Geum.ru

Моя служба в царской армии России началась со случая, который оказал решающее влияние на мою жизнь

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   24   25   26   27   28   29   30   31   ...   44

Швеция.

Если бы оборонное ведомство было в лучшем состоянии, то предположительно можно

было бы спасти от оккупации, во всяком случае, север Норвегии. Последствия того, что

так не случилось, много значили как для Швеции, так и для Финляндии, особенно для

Финляндии. Кольцо немецкого окружения расширялось все дальше на север, и, когда

немцы в конце июня 1940 года захватили Киркенес, порт на берегу Северного Ледовитого

океана, расположенный на границе с Финляндией, наша страна оказалась как бы в мешке,

из которого Петсамо был единственной отдушиной. Только через него мы могли

поддерживать связь с заморскими странами, да и то только с позволения западных стран

и Германии. Экономическое положение [351] Финляндии обострилось, и прежде всего

наша стратегическая позиция стала весьма сложной. Германские войска стояли рядом с

нашей границей, опасно близко к двум важным объектам - Мурманску и никелевым

рудникам в Петсамо.

Обстановка, сложившаяся на Севере, превратила этот регион в напряженное поле

большой политики, которое оказывало двоякое влияние на судьбу Финляндии. С одной

стороны, присутствие немецких войск в Северной Норвегии представляло собой немалую

опасность: русские могли предпринять контрмеры, и тогда мир, только что достигнутый

Финляндией, и спасенная государственная независимость могли бы пострадать. С другой

стороны, силовой фактор Германии на Севере служил серьезной преградой таким

устремлениям, гораздо более серьезной, чем могла бы выставить Финляндия, будучи

одинокой. Когда наши норвежские друзья упрекают нас за то, что мы в 1941 году стали с

немцами собратьями по оружию, они забывают, что фоном этого факта стала ситуация,

поставившая Финляндию перед выбором, обстановка, на создание которой оказал

влияние крах норвежской обороны.

Спустя тридцать пять лет после разрыва унии между Швецией и Норвегией последняя

понесла наказание в виде германской оккупации за то, что вырвалась из военно-

политического союза, не подумав заключить со Швецией военный договор и даже не

уделив достаточного внимания обороне своей страны. Пожалуй, уже тогда можно было

предположить, что последствия ликвидации унии когда-нибудь скажутся и на

Финляндии. Что мог бы значить для северных стран союз, базирующийся на

действительной воле к обороне, показало развитие событий в 1939-1940 годах.

Одна возможность Финляндии сохранить нейтралитет и облегчить экономические

условия была утрачена, когда провалился шведский план по мирному решению проблемы

Северной Норвегии. Этот план, одно из редких проявлений активности шведской внешней

политики во время второй мировой войны, был предложен во время боев под Нарвиком;

он предполагал вывод из этого района как немецких, так и французско-британских войск

и посылку вместо них шведских вооруженных сил. Даже с учетом страха перед

возможными домогательствами русских, для Финляндии в ту пору было выгодно, чтобы

войска западных держав вошли в Северную Норвегию, где они могли бы защищать свои

интересы как до, так и после [352] распада советско-германского братства по оружию.

Однако 20000 солдат в начале июня перебросили на французский фронт. Если бы эта

группировка оставалась в Норвегии, она принесла бы большую пользу в деле защиты

интересов западных стран, а ее присутствие, с точки зрения Финляндии, было бы

важнейшим фактором сохранения равновесия в регионе.

Развитие общей ситуации, начиная с июня 1940 года, не предвещало ничего хорошего.

Западные страны, от которых Финляндия получила самую сильную поддержку, оказались

основательно побитыми. Вооруженные силы Германии продолжали развивать мощное

наступление на Запад. Следовательно, у Советского Союза руки оказались развязанными

для дальнейшего выдвижения вперед своих стратегических позиций.

События в Прибалтике показали, что Москва, видимо, не станет манкировать такой

возможностью. Плохим предвестником стали ноты, переданные Литве 13 и 28 мая 1940

года: в них эта страна обвинялась в антисоветской деятельности. 14 июня последовал

ультиматум, и уже на следующий день русские войска приступили к оккупации Литвы. 19

июня такая же участь постигла Эстонию и Латвию. Наша разведка доносила о том, что в

Ленинградском военном округе идет широкомасштабная военная подготовка, и перед

нами, естественно, встал вопрос, а не наступает ли очередь Финляндии?

2 июня - спустя всего лишь несколько дней после "второго предупреждения" Литве -

русские предъявили Финляндии требование, никоим образом не вытекавшее из мирного

договора: все предприятия, как государственные, так и частные, вывезенные из Карелии и

с мыса Ханко, должны быть возвращены СССР. 23 июня, через четыре дня после

оккупации Эстонии и Латвии, последовало новое требование: концессию на никелевые

рудники в районе Петсамо необходимо отобрать у британской "Монд никель компани" и

передать либо СССР, либо обществу, акционерный капитал которого был бы поделен

поровну между Советским Союзом и Финляндией. Едва ли случайно этого потребовали

после того, как войска Англии покинули не только Северную Норвегию, но и всю

материковую часть Европы. Как выразился Молотов, русских не столько интересовала

руда, сколько сама территория, запасов никеля на которой хватит на долгие годы.

Наконец, 27 июня СССР потребовал либо демилитаризировать Аландские [353] острова,

либо же укрепить их совместными силами Советского Союза и Финляндии.

Хотя печать по рекомендации правительства и воздерживалась комментировать эти

пробуждающие интерес требования, но слухи о них все же быстро распространились.

Народ в этой серии нажимов увидел начало такого же спектакля, какой был разыгран на

южном берегу Финского залива.

Больше всего общественное мнение взволновало нападение на финский пассажирский

самолет "Калева", который 14 июня был сбит во время регулярного рейса из Таллинна в

Хельсинки. Было доказано, что "Калева" сбили два русских истребителя и что русская

подводная лодка, курсировавшая в этом районе, овладела всеми грузами, находившимися

в самолете. Помимо финского летчика и экипажа лайнера погибли и пассажиры; они

были иностранными гражданами, и в их числе летел французский дипкурьер, мешок с

почтой которого стал также трофеем. Правительство в тех деликатных для Финляндии

условиях хотело любой ценой избежать конфликта и сочло за лучшее не выступать с

протестом и не требовать возмещения. В сообщении, предназначенном для широкой

публики, было сказано, что причина падения самолета осталась невыясненной, и все же

действительное положение вещей стало широко известно. Ее подтвердил спустя пару лет

и оказавшийся в плену один из офицеров подводной лодки; по его словам, мешок с

диппочтой в открытом море был передан на борт судна, которое тут же было выслано из

Кронштадта. Угроза Финляндии вынудила правительство согласиться с требованиями

Советского Союза. Так, мы пошли на передачу имущества государства и частных лиц,

которое во время войны (а во многих случаях и задолго до нее) было вывезено из Карелии

и с мыса Ханко. Особо тяжким было то, что в этой связи за границу уплыло 75 паровозов

и 2000 вагонов. Согласились мы и на демилитаризацию Аландских островов, которая

должна была завершиться до половины февраля 1941 года, и предоставили СССР право

иметь в Марианхамина консульство, штат которого вскоре раздулся до 38 человек. Дали

обещание на переговоры о концессии на никелевые рудники. К сожалению, Англия не

смогла поддержать нас в этом вопросе. Когда СССР в июле 1940 года потребовал права на

движение русских поездов от границы до Ханко, мы после долгих и упорных переговоров,

в которых добились некоторых послаблений, [354] согласились и на это. Такой сквозной

проход поездов через всю южную часть Финляндии мог, естественно, привести к

использованию его в дурных целях, и нам необходимо было побеспокоиться о

безопасности важнейших железнодорожных узлов и мостов.

В исключительно сложных условиях нам пришлось начинать восстановительные работы и

перебросить почти полмиллиона людей с отданных территорий на новые жилые районы.

Новую систему обороны необходимо было создать в наикратчайшие сроки и осуществить

мероприятия, которых требовал противник. Перенос границы потребовал, ко всему

прочему, строительства многочисленных новых казарм, прокладки дорог и организации

средств связи. Административно-территориальное деление страны необходимо было в

значительной степени обновить. Поскольку склады мирного времени пока не могли

вместить оборудование демобилизованной полевой армии, пришлось огромное

количество вооружения и оборудования оставить на хранение в приграничных районах

демобилизации армии, часто под открытым небом. Перестройку территориальной

системы с надлежащими складами завершили поздней весной 1941 года. Это

мероприятие, можно считать, было выполнено в кратчайшие сроки, если учесть масштабы

работ, но летом 1940 года наша боеготовность была до опасности слабой. Война

поглотила оружие и снаряжение, а пополнять все это приходилось разнородным

оборудованием и по большей части устаревшим; полевые орудия у нас были шести-семи

разных калибров. Самым отвратительным был парк противотанкового и зенитного

вооружения. Из Германии, к которой обратились, чтобы ликвидировать недостатки,

получили холодный отказ.

В протяженной приграничной зоне мы вынуждены были строить укрепления, чтобы хоть

как-то возместить нехватку живой силы. Генерал-лейтенант Ханнелин, искусно и

целеустремленно руководивший этими работами, добился со временем того, что новая

линия обороны стала постепенно вырисовываться. На прибрежном участке Финского

залива работы продвигались быстро под руководством шведов и с помощью шведских

средств. Радовало то, что скандинавская солидарность Зимней войны продолжалась в

такой форме.

В сложившихся тогда условиях было, как никогда раньше, важно показать, что воля

Финляндии к обороне не сломлена, [355] что новое нападение снова поднимет весь народ

на сопротивление. После тяжелых уроков войны парламент сейчас тоже понял, что

военные расходы не следует взвешивать на "аптекарских весах", и суммы, необходимые

на приведение оборонительного ведомства в порядок, выделяли не ропща. Сколько могла

бы сэкономить страна, если бы такое, лишь теперь достигнутое понимание существовало

среди членов парламента раньше!

Самым наглядным свидетельством нового отношения к оборонительному ведомству стало

решение об увеличении срока активной службы в армии с одного до двух лет. Теперь мы

смогли увеличить в два раза численность личного состава армии мирного времени и

реорганизовать ее так, что она стала состоять из пяти армейских корпусов,

подразделенных на 15 бригад.

Время конца июля и начала августа 1940 года снова стало критическим. В июле было

установлено, что в СССР идет масштабная военная подготовка. 16 июля настала очередь

Румынии получить ультиматум от своего мощного соседа, а спустя два дня была

оккупирована Бессарабия и северная часть Буковины. В начале августа прибалтийские

страны были окончательно присоединены к Советскому Союзу. В эти богатые событиями

недели в Москве шли переговоры о никелевой концессии, на которых участники со

стороны Финляндии подвергались сильному нажиму. Одновременно в Хельсинки были

по известному образцу инсценированы демонстрации коммунистов, целью которых было

спровоцировать кризис. Когда группу буянов задержали во время уличных беспорядков,

посол СССР заявил протест премьер-министру Рюти. Одновременно он подчеркнул

необходимость отставки Таннера. И на этот нажим правительство сочло лучшим

согласиться.

Так же, как и перед началом Зимней войны, опасно увеличилось число нарушений

границы самолетами. Опасность удара с воздуха, прежде всего в виде высадки

парашютного десанта, вызвала необходимость немедленного усиления столичного

гарнизона.

На этой стадии стали появляться признаки того, что интерес Германии возрос и к

оставшейся части на востоке Европы, иными словами, к Румынии и Финляндии. 31

августа Германия выдала Румынии гарантию, которая остановила экспансию [356] СССР

на Балканах. Что касается Финляндии, то навязчивость немцев была по форме намного

скромнее. Следовательно, у бывшего министра иностранных дел Румынии не было ни

малейшего основания заявлять, что Германия осенью 1940 года за спиной СССР якобы

вела переговоры с Финляндией о заключении военного союза.

Контакты Германии и Финляндии начались с того, что я 17 августа 1940 года получил от

посла Финляндии в Берлине телеграмму, в которой меня просили на следующий день

утром лично прибыть на аэродром Малми и получить письмо, которое привезет важное,

названное по имени лицо. Мне это было удобно сделать, поскольку 18 числа утром я

намеревался вылететь в город Ювяскюля, где должен был присутствовать на первом

годовом собрании Братского союза инвалидов войны. Когда я приехал на аэродром вместе

с министром обороны Вальденом и генерал-лейтенантом Хейнрихсом, то узнал, что на

эту встречу приглашен и министр иностранных дел Виттинг. Прочитав письмо, я

пересказал его содержание обоим министрам: меня просили в тот же день принять

немецкого подполковника Вельтьенса, которому поручили передать послание

рейхсмаршала Геринга. Перед отправлением я сообщил домой, что приеду к вечеру.

Подполковник Вельтьенс в тот же вечер посетил меня дома и передал приветствие

Геринга. Тот интересовался, не пожелала ли бы Финляндия по примеру Швеции

разрешить транспортировку через ее территорию немецких грузов хозяйственного

назначения, а также проезд отпускников и больных в Киркенес и оттуда далее. Кроме

этого, Вельтьенс сообщил, что у нас теперь появится возможность получения военного

снаряжения из Германии.

Я выразил удовлетворение тем, что у оборонительных сил Финляндии появилась надежда

на пополнение вооружения, но заметил гостю, что не могу дать ответа на вопрос о

транспортировке через территорию Финляндии, поскольку решение таких проблем не

входит в круг моих полномочий. Поэтому я посоветовал ему обратиться с этим вопросом

к министру иностранных дел и сказал, что могу помочь в организации встречи. Вельтьенс

на это ответил, что ему не разрешено разговаривать по этому вопросу ни с кем, кроме

меня, и что ему приказано избегать встреч с руководителями государства и ведущими

политиками. [357]

Хотя я и отказался от рассмотрения этого вопроса, Вельтьенс попросил разрешения зайти

ко мне и на следующий день, как он сказал, за принципиальным ответом, который рейхс-

маршал ожидал только в форме "да" или "нет". Я согласился его принять еще раз, но

добавил, что мой ответ будет тем же самым. Он выразил надежду, что я не буду

разговаривать об этом с министерством иностранных дел. На это я ответил, что считаю

своим долгом сообщить о нашей беседе премьер-министру Рюти, который исполнял

обязанности главы государства во время болезни президента Каллио. Когда я вечером

того же дня посетил Рюти, исполняющий обязанности президента поручил мне дать

рейхс-маршалу через его посланника положительный ответ на вопрос о сквозной

транспортировке. Это я и сообщил Вельтьенсу, когда он утром следующего дня пришел ко

мне.

Министр обороны незамедлительно послал в Германию своих представителей для

закупки оружия. В процессе переговоров немцы обещали также передать часть

предназначенного для Финляндии во время Зимней войны оружия, которое было

разгружено с судов в норвежских портах и затем конфисковано германскими войсками, а

также обязались возместить и то, которое успели использовать.

Частные вопросы провоза оборудования, больных и отпускников рассматривали военные

власти обоих государств, и эти переговоры завершились техническим соглашением,

подписанным 12 сентября.

После того, как по этому вопросу провели переговоры представители министерств

иностранных дел, 22-го числа того же месяца было подписано официальное соглашение.

Окончательная формулировка его была выработана без совета с финскими военными.

Позднее эта сквозная транспортировка была подвергнута жесточайшей критике, но сам

факт ее вызвал вздох облегчения во всей стране. Каждый понимал, что интерес Германии

к Финляндии в существовавшей тогда обстановке был единственной соломинкой, хотя

никто не имел представления о ее прочности. В середине сентябре еще не было никаких

признаков, указывающих на разрыв германо-советского пакта, также не было и ясности в

вопросе о том, как эти две диктатуры договорились относительно деления Севера на

сферы влияния. [358]

Ход событий в последующее время, и особенно то, что нам стало известно о визите

Молотова в Берлин в ноябре 1940 года, убедило меня в том, что без интереса Германии и

Финляндии, проявившегося в заключении соглашения о сквозной транспортировке,

Финляндия уже осенью 1940 года снова могла бы стать жертвой нападения, отразить

которое страна была бы не в состоянии.

Соглашение, правда, вызвало протест английского правительства, но в частном порядке

нам все же намекнули, что понимают вынужденность этого шага. Той же точки зрения

придерживалось и правительство США.

Эта инициатива Германии предоставила Финляндии возможность передышки после

непрерывного нажима, продолжавшегося целых полгода; некоторое время мы теперь

могли отдохнуть от требований русских. Центральным вопросом осени и зимы была

проблема никелевых рудников. Финляндия, будучи западным правовым государством, не

считала возможным нарушить права никелевого концерна и односторонне денонсировать

договор, заключенный в 1934 году, а Советский Союз все время угрожал прибегнуть к

силе, если вопрос не будет быстро решен в соответствии с его требованиями. Когда летом

1941 года началась война, проблема все еще оставалась нерешенной.

Информация о том, что в начале ноября нарком иностранных дел посетил Берлин,

вызвала в Финляндии огромное беспокойство. Многое указывало на то, что наша страна

снова станет объектом торга между этими двумя великими державами. Мы понимали, что

война будет затяжной, и чем дольше она будет продолжаться, тем больше Германия будет

зависеть от своего могучего союзника и от поставок товаров из России.

То обстоятельство, что нам не удалось получить надежной информации о переговорах в

Берлине, тоже усилило наше беспокойство. Руководство нашего министерства

иностранных дел, правда, отметило, что отношение Германии к Финляндии стало более

положительным, но эта точка зрения основывалась на чистых предположениях.

Из тех документов о сотрудничестве Германии и Советского Союза, которые опубликовал

в Вашингтоне госдепартамент, становится ясным, что финский вопрос являлся

центральным объектом переговоров в Берлине осенью 1940 года. Соглашение

предыдущего года, по Молотову, можно было считать выполненным, [359] за

исключением одного пункта - Финляндии! Советское правительство считало своим

долгом "окончательно решить и организовать проблему Финляндии". Новых соглашений

для этого не требуется, поскольку Финляндия в соответствии с уже имеющимися

соглашениями включена в сферу влияния СССР.

Гитлер заявил, что по этому вопросу расхождений нет и что интересы Германии в

Финляндии не политические, но он боится, что, если между Советским .Союзом и

Финляндией вспыхнет новый конфликт, Швеция поспешит на помощь Финляндии. В

этом случае можно предположить, что Швеция и Финляндия предоставят Англии, да,

пожалуй, и США, возможность создания военно-воздушных баз на своей территории, а

это заставит Германию предпринять контрмеры. Такое развитие не было бы в интересах

Германии, поскольку она зависима от финского никеля и финской древесины. Не может

ли Советский Союз подождать месяцев шесть или год перед тем, как получит свободу