П. Г. Щедровицкий Введение в синтаксис и семантику графического языка смд-подхода. Шестой семестр, лекция

Вид материала

Лекция

Содержание Щедровицкий П.Г. Щедровицкий П.Г. В. Цветков. Щедровицкий П.Г. Щедровицкий П.Г. Щедровицкий П.Г. Щедровицкий П.Г. Щедровицкий П.Г. Щедровицкий П.Г. Щедровицкий П.Г. Щедровицкий П.Г. Щедровицкий П.Г. Щедровицкий П.Г. Щедровицкий П.Г. Щедровицкий П.Г. Щедровицкий П.Г. Щедровицкий П.Г. Щедровицкий П.Г. Щедровицкий П.Г. Щедровицкий П.Г. ... Полное содержание

Подобный материал:

• П. Г. Щедровицкий Введение в синтаксис и семантику графического языка смд-подхода., 590.28kb.
• П. Г. Щедровицкий Введение в синтаксис и семантику графического языка смд-подхода., 1167.79kb.
• П. Г. Щедровицкий Введение в синтаксис и семантику графического языка смд-подхода., 551.97kb.
• П. Г. Щедровицкий Введение в синтаксис и семантику схем смд-подхода (Введение в синтаксис, 437.13kb.
• П. Г. Щедровицкий Введение в синтаксис и семантику графического языка смд-подхода., 522.74kb.
• П. Г. Щедровицкий Введение в синтаксис и семантику графического языка смд-подхода., 663.38kb.
• П. Г. Щедровицкий Введение в синтаксис и семантику графического языка смд-подхода., 1612.4kb.
• П. Г. Щедровицкий Введение в синтаксис и семантику графического языка смд-подхода., 742.81kb.
• Лекции пг щедровицкого «Введение в синтаксис и семантику графического языка смд подхода», 539.29kb.
• П. Г. Щедровицкого «Введение в синтаксис и семантику графического языка смд подхода», 465.15kb.

Верховский Н.

А… Вас этот вопрос смутил?


Щедровицкий П.Г.

Нет. Меня смутил не этот вопрос, а ответ некоторых участников. Вопросы есть?


В. Цветков.

Так я не понял. Системный анализ это хорошо или плохо?


Щедровицкий П.Г.

Смотря для кого.


В. Цветков.

Ну, для Георгия Петровича.


Щедровицкий П.Г.

Для Георгия Петрович хорошо.


В. Цветков.

А выводы? Какие он сделал выводы, в конце-то концов?


Щедровицкий П.Г.

Когда, в конце концов? Когда умер?


В. Цветков

Нет. Про системный анализ после вот этой лекции или …


Щедровицкий П.Г.

Читайте работы. Вопросы есть?


Верховский Н.

Петр Георгиевич, а в этой связке треугольника поясните, может я просто не проследил…


Щедровицкий П.Г.

Какого из трех… двух треугольников?


Верховский Н.

Второй, который…


Щедровицкий П.Г.

У нас был треугольник Мориса и треугольник Огдена-Ричардсона.


Верховский Н.

Он говорил про треугольник Огдена-Ричардсона и его перерисовывал в своей картинке, опираясь на него. А до этого он говорил про денотат. Собственно, я не уследил. Правильно ли я понимаю, что у него денотатом может являться как реальный объект, так и тот идеальный объект, от которого это знание образуется?


Щедровицкий П.Г.

Да, может.


Верховский Н.

То есть денотат имеет двойную природу?


Щедровицкий П.Г.

Ну, функциональная и морфологическая, она может меняться. Если у вас есть какое-то морфологическое поле, то функциональная структура может по нему поворачиваться. Ну, как циферблат, да. На старом телефоне, в котором цифры нарисованы, а есть кружочки и вы двигаете. Вот кружочек проходит через цифру, и у вас в окошке оказывается другая цифра. Так же и здесь.


Верховский Н.

В этом залоге. Что они меняются местами… я то имел ввиду что они… У меня там другой ход был. Правильно ли я понимаю, что дальше я должен понять для себя природу собственно знака. То есть может ли знак быть образован от одного типа денотата, который является объектом, и от идеального денотата, когда образуется другой тип знаков и другое рассуждение? И тогда получается знак сложной двойной природы, образованный от этих двух частей.


Щедровицкий П.Г.

Ну, да.


Верховский Н.

Кодирование – раскодирование одного в другое и движение этого знака. Точка, которую, как я понимаю, обсуждает Георгий Петрович.


Щедровицкий П.Г.

Ну, просто он вводит действительность знаний.


Верховский Н.

Но они у него там, где знак.


Щедровицкий П.Г.

Ну, они у него с одной стороны там, где знак, а с другой стороны там, где смысл.


Верховский Н.

Я про это и говорю. Что знания могут быть получены. Знания, свернутые в знак могут быть получены от оперирования с идеальным объектом. И знания, свернутые в знак могут быть получены от оперирования объекта с предметом, ну с реальным объектом.


Щедровицкий П.Г.

Да. Да.


Верховский Н.

Получаются два типа знания, живущих по разным законам, скрещивающихся сложным образом между собой и превращающих все что там есть в белиберду, которая собственно и выводит к разрывам про которые кричат еретики. Ну, это я…


Щедровицкий П.Г.

Хорошо. Это называется эгоцентрическая речь.


Верховский Н.

Нет! Не эгоцентрическая. Это вопрос был, между прочим.


Цветков В.

А квантовая физика она создана уже в системной логике?


Щедровицкий П.Г.

Ну, вам же про это академик рассказывал на семейной игре, что как только начали применять системный анализ в современной физике, то количество сущностей в ней резко увеличилось, а статус этих сущностей стал проблематичным. Потому что у вас в тот момент, когда вы начали рассматривать более сложные системные образования, у вас выяснилось, что различные связи между типами объектов порождают объекты следующей сложности. И поэтому вместо четырех или там шести частиц у вас их уже триста. Разных. А по сути это не объекты.

Это вот у меня в одном из институтов, у них, так сказать, такая игра есть. Они на определенной установке порождают сущности, которая живет, там, меньше доли секунды. Но вот она есть. А по сути, что каждая такая сущность есть суть не что иное, как проекция той системы, которую они создают, ну там вихревой или пылевой, системы, то дальше возникает вопрос: что это такое? То есть, какой статус существования этому придать. И сейчас вот они упражняются в следующем. Они за счет оперционалистики создают некие сущности, которые на БАКе может быть удастся воспроизвести в более длительном континууме времени. А может, не удастся. Вот так вот играют в такой пинг-понг.


Цветков В.

То есть они еще не приняли систему…


Щедровицкий П.Г.

Ну что значит, не приняли. Они ее по факту уже приняли. Они уже понимают, что те явления, с которыми они имеют дело – суть проекция той или иной системности. Но полного языка, они, естественно, не выработали для этого. Находятся в промежуточной стадии.

Да.


Ищенко Р.

Георгий Петрович в этом тексте начинает с того, что он берет схему категории и требует ее рассматривать саму схему сквозь призму вот этой структуры.


Щедровицкий П.Г.

Какой?


Ищенко Р.

Категории. Язык, понятие, процедуры.


Щедровицкий П.Г.

Ну, можно так сказать. Он требует рассматривать не саму схему, а любую схему.


Ищенко Р.

Да, любую схему.


Щедровицкий П.Г.

Растаскивая ее на несколько полюсов, в соответствии с логикой схемы категории.


Ищенко Р.

А значит ли это что, любая схема в этом отношении приравнивается к категории?


Щедровицкий П.Г.

Нет. Это означает что для того чтобы… Тезис же был какой в прошлый раз в предыдущей лекции Георгия Петровича. Что чтобы понять сложный знак – схему, надо используя схему категории в качестве инструмента расщепить или разложить этот сложный знак, по крайней мере, на четыре уровня. Уровень языка, то-бишь, дальше – синтаксис. Уровень понятий, которые используются и пересобираются при работе с подобным сложным знаком-объектом. Уровень операций и процедур, то есть что собственно эта схема позволяет, какова ее операциональная мощность, какие операции и процедуры она позволяет производить со своими элементами. И уровень объекта, то есть что она собственно выражает или замещает и каков тот объект, знаком которого является схема в целом, в отличие от ее отдельных составных элементов. Ну, это типичный разговор, который мы дальше будем с вами вести: а существует ли мыследеятельность? Вот схема мыследеятельности существует, а мыследеятельность сама существует и что такое мыследеятельность?

Вот Василий Васильевич Давыдов, мой научный руководитель, он всегда очень сильно возмущался. Вот учил он немецкий язык, Георгий Петрович, и нравилось ему составлять конструктивы из слов. Поэтому нет, чтобы сказать «мыслительная деятельность», как мы по-русски говорим, он говорит – мыследеятельность – вот так немцы говорят. А такого объекта нет. Георгий Петрович ему говорил: ну как так нет? Вася, приезжай на игру, там она есть. А у тебя ее нет, так и не было, ты давно из ума выжил.

Вот так они и разговаривали. Поэтому объект либо реальный, либо проектируемый, то есть создаваемый. И в той мере, в какой мы имеем возможность за счет операционалистики менять структуру самого этого сложного знака, то, наверное, это скорее проектируемый объект, чем реальный.


Верховский Н.

А сама схема категории выступает в качестве скорее идеального объекта исследования, в том виде в котором…


Щедровицкий П.Г.

Схема категории выступает как инструмент понимающего.


Верховский Н.

Что значит быть инструментом понимающего?


Щедровицкий П.Г.

Это значит обеспечивать и поддерживать процесс понимания.


Верховский Н.

Нет, функциональный ответ понятен. И в этом смысле все, что… все, что бы ни поддерживало понимание – является инструментом понимания.


Щедровицкий П.Г.

Но если понятия являются инструментами понимания и взаимопонимания, грубо говоря, простых знаков, знаков естественного языка, то категории – являются инструментом мыслительно-ориентированного понимания. Или такого понимания, которое не может быть организовано чисто смысловым образом, не может апеллировать к культурным значениям, а вынуждено обеспечивать работу понимания за счет мышления. Ну, Георгий Петрович обычно как говорил: понял, ну, и хорошо, и понял. Мыслить не нужно для этого. Если ты понял, то все нормально. У тебя образовался смысл. По отношению к смыслу даже нельзя задать вопрос правильно или не правильно. Это ты сам можешь себя дисциплинировать и спросить у того кто тебе говорит: правильно ли я понял? Попытаться построить дублирующий текст, ориентируясь на который твой, так сказать, со-коммуникант скажет: «ты понял не правильно» - или: «да, ты понял правильно». Но вообще-то понимание оно не продуктивно. Как бы, что понял – все твое. Нельзя сказать: «правильное понимание, не правильное понимание». По этому поводу есть большая логика работ там вплоть до всяких таких крайних позиций, что понимающий это тоже автор и поэтому совершенно не обязательно стремиться к тому, чтобы понять, что тебе говорят. Если ты что-то придумал и сфантазировал, ты тоже прав. И прочее.

Теперь – говорит Георгий Петрович – самая интересная ситуация, когда ты не понял. Потому что когда ты не понял, то есть у тебя не оказалось соответствующих языковых и культурных значений ты не можешь на основании этого текста образовать смысл. Возникает некий вакуум, и этот вакуум должен быть заполнен другой интеллектуальной функцией. Какой? Мыслительной. Мышление обеспечивает восстановление содержания ситуации непонимания. Да?


Верховский Н.

Образовательное, культурное значение, с помощью которого происходит понимание, вот эта вот работа, они в этот момент что, являются тем самым денотатом, в который я упираю свое понимание, на котором я строю..


Щедровицкий П.Г.

Ну, если хочешь, они могут быть так устроены. Но если ты такой уж совсем (стучит по столу), то ты сидишь со словарем, понимаешь, и каждый раз как слово услышал, ты его листаешь – и там написано, что данное слово обозначает, далее перечень объектов с разъяснением для тупых. То есть если ты уже совсем, этих слов не знаешь, то там написано что это такое. Иногда даже в английских словарях, потому что они работают с различиями культурных ареалов, еще рисуночек приводят. Чтобы человек, который не понимает совсем ничего, мог за счет визуальной функции восстановить дефицит значения. Поскольку понятно, они по всему миру работают, у них индусы всякие и так далее, они слов не понимают, а тут когда уже нарисовано, ну конечно можно и этого не понять, но это уже крайняя форма. А теперь представь, что тебе нечего нарисовать.


Верховский Н.

Я про эту вещь и говорю. Я думаю, что вынужден прочерчивать ее сам.


Щедровицкий П.Г.

Подожди, ты должен за счет мышления из как бы более высокого этажа вставить в слой понимания искусственные вот эти вот конструкции. Если у тебя нет культурных и языковых конструкций, ты должен их создать. И мышление для этого и предназначено. Мышление нужно только в том случае, и только тем, которые работают со сложными ситуациями непонимания.


Верховский Н.

То есть, самая хитрая штука - из чего они создаются.


Щедровицкий П.Г.

Кто?


Верховский Н.

Ну, эти штуки, которые вставляются.


Щедровицкий П.Г.

Из соответствующей культуры, мыслительной, из инструментария соответствующей школы. Потому что мышление не существует, в отличие от понимания, которое в некотором смысле естественная функция. Она культурная, но она достаточно оестествленная, потому что она у тебя складывается по мере того как складывается процесс социализации. Изучаешь язык, потом проходишь какие-то первичные этапы обучения, хотя уже там, конечно же, ну существенное давление со стороны каких-то профессиональных групп представлений. То мышление – оно только в узких ареалах, где строится техника работы с подобными сложными текстами ну или ситуациями, требующими конструирования идеальных объектов.


Ищенко Р.

И где в этом месте, в этом процессе категория?


Щедровицкий П.Г.

Категория есть твой инструмент уже мыслительной, а не чисто герменевтической работы.


Ищенко Р.

Вот именно в процессе мышления начинаешь….


Щедровицкий П.Г.

В процессе мышления ты вынужден обращаться к категориям, потому что категории являются ну такими конструктивными единицами организации мышления.

Но в принципе, в принципе, вы должны понимать что, например в средневековом университете, там было все очень четко построено. Там мышлению обучали только на теологическом факультете. Все. Все остальные, это было совершенно понятно, что это им не нужно, это избыточная функция. Свободное искусство, ну то есть факультеты свободных искусств это были, грубо говоря, вот в моей сегодняшней терминологии, были факультеты понимания. Факультет мышления был один, и там обучали категориям. И там нужна была соответствующая схоластическая культура, были вот эти специальные техники, связанные с категориальным анализом, созданием идеальных сущностей. Ну и дальше схоластическая традиция она понятно создавала вокруг себя целый ряд вторичных практик самого мышления, там математику, науку, и так далее и тому подобное. Да?


Данилова В.

Я-то ли не поняла твой ответ Роману, то ли не согласна, а мысль вроде бы интересная. То есть, вроде бы, как я поняла, в рассуждении Георгий Петрович схему категории предлагает применять как средство для понимания отдельных схем, таких как схема акта деятельности. Он же не категорию предлагает применять, а именно принципиальную схему категории. И если мы, анализируя схему акта деятельности, выделяем там четыре блока, которые задают принципиальное устройство категории – так это значит, что схему акта деятельности можно использовать как квазикатегорию. То есть, то, что имеет структуру категории, но не имеет исторического и культурного шлейфа, который имеют все нормальные категории, там вроде причины и следствия, материи и прочего, которые уже сложились.

То есть в чем я вижу интересность этого места, таким образом, Георгий Петрович предлагает схему, как какое-то очень своеобразное средство мышления в поисковых областях, где категориальное мышление в уже разработанных и культурно устойчивых категориях почти не возможно, но с другой стороны функция связи онтологии, языков, операций – сохраняется. И тогда на это место попадают такие квазикатегории. Но тогда в отличие от тебя я бы сказала: ну да, в результате того что схема акта деятельности протягивается принципиально через схему категории, она может (ну если протянуть удалось) функционировать как категория.


Щедровицкий П.Г.

Ну, ты же ни как не противоречишь тому, что я говорю. Да, может быть и так. Понимающий анализ схемы, организованный с помощью логики (или принципа) категориальной организации, представленный в этой четырехфокусной схеме, по мере того как он будет реализовываться кем-то, неким сообществом, которое будет осуществлять такую специально мыслительно организованную процедуру понимания - превратит эту схему в категорию. Может быть. Может это и хотел Георгий Петрович. Может он это дурит их, что это он делает для того чтобы организовать их понимание. А на самом деле, он решает свою конкретную прагматическую задачу.


Данилова В.

Скорее действительно организация мышления. Но что мне еще кажется важным, что схема при этом заведомо наше искусственное творение. Она конструктивна и так далее, и в этом смысле эта штука с одной стороны вроде бы начинает иметь устройство категории, а с другой стороны ее можно собрать, разобрать, нарисовать по другому. То есть возникает такое странное образование, которое может функционировать как категория, а с другой стороны явно временно.

Я сейчас в контексте того старого курса лекций думаю над теми формами мышления, которые могут обеспечить поисковую работу, поисковое мышление, и тогда вот эта штука становится как раз таким средством, обеспечивающим как раз такое мышление. То есть она не имеет устойчивости и однозначности, уже сложившейся в культуре категории, но с другой стороны она дает возможность реализовать сложные мыслительные структуры, которые категорией не поддерживаются.


Щедровицкий П.Г.

Ну, Вер, ну может быть. Просто для меня это не в фокусе, честно говоря, моего сегодняшнего рассмотрения. Потому что, еще раз, я не хотел вообще первоначально двигаться дальше по этому курсу лекций. У меня же все-таки задача не в том, чтобы прочитать все то, что прочитал Георгий Петрович, потому что это мало реалистично, у меня не хватит на это никакого времени. Поэтому обозначив эту линию, я исхожу из того что некоторые могут сами, так сказать, вытащить из архива и посмотреть эти материалы дополнительно. Но, прослушав вашу прошлую дискуссию, я понял, что придется еще раз протоптаться на этом месте, потому что то, что я собираюсь вводить дальше, будет для вас достаточно неожиданным, в части интерпретации схемы акта деятельности. И если мы вот эту часть не утрамбуем, то боюсь, потом произойдет опять аннигиляция предыдущего содержания, чего я не хочу, уже пережив несколько раз эту проблему с вами в предыдущих циклах. Я хочу, чтобы все-таки куски работы они оставались, проблематизация дело хорошее, но проблематизация не есть отрицание предыдущего, а есть усложнение и наращивание содержания, это не есть стирание.


Данилова В.

Но у меня еще маленький вопрос про проблематизацию, но он просто по тексту. То есть правильно ли я услышала и запомнила, что Георгий Петрович здесь говорит, что функция онтологии, через запятую с метафизикой, и заключается в том, что бв проблематизировать практику, предметные знания и устоявшиеся системы значений?


Щедровицкий П.Г.

Ну, вот смотри. И наоборот. То есть если я схему категории нарисую не вот как квадрат, а нарисую как ромб, как стоящую на неустойчивом полюсе объекта, то у меня три верхних элемента, то есть языки понятия и процедура они в некотором смысле противостоят объекту, есть способ проблематизации объекта.


Данилова В.

Тогда становится важным то, что я до этого обсуждала. Ведь вроде что получается, если у нас категория существует пару тысяч лет, то у них все эти углы настолько согласованы, что проблематизации уже быть не может. И когда мы этот квазиобъект деятельности положили, то все начинает разъезжаться в разные стороны.


Щедровицкий П.Г.

Хорошо. Ну, что, еще вопросы? Или движемся дальше?

Это будет не очень большой фрагмент во многом повторяющий предыдущий, но чуть-чуть в другой логике. 14 лекция 14 марта 1984 года.


«Прошлый раз мы с Вами обсуждали общие направления и техники понимания сложных структурных схем. Мы очень часто сейчас вводим их в процессе нашей мысли и коммуникации и постоянно как-то иногда луч­ше или хуже используем их в своей мыслительной работе. Для понима­ния того, что говорят другие люди, мы нередко, слушая какой-то док­лад или рассказ, или сообщение, производим схематизацию того, что говорится. Таким образом, мы как бы собираем все сказанное, все зна­ния, представления, информацию в самом широком смысле, заключенную в этом рассказе, уплотняем ее и собираем вот такого рода крупноблочные и структурированные схематизмы и затем используем их опять при обращении к другим людям или при организации общей деятельности. И хотя мы очень часто пользуемся подобного рода схемами, мы, по сути дела, не знаем, как это лучше делать, как это делать правильно. Поэтому даже простейшие блок-схемы, например, такого типа, которые появи­лись в электротехнике, дальше широко использовались кибернетиками, используются при изображении систем организации, руководства и уп­равления, даже такие простейшие схемы, как правило, очень трудно читать, тем более понимать и, тем более, осмысленно использовать в своей собственной работе. И я показывал здесь в прошлый раз, нас­колько сложной на деле является и должна быть проработка подобных схем.

Мы наметили с Вами ряд направлений, которые мы зафиксировали и некоторые из них я обсудил более подробно и, в частности, мы с Вами обсуждали, прежде всего, формально-семиотический анализ или проработку схемы (я все время имею в виду понимающую проработку). Я подготовил в этом анализе тему, которую обозначил как "Крити­ка традиционно-предметных пониманий схемы, опирающихся на разложе­ние сложного знака на отдельные составляющие". И вот этот вопрос составит тему 9, которая так и будет обозначена.

При этом я еще раз напоминаю Вам тот очень важный для меня принцип, что анализ схемы акта МД есть лишь материал, на котором я хочу задать и ввести общие принципы такой понимающей проработки любых схем. Все то, что я сейчас обсуждал, и что я буду обсуждать дальше, фиксируется мною сознательно в такой форме, чтобы это можно было либо сразу, либо потом перенести на анализ других сфер, учитывая особенности применения методов структурно-системного ана­лиза.

Итак, значит, форма фиксации средств, методов, принципов, которые я буду выделять, относится не только и может быть не столько к схеме акта МД, хотя она для нас является важной в контексте данного курса, но в еще большей мере приложима к анализу любых схем такого рода. Так вот, когда мы еще в позапрошлый раз стали не систематизировано и не организовано обсуждать эту схему и выявлять ее смысл, возникла масса очень интересных и по своему сложных и значимых вопросов по поводу смысла, значения и содержания отдельных фигур. Ну вот, скажем, этой фигурки человека. Мы ее так и понимаем, именно как человека, поскольку у нас уже был опыт использования этой графемы для обозначения человека. Точ­но также задавались вопросы по поводу смысла преобразования исходного материала в продукт, по поводу целей и задач. В частности, был вопрос: обязательно ли входит задача в структуру акта МД или это факультативный элемент? То же самое по поводу знаний, орудий, средств и т.д.

Я специально оговаривал прошлый раз, когда рассказывал о треуголь­нике Огдена-Ричардсона, что всякая такого рода фигура, скажем, фигура человечка, является знаком-посредником в вынесении наших знаний в мир и применении их в деятельности. Мы имеем здесь сложную систему предметных знаний, которые я обозначал как знание. Они все собираются на этот знак, и затем мы этот знак как схему объекта или как мо­дель выносили на некоторую область реаль­ного мира, освоенного нашей деятельностью. Таким образом, мы можем, не очень затрачиваясь, задешево знать, что здесь происходит в этом мире, какими свойствами, признаками он обладает, какие по­казатели он имеет и т.д.

И это стандартная манера нашей работы, мы так работаем в химии, физике, социологии, инженерном деле, практически где угодно. Точнее сказать, мы так работали до того, как появилось все это структурно-системное безобразие. Появились схемы вот такого рода, а именно, собирающие массу разнородных знаков в один объект. Вот здесь в простейшей схеме акта МД у меня человек, сознание, странно вынесено отдельно, кроме того, я вынес способности и зарисовал их как отдельные элементы, я разделил знания и то, что имеется в сознании человека, и представил знания как особый объективный элемент этой схемы. Все это странно и, следовательно, здесь собрана масса того, что мы традиционно считали самостоятельными, изолированными, автономными объектами. Почему я это сделал? Потому что весь опыт анализа самих этих образований человека, его действий, целей, задач, знаний, исходного материала и преобразования, весь опыт анализа их указывал на то, что между ними существуют некие связи и взаимные зависимости и понять одно без дру­гого невозможно. Например, когда мы начинали обсуждать вопрос, что такое цели и хотели понять, как они формируются, ставятся, трансфор­мируются, то нам обязательно приходится, прежде всего, указывать на представле­ние о продукте и при этом, смотрите, как я говорю, на представле­ние (значит ход к знанию) и именно о продукте. И оказывалось, что для того, чтобы определить цель, надо обязательно выйти, по крайней мере, на представление о продукте.

Очень часто надо определять цель не через продукт, а вот через это преобразование исходного материала в продукт, а значит, исходный материал тоже оказывается подвязан­ным к цели. И то же самое происходит со всеми образованиями. Вот сразу после второй мировой войны, а в какой-то степени, и до нее, в американском бихевиоризме была отмечена принципиальная связь между целями и средствами и возникла вот эта пара цель/средства. Но вообще-то, эта пара была известна давно. Цезарю Борджиа принадлежит выражение "Цель оправдывает средства". Значит, понималось это давно и, именно, американские бихевиористы, а потом менеджеры, это и сделали предметом технической проработки. Они строили деревья целей, выходили на соответствующие орудия и средст­ва. Соответственно, орудие-средство оказалось в нашем анализе, тесно связан­ным с целями, возникла эта зависимость, вот эта связка. А поскольку цели связаны с продуктом и исходным материалом, а с другой стороны, сами средства всегда коррелируют с определенными действиями, то я бы мог даже так метафорически сказать: всякие средства и орудия есть средства и орудия от определенной системы действий, и только в ней они выступают как орудия и средства, а в другой системе дейст­вий они не будут так представлены. Действия, в свою очередь, теснейшим образом свя­заны с нашими способностями.

И так каждый раз, когда мы выделяли тот или иной элемент, мы на пути анализа, в какой-то момент, точно выясняли, что понимание его, этого образования зависит от других образований. Но при этом все эти элементы принципиально разнородны и каждый живет по своим особым законам.

Смотрите, что у нас получается в схеме: человек с его телом, сознание с его странными, мистическими законами жизни и разворачивания, способности. А дальше мы переходим к действиям и действия кинетичны или динамичны по сути своей. А вот орудия и средства часто статичны, но мы их соединяем вместе и у нас здесь появляются смыслы, которые создаются нашим сознанием в процессе понимания. И исходный материал, который есть материал и в этом свете инертен, если хотите. И вот все это должно быть соединено и увязано в едином процессе МД и, оказывается, живет по его законам.

Итак, я обращаю Ваше внимание на очень интересное обстоятельство подобных схем: в ней каждый знак, каждая графема фиксирует, с одной стороны, отдельный автономный, самостоятельный объект, который мы понимаем как некоторую вещь в окружающем нас мире, а с другой стороны, как определенный элемент этой структуры. Но вот когда я говорю, что каждая такая фигура или графема обозначает, с одной стороны объект, а это обязательно предполагает автономность, ограниченность, самодос­таточность в известном существовании. А потом если я говорю, что это есть элемент некоторой сложной системы, то я записываю здесь два взаимоисключающих требования. Потому что рассматривать нечто как объект - значит рассматривать автономно и самостоятельно, а рассмат­ривать нечто как элемент - значит рассматривать обязательно в кон­тексте более широкого объемлющего целого и определять жизнь этого образования в процессах акта МД – и это две большие разницы.

И вот это обстоятельство создает очень сложную ситуацию, которую я и начал обсуждать прошлый раз. Если я рассматриваю фигурку человека как объект, то я могу записать ее вот здесь как знак-посредник, а затем выходить на некоторый фраг­мент реальности автономным образом, не спрашивая, что там кругом. Я могу рассчитывать на то, что свойства-признаки вот этого реального мира определяются той совокупностью знаний, которые я получил при ав­тономном рассмотрении этого объекта. Если же я говорю, что он элемент, то это означает, что я накладываю запрет на подобный выход в мир. Он просто принципиально невозможен. И я должен проделывать другую работу. Я должен брать вот эту фигурку, относить ее к соответствующему месту в структуре или в системе, затем смотреть, как это образование живет по законам целого в своих целях и взаимоотношениях со всеми другими, и после этого могу выходить теперь на реаль­ный мир нашей МД. Но выходить могу только через посредство вот этой единички, этой структуры или системы. При этом никакого человека здесь, в этом реальном мире уже нет, будет элемент акта МД, организованность - носитель или частичный носитель этого акта МД.

И мы закончили прошлую лекцию на том вообще-то очень странном и неприятном тезисе, что как только мы перешли к структурно-системному рассмотрению этой области, мы тем самым объявили все существующие знания об этом недействительными и определяем, что мы уже не можем ими пользоваться, ибо они теперь несут в себе только ложь.

Я подчерки­ваю, что это очень неприятное заключение, но мне во всем этом важен сейчас один, совершенно формальный, методологический момент. Когда мне задавали вопросы, что здесь нарисовано в этой схеме и каким здесь является этот человек, то каждый раз каким бы не был вопрос, он всегда детерминировался определенным предметным представлением человека, которое у вас лежало в другом предметном представлении и опреде­лялось другими структурно-системными схемами. Ну, вот для многих для вас является традиционным представление о человеке как субъекте сознания. Мы говорим: вот есть отношение субъект-объект. Вот если кто-то базируется на таком представлении, то естественно он будет задавать вопрос: вот Вы здесь гово­рите о человеке, а человек есть субъект действия, субъект сознания, ему противостоит объект и как это все на вашей схеме? Я вынужден отвечать очень резко: а это другой человек, это человек из другой системы акта МД и он никак не связан с человеком, как субъектом познания или человеком как участником взаимодействия с окружающим нас миром природы. Это другой человек, человек из другой системы, а поэтому про каждого надо говорить отдельно.

Или, вот ска­жем, я рисую вот такую схему, традиционную для информатики, для ин­женерно-психологических исследований, для всех работ по человеко-ма­шинным системам. Я рисую здесь машину, мы ставим два канала связи и говорим, что здесь течет информация, которая связывает человека с машиной, как осуществляю­щих некоторый процесс, поэтому естественно можно спросить: а вот как этот человек, человек из системы, человек-машина связан с этим человеком из акта МД? И вот я вынужден отвечать: никак, это человек из другой системы. И точно также мне придется отвечать по поводу тех вопросов, которые здесь будут задаваться из предметных представлений. Я напомню Вам, что тут я рассказывал в первой и во второй лекциях, напри­мер, я обсуждал серию организационно-деятельностных схем и говорил, что есть такая ОД эпистемологическая схема, схема знания, отнесен­ного к определенному объекту, и я даже обсуждал некоторые внутренние противоречия и парадоксы этого представления…


Ну, это он здесь дурит, ничего он не обсуждал.


…либо вот такой, либо обратный процесс. Знание здесь, а объект лежит внутри как некоторая подсис­тема. А теперь Вы можете у меня спросить: оно относится к тому знанию, которое традиционно изучается в теории знания или эпистемологии. И я опять вынужден буду отвечать: да нет, это знание из разных систем, а поэтому это принципиально раз­личные сущности и переносить характеристики и пока­затели из одного представления о знаниях в другое представление о знаниях принципиально нельзя.

Тогда получается, что весь мир наших знаний организован в виде самостоятельных и автономных областей, каждая из этих областей представляет особую систему, функционально отдельную, и переход из одной системы в другую систему знаний невозможен. Каждая такая система представляет собой отдельную монаду и должна рассматрива­ться как отдельная монада, каждый предмет, в котором функционирует то или иное представление, представляет собой автономное, изолиро­ванное целое и всякое знание осмысленно только в рамках этой сис­темы, этого предметного целого. Вот это обстоятельство было со всей резкостью зафиксировано Лейбницем и послужило отправной точкой для очень сложного процесса эпистемологических, философских, мето­дологических обсуждений. Каждое такое предметное образование, базирующееся на той или иной схеме, представляет собой автономное, самостоятельное целое, а когда Лейбниц говорил о монадах, тем самым он подчеркивал еще непроницаемость их границ. Нельзя выйти из одной монады и попасть в другую, монады друг для друга непроницаемы и поэтому культура философа, ученого, инженера, техника заключается, прежде всего, в том, что они всегда точно держаться в отведенных им границах.

Если он, скажем, математик, специалист по теории категорий то он должен работать только в этой узенькой области, если он зани­мается теорией вероятности и статистикой, то он должен работать только в области объектов, точно укладывающихся в эту предметную систему. Никуда дальше он выходить не может и первый специфический признак профессионализма и научной хорошей школы состоял в том, что каждый хорошо знал свое место. Вот тут я знаю и понимаю, вот тут мои знания работают, а чуть в сторону за этими границами - тут у нас это никак не определено, и с этим нам придется считаться. Это противно, это вызывает протест, это заставляет нас искать ка­кие-то ходы, чтобы все это преодолеть, потому что мир, конечно же, един и не поделен вот на эти предметные коридорчики, и он конечно не монадно организован. Однако, мы, как ученые, исследователи живем вот в этих системах предметов, опираемся вот на эти схемы, каждая из которых устроена монадно, одни непроницаемы для других, и мы должны всегда очень четко знать эти границы и переходы из одной системы в другую. Например, при описании человека вот есть системы челове­ка как субъекта взаимодействия, как субъекта познания, и человек носитель МД, и мы каждый раз имеем для этих систем и при переходах из одной системы в другую разные логики и разные подходы, разные, если хотите, программы.

С другой стороны, Вы понимаете, что все это очень неприятно и это ограничивает возможности человека, и поэтому, уже следующий крупный философ сформулировал принцип прямо противоположный. Это был Этьен Бонно де Кондильяк. Он сказал, что знания обязательно и в принципе системны, и какие бы знания мы не имели, из математики, из динамики, из химии или еще откуда-то, они все должны быть между собой связаны и должны представлять единую систему. И вот тут начина­ется очень сложная линия, связанная с проблемой системности знания и синтеза разных знаний. Т.е. сборки их в единые системы, я прошу Вас сейчас это себе отметить, поскольку мы будем развертывать этот пункт дальше сразу по нескольким линиям и тогда, когда мы начнем обсуждать категорию системы, и тогда когда будем обсуждать логику распредмечивания. Вот эта известная проблема предметной организа­ции и распредмечивания она тоже появляется вот здесь, в этом пункте.

Вы уже наверняка сообразили, что эта установка на распредмечивание возникает именно из тезиса единства и системности знания или необходимости такого единства и такой системности. Однако, оказывается, что сам принцип распредмечивания, не устраняет предшествующий принцип монадности пред­метов, т.е. их автономности, дискретности и взаимной непроницаемос­ти. Утверждается лишь нечто, вдобавок к тому, что фиксировал принцип монадности, а именно, что хотя все научные, инженерно-технические знания вот таковы, т.е. автономны, непроницаемы друг для друга, то люди, человечество должно иметь еще одну процедуру, прео­долевающую эту предметную организацию. Они должны уметь предметные знания переводить в другую распредмеченную форму, работать там в этой распредмеченной форме, и собирать на ее основе новые системы.

Вот отсюда дальше и родилась методология и мето­дологический стиль работы, поскольку научные способы и стиль работы действовали только в рамках вот так системно организованных предме­тов. Там где надо было выходить за их границу, там наука кончалась и нужна была другая форма организации мышления. Долгое время такой единственной формой была философия. Поэтому ученый, который выходил из предмета, оказывался в действительности философии с другим типом мышления, так называемым спекулятивным, и испытывал очень большие трудности, поскольку он должен был менять не только наборы своих парадигм, но и вообще стиль своего размышления. Так вот, методология, по сути дела, дает сред­ства таких выходов за рамки системно-организованных предметов, т.е. распредмечивания и движения в них.

Резюмирую этот §: каждый раз, когда мы вводим ту или иную слож­ную системную схему, неважно, будет ли эта схема типа уже привыч­ных для нас блок-схем в технике и теории управления, будет ли эта схема типа мыследеятельностных схем, типа схемы акта МД, или будут ли это схемы такого типа, которые Вы найдете, скажем, в книжке Исраэля по основаниям экологии…


Не читал, ничего не могу сказать


…где описываются, скажем, какие-то процессы движения и схемы биоценоза, вот каждый раз, ког­да появляется такая схема, она несет в себе кучу окаянства и массу неприятностей для каждого размышляющего человека. Она будет и без всяких законов логики или логической проработки, стягивать в одно синкретическое целое (так как я это сделал здесь) самые разные объекты из имеющихся у нас предметов. Человек здесь был сам по себе, способ­ности сами по себе, цели или цели и средства в соответствующих се­тевых графиках сами по себе, преобразования материала и т.д. и т.п. Все это было раньше само по себе в соответствующих предметах, мы теперь собираем все это вот в такое синкретическое целое, до одной кучи и, тем самым, ставим под сомнение все наши прошлые знания. Значит, вот одна эта первая про­цедура сборки различных частичных объектов в одно целое и кажется, на первый взгляд, безобидной и творящей, а не разрушительной она меняет порядок нашей работы. Она на деле фактически разрушает все прошлые знания.

Раньше был порядок: вот точно предметы, они расставлены по своим местам, гра­ницы их очерчены, висят красные флажки каждый раз: здесь нельзя, там нельзя, можно вот только вот тут внутри. Но как только мы совершили такую ситуацию, нарисовали такую схему, все эти границы полетели, мы образовали здесь свалку, по сути дела, рисованную такую свалку, поставили под сомнение наши знания и одновременно поставили перед собой целый круг новых проблем».


И собственно последний, маленький кусочек.


Особенность этой ситуации, о чем я уже говорил, заключается, прежде всего, в эклектическом и синкретическом характере этой схе­мы. Я все время подчеркивал, что она была собрана из различных автономных и по-разному фиксируемых в знаниях образованиях. При этом методом было каждый раз выявление неполноты той или иной ст­руктуры.

Ну, скажем, когда появились в американской инженерии и оргуправленческих направлениях вот эти связки цель-средства, то потом зафиксировали, что одного этого недостаточно. Скажем, нужен еще важный параметр – времени. Дальше действие, которое достигало цели, соответствующая подготовка материала, и каждый раз, когда имели какую-то схему с тремя, четырьмя, пятью элемента­ми, а потом выяснили, что нужно еще шестой элемент, потом седьмой и так постепенно шла сборка этих схем. Они становились все более и более сложными, и все время двигались в логике достижения пол­ноты. И вы прекрасно понимаете, что на этом пути мы неизбежно до­ходим до всего на свете, и работа прекращается из-за этого, по­тому что работать с такими, очень сложными образованиями просто невозможно.

Значит, нужны были вот эти определенные единицы, и мы останавливались на вот том или ином обводе, на том или ином, извините за выражение, молекулярном представлении. Мы это в прош­лый раз обсуждали с вами, специальный смысл этой единицы и ус­ловия раскрытия обвода, границы. Но мне сейчас важно подчерк­нуть одну вещь, что вот поскольку эта схема образовывалась таким образом, мы каждый раз находили, опираясь на наш частный опыт, какой-то новый эле­мент, который надо было бы привлечь к схеме. Без этого элемента она была бы неполна, и мы какие-то явления или про­цессы не понимаем. Мы каждый раз это все строили, и основной процедурой была вот эта процедура эклектической сборки, постольку в этой схеме предмет­ности и предметной структуры еще пока нет.

Но в какой-то момент начинается переход к единице».


И вот собственно на этой фразе про единицы я и закончу сегодняшнее изложение.