Программа учебного курса «Основы психосоматики»

Вид материалаПрограмма

Содержание


Тема 3. Артериальная гипертензия.
Тема 4 Диагностика псевдоорганических расстройств пищеварения
Подобный материал:
1   2   3
Тема 2. Психопатологические проявления соматизированной депрессии.


Подавляющее большинство больных в клинике соматизированной депрессии сообщают по ходу беседы о более или менее выраженном снижении настроения, о подавленности (как будто что-то мешает в груди; хочется что-то снять с себя, вырвать оттуда) или даже тоскливости. Многие из этих больных испытывают мучительное чувство той «тупой, щемящей тоски, которая на­падает на человека в предчувствии загадочной и ничем не мотивируемой угрозы», «тоски беспредметной, самой себя питающей, почти осязаемой». Порой буквально на миг «проскаки­вает» на фоне неплохого, казалось бы, настроения острое чувство невыносимой тоски и тревоги («жить не хочется, хоть удавись!»), удивляющее и пугающее больного («да вроде и причин никаких для этого сейчас нет»); в ряде случаев оно выявляется лишь по ночам, при бес­соннице, или на высоте вегетативно-сосудистых кризов с гнетущим ощуще­нием наступающего «конца» и непосред­ственно после них. И хотя эти приступы отчаяния длятся недолго, человек не без страха думает о возможности повторе­ния этого непонятного состояния, кото­рое то возвращается к нему, то снова исчезает. Аффективное состояние больных опре­деляется в ряде случаев как не тоска даже — «чувство тяжелое, но живое, соч­ное и подвижное, имеющее свои фазы и переходы», а как «сухая скука, раздра­жающая человека» и охватывающая его «точно спрут или пиявка», неодолимо присасывающаяся к его сердцу или просто легкая, смутная печаль. Больные говорят обычно не столько о подавленности и тоске, сколько о безрадостности, душевной опущенности, утрате «чувства счастья», чувства юмора и вкуса к жизни, разочарованности, отсутствии ду­шевных сил и желаний, снижении или даже полной утрате прежних интересов и стимулов к действию, «моральной пассивности», апатии и безразличии ко всему. Больные испытывают нарастающую неуверенность в себе, недовольство со­бой, неудовлетворенность своим состоя­нием. Тревожное ощущение утраты жизнестойкости и снижения об­щего жизненного тонуса порождает пу­гающее чувство собственной измененности, внутренней и внешней. Многие из таких пациентов болезненно реаги­руют в связи с этим на встречи со знакомыми; нередки рудиментарные сензитивные идеи отношения. Характерны крайняя аффективная не­устойчивость, эмоциональная нестабиль­ность больных,—выраженная тенденция к более или менее стойкому снижению настроения по всякому поводу с бес­причинным плачем. Любая неприятность, крупная или мелкая, любое необычное ощущение способствует тому, что чело­век все более и более замыкается в свою душевную тревогу. Чаще всего больные очень неохотно сознаются в наличии у них чувства тревоги и тоски, но не отрицают обычно постоянной аффективной напря­женности, которая все больше захваты­вает их и не отпускает подчас ни днем, ни ночью даже при полном отсутствии каких-либо видимых к тому причин. Эта непрестанная «сердечная смута» опреде­ляется нередко как внутреннее беспо­койство (ощущение какой-то нависшей угрозы, опасности, как будто их ожидает что-то неопределенное и тяжелое). Именно тревога, под рубрику которой подводится целый ряд вариаций одного и того же основного пережи­вания (беспокойство, тревога, страх, ужас, паника) — эмоционального состоя­ния осознанного или подсознательного напряжения, связанного с реальной или воображаемой угрозой психического или физического порядка,— не случайно рас­сматривается уже давно как альфа и омега психиатрии, и если легкое бес­покойство может «мобилизовать», то чрезмерная тревога, включающая в себя фобии и доминирующие идеи и сопря­женная с чувством страдания, способна парализовать всю соматическую и пси­хическую деятельность индивида. Подавляющее большинство больных рассматривают свое неважное или сквер­ное настроение как естественное следствие их еще не распознанного яко­бы и скорее всего тяжкого сомати­ческого страдания. Пациенты, все мысли и чувства которых направлены преиму­щественно на вопросы здоровья и физи­ологических отправлений своего орга­низма, высказывают, как правило, лишь соматические жалобы; «и так как при всем этом умственные способности их сохранены, то иногда трудно бывает разглядеть психическую природу их страдания» Даже при ажитированной депрессии, когда боль­ные, охваченные страхом и тревогой по поводу своего состояния, буквально места себе не находят, становятся чрезмерно подвижны и суетливы, они ви­нят себя не за какие-то страшные или позорные поступки в прошлом, а за грубое пренебрежение к собственному здоровью и требуют не собственной казни, как при классической меланхо­лии, а немедленной помощи от врачей; тревожная вербигерация проявляется практически одними и теми же стерео­типными выражениями, жалобами и сто­нами. Нередким вариантом аффективных на­рушений в общеврачебной практике ста­новятся расстройства настроения по типу дисфории, когда больные (даже при от­сутствии известной органической не­достаточности центральной нервной си­стемы) оказываются во власти не столько тревоги и тоски, сколько подозрительности и сомнений, огор­чений и разочарованности, раздражения и злости, непреоборимого желания из­лить, Некоторые больные с не­приятными и тягостными ощущениями в теле почти постоянно раздражены и злобны, в беседе с врачом дер­жатся очень настороженно или даже враждебно и агрессивно, на вопросы отвечают формально и к медицинским рекомендациям относятся крайне негативно. Только длительная и чрезвы­чайно терпеливая беседа позволяет смяг­чить тоскливую ожесточенность пациен­та, не верящего в желание и спо­собность врача помочь ему, выявить у больного все ту же подавленность и тревогу, все тот же страх за свое состояние. Многие больные со стойкими висцеровегетативными нарушениями в кли­нике депрессивных состояний особой подавленности или тоскливой тревоги не испытывают и свое состояние сво­дят всецело к какому-то соматическо­му страданию. Боль­шинство этих пациентов тем не ме­нее явно депримированы. Бледное, как бы отвердевшее, зачастую осунувшееся или реже пастозное лицо, ригидность мими­ки, тихий погасший голос, не оставляют сомнений в глубокой подавленности больного. Та­кие пациенты обычно не проявляют видимого интереса к беседе и на вопросы отвечают немногословно, кон­кретно и очень формально; единствен­ная «активная» фраза («так вы мне поможете?») может прозвучать лишь в конце достаточно длительной и тер­пеливой беседы, если врач сумеет про­биться к сердцу больного. Некоторые больные, наоборот, как будто бы очень энергичны, активны, напористы: движения их быстры и до­вольно резки или даже суетливы. Многословная с возрастающим аффек­тивным напором речь легко переходит в монолог. Такие пациенты сразу же берут инициативу в беседе в свои руки, настойчиво навязывая или даже просто диктуя врачу не только свои «симптомы», но и готовые уже диаг­ностические формулы и терапевтические рекомендации. Переключить, скорригировать этих больных в процессе беседы обычно не удается; чрезмерный нажим на них при первой же беседе ста­вит под угрозу достижение должного контакта в дальнейшем. Терапевтические возможности в этих случаях (даже при использовании нейролептиков) нередко довольно ограничены. Чаще всего речь идет о более или менее заметном снижении настроения. Даже при категорическом отрицании тревоги и тоски у большинства боль­ных выявляются тем не менее рас­стройства сна и аппетита, приступы сердцебиений в покое, снижение либидо и потенции; нередки отчетливые су­точные колебания самочувствия (хуже по утрам или по мере приближения ночи). Особые диагностические и в связи с этим терапевтические трудности воз­никают в тех случаях, когда суточные колебания общего жизненного тонуса проявляются внешне лишь определенны­ми соматическими феноменами, всецело приковывающими к себе внимание и больного, и лечащего врача (например, тошнота по утрам и рвота после завтрака, приступы резкой тахикардии на рассвете и кардиалгии непосредственно после пробуждения, частые гипертони­ческие кризы, развивающиеся в одно и то же время, и неинфекционный суб­фебрилитет по вечерам, ощущение не­выносимого зуда в ректальной области или дистальных отделах нижних конеч­ностей и массивный гипергидроз по ночам и т. д.). Только легкая аффек­тивная напряженность проскальзывает при этом в беседе, затрагивающей «ключевую фобию» больного. Лишь возникающие в таких случаях блед­ность либо гиперемия лица (или, например, появление эритематозных пя­тен на передней поверхности шеи и грудной клетки при «решающей» консультации профессора), нарастающая в ходе беседы сухость во рту и жажда или выраженный гипергидроз (прежде всего ладоней), периодическое расширение зрачков или незначитель­ный тремор век и пальцев рук, ис­чезающий при отвлечении внимания пациента, беспокойные движения рук или покусывание ногтей, учащение пульса и подъем артериального давления выдают наблюдательному врачу истинное аф­фективное состояние пациента. Порой только четкая хронологическая взаимо­связь резкого ухудшения состояния боль­ного с врачебным обходом, предстоящим инструментальным или лабо­раторным исследованием либо вызовом в процедурную позволяют заподозрить аффективный генез имеющихся у него функциональных соматических наруше­ний. К наиболее частым проявлениям соматизированной депрессии относятся, без сомнения, расстройства сна. Чаще всего не дают заснуть наплывы тягостных мыслей, и непроизвольных воспомина­ний тревожно-депрессивного содержа­ния. Непосредственной причиной нару­шенного засыпания могут быть также неприятные и гнетущие ощущения в тех или иных органах и частях тела, возникающие или резко усиливающие­ся по мере приближения ночи и на­растания аффективной напряженности больного. Явления никталгии (головная боль или чрезвычайно тягостные и бо­лезненные ощущения в нижних конеч­ностях, смыкающиеся нередко с синдро­мом «беспокойных ног») вынуждают этих пациентов пробуждаться через 1'/2-2 ч после засыпания; вновь засыпают они обычно уже только к утру. Одной из важнейших причин подоб­ных расстройств оказывается нередко страх перед бессонницей - своего рода, невроз ожидания, когда больные лежат, закрыв глаза, с настороженным созна­нием и «вибрирующими нервами». Постоянная направленность мысли на желание заснуть и «такое чувство, что заснуть все равно не удастся», исклю­чают по существу возможность нор­мального засыпания. Не менее характерно, однако, и раннее пробуждение (сопровождающееся не­редко приступами сердцебиений, болез­ненными ощущениями в области сердца и чувством нехватки воздуха) после непродолжительного, беспокойного и по­верхностного сна (когда «одним ухом спишь, а другим — слышишь»). Объективными симптомами тяжелой депрессии считают уменьшение общей длительности сна. Едва ли не ведущим психопатологи­ческим симптомом соматизированной депрессии становится, наконец, более или менее стойкая бессонница — бесконечно долгие ночи без сна, когда больные мечутся, сбивая простыни, словно в лихорадке, или лежат, напряженно вслу­шиваясь в звенящую тишину и не­престанно отсчитывая оставшиеся до рассвета часы, когда мягкая постель напоминает раскаленную верхнюю пол­ку в парильне, когда не дает сомкнуть глаз гулкая пульсация в висках и ока­зываются бесполезными патентованные снотворные средства.

^ Тема 3. Артериальная гипертензия.

В качестве преморбидных особеннос­тей личности, предрасполагающих к раз­витию лабильной артериальной гипертензии, фигурируют обычно выраженная аффективная неустойчивость (нередко на фоне длительной психотравмирующей ситуации), тревожность, мнительность, повышенная впечатлительность и возбу­димость, ригидность в изживании не­приятных впечатлений и ограниченная способность к переживанию положитель­ных эмоций (склонность к пессимизму, фобиям и спастическим явлениям, замк­нутость, настороженность и подозри­тельность по отношению к окружаю­щим). Ипохондрическая настроенность в клинике сосудистой дистонии формиру­ется, как правило, у эмоционально неста­бильных людей с тенденцией к чрезмер­ной фиксации на вопросах своего здоро­вья. Нарушения психической сферы с по­вышенной раздражительностью и осо­бой чувствительностью к определенным внешним впечатлениям, аффективно зна­чимым для больного, быстрая утом­ляемость и снижение работоспособнос­ти, расстройства сна и склонность к вазоконстрикторным реакциям на самые различные раздражители четко выяв­ляются при этом еще в инициальной стадии заболевания. Невозможность активно реализовать це­лый ряд своих претензий и необходи­мость непрестанно контролировать свое поведение в соответствии с требования­ми общества становятся постоянным источником эмоциональной напряжен­ности больного. Таким образом, опре­деленный дефект в социальном воспи­тании, обусловливающий односторон­нюю, эгоцентрическую ориентацию лич­ности, представляет собой по существу один из очень важных факторов риска артериальной гипертензии. Постоянная или периодическая аффек­тивная напряженность с доминирующи­ми ангиоспастическими явлениями (и, следовательно, повышение общего пери­ферического сопротивления) играет ре­шающую роль в развитии лабильной артериальной гипертензии. Временное повышение артериального (преимущест­венно систолического) давления под вли­янием аффективных переживаний или внезапный и резкий его подъем по типу гипертонического криза непосред­ственно после воздействия психической травмы, например испуга, нередко встре­чаются не только в клинике невроти­ческих состояний и стойкой артериаль­ной гипертензии любой этиологии, но даже у практически здоровых людей при обсуждении эмоционально значимых для них проблем. Нарастающая аффективная напряженность на фоне соматогенной и психогенной астении обусловливает не­редко трансформацию стойкой, казалось бы, артериальной гипотензии в лабиль­ную артериальную гипертензию, при ко­торой внезапные и резкие перепады артериального давления переносятся больными особенно тяжело. Ряд боль­ных сосудистой дистониеи в тече­ние многих лет наблюдаются те­рапевтами по поводу частых подъемов артериального давления, возникающих при малейшей неприятности; подобные кризы могут плохо поддаваться стан­дартной гипотензивной терапии, но обычно купируются, а подчас и преду­преждаются длительным применением седативных средств и антидепрессантов. Ипохондрический синдром при лабиль­ной артериальной гипертензии формиру­ется, как правило, на фоне тревожно-тоскливого настроения (именно де­прессивно-ипохондрический синдром оказывается ведущим при многолетнем течении болезни, начинающейся в моло­дом возрасте). Наиболее частым и кли­нически очевидным психопатологическим проявлением артериальной гипер­тензии считается при этом стойкий страх смерти от болезни и глубокий, неодо­лимый страх перед возможными ее по­следствиями (инфарктом миокарда, кро­воизлиянием в мозг, параличом и раз­витием психических расстройств). Фобический синдром, возникающий в струк­туре астенического или астенодепрессивного состояния, поддерживается в даль­нейшем физиологически обусловленны­ми неприятными ощущениями в различ­ных частях тела и ложится в основу па­тологического развития личности. Неблаго­приятная роль ятрогенного вмешатель­ства при этом нередко не учитывается, а лечение сводится по существу к по­жизненному приему гипотензивных пре­паратов. Большое значение в формировании ипохондрических расстройств имеют возникающие на фоне тревожно-тоскли­вого настроения неприятные и мучитель­ные ощущения в голове (давление, тя­жесть, ломящая боль, сверление, распирание и т. д.) и в самых различ­ных частях тела (сжимание, жжение, онемение, покалывание и т. д.). Чрез­вычайная стойкость, распространенность и разнообразие этих алгий, сохраняю­щихся у некоторых больных и при нор­мализации артериального давления в процессе гипотензивной терапии, позво­ляют порой говорить о наличии у них сенестопатически-ипохондрического синдрома. В основе многочисленных жалоб больных (давит, дергает, переливается и т.д.) могут лежать и вполне реальные ощущения, вызванные сосудистыми рас­стройствами и подвергшиеся своеобраз­ной интеллектуальной переработке. Теснейшая взаимосвязь между со­мой и психикой на всех этапах раз­вития гипертонической болезни делает ее одним из наиболее ярких представи­телей психосоматических страданий.

Важнейшую роль нейрогенных меха­низмов в развитии артериальной гипер­тензии подтверждают данные клиничес­ких наблюдений и физиологических экспериментов, свидетельствующие о по­стоянной регуляции артериального дав­ления и кровообращения на всех уров­нях интеграции центральной нервной системы и возможности прямого, по Л. К. Анохину, влияния коры головного мозга при стрессовых ситуа­циях на эндиферентные пути системы гемоциркуляции. Решающее значение в патогенезе ар­териальной гипертензии получает в ко­нечном счете ослабление коркового кон­троля или, наоборот, чрезмерная акти­вация корковых функций, вызывающие при эмоциональном возбуждении не­сравненно более значительный, чем в норме, подъем системного артериально­го давления и уровня катехоламинов в циркулирующей крови [Champlain J. et al., 1976].

Основными патогенетическими факто­рами гипертонической болезни становят­ся, по Г. Ф. Лангу (1958), психи­ческая травматизация и психическое пе­ренапряжение длительными заторможен­ными эмоциями отрицательного харак­тера, вызывающими при посредстве со­судистой системы «не только наруше­ния функции, но и органические изме­нения органов и тканей». Важнейшей при­чиной развития артериальной гипертензии оказываются при этом не столько какие-либо экстраординарные, экстре­мальные ситуации, сколько постоянная, повседневная аффективная напряжен­ность, тревога и беспокойство.

Именно эмоции как связующее звено между психическим и соматическим (ре­зультат воспитанных социально-детер­минированных потребностей, обусловли­вающих личностную мотивацию и пове­дение в тех или иных жизненных усло­виях, с одной стороны, и комплекс определенных вегетативных сдвигов — с другой) способствуют становлению арте­риальной гипертензии.

Необходимым условием формирова­ния ипохондрических расстройств при стабильной артериальной гипертензии и церебральном атеросклерозе оказывает­ся все та же астения.

Нарастающая с годами и уже не кор­ригируемая мнительность и тревожность, снижение чувства товарищества и тепло­го отношения к близким, все более от­кровенный эгоцентризм со сдвигом ин­тересов на самого себя, на свой орга­низм и его функции и, наконец, воз­никающая или усиливающаяся с воз­растом тенденция к пристальному на­блюдению за своим здоровьем заметно увеличивают вероятность формирования ипохондрических состояний.

При нарастании органических измене­ний меняется характер психосоматичес­ких соотношений, все более утрачивает­ся первоначальная зависимость де­прессивно-ипохондрических расстройств от соматического состояния больного (от тяжести артериальной гипертензии и сопутствующих ей сердечно-сосудистых расстройств). Депрессивно-ипохондрические и астеноипохондрические состояния со мно­жеством тягостных соматических ощу­щений способствуют нередко патоло­гическому развитию личности с более или менее стойким и резистентным к терапевтическим вмешательствам сенестопатически-ипохондрическим синдро­мом при артериальной гипертензии и церебральном атеросклерозе. Ипохон­дрическое развитие определяет резкое сужение интересов, по существу не выходящих уже за пределы собственного тела, патологическую фиксацию, при­кованность внимания больного к работе своих внутренних органов, непрестанную ипохондрическую переработку астени­ческих проявлений и разнообразных неприятных ощущений, к которым по­стоянно прислушиваются эти пациенты, тщательный анализ и детализацию ма­лейших нюансов и вариантов своего состояния с выискиванием у себя все новых и новых симптомов — сви­детельств все более серьезных якобы нарушений жизнедеятельности своего организма. Характерны тревожная реак­ция на самые ничтожные сдвиги физи­ческого самочувствия .

^ Тема 4 Диагностика псевдоорганических расстройств пищеварения

Чрезвычайное разнообразие и много­численность функциональных рас­стройств пищеварения крайне затруд­няют правильное и своевременное их распознавание. Поиски органического субстрата, скрывающегося за не­приятными соматическими ощущения­ми, без учета исходного аффективного состояния этих больных ведут, как пра­вило, к явной гипердиагностике струк­турных изменений органов брюшной полости. Большинство подобных па­циентов годами лечатся у гастроэнтерологов по поводу хронического гастрита или дуоденита, хронического холецисти­та или спастического колита и т. д. Часть из них, особенно при наличии стойкого психогенного субфебрилитета, выраженного гипергидроза и других ве­гетативных нарушений, направляют во фтизиатрические учреждения в связи с подозрением на туберкулезный мезаденит.

Резкое усиление абдоминальных алгий с жалобами на нестерпимую боль и нередко требованием немедленной операции на высоте аффекта («или режьте, или руки на себя наложу!») становится поводом для срочной госпита­лизации таких больных по неотложным или даже «жизненным» показаниям с подозрением на прободную язву же­лудка или острый аппендицит, приступ печеночной колики или кишечную не­проходимость. Именно эти пациенты добиваются серьезных полостных опе­раций в связи с канцерофобией и дру­гими «болезненными побуждениями», очень далекими от понятия психической нормы. Клиническим отражением раздражающего действия лямблий на фоне общей гиперестезии могут быть жалобы на неприятные ощущения в животе, тошноту и неустойчивый стул. Развер­нутая картина «лямблиоза» абсолютно аналогична, однако, клиническим про­явлениям неврогических состояний с явными аффективными нарушениями и массивной вегетативной симптомати­кой: это все те же слабость и плакси­вость, расстройства сна и аппетита, го­ловная боль и головокружения, лабиль­ность пульса и артериального давления, метеоризм и абдоминальные алгии, бес­причинная диарея и снижение массы те­ла, неясные артралгии и кожный зуд.

Аналогичным образом следует рас­сматривать, очевидно, и развитие дисбактериоза кишечника при затянувших­ся депрессивных состояниях. Речь идет при этом не о самостоятельной форме заболевания, не о каком-то первичном бактериальном поражении кишечника, а лишь о вторичном изменении физио­логической микрофлоры последнего, что делает невозможным нормальное пищеварение и энтеральный синтез це­лого ряда витаминов (прежде всего тиамина, рибофлавина, никотиновой и фолиевой кислот).

Широкий диапазон изменчивости ки­шечной микрофлоры при стойких аф­фективных нарушениях объясняется не только нерациональным питанием та­ких больных (что само по себе ведет к формированию гиповитаминоза), но и выраженными вегетативными рас­стройствами, патогномоничными для де­прессивных состояний. Развивающиеся исподволь при функциональном нару­шении центральной регуляции внутрен­них органов функциональные расстрой­ства пищеварения изменяют микрофло­ру и ферментативные процессы в кишеч­нике и одновременно с этим снижают иммунитет человека к той же микро­флоре. Возни­кающий на этом фоне дисбактериоз не­избежно усугубляет явления гиповита­миноза, а общая гиперестезия способствует повышенной специфической и неспецифической сенси­билизации организма ко всевозможным или строго определенным (в связи с особенностями анамнеза и личного «опыта болезни») видам бактерий или пищевых аллергенов.

Следует учитывать также особую го­товность больных соматизированной депрессией к самолечению, их свое­образное пристрастие к антибакте­риальным препаратам, которые они охотно принимают по любому поводу. Несмотря на чрезвычайную пестроту симптомов и полиморфность клиниче­ских вариантов, порой сменяющих друг друга на протяжении одного дня, всем видам психогенных функциональных расстройств пищеварения свойственны определенные общие черты. Распознава­нию псевдоорганической природы гастроинтестинальных нарушений способствует, прежде всего детальное изучение анамнеза заболевания, неодно­кратные безуспешные попытки лечения у всевозможных специалистов в раз­личных лечебных учреждениях и, нако­нец, обилие самых разнообразных диаг­нозов в анамнезе свидетельствуют о целесообразности обследования этих больных психотерапевтом или психоне­врологом, специализирующимся в обла­сти психогенных соматических наруше­ний (при отсутствии подобной квалифи­кации такая консультация, как правило, бесполезна).

О функциональной природе страдания позволяет думать известное своеобразие болевого синдрома: его необычайная инертность в продолжение многих лет без развития какой-либо структурной патологии или, наоборот, крайняя ла­бильность абдоминальных алгий, рису­нок которых может беспрерывно ме­няться в течение дня и даже в процессе беседы с врачом. Не менее существенна неразрывная связь абдоминальных алгий с отчетли­вой вегетативной симптоматикой. Од­ним из наиболее частых физиологиче­ских проявлений депрессии оказывается при этом уменьшение слюноотделе­ния — «сухой песок тоски», который «иссушит жаждой рот» наряду с извращением суточ­ного ритма саливации (снижение ее по утрам, когда в норме она должна быть повышена, и увеличение к вечеру). В пользу аффективного генеза сома­тических расстройств свидетельствует, наконец, отсутствие достоверных признаков какого-либо патологического процесса в том или ином отделе пище­варительной системы по данным обыч­ного клинического, лабораторного, рентгенологического, эндоскопического и радионуклидного методов диагности­ки, а также морфологической оценки со­стояния органов брюшной полости (ис­следования кусочков ткани, полученных посредством аспирационной, пункционной или прицельной биопсии). У части больных выявляются при этом сомати­ческие симптомы страха, обусловливаю­щего внезапное развитие диспепсиче­ских нарушений (тошнота или даже рвота при одном виде контрастного ве­щества, профузный понос перед «ре­шающей» диагностической процедурой или консультацией профессора и т. д.) или неправильное поведение (чаще всего активное сопротивление при необходи­мости венепункции или гастроскопии либо, наоборот, настойчивое и неадек­ватное требование немедленного выпол­нения определенного исследования или хирургического вмешательства).

В рамки психосоматической диагно­стической концепции вполне уклады­ваются и нередкие сезонные ухудшения физического состояния у части «про­блемных» больных. Определенная пе­риодичность течения (усиление или во­зобновление диспепсических рас­стройств осенью и весной) и возмож­ность многолетних ремиссий при отно­сительно благоприятных жизненных об­стоятельствах типичны, как известно, для функциональных соматических наруше­ний при депрессивных (в частности, цик-лотимных) состояниях. Аффективную ос­нову страдания подтверждает в ряде случаев явная, порой очень четкая хро­нологическая связь между воздействием отрицательных эмоций или психотравмирующей ситуации (о чем далеко не всегда и не каждому врачу рассказы­вают эти пациенты) и развитием или обострением абдоминальных алгий и диспепсических нарушений.

Только полная нормализация само­чувствия и настроения больного в про­цессе строго индивидуализированной психофармакотерапии и психотерапии (при неэффективности обычно приме­няемых в гастроэнтерологии препаратов и тем более ухудшении физического и психического состояния пациента пос­ле хирургического вмешательства) поз­воляет окончательно решить вопрос о психогенной природе функциональных расстройств пищеварительной системы.