Постимперская адаптация консерватизма

Вид материала

Автореферат

Содержание Структура и основное содержание диссертации

Подобный материал:

• Консерватизма на протяжении последних десяти лет разрабатывается достаточно активно, 650kb.
• По дисциплине «Социально-психологическая адаптация», 118.23kb.
• Курсовая работа Адаптация иммигрантов-мусульман в условиях современной России: проблемы, 166.14kb.
• Педагогическая терминология адаптация, 297.26kb.
• Трудовая адаптация выпускников на региональном рынке труда, 271.5kb.
• Понятие адаптации, 125.13kb.
• Адаптация первоклассников к школе, 228.93kb.
• Адаптация персонала, 260.18kb.
• Школьная дезадаптация (ДА) Адаптация к школе, 32.47kb.
• Адаптация как этап кадрового менеджмента, 57.84kb.

^ СТРУКТУРА И ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ ДИССЕРТАЦИИ


Диссертация состоит из введения, пяти глав, заключения и списка цитируемых источников и литературы.

Введение включает в себя обоснование актуальности темы работы, определение границ предмета исследования, характеристику степени разработанности данной проблемы в научной литературе, формулирование конкретных целей и задач исследования, изложение его источниковой базы.

В первой главе – «Консерватизм как система ценностей и политический темперамент» анализируются феномен политического консерватизма, его место в системе политических координат, соотношение различных характеристик данного явления, механизмы и тенденции его развития.

Первый параграф – «Типология политических сил. Варианты начертания политического спектра» посвящен рассмотрению различных существующих вариантов классификации политических сил. При этом констатируется, что понятие "консерватизм", в силу множественности своих значений в политической науке, может фигурировать, и, как правило, фигурирует, в качестве ориентира, одной из координат при построении схемы политического спектра. Но, с другой стороны, оно обозначает и конкретный идейно-политический лагерь, который должен быть нанесен на эту же схему как один из ее компонентов. Линейные и двухосные конструкции политического спектра страдают безусловным упрощением, искажают реальную картину сходства и различия политических позиций. Многомерные же конструкции, с точки зрения автора, малофункциональны. На примере консерватизма показано, что подходы к определению границ явления и выделению типологических различий внутри него самого фактически не совпадают. На этой основе делается вывод, что усилившийся в последние десятилетия интерес к проблеме типологии политических течений и сил пока не привел к созданию целостной теории, формированию единой системы критериев, которую можно было бы применить ко всему многообразию участников идейно-политической борьбы - будь то широкий идейно-политический лагерь, либо отдельная его составляющая. В то же время на интуитивном уровне шкала оценки политической сущности, как в нашей стране, так и в странах Запада, давно уже сформировалась. Проблема, по мнению автора, заключается в том, что любую политическую позицию и любой политический тип следует рассматривать в двух смыслах - как “политический темперамент”, характерное отношение к проблеме перемен, определяемый в долгосрочной перспективе уровень радикальности, с одной стороны, и как систему ценностей с другой. Причем в первом случае речь идет о линейной шкале измерения (консерватизм – реформизм – радикализм), то во втором о трехмерной системе координат, образуемой тремя разнонаправленными векторами (консерватизм, либерализм, социализм). С этих позиций и рассматривается далее в диссертации феномен консерватизма как конкретного идейно-политической традиции и конкретного идейно-политического лагеря.

Во втором параграфе – «Консерватизм как набор и система политических ценностей» - характеризуется ценностная составляющая консервативных политических позиций. В отличие от либерализма и социализма, этот элемент в консерватизме, как конкретном идейно-политическом течении зачастую носит вторичный характер. Ценности консерваторов, как правило, более конкретны, чем абстрактные идеалы их оппонентов – «свобода» у либералов, «справедливость» у социалистов. Это непосредственно вытекает из различия ориентаций на сохранение того, что уже есть и на изменение ради того, что еще только может быть. Однако, при всей конкретности своих непосредственных установок, консерваторы все же выходят за их рамки в следовании неким основополагающим принципам, одним из которых, например, является “традиция” как таковая. В то же время “традиция” не может существовать сама по себе, в отрыве от конкретного носителя. Традиции противоречат друг другу, и защитники разных из них в политике часто оказываются непримиримыми врагами. Носителями традиций выступают общности («братства» в трактовке Й.Хубера) – нации, государства, церкви и т.д. Национально-государственные ценности в той или иной мере разделяются ныне большинством существующих идейно-политических сил. Однако, лишь у консерваторов и правых радикалов они органично могут играть главенствующую роль. При этом консерватизм, так же, как либерализм и социализм, в первую очередь, с точки зрения автора, следует рассматривать не как систему, а как набор определенных ценностей и установок. Объединение этих ценностей в систему предполагает выстраивание их в определенную иерархию с присоединением или нет к ним ценностей заимствованных у других лагерей. Вероятно, существует бесконечное множество возможных вариантов подобных построений и ценности можно уподобить стеклышкам калейдоскопа, способным сцепляться между собой, образуя порой весьма затейливые комбинации. Их классификация зависит от того, какие именно элементы оказываются в центре данного узора. Консервативными следует признать те из этих систем, где ведущее положение занимает некая традиция, воплощаемая конкретным государством, нацией, церковью и т.д., что обычно приводит к абсолютизации данных типов общности и рассмотрению всех событий через призму их соперничества, борьбы и сотрудничества.

В третьем параграфе «Консерватизм как политический темперамент» рассматриваются различия между консерватизмом, реформизмом и радикализмом. «Политический темперамент» в трактовке автора - это характеристика в первую очередь политической позиции, а не каких-либо особенностей психологического склада личности. Консерватизм вовсе не означает отрицание перемен как таковых. Реформизм и радикализм, со своей стороны, не отрицают идею сохранения. “Абсолютный консерватизм” и “абсолютный радикализм” есть не более, чем конечные точки шкалы политического темперамента. Различие между реальными политическими силами заключается в том, что для реформистов и радикалов “сохранение” должно дополнять собой перемены и обеспечивать их успех. Консерваторы же расставляют акценты противоположным образом. В то же время классический тип консервативного темперамента во многом может быть определен как “патриархальный”. Следование уже сложившейся традиции предполагает стабильность и устойчивость образа жизни, а также предсказуемость дальнейшего развития. При этом размеренность жизни вовсе не обязательно должна означать ее серость, унылость и однообразие. События, происходящие в маленьком патриархальном мирке, неизбежно отличаются от событий большого мира своим масштабом и конкретным содержанием, но вовсе не обязательно они должны отличаться степенью значимости для тех людей, которых вовлекают в свой оборот.

Четвертый параграф «Варианты трансформации политического консерватизма» затрагивает проблемы развития консерватизма и многообразия его форм. Вопреки желанию консерваторов, основы общественного устройства не остаются постоянными. Поэтому, чтобы остаться самим собой, консерватизму также приходится меняться. Удельный вес отношения к переменам в сущности самого явления неизбежно накладывает свой отпечаток на особенности трансформации консерватизма. Тремя возможными функциональными ролями любой политической силы являются созидание, сохранение и разрушение определенного порядка вещей. Консерватизм изначально был нацелен на сохранение, в том числе и самого себя. Принцип “изменения ради сохранения” применительно к трансформации самого консерватизма означает прежде всего адаптацию к меняющимся внешним условиям. Однако консерватизм уже изначально представлял собой весьма сложное и многообразное явление, а происходившие с ним перемены еще более усилили этот момент. В конце концов, консерваторы, даже не превращаясь в правых радикалов или кого-то еще, оказались в ряде случаев способными принимать на себя функции и разрушителей, и созидателей. В этом смысле представляется уместным проводить в современных условиях разграничение между адаптацией консерватизма и его эволюцией, понимая под первой приспособление консерватизма к новой реальности, после того как не удалось сохранить старый порядок вещей, а под второй - выдвижение новых целей и задач в попытке принятия на себя ответственности за выбор дальнейшего пути развития общества. И в том, и в другом случае это может означать обращение к “традиции”, поскольку сама эта традиция становится почти до бесконечности многообразной. Ярким примером “эволюции” консерватизма, по мнению автора, может служить идейно-политическая и концептуальная подготовка массированного наступления на принципы “государства благосостояния” и систему социального партнерства, которое было предпринято консерваторами в странах Запада в конце 70-х - начале 90-х годов и получило наименование “консервативной волны”. Относительно адаптации отмечается, что сами консерваторы, особенно идеологи их правого, более “жесткого”, крыла, негативно относятся к самой идее “приспособления к обстоятельствам”. По сути же консерватизм никогда не обходился без адаптации к меняющимся условиям социально-политической действительности. Иначе он просто не смог бы существовать. Более того, возможно адаптация более естественный для консерватизма путь развития, чем эволюция. В реальности, однако, процессы “адаптации” консерватизма и его “эволюции” бывают тесно переплетены между собой и, часто перетекают друг в друга.

Механизмы адаптации и трансформации консерватизма связаны с двойственной природой самого явления. И как политический темперамент, и как система ценностей консерватизм не есть нечто однородное и застывшее. Развиваясь, различные варианты темперамента и различные наборы ценностей, сочетаются между собой и рождают многообразные формы политических сил и позиций, как умещающиеся в рамках консервативного участка политического спектра, так и оказывающиеся за его пределами. Поэтому представляется необходимым рассматривать все варианты развития данных процессов как с точки зрения изменений в системе ценностей, так и относительно трансформаций политического темперамента.

Во второй главе «Сущность и типология империй. Империи и консерватизм» рассматривается влияние имперского феномена на консерватизм.

В первом параграфе данной главы «Определение понятия “империя”» рассматривается эволюция отношения к этому понятию в нашей стране и за рубежом, варианты определения даваемые в современных условиях. Делается вывод, что феномен империи складывается из трех составляющих. Во-первых, это должна быть “великая держава” - по крайней мере, по своему потенциалу. Империи знают периоды расцвета и упадка, но до тех пор, пока сохраняется потенциал великой державы, их, при соответствии прочим условиям, можно по-прежнему причислять к данному типу государственных образований. Второе - это гетерогенная природа данного образования. Империя состоит из территорий, значительно разнящихся между собой по уровню и направленности экономического развития, этническому составу населения, его историческому опыту, вероисповеданию, традициям в области политики и тому подобным признакам. Третья, самая важная, составляющая - организация данного образования по типу отношений “центр-периферия” (“метрополия-колонии”). Все компоненты империи находятся в более или менее жесткой зависимости от находящего внутри данного образования “центра”. При чем именно “центр” определяет права регионов и территорий, а не наоборот. «Империю» не следует помещать в иные понятийные ряды, например отождествляя с «тоталитаризмом» или «унитарным государством». Антиподами империи, с точки зрения автора, согласно перечисленным характеристикам, являются “малая держава”, “национальное государство” и “содружество”. Поскольку последний признак (отношения “центр-провинции” или “метрополия-колонии”) является разрядообразующим, противопоставлении “империи” и “содружества” приобретает особое значение. Именно “содружество”, а не “демократия” или “федерация”, в свете современных воззрений, вероятно, может быть признано основным антиподом “империи”. При этом противопоставление и в данном случае не должно, очевидно, проводится исключительно по принципу “плохо - хорошо”.

Второй параграф – «Апология и критика империй» посвящен анализу аргументации «за» и «против» империи, используемой различными идейно-политическими силами. По мнению автора, апология империй сводима к трем основным положениям: «Империи – гарант мира и безопасности внутри своих границ и на международной арене», «Империи способны осуществлять грандиозные свершения и проекты, имеющие общечеловеческую значимость», «Империи выполняют цивилизаторскую миссию». В развитой системе проимперской аргументации последний аргумент занимает центральное место. Ни один из этих аргументов не может быть отброшен как абсолютно ложный, не имеющий подкрепления историческим опытом. Однако, то же самое можно сказать и об аргументах «против», по сути представляющих оборотную сторону аргументов «за». Во многом это - проблема цены, которую приходится платить за имперские достижения. Речь идет о национальном, расовом и прочем гнете, забюрократизированности управления, элементах паразитизма со стороны “центра”, чрезвычайно разрушительных последствиях империалистических войн, если таковые все-таки развязываются, тенденции к всеобъемлющей унификации, уничтожающей неповторимое своеобразие, традиции и культуру народов. Не в состоянии парировать обвинения в унифицирующей роли, апологеты империй стихийно научились перехватывать у своих оппонентов довод о недопустимости разрушения всякого неповторимого своеобразия и обращать его в своих целях. Основой для их позиции в данном случае служит то, что каждая империя, как и любой другой сложный, исторически сложившийся социальный организм, имеет свои собственные традиции, обычаи, культуру, свои уникальные институты и свой неповторимый опыт. Состав противостоящих “империализму” идейно-политических сил включает в себя “национализм-патриотизм” в многочисленных своих вариантах (причем опирающийся как на подвластные народы и имперскую периферию, так и на “титульную нацию” и на “историческое ядро”); “либеральный космополитизм” и “социалистический интернационализм”, а также иной “империализм” и “духовный коллаборационизм”, предполагающий следование за более сильным имперским соперником. Проимперский лагерь на первый взгляд кажется не менее пестрым и разнообразным по своему составу. Однако, фактически он объединен одной основополагающей идеей и ценностью - самой империей, и все внутренние различия сводятся лишь к ее интерпретации и степени сопряжения с другими ценностями и компонентами идеологий. “Да” в подобных случаях всегда имеет более узкие границы мотивации, нежели “нет”.

Третий параграф носит наименование «Типология империй». Рассмотрев различные варианты сравнения и классификации империй, которые предлагались в отечественной и зарубежной литературе в последние десятилетия, автор полагает, что во-первых, более продуктивными и менее поверхностными представляются попытки сравнения близких по времени своего существования имперских образований, нежели поиск древних аналогов современных явлений; во-вторых, необходимо делать упор на чертах сходства и отличия в структуре различных империй, а не на их идеологическом оформлении, господствующем режиме и т.д. Наиболее значимые различия между империями (но не политическими организмами или историко-политическими феноменами в целом), заключены в особенностях подчинения «периферии» «центру», которое может быть прямым и косвенным, опосредованным и непосредственным, формальным и неформальным, явным и завуалированным и т.д. Это в свою очередь во многом зависит от удаленности “периферии” от “центра”, степени их разнородности, характера предшествовавшей экспансии и т.д. Таким образом, возникшее в новое время деление на “континентальные” и “колониальные” империи приобретает, по мнению автора, решающее значение. В основном оно совпадает с делением, согласно геополитическому подходу, на “сухопутные” и “морские” державы. В современных условиях это деление может быть дополнено «неформальными» империями. При всем различии конструкций континентальных, колониальных и неформальных имперских образований, набор элементов, из которых они составляются, в каждом случае примерно один и тот же. Ни одна из конкретных империй не может представлять какой-либо тип в абсолютно чистом виде. _____ В целом индивидуализирующая характеристика империи, с точки зрения автора, кроме временной, географической и цивилизационной привязки, должна включать в себя, ответы на следующие, расположенные в порядке своей значимости вопросы:

а) В какой мере данная империя представляет собой единый территориальный комплекс, а в какой “архипелаг” отделенных друг от друга владений?

б) Каково соотношение “формальной” и “неформальной” части империи?

в) Каково соотношение “туземных” (“национальных”) и “переселенческих” владений, а также владений-”форпостов” в рамках имперской переферии?

г) Какова степень реальной децентрализации власти внутри империи?

д) Каков уровень развития формальных федеративных отношений между регионами империи?

В четвертом параграфе «Империя в системе ценностей консерватизма» рассматривается один из аспектов влияния имперского феномена на консерватизм. Формирование империй нового времени, как правило, наносило удар по тем общественным устоям, которые отстаивались консерваторами. Путь адаптации консерватизма к империи, по всей видимости, не менее сложен и вариативен, чем путь адаптации консерватизма к постимперским условиям. Тем не менее, каковы бы не были постулаты конкретной имперской идеологии, какие бы принципы не провозглашались официальной религией империи, сама “империя”, как некая политическая ценность, консервативна по своей природе. По мере становления и успешного развития империи именно с ней неизбежно начинают связываться представления о “величии” нации и государства. На примере британских тори четко прослеживается как, по мере успешного развития империалистической экспансии, имперские ценности постепенно становятся преобладающими в идейно-политическом багаже консерваторов, а символические атрибуты империи фактически становятся их партийной символикой. Как элемент идеологии и политического мировоззрения, “империя” вполне совместима с другими основополагающими ценностями консервативного блока - “государством”, “нацией”, “церковью” и т.д. Но, приобретая господствующее значение, она неизбежно трансформирует их При этом, по мере развития империи ее сложный организм все более воспринимается как единое целое и интересы этого целого ставятся выше интересов какой-либо из его частей, в т.ч. и самой метрополии. Империя, фактически, ставится выше “государства”, понимается как некое супергосударственное образование, каким по сути и является. Безусловно, что “империя” по самой своей природе не способна сплотить под своим знаменем всех консерваторов. Она не столько вбирает в себя все прежние “традиции”, сколько создает собственную. В условиях активно проводимой империалистической политики, как и в любом другом случае, многообразие консервативного лагеря не может сойти на нет. Даже в период наибольшего накала имперских настроений, среди консерваторов находятся те, кто сохраняет свою особую позицию по данному кругу вопросов. С другой стороны, есть среди консерваторов и деятели, “империализм” которых выражен особенно ярко. Примером в данном случае служит видный деятель партии тори, неоднократно занимавший различные министерские посты, Леопольд Эмери. Система взглядов и ценностей подобная той, которой он придерживался должна испытать наиболее драматические потрясения в условиях имперского распада.

Другой аспект влияния империи на консерватизм рассматривается в пятом параграфе «Имперский пафос и консервативный темперамент». Становление и развитие империи рождает новый, героико-романтический тип консервативного темперамента. Ярким его выражением является творчество Киплинга, по своим политическим взглядам, безусловно принадлежавшего к консервативному лагерю (в этом отношении его могли даже считать «святее Папы Римского»). Энергией, азартом, жаждой деятельности, пафосом строительства и борьбы, а не просто романтикой дальних странствий и экзотических стран, проникнуты многие и многие строчки, вышедшие из-под его пера. При этом творчество Киплинга не представляло в Англии изолированный феномен. Показательна также популярность произведений Киплинга в послереволюционной России, где пафос строительства социализма быстро сменился пафосом строительства державы.

Таким образом, возникновение и развитие империи представляют собой мощное возмущение среды, которое не просто затрагивает консервативный лагерь, но фактически влечет за собой изменение ряда характеристик его основной составляющей. Консервативный мзйнстрим становится имперским, забота об укреплении, расширении, сохранении державы приобретает особое значение для большинства политических консерваторов. При этом консерваторы в данном случае не только реагируют на изменение среды, но и в какой-то мере становятся их инициаторами, на определенном этапе принимая активное участие в процессе строительства империи или даже осуществляя руководство им. Распад же империй, как правило, происходит полностью вопреки желанию и воле консерваторов.

В третьей главе «Распад империи и условия постимперской адаптации консерватизма» рассматривается ситуация, складывающаяся для консерваторов в условиях крушения империи.

Первый параграф данной главы «Империя как развивающаяся система» посвящен рассмотрению взаимодействия различных сфер жизни империи, а также ее составляющих. Любая страна или народ, будучи формально или неформально включена в состав какой-либо империи, по сути, становится частью сложной многоуровневой системы, стремящейся к расширению, самосохранению и развитию. Функционирование и развитие системы предполагает трансформацию ее элементов. Поэтому постимперское пространство, включая и бывший имперский центр, не может воспроизводить доимперские реалии. Кроме того, будучи несводима к сумме составивших ее частей, империя рождает не только новые институты и новые традиции, но и новую общность.. «Советский народ» .в этом смысле не является ни иллюзией, ни исключением. Такая общность не исчезает полностью и после распада империи, по крайней мере сразу.

Процесс крушения империи рассматривается во втором параграфе – «Причины и формы имперского распада». Упадок империи как особой формы организации общества и пространства происходит вследствие развития двух взаимосвязанных тенденций, по сути являющихся двумя сторонами одного и того же процесса - глобальной интеграции и, одновременно, повсеместной фрагментации, становящейся результатом усиления поисков “самобытности” и “непохожести”. (В последнее время получает распространение термин «глокализация»). Однако, существуют и конкретные причины распада любой империи. В конечном итоге они могут быть сведены к изменению соотношения сил - как внутри, так и вне данного имперского образования. Внутри - между “центром” и “периферией”, общеимперскими институтами и антиимперскими настроениями. Вне - между центрами притяжения на мировой арене (необязательно имперскими по своей природе), а также между способностью империи обеспечивать влияние за пределами своих границ и негативным отношением к ней в мировом сообществе и общественном мнении. Роль внутренних и внешних факторов в каждом конкретном случае бывает различной, но и те, и другие присутствуют неизбежно, причем переплетаясь между собой. Соотношение этих факторов в основном определяет форму и скорость распада империи, хотя железной зависимости при этом все же не существует. Два основных варианта развития процесса имперского распада автор обозначает терминами «обвал» и «размывание». Под “размыванием” понимается процесс постепенного отделения от империи различных частей ее периферии в результате внешнего давления и внутренних конфликтов. В новейшее время именно так происходил распад британской и французской колониальных империй. «Обвал» - это не только завоевание извне с последующим переустройством постимперского пространства победителями (Наполеоновская держава, “Третий рейх”, Японская империя и т.д.), но и происходящая при благоприятных внешних обстоятельствах серия успешных национально-освободительных революций (Австро-Венгрия осенью 1918 г.), то же самое в сочетании с разрушительной гражданской войной, дополнительно раскалывающей прежде единое государственное образование (Россия, 1917-18 гг.), наконец радикальные реформы, заканчивающиеся также серией национально-освободительных революций и роспуском державы (СССР, 1989-91 гг.). «Обвал» и «размывание» вполне могут предшествовать друг другу. Опыт свидетельствует также, что _____ возможным является как строить империю под лозунгом ее разрушения, так и разрушать ее под лозунгом строительства; “случайно” империю “убить”, и нечаянно ее спасти.

Третий и четвертый параграфы данной главы посвящены рассмотрению и характеристике факторов соответственно препятствующие и способствующие постимперской адаптации консерватизма. К числу препятствующих факторов автор относит: противоречивость и неустойчивость постимперского порядка вещей, включая конфликты на постимперском пространстве и неоднозначность последствий распада для развития и расширения демократии; дискомфорт, ощущаемый в новых условиях титульной имперской нацией; идущие параллельно распаду интеграционные процессы и укрепление других центров силы; дисбаланс сил между бывшей метрополией и “новыми независимыми государствами” взятыми в отдельности. Факторами, способствующими адаптации, автор полагает: иллюзии обратимости процесса распада империи и трансформации империи в «содружество»; бремя имперских и постимперских обязательств; крушение националистических иллюзий в новых независимых государствах; участие консервативных сил в политическом “обустройстве” постимперского пространства; продуманность системы постимперских компенсаций; параллельный либо близкий по времени распад других имперских образований; несоизмеримость доступных имперских достижений с прошлым величием. Соотношение факторов препятствующих и способствующих процессу постимперской адаптации консерватизма зависит от конкретной ситуации и ряда объективных обстоятельств. Тем не менее, немаловажную роль в данном случае играют и субъективные моменты, а потому имеются реальные возможности для обдуманного и целенаправленного воздействия на данный процесс, коррекции его хода и т.д.

Конкретные механизмы постимперской адаптации консерватизма по аналогии с предыдущим также рассматриваются в работе в двух плоскостях - как трансформация системы ценностей и как нейтрализация определенного темперамента, заряженного имперским пафосом.