Моя служба в царской армии России началась со случая, который оказал решающее влияние на мою жизнь

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   23   24   25   26   27   28   29   30   ...   44

его местом было обучение, но этот недостаток компенсировался хорошим физическим

состоянием шведов, первоклассным вооружением и высокоразвитой промышленностью.

Кроме того, уровень подготовки кадров был на подъеме, поскольку примерно половина

наземных сил военного времени и некоторые части ополчения в начале сентября 1939

года были призваны на кратковременные или продолжительные учебные сборы. В момент

начала Зимней войны часть армии была отмобилизована и тогда около 100000 солдат, 2-й

армейский корпус, перебросили на западный берег реки Торнио.

Осенью 1939 года во время московских переговоров правительство Швеции не посчитало,

что интересы его страны требуют оказания эффективной поддержки Финляндии; оно,

судя по всему, не видело в требованиях русской стороны угрозы интересам Швеции. Когда

была развязана война, и особенно в момент признания Москвой правительства Куусинена

и заключения с ним договора о дружбе и взаимопомощи, уже легко было понять, что

Советский Союз преследует цель захватить всю Финляндию. Большевизированная

Финляндия стала бы для Швеции столь большой опасностью, что напрашивался только

один вывод: Швеции следовало бы в ее же собственных интересах всеми способами

препятствовать осуществлению [342] планов СССР. В ее руках был такой козырь, как

сосредоточение значительных сил на севере страны. Может быть, правительство Швеции

смогло бы разговаривать таким языком, который поняла бы Москва. Одновременно и

второй диктатор задумался бы, планируя нападение на Норвегию, которому пассивное

поведение Швеции только способствовало.

Во время Зимней войны шведское правительство раз за разом заявляло, что Швеция в

связи с позицией Германии не может предоставить нам военной помощи. Это

утверждение являлось основным в межправительственных переговорах. Тот же довод

приводили и послу Франции в Стокгольме. Он сообщал своему правительству: "Германия

заявила правительству Швеции, что открытая помощь Финляндии явится формальным

поводом для объявления войны". Все позднейшие события того времени давали повод

думать, что Кремль инспирировал давление Германии на Швецию.

Сейчас все же стало ясно, что довод, выдвигавшийся шведами, был чистой отговоркой, не

имевшей под собой иной почвы, кроме робких предположений и ссылок на

неопределенные источники, достоверность которых они и не старались изучить. Премьер-

министр Ханссон, выступая в риксдаге 17 января 1940 года, признал, что Германия не

"предупреждала Швецию и не угрожала ей". Если бы Германия когда-нибудь

"непосредственно и официально", как он говорил Таннеру 27 февраля, выступила с

военной угрозой в адрес Швеции в случае вмешательства Швеции в советско-финский

конфликт, подобное обоснование пассивности не оставили бы без упоминания в том

сборнике документов, который был недавно опубликован в целях разъяснения политики

Швеции во время войны. Об этом ничего не говорится в шведской "Белой книге".

Наоборот, там можно найти ясные свидетельства того, что подобного демарша Германия

не предпринимала. Более того, в "Белой книге" можно прочитать, что посол Швеции в

Берлине Рихтер неоднократно информировал свое правительство о заявлениях, которые

показывали, с одной стороны, что вмешательство Швеции в конфликт между СССР и

Финляндией не привело бы к контрмерам со стороны Германии, а с другой - что

Германия вовсе не пыталась "сдерживающе" влиять на шведское правительство в вопросе

оказания помощи Финляндии. Свою точку зрения на позицию Германии посол Рихтер

изложил в письме от 19 февраля: [343]

"Не думаю, что даже активное официальное выступление Швеции на

стороне Финляндии могло бы вызвать с германской стороны контрмеры,

которые втянули бы нас в войну великих держав. Насколько я понял, только

присутствие французских или английских войск на территории Швеции или

Финляндии могло бы вызвать вмешательство Германии в дела Швеции

(Финляндии).

Та информация об угрозах со стороны Германии, которую посол Франции

получил в Стокгольме, в публикации министерства иностранных дел

Германии названа несоответствующей действительности. Таких угроз не

было. То же самое говорил мне и рейхсмаршал Геринг. То, что советские

войска были связаны на финском фронте, было в интересах Германии, но

едва ли для Германии была полезна большевизация Финляндии, особенно

если бы она означала появление русских в долине реки Торнио, то есть на

расстоянии всего четырнадцати миль от столь важных для немцев залежей

железной руды. Едва ли можно себе представить, что третий рейх смог бы

спокойно наблюдать нарушение равновесия на Севере в пользу Советского

Союза".

Заявление, разъясняющее позицию правительства Швеции во время военного конфликта

между СССР и Финляндией, с которым 1 апреля 1940 года премьер-министр Ханссон

выступил во второй палате риксдага, а министр иностранных дел Гюнтер - в первой,

содержало следующие достойные внимания слова:

"В последние дни войны, так же как и раньше, когда представлялась

таковая возможность, Швеция предпринимала попытки дипломатическим

путем оказать помощь Финляндии и добиться по возможности хороших

условий заключения мира. Особенно мы подчеркивали в Москве, что если

Советский Союз ужесточит условия настолько, что правительство

Финляндии не сможет их принять, то шведское общественное мнение и

позиция западных государств может повлиять на позицию Швеции".

С благодарностью признаем, что усилия Швеции по прекращению конфликта были

достойны похвалы, хотя все три предложения о посредничестве не преследовали

действительных интересов Финляндии. Тот факт, что премьер-министр Ханссон посчитал

возможным сделать свое публичное заявление именно 16 февраля, то есть в момент, когда

Москва уже [344] выдвинула приемлемые условия, оказал весьма неблагоприятное

воздействие на ход событий. Неблагоприятное воздействие оказал и другой факт:

окончательные условия мира оказались не идентичны тем, что были переданы через

Стокгольм в качестве основы для переговоров. Появление в них такого дополнения, как

строительство железной дороги Кемиярви - Салла и передача Советскому Союзу

территорий в Лапландии, что можно рассматривать как угрозу Скандинавии, не привело к

каким-либо мерам со стороны Швеции. Именно то направление, где шведские

добровольцы защищали интересы Севера, оказалось преданным шведской дипломатией.

Невозможно выразить достаточно полное сожаление о том, что правительство Швеции

только в ходе переговоров о мире подчеркнуло опасность воздействия общественного

мнения на позицию Швеции, если будет принято решение, которое не может быть

одобрено финской стороной. Такое заявление, сделанное в нужный момент времени и

правильным образом, могло бы сыграть для нас весьма значительную роль, если,

например, оно было бы передано советскому правительству еще до начала войны. Даже

если бы правительство Швеции выступило с таким заявлением в феврале, а не в

"последние дни войны", оно, вероятно, помогло бы нам добиться более выгодных условий

мира.

Политика Швеции во время войны между Финляндией и Советским Союзом была

противоречивой. С одной стороны, пассивная позиция правительства Швеции как перед

войной, так и во время ее поощряла агрессора, а с другой - Швеция оказывала

Финляндии поддержку, посылая добровольцев и значительные количества военного

снаряжения. Кроме того, из этой страны постоянно шла гуманитарная помощь. Политика,

основанная на фактах, с течением времени оказалась бы менее дорогой и одновременно

сэкономила бы Швеции огромные средства.

Премьер-министр Ханссон в одной из речей, произнесенных летом 1940 года, так

защищал политику Швеции: "Ее позицию во время войны заранее определяли те линии,

которым мы следуем десятилетиями". Все случившееся после, начиная с 1939 года, по

всей видимости, дает понять, как опасно заблаговременно широко объявлять о позиции,

которая отнимает у руководителей государства свободу действий и выдает противной

стороне их намерения. [345]

В упомянутой речи, произнесенной летом 1940 года, премьер-министр Ханссон добавил:

"Мы опасались развития событий, которые могли бы сделать малые государства пешками

в игре какого-либо союза великих держав". Но нейтралитет в наши дни вовсе не является

таким волшебным словом, которое способно помешать великим державам использовать в

своих интересах слабость малых государств. Ведь Швеция, в силу своей открыто

выраженной пассивности, сама оказалась в роли пешки в той игре великих держав,

прямыми жертвами которой стали ее ближайшие соседи.

Причина того, что Швеция не оказалась втянутой в войну, как ее сосед, заключается не

только в ее относительно безопасной позиции и умеренной вооруженности, но и в нашем

сопротивлении экспансионистским намерениям Советского Союза. Если бы СССР

удалось добиться цели - захватить Финляндию, - то обстановка в начальный момент

войны между Германией и Советским Союзом была бы абсолютно иной. Если бы русские

войска оказались на Аландских островах и в долине реки Торнио и угрожали бы рудным

полям в момент оккупации немцами Дании и Норвегии, то свобода действий Швеции

была бы весьма ограниченной и "заблаговременно определенные линии" не стоили бы и

выеденного яйца.

То, что этого не произошло, - заслуга финских оборонительных сил. Благодаря их

упорному сопротивлению, полностью сорвавшему расписание агрессора, Советский Союз

после двух месяцев войны счел необходимым отказаться от своих военных намерений, о

которых он известил мир, сформировав правительство в Терйоки. Советскому

правительству, несомненно, пришлось сделать над собой немалые усилия, чтобы

переварить потерю своего престижа, отказаться от правительства-вассала и встать на путь

поиска компромиссных решений.

Причины того, что Советский Союз - хотя бы временно - решил отказаться от своих

первоначальных планов, носили прежде всего военный характер. Ударная сила

механизированной Красной Армии не оправдала возлагавшихся на нее надежд, хотя этой

силе противостояла небольшая по численности и слабо оснащенная армия, которую

только и смогла выставить страна с четырехмиллионным населением. Молниеносного

успеха не получилось, и, кроме того, сосредоточение сил на финском театре военных

действий породило слишком большое напряжение для ресурсов страны, прежде всего для

транспорта [346] и снабжения горюче-смазочными материалами. В дополнение возникла

целая серия политических осложнений. Наиболее важным из них стала угроза

вмешательства западных стран, что могло разрушить отношения СССР с Францией и

Англией. Кремлю было невыгодно и то, что у него на севере руки оказались связанными

именно в тот момент, когда перед ним встали новые задачи, предусмотренные советско-

германским пактом: оккупация Бессарабии и большевизация прибалтийских стран. С

самого начала января 1940 года руководство Советского Союза ожидало нападения

Германии на Западную Европу, что дало бы ему возможность продолжить свою

экспансионистскую политику. Если бы финская война была продолжена, то следовало бы

опасаться, что такие планы, направленные против Германии и западных стран,

требующие, кроме всего прочего, тщательной подготовки и выбора подходящего момента

времени, подверглись бы риску или были бы задержаны и вызвали бы новые,

непредвиденные осложнения.

Финская война задержала большевизацию прибалтийских стран на шесть месяцев, а

Румыния получила время для пополнения вооружений. В международном плане

важнейшим следствием Зимней войны явилось снижение авторитета советских

вооруженных сил.

Политическим результатом Зимней войны для самой Финляндии явилось, прежде всего,

сохранение самостоятельности, купленное дорогой ценой. Смертельная опасность была

отражена крайним напряжением сил всей нации. Но опасность еще не миновала.


Вооружённый мир

Суровый мир был заключен после 105 дней героических оборонительных боев, в которых

одинаково самоотверженно участвовали все общественные классы. Народ Финляндии

может гордиться своими вооруженными силами, которые, правда, были вынуждены

уступить превосходящим силам, но все же остались не сломленными. Мы должны

благодарить их за мир, который получила наша страна, сохранившая независимость и не

запачкавшая своей чести. Народ воодушевляла непоколебимая воля защитить свою

свободу. Все то же правительство, выдержавшее испытания войны, продолжало

руководить судьбой страны. Это было непреложным свидетельством единства нации,

проникнутой сознанием того, что она билась с врагом за правое дело.

Мир для большой части народа Финляндии оказался горестной неожиданностью. Прошло

определенное время, прежде чем все поняли серьезность той обстановки, которая

вынудила правительство и парламент согласиться на столь жесткие условия. Но как

только прошло первое смятение, люди энергично принялись возрождать свою Карелию в

пределах новой, укороченной границы.

Едва ли стоит удивляться тому, что народ испытывал глубочайшее недоверие к

Советскому Союзу. Можно ли доверять соседу, который напал на тебя с целью

уничтожить всю страну и, который, даже после того, как была найдена основа для

мирного решения, то и дело ужесточал условия и выдвигал новые требования?

Финляндия, несмотря ни на что, была готова лояльно приспособиться к предписаниям

Московского договора и попытаться рассеять возможное недоверие к Советскому Союзу.

Отказавшись от помощи Запада, мы еще раз ясно показали, что хотим оставаться вне

конфликтов между великими державами, [348] и теперь Советский Союз мог принимать

во внимание то обстоятельство, что отношение западных стран к Финляндии стало более

прохладным. Позиция Швеции и Норвегии на завершающем этапе Зимней войны

увеличила изоляцию Финляндии.

Да и военная ситуация должна была успокоить русских. Финская армия потеряла

довольно большое число личного состава, ее материальные источники также понесли

громадные потери. Новые границы открывали войскам противника свободный доступ в

страну, а с мыса Ханко открывался кратчайший путь к жизненно важным центрам

государства.

Переговоры об оборонительном союзе Скандинавских стран начались сразу после

окончания войны. Предложение о таком союзе, исходившее от Финляндии, встретило

хороший прием в Швеции и Норвегии, и финский народ, находившийся в очень трудном

положении, увидел проблеск надежды. Тем большим было разочарование, когда стало

известно, что советское правительство воспротивилось этому плану, ссылаясь на третью

статью договора о мире, в которой договаривающиеся стороны обязались воздерживаться

от нападения друг на друга, а также от заключения союзов или вхождения в коалиции,

направленные против другой договаривающейся стороны. Однако никому на Севере даже

в голову не приходило, что речь могла идти о союзе, преследующем агрессивные цели.

Оборонительный альянс был задуман как воплощение желания северных стран защитить

свой нейтралитет и независимость, и его единственной целью было сохранение статус-

кво Севера, при этом Финляндия входила бы в союз с границами, установленными

Московским договором. Дополнительной гарантией мирных целей предполагаемого

союза являлось прямое обязательство всех его членов не начинать войны, если вопрос не

идет об общей обороне от агрессора.

Сопротивление Советского Союза созданию такого оборонительного альянса было

ошибкой. Как показало дальнейшее развитие событий, отказ от него пошел на пользу

только Гитлеру, нападение которого на Скандинавию не встретило совместного

сопротивления Швеции и Норвегии. Можно задаться вопросом, оккупировал бы Гитлер

вообще Норвегию, если бы знал, что вступит в открытый конфликт со Швецией и

Финляндией? Оборонительный союз автоматически привел нас на сторону противников

Германии. Финляндия, привязанная к [349] оборонительной политике Швеции и

Норвегии, даже урезанная и ослабленная, могла бы гарантировать безопасность

Ленинграда.

Позднее была получена информация о том, что Англия в марте 1940 года, через своего

посла в Москве сэра Стаффорда Грипса, выступила в поддержку идеи создания

оборонительного союза северных стран, но ответа на свое заявление не получила.

Разрушив планы создания оборонительного союза, СССР фактически содействовал тому,

что немцы захватили плацдарм на норвежском побережье Северного Ледовитого океана.

Оттуда они стали угрожать Мурманску и протянули часть своих коммуникаций

кратчайшим путем через север Финляндии, а позднее, использовав железную дорогу,

построенную по приказу Советского Союза, появились в опасной близости от Мурманска.

В дни и недели, предшествовавшие вторжению в Норвегию, чувство неуверенности у нас

достигло кульминационной точки. То обстоятельство, что, по полученным нами

сведениям, немецкие войска и суда сосредоточились в портах Балтийского моря, могло

означать, что готовится операция и против Финляндии, прежде всего против Аландского

архипелага. Одновременно за нашей новой границей сосредоточивались крупные силы

русских. Большая часть французско-британского экспедиционного корпуса все еще

находилась в портах Англии, готовая к десантированию, и в начале апреля 1940 года

правительства Швеции и Норвегии получили ноты, в которых им сообщали, что западные

государства, вне зависимости от позиции Скандинавских стран, приняли решение

воспрепятствовать нападению на Финляндию со стороны Советского Союза или

Германии. Если же нападение будет осуществлено, они немедленно вышлют

транспортные корабли с десантом.

Оценить обстановку было трудно прежде всего потому, что мы не знали секретных статей

советско-германского пакта; одна из них, как говорили, давала Германии право захвата

Аландских островов в момент, когда русские выйдут на определенный рубеж в

Финляндии. Учитывая то, что путь, по которому руда из Лулео поступала в порты

Германии, проходил мимо Аландов, можно было полагать, что такое соглашение

существует. Если да, то Финляндия должна оставаться в стороне от пакта и ей следует

защитить Аландский архипелаг. [350] Батареи на островах привели в состояние боевой

готовности и для укрепления обороны перебросили пехотный полк, снятый с восточной

границы.

С глубоким сочувствием следили мы за неравной борьбой, которую вела Норвегия;

причиной слабости сопротивления явилась почти полностью парализованная

обороноспособность этой страны. И все же для эффективной обороны Норвегии, которую

сама природа превратила в настоящую крепость, требовалось не так уж много. После

всеобщей мобилизации численность норвежской армии поднялась примерно до 100000

человек, число уже само по себе, с учетом превосходного солдатского материала, было бы

достаточным для отражения сил агрессора. Но всего лишь два призывных возраста

прошли 84-дневную полную подготовку призывника, обучение же остальных

ограничилось 48-72 днями. Учебные сборы не проводились годами, а последние боевые

учения состоялись в 1933 году. Некая комиссия, созданная впоследствии для изучения

недостатков в оборонном ведомстве, пришла к заключению, что ни одна часть

норвежской армии в 1940 году не была готова к борьбе. Начальствующего состава мало, и

его подготовка недостаточна. Ощущалась большая нехватка оружия, да и то, что имелось,

по большей части устарело. На оборонное ведомство Норвегии наложило свой отпечаток

то, что его годами держали на голодном пайке. Правда, для ликвидации самых явных

недостатков выделялись большие суммы, но непосредственная готовность к обороне от

этого не возрастала. Не приняли также во внимание возможности повышения

обороноспособности за счет мобилизации в начале мировой войны, как это сделала