Давид юм сочинения в двух томах: том 1

Вид материала

Содержание

Подобный материал:

1 2 3 4 5 6 7 8 9 ... 46

а в XX в.— конвенционализма логических позитивистов и неопрагматистов, но и эти

теории вопроса не разрешили.

Выше мы упомянули о репрезентативной теории абстрагирования и обобщения. Эта теория Юма в основных чертах воспроизводила воззрения Беркли *. Роль общего понятия, согласно ей, исполняет чувственный образ одного из единичных предметов того класса, понятие которого мы желаем получить. «...Некоторые идеи являются особенными по своей природе, но, представительствуя, они общи» (112) **. Такое истолкование процесса образования общих понятий было основано прежде всего на пренебрежении к эпистемологическим различиям между представлениями и понятиями (в действительности, хотя представления и не лишены обобщающих функций, они все же существенно отличаются от понятий своей образностью). Оно было основано также на метафизической атомизации содержания опыта и номиналистических взглядах на реальность. «Все в природе индивидуально» (109),—утверждал Юм.

Юм считает, что все обобщения возникают в результате того, что отдельные идеи (т. е. представления) принимают репрезентативные функции. Он не видит, что, например, критикуемое им локковское понятие субстанции образовано отнюдь не репрезентативным способом. А когда Юм стремится опровергнуть учение Локка об образовании общих понятий посредством предшествующей абстракции и, применяя способ критики, который использовал уже Платон в диалоге «Парменид», утверждает, что с помощью локковского метода нельзя образовать даже таких идей, как «сложная идея» и «простая идея», то он сам оперирует отнюдь не представлениями, но весьма абстрактными понятиями.

Репрезентативное толкование обобщений допускал иногда Локк (например, в 11 главе второй книги «Опыта о человеческом разуме»).

* Здесь и далее ссылки на данный том даются в тексте, цифра в скобках означает страницу. Ссылки на произведения, вошедшие во второй том настоящего издания, также даются в тексте с указанием соответствующего раздела (главы).—Ред.

2 Давид Юм

==17

В репрезентативную концепцию Беркли Юмом было внесено некоторое усовершенствование. Оно состояло в указании на то обстоятельство, что выделяемый в качестве представителя всего класса данных явлений (предметов) индивидуальный чувственный образ (представление) функционирует в дальнейшем в тесной связи с обозначающим его словом. Затем роль представителя начинает играть уже само это слово, ассоциативно вызывающее в психике представления отдельных предметов данного класса. «Слово пробуждает единичную идею наряду с определенной привычкой, а эта привычка вызывает всякую другую единичную идею, которая может нам понадобиться» (110).

Таким образом, Юм не обошелся без использования концептуалистического наследства Локка и, приняв истолкование слов как знаков общих понятий, попытался смягчить номинализм Беркли, враждебность которого всякому теоретическому знанию была слишком неприглядна. Попытка Юма наметить в учении об обобщениях «средний» путь между Локком и Беркли хорошо видна на примере его рассуждений об образовании понятия «круглая форма». Он признает, что наглядная репрезентативность «чистой» круглоты, как таковой, обособленно от краски, твердости и т. д. недостижима, и предлагает при образовании искомого понятия думать о различиях между круглыми предметами, но в мыслях «не упускать из виду» и сходства между разными шарами. Но это и есть нахождение путем сравнения и последующего абстрагирования признаков, общих для предметов данного класса, на что в своей теории абстрагирования указывал Джон Локк!

Было бы, однако, ошибкой преувеличивать взаимную близость взглядов Локка и Юма на абстрагирование и обобщение. Юм остается в общем на субъективистской и антиинтеллектуалистской позиции репрезентативизма. Субъективизм взглядов Юма на обобщение во многом был следствием абсолютизации им принципа ассоциирования. Позитивисты XX в. освободились от психологизма Юма, но, оставаясь верными агностицизму, также не смогли справиться с проблемой обоб-

==18

щения. Столь характерная для современной нам английской философии концепция «семейных сходств» («family resemblances»), которая была выдвинута Л. Витгенштейном, усугубляет субъективистские и агностические черты взглядов Юма, отличаясь от них подчеркиванием полной якобы конвенциональности слов *. Что касается психологических исследований относительно того, как именно фактически протекают процессы абстрагирования и обобщения, то современные эксперименты обнаруживают наличие тесной связи сенситивных и интеллектуальных моментов на всех этапах этих процессов и определяющее воздействие на них со стороны материально^практической деятельности людей **.

Вопросы образования ассоциаций и абстрактных представлений интересовали Юма не сами по себе, но прежде всего в связи с проблемой причинности. Эта проблема занимала в его философии центральное место. Данная категория была чрезвычайно важна для методологии нового естествознания XVII—XVIII вв., и анализ ее Юм использовал для глубокого размежевания с материализмом. «Вопрос о причинности,— писал В. И. Ленин,—имеет особенно важное значение для определения философской линии...» *** того или иного направления. Не удивительно, что в этом вопросе агностик Юм резко размежевался с материалистом Гоббсом. С точки зрения Т. Гоббса, сама философия возможна именно как познание следствий на основании знания причин и наоборот. По мнению же Юма, философское исследование может лишь развенчать убеждение в возможности познания объективно существующих причинно-следственных связей. Но объективное значе-

См. об этом в статье И. С. Нарского «Проблема значения и критика ее неопозитивистских решений». «Вопросы философии» № 6, 1963, стр. 26—27. Характерно, что 3, Вендлер (Z. Vendler) недавно пытался использовать эту концепцию для обоснования утверждения, что «действия (effects)» не имеют причин («Analytical philosophy», Oxford, 1962, p. 12), т. е. для пропаганды лингвистического индетерминизма.

* См. в этой связи ΪΚ. Пиаже в Б. Инельдер, Генезис элементарных логических структур, М., 1963.

** В. И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 18, стр. 157.

2·

==19

ние критики Юмом причинности не сводилось к тому, что он подобрал ряд аргументов в пользу скептицизма: он выявил слабые стороны метафизического материализма в трактовке им каузальных отношений и невольно противоречия самой феноменалистской концепции причинности. Рассуждения Юма обратили внимание на важную роль привычки и шаблонов поведения в деятельности нервной системы людей и животных (исследованием этого занялись рефлексологи, а впоследствии кибернетики), а также способствовали последующему уточнению понятий «причина», «повод», «условия», «следствие» и т. д., что было достигнуто прежде всего в процессе критики его воззрений.

Проблема причинности является средоточием различных моментов теоретико-познавательного мышления Юма: его стремления, не порывая до конца ни с обыденным сознанием, ни с наукой, выбить почву из-под тезиса о существовании внешнего мира как причины впечатлений людей и тенденции свести науку к описанию рядоположенных, но не вызывающих друг друга явлений.

В истории философии были развиты различные концепции причинности, интерпретирующие ее как связь между вещами (Аристотель), предметом и событием (Фома Аквинат), двумя свойствами объектов (Гоббс), силой и вызванным ею событием (Ньютон), двумя следующими друг за другом состояниями предмета (Лаплас), актом воли и последующим событием (Мен де Биран), логическим основанием и его следствием (Декарт) и т. д. Одни из этих концепций явно идеалистические, другие — материалистические, некоторые же приобретают тот или иной характер в зависимости от трактовки входящих в них понятий «сила», «предмет», «событие» и т. д. При разработке диалектикоматериалистического учения о причинности должны быть учтены многие из перечисленных аспектов. Это относится и к неупомянутому в перечне пониманию каузальной связи как отношения между сущностью и развивающимися во времени ее проявлениями, а также между информацией и вызванной ею перестройкой в структуре объекта, воспринявшего эту информацию.

К оглавлению

==20

Что касается концепции Юма, то она носит феноменалистический характер и, как выясняется при более тщательном рассмотрении, во многом продолжает субъективно-идеалистическую линию Д. Беркли, утверждавшего, что связи, наблюдаемые между идеями (ощущениями), «заключают в себе отношение не причины и действия, а только отметки, или значка, и вещи означаемой» * и что каузальные отношения не объективны, но лишь кажутся нам существующими во внешнем мире. Впрочем, у Юма были и более ранние предшественники. Энезидем, а за ним Секст Эмпирик считали, что одно тело не может быть причиной появления другого, а значит, причин не бывает. Излагая точку зрения Аль-Газали, Ибн-Рошд (Аверроэс) высказывал взгляд, что причинность есть не более как повторяемость событий. Подобную мысль развивали соотечественники Юма Роберт Грэвиль (1640) и Джозеф Гленвиль (1665). Родственные идеи имелись и в окказионализме Н. Мальбранша.

Юм рассматривает причинно-следственные связи как третий из видов ассоциативных отношений. Ни независимость каузальных ассоциаций от отношения сходства, ни приложимость их к ситуациям, выходящим за пределы действия ассоциаций по пространственной смежности, не могут быть веским аргументом в пользу того, что причинно-следственные связи должны считаться видом ассоциирования, параллельным другим его видам. Зато сведение каузальных отношений к ассоциативным вполне объясняется желанием Юма видеть в первых продукт психической деятельности, а не то, что существует объективно, независимо от субъекта.

Правда, юмовское определение причины содержит некоторую двусмысленность: «...причина есть объект, предшествующий другому объекту, смежный ему и так с ним соединенный, что идея одного из них определяет ум к образованию идеи другого, а впечатление одного — к образованию более живой идеи другого» (278).

^ Д. Беркли, Трактат о началах человеческого знания, Спб., 1905, стр. 109,

==21

Двусмысленность возникает вследствие того, что в первой части определения употреблен термин «объект», который имеет у Юма разные значения: он употребляет его то в смысле впечатлений, то в смысле перцепций вообще, а иногда и в смысле независимых от сознания внешних объектов.

Однако в большинстве случаев Юм ведет свои рассуждения о причинности в рамках отношений между чувственно воспринимаемыми явлениями (впечатлениями и идеями), и экскурсы британского агностика в область объектов вне явлений осмысливаются им опять-таки в терминах явлений. Разнообразная же семантическая нагрузка термина «объект» используется Юмом так, что результаты, полученные при сопоставлении явлений в сознании, невольно переносятся им на отношения между сущностями вне нас.

Неправомерное отождествление характера отношений между чувственно воспринимаемыми явлениями и специфически понимаемых Юмом отношений между явлениями в субъекте, с одной стороны, и миром за пределами его — с другой, было одной из особенностей его учения о причинности. Отношения между явлениями и объективным миром, по Юму, крайне проблематичны, как и то неизвестное и непознаваемое «нечто», которое выступает у Юма в роли причины перцепций, но оказывается лишь безжизненным «несовершенным понятием». Столь же неправомерно Юм использует затем свои рассуждения об отношениях между явлениями применительно к отношениям между объектами за пределами явлений-перцепций. В обоих случаях Юм выдает за самоочевидный факт то, что в действительности совсем им не доказано, а именно глубокую качественную взаимоотчужденность причины и следствия, столь же глубокую, как и отчужденность, которая, по мнению Юма, якобы существует между человеческой психикой и объективным миром.

Очевидно, что одно впечатление (ощущение) не может быть причиной другого, на него непохожего; восприятие некоторого объекта не может само по себе порождать восприятия тех событий, которые произойдут с этим объектом в будущем (например, восприятие

==22

падающего на пол стеклянного шара отнюдь не порождает восприятий его осколков после того, как он разобьется). Вновь и вновь возвращаясь к этому бесспорному факту, Юм включает признак порождения в та общее понятие причинности, которым он оперирует в ходе своей критики, и затем отрицает порождаемость и в отношениях между внешними объектами. Между тем если в области феноменов нет физического порождения, то в собственно объективном мире нет тех «феноменальных объектов», с которыми Юм только и умел обращаться. Так что возникает вопрос, какую же собственно причинность критикует Юм в первой книге «Трактата». Если причинность в мире объектов, то с последними, по Юму, мы вообще не имеем дела. Если же причинность в мире чувственных феноменов, то едва ли кто будет спорить с Юмом, что одно явление само по себе не создает другого, но это отнюдь не решает проблемы в целом *.

Для рассуждений Юма о причинности характерно, что они развертываются в двух часто друг с другом перекрещивающихся планах: в плане выяснения, имеют ли место единичные каузальные связи, и в плане вопроса об истинности всеобщего закона причинности. В соответствии со свойственным ему недоверием к общим понятиям Юм разбирает проблему предпочтительно в первом из этих двух планов, что наиболее очевидно в «Исследовании о человеческом познании». Что касается вопроса о законе причинности, то он разра-

* Указанную ситуацию в учении Юма о причинности можно наглядно представить с помощью следующего чертежа, где верхняя часть круга условно изображает область человеческой психики, а нижняя — объективный мир Делая предметом своего анализа ϊιο существу каузальные отношения между одним впечатлением 1 и другим^, между впечатлением 2 и его идеей 3, а также отношения ассоциативного перехода от впечатления 1 к идее 3 другого впечатления, Юм использовал при этом агностические выводы, сделанные им насчет отношения между внешними объектами 4, 5 и впечатлениями 1, 2, а затем перенес свои результаты на отношения между первым 4 и вторым 5 объектами. Между тем все это качественно различные отношения.

==23

ботан Юмом довольно схематично: в нем отсутствует ясное разграничение между причиной и условиями ее действия (что вытекает из невнимания его как феноменалиста к различию между существенными и привходящими связями), а также иногда появляется логически неправильное рассуждение от наличия следствия к наличию именно данной его причины (например, в 8 главе III части первой книги «Трактата» и в III главе «Исследования о человеческом познании»).

Все учение Юма о причинности расчленяется на следующие основные проблемы: 1) существует ли объективная причинность (причинно-следственные связи) и какова структура употребляемого в науках понятия каузальных связей; 2) почему у людей сложилось убеждение в объективном существовании причинности и какова структура психологического механизма, вызывающего это убеждение; 3) в каком виде понятие причинности может все же употребляться в науках (что употребление его необходимо, поскольку без этого понятия науки невозможны, Юм хорошо понимает, а в роли врага научного познания выступать он не хочет).

Первая из трех указанных проблем решалась Юмом, как уже было отмечено выше, в агностическом духе, более близком к субъективному идеализму, чем к «стыдливому материализму». Он утверждает, что объективное существование этих связей не может быть доказано ни априорно, ни апостериорно. Критикуя «априорное», т. е. логико-аналитическое, выведение следствий из причин, Юм прав, поскольку выступает против картезианской, а отчасти и схоластической традиции отождествления логических и реально каузальных отношений. Но он не прав, поскольку не видит факта исторического развития понятий, обусловленного прежде всего успехами человеческого знания: из того, скажем, понятия пламени, которое имело хождение в начале XVIII в., действительно не вытекало обугливания дерева, но, после того как было выяснено, что горение есть частный случай окисления, а с другой стороны, установлен химический состав дерева, уже не трудно сформировать такое научное понятие пламени,

==24

s котором имплицитно содержится утверждение как об обугливании горящего дерева, так и о многих других действиях пламени (понимая понятие как «перекрещение», «узел» ряда суждений, своего рода их «конденсацию»).

С критикой «априорного» выведения каузальных связей у Юма была связана очень характерная для его воззрений полемика против понятия «причина самого себя» («causa sui») в философии Спинозы. Юм перенес это понятие на отдельные предметы и тем самым лишил его смысла, закрыв себе путь к пониманию причинности как внутренней активности материи (субстанции) и как взаимодействия. Весь смысл понятия «causa sui» Юм сводил к тавтологической констатации того, что те или иные впечатления есть то, что они есть. Он игнорировал, таким образом, не только диалектическое, но и материалистическое содержание этого принципа.

Юмова критика апостериорного выведения каузальных связей оказывается как бы продолжением критики каузального «априоризма», поскольку он ссылается на то, что наличие этих связей опровергается фактом отсутствия сходства следствия и причины, будто бы входящего непременным элементом в понятие таких связей. Подчеркивая абсолютную непохожесть следствия на причину, Юм отчасти прав, но только отчасти: диалектика каузальных связей и состоит, между прочим, в том, что следствия, будучи порождениями причин, могут иногда быть похожи на них, а в то же время суть нечто новое, от своих причин отличающееся. С точки же зрения психологического опыта люди отнюдь не обязательно связывают факты сходства с наличием в этих случаях каузальной связи: одни сутки по своей структуре похожи на другие, но никто не считает первые из них причиной, а вторые — следствием.

Следует заметить, что при определенном истолковании следствие всегда «похоже» на содержание своей причины в том смысле, что оно несет информацию о ее действиях. Восприятие причины при этом может быть интерпретировано как знак, а следствие — как его значение (это не подразумевает ни того, что значе-

==25

ние должно быть похоже на знак, ни того, что отпадает возможность интерпретации следствий как знаков причины). Недаром в физике взаимодействие двух частиц истолковывают как «сигнал», распространяющийся от одной частицы и воспринимаемый другой. Это, разумеется, не означает, что понятия «каузальность» и «информативность» тождественны.

Когда Юм сосредоточивает критику каузального отношения на признаке сходства, он извлекает его из понимания причинности, которое очень близко к концепции Лапласа (каузальные отношения, согласно ей, есть связь между старым и новым состояниями предмета). Когда же Юм продолжает свою критику далее, оказывается, что это понимание незаметно подменено истолкованием причинности как связи двух восприятий, при котором признак сходства причины и следствия не обязателен (ибо ассоциативная связь может быть образована и не по сходству).

И собственно, о каком сходстве между причиной и следствием может идти речь в теории познания Юма, если он заранее утверждает, что то, что мы видим в качестве причин в явлениях, не суть подлинные причины, последние же явлениями заслонены. В этом отношении Юма не соблазняют успехи науки в будущем: вопрос о непознаваемости сущностных причин для него решен фатально и навечно. Притом, с точки зрения Юма, явление причины никак не похоже на саму причину, и, когда он переносит признак несходства с отношения между объектами и их впечатлениями на отношения между впечатлениями, он тем самым невольно приписывает последним этот признак именно как необходимый для их каузальной связи! Следуя метафизическому методу мышления, Юм вырывает пропасть между звеньями каузальной связи: задолго до Л. Витгенштейна он «атомизировал» причины и следствия.

Далее, нелепо считать какое-либо новое и ранее неизвестное действие некоторой причины следствием иной причины (поскольку новое и ранее известное следствия не похожи друг на друга), между тем Юм то и дело оказывается перед необходимостью сделать

==26

такой вывод. Гильберт, Бойль, Ньютон и другие ученые XVII—XVIII вв. стремились подвести Монблан разрозненных фактов под единство. Требование непременного сходства причины и следствия (соответственно сходства различных следствий одной и той же причины) стояло на пути этой жизненно важной тенденции, оно было архаично уже во времена Юма и толкало науку назад, к схоластическим поискам отдельной причины для каждого индивидуального явления.

В связи со сказанным всплывает одна важная истина: собственно говоря, Юм, сетуя на отсутствие сходства между причиной и следствием, считал важным не столько сходство, сколько понятность (или объяснимость) связи данной причины с данным следствием. А так как внутренние, существенные причины, по его мнению, непознаваемы и его психологизм закрывал путь к теоретическим объяснениям, то под «'понятностью» Юму оставалось иметь в виду лишь наглядность, чувственную очевидность, следование одного феномена за другим. Так Юм обосновывал необходимость задержать науку на описательной стадии ее развития близкой к обыденному сознанию.

Юм излагает в «Трактате» структуру употребляемого в науках понятия каузальной связи в следующем виде: 1) причина и следствие смежны в пространственном смысле, они примыкают друг к другу; 2) причина и следствие смежны и во временном смысле, так что причина предшествует следствию; 3) те же самые следствия возникают неоднократно всякий раз, когда появляются те же самые причины, иными словами, каузальным связям присущ признак регулярности; 4) эта регулярность понимается учеными как необходимость, позволяющая надеяться на предсказуемость появления определенных следствий после определенных причин. Разбирая пункт 4, Юм безоговорочно отождествляет понятия необходимого и каузального. Для него не существует диалектики необходимого и случайного. Между тем из теории познания диалектического материализма вытекает наличие двух, и притом одинаково важных, понятий «необходимого»: во-первых, в смысле непременное™, неукоснительности

==27

возникновения следствия, если налицо соответствующая причина и условия ее действия, и, во-вторых, в смысле внутреннего, существенного и закономерного в противоположность внешнему, несущественному и индивидуальному.

Критику сконструированного им понятия причинности Юм развертывает следующим образом: он пытается доказать, что, хотя 1, 2 и 3-й признаки каузальной связи действительно наблюдаются людьми, 4-й признак существует лишь в воображении, примысливается. Иными словами, необходимость (фактически отождествляемая Юмом с надежной предсказуемостью) на деле не присуща тем отношениям, которые люди называют причинно-следственными. Люди принимают за причинно-следственные отношения в лучшем случае лишь длительное время повторявшиеся соединенные отношения смежности и последовательности.

Чтобы разрушить причинность, как полагает Юм, достаточно вскрыть глубокие ошибки в том механизме психической деятельности людей, который обычно приводил к противоположному мнению, а именно мнению, что причинность существует в природе. Так теоретикопознавательный анализ причинности перерастает у Юма в психологическое исследование генезиса представлений о каузальной необходимости. Юм истолковал этот генезис следующим образом: 1) вначале люди фиксируют факты повторного появления феномена В после А; 2) на этой основе складывается психологическая ассоциация: после восприятия А (или появления в памяти идеи 4) в сознании всплывает идея В; 3) факты многократного действия этой ассоциации приводят к образованию в психике относительно устойчивой склонности, т. е. привычки встречать как должное появление В, если перед тем появилось А; таким образом люди впадают в ошибку post hoc, ergo propter hoc; 4) указанная привычка преобразуется в постоянно возвращающееся ожидание или воображение, что В после А будет всегда появляться и в будущем; 5) воображение перерастает в «веру» («belief»), т.е. в устойчивую склонность считать, что многократные появления

==28

В после А и есть именно каузальная связь*; 6) на основе «веры» в существование частных каузальных связей люди начинают «верить» в истинность общего закона причинности.

Но что значит «верить»? «Вера» не связана у Юма с какими-либо рациональными доводами, это не убежденность ученого в правоте своей теории, но лишь прямое продолжение привычки, некое «животное чувство» или же нечто вроде инстинктивной реакции на яркие, «живые» перцепции. Отождествляя «веру» то с привычкой или же со свойством перцепций, позволяющим комбинировать их друг с другом, то с особой духовной установкой на одни перцепции в отличие от других, он оказывается под воздействием то естественнонаучного механицизма XVIII в., то психологии чувств Ф. Гетчесона, в которой уже было понятие такой «установки». Аналогичная двойственность возникает в третьей книге «Трактата» при анализе чувства симпатии.

От учения Юма о «вере» шел путь к иррационализму Гамана и идущей от последнего традиции немецкого интуитивизма **; в неопозитивизме указанное учение было возрождено Б. Расселом в его концепции «веры» как «состояния организма» ***; возрождая идеи Юма, основатель прагматизма Ч. Пирс считал, что наибольшее, на что способна теория,— это создание устойчивых верований. Не будучи, по Юму, знанием, «вера» в каузальный характер тех или иных отношений приводит лишь к вероятным, но не истинным высказываниям. Так Юм приходит к пробабилизму, утверждающему, что «...всякое знание вырождается в вероятность» (289).

В третьей части первой книги «Трактата» Юм набросал свою классификацию видов вероятности.

Кроме веры в причины Юм рассматривает веру в наличие внешнего мира, а также «веру в идею», т. е. ожидание появления именно тех идей, которые обычно связаны с предшествующими впечатлениями или идеями ассоциативной связью

* Ср. В. Ф. Асмус, Проблема интуиции в философии и математике, М., 1963. стр. 45.

»* В. Russell, My philosophical development, Lnd., 1959, p. 183.

==29

Blog

Давид юм сочинения в двух томах: том 1

Содержание