Страницы отечественной истории: 1917-1941 гг. Хрестоматия Ставрополь 2009
| Вид материала | Документы |
- Тростников Знаменитость Остросюжетный роман рассказ, 246.11kb.
- Программа лекционного и семинарского курса для студентов исторического отделения Часть, 113.74kb.
- Ионального образования «воронежский государственный педагогический университет» Хрестоматия, 1230.91kb.
- Рекомендации к подготовке и проведению Викторины по истории Великой Отечественной войны, 86.94kb.
- Самарский Государственный Педагогический Университет Кафедра Отечественной истории, 1671.9kb.
- Программа курса «История отечественной журналистики. Ч. 1-3», 1120.36kb.
- Юбилейная медаль «Сорок лет Победы в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.», 21.03kb.
- Список использованной литературы: Сборники законодательных актов: Власть и пресса, 161.06kb.
- Редакционная коллегия, 2025.27kb.
- План мероприятий, посвященных празднованию 65-й годовщины Победы в Великой Отечественной, 735.86kb.
^ ВОПРОС ИЗ ЗАЛА. Валентин Михайлович, из ваших слов я понял, что в 1940 году существовала вполне реальная возможность присоединения СССР к «тройственному пакту». Вы недорассказали эту историю.
^ В.М. БЕРЕЖКОВ: После, того как Молотов сообщил Шуленбургу о согласии с нашей стороны присоединиться к «тройственному пакту», с германской стороны никакого ответа не поступило. Уже в самый последний момент, 21 июня 1941 года, мы, будучи в Берлине, получили телеграмму из Москвы, в которой очень сжато повторялось это предложение и наша готовность срочно обсудить эти вопросы с германским правительством. Кроме того, в этой телеграмме говорилось, что в результате концентрации германских войск по всей нашей границе в любой момент может возникнуть конфликт и что надо избежать его, поэтому правительство СССР готово на самом высоком уровне вступить в контакт с правительством Германии и выслушать возможные германские претензии. Мы получили это утром в субботу, но в течение дня с Риббентропом невозможно было связаться. Посла Деканозова вызвали только в три часа ночи, и когда он стал говорить, что «я разыскиваю вас целый день и хочу сделать важное заявление», Риббентроп сказал: «Подождите с вашим заявлением, сначала я вам сделаю своё». И изложил меморандум Гитлера о начале войны. Полтора часа назад германские войска перешли советскую границу. Конечно, никаких наших предложений никто не выслушивал.
С.З. СЛУЧ: Здесь необходимо точно определить роль ноябрьской встречи 1940 года, когда нам было сделано это предложение, в контексте внешней политики Германии. В Берлине рассматривали её в основном как встречу чисто дезинформационного характера. Перед этой встречей Гитлер отдал распоряжение, чтобы все мероприятия по плану нападения на Советский Союз продолжались вне зависимости от её исхода. Поэтому все, что на ней говорилось, в том числе и по поводу присоединения СССР к «тройственному пакту», являлось простой попыткой ввести Советский Союз в заблуждение. Но сам факт положительной реакции Москвы в ноте от 26 ноября свидетельствует о том, что у нас это было воспринято как почва для дальнейших разговоров.
_______
Комсомольская правда. 1989. 8 августа. С. 3.
^ Заворотный С., Новиков А.
ПАКТ
[…] В начале 30-х годов […] у Сталина и Гитлера нашлась одна, правда, пока лишь первая точка соприкосновения: ненависть к социал-демократии. Сталин назвал её «умеренным крылом фашизма», заявив еще в январе 1924 года: «Нужна не коалиция с социал-демократией, а смертельный бой с ней, как с опорой нынешней фашистской власти». Что же касается фашизма, то Сталин, возможно, считал его даже в чем-то небесполезным: его угроза могла подтолкнуть рабочий класс Германии к революции. Гитлер платил социал-демократам той же монетой. Правда, он ненавидел их за мир с Антантой, за грабительский, как он считал, Версальский договор.
[…] Гитлер пришел к власти благодаря расколу в среде германского рабочего класса, а вина за этот раскол лежит и на Сталине. […]
Судя по ряду фактов, фашизация Германии не особо пугала Сталина. Есть любопытное свидетельство жены члена Политбюро ЦК КПГ, депутата рейхстага Г. Неймана о встрече её мужа со Сталиным в Кремле в 1932 году. Во время беседы генсек заметил: «...Если национал-социалисты придут в Германии к власти, они займутся исключительно Западом, то есть Францией, так что мы спокойно будем строить социализм». Более того, если верить воспоминаниям Вальтера Кривицкого, сбежавшего ответственного сотрудника НКВД, то уже в июне 1934 года Сталин обсуждал на Политбюро возможность заключения союза с Гитлером. Делал это он в целях реализации своей навязчивой идеи — столкнуть фашистскую Германию с Западом.
С 1934 года сталинская репрессивная машина с полной силой обрушилась на Коминтерн. Пострадали компартии Польши (около 2 тысяч репрессированных), Югославии (около 800), Болгарии (более 600), Германии (около 300) и Италии (около 300). Чистки Коминтерна сделали свое дело — к 1936 году Сталин и там стал хозяином. Под его давлением в 1939 году были перечеркнуты решения VII Конгресса этой организации, призывавшие к объединению всех антифашистских сил. Сталин уже вел беспринципную игру с фюрером. […]
Хорошо известно, к какой трагедии привели немцев идеи Гитлера о чистоте арийской расы, о её предназначении к мировому господству. […] Но и сталинские концепции построения «чистого пролетарского государства обернулись трагедией для нашей страны. И не только для нашей.
Досталось, например, и Испании. […] Вместе с нашими танками и самолетами, оружием и военными советниками в Испанию пришли подозрительность и шпиономания, атмосфера вражды и ненависти.
Кто только не воевал в рядах Народного фронта […]. Народный фронт Испании, с точки зрения Сталина, явно нуждался в чистке. В результате борьба за единство в Испании была подменена борьбой на два фронта: против мятежников, вооруженных до зубов фашистами Германии и Италии, и против «внутренних врагов» — анархистов, троцкистов и прочих «немарксистов». […]
Вот как описывал положение дел в Испании уже упоминавшийся нами В. Кривицкий: «Слуцкий, начальник иностранного отдела ГПУ, получил приказ проинспектировать тайную полицию, которую мы создавали там по нашему образцу. […] ГПУ уже держало под своим контролем практически всю территорию республиканской Испании, - особенно Каталонию, где независимые группировки пользовались большим влиянием и где, как правило, привыкли собираться троцкисты. […] Слуцкий сказал мне следующее: […] Кто знает, сколько шпионов проникнет в ряды добровольцев. Не говоря уже об анархистах и троцкистах, хотя они и сражаются в рядах антифашистской милиции, но продолжают оставаться нашими врагами. Поэтому нам придется уничтожать их».
И машина террора заработала […]. Десятки, а может быть, и сотни интернационалистов были арестованы, похищены, убиты в тайных тюрьмах. […]
В конце августа 1939-го над миром словно бы взорвалась бомба: еще недавно клеймившие друг друга на чём свет стоит СССР и Германия неожиданно для всех подписали договор о ненападении. Никто еще не знал, что к нему прилагался секретный протокол, в котором был зафиксирован раздел Восточной Европы на сферы влияния между Москвой и Берлином. Через неделю Германия вступила в Польшу, а спустя ещё 17 дней советско-польскую границу пересекла Красная Армия. Как и предусматривалось в секретных договоренностях, Польша была поделена между СССР и Германией по линии рек Нарев-Висла-Сан.
До сих пор делаются попытки объяснить эту акцию Сталина сугубо «заботой о безопасности нашей страны», его стремлением «отодвинуть западные границы СССР» в преддверии гитлеровской агрессии, «прийти на помощь украинским и белорусским братьям», проживавшим в восточных районах Польши и действительно подвергавшимся угнетению. Здесь только одна часть правды.
Другая, теневая сторона этой правды убедительно вскрыта в докладе комиссии Съезда народных депутатов СССР по политической и правовой оценке советско-германского договора о ненападении […]: «То, что восстановление справедливости по отношению к Украине и Белоруссии соседствовало с «территориально-политическим переустройством» в других землях, не смутило Сталина... Встав на путь раздела добычи с хищником, Сталин стал изъясняться языком ультиматумов и угроз с соседними, особенно малыми странами. Не счёл зазорным прибегнуть к силе оружия - так произошло в споре с Финляндией. В великодержавной манере осуществил возвращение в состав Союза Бессарабии, восстановление Советской власти в республиках Прибалтики. Все это деформировало советскую политику и государственную мораль».
И еще одна цитата — для ясности. Из отчета германского посла в Москве графа Шуленбурга о беседе, состоявшейся у него с Молотовым 10 сентября 1939 года: «Молотов подошел к политической стороне вопроса и заявил, что советское правительство намеревалось воспользоваться дальнейшим продвижением германских войск и заявить, что Польша разваливается на куски и что вследствие этого Советский Союз должен прийти на помощь украинцам и белорусам, которым «угрожает» Германия. Этот предлог представит интервенцию Советского Союза благовидной в глазах масс и даст Советскому Союзу возможность не выглядеть агрессором». Так все и произошло.
[…] Критика в адрес Англии и Франции, впервые прозвучавшая из уст Сталина на XVIII съезде партии 10 марта 1939 года, приобрела к этому времени характер анафемы. […] Они объявляли поджигателями войны Англию и Францию, а подлинный агрессор – фашистская Германия – оказался «в положении государства, стремящегося к миру» и ведущего «справедливую, оборонительную войну». Более того, новоиспеченные союзники даже не постеснялись пригрозить Западу кулаком: «…В случае продолжения войны Правительства Германии и СССР будут консультироваться друг с другом о необходимых мерах».
Фюрер, надо полагать, был в восторге. Ведь ещё 25 августа, через два дня после заключения пакта о ненападении между СССР и Германией, он писал Муссолини: «Я уверен, что могу сообщить Вам, Дуче, что благодаря переговорам с Советской Россией в международных отношениях возникло совершенно новое положение, которое должно принести Оси величайший из возможных выигрышей». Ожидания Гитлера сбывались. 28 сентября в Москве подписан советско-германский Договор о дружбе и о границе вкупе с традиционным уже секретным протоколом. В нём уточнялся раздел сфер влияния, однако главное значение сентябрьского договора состояло в другом. Фактически закрепив раздел суверенной до этого Польши между СССР и Германией, договор символизировал новый этап, в который вступили советско-германские отношения после этой акции. Им был присвоен официальный статус «дружбы» — не зря это слово (кстати по предложению советской стороны) появилось в названии договора. Меньше чем через три месяца в телеграмме Риббентропу Сталин сформулирует это еще более бесстыдным образом: «Дружба народов Германии и Советского Союза, скрепленная кровью, имеет все основания быть длительной и прочной».
31 октября на сессии Верховного Совета СССР прозвучала печально известная речь Молотова, в которой он заявил: «Идеологию гитлеризма... можно признавать или отрицать... Но любой человек поймет, что идеологию нельзя уничтожить силой... Поэтому не только бессмысленно, но и преступно вести такую войну, как война за «уничтожение гитлеризма», - прикрываемая фальшивым флагом борьбы за «демократию».
В печати теперь не допускалось ни единого выпада против нацизма. Фон Шуленбург сообщал в Берлин: «Советское правительство делает все возможное, чтобы изменить отношение населения к Германии. Прессу как подменили. Не только прекратились все выпады против Германии, но и преподносимые теперь события внешней политики основаны в подавляющем большинстве на германских сообщениях, а антигерманская литература изымается из книжной продажи и т.п. […]». Это верно. Даже Лаврентий Берия внёс свою лепту в укрепление советско-германской дружбы, издав по ГУЛАГу приказ, запрещавший надзирателям в тюрьмах и лагерях называть заключенных «фашистами» - это слово перестало быть ругательным.
«Мы, — писал известный английский журналист и исследователь Александр Верт, — были свидетелями своего рода трусливого оппортунизма со стороны Сталина; чтобы продемонстрировать Гитлеру свою «дружбу» и «солидарность» с ним, он пошёл на такие необъяснимые и нелепые шаги, как закрытие посольств и миссий стран, которые были теперь оккупированы немцами […], что означало признание — если не де-юре, то де-факто – их захвата Германией». Зато были установлены отношения с гитлеровскими марионетками вроде французского «правительства Виши» и «правительства Словакии».
[…] Советский премьер по указанию Сталина не упускает ни единой возможности расшаркаться перед Гитлером по поводу его очередных «блестящих побед». Вот несколько примеров. 9 сентября 1939 года он поздравляет Берлин c тем, что войска вермахта вошли в Варшаву. 9 апреля 1940 года, когда гитлеровские войска вторглись в Норвегию и Данию, Молотов заявляет Шуленбургу, что советское правительство с пониманием относится к этим «мерам» и желает Германии «полной победы в её оборонительных мероприятиях». А 17 июня 1940 года, в день, когда пала Франция, Молотов вызывает к себе Шуленбурга и выражает ему «самые теплые поздравления советского правительства по случаю блестящего успеха германских вооруженных сил». […]
Осенью 1939 года советское правительство дало согласие на создание на Кольском полуострове военно-морской базы германских кригсмарине, обозначенной в секретных документах как «Базис Норд». Поначалу она использовалась для ремонта и снабжения немецких подводных лодок, топивших английские корабли, а впоследствии сыграла важную роль в оккупации гитлеровцами Северной Норвегии.
[…] 11 февраля 1940 года между СССР и Германией было заключено Хозяйственное соглашение, предусматривавшее поставки в Германию советского сырья в обмен на промышленные и военные товары. По мнению западногерманского учёного Фриденсбурга, с 1 января 1940 года по 22 июня 1941 года СССР успел переправить воюющей фашистской Германии примерно 1,5 млн. тонн зерна, 100 тыс. тонн хлопка, 2 млн. тонн нефтепродуктов, 1,5 млн. тонн лесоматериалов, 140 тонн марганца и 26 тыс. тонн хрома, не считая другого ценнейшего стратегического сырья, которым Германия не располагала. […]
Экономическое сотрудничество c СССР имело для Гитлера колоссальное значение ещё и потому, что помогало сводить на нет результаты антигерманской блокады, установленной Англией. Наша страна тайно закупала для Германии товары в таких странах, как США, и, разгрузив их с советских кораблей в советских портах, сухопутным путем переправляла по назначению.
Однако, сколь бы ни была существенной экономическая помощь со стороны Советского Союза, для Гитлера было во сто крат важнее другое. А именно то, что, связав себя «узами дружбы» с Германией, Сталин тем самым высвободил ему руки для агрессии на Западе, фактически дал возможность беспрепятственно оккупировать многие страны. Это признавал и сам Гитлер. 23 ноября 1939 года […] «Сегодня, — заявил дальше фюрер, — впервые за шестьдесят семь лет нам не приходится вести войну на два фронта... Мы сможем противостоять России только тогда, когда освободимся на Западе». […]
23 августа 1940 года «Правда» напечатала передовую, в которой, в частности, говорилось: «…наличие советско-германского пакта… обеспечили Германии спокойную уверенность на Востоке». Таким образом, Сталин подтверждал, что Гитлер может быть спокоен за свой восточный тыл, в открытую натравливал его на Англию. […]
Неудивительно поэтому, что при очевидной взаимной ненависти они не могли не уважать друг в друге те качества, которые их роднили. […]
Гитлер не испытывал большой радости от союза со Сталиным. […]
Тяготился ли тем же Сталин? Возможно. Но он не оставил свидетельств на этот счет. […]
_____
Комсомольская правда. 1990. 23 января. С. 2.
Тэратани Х.
^ ЯПОНИЯ В ШОКЕ
Так охарактеризовал состояние правительства этой страны сразу после подписания в 1939 году договора о ненападении между СССР и Германией историк и советолог X. Тэратани. С ним встретился наш собственный корреспондент в Токио Н. Цветков.
[…] В свое время советско-германский договор о ненападении произвел в Токио небывалую политическую бурю.
Профессор Хироми Тэратани — профессиональный советолог. Он читает лекции в нескольких столичных вузах, включая Академию национальной обороны. […]
— Не был ли пакт Риббентропа — Молотова свидетельством принятия Сталиным курса на стратегический союз с Германией? Такие мысли высказывают некоторые советские историки. А на страницах «Правды» член Политбюро ЦК КПСС Яковлев недавно признал наличие секретной договоренности о разграничении советской и германской «сфер» в Восточной Европе, то есть сговор Гитлера и Сталина о разделе территории Польши и прибалтийских республик.
Естественно, этот сговор вызывает осуждение, особенно в Польше и Прибалтике. Я эти чувства вполне понимаю. Непозволительно вершить судьбы других народов, сговариваясь за их спиной.
Но историком должны руководить не эмоции, а понимание объективной реальности. Давайте попытаемся воссоздать историческую атмосферу международных отношений второй половины тридцатых годов. На мой взгляд, её лучше всего характеризует японский фольклорный образ «лисицы и барсука». Так что мы говорим о ситуации, когда каждый из собравшихся вместе хитрецов пытается надуть всех остальных. Никто никому не доверяет и редко кто выходит «чистым» победителем.
Каждый из участников тогдашней мировой политики вёл свою игру, исходя из личных устремлений, и каждый при всяком удобном случае пренебрегал интересами партнера. Действовал не разум, тем более не совесть, а «закон джунглей».
Советский Союз не был исключением. Вернее, к тому времени перестал им быть. Поясню свою мысль. К заключению советско-германского договора о ненападении СССР подошел, уже в значительной степени отказавшись от прежней доктрины строительства социализма. Идея всемирной революции отошла на второй план. А главным стал тезис о возможности строительства социализма в одной стране.
Заглянем чуть дальше в прошлое. Те, кто возглавил социалистическую революцию 1917 года, были убеждены, что дело не ограничится Россией, и были, в общем-то, правы. Революция в России была частью всемирного революционного подъема, за ней последовали выступления в Германии, Венгрии... Казалось, старый мир вот-вот рухнет. Затем произошло некоторое отступление в силу объективных исторических обстоятельств. Ленин понял неизбежность этого, и именно он был инициатором первых советских договоров со странами Запада, то есть с «классовым врагом». Но вера в мировую революцию, как краеугольный камень большевизма, сохранялась. Её разделяли и Ленин, и Троцкий, и Бухарин... Исходя из этой веры, Троцкий вывел свою теорию «перманентной революции».
Сталин с этой романтикой покончил. При нем, то есть в 30-е годы, как я считаю, произошла определенная деидеологизация советской внешней политики. Он принял на вооружение другой постулат — «защитить и укрепить Советское государство», которому подчинил все остальное, в том числе идею мировой революции. И считал, что ради этого, то есть защиты и укрепления своего государства, никакая цена не чрезмерна.
Нередко можно встретить утверждение, что в союзе Сталина с Гитлером нет ничего удивительного, поскольку, мол, большевизм и нацизм — «одного поля ягоды». Подобные мысли высказывают, например, такие известные американские советологи, как 3. Бжезинский и Р. Пайпс. Я с этим решительно не согласен. Нацизм и большевизм — «генетические» враги. Собственно, нацизм и возник во многом как реакция на «коммунистическую угрозу». И стратегический союз между ними был невозможен, а возможным оказался лишь зыбкий компромисс.
Теперь мы подошли, по-моему, к главному — как оценить этот компромисс, кульминацией которого стало 23 августа 1939 года. Мой взгляд, повторю, лишен эмоциональной окраски: в данном случае Сталин проявил себя государственным деятелем высшей квалификации. Сколь бы ни «консервативным» показалось мое утверждение, скажу, что, не будь пакта о ненападении, судьбы мира сложились бы по-иному и отнюдь не в пользу СССР.
Заключив договор с Германией, Советский Союз спутал карты всех своих противников. Технически это было выполнено просто ювелирно. Были перечеркнуты планы англичан, заигрывавших и с Германией и — в меньшей степени — с СССР, а на деле пытавшихся стравить их между собой.
Но наибольший шок перенесла Япония. Союзница фашистской Германии в борьбе за «новый порядок» в мире, Япония получила 23 августа удар. Никогда – ни до, ни после – в истории не было случая, чтобы японское правительство уходило в отставку по причине заключения договора двух других государств между собой. Здесь же отставка последовала незамедлительно. А «потерявший лицо» премьер-министр барон Хиранума, между прочим, один из горячих поклонников Гитлера, произнёс в качестве комментария на известие о германско-советском договоре лишь одно слово: «Непостижимо!».
Напомню, что пакт Риббентропа—Молотова состоялся в разгар военных действий на Халхин-Голе. В монгольских степях Япония вела серьезную проверку способности СССР к войне. Японское командование весьма рассчитывало на поддержку со стороны своих европейских союзников. Не случайно послом в Берлин был назначен не дипломат, а кадровый военный — генерал Осима. В Токио имели основание полагать, что генерал, считавшийся личным другом Риббентропа, вхожий к самому фюреру, в курсе всех важнейших замыслов немцев. Но он абсолютно ничего не знал о пакте!
Рискну предположить, нисколько не умаляя военных успехов советских войск на Халхин-Голе, что пакт во многом предрешил исход кампании, настолько была деморализована Япония. Ведь СССР в одночасье стал чуть ли не союзником Германии.
Больше того, когда позже в японском руководстве состоялся спор о том, в каком направлении развивать экспансию — на север, против Советского Союза, или на юг, - и было, как известно, избрано южное направление, думаю, не последнюю роль, помимо всего прочего, сыграл и шок, испытанный в августе 39-го. Квантунская армия не сдвинулась с места даже тогда, когда немцы были под Москвой.
Так что обвинять Сталина в том, что он сделал неверный ход, не приходится. Договор, несомненно, изменил соотношение сил в мире в пользу СССР и действительно дал Советскому Союзу два «лишних» мирных года. Другое дело, что Сталин заблуждался, как мне представляется, в отношении Гитлера. Когда говорят, что «гениальный» Сталин «надул простака Гитлера», это противоположно истине. Сталин, насколько я понимаю, относился к Гитлеру с уважением, ценил его как «сильную личность» и, идя на договор, готов был соблюдать его не два года, а неограниченно длительное время. По-своему он очень доверял Гитлеру.
— ^ А Гитлер? Как он, по-вашему, относился к Сталину?
— Гитлер использовал Сталина для достижения промежуточных целей. Он был одержим идеей — несбыточной, конечно, — завоевания мира. Но в отдельных случаях действовал как искушенный дипломат. Для него не существовало друзей. Союзники и противники в равной мере использовались для достижения «германской цели». Пример с Японией, по-моему, подтверждает это. Таким образом, следует признать, что Сталин в 39-м году сделал объективно лучшие ходы, с точки зрения интересов СССР как государства. Но субъективно он заблуждался, если полагал, что союз его страны с гитлеровской Германией может быть долговечным (а это было так, недаром нападение на СССР было квалифицировано как вероломное). Коммунизм и нацизм — повторю — несовместимы, как вода и масло.
Поэтому, если бы я был коммунистом, тем более коммунистом 30-х годов, — представим себе такое на минуту, - я бы имел основания для критики Сталина.
В связи с этим меня привлекает судьба человека, сыгравшего в истории роль, едва ли намного меньшую, чем упоминавшиеся выше исторические персонажи. Я имею в виду Рихарда Зорге. […]
Зорге представляется мне фигурой глубоко трагической. И не только потому, что на его долю выпала судьба подпольщика, а затем казнь.
Я предполагаю, что 23 августа 1939 года Зорге и такие, как он, пережили потрясение не меньшее, куда более сильное, чем кто бы то ни был. Зорге был коминтерновцем, стало быть — убежденным сторонником идеи мировой революции. Её осуществление было целью жизни этого человека. Всё, что он делал, было посвящено этой цели. Когда он работал в Шанхае, он боролся за дело китайской революции. В Токио он прибыл также с намерением «помочь» будущей японской революции.
Немец по национальности, он ненавидел фашизм и, следовательно, тогдашнее немецкое государство. Это, согласитесь, тоже трагедия. И представьте его состояние, когда он узнал о договоре с фашистами, заключенном страной, которая не просто направила его на «задание», а — гораздо выше — которая олицетворяла в его глазах идею коммунистической революций.
Нет, у меня нет документальных свидетельств реакции Зорге на пакт Риббентропа—Молотова. Мои рассуждения строятся только на логике. Зорге был коммунист, но он не мог, по-моему, стать сталинистом. Он служил идее, а не человеку. После августа 39-го он, несмотря на резкую смену приоритетов во внешней политике СССР, продолжал считать Гитлера главным врагом и в конечном итоге оказался прав. После июня 41-го Сталин и Зорге опять стали союзниками, а до этого Зорге фактически боролся против Сталина. Гадать трудно, но логика опять-таки подсказывает, что, если бы Зорге был почему-либо отозван в Советский Союз, он неизбежно был бы репрессирован. Но жизнь его и гибель сложились иначе...
_______
Комсомольская правда. 1989. 2 сентября. С. 3.
Киршин Ю.Я.
^ НАКАНУНЕ ВТОРОЙ МИРОВОЙ
Беседа корреспондента «Труда» с заместителем начальника Института военной истории Министерства обороны СССР, доктором философских наук, генерал-майором Ю.Я. Киршиным. Вёл беседу И. Михайлов.
— В связи с приближающимся 50-летием начала Второй мировой войны внимание общественности во многих странах обращено к истокам этого самого трагичного в истории цивилизации конфликта. Как с позиции сегодняшнего дня можно охарактеризовать международную обстановку предвоенного периода?
— Если рассматривать события тех лет в контексте исторического развития, то мы делаем вывод: в мире в 30-е годы шло формирование двух очагов военной опасности. Они находились в Азии и Европе. Первой из держав, начавших цепную реакцию агрессивных действий, которые привели ко Второй мировой войне, была Япония. Стремясь к установлению своего господства в Азии и бассейне Тихого океана, в Токио с начала 30-х годов разрабатывали планы нападения на соседние государства. Эти замыслы были осуществлены путем вторжения Японии в Северо-Восточный Китай в 1931 году и с началом японо-китайской войны, которая была развязана в 1937 году. Военная доктрина Токио рассматривала два варианта — войну с СССР и войну за господство в азиатско-тихоокеанском регионе. Но главным противником в Японии рассматривали Советский Союз. В 1936 году японским правительством были утверждены «Основные принципы национальной политики». В соответствии с ними намечалось в первую очередь подчинить Китай, а затем после военных приготовлений в Корее (захваченной Японией еще до Первой мировой войны) и в Маньчжоу-Го нанести удар по расположенным на Дальнем Востоке Вооруженным Силам СССР. Как известно, в результате была предпринята, так сказать, проба сил у озера Хасан и на Халхин-Голе, где японские войска потерпели поражение.
Планируя захват чужих территорий, Япония искала союзников. Важнейшим из них стала гитлеровская Германия. В ноябре 1936 года между ними был подписан «Антикоминтерновский пакт», к которому прилагалось секретное дополнительное соглашение. Уместно вспомнить, что на заседании японского Тайного совета, одобрившего соглашение с Германией, тогдашний министр иностранных дел Х. Арита заявил: «Отныне Россия должна понимать, что ей приходится стоять лицом к лицу с Германией и Японией».
Что же касается европейских держав, то первый агрессивный акт был совершен Италией, которая в 1935 году развязала войну против Эфиопии. С завоеванием этой страны в 1936 году Италия провозгласила себя империей. И в том же году Германия и Италия направили свои войска в Испанию для поддержки Франко. Уже эти примеры демонстрируют, что шло, образно говоря, постепенное «вползание» стран в мировой конфликт. Этому, в частности, способствовало создание оси «Берлин-Рим-Токио». А все локальные войны можно было рассматривать как начальный период мировой войны. Главной агрессивной силой в те годы в Европе стала Германия. 30 января 1933 года Гитлер пришел к власти и сразу же поставил перед военными задачи. Так, например, в речи перед генералитетом он заявил: «Как следует использовать политическое могущество, когда мы приобретём его? Сейчас еще нельзя сказать. Возможно, отвоевание новых рынков сбыта, возможно — и, пожалуй, это — лучше — захват нового жизненного пространства на Востоке и его беспощадная германизация».
Главные цели, к которым стремился в те годы Берлин, это, во-первых, освободиться от Версальских соглашений; во-вторых, установить «новый порядок» в Европе, т.е. гегемонию Германии; в-третьих, ликвидировать Советский Союз как единственное социалистическое государство, сделав территорию СССР сырьевым придатком. И далее — установить мировое господство.
В числе приоритетов Гитлер рассматривал интервенцию против Австрии и захват Чехословакии. В августе 1936 года им также была поставлена задача: Германия через 4 года должна «быть готовой к войне».
— ^ Агрессивным замыслам Германии, как известно, способствовала политика «умиротворения», проводившаяся западными державами.
— Да. И в ней ключевую роль сыграли действия британского консервативного правительства. Известно высказывание премьер-министра С. Болдуина, которого в 1937 году сменил Н. Чемберлен. Болдуин, в частности, заявил: «Нам всем известно желание Германии, изложенное Гитлером в его книге, — двинуться на Восток. Если бы он двинулся на Восток, мое сердце не разорвалось бы... Если бы в Европе дело дошло до драки, то я хотел бы, чтобы это была драка между большевиками и нацистами». Этот курс и был воспринят Чемберленом.
29 сентября 1938 года было подписано мюнхенское соглашение.
Характеризуя коротко его значение, я хотел бы отметить, что соглашение в Мюнхене значительно укрепило позиции Германии. Идее коллективной безопасности, которую отстаивала наша страна, был нанесен смертельный удар, и был открыт путь агрессии в общеевропейском масштабе. Мюнхенское соглашение позволило Гитлеру пересмотреть «график агрессии». Если в 1937 году он заявил о войне «не позднее 1943 года», то после Мюнхена, и особенно после захвата всей Чехословакии, сроки были передвинуты на 1939 год. Советский Союз практически мог оказаться в международной изоляции. Понимая все это, руководство нашей страны не могло не задуматься об угрозе создания единой антисоветской коалиции.
— ^ Какие все же альтернативы были у СССР в сложившихся условиях агрессивных действий Германии?
— Наиболее важным в тот период было заключить антигитлеровский союз СССР — Англия — Франция и тем самым противостоять фашистской Германии. Сил для этого было достаточно. Если бы союз был заключен и Польша, заняв верную позицию, разрешила проход нашим войскам по своей территории, Гитлер не смог бы и надеяться на оккупацию Европы.
Были также поставлены цели — находить взаимопонимание с соседними государствами, которым также угрожала агрессия.
Очень важным было избежать войны на два фронта — на Западе и на Дальнем Востоке.
Но, как известно, союз между СССР, Англией и Францией так и не был заключен, хотя наше руководство сделало очень много для этого. Надо сказать, что и на Западе видные политические деятели призывали к сотрудничеству с нашей страной. «Мы окажемся в смертельной опасности, — говорил У. Черчилль в Палате общин, — если не сможем создать великий союз против агрессии. Было бы величайшей глупостью, если бы мы отвергли естественное сотрудничество с Советской Россией». Между нашей страной, Францией и Англией шли переговоры. Но мы также знали, что шли переговоры и с целью заключения «англо-германского договора на широкой основе».
Конструктивными наши переговоры с Англией и Францией назвать было трудно. Угроза реальной изоляции нависла над нашей страной.
С весны 1939 года Германия предпринимала неоднократные попытки к началу политического диалога с СССР, который начался в августе 1939 года.
Так, например, германский посол Ф. Шуленбург 15 августа зачитал В.М. Молотову полученную им из Берлина инструкцию. В ней говорилось: «Германия не имеет никаких агрессивных намерений против СССР. Германское правительство стоит на точке зрения, что между Балтийским и Черным морями не существует ни одного вопроса, который не смог бы быть разрешен к полному удовлетворению обеих сторон. Сюда относятся вопросы Балтийского моря, Прибалтийских государств, Польши, Юго-Востока и т.п.».
Посетив Молотова 17 августа, Шуленбург сообщил об инструкции, в которой говорилось, что «Германия готова заключить с СССР пакт о ненападении».
20 августа Гитлер обратился к Сталину с личным посланием, настаивая на приезде в Москву Риббентропа, министра иностранных дел Германии. Переговоры с ним 23 августа 1939 года вели Сталин и Молотов. В договоре о ненападении предусматривалось, что СССР и Германия обязуются воздерживаться от всякого насилия, от всякого агрессивного действия в отношении друг друга как отдельно, так и совместно с другими державами. Договор о ненападении был заключен сроком на 10 лет. Он имел и секретное приложение. Его оригинал не был обнаружен ни в советских, ни в зарубежных архивах. Фотокопии протокола, по поводу подлинности текста которого сейчас идет много разговоров, были найдены и хранятся в МИД ФРГ. Анализ последовавших после подписания договора событий, а также других документов не дают, полагаем, особых оснований подвергать сомнению само наличие такого протокола.
Как известно, текст копии «секретного протокола» уже был опубликован в нашей печати:
«Секретный дополнительный протокол»
При подписании договора о ненападении между Германией и Союзом Советских Социалистических Республик нижеподписавшиеся уполномоченные обеих сторон обсудили в строго конфиденциальном порядке вопрос о разграничении сфер обоюдных интересов в Восточной Европу. Это обсуждение привело к нижеследующему результату:
1. В случае территориально-политического переустройства областей, входящих в состав Прибалтийских государств (Финляндия, Эстония, Латвия, Литва), северная граница Литвы одновременно является границей сфер интересов Германии и СССР. При этом интересы Литвы по отношению Виленской области признаются обеими сторонами.
2. В случае территориально-политического переустройства областей, входящих в состав Польского Государства, граница сфер интересов Германии и СССР будет, приблизительно, проходить по линии рек Нарева, Вислы и Сана.
Вопрос, является ли в обоюдных интересах желательным сохранение независимого Польского Государства и каковы будут границы этого государства, может быть окончательно выяснен только в течение дальнейшего политического развития.
^ Во всяком случае, оба Правительства будут решать этот вопрос в порядке дружественного обоюдного согласия.
3. Касательно юго-востока Европы с советской стороны подчеркивается интерес СССР к Бессарабии. С германской стороны заявляется о её полной политической незаинтересованности в этих областях.
^ 4. Этот протокол будет сохраняться обеими сторонами в строгом секрете.
Москва, 23 августа 1939 г.
Подписание этого договора в обстановке, когда наша страна могла оказаться в изоляции, являлось для СССР шагом вынужденным. Если для Германии был важен прежде всего сам договор, то для Советского Союза не меньшее значение имели дополнительные односторонние обязательства Германии, зафиксированные в секретном протоколе.
— Если анализировать позиции, зафиксированные в секретном протоколе, то в первую очередь видно, что в нем оговорен предел продвижения германских войск на Восток в случае войны.
— Да, именно так. Как стало известно еще в начале 1939 года, Германия приняла решение напасть на Польшу (план «Вайс»). Гитлер поставил задачу ликвидировать это государство. Что же касается наших проблем, то мы были заинтересованы ограничить германскую агрессию. Руководство СССР беспокоило, чтобы в Прибалтике и Польше не образовался плацдарм для нападения на нас. Германия заверяла, что не вторгнется в Прибалтийские страны. Кроме того, это соответствовало и интересам этих народов, ограждая их от оккупации фашистской Германией.
В то же время участие в тайной дипломатии, отвергнутой социалистическим государством с первых дней Советской власти, было отступлением от принципов ленинской внешней политики. Сегодня мы честно должны сказать — это не соответствовало нашей ленинской политике, нравственным нормам. В этой ситуации Сталин использовал методы наших идеологических противников. И если мы в наши дни говорим, что в нашей стране в 30-е годы был деформирован социализм, то, к сожалению, в данном случае мы убеждаемся, что он деформировался не только во внутренней политике, а в определенной мере - и во внешней.
Что же касается последнего пункта протокола, то необходимо напомнить: в конце 1917 — начале 1918 годов Бессарабия была отторгнута Румынией у Советского государства. Наша страна никогда не признавала этого захвата.
Как я уже подчеркивал, договор был мерой вынужденной — в противном случае, а это нельзя исключить, Германия, договорившись с Англией и Францией, могла нанести удар по нашей стране. То, что это была вынужденная мера, признают и многие историки в Польше и на Западе.
— ^ Известно, что договору о ненападении предшествовало и подписание советско-германского соглашения по торговому обмену между двумя странами.
— Да, торгово-кредитное соглашение было подписано 19 августа 1939 года. Надо отметить, что оно предусматривало поставки из Германии в нашу страну важного промышленного оборудования на 400 миллионов марок. На 50 миллионов марок из этой суммы предназначалось для поставок военных материалов.
— ^ Если рассматривать военно-политический аспект советско-германского договора о ненападении, что он конкретно дал для реального обеспечения безопасности СССР?
- Помимо уже отмеченных его качеств, напоминаю, что в то время, когда многие страны оказались втянутыми в войну, наша страна имела возможность жить в условиях мира и продолжать крепить свою обороноспособность. Как известно, договор вызвал шок в Японии, которая в значительной степени потеряла веру в своего германского союзника. Это для нас означало и то, что вероятная японская агрессия была отодвинута на неопределенное время. Хочу отметить, что такие державы, как Англия, Франция и США, убедились, что наша страна способна в мировых делах проводить собственный курс.
Сейчас следует признать и отрицательную сторону данного договора: договор встретил непонимание у прогрессивной общественности западных стран, что отразилось на отношении к нам. В правящих кругах Англии и Франции укрепились позиции антикоммунистических элементов. В сложном положении оказались коммунистические партии. По торгово-кредитному соглашению СССР был обязан поставить сырье на 200 миллионов марок. Особо хотел бы отметить, что у нашего руководства этот договор пробудил ошибочные надежды на длительность его действия, и это сыграло впоследствии роковую роль.
Но один из главных его итогов — Англия и Франция все-таки не сумели добиться тогда военного конфликта между Германией и СССР.
— ^ Но что же заставило подписать еще один договор с Германией — договор о «дружбе и границе» от 28 сентября?
— 1 сентября Германия напала на Польшу. Войска её стремительно продвигались на Восток. Уже 15 сентября захватили Брест. Сталин начал серьезно беспокоиться - было неясно, будут немцы соблюдать договор или нет.
Но у нас был договор о ненападении с Польшей. Кроме того, Англия 25 августа 1939-го заключила с Польшей договор о взаимопомощи. Это значило для нас, что если бы мы начали ввод войск в Польшу, то западные державы могли объявить нам войну. (Как известно, 3 сентября Франция и Англия объявили войну Германии). По Версальской системе наша граница проходила по линии, граничащей с Западной Белоруссией и Украиной. Кроме того, по договору с Германией от 23 августа Литва не находилась в сфере интересов СССР. Сталин предложил изменить позиции и, отказавшись от введения войск для раздела Польши, ввести войска в Западную Украину и Белоруссию, а также Литву. 28 сентября, после оккупации Германией Польши, наша страна заключила с Германией договор о «дружбе и границе», который и закрепил эти новые положения.
Договор о ненападении в военно-политическом отношении был вынужденной мерой, а с точки зрения социалистической морали может быть подвергнут серьезной критике. Что же касается договора о «дружбе и границе» — этот договор был во всех отношениях ошибочным. Наше социалистическое государство, которое осталось вне военного пожара, заключило договор о «дружбе» с фашистской державой, только что развязавшей агрессию против Польши. Договор предусматривал дружественные отношения с рейхом, тогда как национальные интересы СССР требовали соблюдать нейтралитет и готовить страну к неизбежной (и все об этом знали) схватке с фашизмом. Сталинское руководство стало оправдывать войну Германии с западными державами, всячески демонстрируя свою солидарность с германским рейхом. Такое соглашение социалистическое государство подписывать не имело морального права. Это серьезно дезориентировало антифашистские силы, как у нас, так и за рубежом. В политическом отношении этот договор был не нужен, в моральном он не выдерживает критики.
— ^ Как бы вы сформулировали уроки Второй мировой войны?
— О них уже немало сказано. Ясно, что война для человечества уже не может быть продолжением политики иными средствами. Очевидно также, что нельзя обеспечивать безопасность своего народа за счёт безопасности другого.
Конечно, историю не переделаешь. Но ныне анализировать уроки прошлого надо вдумчиво и без перекосов. Ценой трагических потерь народы мира извлекли суровый урок. Он заключается и в том, что государства любых общественных систем обязаны соблюдать нормы морали и международного права. Иначе будущее будет непредсказуемым. А этого допустить нельзя.
_____
Труд. 1989. 23 августа. С. 3.
Якушевский А.
^ ПРОТИВОРЕЧИВЫЙ ДОГОВОР
Договор о ненападении, заключенный между СССР и Германией 23 августа 1939 г., оказал большое воздействие на ход событий в мире, на внешнюю и внутреннюю политику Советского Союза в конце 30-х — начале 40-х годов.
По-разному оценивают этот акт у нас и за рубежом. Буржуазные историки почти единодушно осуждают Советский Союз за подписание этого документа. В советской литературе долгое время договор трактовался как правильный внешнеполитический шаг Советского правительства в сложившейся тогда обстановке.
В последнее же время советские авторы стали высказывать и другие мнения. Появились даже статьи, оценивающие договор лишь как негативный акт, причинивший Советскому Союзу и всему миру непоправимый вред. В них все, что связано с договором, окрашивается в черный цвет. Подобные крайности затрудняют достижение истины.
^ Бесплодные переговоры с Англией и Францией
При рассмотрении договора следует исходить из той реальности, которая сложилась при его заключении. В сложившейся к лету 1939 г. военно-политической обстановке у СССР были три альтернативы: достичь военного соглашения с Францией и Англией; остаться в одиночестве; заключить договор с Германией. Наиболее выгодным представлялось англо-франко-советское соглашение о взаимной помощи, направленное против фашистской Германии. Оно привело бы к созданию единой антифашистской коалиции, эффективно служило бы сдерживанию фашистских агрессоров и, возможно, воспрепятствовало бы развязыванию мировой войны. Последнее, правда, проблематично. Агрессивные акции фашистско-милитаристских государств начались с середины 30-х годов, и вторая мировая война в своей локально-очаговой фазе к лету 1939 г. была уже реальностью.
Прийти к соглашению с западными державами Советскому Союзу, как известно, не удалось. Виноваты в этом обе стороны. Но виновность западных держав, особенно Англии, значительно больше, чем Советского Союза. У советской стороны не хватило выдержки, она проявила поспешность, переоценила степень враждебности западных держав к СССР и возможности их сговора с гитлеровской Германией. У западных держав не было искреннего желания идти на сближение с СССР. Переговоры с Советским Союзом они вели прежде всего для того, чтобы оказывать давление на Германию, заставить её пойти им на уступки.
В то же время Англия и Франция никогда не отказывались от мысли направить фашистскую агрессию на Восток, уничтожить с помощью германского оружия социалистическое государство. Особенно это проявилось в ходе Мюнхенской конференции Англии, Франции, Германии и Италии, принявшей решение о расчленении Чехословакии. Несмотря на то, что у СССР были договоры о взаимопомощи с Францией и Чехословакией, западные державы предпочли решить судьбу Чехословакии без участия Советского Союза. Они его просто игнорировали.
Глубокая неприязнь к СССР, недооценка его силы как возможного союзника в борьбе против фашистского блока сохранились у западных держав и после оккупации германскими войсками Чехословакии. Этим объясняется их несговорчивость во время англо-франко-советских переговоров летом 1939 г. о взаимной помощи, их стремление навязать Советскому Союзу собственные условия, пренебрежение его интересами. «Вина за то, что не удалось создать широкий союз с Англией и Францией, способный сдержать германские амбиции, - признают английские буржуазные исследователи Р. Хайт, Д. Моррис и А. Петерс, — должна быть возложена непосредственно на западных союзников. Именно те способы, с помощью которых они разрешали основные международные кризисы 30-х годов, постепенно подорвали веру в дело коллективной безопасности... Французские и британские лидеры постоянно предпочитали умиротворять Берлин, Рим и Токио, чем пытаться использовать советскую силу для защиты международной стабильности».
Когда весной 1939 г. стало известно о подготовке Германией нападения на Польшу и обстановка в Европе резко обострилась, Советское правительство предприняло новую попытку договориться о сотрудничестве с Англией и Францией в целях предотвращения войны. Начавшиеся англо-франко-советские контакты вызвали тревогу у руководства нацистской Германии. Оно осознавало, что соглашение о взаимопомощи трех великих держав явится серьезным препятствием на пути намеченных Гитлером экспансионистских планов, и стало прилагать настойчивые усилия, чтобы воспрепятствовать такому соглашению. С мая 1939 г. работники внешнеполитического ведомства Германии, следуя указаниям Риббентропа, неоднократно вступали в контакты с представителями СССР в Берлине, различными неофициальными и официальными способами давали понять о готовности Германии пойти на сближение с СССР.
Вплоть до середины августа 1939 г., пока существовала надежда на заключение англо-франко-советского соглашения, Советское правительство оставляло осуществлявшийся германской стороной зондаж без ответа, но одновременно внимательно следило за её действиями. 4 июля в советское полпредство в Берлине поступило анонимное письмо, в котором предлагалось, чтобы правительства Германии и СССР заключили соглашение о границах. Германская сторона, говорилось в письме, исходила при этом из предположения, что оба правительства питают естественное желание восстановись свои границы 1914 года. 2 августа в беседе с советским полпредом в Берлине Г.А. Астаховым Риббентроп уже официально заявил, что СССР и Германия могли бы без труда договориться по всем проблемам, имеющим отношение к территории от Черного моря до Балтийского.
^ На пути к союзу с Германией
15 августа германский посол в Москве Ф. Шуленбург попросился на срочный прием к народному комиссару иностранных дел СССР В.М. Молотову. Посол зачитал заявление Риббентропа, в котором предлагалось урегулировать к полному удовлетворению обеих сторон все имеющиеся спорные проблемы, для чего в Москву в самое ближайшее время был готов прибыть германский министр иностранных дел. Хотя в заявлении открыто не говорилось о решении территориальных вопросов, они имелись в виду. Эта сторона советско-германских отношений, наряду с договором о ненападении и активизацией торговли с Германией, интересовали Советское правительство в наибольшей мере.
Ситуация для Советского правительства была очень сложной. Оно начало рискованную политическую игру. Переговоры с Англией и Францией еще продолжались, но зашли в тупик, так как эти страны не хотели рассматривать СССР в качестве равноправного партнера. Германия, напротив, шла на уступки Советскому Союзу, изъявляла готовность учитывать его государственные интересы. Она даже обещала оказать влияние на Японию с целью нормализации советско-японских отношений, что было выгодно для СССР, так как в это время шли ожесточенные бои между советскими и японскими войсками на реке Халхин-Гол.
Советско-германские переговоры и рождение договора о ненападении осуществлялись в условиях политического цейтнота. […]
Известие о заключении советско-германского договора явилось полной неожиданностью не только для мировой, но и для советской общественности. Трудно было осознать происшедший поворот в советско-германских отношениях.
Если заключение договора о ненападении в сознании советского народа оправдывалось необходимостью избежать войны (а её никто не хотел), то подписание 28 сентября 1939 г. договора о дружбе и границе между СССР и Германией было совсем противоестественным. Никаких дружеских чувств к германским фашистам советские люди не испытывали.
Заключение договора 28 сентября 1939 г. следует считать ошибкой тогдашнего руководства СССР. Договор и все, что последовало за ним в средствах массовой информации, разоружало советских людей духовно. Они ненавидели фашизм, понимали, что это величайшее зло для нашей страны, а официальная наша пропаганда призывала примириться с этим злом.
Недовольство среди антифашистов, проживавших в СССР, вызвали и отдельные недружелюбные действия советского руководства по отношению к некоторым из них. Так, осенью 1939 г. в Москве был закрыт детский дом № 6, созданный ранее специально для детей немецких политических эмигрантов. В начале 1940 г. германским властям было передано несколько групп немецких и австрийских антифашистов, которые были репрессированы в 30-е годы и находились под следствием или в заключении. В большинстве случаев это делалось вопреки воле передаваемых.
Положительным результатом договора о ненападении у нас долгое время считалось то, что СССР получил около двух лет мирного времени для укрепления своей обороноспособности. Однако предоставленное договором время, как свидетельствуют факты, было использовано Советским Союзом менее эффективно, чем фашистской Германией. За 22 месяца, истекших от подписания договора до начала Великой Отечественной войны, она в большей степени повысила свой военный потенциал, чем СССР. Если в начале 1939 г. военно-политическое руководство Германии оценивало Красную Армию как противника очень сильного, вооруженное столкновение с которым было нежелательным, то в начале 1941 г. оно уже отмечало слабость Вооруженных Сил СССР, особенно их командного состава.
^ Неоднозначная оценка
Вглядываясь в договор о ненападении и связанные с ним события с позиций сегодняшнего дня, можно отметить, что для СССР он имел как положительные, так и отрицательные последствия.
Положительные:
— Советский Союз избежал войны на два фронта, так как договор зародил трещину в германо-японских отношениях;
— договор способствовал углублению раскола капиталистического мира на два враждующих лагеря, воспрепятствовал их объединению против СССР.
Отрицательные:
— договор усыпил бдительность советского народа и военно-политического руководства СССР, стал одной из причин неудач советской стороны в начальный период Великой Отечественной войны;
— был подорван международный авторитет СССР, ВКП(б) и Коминтерна как последовательных и основных борцов против фашизма.
Советско-германский договор о ненападении носил противоречивый характер. Его противоречивость объясняется своеобразием международной обстановки того времени и особенностями сложившейся в СССР бюрократической системы партийно-государственного руководства, которая пренебрегала нравственными критериями в политике, в том числе и внешней.
_____
Аргументы и факты. 1989. № 32. С. 5-6.
^ В. ФАЛИН: «ДВА РАЗНЫХ ДОГОВОРА»
В Москве состоялся «круглый стол», организованный советским телевидением и западногерманским телевидением ЦДФ, посвященный проблемам заключения договоров 1939 г. между Советским Союзом и Германией. В обсуждении приняли участие: с советской стороны — доктор исторических наук В. Фалин, политический обозреватель журнала «Новое время» Л. Безыменский, ведущий — А. Жолквер; со стороны ФРГ — профессора Э. Еккель и К. Хильдебранд, ведущий — Г. Кноп. Приводим выдержки из материалов «круглого стола».