Сергей Белогуров

Вид материалаРассказ

Содержание


Почти невыдуманные рассказы
Подобный материал:
1   2   3   4   5

2


Солнце стоит прямо в зените, наполняя воздух всепоглоща­ющим зноем. Так жарко, что порой сияние золотых колосьев пшеницы сливается в сплошное огненное марево, и кажется, что ты находишься в самом центре светила. В небольшом термосе давно уже не осталось воды. Облизывая пересохшие губы, солдаты матерят механика, забывшего в парке резино­вый бурдюк. Время от времени прислушиваются — не раздас­тся ли за поворотом заунывный вой мотора водовозки? Но все тихо, только кузнечики стрекочут свою бесконечную песню. Томительно ползут часы.

...Старенький потрепанный «ЗиЛ» с протекающей цистер­ной появляется только около пяти часов дня. Водитель что-то невразумительно бормочет про засорившийся карбюратор, но мы его не слушаем. Мы пьем холодную, специально очищен­ную где-то на пункте водоснабжения полка воду, которая тут же выступает каплями пота, утираемся и снова пьем.

— Мужики, хватит, — умоляет водитель, — меня на других блоках ждут) Я к вам на обратном пути еще заеду...

— «Бачи» с поля идут! — радостно кричит сидящий на баш­не БМП наблюдатель. — «Шурави-контроль»!

Солдаты оживляются. За полгода службы им нечасто дово­дилось встречаться с афганцами. К тому же они наслышаны от старослужащих, что во время «контроля» всегда можно чем-нибудь поживиться. Миша и механик берут автоматы, картин­но подобоченясь, выходят на дорогу. Честно говоря, вид у них далеко не рэмбовский: облупленные каски все время сполза­ют на глаза, из-под надетых на голое тело бронежилетов вид­ны худые ребра, на ногах — рваные тапочки. Зато руки щедро украшены наколками, тут и орлы, и хребты Гиндукуша, и не­изменное: «Два года — под прицелом».

Их первые жертвы — высокий дехканин с девочкой лет че-тырех-пяти. Вид замурзанной малышки почему-то смущает солдат, и они долго топчутся, не зная, что делать. Затем меха­ник, забыв о своих пиратских намерениях, лезет в карман и достает оттуда два куска сахара. Девчушка испуганно прячется за спину отца, афганец смеется, с поклоном берет сахар и их отпускают с миром.

Второму пешеходу везет меньше — «шурави-контролеры» производят тщательный обыск его узелка. Содержимое — ста­рый серп, засохший кусок лепешки, два зеленых яблока да обры­вок засаленной тряпки —< только разжигает их любопытство.

— Контроль, бача, — командует сержант, — контроль! Подыми руки! Механ, проверь карманы, где там у него «пайса»?1

Тот добросовестно щупает, потом заставляет афганца снять туфли и заглядывает внутрь — безрезультатно. Они не знают, что у него наверняка есть деньги, только искать надо в чалме. Но я не буду им этого говорить.
  • Товарищ старший лейтенант! Вон бача на ишаке едет, — кричит сержант, — это точно богатый, да?
  • Точно богач, — вторит ему механик, — пытаясь раздуть во мне и остальных пламя классовой ненависти. — Это, наверное, кулак какой-нибудь, или помещик.

'Деньги (дари).

«Помещиком» оказывается маленький седобородый старик, восседающий на пегом осле. Заплатанные во многих местах штаны и рубаха, чалма, накрученная вокруг некогда шитой золотом тюбетейки. Судя по всему, сержант с механиком не­важно разбираются в классовой структуре афганского обще­ства. Впрочем, нет, старик действительно богат, у него есть как раз то, чего нам так не хватает — большое оцинкованное вед­ро размером почти с наш термос. Эта же мысль приходит в голову солдатам.

— Давай, бача, давай ведерко, — ласково-певуче уговаривает старика механик, одновременно пытаясь развязать веревку, которой ведро привязано к седлу.

Тот поначалу ничего не может понять, затем отчаянно хва­тается руками за свою собственность. Сержант поднимает приклад автомата.
  • Отставить! — я выхожу на дорогу. — Миша, принеси из машины две коробки сухпая. Эй, бобо, ина... (я не знаю, как по дари ведро) ин джай... барайе ма бисьяр лязем аст. Ту гушт бегири, шакар бегири, шир бегири... 1
  • На хайр, на хайр!2 — трясет бородой старик.

Мне жаль его, но нам действительно нужно ведро. Кто зна­ет, сколько дней еще торчать на этом блоке?

— Товарищ старший лейтенант, — шепчет из за спины ста­
рика механик, — дайте, пожалуйста, ножик, узел тугой.

Я достаю нож. Через секунду ведро в руках у механика, а подошедший сержант сует старику картонные коробки сух­пайка.

Сообразив, что ведра не вернуть, старик бьет пятками осла и едет прочь. Поравнявшись с подорванным ИМРом, он швы­ряет коробки в придорожную пыль и плюет к подножью обе­лиска. Это видят все.

— Во сука! Душара долбанный! — возмущенно орут солдаты.

Во мне что-то переворачивается. Позавчера такой же афга­нец, а может, и этот самый старик, замкнул провода перед тем, как прошла наша колонна. И если бы парень из Риги не обогнал нас утром, может быть, этот фугас взорвался под нашей маши­ной. В бешенстве я хватаю автомат.

До цели — метров пятьдесят. В прорезь я отчетливо вижу худую спину, вижу,

как под белой тканью рубахи перекатываются острые лопатки. Выше — коричневая морщинистая шея, бритый затылок, виднеющийся из-под нижнего края чалмы. Осел со всадником приближаются к повороту дороги. — Сейчас уйдет, — вырывается у кого-то из солдат.

Палец ложится на спусковой крючок, я затаиваю дыхание…

Стоп! Что я делаю? Кому нужна эта бессмысленная смерть? Ведь война кончается, мы уходим из этой провинции, мы ухо­дим из этой страны. Что сделал мне этот несчастный старик?!

Я отвожу ствол левее и стреляю. Пуля бьет в камень рядом с мордой ишака, тот взбрыкивает и чуть не сбрасывает седока в пыль. Старик испуганно оглядывается, колотит пятками осла и быстро скрывается за поворотом. Солдаты смеются с явным облегчением. Неужели они думали, что я его убью? Впрочем, я и сам этого не знал до последней секунды.


3

...Одиннадцать часов вечера. Отблески костра падают на склоны подступающих к дороге гор, выхватывают из темноты лица солдат. Миша приготовил на ужин «торт» — истолченные галеты вперемешку со сгущенным молоком и виноградным соком. — Товарищ старший лейтенант, а что здесь будет, ког­да мы уйдем, — спрашивает высокий белобрысый пулеметчик.

—Что будет? Война наверное... Когда отсюда уходили англичане, партизанские командиры всякий раз долго дрались с правительством, чтобы самим сесть в Кабуле. И сейчас будут драться.

Механик, задрав штанину, сосредоточенно давит выскочив­ший на ноге фурункул. Вся икра усыпана множеством темных — с монетку — пятен.

_________________________

1Эй, дед, это... эта вещь... нам очень нужна. Возьми мясо, возьми са­хар, возьми молоко... (дари).

2 Нет, нет! (дари).
  • Механ, ты смотри в торт не брызни, — сержант ревниво оберегает свое кулинарное произведение.
  • А чего я виноват?! Товарищ старший лейтенант, чего они все время лезут?
  • Авитаминоз, грязь, плохой климат... Не дави, лучше пластырем заклей.
  • Нет пластыря, — он лезет в карман, достает моток изоленты, отрывает кусок. — Это еще ничего, а вот когда мы зимой на Хосте были, все завшивели. Я тогда забрился наголо — все равно...
  • Механ, чмо, ты можешь за столом о чем-нибудь другом говорить, — возмущается сержант и переводит разговор на политическую тему:
  • Товарищ старший лейтенант, а правда, что если бы тогда, в семьдесят девятом, мы не вошли в Афганистан, сюда бы вошли американцы?
  • Ты бы больше нашего замполита слушал, парирует механик, обиженный невниманием к своей персоне, — чего им здесь делать, американцам?

Я пытаюсь представить на месте этих солдат — привыкших к комфорту американских «профи»: на пятидесятиградусной жаре, без элементарных удобств и медикаментов, просто без воды.

— Точно, им здесь делать нечего...

Забравшись на ребристую лобовую броню машины, я ло­жусь на расстеленный спальник и смотрю в ночное небо. Надо мною переливаются гирлянды созвездий, притягивают к себе, манят, вовлекая в свой бесконечный круговорот, и я засыпаю. Окончился еще один день этой войны.

Кишим-Москва, 1988-1995 гг.


^ ПОЧТИ НЕВЫДУМАННЫЕ РАССКАЗЫ


СЫН ПОЛКА


1


Лыжи с легким шорохом скользят по крутому склону, по сторонам мелькают разлапистые заснеженные ели. «Побере­гись!» — раздается сзади предостерегающий окрик. Лешка оборачивается и, не удержавшись, кубарем летит в глубокий сугроб. Мимо, весело хохоча, проносится Андрей, высекая на поворотах искрящуюся снежную пыль. По лесу разносится его удаляющийся крик: «Вставай, Лешка! Встава-а-ай!»

— Вставай, Лешка! Завтрак проспишь, — голос дежурного по роте рассеивает видение подмосковного леса. Лешка садит­ся на кровати, спросонья трет глаза. Черт, такой сон! Нет, по­ложительно, самое неприятное на военной службе — это ут­ренние подъемы. Хорошо еще, что сегодня воскресенье и не надо бежать на зарядку. В казарме уже светло, слышны голо­са, топот ног, хлопанье дверей. Несколько соседних коек зап­равлены — значит Андрей с группой все-таки уехал ночью на границу. Лешка надевает шлепанцы и идет на улицу умы­ваться.

Солнце только-только показалось из-за гор, и воздух еще хранит следы ночной свежести, термометр у входа в казарму показывает всего тридцать два градуса. Прохладна и вода в умывальнике, а вот после обеда она будет как кипяток. Возле крыльца, что-то насвистывая, разгуливают индийские сквор­цы — желтоголовые майны.

Наскоро ополоснувшись и расчесывая на ходу волосы, Леш­ка возвращается в казарму, одевается и заправляет койку. «Вы­ходи строиться!» — доносится с улицы крик дежурного. Леш­ка спешит к выходу, на секунду задержавшись у висящего в коридоре зеркала, поправляет на голове черный берет развед­чика. Вот так и чуть —чуть набекрень, как учил его Андрей. Теперь скорее в строй. Дисциплина в армии существует для всех без исключения, даже если тебе всего тринадцать лет.


2


Лешка приехал в Таджикистан вместе с братом Сергеем. Здесь он впервые увидел горы — громадные, неприступные, с красноватыми склонами и белыми шапками ледников. Серега много рассказывал про них после того, как в 89 — м вернулся из Афганистана. Тогда Лешке казалось, что весь мир завидует ему, не говоря уже об обитателях маленького рабочего посел­ка на окраине Челябинска. К нему с войны вернулся старший брат-десантник с медалью «За отвагу» и с красной нашивкой за ранение. По вечерам на кухне коммуналки собирались со­седи и слушали про перевалы и горные тропы, про бескрайние пустыни, где спецназовцы во главе с лихим командиром Анд­реем Истоминым подстерегали «духовские» караваны.

После армии Сергей пошел работать на завод в бригаду отца, умершего за каких-нибудь полтора месяца до его возвращения. Зарабатывал неплохо, в профкоме ему, как участнику войны, пообещали в скором времени выделить квартиру. Однако вскоре «почтовый ящик», выпускавший какие-то хитроумные снаряды, прекратили финансировать. За следующий год брат сменил три или четыре работы, по ночам подрабатывая на раз­грузке вагонов. А потом он стал надолго пропадать.

Все началось с болезни матери. Воспрянувшая и помолодев­шая с возвращением старшего сына, Александра Трофимовна вскоре слегла, — сказались и неожиданная смерть мужа и мно­голетняя работа в формовочном цеху. Узнав, какая сумма нуж­на для операции и лечения, брат не спал всю ночь, курил, рас­хаживая из угла в угол. А наутро ушел и появился только через неделю, привезя с собой деньги. «Занял у приятелей», — объяс­нил он тогда Лешке.

Увы, медицина оказалась бессильной — слишком запущен­ной была болезнь, и через два месяца Серега с Лешкой осиро­тели. После похорон матери Лешка переселился к ее младшей сестре, а Сергей окончательно куда-то пропал. Правда, тетка регулярно получала от него почтовые переводы, но Лешке мало что перепадало из этих денег — все пропивали многочислен­ные «дяди», не оставлявшие без внимания веселую вдовушку. Он старался появляться дома как можно реже, а потом и вов­се перестал там бывать, ночуя на пригородном вокзале.

Неожиданно появился Сергей и объявил, что уезжает служить к своему прежнему командиру в Таджикистан. Найдя младшего брата спящим на лавке в зале ожидания, он, не раздумывая, заб­рал его с собой, и через трое суток они оказались в полку. Здесь Лешка впервые увидел капитана Андрея Истомина.

Надо сказать, что первая встреча даже разочаровала, уж больно не походил невысокий худощавый офицер в застиран­ном «хэбэ» на героический образ, навеянный рассказами бра­та. Коротко переговорив с Сергеем, он тут же отправил его получать какое-то имущество, а Лешке велел пока обождать с вещами в каптерке и не крутиться под ногами. Забот у ротно­го в те дни было выше головы: полк спешно разворачивался для прикрытия границы, и в него со всех концов России стекались контрактники. Кого только не было в солдатском строю: разо­рившийся владелец коммерческого банка из Москвы и кубан­ский казак, воевавший в Приднестровье, матрос с подводной лодки, тонувший в Норвежском море, и двое «афганцев», слу­живших с Сергеем в Джелалабаде. Теперь предстояло превра­тить эту разноликую массу в единый организм, именуемый

разведротой, и капитан Истомин с подчиненными целыми дня­ми пропадал на полигоне: стрелял, водил, отрабатывал такти­ческие задачи.


3


Лешка, предоставленный в ту пору самому себе, целыми днями болтался по полку: загорал, до одури купался в бассей­не, объедался фруктами, словом, чувствовал себя прекрасно. Он даже завел несколько полезных знакомств: с чумазым и вечно пьяным Колей-кочегаром, с которым так хорошо было покурить в котельной и поболтать о всякой всячине, с продав­цом Бахой, у которого в военторговском магазине не перево­дилась свежая халва, наконец, с толстым усатым полковником, как-то раз угостившим Лешку конфетой и оказавшимся коман­диром полка.

Так продолжалось до того страшного сентябрьского вечера, когда в казарме разведчиков появился лейтенант из военной прокуратуры в сопровождении двух вооруженных солдат и объявил Сергею Соловьеву, что он арестован. Лешка помнил, как вскочил старший брат, словно собираясь куда-то бежать, а потом бессильно опустился на табурет и протянул руки, на которые лейтенант тут же надел наручники. «Прости, братиш­ка»,— виновато сказал Сергей, когда за ним пришла машина, и добавил, обращаясь к ротному: «Командир, об одном прошу, отправь пацана домой».

Вся рота ломала головы, что такое мог натворить старший сер­жант Соловьев. Случалось, что в полк прибывали контрактники, скрывавшиеся от долгов или алиментов, но чтоб забирали в на­ручниках — такое впервые! Пытались расспросить Лешку, но он вырвался и убежав. За оградой автопарка, на пустыре, заставлен­ном старой боевой техникой, он дал волю слезам. Серега, Сере-га! Что же ты наделал! Лешка, конечно же, догадывался, что за долгими отлучками старшего брата стояли какие-то темные дела, но, попав в Таджикистан, он считал, что все осталось в прошлом, и теперь они с братом начинают жить заново. И вот новый мир, только что открывшийся перед ними, рушился, как карточный домик: Сергей арестован, а его, Лешку, как брата преступника, с позором отправят обратно в Челябинск, к тетке. Обессилев от слез и переживаний, он уснул, свернувшись калачиком на баш­не ржавого танка.

Здесь и нашел его капитан Истомин. Он забрал мальчика к себе в канцелярию, напоил чаем, и до глубокой ночи Лешка рассказы­вал ему о своем житье-бытье на «гражданке». Командир развед­чиков слушал, а перед глазами стояли события пятилетней давно­сти: густой черный дым, валящий из-под капота изрешеченной пулями «Тойоты», и обкуренные лица муджахедов, в полный рост атакующих горстку спецназовцев. Опустел магазин автомата, Андрей лезет за другим, и в этот момент на него кидается здоро­венный бородатый детина со штык-ножом. Трудно сказать, чем бы все кончилось, если бы не старший сержант Сергей Соловь­ев, успевший перехватить «духа»...

Теперь Сергей находился под следствием, а перед Андреем сидел его младший брат, оставшийся один-одинешенек в этом непростом мире. Рассудив, что утро вечера мудренее, ротный уложил Лешку спать, а наутро, переговорив с офицерами и сержантами, отправился в штаб полка. Вечером того же дня он объявил перед строем, что заключает с Алексеем Соловьевым контракт на прохождение службы и зачисляет его на все виды довольствия. Так Лешка стал разведчиком.


4


В ротной канцелярии прохладно, монотонно шумит конди­ционер. За письменным столом колдует над кипой путевых листов командир взвода лейтенант Красовский, оставшийся за ротного.
  • Разрешите, товарищ лейтенант?
  • А, Алексей, заходи, — взводный, радуясь возможности отвлечься от надоевшей работы, откидывается на стуле, — ну что у тебя?
  • Да вот, по физике опять, — Лешка протягивает потрепанный учебник для 7-го класса, — задачка.

Красовский — голова, ему Лешкины задачки — что семеч­ки. В столичной спецшколе он был неизменным победителем всех олимпиад, свободно мог поступить в любой самый пре­стижный ВУЗ Москвы. Однако семейные традиции оказались сильнее, и Александр Красовский стал курсантом общевойс­кового училища, в котором учились в свое время его дед-мар­шал и отец, командующий одним из военных округов. Окончив училище с золотой медалью, лейтенант Красовский неожидан­но для всех выбрал местом службы Таджикистан...
  • Что там, вертолет прилетел?
  • Ага, «почтовик».
  • Ну вот и все, студент. Учи лучше формулы, — лейтенант передает Лешке учебник и листок с решением.
  • Дежурный по роте, на выход! — раздается в расположении крик дневального.
  • Никак Ковалев вернулся, — взводный прислушивается к голосам за дверью. — Точно, он.
  • Здорово, мужики! — в канцелярию входит огромный, похожий на медведя заместитель командира роты старший лейтенант Станислав Ковалев. — Уф, еле допер, — он опускает на пол туго набитую парашютную сумку.
  • Привет, отпускник, — Красовский поднимается из-за стола, жмет руку вошедшему. — Как раз к обеду успел, пошли в столовую.
  • Какая столовая, у меня тут еды под завязку. Леха, здорово, гвардеец! Крикни дневальному, пусть хлеба принесет, да садись с нами. Вот тут колбаса, сало... Где-то курица была... Держи, Саня, пиво — настоящие «Жигули».
  • О, я уже забыл, как оно пахнет. — Красовский раскупоривает бутылку. — Ну, рассказывай, как там в Москве?
  • Да ну ее, Москву! Грязь, вонь, бомжи кругом ползают... попрошайки всякие. И тут же сопляки девятнадцатилетние со своими «телками» на «мерсах» разъезжают. Все только и делают, что покупают и перепродают... Позавчера встретил Жукова, помнишь, замполит второго батальона, который в академию
    поступил? Так он у метро «Сокол» колготками торгует.
  • Уволился?
  • Нет, в свободное от учебы время, Получку им постоянно задерживают, квартиру за сто пятьдесят «зеленых» снимает, баба ноет: «Купи это, купи то...» Да у них вся академия так живет.
  • Да... вот тебе и ордена, и академия...
  • Саня, кому они там нужны, наши ордена?! Там главное — бабки! Мне вот тоже работу предлагали. Подходят трое черных, их сейчас в Москве — как грязи, спрашивают: «Камандыр, ты гдэ служишь?» Я на шеврон показываю, мол, Россию защищаю, пока вы тут ананасами торгуете. А они смеются: «Иди нас охранять, ми тебе втрое больше твой Россия платить будем!»
  • Ну и чем кончилось? — предвкушая ответ, оживился Красовский.
  • Ну чем? Послал я ребят подальше, они сдуру ножики достали. Ну, а потом, как учили...

Лешка чуть не подавился куском колбасы, представив, что сделал с непрошеными советчиками великан Ковалев, кото­рый на занятиях по рукопашному бою играючи раскидывал четырех разведчиков.

— Леха, чуть не забыл, — Ковалев снова лезет в свою необъятную сумку и достает оттуда несколько газет. — Специально для тебя вез, — он разворачивает одну из них.

Лешка замирает от восторга, чувствуя, как щеки и уши де­лаются горячими. На первой полосе большая фотография: на фоне гор стоит группа разведчиков, а впереди капитан Андрей Истомин и он, Лешка. В камуфляже, с автоматом наперевес.

— Помнишь, как в прошлом году на полигон ездили? — спрашивает Ковалев.


5


Еще бы он не помнил. Зачислив Лешку в роту, Истомин стал требовать с него, как с обыкновенного солдата, не давая ника­ких поблажек, гонял вместе с разведчиками на физзарядку, ставил в наряды. По окончании «курса молодого бойца» его взяли на полигон. Неделю Лешка стрелял из всех видов ору­жия, учился водить бронетранспортер и боевую машину пехо­ты, работать на средствах связи. По завершении обучения ему торжественно вручили перед строем черный берет разведчи­ка и нарукавный шеврон с изображением летучей мыши на фоне гор. В этот самый день в полк приехал московский кор­респондент и сделал снимок.
  • Здорово получилось! — Лешка сейчас впервые увидел себя как бы со стороны. Теперь он не беспризорный мальчишка из рабочего поселка, а настоящий солдат. Рядом стоят разведчики, ставшие его семьей. Эх, видел бы его сейчас брат!
  • Ну, Алексей, теперь в России все невесты твои, — смеется Красовский. — Держись, скоро письмами завалят.
  • Дядя Стае, — Лешка срывается из-за стола, — товарищ старший лейтенант! Можно я пойду... Ребятам показать...
  • Давай, Леха, беги.
  • Обрадовался малый, — засмеялся Красовский, когда за Лешкой захлопнулась дверь канцелярии. — А что с братом его, узнал?
  • Узнал. — Ковалев, помрачнев, закуривает сигарету. — «Вышку» дали Сергею Соловьеву. Доказано участие в трех заказных убийствах... Говорят, сами заказчики его и сдали следствию.
  • А что же мы пацану скажем?
  • Не знаю... А куда Андрей поехал, опять на «двенашку»?
  • Да, вчера радиоперехват был, что-то там снова зашевелились... Телефонный звонок прерывает разговор.

— Старший лейтенант Ковалев... Да, уже прибыл. Понял... понял, иду. Ну вот, только приехал, уже в штаб вызывают...