Иоганн Готфрид гердер идеи к философии истории человечества часть первая
| Вид материала | Книга |
СодержаниеIII. Развитие культуры и истории дает фактические доказательства, подтверждающие, что человеческий род возник в Азии |
- Иоганн Готфрид гердер идеи к философии истории человечества часть первая, 37688.39kb.
- Вопросы к вступительному экзамену по дисциплине, 120.62kb.
- Учебно-методический комплекс учебной дисциплины «История зарубежной философии (20 век)», 429.83kb.
- И. Г. Гердер полагал, что человечество в своем развитии закон, 715.41kb.
- «История западноевропейской философии. Часть первая. Античность. Средние века», 256.77kb.
- Задача курса студент должен знать основную проблематику философии и осознанно ориентироваться, 539.28kb.
- Вопросы для сдачи кандидатского экзамена по истории философии, 38.83kb.
- Социально-исторические идеи таджикских просветителей конца XIX начала, 593.79kb.
- 1. Ответьте на вопросы: 1 Вчём заключаются антропологические основания идей Платона, 91.72kb.
- Темы рефератов по истории и философии науки для соискателей Православного института, 44.49kb.
То, что не было это на каком-нибудь краю Земли, возникшем в позднюю эпоху, не требует доказательств, а потому сразу же отправимся к извечным горным хребтам, в страны, прилегающие к ним и их окружающие. Что же—люди возникали повсюду, как моллюски? И Лунные горы родили негра, Анды — американца, Урал — азиата, европейские Альпы — европейца? И что же — на всякой из главных горных цепей, какие только есть на Земле, жила своя разновидность людей? Если в каждой части света есть свои породы животных, которых больше нет нигде, которые не могут жить в других местах, а потому рождены были в этой части света и приспособлены для нее, почему бы каждой части света не иметь и своих особых людей? И разве разнообразие народов, их строении, нравов и характеров, а прежде всего различие языков не служит тому доказательством? Каждый читатель знает, с каким блеском подобные ар-
261
гументы были изложены самими учеными и проницательными исследователями, так что в конце концов стало уже казаться, будто думать, что природа повсюду создавала медведей и обезьян, а людей повсюду создавать не могла, — значит придерживаться самой вымученной гипотезы: будто бы совершенно противоречит всем прочим проявлениям природы, если, создавая самое нежное и хрупкое свое существо, природа произведет лишь две человеческих особи, а тем самым подвергнет их тысячекратной опасности и проявит чуждую ей скупость. Говорят так: «Посмотрите, какое изобилие семени у природы, как расточает она его, как бесчисленные зародыши и растений и деревьев, и животных и людей обрекает она гибели! И вот именно тогда, когда подходит пора положить начало человеческому роду, природа, эта родительница, эта в своей девственной юности столь богатая всяким семенем матерь, готовая в одной-единственной катастрофе пожертвовать миллионами живых существ, чтобы произвести на свет новые роды, о чем свидетельствует строение Земли, — и вот именно тогда окажется, что, сотворив низшие существа, природа исчерпала свои силы, и вот неукротимый, насыщенный жизнью лабиринт подойдет к концу, и завершат его два слабых человеческих создания?» Посмотрим, насколько отвечает развитию культуры и истории нашего рода эта столь блестящая, на первый взгляд, гипотеза, насколько совместима она со строением, с характером человека и с отношением его к другим живым существам Земли.
Первое, что очевидно противоречит природе, так это предположение, будто бы все живое она создавала в одинаковом количестве и все это количество сразу же наделяла жизнью, — само строение Земли, само внутреннее устройство живых существ исключают такую мысль. Ведь слонов и червей, львов и инфузорий на Земле отнюдь не одинаковое количество; и с самого начала, по самому своему существу они не могли создаваться в равном количестве и сразу. Миллионам ракушек пришлось погибнуть, пока не появилась садовая почва, на которой могла произрастать более сложная жизнь, — целый мир растений гибнет каждый год, чтобы питать высшие существа. Итак, если совершенно абстрагироваться от конечных целей творения, то уже в самом материале природы заключено было то, что из многого создавалось одно, а вечно кружащееся колесо творения разрушало мириады существ, чтобы вдохнуть жизнь в немногие, но благородные создания природы. Так природа восходила от низшего к высшему, и, повсюду оставляя довольно семени для того, чтобы поддерживать роды существ, она пролагала себе путь к племени более из-бранных, более сложных и тонких, высших созданий. Если человек — венец творения, то, конечно же, он не мог родиться в одинаковом количестве, в один день и на одном месте с рыбой или морской губкой. И вода не могла века, а потому надо было очистить, надо было сгустить жизненное тепло природы, чтобы оно окрасило кровь человека. И все вены и волокна человека надо было создать из самой тонкой глины, а поскольку всемогущая природа ничего не делает ради одной причины, то необходимый материал она должна
262
была уже приготовить для себя. И природа уже прошла через все более грубые животные создания, и везде, где только могли, возникали живые существа и через все поры сочились жизненные соки и везде они развивались и развивались, пока не возникала жизнь. Аммониты появились раньше рыб, и растение предшествовало животному, которое и не могло бы жить, не будь уже растения, и крокодил или кайман ползали прежде,
чем стал щипать траву слон, размахивающий своим хоботом. Существование плотоядных животных уже предполагало, что размножились животные которыми они будут питаться, а потому их нельзя было создать сразу и в одинаковом числе. Итак, если человек должен был жить на Земле, если нужно было, чтобы он стал владыкой Земли, уже должны были быть готовы для него царство его и кров его, потому он необходимо должен был явиться позднее всех и не в таком числе, как другие, те, владычествовать над кем был он призван. Если бы из того материала, который имелся в ее мастерской, природа могла произвести нечто более высокое, чистое и прекрасное, нежели человек, неужели она остановилась бы и не породила такое существо? А если она не породила его, то это значит, что, создав человека, природа закрыла двери своей мастерской и теперь с величайшей бережливостью завершила свои создания, начатые на дне морском с таким расточительным изобилием. И вот древнейшая письменная традиция народов гласит: «И сотворил бог человека по образу своему, по образу божию сотворил его; мужчину и женщину сотворил их; после бессчетного, что сотворил он, меньшее число; тут почил бог и более не творил»2. Вершина пирамиды была создана, и пирамида живых существ завершена.
Но где было место вершине? Где родилась жемчужина завершенного творения Земли? Не могло это быть нигде иначе, как в средоточии деятельных органических энергий, там, где творение больше всего развилось и расцвело, если можно так сказать, — конечно же, только в Азии, как подсказывает и само строение Земли. Именно в Азии расположено то обширное нагорье, которого никогда не покрывала вода и которое своими скалистыми хребтами простерлось, расходясь на множество рукавов, и в ширину и в длину. Сюда притягивались деятельные силы, здесь рождался от трения и кружил электрический поток, здесь в изобилии осаждались и материи плодородного хаоса. Вокруг гор возникла самая большая часть света, как видно по ее контурам; на этих горах, у подножий их жило больше разновидностей живых существ, чем где-либо на Земле, и, по всей вероятности, они уже ползали и бродили здесь, уже радовались жизни, когда другие области земли еще лежали под водой или едва только глядели на свет поросшими лесом или голыми горными вершинами. Гора, которую Линней3* представлял горою творения, существует в природе, но только это не одна гора, а целый амфитеатр, целое созвездие горных хребтов, расходящихся во все стороны, во все кли-
3* Linnaei «Amoenitates academicae», vol. II, p. 439, «Oratio de terra habitabili». Речь эту не раз переводили.
263
маты. «Должен заметить, — пишет Паллас4*, — что все животные, одомашненные в северных и южных странах, в умеренном климате центральной Азии встречаются в диком состоянии (за исключением дромедара, обе разновидности которого не покидают Африки и не приживаются в азиатском климате). Из горных цепей, опоясывающих среднюю Азию и часть Европы происходят дикий бык, буйвол, муфлон, от которого пошли наши овцы оттуда происходят безоар и каменный козел, помесью которых является столь плодовитая порода, как наши овцы. Олень часто встречается на высоких горах, служащих границей Сибири и занимающих ее восточный край, оленя впрягают в сани и используют как вьючное животное. Олень встречается и на Урале, он заселил и все северные страны Дикий двугорбый верблюд живет в больших пустынях, расположенных между Китаем и Тибетом. Дикая свинья населяет леса и болота умеренных зон Азии. Дикую кошку, от которой происходит наша домашняя кошка, все хорошо знают. И, наконец, основная порода наших собак несомненно происходит от шакала, хотя я не считаю собаку чистой породой, а думаю, что в незапамятные времена она смешивалась с обычным волком, лисой и даже гиеной, что и послужило причиной необычайных различий в величине и внешнем облике собак...» Так пишет Паллас. Но кто же не знает природных богатств Азии, особенно южной? Кажется прямо, что наиболее высоко расположенную возвышенность мира окружает не только самая обширная, но и самая изобильная страна, которая с самого начала впитала в себя большую долю органического тепла. Самых мудрых слонов, самых умных обезьян, самых подвижных животных питает Азия, и, быть может, несмотря на свой упадок, тут живут самые разумные и возвышенные люди.
А что же другие части света? Уже история показывает нам, что Европа заселена животными, в большинстве своем происходящими из Азии, и что Европа все еще была покрыта лесом и болотами, когда возвышенности Азии были уже культурной землей. Внутреннюю Африку мы плохо знаем, и прежде всего мы совершенно не знаем ни высоты, ни очертании расположенного в центре Африки горного хребта, но, впрочем, по некоторым причинам очевидно, что эта бедная водой и в основном низменная страна едва ли достигает широты и высоты азиатских гор. И эта часть света, видимо, дольше находилась под водой, и хотя теплый пояс Земли не отказал в силе и крепости животным и растениям этих мест, но кажется, что Африка и Европа — это просто дети, прильнувшие к матери своей Азии. Большинство животных живет во всех трех названных частях света и в целом составляет одну часть света.
Наконец, Америка — это и полоса отвесных, неприступных гор, и бушующие вулканы, и тянущаяся от подножья их низменная земля, расположенная на уровне моря, — эта земля наделена растительностью, амфибиями, насекомыми, птицами, а пород совершенных и подвижных живот-
4* «Замечания о горах»3, переводившиеся в «Трудах по физической географии», (т. III, с. 250) и в других местах.
264
ных здесь меньше, чем в Старом Свете, — все эти причины и, в частности, молодость населяющих эту часть света народов с их первозданным строем едва ли позволяют считать эту часть света наболее рано заселенной
Напротив того, сравнение этой части света с другой половиной Земли подсказывают естествоиспытателю сложную проблему различия
между двумя противоположными полушариями. Итак, маловероятно, чтобы прекрасная долина Кито была родиной первой четы людей, хотя я желаю этой части и долине Кито, и африканским Лунным горам и не буду возражать, если кто-нибудь найдет тому доказательства.
Но довольно простых предположений, и я не хотел бы, чтобы кто-либо, ссылаясь за них, стал отнимать у создателя право творить людей, где только ему заблагорассудится. Материал был, и дыхание, по всем землям и морям, рассадившие прирожденных их обитателей, могло и каждой части ствета даровать их туземных владетелей, если бы только это было сочтено нужным. Но, разьяснив характер человечества, разве не нашли мы причины, почему это не было угодно творцу? Мы видели, что разум и гуманность людей зависят от воспитания, языка и традиции и что наш человеческий род совершенно отличается от животного, которое рождается на свет, наделенное безошибочным инстинктом. Но если так, то уже по специфически присущему человеку характеру его нельзя было, как животных, разбросать по диким пустыням. И такому дереву, которое могло расти только если применить к нему все возможное искусство, лучше всего было расти из одного корня, в одном месте, где условия для него были самые благоприятные и где посадивший дерево мог сам ухаживать за ним. И человеческий род, целью которого была гуманность, должен был с самого своего начала стать братским племенем, племенем одной крови, и одна традиция должна была руководить им; так и возникло целое, как возникает семья, — все ветви шли от одного ствола, все побеги происходили из одного сада. Мне кажется, что всякому, кто поразмыслит над всем характерным для природы человека, над свойствами и устройством разума, над способом, с помощью которого человек обретает понятия и воспитывает в себе гуманность,—мне кажется, что всякому этот замысел бога, так отличившего человеческий род, отделившего его от животных уже одним присхождением, представится наиболее целесообразным, прекрасным и достойным. Как и задумал бог, мы стали любимцами природы, и нас, зрелые плоды своего усердия, своих чад, рожденных в преклонном возрасте, она произвела на свет в том месте, какое наиболее подобало таким поздним, нежным созданиям. Она воспитывала нас по-матерински и окружила нас всем, что только могло с самого начала облегчить воспитание сложного и требующего искусства человеческого характера. Коль скоро только один человеческий разум был возможен на Земле и природа произвела на свет только одну породу существ, способных становиться разумными, то эти разумные существа она и воспитывала в одной школе языка и традиции, и воспитывала она многие поколения, все вышедшие из одного источника.
265
^ III. Развитие культуры и истории дает фактические доказательства, подтверждающие, что человеческий род возник в Азии
Откуда взялись народы Европы? Из Азии. О большинстве европейских народов это можно утверждать с полной достоверностью. Происхождение лапландцев, финнов, германцев и готов, галлов, славян, кельтов, кимвров и других народов нам известно. Отчасти на основании их языков или отрывочных свидетельств языка, отчасти на основании исторических сообщений об их прежнем местонахождении мы можем проследить пути их издалека, от берегов Черного моря и даже из глубин Татарии, в которой сохранились еще мелкие группы, говорящие на этих языках. О том, откуда пришли другие народы, мы знаем не так хорошо, ведь автохтоны и получаются оттого, что мы не знаем прошлой истории народа. Наиболее сведущий в языках историк древних и новых народов, Бюттнер4, оказал бы неоценимую заслугу человечеству, если бы раскрыл перед нами сокровища своей всеобъемлющей начитанности и некоторым народам даровал их никому доселе не ведомое генеалогическое древо; это и может сделать только он5*.
Конечно, гораздо туманнее для нас происхождение африканских и американских народов; но, насколько знаем мы северную окраину Африки, насколько можем сопоставить сведения древнейших традиций, говорящих об африканских народах, они происходят из Азии. А спускаясь на юг, мы вынуждены удовлетвориться тем, что ни в фигуре негра, ни в цвете его кожи мы не находим ничего противоречащего происхождению его с азиатского материка, потому что мы видим сплошную картину определяемых климатом племенных образований, что мы и пытались показать в шестой книге нашего сочинения. То же самое нужно сказать и об Америке, заселенной гораздо позднее; уже более однородный внешний облик живущих тут народов делает вполне вероятным предположение, что происходят они из восточной Азии.
Но языки народов говорят нам гораздо больше, чем органическое строение; а где на целом свете наиболее древние, с давних пор культурные языки? В Азии. Если хотите посмотреть на чудо, на то, как на протяжении тысяч миль вдоль и поперек все говорят исключительно односложными словами, — взгляните на Азию. На всем пространстве по ту сторону Ганга, в Тибете и Китае, в Пегу, Аве, Арракане и Бреме5, в Тонкине, Лаосе, Кохинхине, Камбодже и Сиаме люди говорят только односложными словами, которые не склоняются и не спрягаются. Быть может, давнее правило культуры языка и письменности удержало их в таком состоянии, потому что в этом углу Азии все самые древние установления не претерпели, можно сказать, никаких изменений. А если вы хотите посмотреть на языки, все огромное, почти уже чрезмерное богатство
5* Этот ученый работает сейчас над всеобъемлющим планом подобного труда.
266
которых сводится к весьму немногим корням, на языки, которые со странной правильностью, с почти ребяческим механизмом, когда путем незначительного изменения корневого слога можно получить новое понятие, сочетаю многообразие и изящество, приятность, тогда обратите свои взгляд к южной Азии, к странам от Индии до Сирии, Аравии и Эфиопии, В бенгальском языке—корней, это как бы первоначальные элементы разума, из которых образуется в этом языке и глаголы, и существительные, и все остальные части речи. Еврейский и родственные с ним языки, совершенно иные по составу, вызывают наше изумление, особенно когда мы изучаем их строение по древнейшим сочинениям. Все слова восходят к состоящим из трех букв корням, первоначально это были, видимо, односложные слова, но впоследствии, не без влияния характерного для этих народов алфавита, они были приведены в такую форму, и так, с помощью самых простых добавлений и склонении, и был построен весь язык. В развитом арабском языке все безмерное богатство понятии сводится к немногим корням, так что жалкий характер большинства европейских языков с их ненужными связками и скучными окончаниями, где заплата сидит на заплате, никогда не сказывается так, как при сравнении их с языками, на которых говорит Азия. Поэтому же, чем древнее азиатский язык, тем труднее научиться говорить на нем европейцу, ему приходится отбросить все бесполезное богатство своего наречия, и он оказывается как бы перед тонко продуманной и управляемой неприметным правилом иероглифической системой языка незримых мыслей.
Самый верный знак культуры языка — это письменность; чем древнее, искуснее, продуманнее письменность, тем более культурным был язык. Но ни одна европейская нация, за исключением одних только скифов, тоже азиатского народа, не может похвастаться собственным алфавитом; в этом отношении европейцы — настоящие варвары, и место их — подле негров и американских племен. Только Азии была известна письменность, причем уже в древнейшие времена. Первая культурная нация Европы — греки — приняла свой алфавит из рук восточного человека, а что все известные в Европе написания букв представляют собой измененные или искаженные начертания греческих букв, показывают таблицы Бюттнера6*. Древнейшая буквенная письменность египтян, которую находят на мумиях, — финикийского происхождения, а коптский алфавит — искаженный греческий. У негров и американцев не приходится думать об особенном алфавите, потому что мексиканцы не поднялись над уровнем простейших иероглифов, а перуанце — над веревками с завязанными на них узелками. Азия же, напротив того, исчерапа до дна возможности буквенного и иероглифического письма, так что среди начертаний букв, известных в Азии, найдутся, по-видимому, все возможные, каким только можно запечатлять человеческие речи и слова. В бенгальском языке — пятьдесят букв и двенадцать гласных, в китайском языке, этом лесе из черт и черточек, не менее 112 гласных и 36 согласных. Подобные же явления находим мы в тибет-
6* «Сравнительные таблицы письменности разных народов». Геттинген, 1771
ском, сингалезском, маратском, манджурском алфавитах, где нередко знаки пишутся даже в разных правлениях. Некоторые из письменностей Азии столь древнего происхождения, что можно прямо видеть, как сам язык складывался вместе со знаками письма, приспособляясь к ним; прекpaсные и простые письмена на развалинах Персеполиса мы — не понимаем до сих пор.
Перейдем теперь от орудия культуры к самой культуре; могла ли возникнуть она раньше, чем возникла в Азии? Отсюда она известными нам путями распространилась во все стороны. Одним из первых шагов человека к культуре было приручение животных, а власть человека над животными в этой части света столь древняя, что пережила все катастрофы истории. Мы видели уже, что на этих первозданных горах живет большинство зверей, которых можно одомашнить, но более того, человеческое общество приручило их в такие давние времена, что самые полезные виды домашних животных, какие есть у нас, — овца, собака, коза — как бы возникли путем приручения и представляют собой новые породы, выведенные искусством азиатских народов. Чтобы встать в центр, откуда во все прилегающие страны распространялись прирученные животные, нужно взойти на азиатское нагорье, — чем дальше от него, тем в целом меньше домашних животных. В Азии вплоть до южных островов ими полнится вся земля; в Новой Гвинее и Новой Зеландии нашлись только собака и свинья, в Новой Каледонии — только собака, а во всей огромной Америке приручены были лишь гуанако и лама. Самые лучшие азиатские и африканские породы — красивые и благородные животные. Кулан и арабский конь, дикий и ручной осел, архар и овца, дикий баран и ангорская кошка — гордость своей породы; умнейшего слона в Азии с самых ранних времен использовали для самой сложной работы, а без верблюда в этой части света вообще не обойтись. По красоте своих животных Африка примыкает к Азии, но она отстает от Азии в умении пользоваться ими. Азии Европа обязана всеми домашними животными; если же говорить о характерных для нашей части света животных, то по большей части это мыши и летучие мыши, всего 15—16 видов7*.
С обработкой земли, с выращиванием растений все обстояло точно так же, как и с животными; еще в довольно поздние времена значительная часть Европы продолжала оставаться лесом, а жители ее должны были бы питаться корнями и дикими травами, желудями и лесными яблоками, если бы им пришло на ум кормиться растительной пищей. Во многих областях Азии, о которых идет у нас речь, зерно растет само собой, а возделывание почвы существует с незапамятных времен. Самые прекрасные фруктовые деревья на Земле переселились из Азии в Грецию и Африку, а оттуда распростанились и дальше — это виноград и маслина, апельсины и финиковые пальмы, мандарины и все европейские фруктовые деревья, каштаны, миндаль, орехи и т.д.; некоторые другие растения подарила нам Америка, и мы даже точно знаем об очень многих из этих растений,
7* См. Циммерман. Географическая история человека, т. III. с. 183.
268
из каких они мест, когда были привезены в Европу и разведены здесь. Выходит, что даже и такие дары природы достались человечеству лишь на путях культуры. В Америке не рос виноград, и в Африке он посажен руками европейцев.
Люди впервые стали заниматься науками и художествами в Азии и в Египте, граничащем с Азией, не приходится долго доказывать это, потому что красноречиво говорят о том памятники культуры и история народов, а труд Гоге8*, собраны свидетельства прошлого, тоже в руках у всех. Полезные и изящные искусства очено рано появились в этой части света, повсюду, конечно, в согласии с азиатским вкусом, что подтверждают руины Персеполиса и индийских храмов, египетские пирамиды и другие сооружения, от которых сохранились развалины или устные предания; почти все эти памятники созданы задолго до возникновения европейской культуры, и ничего подобного им нет ни в Африке, ни в Америке. Возвышенная поэзия некоторых народов южной Азии известна всему свету9*, и чем древнее она, тем более отмечена она достоинством и простотой, заслуживающей того, чтобы называть ее божественной. Есть ли такая остроумная, проницательная мысль, есть ли даже такая поэтическая гипотеза, которая пришла бы в голову позднего западного человека, чтобы не обреталась она в зародыше в изречениях и словах раннего восточного человека, если хотя бы малейший повод был в окружающем мире, который способен был породить подобную гипотезу? И торговля в Азии началась раньше, чем где-либо, и важнейшие открытия и изобретения тоже принадлежат Азии. Из Азии идет астрономия и летосчисление, и найдется ли такой человек, который не подивился бы тому, как рано и как широко распространились среди древнейших народов Азии известные астрономические наблюдения, приемы, системы отсчета, — все это совершенно несомненно, даже если и не сочувствовать гипотезам Байи10*. Получается, что древнейшие мудрецы были прежде всего звездочетами, что они вели наблюдение за тихим и незаметным ходом времени, так что даже теперь, когда эти азиатские народы глубоко пали, ярче всего сказывается в них дух числа, дух счета11*. Брамин в уме подсчитывает чудовищные суммы, и он всегда помнит и чувствует все единицы времени — от самых мелких и до целых небесных кругооборотов; обходясь без вспомогательных средств, какие есть в распоряжении европейца, он все же никогда не ошибается или ошибается редко. Древний мир оставил ему формулы, а его дело — применять их на практике; и наше летосчисление — тоже азиатское по происхождению, и знаки и названия созвездий у нас — тоже из Египта или из Индии.
И если, наконец, самое трудное искусство, которому выучивается куль-
8* «О происхождении законов, искусств и наук». Лемго, 1770 7.
9* См. Джонс. Poeseos Asiaticae commentarii, edit. Eichhorn, Lips., 1777
10* «История древней астрономии» Байи. Лейпциг, 17778.
11* См. «Путешествия» Лежантиля в Собрании Эбелинга, т. II, с. 406 и др.; «Doctrina temporum Indica» в приложении к книге Байера «Historia regni Graecorum Bactriani». Petropoli, 1738.
269
тура, — это искусство управления государством, где, скажем мы, впервые появились самые обширные монархии? Где прочнее всего царства земные? Китай тысячелетиями придерживается одного и того же строя, и хотя этот мирный народ не раз наводняли татарские орды, побежденные всякий раз укрощали победителей и приковывали их к цепям своего древнего государственного строя. Какая европейская форма правления может похвастаться этим? В горах Тибета царит древнейшая иерократия земли, а если у индийских каст такие мощные корни, если они сделались второй природой для индийцев, то это значит, что касты — уходящий в седую древность обычай этого самого кроткого в мире народа. На берегах Тигра и Евфрата, на Ниле, в горах Мидии уже в самые древние времена культурные народы, воинственные и мирные монархии вмешиваются в жизнь западных наций, а на татарских нагорьях не знающая узды вольная жизнь и деспотизм ханов сплелись в единое целое, послужившее основой многих европейских форм правления. С какой бы стороны ни подходил ты к Азии, везде встречаешь на пути своем прочно утвержденные империи, и неограниченная власть столь твердо запечатлелась в умах людей за долгие тысячелетия, что у сиамского короля рассказ о народе, управляющемся без короля, вызвал лишь смех, — этот народ представился ему уродом, родившимся без головы. Наиболее прочные царства в Африке расположены ближе к Азии, а если спускаться на юг, то там тирания находится еще в самом диком состоянии, а у кафров она переходит в патриархальную жизнь пастухов. Если плыть по Южному океану, то чем ближе к Азии, тем больше древних искусств, ремесел, тем больше пышности и тем больше царского деспотизма — этого супруга пышности и роскоши, а если плыть в сторону от Азии, то на дальних островах, в Америке, на скудных окраинах Южного полушария, встретишь и более примитивный образ жизни, и более простой строй государств, и вольные обычаи родов и племен, так что некоторые историки даже существование двух монархий, какие известны в Америке, — Мексики и Перу — объясняют соседством деспотических государств Азии. А весь вид Азии подсказывает нам, что именно здесь, особенно в горных местностях, живет самое древнее население Земли, и традиции азиатских народов, их религии, их летосчисление уходят в глубь тысячелетий. Все легенды европейцев и африканцев (египтян я всякий раз исключаю), а тем более легенды народов Америки и западных островов Южного моря, — всего лишь отрывки недавно выдуманных и уже позабытых сказок в сравнении с гигантским зданием древних космогонических систем — Индии, Тибета, древней Халдеи и даже стоящего ниже Египта; бессвязные звуки, донесенные заблудившейся Эхо, — и голос изначального мира Азии, корни которого уходят в сказание и миф.
Но что же, не последовать ли нам за этим голосом, не проследить ли его истоки, тем более, что нет у человечества иного средства воспитания и культуры, помимо традиции? Конечно, путь такой обманчив, мы словно же, был тут, когда рождался на свет, но что он может рассказать о своем
270
рождении: так и род человеческий едва ли в силах сообщить нам исторически верные сведения о своем творении, о первых полученных им наставления, об изобретении языка и первом своем местожительстве. Но, однако, и ребенок вспоминает же какие-то черточки, относящиеся ко времени, когда стал он чуть старше; но если детей воспитывали сначала вместе, а потом по отдельности и рассказыавют они одно и то же или очень похожие вещи, то почему же не прислушаться к их расскзам, почему не задуматься над тем, что говорят они, о каких снах и мечтаниях вспоминают, тем более что нет иных свидетельств и документов. А поскольку совершенно очевидно, что Провидение задумало учить людей только на их же собственном опыте, то есть учить на опыте традиции, которая никогда не прерывается, так не будем сомневаться и в том, что Провидение не скроет от нас самого необходимого для нас знания.