Язакончил "Волхва" в 1965 году, уже будучи автором двух книг(1), но, если
| Вид материала | Закон |
- Сша орландо мир уолта диснея, 113.72kb.
- «Христиане и язычники», 11.3kb.
- Семинара по хатха-йоге, 217.14kb.
- Андрей Дмитриевич Сахаров родился в Москве 21 мая 1921 г. Его отец Дмитрий Иванович, 369.46kb.
- Больше-Кочинский школьный музей этнографии и фольклора, 25.15kb.
- Джон Пол Джексон находится на переднем крае пророческого служения уже более 20 лет, 2054.58kb.
- Законопроект о президентском сроке поступит в гд в течение двух недель, 3711.67kb.
- Если, по словам Р. Барта, литература это то, что изучают в школе, то очевидна роль, 171.84kb.
- Заметки дежурного по алкогольному рынку, 656.56kb.
- Мюррей Ротбард, 4684.12kb.
Освещалось оно факелами, прикрепленными к боковым стенам. Но из обоих углов за
троном на дугообразный стол нацелилось по внушительной обойме прожекторов. Они
не горели; но электрические кабели и соты рефлекторов сообщали
куклуксклановскому интерьеру зала, и без того-то вселяющему ужас, гаденькое
сходство с комнатой, где допрашивают арестованных. Скорее не храм правосудия, а
храм неправедности; Звездная палата, логово инквизиции.
Меня подтолкнули в спину. Мы проследовали вдоль стены, мимо изогнутого
стола к трону. Тут до меня дошло, что он предназначен лично для меня. Охранники
помедлили, ожидая, пока я поднимусь на подиум. К площадке, где размещался
престол, вели четыре или пять ступенек. И помост был сколочен тяп-ляп, и трон -
какой-то игрушечный, предмет театрального реквизита, обмазанный черной краской,
с подлокотниками, прямой спинкой и балясинами по краям. В центре жесткой черной
спинки - белое око вроде
[555]
тех, что средиземноморские рыбаки рисуют на носу лодки, отгоняя злых духов. Меня
усадили на плоское малиновое сиденье.
Не успел я сесть, замки наручников защелкали, и я оказался прикован к
подлокотникам трона. Посмотрел вниз. Ножки крепятся к помосту мощными кницами. Я
протестующе мыкнул, но Адам покачал головой: мне полагалось наблюдать, а не
разговаривать. Охранники встали на караул позади трона, на нижней ступеньке
помоста, утыкающейся в стенку. В припадке добросовестности Адам проверил, хорошо
ли заперты наручники, рванул назад рубашку, которую я натянул было на плечо, и
сошел с подиума. Повернулся ко мне лицом, склонился в высоком поклоне, точно
перед алтарем, после чего обогнул стол и скрылся за дверью в дальней стене. Я
остался сидеть, прислушиваясь к дыханию бессловесной парочки за спиною и слабому
потрескиванию пылающих головней.
Оглядел зал; надо зафиксировать все до мелочей. Сплошь каббалистические
знаки. На правой стене черный крест - не христианский, со вздувшейся, словно
перевернутая груша, верхушкой; на левой, вровень с крестом - пунцовая роза,
единственное цветное пятно в черно-белом убранстве зала. На стене прямо над
высокими дверями черным выведена гигантская отрубленная от предплечья шуйца:
указательный палец с мизинцем торчат вверх, средний и безымянный согнуты и
прижимают большой к ладони. Отовсюду так и разит обрядностью; а я всю жизнь
презирал любые обряды. Я безостановочно твердил себе: сохраняй достоинство,
сохраняй достоинство. С черным циклопьим буркалом во лбу, увитый белыми лентами
и розочками - в таком виде кто угодно покажется идиотом. А мне нельзя казаться,
нельзя.
И тут сердце мое ушло в пятки.
Что за кошмарная образина!
Стремительно и бесшумно в дальних дверях вырос Хёрни-зверобой. Божок
неолита, дух таежного сумрака, племенного строя, черный и студеный, как
прикосновенье железки.
Человек с головой оленя, вписанный в арку дверного проема; величавый
разительный контур на фоне тускло под-
[556]
свеченной беленой стены коридора. Рога развесистые, ветвистые, черные, в цвет
миндальной коры. И весь он в черном с головы до ног, белым выделены лишь глаза и
ноздри. Помедлил, давая мне прочувствовать свое присутствие, важно ступая,
двинулся к столу; царственно застыл посредине, после долгой паузы прошел на
левый край. Я уже разглядел и черные перчатки, и носки черных туфель под узкой
накидкой-сутаной; догадался, что он не может идти быстрее: маска его чересчур
хрупка и громоздка.
Как бывало и в Бурани, я устрашился не того, что вижу, а того, что не
понимаю, зачем мне это показывают. Не самой маски, - век двадцатый, пресыщенный
научной фантастикой, слишком высоко ставит реальные достижения науки, чтобы
всерьез трепетать перед сверхъестественным, - но того, кто скрывался под маской.
А то была неиссякаемая первопричина страха, ужаса, истинного зла - Человек с
большой буквы.
В арке двери возник второй персонаж, замер, позируя, как будут позировать,
являясь моему взору, и последующие.
На сей раз женщина. Одета как рядовая английская ведьма; широкополая шляпа
с черной остроконечной тульей, седые лохмы, красный фартук, черный плащ, змеиная
накладная улыбочка, крючковатый нос. Согнувшись в три погибели, она проковыляла
к правой оконечности стола, утвердила на скатерти неразлучного своего котяру.
Кот был дохлый; чучельщик придал ему сидячую позу. Стеклянные котовьи глаза
вылупились на меня. И ее, черно-белые. И глаза человека-оленя.
Новый персонаж кошмара: человек с головой крокодила - экзотическая
гривастая маска с далеко выдающимися челюстями и неуловимыми чертами негроидной
расы; белозубый оскал, глаза навыкате. Этот на пороге почти не медлил, сразу
устремился на свое место рядом с оленем, - либо костюм ему где-то жал, либо он
пока не притерпелся к подобным сценам.
Следом явился мужичок поприземистей; болезненно распухшая голова, зверская
ухмылка от уха до уха обнажает белоснежные бульники зубов. Глазницы
провалившиеся, тем-
[557]
ные, будто могильные ямы. С макушки свисает пышный игуаний гребешок. Одет сей
красавчик был в черное пончо и косил под мексиканца; под ацтека. Уселся рядом с
ведьмой.
Еще женщина. Почти наверняка Лилия. Загримирована под крылатую вампиршу,
ушастая чернявая морда нетопыря, губу оттопыривают белые клычищи; ниже пояса -
черная юбка, черные чулки, черные туфли. Ножки стройные. Она поспешила к своему
стулу обочь крокодила, когтистые крыла торчком пузырятся при ходьбе, зловеще
отливают в факельных бликах; колеблющаяся их тень разом накрыла настенные крест
и розу.
Очередной посетитель был родом из Африки, плебейский страшила в домодельной
кукольной хламиде из черной ветоши, ступенчато ниспадающей до самых пят. Та же
ветошь сгодилась и на маску, пришлось добавить лишь три белых хохолка-перышка да
две тарелки вместо глаз. Руки, ноги и половые признаки надежно упрятаны;
идеальное пугало для малолетних. Похиляло к стулу рядом с вампирихой; я ощутил
на себе его взгляд, влившийся в общий хор: когда ж, когда ж ты выйдешь из себя?
За ним в дверь колобком вкатился суккуб(1) с босховской харей.
Следующий гость, разнообразия ради, тешил взор своей белизной:
меланхолический скелетик-Пьеро, двойник изображенного на стене камеры. Маской
ему служил череп. Тазовые кости хитро оттенены черным; шагал ряженый как-то
дергано, окостенело.
Настал черед еще более нетривиальной личины. Это была женщина, и я
засомневался: а точно ли вампирша - Лилия? Спереди ее юбку покрыли каким-то
закрепителем и кое-как придали материи форму рыбьего хвоста; выше хвост
раздавался в беременное чрево; а чрево на уровне груди стыковалось с птичьей,
задранной кверху, головой. Сия участница карнавала продвигалась вперед тихо-
тихо, левой рукой придерживая восьмимесячный живот, а правую засунув в
----------------------------------------
(1) Согласно поэтическим воззрениям западноевропейцев на природу, бесовское
существо-самка. Пользуясь сонным состоянием жертвы, вступает в соитие с
мужчинами.
[558]
желобок меж грудями. Белая клювастая голова, казалось, узрела своими
миндалевидными глазами нечто весьма любопытное прямо на потолке. Рыба-женщина-
птица была по-своему прекрасна, фигура ее, по контрасту с другими, грозными и
недужными, дышала истинной кротостью. На вытянутом в струнку горле виднелись две
дырочки, смотровые отверстия для глаз участницы маскарада.
Теперь пустовало только четыре места.
Я увидел в дверях своего старого приятеля. Песьеголовый Анубис, ненасытный
губитель. Он заскользил к своему месту негритянской развалочкой.
Человек в черной мантии с белой вязью астрологических и алхимических
знаков. На голове остроконечная шляпа в ярд высотой с широкими вольнодумными
полями, шея замотана черным шарфом. Черные перчатки, длинный белый посох с
кольцевой рукояткой: змея, кусающая собственный хвост. Лицо скрыто маской,
черной как вороново крыло. Я догадался, кто это. Узнал блеск белков, безжалостно
сжатые губы.
Осталось два места в центре стола. Какая-то заминка. Сидящие не сводили с
меня глаз; ни слова, ни жеста. Я оглянулся на стражников, застывших по стойке
"смирно"; пожал плечами. Смог бы - зевнул, чтоб поставить их всех на место; да и
самому себе напомнить, кто я есть.
Из белого коридора выступили четверо. Они тащили черный сидячий портшез,
узкий, как гроб, поставленный на попа. Окна в передней и боковых стенках
занавешены. На передке нарисована белой краской та же эмблема, что и над троном,
- колесо с восемью спицами. Портшез увенчан черной тиарой с серпами на зубцах -
хоровод юных лун.
Носильщики облачены в черные блузы. На лицах вычурные черно-белые маски
знахарей, к затылкам прикреплены огромные вертикальные кресты больше ярда
высотой. На концах перекладин, точно языки черного пламени, топорщатся пучочки
ветоши или пакли.
Ведуны направились не прямо во главу стола, но, как некую гостию, как
благодатные мощи святителя, пронесли портшез вдоль левой стены, между столом и
престолом развернулись - я имел отличную возможность разглядеть
[559]
серебряные полумесяцы, символы Дианы-Артемиды, на дверцах, - прошлись вдоль
правой и, обойдя таким образом весь зал, взяли курс на середину стола. Вытянули
жерди из скоб, поднатужились, поставили высокий ящик на скатерть. Остальные
рыла, не обращая на портшез ни малейшего внимания, знай себе поедали меня
глазами. Черные носильщики отступили к стенам и застыли - каждый под своим
факелом. Три головни вот-вот должны были догореть. Свет в зале постепенно мерк.
И тут явился тринадцатый.
В отличие от предшественников, одет он был в длинный, до пола, белый халат-
стихарь с широкими рукавами, скромно украшенными черной тесьмою по обшлагу.
Руки, обтянутые красными перчатками, сжимают черный жезл. Голова чистокровного
черного козла, самая что ни на есть натуральная, нахлобученная на манер колпака
и высоко вздымающаяся на плечах ряженого, чье второе, человеческое лицо
полностью скрыто черной косматой бородой. Внушительные витые рога, не тронутые
камуфляжем, указывают вспять; янтарные бусины глаз; вместо головного убора меж
рогами укреплена и затеплена толстая кроваво-красная свеча. Вот тут я пожалел,
что во рту у меня кляп; сейчас весьма кстати выкрикнуть что-нибудь отрезвляющее,
что-нибудь писклявое, розовощекое, английское; к примеру: "Доктор Кроули, если
не ошибаюсь?"(1) Увы, я ограничился тем, что закинул ногу на ногу и напустил на
себя скучливый вид, мало кого, должно быть, обманувший.
Архидиавольская спесь, с которой козлобород, его адское величество,
шествовал на место, приличное его сану, заставила меня сжаться в комок: похоже,
предстоит черная месса. Стол, очевидно, приспособят под алтарь. Мне вдруг пришло
в голову, что передо мною - карикатурный Христос; жезл - пастушеский посох,
черная борода - Иисусова каштановая бородка, кровавая свеча - нечестивый аналог
нимба. Козел уселся, и теперь все участники бесовского карнавала с удвоенным
рвением вперились в меня снизу вверх. Я оглядел их по порядку: идолище-олень,
идолище-
----------------------------------------
(1) Джордж Кроули (1780-1860) - выдающийся религиозный деятель,
проповедник, литератор.
[560]
крокодил, вампирша, суккуб, женщина-птица, чародей, домовина-портшез, идолище-
козел, идолище-шакал, скелет-Пьеро, чучелко-страшила, ацтек, ведьма.
Непроизвольно сглотнув, я еще раз посмотрел через плечо, на своих
неразговорчивых стражей. Сдавленные кляпом губы начинали ныть. Пожалуй, дешевле
всего притвориться, что я рассматриваю опоры помоста.
Прошла примерно минута. Потух очередной факел. Человек-козел вскинул жезл,
подержал на весу, опустил на стол перед собой; при этом нижний конец скипетра,
судя по всему, запутался в складках мантии, и скомороху, к моей тайной радости,
пришлось порядком-таки покрутиться, дабы выпростать его оттуда. С честью выйдя
из этой переделки, козел воздел длани, словно обнимая и подиум, и престол, и
меня, на престоле сидящего. Стражники немедля направились к прожекторам. Миг - и
зал наполнился электрическим светом; еще миг - и застывшая картинка пришла в
движение.
Сидящие за столом персонажи принялись поспешно разоблачаться, будто актеры,
что доиграли спектакль до конца. Крестоносцы вынули факелы из зажимов, строем
направились в коридор. У самой двери им пришлось задержаться, чтобы пропустить в
зал группу молодежи - человек двадцать. Те ввалились гурьбой, одетые по
современной моде, чуть не на пятки друг Другу наступая. Многие - с тетрадками и
книжками. Без лишнего шума расселись на скамейках справа от меня. Люди с
факелами удалились. Я стал разглядывать новоприбывших - немцы или скандинавы,
смышленые студенческие лица; двое или трое посолидней остальных; три девушки за
двадцать - видимо, старшекурсницы. Двоих парней я уже лицезрел на водоразделе.
Ряженые тем временем продолжали снимать с себя маски и костюмы. Адам и два
охранника похаживали вдоль стола, пособляя. Адам вдобавок клал на скатерть перед
каждым сидящим картонную папку с белой наклейкой. Чучело кота, посохи и прочий
реквизит быстро припрятывали - с ловкостью, какая достигается лишь долгой
тренировкой. По мере разоблачения я переводил взгляд с одного лица на другое.
Козел, вошедший в зал последним, обернулся старичком
[561]
с короткой седой бородкой и серо-синими глазами; вылитый Смэтс(1). Как и его
сообщники, в мою сторону он поворачиваться избегал, однако Кончису, чародею-
астрологу, сидевшему рядом, улыбнулся. За Кончисом совлекала с себя птичью
голову и раздутое брюхо худенькая немолодая женщина. На ней был строгий темно-
серый костюм; директриса или администратор. Шакал, Джо, щеголял в темно-синем.
Из-под черепа скелета-Пьеро неожиданно вынырнул Антон. Из босховского суккуба
вылупился еще один старикан - этот вовсе уж одуванчик, в пенсне. Из чучелка -
Мария. Карлик ацтек оказался немецким полковником, лже-Виммелем с водораздела.
Вампирша - не Лилией, а ее сестрой: запястье гладкое, без шрама. Белая блузка;
черная юбка. Крокодил - мужчина под тридцать с богемной бородой; грек или
итальянец. Тоже в парадном костюме. Оленя я раньше не встречал: долговязый умник
с семитским лицом, лет сорока, загорелый до черноты, лысеющий.
Оставалась ведьма на правом конце стола. То была Лилия - в белом шерстяном
платье с длинными рукавами и стоячим воротом. Взбила немилосердно навороченный
шиньон, нацепила на нос очки. "Полковник" что-то шепнул ей на ухо: она
выслушала, кивнула, открыла папку.
Только из высокого портшеза никто не появился.
За столом предо мною сидели прилично одетые, ничем не примечательные люди,
листали свои папочки, косились на меня - с любопытством, но без всякой симпатии.
Я поймал взгляд Джун (Розы), но в лице ее ничто не дрогнуло, точно я не человек,
а восковой манекен. Я с нетерпением ждал, когда на меня обратит внимание Лилия,
но и она посмотрела как чужая. Лилия вообще была тут вроде сбоку припека,
теснилась на краешке, будто подмастерье, милостиво причисленный к сонму
избранных.
Наконец старичок с седой бородкой поднялся со стула; зрители, уже начавшие
перешептываться, разом стихли. Остальные "члены президиума" повернулись к нему.
Некоторые - не скажу, что многие, - студенты раскрыли
----------------------------------------
(1) Ян Христиан Смэтс (1870-1950) - южноафриканский политический деятель.
[562]
тетради на коленях и приготовились записывать. Седобородый навел на меня очки в
золоченой оправе, улыбнулся, поклонился:
- Г-н Эрфе, вы, несомненно, давным-давно пришли к выводу, что угодили в
лапы клинических безумцев. Ладно бы безумцев, так еще и садистов. Ну-с, считаю
своим долгом представить вам этих самых безумцев и садистов. - Кое-кто из
сидящих за столом натянуто улыбнулся. По-английски он говорил безупречно, хотя
некоторые звуки произносил с отчетливым немецким акцентом. - Однако сперва мы
приведем вас, как только что привели сами себя, в нормальный вид. - Деловито
махнул охранникам. Те взобрались на помост, проворно размотали ленты с
розочками, застегнули рубашку, опустили штанину, содрали мушку со лба, натянули
на меня пуловер, даже волосы пригладили; но кляп изо рта вынимать не стали.
- Превосходно. Итак... если позволите, прежде всего я сам представлюсь.
Доктор Фридрих Кречмер, работал в Штутгарте, ныне возглавляю Институт
экспериментальной психологии университета Айдахо, США. Справа от меня - хорошо
вам знакомый доктор Морис Кончис из Сорбонны. - Кончис привстал, небрежно
поклонился. Я испепелил его взглядом. - Правее - доктор Мэри Маркус,
преподаватель Эдинбургского университета, бывший сотрудник фонда Уильяма
Элансона Уайта, Нью-Йорк. - Женщина в строгом костюме важно кивнула. - Еще
правее - профессор Марио Чьярди из Милана. - Тот вскочил и поклонился; щуплый
лягушоночек. - Рядом с ним - наш очаровательный и талантливый художник по
костюмам, мисс Маргарет Максвелл. - "Роза" удостоила меня кислой улыбочкой. - По
правую руку от мисс Максвелл сидит г-н Янни Коттопулос. Наш продюсер. - Бородач
кивнул; дошла очередь до верзилы еврея - тот поднялся. - А это вас приветствует
Арне Халберстедт из Стокгольмского королевского театра, инсценировщик и
режиссер. Именно ему, а также мисс Максвелл и г-ну Коттопулосу, мы, с нашим
дилетантизмом в вопросах современного театрального искусства, обязаны успешным
завершением и художественными достоинствами
[563]
настоящей... гм... постановки. - Кончис захлопал в ладоши, к нему присоединился
"президиум", а затем и студенты. Даже стражники не остались в стороне.
Старичок развернулся на сто восемьдесят градусов. - Тэк-с... слева от меня
вы видите пустой ящик. Но удобнее предполагать, что в нем заключена некая
богиня. Богиня-девственница, которую никто из нас никогда не видел и не увидит.
Промеж себя мы ее называем Незримой Астартой. Убежден, вы достаточно
эрудированы, чтоб догадаться о значении этого имени. А догадавшись, схватить
самую суть нашего вероисповедания, вероисповедания ученого люда. - Откашлялся. -
Сбоку от ящика - доктор Джозеф Харрисон, сотрудник моей кафедры. Вы, может быть,
слыхали о его фундаментальном исследовании неврозов, наиболее распространенных
среди негров-горожан, озаглавленном "Души черных, души белых". - "Души", а не
"души". Джо привстал, лениво махнул мне рукой. Следующим был "Антон". - Рядом с
ним - доктор Хайнрих Майер, в настоящее время работает в Вене. Рядом с ним -
супруга Мориса Кончиса, более известная многим из присутствующих как блестящий
специалист по травмам воспитанников детских домов военного периода. Излишне
уточнять, что я имею в виду доктора Аннету Казанян из Чикагского
исследовательского центра. - Если даже я не выказал ни малейшего восторга, что
уж говорить о подавляющем большинстве "зрителей", которые зашушукались и
вытянули шеи, чтобы получше рассмотреть "Марию". - Рядом с мадам Кончис -
приват-доцент Ольборгского университета Торвальд Иоргенсен. - "Полковник"
подскочил, поклонился. - А вот рядом с ним - доктор Ванесса Максвелл. - Лилия
блеснула мне очками, нимало не оживившись. Старичок обратился к коллегам: -
Думаю, что выражу общее мнение: научная эффективность нашей постановки этим
летом была во многом обусловлена именно участием доктора Максвелл. Доктор Маркус
предупреждала меня, что в Айдахо едет самая одаренная ее ученица. Но, признаюсь