Литература (по всем темам курса)
| Вид материала | Литература |
- Литература ко всем темам курса, 93.99kb.
- Е. Л. Невзгодина предпринимательское право российской Федерации Омск 2006 Е. Л. Невзгодина, 5096.62kb.
- Название курса, 106.28kb.
- Английская литература. , 57.37kb.
- Пособие для учителей. М.: Просвещение, 1972. 240с., 63.53kb.
- Программа элективного курса «Генетика наука будущего», 163.54kb.
- Задачи. Суммарное количество баллов 20 Вторая контрольная работа включает задания, 7.81kb.
- М. Ш. Экономика и планирование на предприятиях торговли и питания: Учебное пособие, 36.77kb.
- Курс лекций по спецкурсу для студентов высших юридических заведений и юридических факультетов, 5264.96kb.
- Льности содержит практические занятия по всем темам, развивает навыки и умения по анализу, 363.95kb.
И. В. КОНДАКОВ
РУССКАЯ КУЛЬТУРА :
КРАТКИЙ ОЧЕРК
ИСТОРИИ И ТЕОРИИ
МОСКВА 1998
ОГЛАВЛЕНИЕ
Введение
Глава I . История как феномен русской культуры
- Парадигматика русской культуры
- Морфология русской культуры
- Топология русской культуры
- Русская история как социокультурное целое
Вопросы
Литература (по всем темам курса)
Глава II. Ментальное единство русской культуры
- Менталитет — глубинная структура культуры
- Месторазвитие и природное наследие в генезисе русской ментальности
- “Взаимоупор” в структуре менталитета русской культуры
- Бинарность русской культуры
- Менталитет — глубинная структура цивилизации
Вопросы
Литература
Глава III. Культура языческой Руси
- Своеобразие восточнославянской мифологии
- Опыт модернизации древнерусского язычества
- Роль древнерусского язычества в христианизации Руси
- Культурная “вненаходимость” как результат ментальных “мутаций”
Вопросы
Литература
Глава IV. Христианская культура Древней Руси
- Крещение Руси в социокультурном контексте
- Метаисторичность древнерусского мировоззрения
- Путь святости и путь культуры в Древней Руси
Вопросы
Литература
Глава V. Русская культура на пороге Нового времени
- Традиционное и нетрадиционное в русской культуре XVI в.
- Культура официальная и неофициальная
- Возрастание личностного начала
- “Смута” как образ мира в XVI — XVII вв.
- Ломка жанровой системы древнерусской культуры в XVII в.
- Русское барокко — “предфинал” традиционной культуры Руси
Вопросы
Литература
Глава VI. Культура русского Просвещения
- Смысл и цель Петровских реформ
- Противоречия русской культуры XVIII в.
- Дворянское Просвещение в России
Вопросы
Литература
Глава VII. Классическая русская культура
- У истоков русской культурной классики
- Борьба “Востока” и “Запада” в русской классической культуре
- “Взаимоупор” либерализма и радикализма
- Дихотомия русской культуры в XIX в.
Вопросы
Литература
Глава VIII. Культура серебряного века
- Становление русской неоклассики
- Русский “культурный ренессанс”
- Задачи творческого синтеза в культуре
- Социокультурный разрыв
- Культурный релятивизм Серебряного века
Вопросы
Литература
Глава IX. Русская советская культура
- Предыстория советской культуры
- Культура как оружие большевизма
- Ленинская культурная революция
- Советская тоталитарная культура: становление и развитие
- Сущность и смысл советской культуры в целом
Вопросы
Литература
Глава X. Культура русского зарубежья
- Культурно-исторические истоки русской эмиграции
- Возникновение “железного занавеса”
- “Раздвоение единого” в русской культуре XX в.
- Культура русской диаспоры
Вопросы
Литература
Глава XI. Культура постсоветской России
- Феномен “эристики” в истории русской культуры
- “Эристика” в российской культуре конца XX в.
- Посттоталитарная “вненаходимость” русской культуры
- “Драматургия” русского постмодерна на рубеже XXI в.
Вопросы
Литература
Глава XII. Архитектоника русской культуры
- Кумулятивное развитие
- Дивергентное развитие
- Попытка культурного синтеза
- Селективное развитие
- Конвергентное развитие
Заключение
Вопросы по всему курсу
Посвящаю своим ученикам
ВВЕДЕНИЕ
Жанр этой книги обозначен как "краткий очерк". Разумеется, это не является апелляцией к слывшему в свое время "катехизисом" исторической науки, а ныне основательно забытому сталинскому "Краткому курсу истории ВКП(б)". Тот "краткий курс" означал, что содержание, выходящее за границы дозволенной схемы, может оказаться ошибочным, вредным, опасным и не годится "для среднего ума", потребляющего готовые продукты, идеологически проверенные и отфильтрованные. Краткость настоящего курса не имеет ничего общего с политико-идеологическими схемами прошлого или настоящего. Его лаконизм и неизбежный схематизм продиктован научными и дидактическими целями.
Автору хотелось представить историю русской культуры в предельно конспективном изложении, в результате которого обилие эмпирического материала различного рода останется в стороне, "за скобками", но зато обнажатся имманентные закономерности становления и развития отечественной культуры в течение более чем целого тысячелетия, выявятся типологические черты русской культуры, составляющие ее национальное своеобразие и определяющие ее мировое значение среди других великих культур человечества. В отличие от печально знаменитого сталинского "Краткого курса" читатель данной книги не только может, но даже обязан выходить за пределы предложенной здесь концепции русской культуры, уточняя ее параметры, проясняя логику, наполняя ее конкретикой, может быть, не известной или не учтенной автором, — т. е. проверяя ее на прочность в том или ином отношении. Краткость нашего курса — это обнажение смысловой "конструкции" того целого, которое мы зовем русской культурой.
Хочу обратить внимание читателя на еще одну особенность книги, отраженную в ее заглавии. Речь в ней идет не только об истории русской культуры, но и о ее теории. Длительное время считалось, что историй национальных культур много (столько, сколько мы насчитываем культур), а теория культуры одна, и эта теория приложима в равной мере к любой конкретной культуре — первобытной, античной, средневековой, западноевропейской, восточной, русской, всемирной и т. д. Впрочем довольно скоро мы убедились в том, что существуют разные теории культуры, причем не только взаимодополняющие, но и противоречащие друг другу, даже взаимоисключающие. Причем невозможно однозначно признать истинной лишь какую-то одну из них (или две-три). И это явление можно понять: система культуры настолько сложна и внутренне противоречива, что в различных аспектах, с разных точек зрения, в разнообразных контекстах она обретает отличный смысл и оценку, а культура в целом предстает как многомерное и многозначное целое, принципиально постигаемое через различные концептуализации. Поэтому в культурологии правомерно говорить о неисчерпаемой множественности определений культуры, концепций культуры, теорий культуры, что составляет не ущербность или ограниченность этого феномена, но его своеобразие и огромное преимущество перед иными общественными явлениями, гораздо более однозначными и одномерными по своей природе.
Мало этого. Признавая плюрализм теорий культуры, их равноправие перед истиной и конкретикой той или иной культуры, мы должны, далее, признать, что для каждой культуры может быть выведена своя, только этой культуре свойственная теория (или, если быть последовательным, — совокупность, "пучок" , "веер" теорий данной культуры, соответствующих ее специфике и объясняющих ее в общем виде). Если представить историю русской культурологической мысли как цепочку концепций русской культуры (а это нетрудно, поскольку отечественная культурологическая мысль по преимуществу "специализировалась" на философской и социологической концептуализации русской культуры), то мы будем иметь дело с теориями русской культуры Н.Карамзина, П.Чаадаева, А.Хомякова, В.Белинского, И.Киреевского, А.Герцена, бр.Аксаковых, Н.Чернышевского, К.Кавелина, Н.Добролюбова, М.Каткова, Д.Писарева, Ап.Григорьева, А.Афанасьева, Ф.Буслаева, Н.Данилевского, Ф.Достоевского, Н.Страхова, К.Леонтьева, Н.Михайловского, В.Соловьева, Л.Толстого, В.Розанова, Д.Мережковского, Р.Иванова-Разумника, Г.Плеханова, Вяч.Иванова, А.Белого, Н.Бердяева, И.Ильина, Ю.Тынянова, В.Проппа, М.Бахтина, Г.Гуковского, И.Грабаря, Б.Асафьева, Д.Лихачева, Ю.Лотмана, Б.Успенского, В.Топорова, А.Панченко, Ю.Степанова и еще многих, многих других.
Все это будут теории именно русской культуры, и очень разные концептуально; в то же время при всех своих различиях они будут представлять разные варианты теории русской культуры, а не одной лишь ее истории или эмпирического описания. То общее, что объединяет эти различные теоретические модели русской культуры, — это, во-первых, сам их предмет — русская культура как своеобразный феномен; во-вторых, — теоретический характер знания о русской культуре (при всей вариативности предлагаемых версий этого знания). Несколько абстрагируясь от теоретических различий концепций русской культуры, можно сказать, что история отечественной культурологической мысли в полемике и напряженном поиске вырабатывала многогранное, многоаспектное теоретическое знание о том, что собой представляет русская культура, в чем состоит ее национальное своеобразие и мировое значение, как складывается ее место во всемирной культуре. В этом смысле все теоретические концепции русской культуры являются составляющими единой теории русской культуры. Что же касается данной книги, то представленный в ней краткий очерк конспективно излагает не только историю русской культуры, но и ее теорию, — теоретическую, философскую рефлексию русской культуры и ее истории.
Наконец, следует сказать и еще об одном важном смысле названия этой книги, отражающем характер авторского замысла. Сама история русской культуры в данном курсе представлена теоретически, концептуально — с точки зрения ее общей логики, закономерностей, принципов, предпосылок и итогов, тенденций, смыслового целого. Это, так сказать, теоретическая история русской культуры, теоретический взгляд на историю русской культуры, а вместе с тем и на саму русскую историю как поступательную динамику присущих ей ментальностей, смысловых структур. Иными словами, читатель этой книги имеет дело с определенной моделью русской культуры, обладающей соответствующими атрибутами теоретической модели: системностью, логической последовательностью, объяснительными возможностями, своеобразной теоретической наглядностью и методической функциональностью, что искупает неизбежные при любом теоретическом моделировании (особенно в гуманитарном знании) схематизм, отвлеченность, излишнюю жесткость в отборе, интерпретации и оценке необъятного культурно-эмпирического материала.
Автор этой книги представляет новый, теоретически более “продвинутый” вариант своей концепции русской культуры, развитой в многочисленных публикациях, в том числе и в авторских и коллективных пособиях по истории отечественной и мировой культуры. В одних аспектах концепция автора уточняется, в других — дополняется и развивается, в третьих —достраивается и пересматривается, в четвертых — создается заново как новая модель. Однако между всеми вариантами авторской теории русской культуры существует логическая связь преемственности и последовательности.
В отличие от предыдущих учебных книг автора, посвященных русской культуре, — "Введение в историю русской культуры (теоретический очерк)" — М.: Наука, 1994 — и "Введение в историю русской культуры" — М.: Аспект Пресс, 1997 — настоящий курс, в силу взятой на себя сверхзадачи, характеризуется не только лаконизмом и схематичностью, но и специфическими приемами обращения с эмпирическим материалом. В этой книге нет подробного анализа культурно-исторических фактов и событий, число разборов отдельных явлений и процессов культуры сведено к минимуму, почти нет цитат. Большинство упоминаний — имен, произведений, трактовок и оценок — фигурирует "списком", как лишь напоминание о той или иной области примеров, которая может быть самостоятельно расширена, дополнена или сужена читателями — по их усмотрению и желанию. Автор ограничивается лишь пунктирным изложением канвы культурно-исторического процесса, которая может быть различным образом расцвечена, углублена, наполнена. Каждая глава книги посвящена крупной культурно-исторической эпохе, представляющей отдельную парадигму в истории русской культуры. После каждой главы помещаются вопросы по материалы главы и список необходимых или возможных источников, а также рекомендуемой по данной теме научно-исследовательской и учебной литературы.
Это дает возможность рассматривать настоящую книгу как конспективный курс истории русской культуры, как относительно популярное пособие для самообразования и в то же время как лаконичное теоретическое исследование русской культуры и ее истории, характеризуемое учебно-методической направленностью и объяснительным пафосом. Автор надеется, что данная книга представляет довольно универсальный жанр, а потому может быть востребован как учащими, так и учащимися разных уровней подготовленности
В заключение автор выражает глубокую признательность своим коллегам —А.С.Ахиезеру, Н.Г. Багдасарьян, И.Н. Данилевскому, И.А. Едошиной, Б.С.Ерасову, Г.И. Зверевой, В.Б. Земскову, Т. С. Злотниковой, Ю.А.Кимелеву, Т.Ф.Кузнецовой, С.Я.Левит, А.В.Михайлову, Т.Н.Очировой, Н.Г.Полтавцевой, Л.А.Рапацкой, Э.В. Сайко, А.Я. Флиеру, А.Л. Юрганову, И.Г.Яковенко, которые своими рекомендациями и советами — на разных этапах работы — содействовали совершенствованию авторской концепции, методологии и методики курса. Не могу не упомянуть здесь также своих учеников — студентов и аспирантов, в тесном общении и сотворчестве с которыми родился этот курс и были сформулированы его ключевые идеи и принципы. Особенно я благодарен А. Баранову, С. Бартеневой, Л. Брусиловской, М. Дорониной, Е. Иньшаковой, Т. Коваленко, Н. Ковешниковой, Н. Конрадовой, О. Кононенко, Ю. Корж, Т. Лебедевой, А. Мартынову, Н. Набоковой, Д. Платоновой, Е. Родионовой, Е. Степановой, Л. Хачатурян, А. Ходорову, И. Шмурновой, Е. Ягодиной, которым я и посвящаю свой труд, который вряд ли был бы возможен без их идейного и морального участия. Большую техническую и организационную помощь в работе над рукописью этой книги мне оказал мой сын С.Кондаков — тоже в некотором роде мой ученик.
Глава I
^ ИСТОРИЯ КАК ФЕНОМЕН РУССКОЙ КУЛЬТУРЫ
1. Парадигматика русской культуры
Историю России и неотрывную от нее историю русской культуры отличают постоянно воссоздаваемая неустойчивость, нестабильность общественной системы, несбалансированность социальных реалий и культурных значений, их непрерывная изменчивость, текучесть, а потому непредсказуемость. Можно вести речь о преимущественно дискретном характере социокультурной истории России. Выдающийся мыслитель ХХ в. Н.А. Бердяев в своей знаменитой работе "Истоки и смысл русского коммунизма" (1937) писал что история русского народа развивается через "прерывность" и "изменение типа цивилизации". В русской истории, по его убеждению, не существует "органического единства". Бердяев насчитывал в истории России пять "разных Россий": Русь киевскую, Русь монголо-татарскую, Россию московскую, Россию петровскую, императорскую и, наконец, советскую Россию.
Бердяев был прав, когда выделял в российской истории несколько резко отделенных друг от друга периодов и чередование "разных Россий", понимаемых метафорически — как смена разительно отличающихся друг от друга культурно-исторических парадигм или стилей культуры. Однако сегодня очевидно, что и эти пять культурных систем не исчерпывают российской истории: наряду с советской Россией была и русская эмиграция (русское зарубежье), представлявшая собой принципиально иную парадигму; после "перестройки" и распада СССР, начиная с 1991 г., мы ведем отсчет посттоталитарной истории России, или "постсоветский" период отечественной истории; эпоха Серебряного века (рубежа XIX — начала ХХ вв.), по мнению многих современников, в том числе и по представлениям самого Бердяева, составляла особый стиль культуры, отличный от культуры императорской России (сегодня это тем более очевидно). Очевидно, что Россия Смутного времени (включая весь XVII в.) также выпадает из культуры Московской Руси; Русь дохристианская, языческая, существовала, пусть и весьма аморфно, до Киевской Руси и составляет также отдельный (первичный) период русской истории.
Таким образом, мы насчитаем уже десять (10 !), т. е. ровно вдвое больше культурно-исторических парадигм в истории отечественной культуры, нежели это предполагал Бердяев, что чрезвычайно много для одной культуры, даже прожившей более 11 веков (истоки языческой Руси теряются в доисторической глубине и не могут быть датированы с какой-либо определенностью). Тем более невероятно, чтобы в рамках одной национальной социокультурной истории наблюдалось бы от 5 до 10 разных типов цивилизаций; следует, вероятно, говорить о нескольких различных модификациях (фазах) одной цивилизации. По-видимому, и бердяевское суждение об "изменении типа цивилизации" следует понимать не как утверждение перманентной смены типов цивилизаций одной народностью или этнической общностью, но как констатация самой изменчивости типа цивилизации, ее внутреннего динамизма как важного типологического признака.
Несомненно, что каждый из перечисленных Бердяевым пяти периодов резко отличается от предыдущего и последующего и характеризуется социокультурным своеобразием и внутренним единством. Переход же от одного замкнутого в себе социокультурного этапа к последующему в большинстве случаев оказывается невозможным как постепенный, эволюционный путь: это каждый раз резкая, внезапная "ломка" целостной и единой социокультурной системы (для ее обозначения принят сегодня термин "парадигма"), или, сказать иначе, своего рода революционная смена культурно-исторических парадигм. Однако в трех случаях переход российской цивилизации от одной эпохи к другой (от Древней Руси к Новому времени; от классического периода русской культуры к Новейшему времени; от советской к постсоветской эпохе) потребовал отдельных переходных периодов, довольно длительных и драматических по сути происходивших в это время социокультурных процессов, составивших отдельные парадигмы. Об этом ниже пойдет речь особо.
По существу, вся история России и русской культуры претерпевала многочисленные поворотные пункты, точнее — ломки социально- и культурно-исторического процесса. Происходившая при этом смена ценностно-смысловых систем и стилевых принципов культуры (культурно-исторических парадигм), изменение самого типа цивилизации, происходившее "толчками" и готовившееся внешне незаметно, "подспудно", была, по сравнению с иными типами цивилизаций, особенно резкой и глубокой (что и давало основание Бердяеву говорить об "изменении типа цивилизации"); однако тип российской цивилизации на самом деле не менялся, но находился в процессе непрерывного становления, эволюции, а потому не оставался неизменным; однако дискретность цивилизационного развития была слишком очевидной, чтобы оставаться незамеченной как особенность российской истории.
В истории русской культуры и российской цивилизации таких "ломок" культурно-исторической парадигмы было гораздо более четырех (между "пятью Россиями"): 1) Крещение Руси и создание восточными славянами централизованного государства; 2) завоевание Руси монголами; 3) создание Московского царства и утверждение русского самодержавия; 4) Смута и кризис российской государственности; 5) религиозный Раскол и начало Петровских реформ; 6) осуществление крестьянской реформы (отмена крепостного права); 7) русская революция 1905/ 07 — 1917 г.; 8) "Великий перелом" 1929 г. — сталинский Термидор (начало советского тоталитаризма); 9) "Оттепель" — осуществление первых либерально-демократических реформ; 10) Август 1991 г. — крушение тоталитарного режима, начало распада СССР и постсоветской эпохи.
Нетрудно заметить не только разрушительный, даже катастрофический характер каждой из перечисленных социокультурных "ломок", имевших далеко идущие культурно-исторические последствия (помимо последствий социальных и политических), но и их взаимнопротивоположную направленность: Крещение Руси и религиозный Раскол; порабощение Руси Ордой и самоутверждение Московского царства; антикрепостническая реформа и сталинская коллективизация; социалистическая революция 1917 г. и "вторая русская революция" 1991 г.; создание Петром I Российской империи и крах советской и постсоветской империи на рубеже ХХ и XXI вв. Все эти взаимоисключающие исторические тенденции придают социокультурной динамике России особенно противоречивый, напряженный и драматический характер, требующий своего научного осмысления и корректного объяснения. Общие закономерности социодинамики культуры получают на материале русской истории свое особенное, неповторимо своеобразное воплощение.
Для понимания причин и характера происходивших в истории отечественной культуры резких смен социокультурных парадигм необходимо в каждом отдельном случае внимательно проанализировать возникающие в переломные моменты истории состояния социокультурной неполноты, взаимного несоответствия социальных предметов и культурных значений, порождающие глубокие и нередко неразрешимые противоречия, ведущие к общественно-исторической нестабильности, политической и ценностно-смысловой неустойчивости. Изучение социокультурных противоречий, выступающих в качестве движущих причин культурно-исторического развития, в отношении России и русской культуры исключительно важно.
Принципиальное значение для понимания социокультурных противоречий национальной истории культуры приобретают противоречия между социальными и культурными явлениями, случаи взаимного несоответствия между социальными предметами и их культурными значениями (оцениваемые с различных мировоззренческих позиций); культурные смыслы и оценки взаимоисключающей идейной и политической направленности. Многие из таких "перечащих" социокультурных несоответствий возникают в результате "наложения" друг на друга двух (или даже нескольких) культурно-исторических этапов, противоречивого сосуществования во времени и пространстве социальных и культурных явлений, генетически восходящих к различным историческим периодам и фазам развития культуры и общества (социокультурная многоукладность и т.п.). Характерными в истории отечественной культуры, например, являются столкновения домонгольских и послемонгольских, допетровских и послепетровских, дореформенных (1861) и пореформенных, дореволюционных (1917) и послереволюционных, советских и постсоветских социокультурных норм.
Нередко культурно-исторические парадигмы в русской истории, действительно, наслаивались друг на друга: один этап еще не завершился, в то время как другой уже начался. Будущее стремилось осуществиться тогда, когда для этого еще не сложились условия, и, напротив, прошлое не торопилось уходить с исторической сцены, цепляясь за традиции и укорененные в обществе нормы и ценности. Подобное историческое наслоение этапов, конечно, встречается и в других мировых культурах — восточных и западных,— но в российской цивилизации оно становится постоянной, типологической чертой: язычество в Киевской Руси сосуществует с христианством; традиции Византии в Московском царстве переплетаются с монгольскими новациями; в петровской России резкая модернизация сочетается с глубоким традиционализмом допетровской Руси; в советское время глубоко укорененный в традициях западноевропейской культуры марксизм соединился с российским почвенничеством и религиозным фундаментализмом, породив в результате чудовище сталинского тоталитаризма. Периоды параллельного сосуществования (соположенности) сменяющих друг друга этапов и соответствующих культурно-исторических парадигм длились в российской истории подчас не десятилетия, а века. При этом можно заметить, что тенденции культурно-исторического развития России то и дело опережали цивилизационные, вступая с ними в неразрешимые противоречия или в трудно объяснимые альянсы. Особенно заметно это в переходные эпохи — в XVII в., в до- и послереволюционный периоды ХХ в., в конце ХХ в.