Geum.ru

Моя служба в царской армии России началась со случая, который оказал решающее влияние на мою жизнь

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   36   37   38   39   40   41   42   43   44
ничего, перешли границу в районе Суомуссалми, а немного ранее, укрепленную границу в

Кусамо.

Необыкновенно огромные трудности, которые были у наших войск в попытках настичь и

связать отступающего противника, [490] породили мысли о высадке десанта в тылу

немцев. Эта задача была поручена генерал-майору Паяри и его 3-й дивизии. Генерал-

лейтенант Сииласвуо наметил проведение этой операции на 30 сентября, а пунктом

высадки морского десанта выбрал город Кеми. Вблизи его один батальон финских сил

еще до начала боевых действий занял позиции, прикрывая промышленные предприятия в

районе Карихаара. Хотя в распоряжении десантируемых войск был плацдарм в тылу

немцев, тем не менее, проникновение в Кеми морем представляло собой опасную

попытку. Сам город был оккупирован немцами, и на побережье имелись их

артиллерийские позиции. Поскольку глубинный порт был приведен в негодность путем

затопления в его водах железнодорожных вагонов и различного металлолома, то

десантирование должно было происходить с пересадкой войск на внешнем рейде с

крупных на малые суда.

29 сентября вечером, когда войска уже готовы были к отплытию из порта Топпила близ

Оулу, разыгралась жестокая буря и воспрепятствовала осуществлению идеи о высадке

десанта в Кеми. Отсрочка же, в свою очередь, таила в себе опасность того, что

внезапность, с которой замышляли провести операцию, могла оказаться утраченной.

Войска получили приказ произвести высадку в ночь на 1 октября не в Кеми, а в порту

Рёютя близ Торнио. После овладения городом одной части десанта было приказано

перекрыть пути отступления немцев в долине реки Торнио, а другой - наступать в

направлении Кеми, атакуя немцев с тыла. Одновременно по группировке в Кеми должны

были нанести удар и с юга.

Высадка десанта в Рёютя без поддержки авиации была рискованной затеей, поскольку

можно было полагать, что германская авиация, в распоряжении которой были все

аэродромы этого участка, эффективно вмешается в дело. Следует считать заслугой

талантливого руководителя генерал-майора Паяри то, что высадка и захват города

Торнио, несмотря ни на что, прошли успешно. Успеху сопутствовало и то, что

шюцкоровцы города Торнио и солдаты, находившиеся в отпусках, организовали что-то

вроде народного восстания против немцев. Когда же к немцам подошло подкрепление, за

удержание города пришлось вести упорные бои.

Свидетелями боев за Торнио стали в числе прочих и иностранные журналисты, которые

были посланы убедиться на месте в том, сколь необоснованны были угрожающие

обвинения [491] русских, будто бы мы воюем с немцами лишь для отвода глаз. Они

получили возможность наблюдать за высадкой десанта, за тяжелыми боями и за

народным восстанием и даже оказались под бомбовым ударом, нанесенным немецкой

авиацией. С полным правом они могли засвидетельствовать, что наша война против

немцев на Севере вовсе не была похожа на игру.

Второй эшелон, 11-ю дивизию генерал-майора Хейсканека, из-за все еще

продолжавшегося шторма удалось высадить только 6 октября. В упорном бою,

продолжавшемся двое суток, войска немцев севернее Торнио были разбиты. 8 октября мы

овладели городом Кеми. Операция по высадке десанта в соответствии с планом

прояснила обстановку в прибрежной полосе, и сейчас можно было начать преследование

противника в направлении на Рованиеми и вдоль долины реки Торнио. Генерал-

лейтенант Сииласвуо в эти дни получил в свое распоряжение еще одно соединение, 15-ю

дивизию, снятую с Карельского перешейка.

Продвигаясь вперед из Торнио и Кеми, наши войска встречали упорное сопротивление,

прежде всего на промежуточных позициях, которые немцы выстроили по долинам рек.

Местность - обширные болота и голые каменистые горы - требовала иных методов

ведения военных действий, а не тех, к которым наши войска привыкли в южных районах

страны. Особо утомительны были обходные маневры, требовавшие огромного времени, и

как только немцы обнаруживали, что им угрожает окружение, их пехота немедленно

отступала, минируя местность и взрывая за собой дороги. Редкие наземные пути были

раскатаны до непригодности, а распутица, порожденная осенними дождями, довела их до

еще более скверного состояния. Дни становились короче, и долгие марши и беспрерывные

бои все больше изнуряли войска.

Когда поселок Рованиеми, превращенный немцами в пепел, был 16 октября взят,

группировка немцев в долине реки Торнио во избежание удара со стороны Киттиля была

вынуждена отступить. Сожженное село Муонио было освобождено 30 октября, и там

встретились наши колонны, двигавшиеся из Рованиеми и Торнио. По петсамской дороге

поспешили на высоты Лаанила. Противник был уже отброшен на 400 километров на север

от своего исходного рубежа, но три самых северных финских коммуны - Инари, Утейоки

и Энонтекиё - все еще находились в руках немцев. [492]

В соглашении о перемирии предусматривалось, что при необходимости русские примут

участие в ускорении изгнания немецких войск. Содействие русских войск в операциях,

несомненно, сократило бы военный поход и позволило бы нам избежать значительных

потерь. Если бы они на начальной стадии войны в Лапландии активизировали свои

действия против трех немецких дивизий в полосе Ухта-Кестеньга, то это заставило бы

немцев отступать быстрее. Даже фиктивное наступление с направления Петсамо,

захваченного русскими 15 октября, заставило бы немцев поспешить с отходом, поскольку

они были бы вынуждены опасаться, что их коммуникации, проходящие через Ивало, могут

оказаться перерезанными. Когда я предложил контрольной комиссии, чтобы какая-

нибудь небольшая часть русской дивизии, стоящая на новой границе в 70 километрах от

Ивало, захватила бы перекресток дорог, ведущий в Инари, то получил ответ: предложение

слишком запоздало. Однако потом, когда мы 4 ноября овладели населенным пунктом

Ивало, оттеснив немцев в направлении Инари, русские не стали медлить с переходом

границы и продвижением в направлении Ивало. После этого русские, держа палец на

спусковом крючке, большими группировками севернее Ивало, в Кусамо и Суомуссалми

взяли контроль над обстановкой на всей территории Северной Финляндии.

Установленный в соглашении о перемирии срок демобилизации армии заканчивался 5

декабря, и этого придерживались жестко, хотя мы и просили о продлении. Вопрос

демобилизации тех частей и подразделений, которые участвовали в лапландской

операции, превратился в необыкновенно сложную проблему. Одновременно с

демобилизацией солдат старших возрастов, более молодых бойцов свели в части,

соответствующие по своему составу войскам мирного времени. И эта молодежь должна

была вести борьбу против немецких ветеранов, которые за четыре года войны успели

привыкнуть к условиям Лапландии и ведению военных действий в глухих местах.

Просто чудо, что демобилизация не парализовала военную деятельность. В январе 1945

года только что сформированные войска были готовы продолжать наступление в северо-

западном направлении на так называемый "рукав" Финляндии, который протянулся к

общему пограничному столбу между Финляндией, Швецией и Норвегией, находящемуся в

горах в нескольких [493] десятках километров от атлантического побережья Норвегии. В

этих неприветливых открытых всем ветрам местах немцы до апреля 1945 года

продолжали удерживать в своих руках последний клочок финской земли.

В декабре 1944 года наступление против немцев продвинулось настолько далеко, что мое

присутствие в Ставке уже не было необходимым. В середине этого месяца я перевел свой

командный пункт в Хельсинки и одновременно передал непосредственное руководство

военными действиями начальнику генштаба генералу от пехоты Эрику Хейнрихсу. На

пороге следующего года его официально назначили командующим оборонительными

силами. За его заслуги во время войны в качестве начальника генерального штаба, а также

за искусное руководство военным походом в Восточную Карелию я наградил Хейнрихса

Крестом Маннергейма первой степени.

Последний приказ в качестве главнокомандующего я отдал 31 декабря 1944 года. Он

звучал так:

"Солдаты Финляндии!

Покидая, теперь уже в последний раз, активное руководство

оборонительными силами Финляндии, но будучи президентом республики

и оставаясь главнокомандующим, я мысленно обращаюсь к воспоминаниям

о последнем пятилетии и об обеих войнах, которые вынужден был

выдержать финский народ.

С гордостью и благодарностью я вижу перед собой те бесчисленные серые

ряды, которые, неколебимо верные своей задаче, оказали мне доверие и

поддержку. Самые теплые мысли приходят ко мне, когда я думаю о тех, кто

после стольких лет борьбы и испытаний, выполнив до последнего свой долг,

вернулся к мирным делам, а также о молодых людях, продолжающих

служить в рядах оборонительных сил.

С глубоким благоговением и почитанием вспоминаю я тех из нас, кто не

вернулся с полей сражения.

Сейчас все это уже позади, остались лишь следы, нанесенные обществу

военными годами, а также славная память о победах финских мужчин и

женщин. Народы мира стоят на пороге нового времени. Из ужасов войны

поднимается иной мир, которому свойственны человеческие испытания и

страдания, но который, уверенно можно сказать, принесет с собой прогресс

и новые достижения. Тяжелым будет время для народов, пока не наступит

день, который объединит нации в [494] военном согласии и заложит основу

мирного труда и взаимопонимания.

Перед нами встают бесчисленные проблемы, порожденные перемирием и

послевоенным временем. Трудности могут показаться непреодолимыми, но

сейчас как никогда нам, финнам, следует непрерывно проявлять те наши

свойства, которые в прошедшие годы были нашей силой: солидарность и

самообладание. Отдавая все наши силы настойчивому и бескорыстному

труду, мы сможем выйти победителями из бурь современности и

обеспечить существование и будущее нашего независимого государства.

Закаленные во многих боях бывшие солдаты, вернувшиеся сейчас в свои

дома! Вам подлежит повсюду в стране поддерживать дух того взаимного

доверия и товарищества, который родился в общих испытаниях войны, а

также воспитывать в своем окружении уверенность и веру в будущее.

Мои братья по оружию! Я часто, как и сейчас, призывал вас постоянно

напрягать силы, требовал от вас почти невозможного, и никогда мои

призывы не оставались напрасными. Благодарю вас за блестящие действия

на войне, которые не может затмить ничто в мире. Благодарю каждого

руководителя в наземных, морских и воздушных силах, от высших

командиров до рядового - офицеров, унтер-офицеров и солдат, не забывая

высказать слова благодарности медицинскому персоналу, врачам и

медицинским сестрам.

Особо благодарю моих ближайших товарищей по работе, начальников

генерального штаба, главного квартирмейстера, инспекторов и

командующих родами войск, чье умение и прилежность облегчали мою

ответственность. Выражаю свою благодарность и командующим армиями и

группами, руководителю работ по инженерному укреплению рубежей, а

также командирам ВМС и ВВС, ополчения, зенитной обороны, корпусов и

дивизий, которые самозабвенно и успешно справлялись с поставленными

перед ними задачами.

Шлю свою теплую благодарность тем десяткам тысяч рабочих, которые на

фронте и в тылу, часто рискуя жизнью, трудились на благо нашей обороны.

Их заслуги невозможно переоценить. Благодарю железнодорожников,

которые не уклонялись ни от опасностей, ни от трудностей. В заключение

шлю свою благодарность всем тем безымянным людям, которые

самозабвенно работали в различных учреждениях и организациях [495] на

благо нашего общего дела и невозможное превращали в возможное.

От имени наших оборонительных сил - уверен, что выражаю мнение

каждого солдата, - и от всего сердца я благодарю всех членов организации

"Лоттасвярд", чья жертвенная деятельность даже в самых опасных точках

навеки останется благородным примером для всех финских женщин.

Желаю вам всем успехов и счастья, которое рождается на почве свободного

отечества.

Пусть высшая судьба служит процветанию Финляндии".

Перед концом рокового 1944 года я побывал в Миккели, городе, который в течение трех

войн гостеприимно принимал у себя высшее руководство оборонительными силами, и

передал орден Креста Свободы для укрепления его на гербе Микаели на вечную память.

В 1945 году глава финского государства и правительство вынуждены были выполнять в

наших условиях сложные задачи. В это время мне оказал огромную помощь премьер-

министр Паасикиви, который, начиная с 17 ноября 1944 года, необыкновенно опытно и

гибко выполнял трудные обязанности руководителя правительства.

На другого опытного государственного деятеля, который был моим помощником начиная

с освободительной войны, на генерала Рудольфа Вальдена, я уже не мог больше опираться

после того, как его в ноябре 1944 года хватил удар. От этого удара Вальден уже не

оправился.

Важнейшим вопросом, который предстояло решить в ближайшем будущем, были выборы

в парламент. Выборы не проводились с 1939 года, и после перемещения населения

выборы технически требовали огромной подготовки, быстрая организация которой была

неизбежностью. Выборы состоялись 17-18 ноября без каких-либо помех. Поскольку

коммунисты на основе соглашения о перемирии получили право выступать в качестве

политической партии, они создали вместе с левыми социал-демократами группу

"народных демократов", которая получила 49 мест в парламенте. Социал-демократы

получили 50 мест, аграрный союз - 49 мест, коалиционная партия - 28, шведская

народная партия и левые шведы - в целом 15 мест и, наконец, прогрессивная партия - 9

мест. Как только стали ясными результаты выборов, правительство по сложившейся [496]

парламентарной традиции ушло в отставку. Премьер-министром остался государственный

советник Паасикиви, его новый кабинет министров получил поддержку "трех

крупнейших", то есть социал-демократов, народных демократов и аграрного союза.

Представители шведской народной партии и прогрессивной партии, работавшие в

предыдущем правительстве, остались на своих местах. В программу коалиционного

правительства входили широкомасштабные планы радикального реформирования

общества в условиях, когда стремление к обобществлению орудий труда, с одной стороны,

и развитие мелкого земельного хозяйства, с другой, плохо сочетаются друг с другом.

Предполагались также сокращение чиновничьего аппарата и прочие меры. Главной

задачей во время моего президентства было и оставалось выполнение требований

соглашения о перемирии.

Из них самым щепетильным было требование о наказании военных преступников,

содержащееся в 13-й статье соглашения.

4 февраля 1945 года была создана комиссия, председателем которой стал доктор Эрик

Хорнборг. В ее задачи входило изучение вопроса о политической ответственности.

Заключение комиссии с исторической точки зрения было достойно похвалы, но,

поскольку оно не затрагивало юридической стороны проблемы, был сделан запрос

самому подготовленному в юридическом отношении человеку в Финляндии - бывшему

президенту К.Стольбергу. В его заключении говорилось, что лица, принимавшие

законные решения о войне и мире, в соответствии с правопорядком, установленным в

Финляндии, не могут привлекаться за это к ответственности. То есть, их нельзя привлечь

к ответственности иначе как путем принятия закона, имеющего обратную силу, а такая

практика находится в противоречии с принципами западного правопорядка.

Единственный суд, которому можно передать этот вопрос на рассмотрение - это

государственный суд, решение которого по вышеуказанным причинам может быть только

оправдательным. Согласно форме правления Финляндии нельзя также создавать

специальный суд, который обладал бы правами расследования и вынесения приговора по

делам, касающимся политической ответственности.

То обстоятельство, что мы одобрили 13-ю статью соглашения о перемирии, порождало

политическую необходимость [497] исключения этого вопроса из повестки дня. Канцлер

юстиции Тарьянне предложил в качестве единственного способа, подходящего для

решения этого вопроса, принять закон, который сделал бы возможным создание

специального суда. В соответствии с этим правительство разработало проект и

предложило парламенту утвердить закон о наказании военных преступников.

Когда проект закона представили мне на подпись, то первой моей мыслью было

отказаться от внесения его в парламент, сославшись на заключение Стольберга. Такой

поступок, однако, вызвал бы конфликты, которые привели бы к обострению обстановки и

к еще большему нажиму со стороны русских. Тщательно все продумав, я решил, что у меня

есть лишь одна возможность - внести в проект закона некоторые поправки, которые

несколько уменьшили бы неприятность положения.

В первом параграфе проекта в качестве наказания определялось тюремное заключение, и

действие закона распространялось на всех, "кто решающим образом повлиял на

вступление Финляндии в 1941 году, наряду с Германией, в войну против Союза Советских

Социалистических Республик, а также против Объединенного Королевства

Великобритании и Северной Ирландии, или же во время войны препятствовал

достижению мира". Согласно моей поправке, действие закона распространялось лишь на

тех, кто содействовал вышеупомянутой деятельности в правительстве. В четвертый

параграф я предложил включить положение о том, что обвинение должен предъявить

только лично канцлер юстиции, никому этого не перепоручая. Наконец, я предложил, что

право президента республики на помилование должно распространяться и на тех, кто был

осужден судом над военными преступниками.

Исправленный таким образом проект закона направили в парламент, который и принял

его, возвратив в некоторых местах формулировки правительства. Однако, что касается

видов наказания и прав президента о помиловании, они остались в том виде, в каком

предложил я.

Одной из причин того, что правительство Финляндии весной 1944 года отвергло условия

мира, предложенные советским правительством, было то, что репарации в размере 600

миллионов американских долларов, которые необходимо было выплачивать поставками

товаров в течение пяти лет, по [498] мнению экспертов, превышали производственные

возможности страны. Поэтому тот факт, что на осенних переговорах, при содействии

посла Великобритании в Москве, сумма репараций была снижена до 300 миллионов

долларов США, а срок выплаты продлен с пяти до шести лет, вызвал удовлетворение.

Однако радость от этого оказалась кратковременной, ибо при детальном рассмотрении

вопроса о репарациях было установлено, что русские, несмотря на то, что соглашение о

перемирии не давало им никакого на это права, потребовали производить расчеты в

соответствии с уровнем цен 1938 года. За прошедшее с тех пор время цены выросли почти

в два раза и, следовательно, это дополнительное условие означало, что 300 миллионов

долларов на практике соответствуют 600 миллионам. После упорных переговоров русские

согласились повысить цены на машины и промышленное оборудование на 15 процентов, а

на готовые изделия - на 10 процентов по сравнению с уровнем 1938 года. Но с

поправкой и на эти пересчеты сумма репараций почти вдвое превышала 300 миллионов.

Соглашение о выплате репараций было подписано 17 декабря 1944 года.

Весьма неприятной неожиданностью явилось требование, согласно которому 60

процентов репарационных поставок должны составлять изделия металлообрабатывающей

промышленности и только 40 процентов - продукты деревообработки. До войны наша

металлообрабатывающая промышленность почти полностью работала на внутренний