Иоганн Готфрид гердер идеи к философии истории человечества часть первая

Вид материала

Книга

Содержание Книга двенадцатая I. Вавилон, Ассирия, халдейское царство II. Мидийцы и персы

Подобный материал:

• Иоганн Готфрид гердер идеи к философии истории человечества часть первая, 37688.39kb.
• Вопросы к вступительному экзамену по дисциплине, 120.62kb.
• Учебно-методический комплекс учебной дисциплины «История зарубежной философии (20 век)», 429.83kb.
• И. Г. Гердер полагал, что человечество в своем развитии закон, 715.41kb.
• «История западноевропейской философии. Часть первая. Античность. Средние века», 256.77kb.
• Задача курса студент должен знать основную проблематику философии и осознанно ориентироваться, 539.28kb.
• Вопросы для сдачи кандидатского экзамена по истории философии, 38.83kb.
• Социально-исторические идеи таджикских просветителей конца XIX начала, 593.79kb.
• 1. Ответьте на вопросы: 1 Вчём заключаются антропологические основания идей Платона, 91.72kb.
• Темы рефератов по истории и философии науки для соискателей Православного института, 44.49kb.

^ КНИГА ДВЕНАДЦАТАЯ

Мы подходим к берегам Тигра и Евфрата: но как же переменился в этих краях весь облик истории! Уж нет Вавилона и Ниневии, Экбатаны, Персеполя и Тира; одни народы следуют за другими, одни царства за другими, и от большинства из них остались на земле лишь имена и некогда столь знаменитые памятники. Нет больше народов, которые именовали бы себя вавилонянами, ассирийцами, мидийцами, финикийцами, которые сохранили бы характерные черты их древнего политического строя. Державы и города разрушены, а народы бродят среди нас и не знают своих прежних имен.

Откуда же такое различие по сравнению с глубоко запечатлевшимся характером восточных государств? И Китай и Индию не раз затопляли орды монголов, иногда целые века жили они под чужеземным гнетом, и все же ни Пекин, ни Бенарес, ни брахман, ни лама не исчезли с лица земли. Мне кажется, различие это разъясняется само собою, стоит только обратить внимание на несходство по положению и складу этих двух областей Земли. В Восточной Азии, по ту сторону мощного горного хребта Земли, народам юга всегда грозил только один враг — монголы. Столетиями мирно кочевали монголы по степям и долинам, а если они и заполняли соседние провинции, то не столько с намерением разрушать, сколько с желанием покорять и грабить живущие здесь народы; вот почему получалось так, что некоторые нации веками сохраняли свой строй при правителях-монголах. Но как же кишели народы между Черным, Каспийским и Средиземным морями, а Тигр и Евфрат были как раз великими отводными путями для переселяющихся народов. Вся Передняя Азия была с давних пор населена кочевниками, и чем больше цветущих городов и новых царств возникало в этих прекрасных местах, тем больше влекли они к себе менее культурные племена, обещая им легкую наживу, или же сами эти царства свою растущую мощь обращали лишь на уничтожение соседних государств. Возьмем хотя бы Вавилон, расположенный в прекрасной местности, в самом средоточии торговли между Востоком и Западом,— как часто завоевывали его, как часто разграбляли! И судьба Сидона и Тира, Иерусалима, Экбатаны и Ниневии ничем не лучше, так что всю область можно рассматривать как сад запустения, где одни царства разрушали, а другие были разрушаемы.

316

Так не удивительно, что некоторые погибли, не оставив после себя даже имени, и что не сохранилось почти и следов их, ведь что за след мог остаться? Язык был один у большинства народов в этих местах, и он только разделялся на различные наречия; народы погибали, и тогда наречия их перемешивались, так что, в конце концов, все они слились в одну халдейско-сирийско-арабскую мешанину, которая дожила до наших дней и в которой почти невозможно выделить отличительные признаки растворившихся друг среди друга народов. Государства возникали из орды и, когда гибли, вновь обращались в орду, будучи лишены прочного политического характера. И тем более не могли придать народам несокрушимость пирамид памятники, построенные Белом или Семирамидой \ потому что возводились они из высушенных на солнце и связанных асфальтом кирпичей, их легко было разрушить, если сами они не разрушались под незаметными шагами времени. Итак, деспотическое величие строителей Ниневии и Вавилона постепенно выветривалось, так что единственное, о чем остается рассуждать, приходя в эту столь знаменитую область Земли, так это об именах древних и давно исчезнувших с лица земли наций, об именах, под которыми известны они в цепочке народов. Мы идем по могилам погибших царств и видим на земле бледные тени былых трудов.

И доподлинно — труды были велики: если еще и Египет причислить к той же стороне, то нет на Земле, за исключением Греции и Рима, такой области, где было бы сделано столько открытий и изобретений, где была бы произведена такая огромная предварительная работа для Европы, а через посредство Европы и для всех живущих на Земле народов. Поразительно много искусств и ремесел было тут с самых ранних времен известно разным небольшим кочевым племенам^1*, о чем рассказывают нам книги евреев. Чего только не умели эти кочевники: и возделывать землю, используя самые разные орудия труда, и разводить сады, и охотиться, и ловить рыбу, особенно же занимались они скотоводством, умели молоть зерно, выпекать хлеб, варить пищу, изготовляли вино и масло, одежду из шерсти и шкур, они пряли, ткали, красили, вышивали, они чеканили монету, резали печати, изготовляли стекло, добывали жемчуг, руду, выплавляли железо, рисовали и ваяли, знали архитектуру, музыку и танец, торговали, используя меры и весы, плавали вблизи берегов, а из наук знали начатки астрономии, летосчисления, географии, медицины и военного искусства, арифметики, геометрии и механики, политический их строй знал законы, судопроизводство, культ, договоры, пеню, множество нравственных обычаев,— все это в ходу у народов Передней Азии, причем в столь раннюю пору, что всю культуру этотй области земного шара мы должны были бы счесть оставшейся от доисторической цивилизации, если бы само прямое  предание  не  наталкивало  нас  на  эту  мысль.  И  только  народы,

^1* См. «Исследования о происхождении законов, художеств и наук» Гоге, Лемго, 1760,. и, главное, «Краткое понятие о всемирной истории» Гаттерера,; ч. I, Гёттинген,. 1785².

317

кочевавшие вдалеке от Центральной Азии, в пустынях, стали варварскими, дикими народами, почему и получилось так, что впоследствии, рано или поздно, им должна была достаться в удел уже новая культура.

^ I. Вавилон, Ассирия, халдейское царство

Плодородные, красивые берега Тигра и Евфрата манили к себе полчища орд, кочевавших по широким просторам Передней Азии, а поскольку места эти, словно райский сад, заключены между гор и пустынь, то орды неохотно расставались с ними. В наши дни эта область Земли утратила немало прелестей, поскольку совершенно лишена всякой культуры и с давних времен сделалась добычей рыщущих тут орд, но некоторые места вполне подтверждают единодушное свидетельство древних авторов, которые не находят слов для того, чтобы по достоинству расхвалить эту местность^2*. Итак, вот родина первых монархических держав всемирной истории, вот древняя кузница полезных искусств.

Племена вели кочевую жизнь, так что самое естественное, что могло прийти на ум какому-нибудь честолюбивому шейху, было присвоить себе прекрасные берега Евфрата, утвердить на них свою власть и подчинить себе другие кочевые народы. Еврейский рассказ называет этого шейха Нимродом; он основал свое царство с городами Вавилоном, Эдессой, Несибином и Ктесифоном, а вблизи от его царства рассказ помещает другое — ассирийское, с городами Ресен, Ниневия, Адиабена и Калах, Географическое положение этих царств, природа их и история возникновения завязывают нить судьбы, которая и вилась вплоть до самой гибели обеих держав; ведь если оба государства, основанные разными племенами, расположены были слишком близко друг от друга,— что могло воспоследовать из такого соседства, если не обоюдная вражда, когда оба царства то оказывались под началом одного государя, то дробились под натиском горных племен, спускавшихся с севера? Вот вкратце и вся история царств, основанных на берегах Тигра и Евфрата, история, которая не могла, конечно, не исказиться в чем-то при такой древности событий и противоречивости рассказов разных народов. Но в чем все летописи и сказки согласны,, так это в том, что касается возникновения этих царств, их духа и внутреннего строя. Кочевники положили им начало, и захватнический дух орды всегда был присущ им. И даже сам развившийся в них деспотизм и прославившая Вавилон искусность в ремеслах — все это вполне отвечала духу этого края и национальному характеру населявших его людей.

Ведь что такое были, к примеру, первые города, основанные первыми мифическими монархами мира? Это были огромные огороженные стоянки.

2* См. «Описание Земли» Бюшинга, т. V, ч. 1 ³.

318

укрепленные лагеря племени, что паслось на плодородной земле и совершало отсюда набеги на соседей. Вот почему Вавилон, стоило только основать его, сделался столь чудовищно огромен и раскинулся по обе стороны реки; вот почему столь колоссальны были стены его и башни. Эти стены были высокими, широкими валами из обожженной земли, и они должны были защищать громадный лагерь кочевников; башни были смотровыми башнями; город, утопавший в садах, по выражению Аристотеля, был целым Пелопоннессом⁴. Земля в изобилии давала материал для стройки — глину, чтобы делать кирпичи, и асфальт, чтобы связывать эти кирпичи. Итак, природа облегчала труд человека, а коль скоро город был заложен на манер кочевников, то совсем не трудно было на тот же самый манер, то есть путем грабительских набегов, украшать город и умножать его богатства.

Ведь достославные завоевания Нина, Семирамиды и т. д.— это просто те же самые набеги, которые до сих пор совершают арабы, курды и турко-маны. Ассирийцы по своей породе как раз и были таким горным племенем, так что они только поэтому и сохранились в памяти людей: ничего они не делали, а только воевали и грабили. С самых древнейших времен, как знаем мы из рассказов, в войсках этих завоевателей мира служили арабы, а ведь давний жизненный уклад этого народа не для кого не секрет, он и не изменится, пока цела Аравийская пустыня. Позже на сцену выходят халдеи — курды — разбойники по природе и первоначальному местожительству^3*. Во всемирной истории они не примечательны ничем, кроме опустошительных походов, ибо если они славятся своей наукой, то, по всей видимости, они попросту грабительски захватили чужую славу, когда завоевали Вавилон. Итак, можно думать, что прекрасная область Земли, Тигр и Евфрат с их берегами,— это место сбора кочующих племен и разбойничьих народов, которые складывали здесь, в укрепленных ими городах, свою добычу, пока, наконец, не изнежились под теплым небом этих широт, не утомились от роскоши и сами не сделались добычей других народов.

Да и знаменитые художественные творения Семирамиды или даже Навуходоносора свидетельствуют все о том же. Первые походы ассирийцев направлялись на юг, в Египет; таким образом, художественные создания этой мирной цивилизованной нации и послужили первыми образцами для украшения Вавилона. Знаменитые колоссы Бела, портретные изображения на кирпичных стенах великого города — все это, как кажется, вполне выдержано в египетском вкусе, а если легендарная царица отправилась на гору Багистан, чтобы напечатлеть свое изображение на склонах ее, то это, несомненно, было подражанием Египту. Дело в том, что царица вынуждена была пуститься в путь, потому что в ее южной стране не было гранитных утесов, пригодных для строительства вечных памятников, как в Египте. И Навуходоносор не строил ничего, кроме колоссов, кирпичных

3* См. сочинение Шлецера о халдеях в «Репертория. литературы Ближнего Востока»⁵, ч. 8, с. 113 сл.

319

дворцов и висячих садов. Не имея нужного материала и не обладая должным искусством, пытались превзойти образцы объемом и размерами, и лишь приятные сады придавали вавилонский дух этим недолговечным памятникам. Поэтому я не очень жалею, что распались эти чудовищные массы глины; великими творениями искусства они не были, а вот чего мне хотелось бы, так это того, чтобы среди оставшихся груд развалин поискали таблички с халдейскими письменами, которые, если верить свидетельствам путешественников, непременно должны находиться здесь^4*.

Достоянием этой области, и это подсказывалось самим ее географическим положением, были торговля и ремесла — ремесла не в собственно египетском духе, а ремесла кочевых племен. Евфрат широко разливался, затоплял землю, и воды его приходилось отводить с помощью каналов, с тем чтобы обширные участки земли становились плодородными благодаря его наносам; так были изобретены колеса и насосы, если только устройства эти не были взяты у египтян. А в наши дни прежде населенные и плодородные земли, совсем немного удаленные от реки, страдают от засухи, потому что нет больше людей, которые прилежно бы трудились на этих землях. От животноводства к земледелию был всего один шаг, потому что сама природа звала обрабатывать почву постоянного обитателя этих краев. Растения и деревья с какой-то ужасающей силой, сами собою, идут в рост из этой почвы, богато вознаграждая малый труд по уходу за ними, так что, сам не заметив того, пастух превратился в земледельца и садовника. Лес прекрасных финиковых пальм дал стволы для жилища, заменившего неверные шатры, и дал плоды в пищу человеку; помогала строительству и легко обожженная глина, так что обитатели шатров незаметно для самих себя очутились в куда лучшем, хотя и глинобитном доме. Эта же почва подарила человеку глиняные сосуды, а вместе с ними тысячу жизненных удобств. Люди научились выпекать хлеб, приготовлять пищу и, наконец, благодаря торговле дожили до пышных пиров и празднеств, которыми славились в древности вавилоняне. Сначала из обожженной глины изготовляли маленьких идолов, терафимов, вскоре научились ваять и обжигать колоссальные статуи, а от них нетрудно было перейти и к отливу форм из металла. Нанося на мягкую глину рисунки или буквы, закрепляя их путем обжига, незаметно научились сохранять на обожженных кирпичах доступные этим временам знания, а потому могли уже опираться на наблюдения и опыт прежних времен. Даже и астрономия была счастливым изобретением кочевников этих мест. На своих бескрайних прекрасных равнинах, предаваясь праздности н покою, пастух мог наблюдать, как восходят и заходят на бесконечном светлом небосводе яркие, сияющие звезды. Он называл их именами своих овец и в книгу своей памяти стал записывать перемены, происходящие с ними. Такие наблюдения удобно было продолжать, расположившись после знойного дня на плоских крышах  вавилонских домов,  и  вот,  наконец,  целый  особый,  специ-

^4* См.   делла  Балле   «О   руинах   близ   Аргии»,   Нибур   о   руинах   близ   Хелле   я   др.

320

ально для этой цели основанный орден взял в свои руки занятия этой волнующей и притом столь необходимой дисциплиной и с тех пор уже не переставал писать анналы небес. Так сама природа подвела людей к знаниям и наукам, и дары эти — такие же местные произведения, как и любой взращенный природой плод. У подножья Кавказских гор природа дала в руки людей источник нефти, так что несомненно миф о Прометее берет свое начало в этих местах; а в финиковых рощах на берегах Евфрата природа нежно и кротко лелеяла пастуха-кочевника, перевоспитывая его и превращая в прилежного, трудолюбивого жителя сел и городов.

С другой стороны, ряд известных в Вавилоне ремесел возник благодаря тому, что местность эта с давних времен была и остается центром торговли между Востоком и Западом. В центральной Персии не сложилось столь знаменитого государства, потому что здесь нет реки, которая втекала бы в океан, и насколько более оживленные места по берегам Инда, Ганга и здесь — на берегах Тигра, Евфрата! Близко отсюда и Персидский залив^5*, склады и перевалочные пункты индийских товаров, они обогащали и Вавилон, ставший покровителем купеческого усердия. Известно, как любили в Вавилоне пышность льняных тканей, ковров, вышивок, всяких прочих одежд; богатство творило роскошь жизни, роскошь и усердие особенно сближали мужчин и женщин (в отличие от других провинций Азии), чему немало способствовало правление нескольких цариц. Короче говоря, культура народа всецело шла от его географического положения и образа жизни, и нам пришлось бы удивляться, если бы, при наличии столь благоприятных условий, в этой местности не возникло ничего достойного внимания. У природы на Земле есть свои любимые места — это прежде всего берега рек и изысканные участки морского побережья; в таких местах пробуждалась и по достоинству награждалась деятельность людей. На берегах Нила возник Египет, на берегах Ганга — Индия, а здесь построены были Ниневия и Вавилон, а позднее — Селевкия и Пальмира. И, если бы желание Александра исполнилось и он воцарился и стал править миром в Вавилоне, как переменился бы — на целые века — весь облик этого прекрасного, прелестного края!

Населяющие Ассирию н Вавилон народы знали и письменные знаки — сокровище, с незапамятных времен бывшее достоянием кочевых племен Передней Азии. Оставлю в стороне вопрос, какому народу принадлежит честь этого великолепного изобретения^6*; довольно того, что все арамейские племена гордились этим даром далекого прошлого и какой-то священной ненавистью ненавидели иероглифы. Поэтому я никак не могу согласиться с тем, что вавилоняне пользовались иероглифами: ведь их толкователи толковали все на свете — движение планет, события, случайности,   сны,   тайнопись,   но   только   не   иероглифы.   И   знаки   судьбы,   что

^5*  «История торговли с Ост-Индией» Эйххорна⁷, с.  12; «Введение в синхронистическую универсальную историю» Гаттерера, с. 77.

^6* Об атом — в другом месте.

321

явились пирующему Валтасару^7*, заключались не в рисунках, а в слогах, написанных вязью, как пишут на Ближнем Востоке. Вавилоняне с древней" ших времен пользовались на письме буквами без всяких иероглифов, и это подтверждают картины, нанесенные Семирамидой на стены, и сирийские буквы, которые она велела выбить на скале с ее изображением. И только благодаря тому, что вавилоняне пользовались буквами, стало возможным уже и в те ранние времена заключать договоры, составлять хроники и вести запись астрономических наблюдений; только благодаря буквам вавилоняне запечатлелись в памяти людей как культурный народ. Правда, до нас не дошли ни их астрономические каталоги, ни хотя бы одно из их сочинений, хотя первые посылались еще Аристотелю; но прекрасно уже и то, что такие сочинения были у вавилонского народа.

Впрочем, не надо думать, что мудрость халдеев — нечто напоминающее мудрость наших дней. Науки, какими владел Вавилон, доверены были замкнутой касте ученых, а каста эта, когда нация стала переживать упадок, превратилась в клан отвратительных обманщиков. Халдеями мудрецов стали называть, по-видимому, с того времени, когда халдеи воцарились в Вавилоне; поскольку со времен Бела цех ученых стал государственным орденом, учрежденным самим государем, то, вероятно, ученые просто льстили своим завоевателям, назвавшись именем их народа. Эти мудрецы были придворными философами, а будучи таковыми, опустились до всевозможных надувательств и жалких фокусов — до придворной философии. По всей видимости, в это время они уже ничем не приумножили свою древнюю науку, как не приумножил знания китайский чиновничий строй.

Итак, эта прекрасная зона Земли была и счастлива и несчастлива, она расположена была неподалеку от горных местностей, откуда одно за другим сползало в долины множество диких племен. Ассирийское и вавилонское царство было завоевано халдеями и мидийцами, а халдеев и мидийцев разбили персы, а потом все превратилось в голую пустыню, и столица империи перенесена была дальше к северу. Итак, ни в военном деле, ни в государственном устройстве этих царств нам нечему поучиться. Вавилоняне вели грубое наступление, совершали набеги и так завоевывали страны, а политический строй был жалким правлением сатрапов, как почти повсюду на Ближнем Востоке. Отсюда такая непрочность границ всех этих государств, отсюда частые бунты и возмущения, и вот почему все государство разрушалось, стоило только захватить один его город или одержать над ним одну или две победы. Правда, уже после первого падения вавилонского царства Арбак хотел утвердить правление своего рода объединенной в единый союз аристократии, но этот замысел ему не удалось осуществить, потому что' вообще ни одно индийское или арамейское племя не представляло себе иного строя, кроме деспотического. Все эти племена в прошлом были кочевыми, и на все их представления наложил

^7* Книга пророка Даниила, 5, 25.

322

отпечаток образ царя — отца семейства, шейха; такой образ не оставлял уже места для политической свободы, для власти нескольких человек — даже и тогда, когда все эти народы перестали жить отдельными племенами. Одно Солнце на небе, так и правитель на Земле должен быть один, и, действительно, царь окружен был всем величием Солнца и погружен был в сияние земного божества. Все зависело от него, милость его была источником всякого блага, он олицетворял собою государство, которое обычно и гибло вместе с ним. Гарем был его дворцом, и окружало его лишь золото и серебро, рабы и рабыни, страны были лугом его, и стада людские гнал он, куда только хотел, если не давил и не душил их. Варварский строй кочевников, но когда были у них добрые государи, то были они настоящими пастырями и отцами своего народа.

^ II. Мидийцы и персы

Мидийцы стали известны всемирной истории войнами, которые они вели, и роскошью жизни; открытиями или благоустроенностью государства они никогда не отличались. Это был смелый народ наездников, жил он в своей довольно суровой стране, дальше на север, и вот этот народ опрокинул ассирийское царство, пока султаны спали ленивым сном в своих гаремах, а когда образовалось новое ассирийское государство, они ушли из-под его власти. Но тут же умный Дейок установил у них строгое правление монарха, а мидийский монарх превзошел в пышности и роскоши своей жизни даже и самих персов. И, наконец, в правление великого Кира они влились в обширный поток народов, который вознес персидских монархов и превратил их в правителей мира.

Если есть на свете государь, история которого становится поэзией, то государь этот — Кир, основатель персидской империи: будем ли мы читать рассказы евреев и персов об этом любимце богов, завоевателе и законодателе, или рассказы греков — Геродота и Ксенофонта. Ксенофонт, этот прекрасный историк,— мысль написать «Киропедию» была завещана ему его учителем,— несомненно, собирал подлинные сведения о нем во время своих походов в Азию, но тут о Кире, который давно уже умер, говорили не иначе, как в возвышенном тоне похвалы, потому что так это принято у восточных народов, когда описывают они своих царей и героев. Ксенофонт для Кира стал тем же, чем Гомер был для Ахилла или Улисса — в основу поэм Гомера тоже легли подлинные исторические рассказы. Для нас сейчас все равно, кто более правдив, Гомер или Ксенофонт; довольно того, что Кир на самом деле завоевал Азию и основал империю, простиравшуюся от Средиземного моря до Инда. Если Ксенофонт говорит правду о нравах древних персов, воспитателей Кира, то немцы могут радоваться тому, что, по всей видимости, родственны этому народу; пусть каждый   немецкий   государь   прочитает   «Киропедию»⁸.

323

Но ты, о великий и добрый Кир, если бы голос мой мог достичь твоей могилы в Пасагардах, я вопросил бы прах твой, отчего ты стал завоевателем народов? Подумал ли ты в своем юношеском желании побед, какую пользу принесут тебе и твоим внукам все эти неисчислимые народы, все эти необозримые земли, которых заставил ты покорствовать твоему имени? Разве дух твой мог присутствовать повсюду? Разве мог он после смерти твоей воздействовать на грядущие поколения? А если нет, зачем же возложил ты это тяжкое бремя на потомков своих, зачем заставил носить сшитую из лоскутков пурпурную царскую мантию? Части распадаются и давят держащего их. Такова история Персии при наследниках Кира. Дух завоевания явил им столь высокую цель, что они хотели во что бы то ни стало расширить границы государства, даже когда совершенно невозможно было расширить их, и так без передышки опустошали, разоряли, нападали, грабили, пока честолюбие оскорбленного врага не уготовало им печальный конец. И двух столетий не продержалась империя персов, и удивительно еще, что держалась она так долго потому, что корни ее были малы, а ветви столь велики, что неизбежно должна была она рухнуть на землю.

Если человечность укрепится некогда в царстве людей, то первое, чем придется заняться, так это изгонять безумный дух завоевания из истории человечества, дух, который сам приводит себя к гибели на протяжении всего нескольких поколений. Вы гоните людей, словно стадо, вы слепляете их вместе, словно мертвую глину, и вы не думаете о том, что живой дух живет в них и что последний, самый верхний, камень всего строения наверняка оторвется и прибьет вас насмерть. Царство народа — это одна семья, это жилье, в котором наведен добрый порядок; оно довлеет себе, оно основано природой, оно стоит и гибнет, когда приходит его черед. А насильственно согнанные в одну империю сто народов и сто двадцать провинций — это чудовище, а не государственный организм.

Таким чудовищем персидская империя была с самого начала, но после смерти Кира это стало еще очевидней. Столь непохожий на отца сын жаждал все новых и новых завоеваний, словно безумный, ринулся он на Египет и Эфиопию, так что с трудом голод пустынь изгнал его из этих мест. Что было пользы от таких походов ему и его царству? Что принес он завоеванным землям? Он разорил Египет, он разрушил самые великолепные фиванские памятники и храмы,— бессмысленное разорение! На смену поколениям убитых пришли новые роды, но разрушенные творения не возместить ничем. И теперь еще лежат они в развалинах, неразыскан-ные и непонятые; странник проклинает опьяненного безумца, похитившего у нас сокровища Древнего мира, отнявшего их у нас без причины и без цели.

Но едва наказан был Камбиз собственной яростью, как Дарий, куда более мудрый, начал с того, чем кончил он. Он пошел войной на скифов и индийцев, он ограбил фракийцев и македонцев и не добыл ничего, а просто посеял в Македонии ту искру, которой суждено было разгореться   пламенем    над   головой   последнего   персидского   царя   из   этого

324

рода. Неудачным был поход на Грецию, и еще большим неудачником был наследник Дария Ксеркс; а если читать списки народов и кораблей, которые обязан был поставлять весь персидский мир, чтобы обезумевший завоеватель мог совершать свои деспотические походы, если поразмыслить над тем, какая резня учинялась всякий раз, когда возмущались против монарха народы на Евфрате, Ниле, Инде, Араксе, Галисе, как заливались кровавыми потоками страны только ради того, чтобы все присвоенное персами и впредь принадлежало им,— то не женскими слезами, что проливал Ксеркс при виде невинных жертв сражений, а кровавыми слезами негодования заплачем мы оттого, что такое отвратительное, противное народам царство носит имя Кира на своем челе. Опустошавший мир перс — заложил ли он такие царства, построил ли такие города и здания, как те, которые разрушал или желал разрушить,— Вавилон, Фивы, Сидон, Грецию, Афины? Мог ли он основать их?

Закон судьбы жесток, но благодатен: всякое зло, а потому и всякая чрезмерная власть должны пожрать сами себя. Падение Персии началось со смерти Кира, и, хотя внешне империя еще сохраняла прежний блеск, особенно благодаря принятым Дарием мерам,— изнутри ее подтачивал червь, который подтачивает вообще все деспотические государства. Власть свою Кир разделил между наместниками, и его авторитета было еще достаточно, чтобы держать их в узде, поскольку Кир установил быструю связь между провинциями и неусыпно следил за порядком. Дарий еще точнее разделил империю и распределил свой придворный штат, и сам предстоял всему как правитель, справедливый и деятельный. Но вскоре могущественные цари, рожденные занять деспотический трон Персии, сделались сластолюбивыми тиранами. Ксеркс во время своего позорного бегства из Греции, в пору, когда ему пристало думать совсем о другом, уже в Сардах предавался постыдной любви. Большинство его преемников шло тем же путем, и бунты, подкупы, предательства, убийства, безуспешные начинания — вот и все замечательное, что несет с собой позднейшая история Персии. Дух благородных подвергся порче, а вместе с ними поддались порче неблагородные, и, наконец, ни один государь не был уже спокоен за свою жизнь, трон колебался и при добрых правителях, и вот пришел в Азию Александр, одержал несколько побед и принес ужасный конец шаткой империи персов. К несчастью, такая судьба выпала на долю царя⁹, который заслуживал лучшей участи, безвинно искупил он прегрешения своих предков и был убит, будучи низменно предан. И вот урок персидской истории, написанный крупными буквами: необузданность губит сама себя, безграничная власть, не признающая над собою закона.— самая ужасная слабость, мягкое правление сатрапов — неизлечимый яд для народа и для царей; об этом никакая история не говорит так ясно, как история персидская.

А потому персидская империя и не оказала благотворного влияния ни на одну нацию, ибо она разрушала, но не строила, она заставляла платить позорную дань—на пояс царицы, на волосы ее и на ожерелья, но не соединяла провинции более совершенным законодательством и уста-

325

новлением. Теперь весь блеск, вся божественная роскошь и весь страх божий этих монархов — дела далекого прошлого, сатрапы и фавориты стали тленом, как и сами цари, а награбленные ими таланты тоже зарыты где-нибудь в землю. И сама история стала мифом, причем миф восточных народов и миф, рассказанный нам греками, почти ни в чем не согласны между собой. И древние языки Персии вымерли, и необъяснимыми поныне загадками стоят развалины Персеполиса с их красивыми начертаниями и ужасными изображениями. Судьба отомстила султанам: словно тлетворный самум снес их с лица земли, а если кто-то помнит еще о них, как помнят греки, то память эта — позор, это — почва, на которой поднимется иное, славное, прекрасное величие.