Язакончил "Волхва" в 1965 году, уже будучи автором двух книг(1), но, если
| Вид материала | Закон |
- Сша орландо мир уолта диснея, 113.72kb.
- «Христиане и язычники», 11.3kb.
- Семинара по хатха-йоге, 217.14kb.
- Андрей Дмитриевич Сахаров родился в Москве 21 мая 1921 г. Его отец Дмитрий Иванович, 369.46kb.
- Больше-Кочинский школьный музей этнографии и фольклора, 25.15kb.
- Джон Пол Джексон находится на переднем крае пророческого служения уже более 20 лет, 2054.58kb.
- Законопроект о президентском сроке поступит в гд в течение двух недель, 3711.67kb.
- Если, по словам Р. Барта, литература это то, что изучают в школе, то очевидна роль, 171.84kb.
- Заметки дежурного по алкогольному рынку, 656.56kb.
- Мюррей Ротбард, 4684.12kb.
Опять шмотки: пара шерстяных джемперов, теплая тви-
[512]
довая юбка - летом в Греции все это ни к чему; две сумки на длинной ручке,
местного производства, новехонькие, даже ценники не оторваны - словно куплены
кому-то в подарок. На дне - несколько книг. Изданный до войны путеводитель по
Греции, страницы переложены открытками с фото классических архитектурных
сооружений и скульптур. На обороте пусто. Роман Грэма Грина. Американская
книжонка о колдовстве; вместо закладки - конверт. Оттуда выпала карточка с
типографским текстом. Приглашение на выпускной вечер, состоявшийся неделю назад
в Лондоне, в той самой школе, где Жюли, по ее словам, работала. Письмо переслали
в Бурани из Серн-Эббес, с ее дорсетского местожительства, почти месяц тому. И
наконец, антология "Палатин"(1). Я раскрыл титульный лист. "Джулия Холмс,
Джертон". На полях мелким почерком Жюли кое-где вписаны переводы стихов на
английский.
- Что вы ищете? - выдавил из себя Гермес.
- Ничего, - пробормотал я. В душу закралось подозрение, что Кончис орудует
людьми по принципу шпиона-резидента: подчиненным не полагается знать того, что
не входит в их компетенцию... вот Гермес почти ничего и не знал; в лучшем случае
его предупредили, что я могу заявиться с недовольным видом, а он должен меня
задобрить. Оторвавшись от чемодана, я обернулся к погонщику.
- А комната другой барышни?
- Там пусто. Она все свои вещи забрала.
Я заставил его показать мне и комнату Джун. Она располагалась по соседству
и обставлена была точно так же. Правда, тут вообще не осталось следов чьего бы
то ни было пребывания. Даже корзина для бумаг под столом пуста. Я снова
подступил к Гермесу.
- Почему она не взяла сестрины вещи?
Он растерянно пожал плечами.
- Хозяин говорил, ее сестра вернется. Вместе с вами.
Спустившись, я приказал Гермесу позвать жену. Та оказалась островитянкой
лет пятидесяти с желтушной кожей, в
----------------------------------------
(1) Антология греческой эпиграммы, по преданию, составленная Мелеагром.
[513]
непременной черной одежде, но вроде бы побойчее и поречистей мужа. Да, матросы
принесли ящики, и хозяин заходил. Около двух. Барышню он забрал с собой. Она
расстроилась? Наоборот. Хохотала. Такая пригожая барышня, добавила моя
собеседница. А в прошлые годы она тут появлялась? Ни разу. Она иностранка,
присовокупила жена Гермеса, точно я этого сам не знал. Сказала она, куда
уезжает? В Афины. А вернуться не собиралась? Женщина развела руками: не знаю.
Потом проговорила: исос. Наверное. Дальнейшие мои расспросы не дали
вразумительных результатов. Бросалось в глаза, что ни Гермес, ни его супруга
сами не желают меня ни о чем спрашивать, но я уже убедился, что в этой истории
они исполняют роль пешек; даже понимай они, что тут к чему, мне ни за что не
скажут.
Эйеле. Хохотала. Похоже, именно это греческое слово рассеяло мою решимость
обратиться в полицию. Кончис мог увезти Джун обманом, но что-нибудь она бы да
почуяла и хохотать не стала бы. Эта несообразность подтверждала худшие мои
опасения. И потом - вещи Жюли, брошенные здесь на произвол судьбы; еще одна
странность, но куда более утешительная. Всем их "приди ко мне - пошел прочь" еще
не конец. Наверняка стоит выждать, перебороть уныние и досаду. Ждать.
В понедельник за обедом мне вручили письмо от миссис Холмс. На штемпеле
значилось "Серн-Эббес". Отправлено в прошлый вторник.
Дорогой мистер Эрфе!
Не извиняйтесь, никакого беспокойства. Я передала Ваше письмо мистеру
Вэльями, директору начальной школы, он просто лапочка, пришел от Вашей идеи в
восторг, французские и американские друзья по переписке уже навязли в зубах,
правда же? Он Вам обязательно напишет.
Я страшно довольна, что Вы дружите с Жюли и Джун, хоть один англичанин на
этом острове нашелся. Они говорят, у вас там чудесно. Напоми-
[514]
найте им, чтоб писали. Им на меня абсолютно наплевать.
С огромным уважением,
Констанция Холмс.
Вечером я заступил на дежурство, но, когда ребята улеглись, сбежал и
отправился к дому Гермеса. Окна второго этажа не горели.
Настал вторник. Я места себе не находил, маялся, не знал, за что
ухватиться. К вечеру прошелся от набережной до площадки, где вершился расстрел.
На школьной стене висела мемориальная доска. Ореховое дерево справа сохранилось,
но решетчатые ворота заменили на деревянные. Рядом, у высокой стены, гоняли мяч
мальчишки; я вспомнил комнату, вспомнил ту пыточную камеру, куда заглянул в
воскресенье по дороге от Гермесова дома; школа была закрыта, но я обошел ее с
тыла и посмотрел в окно. Теперь тут устроили кладовку, забили ее конторками,
классными досками, сломанными партами и подобным хламом; и хлам вытравил всякую
память о случившемся в этих стенах. А надо бы оставить все как было - кровь,
электрический огнь, чудовищный стол посредине.
Работа в эти дни здорово мне обрыдла. Состоялись экзамены; рекламный
проспект обещал, что "каждый ученик в отдельности сдает письменный экзамен по
английскому языку и литературе англоязычному профессору". То есть мне предстояло
проверить примерно двести сочинений. В некотором смысле это помогало. До
остальных забот и треволнений руки не доходили.
Я ощутил в себе смутную, но значительную перемену. Понял, что никогда
больше не поверю девушкам до конца - слишком уж туго завернут винт. Незадолго до
того, как ее "похитили", Жюли вновь намекнула, что я-де неравнодушен к Джун, и
по прошествии времени это воспринималось как грубейшая ошибка с ее стороны. Я бы
сразу это понял, не заморочь она мне голову. Они явно, как и прежде, действуют
по указке Кончиса; а значит, им, скорее всего, известно,
[515]
причем известно с самого начала, какова его истинная цель. С этим выводом не
больно-то поспоришь, а вот и второй: Жюли и впрямь питала ко мне нежные чувства.
Если учесть то и другое, поневоле смекнешь, что все это время она вела как бы
двойную игру: дурачила меня, чтоб угодить старику, а старика - чтоб угодить мне.
А отсюда, в свою очередь, следует, что она была уверена: я никогда не откажусь
от нее окончательно, и мукам нашим настанет-таки предел. Как жаль, что в удобный
момент я не сказал ей о смерти Алисон, ведь коли я хоть чем-то дорог Жюли, наши
идиотские прятки сразу бы закончились. Но то, что я промолчал тогда, имеет и
свои плюсы. Головоломки продолжаются - значит, про Алисон ей заведомо ничего не
известно.
Среда выдалась не по-эгейски душной, солнце затянуло поволокой, точно перед
Страшным Судом. Вечером я всерьез взялся за проверку сочинений. Завтра был
крайний срок их сдачи в канцелярию директора. Сильно парило, и около половины
одиннадцатого послышались первые раскаты грома. Близился благодатный дождь.
Часом позже, когда я на треть разгреб завалы изгаженной бумаги, в дверь
постучали. Войдите, крикнул я. Верно, кто-нибудь из учителей, а может, выпускник
шестого класса, желающий выцыганить у меня послабление.
Но это оказался барба Василий, привратник. В седых моржовых усах пряталась
улыбка; и, едва он открыл рот, я вскочил из-за стола.
- Сигноми, кирье, ма мья деспинис...
58
- Простите, сударь, вас там барышня...
- Где?
Он ткнул пальцем в направлении ворот. Я уже путался в рукавах плаща.
- Очень красивая барышня. Иностранка, ух...
Эти его слова я услышал, мчась по коридору.
[516]
Оглянулся на его ухмыляющуюся физиономию, крикнул "То фос!" ("Включите
свет!"), скатился по лестнице, выбежал в сад, на дорожку, ведущую к воротам. Над
окном проходной торчала лампочка без колпака; островок белого света во тьме. Я
думал застать Жюли там, но не застал. С наступлением ночи ворота запирались - у
каждого учителя имелся ключ от калитки. Порывшись в карманах, я вспомнил, что
оставил свой в старой тужурке, которую надевал, идя на урок. Приник к прутьям
решетки. На улице никого, на бурьянной пустоши, что начинается в пятидесяти
ярдах от стены и тянется до самого берега - никого, на берегу тоже никого. Я
негромко позвал ее по имени.
Но тень ее не мелькнула в ответ за школьной оградой. Я в гневе обернулся.
Барба Василий, хромая, спешил ко мне от учительского корпуса.
- Где же она?
Он лет пятьсот возился со щеколдой боковой калитки. Наконец мы вышли на
улицу. Старик махнул рукой в сторону, противоположную деревне.
- Туда пошла?
- Вроде.
Я кожей ощутил очередной подвох. Улыбался дед как-то странно; предгрозовая
ночь, безлюдная дорога... а впрочем, будь что будет, лишь бы что-нибудь.
- Барба, вы мне свой ключ не дадите?
Но он отдернул руку, отправился в сторожку разыскивать запасной. Нарочно
тянет резину? В конце концов вынес мне ключ, и я нетерпеливо схватил его.
Заспешил по дороге параллельно морю. Восточный небосклон прорезала молния.
Ярдов через семьдесят - восемьдесят стена поворачивала под прямым углом.
Наверно, Жюли там, за ее выступом. Ни души. До конца проселка оставалось не
более четверти мили; за школьной оградой он чуть забирал в глубь острова,
утыкался в пересохший ручей. Через русло ручья был перекинут мостик, а ярдах в
ста левее и выше по течению виднелась одна из бесчисленных местных
[517]
часовен; от дороги туда вела тропа, обсаженная стройными кипарисами. Луна едва
выглядывала из-за клубящейся в вышине тучи, тускло, как на картинах Палмера(1),
освещая ландшафт. У моста я в нерешительности замедлил шаг: идти дальше или
повернуть к деревне? Именно туда Жюли, скорей всего, и направилась. Но тут она
окликнула меня.
Голос ее доносился из глубины кипарисовой аллеи. Я поспешил к часовне. На
полпути слева кто-то зашевелился. Жюли стояла в десяти шагах от меня, меж двух
неохватных стволов. Темное летнее полупальто, косынка, брюки, кофточка, в
темноте угольно-черная; мерцающий овал лица. Уже открыв рот, я почуял в том, как
она стояла, выжидательно засунув руки в карманы, нечто чуждое.
- Жюли?
- Это я. Джун. Слава богу, явились.
Я подошел ближе.
- Где Жюли?
Окинув меня долгим взглядом, театрально ссутулилась.
- А мне казалось, вы просекли.
- Что просек?
- Что происходит. - Вскинула глаза. - Между нею и Морисом.
Я не ответил, и она вновь опустила голову.
- За кого вы меня держите, черт подери? - Она промолчала. - Вся эта комедия
с любовницей миллионера давным-давно накрылась, к вашему сведению.
Покачала головой.
- Я не то имела в виду. Просто она... его орудие. Эротика тут ни при чем.
Глядя на ее склоненное чело, я принял решение. Сейчас развернусь,
отправлюсь обратно в школу, к себе в комнату, к письменному столу, к
непроверенным сочинениям; фабула домашнего спектакля, как и положено, описала
замкнутый круг. По сути, об этой девушке мне сегодня известно не больше, чем в
тот вечер, когда я впервые увидел с террасы
----------------------------------------
(1) Сэмюэл Палмер - художник-пейзажист, ученик Уильяма Блей-ка, типичный
представитель английского романтизма.
[518]
Бурани ее скользящую сквозь мрак нагую фигуру. И все же вернуться в школу я
не в силах, как камень не в силах вернуться в бросившую его ладонь.
- Ну, допустим. А вы тогда что тут забыли?
- Я подумала - так нечестно.
- Что нечестно?
Взглянула на меня.
- Все было подстроено заранее. Что ее от вас умыкнут. Она знала, что так и
случится.
- А этот ваш визит разве не подстроен?
Задумчиво уставилась во тьму над моим плечом.
- Не удивительно, что вы не верите.
- Вы так и не ответили, где Жюли.
- С Морисом. В Афинах.
- И вы из Афин приехали? - Кивнула. - Но пароход еще днем пришел.
- Я ждала в деревне, пока стемнеет.
Я впился в нее взглядом. И на лице, и во всей позе - наглое выражение
оскорбленной невинности, безусловной правоты. Явно переигрывает.
- А у ворот меня почему не дождались?
- Психанула. Старика слишком долго не было. Вспышка молнии. В лицо пахнуло
близким дождем; с востока донесся тягучий, угрожающий рокот.
- Что здесь психовать?
- Я сбежала от них, Николас. Куда - они быстро сообразят.
- Почему ж не пошли в полицию? Или в посольство?
- Закон не преследует девушек за то, что те играют с мужчинами как кошка с
мышкой. А эта девушка - моя сестра к тому же. - И добавила: - Дело не в том, что
Морис вас обманывает. А в том, что вас обманывает Жюли.
В перерывах между ее фразами повисали многозначительные паузы, точно она
всякий раз ждала, пока я усвою ее предыдущую мысль. Я не сводил с нее глаз. В
ночной темноте иллюзия сходства сестер достигла невероятной силы
- Я пришла, чтоб вас предостеречь, - сказала она. - Только ради этого.
[519]
- Предостеречь - и утешить?
Ответить на сей неприятный вопрос ей помешал чей-то приглушенный голос,
донесшийся до нас с проселка. Мы выглянули из-за дерева. К мосту не спеша
приближались три расплывчатые мужские фигуры, переговаривавшиеся по-гречески.
Перед сном сельчане и преподаватели, бывало, любили прогуляться до конца дороги
и обратно. Джун посмотрела на меня с деланным испугом. Но я и на это не клюнул.
- Вы прибыли с полуденным пароходом?
Она не дала поймать себя с поличным:
- Я посуху добиралась. Через Краниди.
Изредка этот маршрут избирали родители, страдающие морской болезнью, - в
Афинах садишься на поезд, в Коринфе пересаживаешься, в Краниди ловишь такси, а
на побережье нанимаешь лодочника, чтоб перевез тебя на Фраксос; поездка съедает
целый день, и, не владея разговорным греческим, в путь лучше не пускаться.
- Почему так сложно?
- У Мориса всюду шпионы. Тут, в деревне.
- Вот с этим я, пожалуй, спорить не стану.
Я снова выглянул из-за ствола. Троица невозмутимо миновала поворот к
часовне и теперь удалялась; сероватая лента дороги, черный кустарник, темное
море. Идущие, несомненно, были теми, кем и представлялись со стороны: случайными
прохожими.
- Слушайте, мне все это надоело до чертиков, - сказал я. - Любая игра
хороша до тех пор, пока не коснется нежных чувств.
- Да я, может, с вами согласна.
- Слыхали, слыхали. Извините, не впечатляет.
- Но ведь она вас вправду одурачила, - понизив голос, сказала Джун.
- Причем куда ловчее, чем это пытаетесь сделать вы. И всю эту проблематику
мы с ней, кстати, уже обсудили. Лучше ответьте-ка, где она?
- В данный момент? Очевидно, в постели, со своим постоянным любовником. У
меня перехватило дух.
[520]
- С Морисом?
- Нет; с тем, кого вы называете Джо.
Я рассмеялся; это уж слишком.
- Ладно, - сказала она. - Не хотите верить, не надо.
- А вы придумайте что-нибудь поубедительней. А не то заскучаю и пойду
домой. - Молчание. - Вот, оказывается, почему он так внимательно наблюдал, как
мы с ней друг друга ласкаем.
- Если вы по-настоящему ласкаете женщину каждую ночь, вполне это зрелище
стерпите. Тем более коли соперник ваш - дутый.
Она с поразительным упорством тщилась всучить кота в мешке клиенту, который
уже имел случай его приобрести.
- Как вам самой не тошно. Прекратите.
Я повернулся и пошел прочь, но она схватила меня за руку.
- Ну пожалуйста, Николас... кроме всего прочего, мне негде переночевать. В
деревенском доме нельзя показываться.
- Обратитесь в гостиницу.
Никак не отреагировав на мою грубость, зашла с другого боку:
- Завтра они сюда непременно заявятся, и, когда меня припрут к стенке,
неплохо б вам быть рядом. Авось выручите. Больше мне от вас ничего не надо.
Честно.
В какой-то миг ее голос зазвучал искренне, а последнее слово она выговорила
с улыбкой, в которой счастливо сочетались раскаянье и мольба о помощи. Я чуть-
чуть смягчился.
- Зря вы рассказали мне сюжет "Сердец трех".
- А что, сюжет неправдоподобный?
- Неправда начинается, когда на сюжет книги натягивают действительные
события. И вы это прекрасно знаете.
- Не пойму, чего такого необычного в том, что мы вами повстречались... -
Избегая смотреть на меня, замотала головой.
- Я должен переспать с вами. Так задумано?
- Да нет, но на случай, если вам доведется узнать о Жюли всю правду и... -
Снова покачала головой.
[521]
- Зачем так долго тянуть?
- Затем, что... вижу, вы мне так и не поверили.
- Больно уж сладко вы поете.
Я уже не заботился о том, чтоб спрятать иронию. Вдруг она подняла на меня
глаза, распахнутые, ровно у доверчивого дитяти.
- Принимаю ваш вызов; не будем тянуть. Может, хоть тогда вы перестанете
сомневаться.
- Чем дольше я знаком с вами обеими, тем беззастенчивей вы врете.
- Вы и ей, и мне по сердцу пришлись - это, что ли, вранье? Или - что мне
жаль вас? И себя жаль. Но это к слову.
Я глядел на нее, прикидывая, как расставить ловушку похитрее. Впрочем,
яснее ясного, что я нынче не охотник, а дичь.
- Жюли рассказала, что я написал вашей маме?
-Да.
- Пару дней назад пришел ответ. Любопытно, что она скажет, когда я еще раз
напишу ей и сообщу, чем занимаются ее дочурки вместо того, чтоб в кино
сниматься.
- Ничего не скажет. Потому что ее в природе не существует.
- А, так у вас просто случайно обнаружился в Серн-Эббес знакомый, который
шлет вам свои весточки и пересылает чужие?
- Я вообще не бывала в Дорсете. И фамилия моя настоящая не Холмс. И зовут
меня не Джун, кстати.
- Конечно-конечно. Опять двадцать пять. Роза и Лилия?
- Не Роза, а Рози. Но в общем, да.
- Бред.
Оглядела меня, что-то быстро прикинула.
- Дословно не припомню, но мифическая мамочка написала вам примерно
следующее: дорогой мистер Эрфе, я вручила ваше письмо мистеру Вэльями, директору
начальной школы. Потом что-то вроде того, что переписываться с французскими и
американскими школьниками детям навязло в зубах. А дочки ее совсем забыли. Так
или нет?
[522]
Тут уже я осекся; почва под ногами мгновенно обернулась зыбучим песком.
- Извините, - сказала она, - но есть такая штука под названием
"универсальный штемпель". Письмо сочинили здесь, наклеили английскую марку, и -
р-раз... - Движение, каким экспедитор метит конверт. - Теперь поверили?
Охваченный паникой, я попытался заново осмыслить все со мной происшедшее:
коли они вскрывали отправляемые письма...
- А письма, адресованные мне, вы тоже читали?
- Увы - читали.
- Значит, вам известно о...
- О чем?
- О моей австралийской подружке.
Передернула плечами: конечно, известно. Однако я каким-то наитием понял,
что она ничего не знает. Попалась!
- Что ж, расскажите.
- О чем?
- О том, что с нею сталось.
- У вас был роман.
- А потом? - Снова повела плечами. - Вы ж просматривали всю мою почту. И не
можете не знать.
- Знаем.
- И то знаете, что во время каникул мы все-таки встретились с ней в Афинах?
Она опешила, стараясь разобраться, когда я говорил правду, а когда лгал.
Помедлила, ответила на мою улыбку, но не проронила ни слова. Письмо ее матери я
бросил на письменный стол - Димитриадис или кто-то другой мог забраться в
комнату и прочесть его. Но письмо Энн Тейлор вместе со всем содержимым я надежно
припрятал - запер в чемодан.
- Мы действительно все про вас знаем, Николас.
- Докажите. Встречались мы с ней в Афинах или нет?