Geum.ru

Моя служба в царской армии России началась со случая, который оказал решающее влияние на мою жизнь

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   9   10   11   12   13   14   15   16   ...   44
Часть II

Восемь лет соревнования с бурей

В 1931 году закончились полномочия президента Реландера, и главой государства в

результате выборов стал сенатор Свинхувуд, бывший председатель "сената

самостоятельности" во время освободительной войны. Уже 2 марта, на следующий день

после вступления в должность, только что избранный президент пригласил меня к себе.

Он считал, что управлять государством может, но, как он выразился, "военными

действиями руководить не могу". Поэтому Свинхувуд высказал пожелание, чтобы я, в

случае развязывания войны, стал верховным главнокомандующим, но уже сейчас занял

пост командующего вооруженными силами.

Я был не готов сразу дать ответ. Я был благодарен президенту за оказанное доверие. Меня

порадовало, что он считал эту проблему столь важной и усмотрел в ней одну из первых

своих задач. Я все же не хотел, чтобы сняли с должности тогдашнего командующего, и

поэтому не посчитал возможным принять этот пост. Если президент все же пожелал бы

доверить мне командование во время войны, то для меня было бы весьма важным перед

этим получить возможность подготовиться к этому ответственному заданию,

познакомившись с проблемами и нуждами оборонительных сил. Я попросил дать мне

время на раздумье до следующего дня.

В урочный час я сообщил президенту, что в мирное время ни в коем случае не хотел бы

занять пост командующего армией, но мог бы согласиться на должность председателя

совета обороны и трудиться на благо роста обороноспособности страны, глубоко изучая

задачи, связанные с этим видом деятельности. Беседа завершилась тем, что я в принципе

согласился занять пост председателя совета обороны на тот период, пока главой

государства будет являться Свинхувуд, и при [185] необходимости стать

главнокомандующим, если начнется война.

Ясно, что развитие политической обстановки в Европе становилось опасным для

Финляндии. Первое мирное десятилетие после окончания мировой войны завершилось, и

в тридцатые годы с самого начала стали появляться признаки иного порядка. Советский

Союз в связи со своим первым пятилетним планом начал в широких масштабах

механизировать и моторизировать свою армию, быстрыми темпами развивалась и

авиация. Национал-социализм в Германии проявлял стремление, которое вскоре,

возможно, получило бы внешнеполитическую поддержку. Франция приступила к

строительству линии Мажино, что угрожало поглотить те миллиарды, которые

требовались для содержания сильной ударной армии. Англия, являвшаяся фактором

поддержания равновесия в Европе, в военном отношении была слаба - общую воинскую

повинность там отменили, и осталась только армия наемников. Великобритания

отказалась от развития военно-воздушных сил, и даже флоту не предоставляли тех

финансовых средств, которых требовало адмиралтейство.

Идея общей безопасности, на которую появилась надежда в связи с образованием Лиги

наций, вызвала живой интерес множества стран. Швеция и Норвегия сократили свои

вооружения, Дания полностью разоружилась.

Финляндия тоже уменьшила сроки прохождения военной службы, и правительство, и

большинство депутатов парламента последовательно противились финансированию нужд

обороны в необходимых размерах. Коммунистическая партия была распущена под

воздействием реакции на ее антипатриотические интриги, вызвавшие в народе подъем,

известный под названием лапуаского движения, однако среди социал-демократов,

которые в результате выборов 1930 года стали крупнейшей фракцией парламента, было

много твердых сторонников нигилизма относительно проблем обороны страны.

Большинство в парламенте принадлежало буржуазным партиям, но аграрный союз,

являвшийся второй фракцией по числу депутатов, часто выступал совместно с социал-

демократами.

Хотя я с начала 1919 года много времени проводил за границей, все же я сохранил связь с

оборонительными силами - и, прежде всего с шюцкором. В основных чертах я был

информирован [186] о прогрессе и о тех недостатках, которые были свойственны

вооруженным силам Финляндии в 1931 году.

Процесс обучения значительно улучшился. Грамотнее всего дело обстояло в артиллерии,

где уровень подготовки кадров был очень высок, что являлось заслугой упорного труда и

блестящих способностей инспектора артиллерии генерал-лейтенанта Ненонена.

Однородность офицерского состава возросла, и с 1924 года необходимое количество

командиров и старшего офицерского состава прошло учебу в Высшей военной школе. Что

касается вооружения и обеспечения армии, то здесь положение вызывало тревогу.

Оборонительные силы располагали лишь тем оружием, которое было во время

освободительной войны, а оно, естественно, устарело и износилось до предела. Все

современное вооружение, такое, как танки и самолеты, отсутствовало. Бронетанковая

техника была представлена несколькими десятками танков "Рено", которые

использовались еще во время первой мировой войны и были приобретены по моему

требованию в 1919 году, когда я занимал пост регента. Состояние ВВС было не лучше.

Явно бросался в глаза недостаток оборудования на складах, предназначенных на случай

мобилизации. Его даже приблизительно не хватало на формирование вооруженной

полевой армии. Начиная с 1927 года боевые учения, по причине экономии средств не

проводились. Сумм, выделяемых на оборону, едва хватало на создание и поддержание

явно недостаточных для обороны страны вооруженных сил, что же касается вооружения и

оборудования, то на это вообще не обращали внимания.

Программа ВМС, которые включали два линкора, пять подводных лодок и несколько

торпедных катеров, была одобрена парламентом несколько лет назад, прежде всего

благодаря энергичной пропаганде, проводившейся гражданской организацией Флотский

союз - она была основана в 1926 году для поддержки обороны со стороны моря. Эта

программа должна была быть выполнена в 1932 году, но она не предусматривала полного

вооружения кораблей. Если смотреть с точки зрения того, что эта программа поглощала

средства, которые было бы лучше использовать на покрытие первоначальных нужд армии

и ВВС, то можно со всем правом утверждать, что пропаганда морской обороны не шла на

пользу обороне в ее целостном виде. Руководство оборонительными силами не смогло

направить усилия на правильный путь. [187]

Береговая артиллерия в какой-то степени эффективно прикрывала столицу страны и

некоторые иные участки, но другие очень важные районы побережья и шхер оставались

беззащитными. Если говорить об островных участках, то здесь наиболее сложной

проблемой была оборона Аландских островов.

Шюцкор значительно вырос численно, он стал осваивать и другие сферы деятельности, но

помощь ему со стороны государства не увеличилась.

Сотрудничество между армией и этой добровольной организацией было недостаточно

тесным. Как в техническом, так и в учебном отношении имелось значительное различие,

и явно чувствовалось отсутствие общего руководства.

По инициативе государства был основан ряд военно-промышленных предприятий, однако

выпускаемая ими продукция была недостаточна для покрытия потребностей в

вооружении и боеприпасах даже в мирное время. План мобилизации промышленности

находился на рассмотрении с 1929 года, когда был создан экономический совет обороны,

но он не привел ни к каким практическим мероприятиям.

Что касается мобилизации и сосредоточения армии, то наш большой сосед намного

обогнал нас в этих вопросах. Нам в случае нападения необходимо было успеть к воротам

Карельского перешейка до появления предполагаемого противника. Но у него в

распоряжении на расстоянии одного дневного марша был гарнизон крупного города, а

также значительные технические и материальные вспомогательные источники, и в

Ленинграде и его окрестностях противник мог сформировать столько же дивизий,

сколько мы во всей нашей стране. Было подсчитано, что на мобилизацию и

сосредоточение финской полевой армии потребуются примерно две недели, а Красная

Армия была способна за несколько суток совершить марш на Карельский перешеек и

застать врасплох наши оборонительные силы.

В таких условиях государственное руководство Финляндии окажется перед трудным

решением, выбирая подходящий момент для мобилизации. Опоздание или промедление

может означать гибель. Мобилизация основывалась на кадровой системе, иными словами,

воинские части мирного времени являлись кадровым ядром, которое расширялось при

призыве резервистов на службу. В соответствии с этой системой невозможно было

держать достаточно большие силы на Карельском перешейке, [187] а также быстро

усилить развернутые там части. Правда, оборонительные сооружения могли в какой-то

степени улучшить оцениваемое положение войск, но выстроенных за последние годы

огневых точек было мало, да и они устарели.

Такова была общая картина состояния оборонительных сил Финляндии в момент, когда

мне предложили должность председателя совета обороны, а, следовательно, и взять на

себя ответственность за готовность к обороне. Было ясно, что на этой работе я встречусь с

огромными и трудными задачами.

В первую очередь необходимо было попытаться устранить то недостаточное понимание

проблем обороны, которое было характерно для парламента, и сделать все возможное для

ликвидации дефицита и обеспечения армии всем необходимым как в мирное, так и в

военное время. Кроме того, мне необходимо было спешно оказать содействие переводу

оборонительных сил на территориальную основу - создать так называемую "систему

территорий", что, было в принципе уже одобрено, но практическое осуществление его

вызывало трудности. И, наконец, особо важной и срочной задачей являлось укрепление

Карельского перешейка.

Пренебрежение обороной страны и ее значением, какое проявлялось в среде левых и

центристских партий, основывалось, прежде всего, на недоразвитом внешнеполитическом

мышлении, что являлось естественным следствием отсутствия, как принципов, так и

хорошо подготовленных людей в этой области. Переход нашей страны к

самостоятельности благодаря автономии, в которой страна находилась полтораста лет,

произошел без существенных внутренних организационных трений или переработки

конституции, но в вопросе государственного оборонительного ведомства и внешней

политики нам необходимо было все начинать с самого начала.

Совет обороны или скорее его зародыш на бумаге уже существовал. Он был создан

постановлением от 22 апреля 1924 года, и его следовало бы, пожалуй, лучше назвать

комитетом, от которого президент мог попросить заключений. У него не было

собственного права на выступления с инициативой или права свободно собираться на

заседания, а также он не нес никакой ответственности. Членами его были министр

обороны, выступавший в качестве председателя, командующий армией, начальник

генштаба, командующий шюцкором, а также два избираемых члена, полномочия которых

президент утверждал [189] сроком на один год. Положение полностью игнорировало

вопрос о командующем в случае возникновения военных действий, о его Ставке при

работе в мирных условиях.

Если бы я согласился занять должность председателя совета обороны, этот орган было бы

необходимо преобразовать - или, можно сказать, обновить - еще до того, как я

официально занял бы эту должность, поскольку до сих пор в качестве его председателя

автоматически действовал министр обороны. Новый совет обороны был создан 11 марта

1931 года постановлением, положения которого о составе совета, его задачах и

полномочиях не означали какого-то идеологического решения, но все же являлись ясным

улучшением существующего положения. В новый совет обороны помимо командующих

армией и шюцкором, а также начальника генштаба, являющихся полноправными

членами, вошли два генерала, назначаемых президентом на срок три года. Его состав,

следовательно, стал чисто военным. Выбирать его председателя мог только президент и

только из состава совета обороны. Важным было также то, что совет в соответствии с

новым постановлением собирался на заседания по созыву его председателя, а не

президента. Но самое замечательное состояло в том, что совет больше не являлся

органом, дающим рекомендации, - ему были даны полномочия готовить предложения по

повышению боеготовности.

10 июня 1931 года президент поручил мне работать в течение трех лет председателем

такого обновленного совета обороны. О моем назначении главнокомандующим в случае

возникновения войны сочли возможным сообщить только высшим чинам. Уже в тот же

день я пригласил членов совета на первое заседание. Присутствовали: генерал-лейтенант

Сихво, генерал-майоры Мальберг и Оеш в качестве правомочных членов, а также

начальник войскового тыла времен освободительной войны, известный промышленник

генерал-майор Вальден, который, также как и председатель совета, был назначен

президентом.

Несмотря на недостатки нового постановления, я считал, что на его основе все же можно

приступать к работе. Вскоре выяснилось, что полномочия, предоставленные совету

обороны, требуют разъяснений. Хотя совет и не располагал исполнительной властью, но

он был ответственным органом, который должен был работать в тесном сотрудничестве

как с иными [190] звеньями оборонительного ведомства, так и с органами,

представляющими сферы деятельности официальных властей и частных лиц.

Следовательно, в интересах готовности к обороне о решении президента, которым

председатель совета обороны назначался в военное время главнокомандующим,

необходимо было информировать не только руководство вооруженными силами, но и

более широкие круги.

В докладной записке, содержание которой было утверждено советом 13 октября 1931

года, эту точку зрения сообщили президенту, а тот дал соответствующие указания

премьер-министру и министру обороны. Однако отношения между председателем совета

и командующим войсками были окончательно отрегулированы лишь 25 августа 1933 года,

когда президент лично отдал тогдашнему командующему генерал-майору Эстерману

секретное распоряжение, звучавшее следующим образом:

"Настоящим указываю, что в течение всего времени, пока фельдмаршал

Карл Густав Маннергейм находится на посту председателя совета обороны,

командующий войсками обязан выполнять получаемые от председателя

совета обороны инструкции по вопросам оперативной подготовки на случай

развязывания войны, а также по вопросам планирования и организации

обороны".

Однако к организационным мероприятиям, которые предполагало это распоряжение,

приступили только в 1938 году, когда после огромных усилий председатель совета

обороны добился создания при нем собственного штаба в составе разведывательного и

оперативного отделов.

Деятельность продолжалась на основе постановления 1931 года до момента, когда

президент республики 1 апреля 1938 года издал новый указ, значительно улучшивший

положение. В соответствии с ним председатель назначался прямо, а не выбирался из

членов совета, и в этот орган теперь помимо его полномочных членов вошли три

генерала, которых назначил президент по представлению министра обороны, последний

же перед этим должен был получить рекомендации председателя совета.

В соответствии с новым указом членами совета обороны стали генерал-лейтенант

Эхквист и генерал-майоры Вальден и Валве. В новом составе совет собрался на свое

первое заседание 5 мая 1938 года. На нем было принято решение собираться регулярно в

первый и третий вторники каждого месяца. [191]

Вернемся, однако, к первому заседанию совета обороны, состоявшемуся 10 июня 1931

года. На нем был обсужден вопрос об ассигнованиях, предназначенных для новых закупок

на нужды оборонного ведомства, ассигнованиях, включенных в проект государственного

бюджета на 1932 год. Спустя несколько недель начал работать созданный правительством

комитет по экономии; он издал общие правила рассмотрения вопросов бюджета, и совету

обороны, в свою очередь, сейчас нужно было определить свою позицию относительно

проблемы расходов по программе закупок для ведомства обороны, которые были

включены во внесенный проект бюджета.

Парламент в предыдущем году, рассматривая бюджет 1931 года, принял принципиальное

решение о так называемой программе чрезвычайного положения для закупок нового

необходимейшего оборудования для армии и флота, а также для укрепления военной

авиации. Эта программа, о характере которой говорит уже само название, включала

сумму всего в 700 миллионов марок, распределенных по шести годам. Из общей суммы в

1931 году можно было израсходовать 75 миллионов, а с 1932 года, когда, как считали,

будет завершено выполнение программы флота, в каждом из оставшихся пяти лет - 125

миллионов марок. Комитет по экономии предложил сократить в 1932 году эту сумму на

приобретение нового оборудования до 75 миллионов марок.

После обсуждения вопроса на совете обороны, я решил лично встретиться с членами

комитета чрезвычайного положения и договориться о том, чтобы было сделано все

возможное для спасения этой важной суммы.

В комитет входили сенатор Паасикиви, управляющий банком Рюти и редактор Таннер. Из

этих господ я с 1918 года хорошо знал сенатора Паасикиви и поэтому ему первому нанес

визит. Он принял меня в своем прекрасном доме по-дружески, но, будучи старым

банковским деятелем, он был склонен отдать часть этой суммы на другие нужды, а

оборонному ведомству удовольствоваться меньшим. В результате долгой беседы я все же

добился того, что сенатор признал необходимость увеличения расходов на оборону, и

разговор наш закончился тем, что он обещал со своей стороны сделать все возможное для

спасения этих 125 миллионов.

Затем я отправился на встречу с управляющим Финским банком Ристо Рюти. Мое

знакомство с ним было лишь шапочным. [192] Рюти был известным деятелем

прогрессивной партии, лидер которой, профессор Стольберг, первый президент

республики, придерживался в вопросах обороны точки зрения, совершенно

противоположной моей. Помня об этом и зная, насколько важную роль играет у нас

партийная политика, я не ожидал, что управляющий банком воспылает особым интересом

к укреплению оборонного ведомства страны. Однако я ознакомил его с моей точкой

зрения и смог убедиться, что слушал он меня внимательно, не возражая и не прося

дополнительных пояснений. Когда я израсходовал весь запас аргументов и поднялся,

чтобы попрощаться, хозяин проводил меня до двери, но перед тем, как закрыть ее за

мной, сказал: "Но какая польза от предоставления оборонному ведомству таких больших

сумм, если войны не предвидится?"

Я ответил, что если ведомство обороны можно бы было создавать на таком его

убеждении, то любые средства оказались бы ненужными. Не вступая в дальнейшие

разговоры, я ушел.

С редактором Танкером, лидером социалистической партии, я был не знаком. Во время

освободительной войны руководимый им кооператив "Эланто" с его складами являлся

хребтом снабжения мятежников, и с 1919 года он был ярым противником ассигнования

средств на нужды обороны. Поскольку у меня был повод предполагать, что Таннер не

склонен принимать во внимание мою точку зрения, я отказался от переговоров с ним.

Если бы я тогда знал этого волевого человека так, как узнал его позднее, то обязательно

попробовал бы встретиться с ним, хотя и не мог надеяться на успех своей миссии.

Бюджет оборонного ведомства на 1932 год в течение лета подвергался обсуждению на

совете обороны. Комитет по экономии повел себя отвратительно, а правительственная

комиссия по вопросам финансов стала требовать значительного сокращения бюджетных

расходов.

В итоге государственный бюджет 1932 года, как основной, так и дополнительный,

включавший в себя капиталовложения, по расходам на оборону был сокращен на 52