Geum.ru

Отечественная историография российского либерализма начала ХХ века

Вид материалаАвтореферат

Содержание


Третья глава
Во втором параграфе
В третьем параграфе
В четвертом параграфе
В четвертой главе
В пятой главе
Подобный материал:
1   2   3   4   5
В четвертом параграфе рассматривается постсоветская историография. В нем показано, как на рубеже 1980 – 90-х гг. в советской, а затем российской исторической науке начался новый этап изучения либерализма, что связано с падением идеологических ограничений и расширением источниковой базы. Процесс обновления исторической науки стал развиваться в двух направлениях: 1) освоение новой проблематики, прежде недоступной для исследования; 2) переосмысление сделанного ранее. Применительно к истории российского либерализма эти направления пересекаются. Например, изучая политические биографии лидеров либерального движения (тема, практически отсутствовавшая в советской историографии), историки одновременно и переосмысливают прежние подходы к изучению либерализма.

Ведущая роль в изучении российского либерализма в постсоветский период принадлежит В.В. Шелохаеву и историкам его школы. (Д.В. Аронов, Н.И. Канищева, Л.В. Селезнева, И.В. Нарский и др.), которые вывели изучение данной проблематики на качественно новый уровень. В настоящее время российский либерализм рассматривается историками как сложносоставное социокультурное явление, идет изучение процесса формирования и эволюции либерализма в контексте трансформирующейся исторической среды.

Проведенный нами анализ современной научной литературы показал, что история российского либерализма широко изучается как по количественным показателям, так и по тематике исследований. За период с 1992 г. вышло в свет более 60 монографий и значительное число статей по данной проблематике. С одной стороны, продолжается разработка традиционных для отечественной историографии аспектов истории либерализма: земско-либеральное движение конца ХIХ – начала ХХ века; деятельность либеральных политических партий; роль либералов в парламенте и органах местного самоуправления, во Временном правительстве, в организации и деятельности антибольшевистских правительств и т.п. С другой стороны, предметом исследований становятся темы, которые советская историография либо вообще не замечала, либо уделяла им мало внимания: мировоззренческая парадигма либерализма, его социальная доктрина, политическая концепция, философские позиции отдельных представителей. Активно изучаются политические биографии лидеров либерального движения, особенности их идеологических воззрений.

По нашим подсчетам за 1992 – 2009 гг. было защищено около 150 диссертаций (20 докторских, 130 кандидатских) по истории российского либерализма. Бесспорный лидер по тематике – история либеральных политических партий, причем в этой группе большинство кандидатских работ посвящено деятельности партийных организаций в различных регионах страны. Новаторские работы в этой сфере появлялись в том случае, если исследователь подходил к проблеме комплексно. Так, О.А. Харусь рассмотрела все проблемы либерального движения в довольно большом регионе – Сибири, а И.В. Нарский изучил всю систему провинциальной партийности на Урале.

Другая особенность «диссертационного среза» – рост числа работ с анализом взглядов и политической деятельности лидеров либерального движения. Эта тематика в настоящее время является одной из ведущих. Активно изучается идейно-политическая доктрина российского либерализма. Как и в советское время, большинство исследователей защищается по историческим наукам. Но наблюдается рост работ по философским, политологическим, юридическим и другим отраслям гуманитарного знания, причем большинство из них посвящено либеральной идеологии.

^ Третья глава посвящена изучению историками идеологических и организационных основ либерального движения. В первом параграфе анализируются проблемы взаимосвязи старого и нового либерализма в отечественной историографии. Показан генезис термина «новый либерализм» в социал-демократической публицистике начала ХХ в., видевшей главное отличие старого либерализма от нового в их классовой основе: первый опирался на помещиков, отражая их сословные интересы, а последний – на новую буржуазную интеллигенцию, выражая интересы капиталистического развития страны. Большевистские авторы подчеркивали контрреволюционную сущность либерализма, стремились сблизить различные либеральные течения друг с другом и с консервативными силами. Меньшевики противопоставляли старый и новый либерализм, подчеркивая демократический характер последнего. Оба этих направления получили развитие в советской историографии.

Либеральная историография исходила из существования в России двух борющихся лагерей: за конституцию (прогрессивного) и против нее (реакционного). Либеральное движение рассматривалось как составная часть освободительного движения, из чего вытекали сглаживание принципиальной разницы между либеральным и революционным движением, подчеркивание единства различных либеральных течений. Суть расхождений между социал-демократической и либеральной парадигмами заключалась в оценке сущности либерального движения. Для социал-демократов либерализм – классовое явление (отсюда и деление на старый помещичий и новый буржуазный либерализм). По мнению либералов, освободительное движение (включая либеральное) выражало общенациональные, надклассовые интересы, являлось демократическим и социальным.

В советской историографии высказывались разные точки зрения. Е.Д. Черменский считал, что до 1905 г. либеральная оппозиция развивалась преимущественно в земствах, ставя знак равенства между земским либерализмом и Союзом освобождения. Он полагал, что образование Союза освобождения было только этапом в развитии земско-либерального движения. Иную позицию занял И.Ф. Гиндин, разделявший старый, или традиционный, земский либерализм и новый, или «настоящий буржуазный либерализм», который принял форму освобожденчества. Историк полагал, что новый либерализм оставался до революции 1905 г. движением «буржуазной интеллигенции» и не пользовался поддержкой политически инертной крупной буржуазии. Точку зрения И.Ф. Гиндина поддержал К.Ф. Шацилло, полагавший, что развитие капитализма неизбежно должно было породить либерализм более высокого качества – новый либерализм, носителем которого стала «новая буржуазная интеллигенция». Идейным выразителем нового либерализма стал Союз освобождения, который в своей деятельности далеко ушел от земского либерализма. Шацилло доказывал эту мысль, указывая на численное преобладание на съездах Союза освобождения «неземского» элемента, изменение тактики либералов, перешедших к нелегальным действиям, радикализм их требований.

В итоге советская историография, стала понимать под термином «новый либерализм» освобожденческий либерализм «буржуазно-демократической» интеллигенции, который, всецело оставаясь в пределах российского либерализма, уклонился резко влево от старого помещичьего дворянского земского либерализма. Социальную основу нового либерализма видели в «буржуазной интеллигенции», как в том слое, который способен наиболее адекватно отразить потребности капиталистического развития страны.

В параграфе раскрыты основные направления изучения нового либерализма в постсоветский период. Существенная роль в этом принадлежит В.В. Шелохаеву показавшему, что отличие нового либерализма от старого заключается не только в социальном составе (преобладание интеллигенции) и тактике (использование нелегальных методов борьбы), но и прежде всего в качественном изменении либеральной системы ценностей, в переходе ее на новый уровень. По его мнению, переход к новому либерализму означал смену одной мировоззренческой системы другой, более соответствующей западноевропейским понятиям о гражданском обществе и правовом государстве. Идеологи нового либерализма пересмотрели отдельные положения классического либерализма ХIХ в. (например, принцип невмешательства государства в экономику), и дополнили их целым рядом принципиально новых (демократизм и социальный реформизм). Исследователь показал, что революция, в понимании либералов нового типа, сводилась к политическому освобождению России от авторитарного режима и замене его правовым государством. Шелохаев пересмотрел аксиоматическое положение советской историографии о буржуазном характере нового либерализма, показал, что в его основу была положена концепция синтеза двух сил – «внеклассового» государства и «бессословной» интеллигенции, кровно заинтересованной в модернизации страны.

В постсоветский период новый либерализм изучается как направление общественной мысли, как доктрина, отстаивающая свободу личности. Исследователи видят взаимосвязь старого и нового либерализма в признании самоценности человеческой личности и ее свободы, защите идеи правового государства, неприятии любых форм правового позитивизма, признании приоритета правозаконности над политикой. Различия отмечаются в истолковании собственности; в интерпретации прав человека по отношению к государству; в понимании принципа равенства. Л.И. Новикова и И.Н. Сиземская показали, что собственность мыслилась либералами не как принадлежащая индивиду вещь, а как поприще человека, основа его хозяйственно-предпринимательской деятельности и культурного творчества. Определение свободы как равной и одинаковой для всех возможности произвольного действия заменялось более содержательным ее пониманием как свободы самореализации человека. В интерпретации нового либерализма равенство предполагает поддержку со стороны государства того рода деятельности, в которой человек нуждается.

Социальный характер нового либерализма не вызывает сомнений в современной историографии. Поэтому термин «социальный либерализм» как синоним «нового либерализма» широко представлен в научных работах. А. Валицкий, Г.Г. Савельев, Н.Р. Голубев считают стержнем нового либерализма его социальный характер, стремление обеспечить каждому гражданину право на достойное существование. Признав демократический и социальный характер нового либерализма, не замечавшийся советскими историками, современная историография, по сути, встала на позиции либеральных теоретиков начала ХХ в. Однако эти характеристики либерализма оцениваются не однозначно. Исследователи отмечают, что либералы идеализировали демократию, не замечали ее противоречий, недооценивали всей сложности и противоречивости массового менталитета, национальной традиции.

В новейшей историографии обозначилась тенденция революционизировать новый либерализм и кадетскую партию, вывести их за пределы «либеральной семьи», доказать их родство с социалистами. Эта тенденция представлена в рамках консервативно-либерального подхода, в основе которого лежит идея защиты частной собственности как гарантии свободы личности. В упрек новому либерализму ставятся отход от принципов классического либерализма ХIХ в., проявление симпатий к различным вариантам социализма, отсутствие в программных документах ПНС положений о защите частной собственности. Анализ данной точки зрения показал ее необоснованность. Право собственности является не системообразующей либеральной идеей, а лишь одним из структурных элементов либеральной системы ценностей, в центре которой стоит свобода личности. Поэтому частная собственность важна и нужна постольку, поскольку подкрепляет свободу человека, а провозглашение ее «священной и неприкосновенной» может быть понято как проявление защиты своекорыстных интересов отдельных социальных групп. Как показали современные исследования, важнейшей особенностью нового либерализма стало пристальное внимание к социальным вопросам, стремление синтезировать либеральные, демократические и социалистические идеи, что вполне вписывалось в контекст идейных поисков российской интеллигенции рубежа веков. Кадеты выказывали сочувствие социализму, понимаемому ими как совокупность мер социального характера, принимаемых государством. Однако идейные поиски нового либерализма носили, прежде всего, либеральный, а не социалистический характер, поскольку в центре внимания находилась проблема свободы личности. Данный тезис убедительно обоснован Е.Л. Рудницкой, Т.В. Кисельниковой, И.П. Смирновым, С.И. Глушковой и др.

Таким образом, отечественная историография выявила специфические черты нового либерализма как на теоретическом уровне, так и в сфере практической политики, изучила его взаимосвязь со старым либерализмом. Историографический анализ показал серьезную методологическую проблему – отсутствие единого терминологически-понятийного аппарата, что явно затрудняет синтез научных достижений, приводит к отсутствию закрепленных и общепризнанных оценок и зачастую способствует реанимации отдельных ошибочных утверждений.

^ Во втором параграфе анализируется проблема идентификации либеральных политических партий России начала ХХ в. современниками и историками. Подавляющее большинство историков считает конституционно-демократическую партию основной партией российского либерализма. Однако сами кадеты не считали себя либералами в классическом смысле этого слова, поскольку в начале ХХ в. содержание, смысловое наполнение тех или иных терминов, включая «либерализм», не вполне соответствовало нашим сегодняшним представлениям. Многие будущие кадеты, испытав сильное влияние марксизма, усвоили взгляд на либерализм как буржуазную идеологию. Назвать себя либералами в то время означало признать свой буржуазный характер. Пойти на это кадеты не могли, поскольку считали себя надклассовой (внеклассовой) партией, выражавшей интересы всего народа. Отсюда вытекала оценка кадетами своей партии не как либеральной, а как оппозиционной, демократической, стоящей в центре общественного движения. Связывая термин «либерализм» с буржуазией, кадеты применяли его по отношению к октябристам и близким к ним партиям.

В досоветский период социалистические публицисты безоговорочно признавали либерализм кадетов, но не могли определиться, можно ли этот термин применять к октябристам и близким к ним партиям, которые идентифицировались как консервативные, консервативно-либеральные, умеренно-либеральные. Взгляды представителей консервативного лагеря на расстановку партийно-политических сил отличались эклектизмом, и существенное влияние на историческую науку не оказали.

В советской историографии идентификация кадетов как либералов не вызывала сомнений, но с октябристами было сложнее. Выявилось два противоречия. Во-первых, отсутствовало определенное указание В.И. Ленина в разное время по-разному оценивавшего октябристов. Во-вторых, в партию октябристов входили как помещики, так и буржуазия – в противоречии с представлениями о прямой связи буржуазии с либерализмом, а помещиков с консерватизмом. В итоге в советской историографии сложились две основные точки зрения. Одни историки (Е.Д. Черменский, А.Я. Аврех, В.В. Шелохаев), подчеркивая либерализм программатики октябристов, считали их представителями правового фланга российского либерализма, отмечая в их деятельности тенденцию к стиранию граней между либеральным и консервативным лагерями. Другие историки (В.В. Комин, В.С. Дякин, Л.М. Спирин) отказывали октябристам в либерализме, обращая внимание на факты их сотрудничества с правительством.

В современной историографии в большинстве случаев либерализм кадетов не ставится под сомнение. Проблема идентификации октябристов остается дискуссионной. Историки обращают внимание, что октябризм возник на стыке двух идеологий – консервативной и либеральной, и в разное время по разным вопросам октябристы выступали то как консерваторы, то как либералы. Отсюда и определение октябристов как конституционных монархистов, умеренных монархистов, либеральных консерваторов, умеренных либералов. Чаще всего историки идентифицируют октябристов и близкие к ним партии как консервативных либералов.

В реферируемой работе обосновывается необходимость разделения либеральных партий на два политических лагеря: «праволиберальный» (консервативно-либеральный, умеренно-либеральный) и «леволиберальный» (радикально-либеральный, либерально-демократический). Вводя данные понятия, мы сможем не только лучше понять различия октябристов и кадетов, но и увидеть ряд новых проблем. Во-первых, требуют анализа противоречия внутри либеральных партий, их роль в крушении Российской империи. Во-вторых, причисление кадетов и октябристов к разным политическим лагерям отвечает представлениям современников событий, а значит, способствует лучшему пониманию прошлого. Принятие этой гипотезы позволит поставить точку в столетней дискуссии по проблеме идентификации Союза 17 октября, поскольку объясняет сущность противоречия между либеральной идеологией и консервативной политикой октябристов.

^ В третьем параграфе показано как шло в отечественной историографии изучение идеологии и программатики либеральных партий. В досоветский период общий взгляд социал-демократических авторов на идеологию и программатику либеральных партий заключался в нехитрых политических тезисах: либералы выражали интересы буржуазии, стремились укрепить ее экономическое и политическое господство, разделив власть с царем и помещиками ради совместной эксплуатации рабочих и крестьян; они выступали против социальной справедливости, но в демагогических целях прописывали в своих программах ряд демократических положений.

Консерваторы увидели в либеральной идеологии и программатике выражение интересов «беспочвенной» интеллигенции, средство для осуществления государственного переворота и прихода к власти. В несколько видоизмененном виде эти идеи возродились в современной отечественной историографии.

Кадетские историки и публицисты, анализируя свою идеологию и программатику, исходили из ряда взаимосвязанных положений: надклассовый (внеклассовый) характер партии, демократизм и реалистичность предлагаемых реформ, ставка на эволюционный путь развития общества. Кадеты категорически отрицали важнейший тезис социалистов о том, что их программа направлена на обслуживание интересов буржуазии. Сходство многих положений программы ПНС с программой-минимумом социалистических партий дает основание утверждать, что именно демократические ценности сближали либералов с социалистами.

Советская историография продолжила социал-демократическую парадигму изучения либеральной идеологии, исходя из двух тезисов: 1) либеральная программатика выражает интересы буржуазии, потребности капиталистического развития страны, что вытекает из классовой, буржуазной сущности либерализма; 2) либеральная программатика – это тактический прием с помощью которого либералы, занимаясь демагогией, обманывали массы с целью взять их под свой контроль и отвлечь от революции. Советским историкам не составило большого труда вычленить из либеральной программатики «буржуазную» составляющую и сделать на ней акцент, объявив социальные и демократические положения демагогией, тактической уловкой.

Вплоть до конца 1960-х гг. в советской историографии не было работ с комплексным анализом всех сторон программатики либеральных партий. Изучались лишь ее отдельные аспекты, наибольшее внимание уделялось аграрному вопросу. В реферируемой работе показано, что переход в изучении идеологии и программатики либеральных партий на качественно новый уровень связан с творчеством В.В. Шелохаева, рассматривавшего программы либеральных партий как средство направить страну по капиталистическому пути эволюционным путем на основе компромисса между классами.

Рассматривать постсоветскую историографию как абсолютно противоположную советской неправильно. Преемственность прослеживается не только в персональном плане, но и в концептуальном. Современная историография переняла идеи эволюционности, компромисса, антиреволюционности либеральной программатики, рассматривая их уже со знаком плюс. Ведущим исследователем либеральной идеологии и программатики в современной историографии является В.В. Шелохаев. В монографии «Либеральная модель переустройства России» он впервые в историографии предпринял системный анализ либеральной модели, т.е. рассмотрел все ее структурные звенья: общую систему идей, политическую доктрину, экономическую, социальную и внешнеполитическую программу. Автор выделил то общее и особенное, что было характерно для либерализма в целом и для его отдельных направлений и течений. Это позволило проследить ведущие тенденции в развитии либеральной теоретической концепции, осмыслить сущностное содержание программ различных либеральных партий.

В постсоветский период детально изучается система взглядов наиболее выдающихся представителей либеральной мысли (работы Д.В. Аронова о С.А. Муромцеве, Н.И.Дедкова о В.А. Маклакове, Л.С. Леоновой о В.И.Вернадском, О.Л. Гнатюк о П.Б. Струве и др.), различные аспекты либеральной системы ценностей (труды С.И. Глушковой, О.Ю. Малиновой, А.Н. Медушевского, И.В. Сибирякова и др.). Немаловажным представляется изучение процесса перевода идеологии и программатики либеральных партий на язык практического законодательства. Существенную роль в этом направлении играют работы Д.В. Аронова, проанализировавшего законотворческую деятельность либералов в Государственной думе, и В.А.Демина, показавшего институциональную основу этого процесса.

В современной историографии плодотворно изучается механизм использования российскими либералами иностранного опыта. Исследователи выясняют соотношение в российском либерализме европейской и почвеннической тенденций и элементов, выявляют все многообразие палитры факторов, воздействовавших на интеллект и ментальность отечественных либералов. Работы А.Н. Медушевского, Л.И. Новиковой, И.Н. Сиземской, Л.В. Селезневой показывают, что российские либералы продемонстрировали зрелую культуру заимствования западноевропейских идей.

В целом современная историография исходит из следующих положений: программатика либеральных партий была направлены на формирование гражданского общества, правового государства, рациональной и эффективной рыночной экономики, цивилизованное решение национальных и конфессиональных проблем. Конечная цель – обеспечение всестороннего развития личности. Дальнейшие перспективы научных исследований в данной сфере заключаются в более глубоком изучении системы взглядов отдельных представителей либеральной мысли, в выявлении факторов, влиявших на их мировоззрение.

^ В четвертом параграфе рассмотрено, как отечественная историография изучала численность и социальный состав либеральных политических партий. В конце 1930-х гг. первую попытку определить численность либеральных партий предпринял Е.Д. Черменский, с середины 1960-х гг. к данной проблеме обращались И.И. Минц, Л.М. Спирин, Х.М. Астрахан, Н.П. Киреев, В.В. Светлакова и др. Наиболее основательно численность кадетов и октябристов исследовал В.В. Шелохаев. Работы И.В. Нарского, Д.Б. Павлова, Н.Д. Постникова, В.Ю. Карнишина 1990-х гг. позволили уточнить полученные данные.

С середины 1980-х гг. началось активное изучение многопартийности в различных регионах страны, стали появляться исследования о местных отделениях либеральных партий. Общая тенденция заключается в постепенном сужении географических рамок. От больших регионов историки переходят к отдельным губерниям и крупным городам, что позволяет досконально изучить численность и социальный состав отдельных организаций.

В параграфе показано, что численность и социальный состав двух основных либеральных партий России известен на том уровне, на котором позволяют изучить этот вопрос сохранившиеся источники. Основную социальную базу кадетской партии составляли интеллигенция, средние городские слои, в меньшей степени – либерально настроенные предприниматели и землевладельцы. Союз 17 октября по своей социальной природе был партией служилого дворянства и крупной, частично «одворяненной» торгово-промышленной и финансовой буржуазии. Численность и социальный состав небольших либеральных партий исследован недостаточно, что объясняется состоянием источников. Поэтому вошедшие в научный оборот данные носят лишь ориентировочный, приблизительный характер. Историки отмечают разнородный состав центристских партий при ведущей роли интеллигенции, ориентированной на союз с предпринимателями. Партии справа от Союза 17 октября ассоциируются с различными кругами буржуазии и отчасти чиновничества.

Дальнейшие перспективы исследований в этом направлении связаны с углубленным изучением материалов местных архивов и прессы, что позволит уточнить численность и социальный состав провинциальных партийных организаций.

^ В четвертой главе исследуется достаточно большой круг дискуссионных проблем политической деятельности либералов в императорской России (до Февральской революции). С 1905 г. тактика либеральных партий, их отношение к царской власти изучаются в рамках трех основных концепций: либеральной, консервативной и социалистической. Первая исходит из того, что главная цель либералов как конструктивной оппозиции – мирное эволюционное реформирование страны на принципах гражданского общества и правового государства на основе разумного компромисса с властью. Отсюда вытекает признание тактики законодательной парламентской работы как единственно возможной в тех условиях. Основная вина за революционные потрясения ложится, с одной стороны, на историческую власть, не сумевшую найти общего языка с обществом, с либеральной оппозицией, с другой – на левые партии, которые стояли на деструктивных позициях, а в Государственных думах занимались революционным митингованием вместо парламентской работы.

В основе консервативной концепции лежит мысль о том, что либералы (кадеты) полностью отрицали позитивный характер императорской власти и стремились к установлению парламентской республики, несвойственной историческим реалиям страны, прежде всего, с целью захвата политической власти. Отсюда вытекала радикальная тактика кадетской партии и ее конфронтационный настрой на борьбу с исторической властью (к октябристам консерваторы больших претензий не предъявляли). Слишком тесное сотрудничество кадетов с левыми, опора на них в борьбе с правительством исключали разумный компромисс. В такой системе координат либералы отличались от революционеров лишь методами борьбы с существующей властью.

Представители социалистического направления общественной мысли считают, что главная цель либералов – устранив пережитки феодализма, установить в стране буржуазный строй. Но на решительные методы борьбы либералы были неспособны из-за трусливости и слабости буржуазии, тесно связанной с самодержавием, а также из-за опасения вызвать в стране народную революцию. Отсюда умеренность тактики либералов и их стремление договориться с императорской властью. По мнению социалистов, парламентская тактика оппозиции успеха принести не могла из-за слабости либералов и остроты переживаемого страной кризиса, разрешить который можно было только революционным путем. При этом в социалистическом лагере не было единства в оценках российского либерализма. В.И. Ленин и большевистские публицисты доказывали, что либералы не хотят и не могут вести с самодержавием борьбу за радикальные преобразования в стране. Меньшевистские авторы считали, что либералы хотят добиться кардинальных буржуазных реформ, но не могут этого сделать из-за неуступчивости власти и своей слабости, вызванной отсутствием адекватной социальной опоры.

В Советской России уже в начале 1920-х гг. были сформулированы концептуальные подходы, ставшие обязательными для советских историков. В их основе лежало утверждение о «властебоязни» либералов, которые не хотели брать власть в свои руки из страха перед массовым революционным движением. В советской историографии не было единства в решении проблемы «либералы и власть». Одни историки, следуя теории двух политических лагерей, считали, что никаких существенных противоречий между царизмом и буржуазией не было, а значит, не могло быть и реальной борьбы либералов за власть. Вся их оппозиционная деятельность объявлялась «имитацией борьбы» и объяснялась стремлением «дурачить массы», отвлекая народ «парламентскими иллюзиями» от революции. Другие историки следовали теории трех политических лагерей, а значит, признавали существенные противоречия между буржуазией и царской властью. Отсюда делался вывод о вполне серьезном стремлении либералов добиться парламентским путем буржуазных реформ. Однако они не могли последовательно и решительно бороться с властью, так как страх перед революцией являлся мощным сдерживающим фактором, приводящим к постоянным уступкам царизму. Несложно заметить сходство этой позиции с меньшевистской историографией, что является естественным, – в основе лежал марксистский подход.

Теория «властебоязни», получившая свое классическое воплощение в трудах Е.Д. Черменского и А.Я. Авреха, носила не столько научный, сколько общественно-политический характер, напрямую связанный с задачами идеологической борьбы – стремлением доказать несостоятельность притязаний буржуазии на власть, ведущую роль пролетариата в революционном процессе, неизбежность социалистической революции, невозможность либеральной альтернативы. Поэтому неудивительно, что с ликвидацией советского строя рухнула и теория «властебоязни» либералов. В то же время не все советские историки ее разделяли, хотя и не могли по понятным причинам открыто выступить с ее критикой. С конца 1960-х гг. в историографии (В.С. Дякин, В.В. Шелохаев, К.Ф. Шацилло и др.) постепенно утверждалось положение о реальной борьбе левых либералов (освобожденцев, кадетов) с царизмом за реформы, но с существенными оговорками. Во-первых, эта борьба шла лишь легальными, парламентскими методами, а значит, с революционных позиций была непоследовательной, половинчатой, неэффективной. Во-вторых, кадеты не собирались свергать существующий строй, а лишь хотели «подновить» его в буржуазно-либеральном духе, разделив власть с царем и правительством. Тем самым советская историография стала более адекватно оценивать тактику либеральных партий. Ряд ее выводов не утратил своего значения и по сей день (приверженность либералов мирному эволюционному пути развития, стремление к достижению компромисса и переведению противостояния с властями в парламентское русло и др.).

В конце 1980-х гг. начался пересмотр доктринальных основ советской историографии либерализма. Существенное влияние на этот процесс оказали эмигрантские дискуссии 1920 – 30-х гг., в ходе которых наметился консенсус между либеральными и социалистическими историками и общественными деятелями по ряду вопросов. Как первые, так и вторые считали, что в основе либеральной политики лежали принципы законности и легальности. До Манифеста 17 октября 1905 г. левые либералы прибегали к нелегальным методам борьбы, ибо другого пути заниматься политической деятельностью тогда не было. После появления Государственной думы тактика либеральных партий стала всецело конституционной, парламентской, а не революционной. Те и другие авторы признавали стремление либералов не допустить в стране революцию и перевести народное возбуждение в мирное парламентское русло; видели бесперспективность либеральной тактики, которая разбилась о нежелание царской власти пойти на радикальные реформы; отмечали невозможность для либералов вступить на революционный путь. В реферируемой работе показано, что синтез либерально-социалистических идей оказал на советских историков серьезное влияние.

Теория «властебоязни» в современных работах почти не встречается. Историки признали тезис о стремлении либералов к политической власти, ибо без нее невозможно провести демократические реформы. Взаимоотношения либералов с императорской властью до Манифеста 17 октября 1905 г. в соответствии с кадетской публицистикой определяются современными историками как борьба за конституцию, за правовое государство с использованием как легальных, так и нелегальных (характерных для Союза освобождения) средств. Произошло изменение оценок тактики либеральных партий. Кадетская тактика парламентских реформ стала рассматриваться с позиций необходимости реформирования общества в либеральном духе. Получили полное признание как стремление кадетов найти разумный компромисс с властью, так и их попытки сдержать революционный напор левых, не желавших считаться с нормами права.

В современной историографии показано, что ПНС в выработке тактической линии исходила прежде всего из доктринальной заданности своей программы, а также из учета конкретно-исторической ситуации, делая определенные подвижки в способах деятельности, но не меняя сущности концептуальных установок. Кадетская партия пыталась осуществлять свою деятельность в рамках эволюционной идеи общественного переустройства в основном мирным парламентским путем. Тактика октябристов и близких к ним партий не вызывает каких-либо серьезных научных дискуссий. Неприятие революции, стремление оказать посильную помощь власти в ее подавлении, «приноравливание» своей тактики к действиям правительства – все это очевидные положения.

В 1990-е гг. началась реанимация консервативной идеологии, что отразилось и в историографии. Вновь обозначились серьезные противоречия между либеральной и консервативной парадигмами, причем консенсус между ними вряд ли возможен. Либеральная историография не признает революционность кадетской тактики, отрицает стремление кадетов сознательно «раскачивать лодку», работая этим на революцию, чтобы воспользоваться плодами победы для своекорыстных целей захвата власти. Консерваторы категорически отрицают благие побуждения либералов, считая их не идейными борцами, а беспринципными политиканами, готовыми на все ради власти. В современной историографии произошло восстановление эмигрантских дискуссий об ответственности либералов за революцию.

Проанализировав историографические дискуссии по центральной проблеме – «либералы и власть», можно заметить, что основные споры вызывает вопрос о характере оппозиционности либералов. Кем были либералы по отношению к власти – внутрисистемной «оппозицией Его Величества», недовольной практикой самодержавия, но не посягавшей на его основы, или внесистемной «оппозицией Его Величеству», стремившейся к кардинальной перестройке общества? Правые либералы были внутрисистемной умеренной конструктивной оппозицией, с чем согласно большинство историков. Левые либералы предлагали принципиально новое государственное устройство, основанное на принципах гражданского общества и правового государства. Эти принципы почти никак не согласовались с традиционными ценностями российского самодержавия. Поэтому с мировоззренческой точки зрения левые либералы были внесистемной «оппозицией Его Величеству», на что неоднократно указывали их правые оппоненты.

Однако, как показали исследования историков, борясь с императорской властью за конституционные реформы, левые либералы следовали принципам законности и легальности, что превращало их, с точки зрения приемов и методов борьбы, в системную «оппозицию Его Величества». Предлагая власти различные варианты реформирования страны, кадеты выступали в роли конструктивной оппозиции. В истории и политологии традиционно считается, что внесистемная оппозиция по определению должна быть деструктивной. История кадетской партии опровергает это положение. Кадеты, являясь в большинстве своем по своей системе взглядов внесистемной оппозицией, продемонстрировали искреннее стремление к конструктивному сотрудничеству с властью, что и дало основание многим исследователям называть их «оппозицией Его Величества». В наши дни некоторые историки, представляющие консервативное направление общественной мысли, стремятся доказать деструктивный характер деятельности российских либералов, отсутствие у них желания искать разумные компромиссы с императорской властью. Проведенная в реферируемой работе верификация выводов историков по данной проблеме не позволяет согласиться с таким подходом, особенно в свете неудачного опыта сотрудничества с властью партии октябристов.

Исследования постсоветского периода показали, что либералы своей деятельностью способствовали крушению старого режима, но возлагать на них основную ответственность за революцию, превращать их в главных виновников российской драмы начала ХХ века было бы большой ошибкой. Революция в России вызвана сложнейшим комплексом социально-экономических и политических противоречий, а не «деструктивной» деятельностью либеральной оппозиции. В отечественной историографии признано, что в конкретно-исторических условиях России начала ХХ в. тактика «законности и легальности» себя не оправдала – власть понимала только язык силы и не собиралась считаться с парламентской оппозицией. Трагедия российского либерализма заключалась в невозможности для него добиться от императорской власти необходимых реформ тем арсеналом средств, которые были в его наличии.

^ В пятой главе рассматривается историографическая проблематика деятельности либералов после Февральской революции. В эмиграции либеральные историки и публицисты обосновали свою версию развития событий, в основе которой лежали следующие положения. Неизбежный ход истории привел либералов к власти, получив которую они столкнулись с огромным грузом проблем, вызванных войной, хозяйственной разрухой, кризисом системы управления, радикальной психологией народных масс и т.п. Выход из этой ситуации заключался в укрепление власти, которая могла бы как продолжать войну, чего требовали государственные интересы России, так и довести страну до Учредительного собрания, чего требовали принципы народовластия. Однако создать сильную власть либералы не смогли, во-первых, из-за противодействия революционных сил, взявших курс на «углубление» революции, во-вторых, из-за «реально данной в 1917 году русской действительности», когда процессам распада невозможно было противостоять в силу отсутствия у новой власти принудительной силы в лице армии и полиции, в-третьих, из-за ошибок членов Временного правительства, чьи решения не всегда адекватно соответствовали ситуации. Многие либералы признали «фаталистическую» точку зрения П.Н. Милюкова о невозможности своей победы в таких условиях и трагической неизбежности Октября. Данные трактовки были признаны значительной частью как зарубежной, так и современной отечественной историографией.

Консервативные круги эмиграции утверждали, что в февральские дни либералы выступили в революционной роли основных могильщиков ненавистного им старого режима. Однако в силу своей слабости, оторванности от народа, утопичности и догматичности идей, неспособности к государственному строительству либералы не смогли справиться с грузом проблем, чем погубили себя и традиционную Россию. В постсоветский период подобного рода обвинения возродились как реакция на современную политическую конъюнктуру.

С точки зрения эмигрантской социалистической историографии, либералы случайно, в силу обстоятельств оказались на гребне Февральской революции, в ходе которой они вынуждены были взять власть, надеясь использовать ее в своих интересах. Однако, получив власть, либералы не смогли адекватно оценить ситуацию и затягиванием решений социальных проблем провоцировали дестабилизацию в стране. Главная их ошибка заключалась в курсе на правую диктатуру, что подрывало социалистический центр и невольно содействовало победе большевиков.

Проведенный анализ советской историографии показал, что в ее оценках роли либералов в Февральской революции переплетались две позиции. Утвердившаяся в 1930-е гг. концепция не замечала принципиальной разницы между самодержавием и либералами, из чего следовало, что главная цель последних в Феврале заключалась в спасении монархии, сохранении старого строя. В 1960-е гг. получила развитие теория трех политических лагерей, в соответствии с которой либералы в Февральской революции следовали собственной политической линии, которая, несмотря на контрреволюционный характер по отношению к рабочим и крестьянам, не совпадала с позицией старой власти. Исследователи, мыслившие в этом направлении (Э.Н. Бурджалов, Н.Г. Думова), полагали, что либералы не столько помогали царизму подавлять народное движение, сколько выжидали, как повернутся события. Когда победа восставшего народа стала фактом, они решились на принятие власти, взяв курс на укрепление власти буржуазии, а не на реставрацию «старого порядка».

Общий подход советской историографии заключался в том, что, придя к власти в ходе Февральской революции, либералы взяли курс на установление и укрепление власти буржуазии, подавление народного движения, не думая о необходимости проведения коренных социальных преобразований. Полностью отрицался демократический характер государственной власти в период от Февраля до Октября. Несоответствие целей Временного правительства народным чаяниям вело его политику к закономерному краху, что обусловило курс либералов на установление военной диктатуры. В свою очередь, этот курс объективно сближал кадетов с правыми силами и превращал их в лидеров контрреволюции.

В современной историографии прослеживаются три основных подхода: социалистический, либеральный и консервативный. Первый ведет свою преемственность от советской историографии (без ее крайностей) и эмигрантской социалистической мысли. Его суть заключается в положении, что либералы, придя к власти, стали защищать интересы имущих классов, проявили черствость к нуждам и чаяниям народных масс (прежде всего, в вопросах о мире и социальных реформах), чем подорвали авторитет Временного правительства и косвенным образом способствовали большевистскому перевороту. В основе либерального подхода лежат тезисы, сформулированные П.Н. Милюковым в эмиграции, об объективной невозможности для либералов справиться с огромным грузом проблем 1917 г., что объясняется как историческими традициями России, не подготовленной к восприятию либеральных идей, так и деструктивной политикой левых партий. Поведение кадетов во Временном правительстве диктовалось их программными установками, а не буржуазной «контрреволюционной» сущностью. Консервативный подход базируется на видоизмененных тезисах правой эмиграции о неспособности либералов к историческому творчеству.

Проведенная верификация выводов историков показала обоснованность выводов либеральной историографии о том, что сложившаяся в России в 1917 г. конкретно-историческая ситуация не давала либералам никаких шансов на успех в деле мирного эволюционного развития страны на принципах гражданского общества и правового государства. Революция развивалась по своим законам, независимо от воли и желания либералов.

В реферируемой работе разобраны дискуссионные вопросы участия кадетов в выступлении генерала Л.Г. Корнилова в августе 1917 г. Историографический анализ показал обоснованность позиций тех историков (С.В. Тютюкин, В.И. Старцев), кто определял роль кадетов в событиях конца августа 1917 г., опираясь на формулу П.Н. Милюкова «Сочувствие, но, к сожалению, не содействие». Несмотря на весь трагизм ситуации 1917 г., кадеты так и не решились пойти на военный заговор, ограничившись лишь политической и идеологической поддержкой программы установления твердой власти. Неприятие насильственных мер, стремление опереться на широкие народные массы, исходя из тезиса о «неклассовой» сущности государства, оказались сильнее осознания большевистской угрозы.

Последний параграф пятой главы посвящен рассмотрению историками проблемы взаимосвязи либералов с Белым движением. В эмиграции П.Н. Милюков утверждал, что кадеты не разделяли политические настроения и практику белых армий, но, исходя из необходимости борьбы с большевизмом, вынуждены были поддерживать белые правительства, играя роль «своего рода ширмы». Данная позиция вызвала неприятие значительных кругов эмиграции, увидевших в ней идеологическое оправдание «новой тактики», рассчитанной на союз с правыми социалистами. Историки социалистической ориентации утверждали, что все кадеты, а не только их правое крыло, со времен корниловского мятежа выступали за диктатуру и всемерно поддерживали Белое движение. Не разделяли позицию П.Н. Милюкова и правые кадеты, подчеркивая, что они были с белыми исходя из своих убеждений, а не ради «своего рода ширмы».

Советская историография утверждала, что ПНС в годы Гражданской войны являлась политическим штабом всех контрреволюционных организаций. Эта позиция вытекала из классового подхода советской исторической науки, в соответствии с которым кадеты выражали интересы буржуазии, развязавшей Гражданскую войну. Система доказательств строилась на призывах кадетов бороться с большевиками и оказывать поддержку Белому движению, широком участии либералов в различных подпольных организациях и белых правительствах. В 1970 – 80-е гг. тезис о кадетах как главных организаторах и вдохновителях всей контрреволюции был скорректирован в духе классового подхода. В Белом движении стали выделять две составляющие – помещичье-монархическую и буржуазно-либеральную.

Исследования постсоветского периода показали, что российский либерализм оказался малоэффективным в экстремальных условиях 1917 – 1920 гг. Это обстоятельство вызвало идеологическую переориентацию ПНС в консервативном духе, так называемый «либерально-консервативный синтез», привело к утрате либерализмом самостоятельной политической роли, к стремлению опереться на более сильного союзника, через посредство которого он пытался осуществить свои планы. Н.И. Канищева показала, что неустойчивость позиций либерализма в годы Гражданской войны вынуждала кадетов идти на корректировку своих установок, руководствуясь прежде всего тактическим расчетом. В ходе же подстройки под очередного союзника, реального или желаемого, кадетские установки демонстрировали значительную степень эластичности. Амплитуда колебаний была настолько широка, что ставились под сомнение основы либеральной доктрины и программы. В современных работах признано, что кадетам фактически пришлось играть роль «либерального прикрытия» различных военных режимов, что не могло не сказаться на их репутации.

В отечественной историографии высказан практически весь спектр возможных оценок роли либералов в революционном процессе 1917 г. Дальнейшие перспективы научных исследований заключаются в более серьезном обосновании уже высказанных гипотез на основе как привлечения нового материала, так и комплексного изучения уже имеющегося.

В Заключении подведены итоги диссертационного исследования, сформулированы выводы и обобщения по ключевым проблемам рассматриваемой темы.

С момента появления первых работ по истории российского либерализма начала ХХ в. прошло чуть больше ста лет. За это время был создан большой комплекс научной литературы (в основном в советский и постсоветский периоды), включающий в себя не менее 100 монографий, специально посвященных либеральной проблематике, большое количество статей, около 300 диссертационных исследований. Подробно изучены многие аспекты истории либерализма: земско-либеральное движение конца ХIХ – начала ХХ века; организация и деятельность либеральных политических партий; особенности их идеологии и программатики; роль либералов в органах местного самоуправления (земства, городские думы), во Временном правительстве и Белом движении. В современной науке предметом исследований становятся темы, которые советская историография либо не замечала, либо уделяла им мало внимания: мировоззренческая парадигма либерализма, его социальная доктрина, политическая концепция, философские позиции отдельных представителей. Активно изучаются политические биографии лидеров либерального движения, особенности их идеологических воззрений.

Важнейшая тенденция изучения российского либерализма заключалась и заключается в идеологизированности и политической ангажированности данной проблематики. Общественно-политический строй и обстоятельства идеологической борьбы всегда являлись важнейшими факторами, влиявшими на историков и определявшими их подходы. В несколько завуалированной форме эта тенденция проявляется и в наши дни. Поэтому три ведущих направления общественной мысли (консерватизм, либерализм, социализм) определили и основные теоретико-методологические подходы исторической науки к предмету своего изучения. Следствием данного обстоятельства стал высокий уровень дискуссионности всех узловых проблем истории российского либерализма. Споры вокруг осмысления роли и места российского либерализма в общественно-политической жизни страны никогда не стихали ни в публицистике, ни в мемуаристике, ни в профессиональной историографии. Даже в условиях советской системы, когда единая идеология нивелировала историческую науку, исследователи не могли прийти к единству по этому вопросу. В наши дни в условиях идеологической свободы единство взглядов среди историков по данной проблеме невозможно в принципе, так как взаимосвязь исторической науки с современными реалиями общественно-политического развития страны достаточно очевидна. Поэтому в итоговых оценках российских либералов начала ХХ в. историки вряд ли придут когда-нибудь даже к подобию консенсуса.

Таким образом, отечественная историография обстоятельно, с различных концептуальных и методологических позиций изучила российский либерализм начала ХХ в., высказав практически все возможные точки зрения на его роль и место в общественно-политической жизни страны. Дальнейшие перспективы научного поиска по данной проблематике лежат в различных плоскостях: выявление и изучение тех факторов общественно-политического развития России, которые обусловили невозможность исторического компромисса между властью и либералами; более детальное изучение политических биографий и систем взглядов представителей либерального движения, причем не только лидеров, что отчасти уже сделано, но и «простых» участников; детальное изучение социокультурной среды, в которой формировались либеральные ценности, и многое другое. Требует обновления методологический аппарат исторических исследований: использование макро- и микро-подходов новой социальной истории, психоистории, семиотики; решать исследовательские проблемы необходимо средствами, заимствованными из разных сфер знания. Очевидно, что история российского либерализма продолжает оставаться важной составной частью исторической науки.