Geum.ru

Моя служба в царской армии России началась со случая, который оказал решающее влияние на мою жизнь

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   26   27   28   29   30   31   32   33   ...   44
часть оружия и снаряжения противника в виде военных трофеев оказалась в руках наших

войск.

Операции в Ладожской Карелии и в прибрежном районе Ладоги были выполнены в

соответствии с планом, но, несмотря на это, итог был не совсем таким, как я задумывал.

Видимо, это оказалось результатом того, что наша авиация не смогла помешать

противнику вырваться водным путем из клещей, которые затягивались вокруг него все

туже. И все же Ладожская Карелия была освобождена, и одновременно были созданы

исходные позиции для наступательного маневра на Карельском перешейке.

По мере того, как побережье Ладожского озера снова становилось нашим, туда

перебросили артиллерию и прочее снаряжение с оборонительной линии, построенной на

берегах Сайменского озера после заключения Московского договора. Артиллерийские

орудия на эту линию тогда перебросили из фортов береговой обороны Ладоги. В связи с

восстановлением прежних батарей войска полевой армии высвободили для будущих

маневренных операций. [386]

В Центральной Карелии непосредственно мне подчиненная 14-я дивизия под

командованием полковника Рааппана добилась больших успехов, захватив обширные

территории. Когда его части окружили и разбили русскую дивизию и одновременно

отразили упорные контратаки, они вошли в деревню Рукоярви, захватив ее 14 сентября,

дивизии был дан приказ перейти к обороне. Так была создана зона защиты важной

железнодорожной магистрали Йоэнсу-Контиомяки, которая подвергалась угрозе и во

время Зимней войны.

Во время боевых действий я неоднократно выезжал в войска и тогда получал возможность

познакомиться с их трудностями и одновременно с их исключительным наступательным

духом. Уже во время первого маневра на продвижение вперед на направлении

Корпилахти-Салми, я посетил штаб Карельской армии, который дислоцировался в

Нииттюлахти близ города Йоэнсу, а на железнодорожной станции Вяртсиля, только что

отвоеванной у противника, встретился с многочисленными командирами, а также

поприветствовал войска, продвигавшиеся вперед. В Вяртсиле был приглашен и командир

6-го армейского корпуса генерал-майор Талвела, который потребовал, чтобы войска снова

пошли в наступление с рубежа реки Туулосйоки, однако я, зная его импульсивный

характер, счел нужным заметить ему, что для этого еще не созрело время. Наступления

нельзя начинать до тех пор, пока пути снабжения не приведены в порядок и не

сосредоточены дополнительные силы, снятые с других участков фронта. Я не хотел

никаких молниеносных успехов.

Немецкие войска, находившиеся в Лапландии, подчиненные командующему

оккупационными войсками в Норвегии генерал-полковнику фон Фалькенхорсту,

представляли собой отдельную армейскую группу в составе четырех дивизий. Помимо

этого, на данном направлении действовали 3-я и 6-я дивизии финнов, дислоцировавшиеся

в Суомуссалми и Кусамо, они были объединены в 3-й армейский корпус, которым

командовал генерал-майор Сииласвуо. В соответствии с директивой, отданной

германской Ставкой, Лапландская армия должна была захватить Мурманск и перерезать

мурманскую железную дорогу.

Благодаря недавно проложенной дороге, главный удар в наступлении мог быть направлен

на населенный пункт Салла, откуда немцы намеревались прорваться в Кандалакшу,

расположенную на Мурманской железной дороге. Эта задача была [387] поставлена 36-му

армейскому корпусу, состоящему из двух немецких дивизий, который перешел в

наступление 1 июля, а 6-я финская дивизия, дислоцировавшаяся в Кусамо, выдвигалась

через леса к путям снабжения противника восточнее Салла. Южнее двинулась вперед

оставшаяся часть 3-го армейского корпуса с задачей выйти на рубеж Кестеньга-Ухта.

Наступление на Салла оказалось очень трудной задачей. Все усилия немцев натыкались

на широкую укрепленную полосу русских, и только опасность окружения заставила

противника, в конце концов, отказаться от Салла. Одновременно с этим 6-я дивизия

финнов угрожала перерезать русским пути отступления. Широкомасштабный

наступательный маневр, проведенный севернее реки Кола 6 июля, вывел немцев на

железную и шоссейную дороги позади Салла. Однако они не смогли помешать

противнику уйти, когда он, ослабленный потерями и, осознавая опасность положения,

утром 8 июля начал отступление.

После того как немцы овладели пустынным горным районом Салла, больше им захватить

ничего не удалось. Только части 3-го армейского корпуса, наступавшие на Кестеньгу и

Ухту, продолжали двигаться вперед, правда, рубежи выхода им были сокращены. На

направлении Петсамо немецкое наступление остановилось в пустынной дикой местности

на берегах реки Лица, где их войска и оставались на позициях до самого конца войны.

Немцы осуществляли свои операции независимо от нас, но, поскольку они велись с

территории Финляндии, поскольку действия, происходившие на участках немецкого

фронта, естественно, оказывали влияние на ведение войны нашей страной, то можно было

подумать, что немецкие войска подчинены финскому главнокомандующему. Этот вопрос

даже обсуждался в Ставке германского командования, как мне в конце июня сообщил

представитель немецкого военного руководства генерал пехоты Эрфурт, работавший у

меня в Ставке. Меня эта идея вовсе не увлекала. Понятно, что такая организация в

огромной степени увеличила бы рабочую нагрузку и возложила бы на мои плечи

ответственность за войска, которых я не знал. Однако основным являлось другое

обстоятельство: едва ли можно представить, что значительную часть немецкой армии

отдали бы мне в подчинение без того, чтобы я не оказался зависимым от военного

руководства Германии. [388]

После войны много говорилось о том, что Финляндия зависела от Германии. Помимо

экономической стороны, которую правительство вынуждено было учитывать, определяя

свою позицию по отношению к предложениям немцев, не существовало никакой

зависимости, базирующейся на каких-либо договорах или организованных совместных

решениях, и прежде всего в военном отношении. Свидетельством этого являются многие

случаи, описанные в настоящих воспоминаниях, когда я в интересах нашей страны

относился отрицательно как к оперативным, так и к иным предложениям германской

стороны. Зондажный характер сообщения генерала Эрфурта виден уже из того, что он

поинтересовался у начальника генерального штаба, не передал ли тот содержание

сообщения дальше и какова точка зрения главнокомандующего по этому вопросу.

Генерал-лейтенант Хейнрихс ответил ему, что эта идея главнокомандующего не

интересует.

Во время, когда донесения с фронта в основном радовали, политическая обстановка стала

вызывать озабоченность. Посольство Англии в Хельсинки, численность которого после

начала войны все возрастала, вело широкую, направленную, прежде всего против немцев,

разведывательную деятельность. Немцы делали об этом замечания министру

иностранных дел Виттингу, в дополнение к чему Гитлер в письме на имя президента

республики лично заявил, что предпримет меры для воспрепятствования такой

деятельности. Наши просьбы об уменьшении численности посольства оставались без

внимания, да и министр иностранных дел не посчитал возможным в соответствии с моим

предложением запретить посещения определенных районов.

Ситуация обострилась, когда министр иностранных дел 28 июля заявил послу Англии, что

финское посольство в Лондоне прекращает свою деятельность, и одновременно запросил

у британского кабинета, намерена ли Великобритания и дальше оставлять свое

посольство в Хельсинки. 31 июля английская авиация бомбила Петсамо, в связи с чем

Финляндия заявила протест и отозвала свое посольство домой. Посольство Англии, в

свою очередь, покинуло Хельсинки. Англия в начальный период войны с пониманием

относилась к нашей позиции. Развитие отношений в столь тревожном направлении спустя

какой-то месяц не предвещало ничего хорошего. Министр иностранных дел Виттинг

утверждал, что главнокомандующий [389] выступал в защиту вышеупомянутых мер,

однако это не соответствует действительности. Я, правда, обращал внимание

правительства на то упущение, что разведывательную деятельность Англии позволили

продолжать в таких широких масштабах, и одновременно предлагал потребовать

снижения численности посольских сотрудников и запретить иностранцам посещать

определенные районы, но чтобы я советовал отозвать посольство - так далеко не

заходил.

Я считал, что при таком развитии событий Финляндии следовало бы в качестве

неофициального представителя в Лондоне назначить кого-нибудь из влиятельных членов

английского правительства, являющегося персоной грата, которого считают патриотом,

не сторонника внешней политики, проводимой правительственными кругами. В те

моменты, когда я беседовал на эту тему с президентом Рюти, тот высказывал полное

понимание моего предложения. Однако, по неизвестным мне причинам, его на практике

так и не осуществили.

В нашей борьбе теперь настала очередь освобождения Выборга и Карельского перешейка.

На позициях, расположенных между озером Сайма и Финским заливом находился 4-й

армейский корпус генерал-лейтенанта Оеша. В составе его было три дивизии. Согласно

оперативным планам, в момент выхода 2-го армейского корпуса на рубеж, с которого он

угрожал бы тылам противника, Оешу надлежало перейти в наступление с целью

окружения группировки русских, занимавшей круговую оборону в районе Выборга, и

нанести главный удар по левому флангу. Когда, как уже было сказано выше, 2-й

армейский корпус вышел на Вуокси и захватил плацдарм на южном берегу реки, генерал-

лейтенант Оеш получил приказ перейти в наступление 22 августа.

Однако накануне было получено донесение, что русские в полосе, противолежащей 4-му

армейскому корпусу, взрывают свои укрепления, что свидетельствовало об их намерении

отступить и попытаться задержать продвижение наших войск, уничтожив дорожную сеть.

Таким образом, запланированный наступательный маневр принимал характер

преследования. Уже 23 августа правый фланг 4-го армейского корпуса вышел к Вилайоки,

на западном берегу Выборгского залива, а левый фланг - к Кипинайоки в восемнадцати

километрах севернее Выборга. Одновременно с плацдарма 2-го армейского корпуса через

реку Вуокси была переправлена легкая бригада, [390] которая двинулась в наступление и

20 августа, двигаясь в западном направлении, вышла к деревне Лююкюля, расположенной

в двенадцати километрах восточнее Выборга. Сложившаяся обстановка предоставила

возможность нанести глубокий удар вплоть до Финского залива, а также перерезать

коммуникации и воспрепятствовать возможным попыткам русских оказать помощь своим

войскам. 4-й армейский корпус в связи с этим получил 23 августа распоряжение

повернуть свой левый фланг в направлении Уусикиркко, а правому флангу 2-го

армейского корпуса было приказано двигаться в направлении Кивеннапа.

В полосе Выборга в это время действовали три русские дивизии, одной из которых была

поручена оборона Выборга и его окрестностей, а задачей двух других было наступление

на Вуосальми с целью отбросить противника обратно через Вуокси. Тем самым русские

стремились в этой попытке использовать и 2-ю дивизию, выдвигающуюся через Валкярви

из Килпола на Карельский перешеек. План операции русских свидетельствовал об

инициативности и храбрости, но осуществлять его стали слишком поздно, ибо быстрое

продвижение сил 4-го и 2-го армейских корпусов превратило его в пустой звук, да и

войска из Килпосаари не успели вовремя добраться до цели. Когда клин наступления

русских по пути из Выборга в Вуосальми внезапно врезался в бок левого фланга 4-го

армейского корпуса, двигавшегося через Кямяря и Пэркярви к Уусикиркко, кое-какие

серьезные ситуации, конечно, возникли, но в упорных боях, продолжавшихся двое суток,

наши вышли из них с честью. Наступление продолжалось, и 25 августа в районе станции

Кямяря была перерезана важнейшая железнодорожная магистраль, ведущая в Ленинград.

На этой стадии и на правом фланге 4-го армейского корпуса началась операция, которая

сыграла в дальнейшем значительную роль.

В то время как основные силы противника наносили контрудар восточнее Выборга,

остальные его войска были связаны в северном направлении, 8-я дивизия под

командованием полковника Винелина 24 августа переправилась через Выборгский залив.

Железнодорожные и шоссейные пути были перерезаны на следующий день.

Русские дивизии оказались в клещах между обоими флангами 4-го армейского корпуса.

Правый фланг корпуса овладел [391] дополнительными территориями на восточном

берегу Выборгского залива, а его левый фланг продвинулся с направления Хейнйоки на

юго-запад. Русские войска, сражавшиеся близ Выборга и на востоке от города вскоре

обнаружили, что их коммуникации перерезаны и их, в конце концов, загнали в мешок на

обширной лесной территории между Порлами и Метсякюля южнее Выборга. Только

после отчаянных и храбрых попыток вырваться с боями из мешка, боями,

продолжавшимися несколько суток, понеся огромные потери, небольшой части

окруженной дивизии удалось через леса выбраться из кольца и уйти на Койвисто. Все, что

осталось от войск, а также большая часть обоза и вооружения при развязывании

"порламиского мешка", 1 сентября попало в наши руки.

Уже 29 августа части 4-го армейского корпуса вошли в Выборг. В тот день над старой

выборгской крепостью вновь взвился флаг, который был спущен 13 марта 1940 года.

Момент освобождения, с большим нетерпением ожидавшийся всем народом, настал, и

радость и гордость по поводу освобождения столицы Карелии были огромны. Настроение

омрачали лишь те систематические разрушения, которые противник учинял как в самом

городе, так и в его окрестностях.

31 августа отдельные подразделения 4-го армейского корпуса вышли в Ваммелсуу,

расположенному на берегу Финского залива. В тот же день полковник Паяри храбрым

броском ворвался в деревню Майнила, известную событиями начала Зимней войны,

деревню, на проходящей через которую столетней границе мы могли бы стоять

нейтральными соседями, а не ненавистными врагами, если бы только захотел Советский

Союз. 2 сентября был захвачен поселок Койвисто, а на остальной части острова русские

продолжали сопротивляться нашим атакам еще в течение двух месяцев.

Во время наступления меня терзала мысль о том, что противник, возможно, вмешается в

бои за Выборг свежими силами, перебросив их с восточной части Карельского перешейка.

Близость Ленинграда могла вызвать энергичные контрмероприятия, для которых

дорожная сеть на этом направлении предоставила бы большое преимущество. Поэтому

было необходимо одновременно с битвой за Выборг разбить силы противника на

восточной части перешейка. Эту задачу поручили двум дивизиям левого фланга 2-го

армейского корпуса, преобразовав их в 1-й армейский корпус. 24 августа им в жестоких

боях [392] удалось оттеснить противника за старую государственную границу, на которую

они и вышли 2 сентября.

В результате наступательной операции, длившейся целый месяц, был возвращен

Финляндии Карельский перешеек. Были разбиты пять дивизий противника, захвачено

большое количество пленных и много ценного оборудования. После этого операции на

перешейке превратились в затяжную позиционную войну, завершившуюся спустя три

года.

Когда была достигнута государственная граница, я в приказе объявил войскам

благодарность, подчеркнув одновременно, что нам предстоит затратить еще много сил и

пока не время менять винтовку на плуг. Такое наставление было к месту, ибо в обществе

нашла широкое распространение точка зрения, будто бы война уже почти закончилась.

В момент самых жестоких боев на Карельском перешейке я получил от начальника

генштаба вооруженных сил Германии генерал-фельдмаршала Кейтеля письмо, в котором

он предлагал, чтобы финская армия пошла в наступление на Ленинград с севера

одновременно с наступлением немецких войск с юга. В письме также говорилось, что

финским войскам следовало бы перейти в наступление на востоке Ладожского озера и

форсировать реку Свирь с целью соединения с немцами, сражающимися на направлении

Тихвина, но для обороны юго-востока Ладоги надо оставить мощную маневренную часть.

Когда по моей просьбе президент республики прибыл в Ставку, я доложил ему об

обращении военного руководства Германии, повторив, что принял на себя обязанности

главнокомандующего с тем условием, что мы не предпримем наступления на Ленинград.

Я также подчеркнул, что, по моему мнению, форсировать Свирь едва ли в интересах

страны.

Президент Рюти согласился со мной, и я 28 августа отправил отрицательный ответ

генерал-фельдмаршалу Кейтелю. Что касается форсирования Свири, то немцы

удовлетворились этим ответом, однако продолжали еще более настойчиво держаться за

план нашего участия в наступлении на Ленинград. Поскольку я не мог выехать из Ставки

для доклада президенту Рюти, я был вынужден попросить его приехать ко мне снова.

Результатом переговоров с ним и на этот раз явилось письмо с отрицательным ответом,

датированное 31 августа.

В тот же день армейские корпуса, действовавшие на Карельском перешейке, получили

приказ не переходить оборонительной [393] линии русских, которая проходила южнее

старой государственной границы. Сама граница не стала окончательным рубежом нашего

наступления по той причине, что для обороны больше была пригодна линия, которая была

короче извилистой государственной границы.

Однако вопрос о наступлении на Ленинград не был снят с повестки дня. Спустя

некоторое время, 4 сентября, ко мне прибыл из Ставки германских вооруженных сил

самый доверенный человек генерал-фельдмаршала Кейтеля - генерал Йодль, которому

было поручено убедить меня в том, что Финляндия обязана принять участие в этой

попытке. Я твердо придерживался своей точки зрения, и генерал Йодль, которому явно

были даны строгие инструкции, не сдержавшись, воскликнул:

- Да сделайте хотя бы что-нибудь для демонстрации доброй воли!

Чтобы наши отношения с немцами не стали еще более напряженными и чтобы достичь,

по возможности, положительного решения на проходивших в этот момент переговорах о

поставке из Германии в Финляндию 15000 тонн зерна, я, вопреки своему желанию,

согласился продумать вопрос о наступлении на Черную речку, находившуюся перед

правым флангом наших войск. Однако и этот план не был осуществлен.

Вопрос о том, следует ли переходить старую линию государственной границы, возможно,

вызвал оживленный обмен мнениями в правительственных кругах и в парламенте. Мне

рассказывали, что министр финансов Таннер резко выступил против этой идеи. Я же, со

своей стороны, не смотрел на эту проблему под таким острым углом, который, ко всему

прочему, казался мне слишком формальным. Тот факт, что мир был нарушен, давал нам

право продвинуться и дальше государственной границы и занять там позиции, если того

потребует военная обстановка. Сопротивляясь участию наших войск в наступлении на

Ленинград, я исходил прежде всего из политических соображений, которые, по моему

мнению, были весомее военных. Постоянным обоснованием русских при нарушении

границы Финляндии являлось утверждение, что независимая Финляндия якобы

представляет собой угрозу второй столице Советского Союза. Поэтому нам разумнее было

не давать противнику в руки оружия в этом спорном вопросе, который даже по окончании

войны не был бы снят с повестки дня. [394]

Что же касается перенесения военных действий в Восточную Карелию, то здесь ситуация

была иная. Там мы не угрожали ни Ленинграду, ни Мурманской магистрали, как

впоследствии и выяснилось. Захват Восточной Карелии нужен был для того, чтобы не

дать противнику с построенных здесь опорных баз перенести войну на территорию