателю XIV, XV и XVI вв. тех загадок, которые сейчас нам весьма трудно разгадать. В любом случае, разгаданный или



не разгаданный, воспринятый или не воспринятый, смысл этот чувствовался. Скорее всего, он сделался тайной .та семью печатями только в эпоху Просвещения, когда волна атеизма налетела и на Запад, а затем и на епропейский Восток. И для пас //первые прочел Дайте только сегодня В.В. Смирнов! Разглядел ли он розенкрейцерские мотивы помимо тамплиерских? Л если разглядел, то почему не показал своего открытия? Но пе многого ли мы от одного автора хотим? Он описал литургию — и этого уже достаточно для того, кто понимает, что этот ритуал и есть ритуал алхимический, процесс Великого делания.

Но вернемся к -Роману о Розе-. Пауза, которую Э. Леви определил в 50. на самом деле составляет всего $9 лет. Первая часть закончена Лоррисом п 1240 п.аЖаномдеМеном (1250—1305) завершена вторая в 1279-м (некоторые называют для «круглостн» 1280-й). Теперь читателю становится понятна и причина, по которой Клони-нсль так долго не писал окончания; -Роман о Розе» уже 10 лет ходил в списках (хотя наверняка пе так успешно, как в завершенном виде), а соавтор только родился! Достигнув сознательного (зрелого— 25 лет) возраста. Жан де Мен принялся за работу. Учтем, что предварительно он, вероятнее всего, получил некоторое образование, чтобы иметь не только возможность, но и потребность дописать -куцый» роман. Имеется в виду совсем не то образование, которое ігуж-ио для успешной литературной деятельности, но и специальное образование, то есті, те знания, которые и легли в основу продолжения романа: оккультные, причем не поверхностные, а достаточно глубокие — настолько, чтобы суметь описать процесс Великого делания.

Мы совершим еще одну ошибку, если подумаем, что великий Данте, создавая свою «Божественную комедию», не знал «Романа о Розе-(ему было 15 лет. когда возник в полном виде «Роман о Розе»). Мы совершим еще большую ошибку, если решим, что два произведения, о которых говорит Э. Леви, писались независимо. И Жан де Мен, писавший «продолжение-, имел за образец начало романа от ДеЛорриса. И Данте, писавший совсем другую книгу, пе только опирался на -Роман о Розе», но и. конечно же. собирался его переще л ять. Вот Отчего сокрушается Э- Леви, когда восклицает: ах. отч же Гийом де Лоррис не написал «Романа о Розе-? Да. Де Лоррис бі первым, и если не лавры, то хоті, понимание трудности его задачи должны ему от нас достаться. Мы знаем, что такое литература, сколько она принесла подлинных шедевров, но забываем на секунду, что речь идет о первой половине XIII в.. когда еще пе было ни Сервантеса, ни Шекспира, ни великого Данте, а потому за образец Лоррису приходилось держать... труверов. Правда, в его распоряжении были еще великие предшественники — Гомер. їеродот. Пифагор, Платон... И Де Лоррис сумел-таки сделать правильный зачин!

Великолепный писатель, к сожалению рано ушедший из жизни, Владимир Бацалев. оставивший нам в качестве творческого наследия неопубликованный роман «Когда взойдут Гиады» (1999), посвященный истории Греции времен мессенскнх войн со Спартой, в начале романа в главе Бета предупредил читателя, что будет гопорить о времени, когда всего и всех, что и кого он перечисляет ниже, еще не ^"Шествовало;

«...Страшно представить, чего пс бььто в сто эпоху и чего он не Мог знать (речь о герое романа Аристомсне. Л.В.).


Еще не висели в Вапилонс салм Шаммурамат, хотя сама царица уже умерла; еще Герострат не сжег храм Артемиды в Эфесе, потому что его еще не построили; еще Фидий не усадил Зевса в Олимпии, так как стоя тот пробил бы своей божественной башкой крышу, еще Харес не раздвинул ноги колоссу Родосскому, чтобы между ними проплывали корабли; еще не родился Мавсол и никому не приходило в голову сносип. мавзолеи; даже Александрийский маяк в отсутствие Македонского не желал являться по тьму хотя бы названием. Из всех чудес света стояли лишь пирамиды, но сгояли уже две тысячи лет.

Еще никто не слышал о семи мудрецах, да и не было их пока вовсе. А еочи кто и появился, то мог услышать от Аристомсиа лишь: "Хороший мальчик. Учись больше, мудрецом станешь".

Чего еще только не было и быть пе могло! Апаксимандр не составил карты звездного неба, а 1скатей — карты известных стран, Эратосфен не вычислил размеров земли, а Посидоний — расстояния от Земли до Солнца, Аристарх не открыл вращения плапет вокруг солнца, а Пифей не разгадал тайны приливов и отливов, настырно глядя на лутгу и подвывая за компапию собакам. И даже Лев-киип. гладя по головке хорошенького ученика Демокрита, не высидел на завалинке мысли, что мир состоит из атомов, и не слепил вручную первой таблетки, которой, впрочем, Гиппократ не воспользовался, потому что лечил подвешиванием вниз головой и советовал из6авлят!.ся от опухолей умеренной пилкой дров, при этом уговаривая сам себя: "Не навреди!" Еще Гераклит пе плакал по всякому поводу, будь то тихая грусть или скромная радость, но нагло утверждал: "Гомер заслуживает того, чтобы быть изгнанным из общественных мест и высеченным розгами", — что Солнце размером с человеческую ступню и никакое знание пе даст ума. иначе он был бы у Пифагора, который, в свою очередь, еще не дозрел до мысли, будто число — первоначало всего, и до "равноштанной" теоремы. Филолай еще не посвящал углы треугольника богам, Евклид пе изобрел геометрии, а Архимед —тригонометрии, винта своего имени и ручного планетария. Еще не родился даже прапра... дедушка этого человека, в голом виде кричавшего на площади Сиракуз: "Эврика!" — а что нашел? — никому не показывал и толком объяснить не мог. И даже Пиррон, основатель школы скептиков, еще не считался самым ученым мужем, потому что ни на одни вопрос не решался высказать собственного мнения...

А еще?.. Платон не изобрел будильника, приговаривая: "Ребята, надежды — это сны бодрствующих", — Архит— погремушки. Ктеси-бий — насоса, сифона и водяного органа. Евполид еще не прорубил тоннелем гору на Самосе, а Гиннодам не построил ни одного города с регулярной планировкой, хотя на востоке такие города давно были, и весьма огромные, вроде Вавилона, в котором даже через три дня после падения не все горожане слышали о случившемся. Халдей Ьс-рос не изобрел солнечных часов, а ночью не предсказывал судьбу но звездам, и Витрувий Поллион еще не объяснял Августу: "Машина есть система связанных между собой частей, обладающая наибольшей мощностью для передвижения тяжестей"...»

И так далее. І Ісрсчислсний хватило на целую главу романа, причем почти псе из перечисленного мы с вами когда-либо знали или слышали. Вопрос п другом. Нам хорошо судить с позиций известного пам, а что было в середине ХГГІ в., когда сам Данте еще не родился, а истории тамплиеров оставалась лишь ее последняя четверть?.. В Париже еще не было Эйфелевой башни. — это наверняка многих удручит, по мало кто себе можег представить: это был другой Париж, другая Европа... Но то заграница. А чтобы нам было понятней, — не было не только Останкинской телебашни, по и Садового кольца, а Кремль на Москве был еще деревянный. И вспомним, что было на Русь как раз монголо-татарское нашествие...

Вернувшись к Элифасу Леви. обратим ваше внимание на то обстоятельство, что происхождение розенкрейцерства, если верить магу, меняет не только историческую временную точку, но и географию: оно перемещается из Германии в Италию и Францию. А еще Э. Леви неспроста несколько абзацев посвящает Лютеру. Весь текст, касающийся реформатора, я приводить не стану; но вес же познакомлю читателя с одним абзацем, где помещен любопытнейший диалог Лютера со своей женой, а из пропущенного нам может быть интересно то, что Э. Левн считает единомышленников Лютера поклонявшимися Сатане. Итак, текст Элифаса Леви:

-Эти несчастные еретики (протестанты. — A.IL) боялись своих Теней, их воззрения оставались католическими и безжалостно осуждали их па муки ада. Прогуливаясь вечером со споей женой Екатери-иоц Ьор. Лютер взглянул на небеса и сказал вполголоса, глубоко вздымая; "Ах. прекрасное небо, которого я никогда не увижу!" — "Почему? --воскликнула жена. — Думаешь, что ты осужден?" Лютер ответил:

"'Кто знает, не накажет ли нас Бог. не веря нашим клятвам?" 11илагаю, что Екатерина, видя его неуверенность в себе, прокляла и оставила его. Можно предположить, что реформатор, осененный Божественным предупреждением, осознал преступность попытки нарушить правило, но которому Церковь является сто первой супругой, и стеная возвратился в монастырь, который он самовольно оставил. По Бог, который противостоит гордыне, несомненно нашел его нс СТОЯЩИМ этого спасительного несчастья. Кощунственная комедия брака Лютера была провиденциальным наказанием его гордости, и поскольку онт!родолжал упорствовать в своем грехе, это наказание было всегда с ним и высмеивало его до конца. Он умер между дьяволом и своей женой, устрашенный одним и чрезвычайно запутанный другою.

Разложение и суеверие всегда сопутствуют друг другу. Эпоха распущенного Ренессанса в действительности не была эпохой возрождения разума. Екатерина де Медичи была колдуньей. Карл ГХ консультировал некромантов, Генрих ill метался между набожностью и дебошами. Это было время расцвета астрологов, хотя некоторых из них время от времени замучивали, заставляя изменить свои предсказания. Были, однако, придворные колдуны-отравители, избежавшие пигалицы. Трул-Эптелль. маг Карла IX. фокусник и жулик, однажды признался королю в своих злодеяниях, которые не были простым грешком. Король нросгил его. но обещал повесить, если это повторится; это повторилось, и он был повешен4*.

Когда Лига осудила на смерть больного и несчастного !ёнрихл III,— это ознаменовало возврат к колдовству и черной магии. Л'Этуаль сообщает, что восковая фигурка короля была помешена на алтарь, у которого священник Лиги служил мессу, и эта фигурка протыкалась ножом во время молитвы, исполненной угрозами и анафемами. Поскольку король не умер достаточно быстро, решили, что он тоже колдун. Были распространены памфлеты, в которых Генрих 1П представлялся заключившим соглашения, в сравнении с которыми преступления Содома и Гоморры казались лишь прелюдией более страшных и неслыханных деяний. Говорилось, что среди королевских фаворитов есть один, который является дьяволом по плоти, и юные девственницы похищались и развращались силами Вельзевула.. Народ верил этим сказкам, и. наконец, был найден фанатик, чтобы исполнить угрозы колдовства. Жак Клсман страдал от видений и но девающих голосов, которые ириказыпали ему убить короля, он рассматривал цареубийство как мученичество и умер, смеясь, как герои скандинавской мифологии. Хроники уверяют, что первая леди двора вдохновляла мопаха-отшельника магнетизмом своих чар, но это всего лишь предположение. Монашеский образ жизни усилил его экзальтацию, и он предался страсти и неутомимой жажде удовольствий, которые овладели его натурой, вызвав отвращение к смерти».








Этот отрывок не нуждается в каких-либо комментариях. Просто я хочу обратить ваше внимание па то, что времена начала и развития розенкрейцерства — это были времена не высоких достижений и идей, коими делились с человечеством на тог предмет, тгобы оно сделалось лучше и поскорее облагородилось: черпая магия и колдов-ство, с которыми боролась инквизиция, были самыми распространенными методами достижения тех или иных целей. Из перечисленного магом вы видите, что и короли не гнушались прибегать к услугам колдунов. Мы жалуемся на то. что сейчас жизнь человеческая •-"гонт очень мало, по тогда она фактически ничего не стоила. Поут-РУ стража стаскивала баграми с площадей в укромное место... нет. не мусор, а — трута тех. кто не пережил эту ночь. То же было и п Москве — трупы практически еженощно стаскивались с Красной площа-- чтобы к восходу солнца вид ее не пу!ал горожан и гостей. Тех, кого стаскивала стража, называли -сволочью- (от глагола -волочить-): их не переносили и уж тем более не перевозили, а именно сволакивали. Гак было не только в Москве.





Э. Леви подвел нас к мысли, что розенкрейцеры, если они имели какое-то отношение к Германии, возникли там не раньше XVI в., а скорее всего — как раз в то время, которое мы называем временем -классических- розенкрейцеров. Адо того он населяет Германию только алхимиками и магами, не имевшими к розенкрейцерству отношения. Убедимся:

«Когда мир охватили религиозные войны, тайные сообщества иллюминатов, которые были не чем иным, как теургическими и магическими школами, распространились в Германии. Кажется, самое древнее из HiTX — это общество Розенкрейцеров, чьи символы восходят к временам гвельфов и гибеллинов, как мы видели в аллегориях поэмы Данте и эмблемах "Романа о Розе".

Роза, которая во все времена была образцом красоты, жизни, любви и удовольствия, мистически выражала тайную мысль всех протестов эпохи Ренессанса. Это была плоть, восставшая против давления духа; это была Природа, удостоверяющая, что она дочь Бога; это была любовь, отказывающаяся от стеснения безбрачия; это была жизнь, восставшая против бесплодия; это была гумаиност стремящаяся к естественной религии, полной разума и любви, дящей откровения л гармонии бытия, у которой роза для посвящ НИХ была живым символом. Это воистину пантакль; форма се ци. кулярна, венчик собран из сердцеобразных лепестков, гармонично приле1аюшнх друт к другу; ее тона являются самыми i-армонич сочетаниями элементарных цветов; ее чашечка пурпурная и зол Мы видели, что Фламель, или. скорее. "Книга Авраама Перся", Щ ставляет ее как иероглифический знак исполнения Великого делания.

Здесь находится ключ к роману Клопинеля и Гнйома де Лорри Завоевание Розы явилось проблемой, предлагаемой ипициацие науке, в то время как религия была предназначена для того, что подготовить и установит!, всеобщий, исключительный и окончат* ный триумф Креста.

Проблема, предложенная высокой инициацией, была Союз Розы и Креста. И в действенной оккультной философии, будучи нереальным синтезом, должна была разрешить все феномены быт













































основанного на древних тайных знаниях человечества, в первую очередь — конечно, тайны Великого делания. Однако вполне возможно, что Великое делание пришло в Европу и помимо розенкрейцеров: всплеск -классического- розенкрейцерства совпадает и с другим всплеском — коммуникативным. Европа и Восток стали активно обмениваться знаниями, а если быть более точным — культурными достижениями. Припомним, что груды и астрономические таблицы Улугбека примерно в то время возникают на французском языке, записанные его учеником, Европа наводняется арабскими сказками, поэзией и т.д. В том числе непременно и тайными знаниями. Не исключено, что сюда успели примешаться и некоторые тайные знания, хранившиеся иерофантами Америки. Индии. Китая. Расцвет- алхимии и магии способствовал не только скорому образованию (в смысле приобретения знаний) человечества, но и сокрытию истинного Братства Розы и Креста. Вероятно, «подбросив- заодно несколько полезных задач по «осчастл и вливанию- человечества «классическим- розенкрейцерам, оно продолжало скрутгулез1гую И тайную работу, собирая по крупицам свои тайные книги знаний, которые и было призвано охранять. До норы до времени. А это время еще не наступило.