Иоганн Готфрид гердер идеи к философии истории человечества часть первая

Вид материала

Содержание

V. Что говорит древнейшая письменная традиция о начале человеческой истории
VI.Что говорит древнейшая письменная традиция о начале человеческой истории. Продолжение
Человечество сначало жило в саду
Но где же был расположен этот сад, куда поселил творец кроткое и беззащитное творение
VII. Что говорит древнейшая письменная традиция о начале человеческого рода. Завершение

Подобный материал:

1 ... 23 24 25 26 27 28 29 30 ... 74

IV. Что говорят предания Азии о сотворении Земли и начале рода человеческого

Но с чего начнем в этом дремучем лесу, где путают и сбивают нас с толку ложные голоса и блуждающие огни? Я не намерен прибавлять ни строчки к той Библиотеке мечтаний, что тяжелым бременем лежит на человеческой памяти, и, насколько могу, отличаю предположения народов, гипотезы мудрецов и факты традиции, а сами факты различаю по степени достоверности и по времени, к которому они относятся. Китайцам, азиатскому народу, гордящемуся своей древностью, не ведомо ничего исторически достоверного, что происходило бы раньше 722 года до нашей эры. Царства Фу Си и Сянь-ди — чистый миф, а все, что было до этих Фу Си, — эра духов и олицетворенных стихий — и сами китайцы рассматривают как поэтическую аллегорию. Древнейшая книга китайцев^12*, найденная в 176 году до нашей эры, или, правильнее было бы сказать, восстановленная из двух уцелевших во время пожара списков, не содержит ни космогонии, ни рассказа о началах народа. Яо уже царит вместе с горами империи — вельможами, и стоит ему отдать приказ, и вот люди начинают наблюдать за движением светил, проводить каналы, устанавливать порядок времен, а все дела, обряды, жертвоприношения уже и до него — в наилучшем порядке. Итак, остается китайская метафизика великого первого И^13*, повествующая о том, как из единицы и двоицы возникли четверица и восьмерица, как разверзлись небеса и на Земле царили, в чудном обличьи, пуанку и три хоанга и как вместе с первым законодателем Гин-Хоангом. родившимся на горе Хинма и разделившим воду и землю на девять частей, началась уже история, более напоминаю-

¹²* «Le Chou-King, un des livres sacres des Chinois». Paris, 1770⁹.

¹³* См.   предваряющее   «Шу-цзин»   в   издании   Дегиня   сочинение   Премара   «Recherches sur les temps anterieurs a ceux dont parle le Chou-king».

щая человеческую. И, однако, мифология на этом не кончается, а перечисляется еще множество поколений, так что, очевидно, ничего первоначального нельзя основать на мифологии, если только не считать того, что местопребывание первых царей и чудесных созданий эта мифология относит к азиатским горам, которые считаются священными и которые эти древние легенды почитают. Огромная гора, находящаяся в центре земли, у китайцев   славится   под   именем   этих   древних   сказочных   существ,   или царей.

Поднимемся на Тибет и тут обнаружим,   что вся земля расположена вокруг самой высокой горы, и это тем более замечательно, что на положении этой горы основывается вся мифология духовной империи Тибета. Высота   горы,   ее   размеры — ужасны   по   этим   описаниям;   чудовища,   исполины стерегут ее, стоя по краям, ее окружают семь морей и семь золотых гор. На вершине живут лахи, а на низших ступенях — другие волшебные существа. По прошествии целых мировых эпох,   эонов,   созерцатели неба опустились ниже, все более грубой становилась материя их тел, и, наконец, они обрели человеческий облик, будучи рождены супружеской парой безобразных обезьян, — и   животные тоже   возникли от того,   что лахи   были   низвергнуты   на   землю^14*.   Жестокая   мифология!   Весь   мир строится сверху вниз, начиная с вершины горы, он опускается   в моря, моря окружаются чудовищами, а вся система живых существ тоже оказывается в пасти чудовища — вечной Необходимости. Эта традиция бесчестит человека, ведет род человека от обезьяны, но и она так переплелась с более поздними сочинениями, что многое нужно сделать для того, чтобы мы могли рассматривать ее как настоящее предание о первобытном мире.

Большим сокровищем была бы для нас древнейшая традиция старинного народа индусов. Но первоначальная каста браминов давным-давно искоренена приверженцами Вишну и Шивы, а все, что удалось узнать европейцам из тайн брахманов, это, по всей видимости, лишь сказания недавнего прошлого, предназначенные для народа мифы или толкования мудрецов. Эти легенды все толкуют по-своему, так что нам еще, пожалуй, долго ждать подлинного санскрита и подлинных «Вед», тогда как и от «Вед», если говорить о древнейшей традиции, не приходится ждать многого, — ведь первую часть «Вед» сами индийцы считают утраченной. Между тем и в позднейших россказнях проглядывает иной раз золотое зерно изначального исторического сказания. Так, вся Индия почитает священной реку Ганг, текущую со священных гор, от стоп сотворившего мир Брахмы. В своем восьмом рождении Вишну явился Прассарамой, вода покрывала еще всю землю вплоть до горы Гате, и Вишну попросил морского бога, чтобы тот отвел море на расстояние полета стрелы. Бог пообещал, тогда Прассарама выстрелил из лука, и пока стрела летела, из моря выступала суша — Малабарское побережье. Как замечает Соннера, этот рассказ говорит нам, что море простиралось некогда вплоть до горы

14* Georgii «Alphabetum Tibetanum». Roma, 1762, p. 181.

272

Гате, а Малабарское побережье — это   земля   недавнего    происхождения. Другие сказания индийских племен совсем иначе повествуют о происхождении суши. Вишну плыл по морю на листке дерева,   а   первый человек был цветком, который вырос из него. По волнам морским   плавало яйцо, Брахма согрел его, и из оболочки   яйца   вышли   воздух   и   небо,   а   из содержимого — живые существа:   животные и люди. Но только читать эти сказания нужно, не нарушая присущего   им тона   детской   сказки^15*.

Система Зороастра^16*, как   видно,   уже    философское    учение, и если бы оно даже не перемешалось с легендами других систем, то его все равно нельзя было бы   принять   за   изначальную   традицию;   однако следы изначального можно распознать и в ней. Опять перед нами гора Альбордж — огромная гора в центре земли;   от нее   во все стороны расходятся горные хребгы. Вокруг этой горы вращается Солнце, с этой горы текут все реки, все моря и земли тоже разделены   ею. Все вещи, какие есть   на   свете,   сначала    существовали    в    виде    прообразов,    зародышей, и если все мифологии горной Азии населяют древний мир чудовищами, то и здесь есть огромный бык Кайямортс,   из тела   которого вышли все живые существа земли.   Наверху   расположен   рай,   как   на   той   горе,   где жили лахи; здесь — обиталище блаженных душ и просветленных людей, здесь   исток   всех   рек,   вода   жизни.   Заметим,   что   свет,   разделяющий   и побеждающий тьму, оплодотворяющий землю и всем существам дающий блаженство,   послужил   физической   основой   всей   световой   системы   парсов, — идее света они дали тысячу   применений — в   религиозном культе, в морали и политике.

Мы спускаемся с великих гор Азии на запад,   и все позднее время возникновения сказаний о начале мира. Видно уже, насколько позже они появились, видно и то, что чужие традиции,   возникшие в горной местности, применены были к расположенным в долинах странам.   Они   все менее и менее подходят к местным условиям, но сама система приобретает все более законченный и совершенный вид, и только изредка в рассказе проскальзывают отрывки древних легенд, всякий раз в новом национальном облачении. Меня удивляет поэтому, каким образом ухитрялись объявлять   Санхониатона¹¹   одновременно   и   обманшиком   и   первым пророком древности, — ведь уже   географическое   положение страны, в которой он жил, раз и навсегда отрезало ему пути к древности, к первоначальным временам мира. Что в начале всего был темный воздух, черный мрачный хаос, что он лишен был очертаний и формы, что он целую вечность носился в пустых пространствах, но что,   наконец, ткущий дух воспылал любовью к своим собственным началам,   и   из   соединения   их произошло все творения, весь мир, — это древняя мифология, представление, присущее самым разным народам, так что финикийцу нечего было и прибавить ко всем этим рассказам. Почти все народы Азии, включая египтян и греков, по-своему рассказывали предание о хаосе и о согретом

15* См. Соннера, Бальдеуса, Доу, Холуэлла и др.

16* «Зенд-Авеста». Рига, 1776-1778¹⁰.

273

теплом яйце, — почему же письменных преданий, повествующих обо всем этом, не   могло быть   в   финикийском храме?   По всему   свету   разошлось и сказание о том, что семена первых существ лежали в иле и что первые разумные   существа   обладали   чудесным   обликом,   были   зеркалами    неба («зофасемим»); разбуженные громом, они проснулись и породили множество   живых   существ;   это   сказание,   которое    финикийцами    было    лишь сокращено, во всех вариантах распространено было и в горах Мидии и Тибета, и в Индии и Китае, во Фригии и во Фракии, потому что пережитки таких сказаний   мы   находим   в   мифах Гесиода   и   у   орфиков.   Но если мы читаем длиннейший генеалогический ряд, где нам рассказывают о ветре Колпии,   то есть   звуке   дыхания   бога,   о   жене   его   Ночи,   о   сыновьях их Первородном   и   Эоне,   о   внуках их Роде   и Племени, о правнуках их Свете,   Огне   и Пламени,   о праправнуках их,   горах   Кассии, Ливане и Антиливане, где всем этим аллегорическим персонажам приписывают все изобретения человеческого рода, то нужно разделять самые застарелые предрассудки, чтобы в этом нелепом смешении древних сказаний, от которых составителю были, по-видимому, известны лишь имена, превращенные им в имена живых существ, видеть философскую систему мира и древнейшую историю людей.

В поисках древнейших традиций мы не будем спускаться на юг, в глубь черного Египта. Имена наиболее древних богов сохранили остатки связей египетской и финикийской традиции, и здесь тоже появляются   древняя Ночь, Дух, творец мира, ил, в котором лежат семена вещей и т. д. Но поскольку все известное нам из древнейшей мифологии Египта относится к позднему времени, все очень темно и неопределенно, поскольку, далее, все мифологические представления этой страны целиком и полностью приспособлены к ее климату, то нам и не приходится за этими идолами или тем более за россказнями негров искать сказания первоначального мира, которые могли бы послужить основой для философии самой древней истории человечества.

Итак, исторически на всей нашей обширной земле у нас не остается ничего, кроме письменной традиции, которую мы называем иудейской. Не разделяя никаких предрассудков, но и не высказывая никаких предположений об ее происхождении, мы только точно знаем, что эта традиция насчитывает более трех тысяч лет и что книга иудеев — самая древняя, какая только есть у людей. Мы посмотрим на нее и увидим, что такое эти краткие, простые страницы, на что они притязают, чем они могут для нас быть, — для нас сейчас они не будут страницами истории, но страницами предания, или, иначе, древней философии человеческой истории, а потому мы с самого начала освободим их от всяких восточных поэтических украшений.

274

^ V. Что говорит древнейшая письменная традиция о начале человеческой истории

Сказание иудеев повествует: когда началось творение   земли   и   неба, то земля была безвидна и пуста, и темны морские потоки покрывали ее, и животворящая сила носилась по водам.

Если нам предстоит описать, основываяь на самых новых научных наблюдениях¹², в каком состоянии находилась земля вначале, то, не предаваясь полету бездоказательных гипотез, мы и повторим во всей точности древнее описание: чудовищная гранитная глыба почти вся покрыта водой, и в воде плавают природные энергии, внутри которых зреет жизнь, — вот и все, что мы знаем, больше мы не знаем ничего. Что глыба эта, раскаленная, пылающая, была выбрашена Солнца, — это гигантская мысль, но нет для нее оснований ни в аналогии природы, ни в истории постепенного развития нашей Земли, — откуда же на этой раскаленной массе вещества взялась вода? И почему форма Земли — круглая? Отчего она вращается, отчего на ней два полюса? Ведь в огне магнит утрачивает свою силу. Гораздо вероятнее, что эта чудесная глыба сложилась сама собой, в результате действия внутренних сил, то есть что она постепенно оседала и сдавливалась, опускаясь из бременеющего нашей Землей хаоса. Но иудейская традиция быстро кончает с хаосом и описывает нам глыбу, а тогда и все хаотические чудовища и чудесные существа, о которых говорят древние традиции, падают в бездну. Одно общее есть у этого философского повестЕования с древними легендами — это «эло-хим»¹³, которых, по всей видимости, можно сопоставлять с лахами, «зофесамим» и другими существами, но они здесь очищены и стали понятием творческого единства, — они не творения, а творцы.

Творение начинается со света: ночь отделилась, и разделились стихии. Но если судить по древним и новым наблюдениям, — есть ли в природе другой принцип, начало разделяющее и животворящее, кроме света, или, если угодно, огня, то есть особой стихии? Повсюду свет рассеян в природе, но только неравномерно распределен среди тел, по родству их со светом. Свет, в постоянном движении, в постоянной деятельности текучий и беспрестанный сам по себе, есть причина всего текучего, всякого тепла, всего движения. Даже начало электричества кажется лишь модификацией света, а поскольку вся жизнь на Земле развивается лишь благодаря теплу, проявляется лишь в движении текучего   поскольку, далее, и действие животного семени, расширяя, побуждая, животворя, напоминает действие света, и даже при осеменении растений замечены были свет и электричество, то и в древней философской космогонии не что иное, но свет — первый деятель. Не тот свет, что исходит от Солнца, а тот что вырывается наружу из глубин органической массы,   что    вновь соответствует нашему опыту. Ведь не лучи Солнца дают жизнь и питают живые существа, но все оплодотворено изнутри, оплодотворено внутрен-

275

ним теплом,   и   есть тепло   внутри   скал и хладного   железа,   и   живо, чувствительно и деятельно живое существо лишь по меце присущего ему генетически огня и тонкого выявления его в мощном круговращении, во внутреннем   движении.   Итак,   первый   огонь,   стихия   огня   была   раздута, — не извергающий   лаву Везувии,   не   горящее   ярким   пламенем   тело Земли, но сила разделяющая, теплотворный питательный бальзам природы, все постепенно приведший   в движение. Куда грубее   выражает такое представление ложная финикийская традиция; там гром и молния будят природные силы — дремлющих животных, а здесь свет придает облик всему творению, и опыт наш только подтвердит в будущем эту систему.

Чтобы, переходя к дальнейшему   изложению, сразу же   предотвратить возможное   недоразумение,   касающееся   «дней   творения»,    напомню,    что говорит и простой взгляд^17*, а именно: вся система представлений о   постепенно созидающем   самого себя   творении основана   на   противопоставлении,   так что   всякое   разделение   членит   мир   не   физически,   а   только символически. Дело в том, что наш взор не в состоянии постигнуть все творение сразу, всю взаимосвязь творческих актов, все их взаимопроникновение, — пришлось   установить   классы    вещей,    а    самым    естественным было противопоставить   небо   Земле,   а   на   самой   Земле — море   и самою землю,   сушу,   хотя   на   самом   деле,   в   природе,   они   представляют   собою взаимосвязанное царство деятельных и терпящих существ. Итак, древний документ иудейской традиции — простая, первоначальная таблица существующего в природе порядка, а наименование «дней творения», в соответствии   с   иной целью автора книги, служит опорой   для   классификации наименований. Коль скоро свет был   исполнителем творческого акта, то, несомненно, небо и земля должны были быть сотворены в одно и то же время. Свет очистил воздух,   потому что воздух, — а воздух — это более разреженная вода и, согласно новейшим исследованиям, проводник, связывающий между собою все существующее в сотворенном мире, — не мог быть очищен никаким иным известным нам началом природы, но только светом, или стихийным огнем, — только свет мог довести до эластической текучести воздух, служащий и свету, и силам воды и земли в тысяче их соединений. Но очишение могло произойти только так, что, посредством множества скачков и переворотов, всякое более грубое вещество постепенно оседало, благодаря чему и вода и земля, и вода и воздух стали вполне различными сферами. Итак, второй и третий творческие акты проникают друг друга, они противопоставлены и в символической картине космогонии, будучи   порождены   первопринципом. то есть   разделяющим   светом творения. Эти творческие акты, вне всякого сомнения, продолжались тысячелетиями, что вполне ясно показывает и возникновение гор   и   слоев почвы, вымывание долин до ложа рек. В течение этих огромных отрезков времени творили три могучие стихии — вода, воздух, огонь; вода и воздух выделяли, осаждали, точили вещество, огонь творил где только мог — в воде, воздухе и в самой слагающейся земле.

17* См. «Древнейшим документ человеческого рода», т. I.¹⁴.

276

И вновь — сколь проницателен взгляд древнейшего естествоиспытателя, который видит то, чего не могут понять многие и в наше время! Ведь внутренняя история Земли показывает нам, что в строении Земли сразу же, с самого начала, повсюду деятельны были органические силы Земли, — как только органическая сила могла заявить о себе, она немедленно проявлялась. Как только Земля в силах была произращивать растения, так и появилоась растительность, хотя целые царства флоры погибали, когда выпадали новые осадки воздуха и воды. Как только море очистилось, так оно стало кишеть живыми существами, хотя в наводнения миллионы таких морских существ находили для себя могилу, послужив   материалом для строения других органических образований. Кроме того, не в каждый период, пока продолжалось это творческое очищение, могли жить все существа каждой стихии, — одни роды существ сменяли другие,   в   соответствии с их природой   и   природой   среды, в которой они обитали.

И, о чудо! наш натурфилософ все эти процессы постигает в словах творца мира: слово творца вызвало к жизни свет, повелев воздуху очищаться морю постепенно опускаться, земле подиматься из моря, оно привело в движение творческие силы всей природы, голос творца приказал и земле, и водам, и праху земному, чтобы всякая стихия призводила органические существа по роду ее и чтобы, следовательно, все творение оживлялось собственными, прирожденными стихиям силами. Так говорит мудрец, и не боится смотреть на природу, и видит то. что повсюду замечаем и мы, где органические силы развиваются в соответствии со своею стихией и создают жизнь. Но поскольку без классификации обойтись было невозможно, то он разделяет и противопоставляет царства природы, как разделяет их и естествоиспытатель, прекрасно понимая, что они не отделяются друг от друга никакой оградой. Всему предшествовала растительность, но ведь и новая физика доказала, что растения живут главным образом благодаря свету; итак, стоило скалистой породе немножко выветриться, стоило воде нанести немножко ила, и вот, в жарком тепле мощно греющего творения, уже возникает флора. Плодовитое лоно моря раскрывается и приносит свои рождения. Земля, оплодотворяемая гибнущими существами, светом, воздухом, водой, спешит вослед и не перестает рождать — но только не все породы разом, потому что и плотоядный зверь не мог жить без животной пищи, и появление его предполагал гибель целых родов, что вновь подтверждается естественной историей Земли.

В более глубоких слоях земли, в отложениях первых эонов, находя морских существ и травоядных животных, но почти не находят морских зверей. Так, ступень за ступенью, строилось земное творение, рождая все более тонкие органические строения, и, наконец, перед нами — человек, венец творения, искусное создание элохимов.

Однако, прежде чем обратиться к этому венцу, рассмотрим несколько мастерских штрихов нашего древнего натурфилософа и мудреца. Во-первых, Солнце и звезды он не не относит к творцам и не включает в свое созидательное колесао творения. Они стоят в центе его символической картины, они, как говорит он, цари времени, и они удерживают Землю

277

и все органические рождения Земли в их движении, но органических сил они не придают, и такие силы не переходят от них на землю, вместе с лучом света. Солнце и теперь светит, как светило в первый день творения, но оно не пробуждает к жизни и не слагает в органическое целое небывалых дотоле существ; и ни мельчайшего живого существа не породило бы тепло в гниющей массе вещества, если бы заложенные в ней силы творения не были готовы совершить переход к органическому строю. Вот почему Солнце и звезды появляются на этой картине тогда, когда они могут уже выступить, то есть когда воздух очищен и земля построена, — но Солнце и   созвездия — лишь   свидетели   творения,   царствующие над   кругом   органического — органического   благодаря   своим   внутренним силам — существования.

Во-вторых, Луна существует с тех пор, как существует .земля; на мой взгляд — в   ней   прекрасное   свидетельство   древней   картины   природы¹⁵.

Меня не убеждают мнения тех, кто считает Луну недавним соседом Земли и приписывает появлению ее все беспорядки, происходящие на поверхности Земли и в ее недрах. Мнение это для физики бездоказательно, потому что всякий   видимый непорядок   на Земле получает   объяснение   и помимо такой   гипотезы,   а если   объяснить лучше, то и   перестает   быть беспорядком. Совершенно очевидно для меня, что наша Земля, со всеми скрытыми в оболочке ее становления элементами, могла сложиться, лишь испытав известные перевороты, революции, и притом не иначе, как в соседстве с Луною. Луна приведена в равновесие с Землей, как Земля — с самой собой и с Солнцем: насколько мы знаем часовой механизм сил неба и Земли,   и движения   морской   стихии   и рост   растений связаны   с лунными фазами.

В-третьих. Очень тонко и очень верно помещает наш мудрец в один класс и обитателей воздуха и обитателей воды; сравнительная анатомия заметила поразительное сходство в их внутреннем строении, особенно в строении мозга, этом безошибочном показателе совершенства органического строя живого существа. Различия всегда зависят от той среды, для которой создано живое существо, — итак, у этих двух классов существ, живущих в воздухе и в воде, должна во внутреннем их строении сказаться та аналогия, что существует между воздухом и водой. Вообще говоря, все живое колесо истории творения подтверждает, что коль скоро каждая стихия производила все возможное для нее и целое состоит из всех без исключения стихий, то, собственно, на нашей планете и могло появиться только такое единое органическое строение, которое начинается с низших живых существ и завершается самым благородным и искусным творением элохимов.

Пораженный, восхищенный,   перехожу я   к описанию человека, ибо в этом и заключается содержание всей моей книги, в этом, к счастью, и печать ее. Элохимы советуются друг с другом и образ своего рассуждения запечатляют   в становящемся   человеке,—итак,   он отмечен рассудком и размышлением. Они создают   человека   по   подобию   своему;    восточные люди это подобие видят прежде всего в вертикальном положении   тела

278

человека. Печать, которую налагают они на человека, — печать владычествования над всей Землею; итак, человеческому роду было дано органическое преимущество, и состоит оно в том, что человек способен во всем придать завершенность Земле, что он, самое плодовитое среди благороднейших живых существ, живет во всех климатических условиях, и живет как наместник элохимов, как вполощенное Провидение, как творящий бог. Вот в чем древнейшая философия человеческой истории.

А теперь, когда все колесо творения было завершено и была создана последняя царящая в нем пружина, теперь элохим почил от всех дел своих; можно сказать и большее: он на сцене, на которой совершается творение, настолько скрыт, что может показаться, будто все само по себе произошло на свет, и от века одни поколения, следуя необходимости, сменяли друг друга, — будто все всегда было одинаково. Однако последнее невозможно: и строение Земли и органическое строение зависящих друг от друга живых существ вполне доказывают нам, что все живущее на Земле, составляя единое сооруженное искусством здание, имеет свое начало и что все поднялось от низшего к высшему, — что же   первое?

Почему двери мастерской природы закрылись и почему ни море, ни земля не полнятся теперь новыми породами живых существ, так что творческая сила словно покоится и творит лишь через органы установившихся родов и порядков? Наш натурфилософ, для которого пружиной всего является творящее   во   всем существо, и это объясняет   нам   физически. Если свет, или стихия огня, разделил массу вещества,   утвердил   небесный свод, придал эластичность воздуху, приготовил землю к тому, чтобы она производила растительность, то он придал вид семенам всех вещей-и органически развился от самой низкой до самой   сложной    и   тонкой жизни, — итак, творение было завершено, ибо, по словам Вечного, то есть, согласно его все упорядочивающей мудрости, жизненные силы были распределены и приняли всякий вид, какой только мог и должен был сохраняться и существовать на нашей планете. Животворящий дух носился над водами творения, и присущее ему жаркое дыхание тепла открылось уже в первосушествах, какие находим мы теперь под землей, открылось в них с такой мощью, с такой полнотой, с какой не могут ничего уже породить теперь ни   земля,   ни   море,—это   перводыхание творческого   тепла было таково, что ничто не могло придать себе органический склад помимо него, как теперь ничто не складывается в органический строй без генетического тепла, и это тепло сообщилось всем сотворенным порождениям и до сих пор продолжает творить внутри их существа. Какое бесконечное количество материального огня поглотила, например, каменная порода Земли, и этот огонь до сих пор продолжает творить или дремать в земле, — это подтверждают и вулканы, и все горючие минералы, и даже кремень, высекающии искру! Но множество новых опытов наблюдений доказывают что во всем растительном мире заключено горючее начало, что животная жизнь только и делает, что перерабатывает огненное вещество, так что, кажется, весь круговорот творения заключается в том, что текучее затвердевает, твердое разжижается, огонь выпускается на свободу и вновь

279

связывается,   живые   силы заключаются   в   органические   тела и вновь выходят на волю.   А поскольку у определенной   для   строения   нашей Земли массы было свое   число,   своя мера,   свой вес,   то   и   внутренняя   пружина, творившая во всей массе   вещества,   должна   была   совершить   свой   круг. Во всем творении   одно живет   теперь за счет   другого, — колесо   творений вращается,   но   не   прибавляет   ничего   нового,   оно   строит и разрушает в заданных генезисом   рамках,   в   какие   замкнула   его   первая   эпоха,   эпоха творения. Природа властью творца словно   сделалась совершенным искусством, сила стихий   связана   и   проявляется лишь   в кругу   уже определенных органических творений,   и   из круга   этого   она   не   может   выступить, потому что   пластический   дух   воплотился   уже во все то,   во что он мог воплотиться.   Но в природе   вещей   заключено   и   то,   что такое   творение искусства   не   может   существовать   вечно,   что у кругооборота, у которого было начало, непременно будет и конец.   И прекрасное   творение,   что произвело себя из хаоса,   произведет   из   себя   новый   хаос, — срормы   изнашиваются, всякий   организм   истончается   и   старится.   И   великий   организм Земли тоже найдет свою   могилу,   и   из   могилы   этой   выйдет   и   примет новый облик, когда наступит его время.

^ VI.Что говорит древнейшая письменная традиция о начале человеческой истории. Продолжение

Если моему читателю по нраву чистые идеи этой древней традиции, которую я представил, не прибавив к ней ни гипотез, ни красот, то последуем за ней и дальше, после того как мы обозрели эту картину творения в целом. Чем особым отличается она от сказок и преданий народов Центральной Азии? Последовательностью, простотой, истиной. И в сказках и преданиях есть зерна физики и истории, но они переходили из рук в руки, предания жрецов и народа не были записаны, он сочинялись и пересочинялись, все страшно перепуталось и возник легендарный хаос. — какой был в начале мироздания. А наш мудрец и натурфилософ преодолел хаос и построил здание, своей простотой и продуманностью воспроизводящее самое природу, в которой изобилует порядок. Как же достиг он такого порядка и простоты? Достаточно сравнить его повествование с баснями других народов, и мы поймем, почему настолько более чистой была его философия истории Земли и человечества.

Во-первых. Все непонятное для людей, все чуждое им и далекое от них он отбросил, а придерживался только того, что мы можем увидеть глазами и объять памятью. Так, ни один вопрос не вызывал таких споров, как возраст мира, древность Земли и человеческого рода. Азиатские народы, которые без конца занимались летосчислением, принято считать бесконечно мудрыми, а ту традицию, о которой говорим мы теперь, — бесконечно ребяческой и детской, потому что она, как   говорится, не взи-

280

рает на доводы разума, ни на очевидные свидетельства строения Земли, а спешит с рассказом о творении мира, как будто сотворить мир — это какой-то пустяк, и получается, что человеческий род еще совсем молод. Но ведь если Моисей¹⁶ хотя бы просто собирал и приводил в порядок древние   предания, то   он, ученый египтянин, конечно же, был осведомлен о том, с чего ведут начало истории египтяне (как и все азиатские народы), — с эонов, когда жили боги, а потом полубоги. Почему же он не включил их в свой рассказ? Почему,   словно   нарочно,   из упрямства или презрения, он все творение мира свел в символ кратчайшего отрезка времени? Ответ очевиден: потому что он хотел откинуть все эти эоны и выбросить   их   из   памяти людей как совершенно бесполезные росказни. И мне кажется,   он   поступил   мудро,   ибо,   пока наша Земля еще не создана, пока человеческий род еще не возник и не началась его история, для нас не может еще существовать летосчисление, которое заслуживало бы такого наименования.   Пусть   какие   угодно числа прилагает Бюффон к своим шести первым эпохам, пусть длятся они 26000, 35000,   15—20000, 10000 лет   и   сколько   ему   угодно, — человеческий рассудок знает свои пределы, эти фантастические числа вызывают смех, даже если бы сама последовательность эпох и была изложена правильно; а историческая память тем более не желает обременять себя подобными числами. Древние летосчисления народов с их огромными числами, по всей видимости, именно такого, бюффоновского свойства; они заходят в такие эпохи, когда миром правили божественные и мировые силы, в такие исторические эпохи строения Земли, какие были   выведены   этими народами, с их явным пристрастием к чудовищным числам, или на основании кругооборотов неба, или на основании недопонятых символов древнейшей иероглифической традиции.   Так, если   верить   египтянам,   то   Вулкан,   творец мира,   царил   бесконечно    долго,     сын   Вулкана — Солнце — царствовал 30000 лет, Сатурн и остальные двенадцать богов — 3984 года, а уж за ними пошли полубоги и затем — люди. Таковы же и предания Центральной Азии — в том, что касается творения мира и исчисления лет. У парсов небесное воинство   света   правило   миром   3000   лет,   не   зная   врагов; прошло еще 3000 лет, пока не появился бык в чудесном облике, из семени которого вышли все живые существа, а последними — мешия и мешияна — мужчина и женщина. У жителей Тибета первый период, когда царили лахи, продолжался бесконечное время, второй длился 80, третий — 40, четвертый — 20 тысяч лет, и таков же всякий раз был век жизни, потом век все сокращался и сокращался, пока не доходил до десяти лет, а затем постепенно возрастал, пока не достигал 80000 лет.   У индийцев с их периодами беспрестанно превращаются боги, а у китайцев — древнейшие цари, и все эти периоды длятся еще дольше; с подобными бесконечностями решительно ничего нельзя было поделать, и Моисей обру бил их все, потому что ведь и сами традиции гласили, что это счет годам творения Земли, а не человеческой истории.

Во-вторых. Когда спорят, старый мир или молодой, то обе   стороны правы. Горные породы на Земле — весьма древние, а чтобы покрыть их

281

почвой и растениями, потребовалось немало переворотов, и об этом никто не спорит. И тут Моисеи всякому предоставляет право сочинять любые эпохи; можно вместе с халдеями верить, что правили царь Алор — свет, Уран — небо,   Гея — земля, Гелиос — солнце и что правили они, сколько вам заблагорассудится. Моисей таким эпохам не ведет счет, а чтобы предтвратить подобные подсчеты, он привел свою взаимосвязанную и систематическую   картину   к   наиболее   легкопонятному   циклу,    связанному   с одной постигшей нашу планету катастрофой. Чем древнее подобные перевороты, чем дольше они продолжались, тем, следовательно, моложе человеческий род, так как, согласно с традициями и с природой вещей, человек мог появиться лишь как последнее порождение Земли, тем самым доводимой до своего завершения. Вот почему я благодарен древнему мудрецу за то, что он смело оборвал   все   древние   непостижимые   мифы;   мне с моим пониманием довольно природы, какова она теперь, и довольно человечества, каково оно теперь.

А когда наше сказание рассказывает о сотворении человека, то вновь повторяется^18*, что сотворен человек был тогда, когда это стало возможно по природе   вещей.   Сказание   говорит так:   когда   на   земле   не   росло ни деревьев, ни трав, не мог еще жить и человек, которому природой предназначено возделывать землю, и еще не опускался на землю дождь, а поднимался с земли пар, и из праха, увлажненного паром, был создан человек, и дыханием жизненной силы был одухотворен и стал живым существом.   Мне кажется,   что   в   этом   простом   рассказе   содержится   все,   что способны знать люди о своем органическом строении, после всех произведенных   физиологами   исследований.   Когда   мы   умираем,   то   сложносо-ставленное строение   нашего тела распадается   на   землю, воду и воздух, на те элементы, которые, пока человек жив, приведены в органическую связь; но внутренняя экономия животной жизни зависит от скрытого возбуждения, или бальзама, заключенного в стихии воздуха, — этот бальзам приводит в движение нашу кровь и весь внутренний раздор жизненных сил нашей машины;   и так, на деле, человек благодаря дыханию жизни и становится живою душой. Благодаря дыханию жизни у человека есть сила перерабатывать жизненное тепло, а потому поступать как живое существо — двигаясь, чувствуя, думая. Древнейшая философия ни в чем не противоречит новейшим научным наблюдениям.

^ Человечество сначало жило в саду, известное нам из традиции обстоятельство несомненно порождено философией. Ведь жить   в саду — легче всего для новорожденного человечества, ибо всякий другой образ жизни требует уже и опыта, и умения, как, например, земледелие. А кроме того, это обстоятельство показывает нам   то, что   подтверждается и   всеми   задатками нашего существа; а именно: что человек рожден не для того чтобы вести дикое, а для того чтобы вести кроткое существование; а потому творец, лучше кого-либо зная о целях сотворенного им существа, и человека создал в той области, для которой создавал его, и для того образа

^18* 1 кн. Моисея, 2, 5—7 ¹⁷.

282

жизни, для которого создавал его, так и все другие существа он создавал в подобающей им стихии. Одичание человеческих племен — вырождение, нечто вынужденное, что вызвано бедствиями, климатом или жизненными привычками; как только нужда   не давит уже на человека, он начинает жить более кротко и мирно, подтверждением чему история народов. Кровь животных превратила человека в дикаря — охота, война и, увы! всяческие несчастья, какие случаются в человеческом обществе. Самые древние предания самых древних на Земле народов ничего не говорят о лесных чудовищах — о   таких   нечеловеческих    существах,    которые    тысячелетиями рыскали бы по земле, убивая всех, кто попадется на их пути, и тем самым исполняя свое предназначение. И только в отдаленных, более суровых странах берут начало   такие дикарские сказания,   позднее   поэты   с удовольствием разукрашивали их, за поэтами пошли историки, а за историками — философы с их абстракциями. Но ни абстракции, ни поэтические картины не передают первоначальной истории человечества в ее подлинном виде.

^ Но где же был расположен этот сад, куда поселил творец кроткое и беззащитное творение — человека? Поскольку наше сказание принадлежит западной Азии, то оно этот сад помещает на Востоке, на горе; оттуда выходила река, которая разделялась на четыре реки^19*. Не может быть более беспристрастной традиции, — ведь любая нация любит заявлять о своем первородстве и принимать землю, где она живет, за родину всего-человечества, но не так поступает этот народ, он родину людей перемещает на Восток и на Север, на самые высокие горы, какие есть на обитаемой Земле. А где же эти горы? Где четыре реки вытекают из одного-источника или потока, как очень ясно говорит подлинник? Нет такого места в нашей географии, и напрасно склонять названия рек, потому что достаточно непредвзятым взором взглянуть на карту мира, чтобы убедиться, что нигде на земле Евфрат не вытекает из одного источника или потока вместе с тремя другими реками. Но если вспомнить о преданиях всех горных народов Азии, то тут мы и наткнемся на рай, расположенный на высокой горе, на рай с его живым источником, с его потоками,, которые несут свое плодородие всему миру. И китайцы и тибетцы, и индийцы и персы — все говорят о такой горе первоначального творения, о горе, окруженной землями, морями, островами, и эта гора дарит земле свои небесные потоки. Такие легенды не лишены своего особого физического учения, ведь не будь гор, и на земле не было бы воды жизни, а что все реки Азии текут с гор, можно видеть на географической карте. А кроме того, то сказание, которое мы сейчас изъясняем, минует всякую мифологию, оно просто называет четыре самые известные реки, которые текут с горных хребтов Азии. Конечно, они не вытекают из одного источника, но позднему собирателю преданий довольно было сказать, что родина людей находится на далеком для него Востоке.

¹⁹* I Кн. Моисея, 2, 10—14.

283

А тогда нельзя усомниться   в   том, что   он   представлял себе эту райскую местность расположенной между горами Индии. Он говорит о стране, богатой   золотом и драгоценными   камнями,   но   это,   конечно   же, Индия, с давних   времен   славившаяся   своими   сокровищами.   Река,   которая обтекает   всю   землю,— это   священный   Ганг   с его   изгибами^20*,   его   вся Индия почитает за райскую реку. Не вызывает сомнений и то, что Гихон¹⁹ — Окс,   арабы   до   сих   пор   называют   его   старинным    именем, а память о земле, которую он обтекает, как утверждает сказание, сохранилась в нескольких географических названиях, относящихся к прилегающим   местностям^21*.   И,   наконец,   две   последние   реки,   Тигр   и   Евфрат, текут   правда,   гораздо   западнее,   но   для   собирателя   преданий,   жившего на самом западе Азии, все называемые им области терялись в туманной дали, и вполне возможно, что река, которую он называет Тигром, на самом деле — Инд^22*. В обычаях древних народов, когда они переселялись с одних мест в другие, было присваивать легенды о главной горе своим собственным, новым горам и рекам и с помощью такой местной мифологии придавать племенной дух древним легендам,— это можно показать на примере гор — от гор Мидии до Олимпа и Иды. И собиратель преданий мог только обозначить самое широкое пространство, какое называли ему легенды. Итак, наше сказание предполагало существование всех — индийца на Паропамисе, и перса на Имаусе, и иберийца на Кавказе, каждый был   вправе расположить   свой   рай   на том   месте горных хребтов,   какое указывала ему традиция.   Но наше сказание,   по сути дела, намекает на самую древнюю традицию, потому что она выносит рай за пределы Индии — на Восток, а все другие места называет как бы в дополнение. Как же быть? Не была ли родиной человечества благословенная долина Кашмира, расположенная почти в самом центре всех названных рек и потоков, окруженная со всех сторон   стенами   гор, — страна, славящаяся   и   своей здоровой, освежающей водой,   и своим плодородием,   и полным отсутствием диких животных, и, главное, своим прекрасным племенем людей, до наших дней воспевают ее как рай на земле! Однако дальнейшие рассуждения покажут нам, что все подобные разыскания на Земле, какой знаем мы ее теперь, тщетны, — итак, отметим в своей памяти эту столь неопределенно описанную местность и последуем далее за нитью нашего повествования.

20* Слово «Фисон»¹⁸ означает реку, заливающую плодородную долину, — по-видимому, перевод слова «Ганг», а потому уже и древний перевод на греческий язык поясняет это слово, толкуя его — «Ганг»; арабы переводят — «Нил», а земля, которую обтекает эта река, — у них «Индия», что в ином случае никак невозможно совместить.

21* Кашгар, Кашмир, Касийские горы, Кавказ, Китай²⁰ и т. д.

22* Название третьей реки — Хиддекель²¹, а согласно Оттеру²². Инд и теперь называется еще у арабов Этек; у древних индийцев он назывался Энидер. И окончание кажется индийским: множественное число от «девин» (то есть полубог) —«деверкель». Однако вероятно, что редактор древней традиции принял эту реку за Тигр. лежащий на восток от Ассирии. Другие реки слишком далеки были для него, и Ефрат — это, вероятнно, другая река, просто   переведенная   здесь этим словом или названная как самая знаменитая на всем Востоке.

284

От всех чудес и странных, фантастических образов, которыми легенды целой Азии населяли первобытный рай, наша традиция сохранила лишь два чудесных дерева, змия, говорящего человеческим языком, и херувима; бессчетное множество   существ   философ   отверг,   а   оставшихся   он   заключил в свой весьма глубокомысленный рассказ. Есть в раю запретное дерево   и на дереве этом растут плоды божественной мудрости, — так говорит змий, убеждая людей попробовать плода с этого дерева, и человек вожделеет плода. Но может ли существовать более возвышенный предмет вожделения? И разве возможно было еще больше облагородить человека? Пусть это будет простая аллегория, но сравним ее с легендами других народов: она окажется самой тонкой и красивой, символом всего, что приносит роду людей радости и беды.   Двусмысленное стремление людей к неподобающим   им   знаниям,   жадное   желание   свободы,    злоупотребление вольностью,   беспокойство,   заставляющее   расширять   поставленные   человеку пределы, преступить черту, предел,   который,    несомненно,   должны были положить моральные заповеди столь слабому существу, еще не умеющему направлять свои шаги, — вот огненное колесо, от которого все мы тяжко вздыхаем, тогда как оно, бесспорно, заключает теперь в себе почти весь круг нашей жизни.   Древний философ,   занятый   историей человечества, знал о том, как знаем и мы;   и, рассказывая нам   эту ребяческую историю, он показывает нам, в чем узел проблемы, где связаны воедино все концы человечества. И индиец рассказывает о великанах, которые копают землю, желая добыть пищу бессмертия, и обитатель Тибета рассказывает, как пали совершившие   злодеяния   лахи, — но,   по   моему   мнению, все это далеко от чистоты, от глубины, от детской простоты нашего сказания, которое и элемент чудесного сохраняет лишь в той мере, в какой это необходимо, чтобы охарактеризовать время и место действия. В древнейшей традиции письменного языка нет места ни   драконам, ни чудесным существам страны фей, расположенной в горах Азии, нет места Си-мургу и Сохаму, лахам, деветам, джинам, дивам, пери, нет места широко распространенной мифологии этой части света с ее Джиннистаном, Ригиэлем, Меру, горой Альбордж и т. д., — и лишь херувим стережет врата рая.

А наша поучительная история рассказывает, напротив того, как только что сотворенные люди общались с наставлявшими их элохимами, под руководством их узнавая животных, а благодаря этому усваивая язык и обретая царящий в духе человеческом разум, рассказывает и о том, как человек пожелал сравняться   с   элохимами   в   познании зла и, воспользовавшись запрещенным средством,   нанес себе ущерб, а с той поры жил   в другом месте, начал   новую   жизнь,   вынужден   был   трудиться, — все это черты традиции, которая под покровами мифа и сказки скрывает в себе больше человеческой правды,   чем   громадные   системы,   разглагольствующие оо естественном состоянии человека. Если, как мы видели, преимущества человека      лишь   врожденные способности,   а   потому их   следует сначала обрести через воспитание, в языке, традиции и искусстве, с тем чтобы они переходили затем от поколения в поколения, из рода в род, так и все нити воспитанной в человеке гуманности, из какого племени.

285

с какого бы конца света ни был человек, не только сходятся к одному истоку, но и с самого начала должны быть связаны между собой с помощью искусства, потому что иначе человеческий род никогда и не стал бы тем, чем он стал. Ведь младенца   не оставляют без присмотра и не предоставляют самому себе на долгие годы, иначе он погибнет или утратит человеческий облик, — так и человеческий род, когда побеги его только пошли   в   рост, не мог   быть   предоставлен самому себе.   Если люди приучились жить, словно орангутаны, то они и не будут сопротивляться самим себе и от своего животного состояния,   от жестокости и безъязыкости никогда не перейдут к человеческой жизни. Итак, если божеству было угодно чтобы человек проявлял разум и предусмотрительность, то и заботиться о нем следовало разумно и предусмотрительно. Воспитание, искусство, культура были необходимы ему с первого момента его существования, а потому сам присущий человечеству характер служит залогом истинности древнейшей философии истории^23*.

^ VII. Что говорит древнейшая письменная традиция о начале человеческого рода. Завершение

Все остальное, что сообщает нам древнее сказание — имена, даты, искусства и их изобретение, катастрофы и прочее, — все это отголосок племенного предания. Мы не знаем, как звали первого человека и на каком языке он говорил, потому что «Адам» означает просто сделанного из земли человека, «Ева» значит «живая», так на языке этого народа; их имена — это символы истории, и всякий народ называет первых людей своими именами, тоже полными смысла. Изобретения, о которых идет речь. — лишь те, что могли быть у земледельцев и пастухов западной Азии, и памятником им служат тоже только имена. Выносливое племя сносило свою судьбу; владеющий владел; о ком плакали, тот был убит, — вот в таких иероглифических словах и рассказана нам генеалогия двух родов, двух способов существования, пастухов, кочевников, и земледельцев, или обитателей пещер. История сифитов и каинитов — не что иное, как свидетельство существования двух древнейших занятий; по-арабски их же зовут бедуинами и кабилами^24*, и до сих пор они на Востоке с отвращением обходят друг друга при встрече. И племенное сказание кочевников этих мест просто отметило существование таких двух каст.

23* Но как же заботились элохимы о человеке, то есть наставляли, учили его, как оберегалн от опасностей? Если такие вопросы не столь дерзки, как ответы на них, то традиция сама откроет нам все это; об этом — в другом месте.

24* Каин у арабов — Кабил: колена кабилов назывались «кабеил». «Бедуины» значит заблуднвшиеся пастухи, жители пустыни. То же имена Каин, Енох, Нод, Иавал. Иувал, Тувалкаин — все они означают касту и образ занятий.

286

То же можно   сказать о так   называемом   всемирном   потопе.   Согласно естественной   истории,   вся   населенная   Земля,   несомненно,   была   затоплена,   и   явные следы такого наводнения можно   наблюдать прежде   всего в Азии, но то, что рассказывает нам легенда, — это просто племенное предание. Собиратель   рассказов   с   большой осторожностью   сводит   воедино несколько традиций^25*   и   даже   повествует день   за днем обо всех событиях, сохранившихся   в хронике рода,   в   воспоминании об ужасной катастрофе, пережитой Землей;   и весь тон рассказа отвечает образу мыслей племени, так что невозможно извлечь его   из этих ограниченных рамок в которых он только и   кажется достоверным, — в противном случае мы исказим его. Как одно семейство этого народа спаслось вместе со всей домашней утварью, так могли спастись   и семейства   у   других   народов и это доказывается   их преданиями. В Халдее спасся Ксисутрус вместе со   всем   родом   и   животными   (без   них   человек   и   не мог   жить тогда) спасся   почти   так   же,   как   Ной,   а   в Индии   сам   Вишну   служил   рулем корабля, вынесшего опечаленных людей на сушу. Такие сказания есть у всех древних народностей этой части света, у каждого они отвечают традиции и местности, в которой жил народ; они убеждают нас в том, что потоп   залил   всю   Азию,   а   вместе   с тем   они   помогают нам преодолеть узкий взгляд на вещи:   напрасный труд — заставлять себя принимать за всемирную историю всякое обстоятельство из семейной истории Ноя, тем самым лишая сам рассказ его вполне обоснованной достоверности.

То же относится и к генеалогии этих родов после потопа: рамки заданы их знанием народов, их областью Земли, — они и не собираются отправляться в далекую Индию, Китай, восточную Татарию. Три главных ,рода спасшихся после потопа людей — это, очевидно, народы, живущие по обе стороны западных гор Азии, включая и северное побережье Африки и восточные берега Европы, насколько они были известны собирателю традиции^26*. Насколько может, он составляет генеалогическое древо этих родов, но он не рисует географическую карту мира и не дает нам генеалогии всех без исключения народов. А огромные труды, положенные на то, чтобы совершенно все народы земли превратить, в соответствии с этим генеалогическим древом, в потомков евреев и в единокровных братьев иудеев, находятся в противоречии и с летосчислением и со всей историей народов, но, главное, находятся в противоречии с самим рассказом, с избранной в нем точкой зрения,— подобные преувеличения отнимают у него всякую достоверность. Повсюду у подножия древнейших

25* I Кн. Моисея, 6—8; «Введение в Ветхий Завет» Эйххорна²³, т. II, с. 370.

26* Иафет значит   «распространившийся»;   это соответствует   и полученному   им благословению²⁴; но именно такими и были народы, жившие к северу от гор; таков был и образ их жизни и отчасти даже их имена. Сим объемлет племена, у которых осталась древняя традиция   религии, письменности,   культуры,   почему они и претендовали на преимущества перед другими племенами, особенно перед хамитами, — именно как племена культурные. Хам: его имя — от «жара», и место ему в жарких странах. Итак, в именах трех сыновей Ноя мы читаем просто названия трех частей — Европы, Азии, Африки, насколько они известны были этой древней традиции. гор земли восстают после потопа народы, языки, царства, — и они не ждут, когда пришлют   к   ним посольство из Халдеи;   так   и   в   восточной Азии — на родине людей, и самом населенной области мира, до сих пор сохраняются древнейшие государства, древнейшие обычаи и языки, о самом существовании которых не знало и   не могло узнать племя жившего на западе и появившегося гораздо позднее народа. Спрашивать, произошел   ли   китаец от Каина или от Авеля, то есть от касты   троглодитов, пастухов или земледельцев, — так же странно, как спрашивать, где в Ноевом ковчеге висел американский ленивец. Но подобными   разъяснениями я сейчас   заниматься не буду, и даже исследование такого важного для нашей истории вопроса, как постепенное сокращение длительности жизни или уже упомянутое огромное   наполнение, должно   быть   оставлено для другого случая. Довольно!   прочный центр самой большой из частей света — древние горы Азии — послужил первым местожительством человеческого рода, и во всех катастрофах, постигавших нашу Землю, он доказал свою прочность. Эти горы отнюдь не поднялись из бездны морской после всемирного потопа, но, как говорит естественная история, да и само древнейшее предание, они были родиной человечества и были первой значительной сценой, на которой выступили народы, к поучительному рассмотрению которых мы теперь обратимся.

Blog

Иоганн Готфрид гердер идеи к философии истории человечества часть первая

Содержание