Geum.ru

Моя служба в царской армии России началась со случая, который оказал решающее влияние на мою жизнь

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   6   7   8   9   10   11   12   13   ...   44
частью Финляндии, но поскольку они являются ключом к Ботническому заливу, этот

архипелаг является стратегически важной территорией, как для Финляндии, так и для

Швеции. Поэтому обе стороны должны прийти к взаимовыгодному, компромиссному

решению. К сожалению, шведы видели нашу освободительную войну в целом и особенно

[144] проблему Аландских островов в искаженном свете. Мой намек, что общие интересы

Финляндии и Швеции в обеспечении безопасности Ботнического залива могли бы стать

основой для заключения соглашения, граф Врангель, похоже, оставил без внимания.

Из Финляндии я получал крайне скудные сведения. 14 ноября от правительства поступила

тревожная телеграмма, где говорилось, что большевики концентрируют на границе

войска, и высказывалось пожелание, чтобы в случае возобновления военных действий я

стал во главе армии. Телеграмма также гласила, что положение с продовольствием резко

ухудшилось. Столица и многие другие города остались без хлеба.

17 ноября я отправил в Хельсинки свою телеграмму с сообщением о результатах

переговоров. В ней, в частности, говорилось: "После бесед с лордом Робертом Сесилом и

другими официальными лицами министерства иностранных дел и министерства обороны

мне в общих чертах стало ясно, что по отношению к Финляндии существует глубоко

укоренившееся недоверие и нам необходимо отказаться от возведения на престол принца

Фридриха Карла".

В тот же день я получил телеграмму, в которой правительство просило меня занять пост

регента. Полностью осознавая всю ответственность, которая ложилась на главу

государства в столь трудные времена, я решил на этот раз не устраняться от того, что

считал своим долгом, и принять предложение. Став главой государства, я мог бы более

энергично и авторитетно вести переговоры. После беседы в министерстве иностранных

дел Великобритании мне стало совершенно ясно, что вопрос о признании независимости

Финляндии является одной из тех политических проблем, которые нельзя решить без

переговоров с Францией. Поэтому первым делом я решил отправиться в Париж.

Благодаря помощи британских официальных лиц мое путешествие прошло гладко, и 24

ноября я прибыл в Париж, где меня встретил наш неофициальный представитель -

кандидат юридических наук Эрик Эрстрём. 27 ноября наше правительство уведомило

меня, что парламентские фракции пришли к согласию по поводу моей кандидатуры на

пост регента, но из практических соображений сама церемония выборов произойдет [145]

только после моего возвращения в страну. Однако уже сейчас я могу выступать на

переговорах в качестве главы государства. Также я узнал, что происходит обновление

правительства и список новых членов мне будет доставлен на следующий день.

Правительство сенатора Паасикиви подало в отставку, а новый премьер-министр

профессор Лаури Ингман сформировал кабинет из 12 человек, половина которых была

республиканцами, а половина - монархистами. Пост министра иностранных дел

доверили последнему государственному секретарю Финляндии Карлу Энкеллю, который

был опытным специалистом в своей области.

Вскоре я отправился на встречу с влиятельным секретарем министерства иностранных

дел Филиппом Бертло. Господин Бертло был очень дружелюбен и к Финляндии

относился с большой симпатией, однако был неудовлетворен ее внешней политикой.

Наша первая беседа была взаимно интересна для обеих сторон: господин Бертло получил

возможность более глубоко вникнуть в проблемы Финляндии, а я обрел надежду на

благоприятный исход переговоров. Я высказал мнение, что государственные деятели

стран Антанты не вполне понимали проблемы Финляндии. Было бы намного выгоднее,

если бы им удалось посмотреть на финский вопрос несколько шире. Надо было поверить

хотя бы одному или двум министрам, включенным в правительство, которые стали бы

гарантами изменения внешнеполитического курса. Но если контроль над нашим

правительством приведет к тому, что Финляндия окажется в такой же зависимости от

стран Антанты, в какой ранее была зависима от Германии, тогда нам лучше сразу

отказаться от стремления к подобной "самостоятельности". Финляндия не должна быть

прислугой какого-либо иного государства, ей надо предоставить возможность вырасти в

сильную и не зависимую ни от кого страну. Господин Бертло заявил, что он полностью

одобряет эти планы, и заверил: Франция со всем уважением отнесется к нашим законным

требованиям и полностью признает право Финляндии самостоятельно решать вопросы

своего государственного строительства. Однако принципы этого строительства должны

получить одобрение всего народа.

Позднее, во время следующей беседы, Бертло сказал, что он провел переговоры с премьер-

министром Клемансо и министром иностранных дел Питоном об условиях

восстановления прерванных дипломатических отношений. Он не придерживался [146]

того же мнения, что и другие господа, и не считал решения, принятые французским

правительством, окончательными - наоборот, Бертло видел в них основу для будущих

переговоров. Предусматривалось, что в Финляндии пройдут новые парламентские выборы

на демократической основе и страна получит правительство, члены которого будут

представлять действительное большинство. Новое правительство должно выступить с

заявлением о гарантии проведения такой политики, которая будет одобрена

союзническими странами. Но в первую очередь следует избрать нового главу государства,

которому доверяли бы все государства.

- То есть вас! - сказал Бертло.

Затем разговор коснулся нового министра иностранных дел и требований, которые ему

предъявлялись.

- Возможно, эти условия покажутся вам жесткими, - заметил Бертло.

У меня действительно были основания упрекнуть правительство Франции в излишних

требованиях. Я сообщил, что мы уже приняли несколько решений в желательном ключе. В

то же время я совершенно не был настроен обсуждать персональные вопросы.

Французское правительство обращало слишком много внимания на состав нового

правительства. У меня тоже были замечания по некоторым персонам, но я считал, что

дело вовсе не в отдельных личностях. На мой взгляд, сам факт формирования нового

правительства уже являлся основой для восстановления дружеских отношений. В случае

избрания меня главой государства, добавил я, Франция получит гарантии, что

внешнеполитический курс Финляндии будет изменен. Порукой тому - положения

конституции 1772 года, по которым регент наделялся чрезвычайно широкими

полномочиями. Мы предоставим французскому правительству возможность ознакомиться

с политической обстановкой в Финляндии, так что Франция в любой момент может

обратиться к нам с запросом о посылке в нашу страну своих военных представителей.

Беседа с министром иностранных дел Пишоном показала, что лед уже растоплен. Я

отметил, что Пишон тоже был очень дружелюбным, приятным и благожелательно

настроенным по отношению к Финляндии человеком. По его словам, он уже лично

выступил с инициативой признания Францией нашей независимости, однако у него не

было уверенности, сможет ли [147] Франция увлечь своим примером союзников. Но,

конечно же, если Финляндия предъявит доказательства своего нового политического

курса, у Франции найдутся способы поддержать нас. Министр пообещал обсудить

проблему Финляндии с Великобританией еще до начала мирной конференции и

выступить за восстановление отношений между Францией и Финляндией. Я высказался,

что Франция могла бы попытаться принять такое решение единолично, и министр дал

мне понять, что, если этот вопрос будет поставлен в правительстве на обсуждение, его

можно считать практически решенным.

Мы заговорили об Аландских островах. Явные связи между Францией и Швецией в этой

сфере не просматривались. Но Пишон с уважением относился к желанию населения

архипелага присоединиться к Швеции. Подняв вопрос о приобретении зерна, я сумел

убедить министра в чрезвычайной срочности этой проблемы. Он пообещал, что Франция

и здесь поддержит нас. Больше у меня не оставалось никаких вопросов, кроме чисто

технических моментов доставки продовольствия.

Среди влиятельных французских политиков, с которыми я обсуждал наши проблемы, я бы

особенно выделил Аристида Бриана и Альбера Тома, который посетил Петроград во

время революции и довольно хорошо разбирался в жизни России.

Искренним другом Финляндии показал себя господин Франклин-Буйон, председатель

комиссии по иностранным делам палаты депутатов. Он придерживался точки зрения о

необходимости создания Балтийского союза, в который вошла бы и Финляндия. Я

возразил, выдвинув тезис, что моя страна, которую с северными народами объединяли

исторические и культурные связи, скорее включилась бы в Скандинавский союз,

несмотря на недальновидную политику Швеции в отношении Аландских островов,

которая стала препятствием для такого объединения.

Франклин-Буйон поинтересовался моим мнением о великодержавной политике России. Я

был вынужден ответить, что Российское государство может быть создано только лишь в

новых границах, а большевизм является угрозой для всего цивилизованного мира.

Налаживание добрососедских политических и экономических отношений с Россией после

ее освобождения от большевиков отвечало интересам Финляндии. В этом вопросе

Франклин-Буйон был солидарен со мной. Он не мог согласиться с мнением британцев,

что большевизм надо [148] просто изолировать, и он отомрет сам по себе. Такая

политика, по его мнению, только укрепит этот режим. Большевики, конечно же, приведут

свою страну к тяжелому экономическому и политическому кризису, но их правительство,

действуя своими методами, возможно, справится с трудностями. Что будет, то будет,

однако Франклин-Буйон может с уверенностью утверждать, что Франция никогда не

позволит Германии использовать Россию в качестве точки опоры при решении

экономических, военных и политических вопросов. Ведь Франция в настоящее время

самая консервативная страна в Европе, она считает своим долгом поддерживать порядок

всюду, где это необходимо. Что касается Финляндии, то Франция должна попытаться

восстановить прерванные отношения. Слова Франклина-Буйона сгладили ощущение, что

октябрьская нота правительства Франции, в сущности, отменила признание

независимости Финляндии. На самом деле эта нота затрагивала только один факт, а

именно - избрание шурина императора Германии королем Финляндии. Помимо этого

вопроса, Франция не стремилась вмешиваться в наши внутренние дела.

В Париже было легко удостовериться, что зерна антифинляндской пропаганды,

проводимой русскими эмигрантами, упали во Франции на благодатную почву. Эти

эмигранты считали себя жертвами войны и революции, во французах видели своих

военных союзников, у них по-прежнему были связи с газетами, через которые они вели

кампанию против Финляндии. Впрочем, среди эмигрантов встречались и редкие

исключения. Бывший министр иностранных дел России и посол в Париже Извольский

нанес мне визит и, открыто выразив свою симпатию к Финляндии, изъявил готовность

действовать в наших интересах. Он также отметил, что был смещен с поста министра

иностранных дел из-за его симпатий к Финляндии. Впрочем, это заявление вызывало

немалые сомнения: было достаточно широко известно, что перевод Извольского в Париж

объяснялся, прежде всего, неудачной балканской политикой.

Русский комитет, созданный для соблюдения интересов царской России в Париже, зашел

так далеко, что в 1919 году представил мирной конференции памятную записку. Там было

сказано, что "Россия никогда не откажется от права на создание политической и

юридической основы отношений между Россией и Финляндией". Это "право"

основывалось на тех самых военных устремлениях, которые вновь обозначились в [149]

претензиях Советской России, выдвинутых осенью 1939 года. В памятной записке

комитета приводились требования к обеспечению безопасности Петербурга, и среди них

не последнее место занимала возможность иметь укрепленные морские базы на северном

побережье Финского залива и в Ханко. Помимо всего прочего, в записке подчеркивалось,

что Аландские острова являются важнейшей военной базой России. В оправдание своих

претензий представители русского "белого движения" заявили об "оккупации" немцами

Финляндии в 1918 году. Сталин через двадцать лет также основывал свою аргументацию

на этом факте. Вот как долго сказывались последствия того, что сенат когда-то попросил

помощи у Германии!

Закончив свои переговоры в столице Франции, я в начале декабря вернулся в Лондон,

поверив обещаниям министра иностранных дел Франции, что он обратится к

правительству Великобритании и что дружественные отношения между нашими странами

будут восстановлены на уже известных условиях.

В телеграмме от 8 декабря я сообщил министру иностранных дел Энкеллю о переговорах

в Париже и Лондоне, особо подчеркнув глубокое недоверие стран Антанты к Финляндии.

В Лондоне я вновь встретился с видными государственными и военными деятелями

Великобритании. После переговоров мы пришли к выводу, что правительство

Великобритании готово одобрить следующую программу:

1) должно быть создано правительство, состав которого искренне подтверждает

стремление к новому политическому курсу и большинство членов которого составят

противники немецкой ориентации;

2) правительство выступит с заявлением, в котором будет выражено отмежевание от

прошлого политического курса;

3) все немецкие части в полном составе должны покинуть Финляндию, а немецкое

военное руководство - выслано из страны;

4) Франции предоставляется право послать в Хельсинки военную делегацию для изучения

военных потребностей Финляндии, особенно в вопросе заполнения свободных командных

постов офицерами из других стран;

5) безусловный отказ от кандидатуры гессенского принца;

6) новые парламентские выборы должны быть проведены по предложению правительства

в марте 1919 года. [150]

Я не хотел уезжать из Лондона, не получив обещания, что наша независимость будет

признана на этих условиях, причем максимально быстро. Такие заверения мне удалось

получить от лорда Хардинга. Кроме того, я вновь поднял вопрос об Аландских островах.

Лорд Хардинг сказал, что он обсуждал эту проблему с послом Швеции, взгляды которого

я сейчас имел возможность опровергнуть.

То предложение, что Финляндия в качестве компенсации за отказ от Аландских островов

получит территорию Восточной Карелии, исходило от правительства Швеции. Это стало

известно из вербальной ноты, переданной 12 декабря послом Швеции в Хельсинки -

министром К. Г. Вестманом. Если Финляндия, говорилось в ноте, согласится на

всенародное голосование на Аландских островах, то Швеция будет считать своим долгом

поддержать правительство Финляндии в его стремлении получить признание от стран

Антанты. Швеция также окажет содействие в решении Карельского вопроса в интересах

Финляндии. Передав ноту, министр Вестман тут же заявил, что действует без полномочий

правительства. Он поинтересовался, не могла бы финансовая помощь облегчить решение

проблемы по Аландским островам.

12 декабря телеграфом пришло сообщение, что сенатор Свинхувуд подал в отставку. В тот

же день меня избрали главой финского государства. Ни один "реванш" в моей жизни не

был настолько очевиден, как этот: ведь меня избрали регентом по предложению того

самого правительства, которое своим нелояльным отношением к главнокомандующему

собственной армии вынудило меня покинуть страну после победы в освободительной

войне, одержанной под моим руководством.

Теперь я мог продолжить переговоры уже в качестве главы государства. Первым делом я

отправил доктора Холсти для сбора необходимой информации. В Лондоне ему удалось

укрепить отношения с будущим президентом Америки Гувером, чья успешная

деятельность по оказанию продовольственной помощи Европе хорошо известна. Доктор

Холсти встречался также с бывшим послом Америки в Петрограде господином

Френсисом, авторитетным знатоком России, который с пониманием относился к

актуальным проблемам Финляндии.

Теперь, когда я стал главой государства, мне было, конечно же, намного легче

разобраться в своем отношении к новому правительству, состав которого - 6 демократов

и 6 монархистов [151] - не вызывал полного доверия ни в Лондоне, ни в Париже.

Франция и Англия были заинтересованы в отставке некоторых членов правительства,

среди них премьер-министра и министра иностранных дел. Я же решил, что на данном

этапе лучше одобрить состав правительства. Мне было важно укрепить авторитет власти в

Финляндии, и внешнее давление в этом вопросе не могло иметь решающего значения. Я

заявил, что поддерживаю сформированное правительство, и добился нужного эффекта.

Счастливый случай свел вместе первый груз зерна, прибывший в порт Турку, и меня,

когда я вступил там на землю родины.

В Хельсинки я прибыл на следующий день. На том самом вокзале, с которого я семь

месяцев назад уехал в качестве частного лица, не услышав на прощание от правительства

ни одного доброго слова, меня встречали теперь высшие официальные лица государства.

Второй раз за этот год меня тепло приветствовали жители столицы. Они заполнили

площадь перед железнодорожным вокзалом и все прилегающие улицы. Я был очень

доволен, что в качестве моей резиденции выбран не президентский дворец, а бывший дом

генерал-губернатора. Ведь я считал, что моя деятельность на этом посту будет

недолговременной.

Вернувшись на родину, я выступил со следующим обращением к народу Финляндии:

"В настоящий момент, получив доверие парламента, я приглашен на пост

главы государства. Я вновь вступаю на землю родины и от всего сердца

приветствую свою страну и народ. Я чувствую всю тяжесть моей будущей

ответственной работы. Хотя я очень признателен за оказанное доверие, тем

не менее, я непременно отказался бы от него, если бы не события

нынешнего тяжелого времени, которые ни с чем не сравнимы в мировой

истории. Эти события обязали меня принять приглашение депутатов. Я

занимаю этот высокий пост, исполненный уверенности в том, что мои

искренние стремления будут поняты всем финским народом и что этот

народ, наконец, будет полностью единодушен в защите независимости и

свободы. Сегодня более чем необходимы единогласие и осознание

подлинных успехов, ожидающих наше Отечество. Имея в виду

долговременную перспективу, в настоящее время следует установить [152]

тесные и дружеские отношения с теми государствами, которые будут решать

судьбу нашего государства. Воистину благородно их стремление оказать

великое доверие нашей нации, стоящей на пороге голода, и мне

предоставлена возможность подтвердить это доверие, которое имеет вид

ста двадцати миллионов килограммов зерна, привезенных мною.

Единодушный труд также необходим для установления порядка в наших

внутренних делах, чтобы народ Финляндии и его парламент могли, после

скорейших выборов, спокойно и безопасно работать, залечивая раны,

нанесенные войной, и наслаждаться только что добытой свободой. Наконец,

требуется такое единодушие, которое позволит нашему народу выжить и

добиться уважения всеми нациями. Стремясь к дружественным отношениям

с соседними государствами, сохранившими законный общественный

порядок, наш народ должен в то же время стать могучим настолько, чтобы

мы смогли жить своей национальной жизнью и двигаться вперед по дороге

прогресса. Полагаясь на честную волю каждого гражданина, я призываю

народ Финляндии к единодушию во благо наших успехов, свободы и

будущего".

На следующий день, в канун Рождества, я отправился в Государственный совет, где меня

приветствовал премьер-министр Ингман. В этом самом зале около года назад мне

доверили создание армии и восстановление порядка в стране. Война продолжалась до

победы, но тяжелые времена еще не кончились. Теперь меня ждала ответственная работа,

трудности которой я осознавал совершенно отчетливо. И я мог только мысленно обещать,

что постараюсь сделать все от меня зависящее, чтобы выстроить прочный фундамент для

будущего Финляндии как свободной и независимой страны.