Политическая наука в современной россии в контексте системной трансформации общества и государства

Вид материалаДиссертация

Содержание


Третий раздел − Российская государственность между прошлым и будущем
По теме диссертации автором опубликованы следующие работы
Подобный материал:
1   2   3   4   5
* * *

В современных условиях главный смысл социальной революции в любой стране, не исключая Россию, состоит в том, чтобы открыть стране дорогу не только прогрессу производительный сил и тем социальным слоям, которые с ними связаны, но к реальной, а не фасадной демократии, важнейшему средству реализации этого прогресса.

Приход и утверждение демократии в России, как и во многих других странах, происходили под несомненным воздействием глобальных демократических волн1. Каждая такая волна демократизации была, с одной стороны, результатом нового состояния общества, его растущих устремлений и следствием борьбы народов за свои интересы. С другой стороны, она вела к развитию гражданского общества, росту числа партий и общественных движений, что, в свою очередь, вело к новым демократическим приливам, открывало перед страной новые горизонты прогресса. По закону природы приливы наталкивались на сопротивление консервативных и ретроградных сил, прежних устоев, которое, как правило, приводило к откатам.

Чем ближе к нашему времени, тем мощнее и масштабнее становятся волны демократизации, тем глубже и фундаментальнее их воздействие на мир. Россия, как представляется, также не стоит в стороне от воздействия этих процессов. Это, разумеется, означает, что за определенным нынешним отливом обязательно наступит прилив.

В демократическом развитии Россия всегда отставала от авангардных стран, что явилось следствием недостаточного общего развития ее социума и государства. Тем не менее, для нее также были характерны и демократические приливы, и консервативные отливы. Но сила их была слабее и результаты скромнее, чем в колыбели демократии – Европе.

В результате отставания, особенно в ХХ веке, основную часть которого страна шла оригинальным путем советского народовластия, опыт демократии (в общепринятом смысле) накапливался с трудом. Пойдя в начале 1990-х годов в начальную школу демократии, страна столкнулась с безудержной вольницей, при которой демократические институты зачастую не только не выполняли своих функций, а, напротив, дискредитировали саму суть своего предназначения. Очень быстро вольница стала угрожать не только самой демократии, но еще и целостности и даже самому существованию государства. Чтобы остановить негативное развитие событий, руководство страны пошло на определенные ограничения демократических норм. Полное преодоление этапа вольницы позволит, надо надеяться, отказаться от ограничений и постепенно, шаг за шагом, освоить все демократические ценности, накопленные человечеством.

Между глубинными экономическими и политическими процессами существует прямая и тесная связь. Формирующиеся в экономической сфере новые группы собственников, из которых постепенно вырастают слои и классы, объективно нуждаются в своей доле политической власти1. Чем сильнее этот слой или класс, тем больше его политические амбиции. Стремясь реализовать эти амбиции, новый класс апеллирует к народу, избирателям, к демократии. Однако демократия воспринимается новым классом не более чем средство для достижения власти. Народ же, веря какое-то время в обещания нового класса, также стремится стать субъектом политической жизни. Но без экономического благополучия, высокого уровня жизни реализовать народный идеал невозможно. Только народ, достигший высокого уровня жизни, не только имеет то, что надо защищать, но и становится мотивированным на такую защиту. Бедный народ либо индифферентен к политической жизни и выборам, в частности, либо – не более чем средство в руках властной элиты, которым легко манипулируют при достижении собственных целей.

Из этого следует, что общий алгоритм поведения властей должен напрямую зависеть от состояния общества, уровня его развития, общественного сознания, политической культуры. Чем выше этот уровень, тем больше свободы должно быть у народа, тем больше у него должно быть возможностей самостоятельно решать свои проблемы. Прежде всего, проблемы, связанные с формированием власти через систему выборов.

Третий раздел − Российская государственность между прошлым и будущем

Не вдаваясь глубоко в историю, автор рассматривает лишь опыт реформирования государственного устройства конца ХХ − начала ХХI веков и то, как этот вопрос рассматривается в научной литературе1. Чтобы понять суть происходящего в наше время, надо отчетливо понимать, что по мере формирования Российской империи между Центром и периферией складывались асимметричные, разноуровневые и во многих случаях договорные отношения.

Российский, а затем и советский унитаризм всегда имел большие особенности. В нем сочетались центростремительные и центробежные силы и три начала − унитарное, федеративное и конфедеративное. В зависимости от внутренних и внешних объективных и субъективных условий усиливалось и доминировало то одно из них, то другое. В конце 1980-х годов стало быстро крепнуть конфедеративное начало, перешедшее вскоре в полустихийный распад.

При осмыслении проблемы реформирования российской государственности неизбежно возникает следующий важный вопрос: что всегда скрепляло и что всегда разъединяло нашу страну? Скрепляли такие факторы, как генетическая близость славянских народов, единая вера (в советское время веру заменила коммунистическая идеология), внешние опасности, некоторые совпадающие интересы. Например, интерес совместной обороны от внешних врагов, интерес совместного освоения обширного пространства. Разъединяли такие факторы, как: полиэтничность, культурное и религиозное многообразие; неадекватность системы власти объективным условиям страны и времени, трудноуправляемая из единого центра огромная территория, ресурсная самодостаточность некоторых территорий, питавшая их веру в возможность независимого существования.

В зависимости от внутренней и внешней ситуации крепли то одни факторы, то другие. При этом ускорялись то центробежные, то центростремительные тенденции, а государство то консолидировалось, то, наоборот, распадалось.

Важным обстоятельством, всегда влиявшим на состояние государства и степень его сплоченности, был алгоритм действий центральных властей и особенно его соответствия уровню развития народов, населяющих страну и объективным потребностям момента. Если этот алгоритм был адекватным, государство было стабильным, динамично функционировало и развивалось и, наоборот.

Наиболее наглядно это проявилось и в поздние советские годы и в постсоветский период времени. Системные ошибки, допущенные в государственном строительстве в ХХ веке, наиболее ярко и наглядно проявились именно в это время. Первая из этих системных ошибок заключалась в том, что вопреки федеративным конституционным началам практика государственного строительства и функционирования государственного механизма развивалась фактически в унитаристском, жестко централизованном духе. В послевоенные десятилетия эта практика все больше противоречила объективному состоянию и интересам союзных республик и автономных образований.

Попытки М.С.Горбачева и реформаторского крыла КПСС модернизировать политическую систему1 и государственное устройство, перейти от унитаризма к подлинной федерации не могли увенчаться успехом, так как, во-первых, предлагаемая модель постоянно перекраивалась, что только усиливало общественный пессимизм относительно ее благоприятных перспектив и возможностей реализации и, во-вторых, социальная и экономическая ситуация быстро ухудшалась. Кроме этого монополия однопартийной политической системы, несколько десятилетий являвшаяся и двигателем, и мощным инструментом модернизации страны и казавшаяся многим по-прежнему достаточно адекватной новым историческим условиям, на самом деле превратилась в основной тормоз прогресса.

То, что КПСС фактически заменяла собой государственные структуры, позволяло ей в повседневной практике осуществлять идеи унитарного государства, имеющего в мононациональных государствах, как известно, немало преимуществ. Но в такой многосоставной во многих отношениях весьма сложной стране, как царская императорская Россия и СССР, унитаризм нес в себе больше разрушительного и центробежного, чем созидательного и центростремительного. Ко всему прочему унитаризм привел к тому, что к концу 1980-х годов опыт федеративного строительства и подлинно федеративных взаимоотношений в Советском Союзе был крайне скуден и более формален, чем реален. Иными словами, при наличии всех необходимых нормативных атрибутов федерализма и соответствующих правовых возможностей у союзных и автономных республик, других национальных образований, практика развивалась в направлении унитаризма. Чем дальше, тем больше это входило в противоречие с фундаментальными и постоянно возрастающими интересами и амбициями народов СССР (и в особенности их элит) и все чаще вызывало недовольство союзных и даже автономных республик.

Поэтому системный характер ошибок КПСС в государственном строительстве состоял в том, что содержание реальной политики в этой области не соответствовало изменившимся объективным обстоятельствам. Политика отставала от реальных интересов и потребностей. Кроме того она, эта политика, заметно опаздывала во времени и шла вслед за событиями, а не опережала их. Это воодушевляло и подталкивало националистически настроенные оппозиционные силы на все новые, еще более радикальные требования. В результате узел противоречий все больше запутывался и затягивался, а курс М.С.Горбачева на реформирование СССР все быстрее заходил в тупик.

Реформаторы 1990-х годов, возглавляемые президентом РФ Ельциным Б.Н. и реформаторы начала 2000-х годов, во главе которых стоял президент РФ В.В.Путин, совершили, как представляется, ряд системных ошибок, если, конечно, за основной критерий оценки этих ошибок принять определенные фундаментальные особенности Российского государства; асимметричность отношений Центра и регионов, вытекающая из целого ряда объективных факторов в основном природного этнокультурного и духовного происхождения; разноуровневый характер отношений; объективно неизбежная, сложившаяся исторически договорная база отношений.

Первая системная ошибка команды Ельцина Б.Н. состояла в том, что он оценивал роль России в СССР как равновеликую ролям других союзных республик, в то время как это была особая роль − роль фундамента и одновременно несущей конструкции всего государственного каркаса. Другой системной ошибкой Ельцина было то, что он полагал: достаточно, лишь отсоединить от локомотива − России вагоны − союзные республики и локомотив «налегке» помчится вперед, оставляя далеко позади свою обузу. Не понимая сути российской империи, сросшейся в течение веков в неразделимое целое, в которой Россия была основной частью единого организма, Ельцин с легкостью решился на прекращение существования слишком централизованного Союза, полагая, что в Содружестве независимых государств (СНГ) сохранится и единое экономическое, и таможенное, и налоговое, и другие пространства.

Еще одной системной ошибкой президента Ельцина было то, что взяв в начале 1992 г. курс на создание новой федерации, подписав вместе с главами всех субъектов РФ (за исключением Татарстана и Чечни) 31 марта 1992 г. новый федеративный договор, он на практике проводил конфедеративную политику. Это выразилось, прежде всего, в разноуровневых договорных отношениях между федеральным Центром и субъектами России. Первый договор о разграничении предметов ведения и полномочий между органами государственной власти Российской Федерации и органами государственной власти Республики Татарстан, был подписан 15 февраля 1994 г., а последний − 46 по счету − 16 июня 1998 г. с органами государственной власти города федерального значения Москвы.

Стремясь таким образом ввести широкое «половодье» суверенизации, разлившееся по всей России и грозившееся ее окончательно разрушить, в берега государственности и выстроить новую федерацию снизу, Ельцин выдвинул лозунг «Берите столько суверенитета, сколько сможете переварить». Но в процессе выработки договорных отношений, точнее говоря, торга с субъектами, асимметричность неизбежно брала верх, внося все больший диссонанс в государственную жизнь, развивавшуюся, как уже говорилось выше, в конфедеративном направлении, т.е. в направлении ускоряющейся дезинтеграции.

В ситуации 1990-х годов расчет президента Ельцина строился, судя по всему, на том, что субъектам надо дать как можно больше свободы в решении своих проблем, раз уж Центр не может оказать им существенной помощи. А дальше, когда обстановка улучшится, свободу можно и ограничить. Однако суверенизация реально привела к тому, что государственная жизнь все больше разбалансировалась. Быстро распадалось единое правовое, информационное, образовательное и прочие пространства. Угроза распада России становилась все более реальной. Поэтому перед Президентом Путиным В.В., пришедшему к власти в самом конце 1999 г., стояла крайне сложная задача − сохранить государство, не дать ему разрушиться.

О том, каким было состояние российского федерализма в конце прошлого столетия и какие проблемы и задачи пришлось решать, чтобы не допустить ее коллапса, достаточно четко и развернуто говорится в первых трех Посланиях Президента В.Путина Федеральному Собранию Российской Федерации 2000, 2001 и 2002 гг.

«Нужно признать,  констатировалось в Послании 8 июля 2000 г.,  в России федеративные отношения недостроены и неразвиты. Региональная самостоятельность часто трактуется как санкция на дезинтеграцию государства. Мы все время говорим о федерации и ее укреплении, годами об этом же говорим. Однако надо признать: у нас еще нет полноценного федеративного государства. Хочу это подчеркнуть: у нас есть, у нас создано децентрализованное государство.

При принятии Конституции России в 1993 году федеративная государственность рассматривалась как достойная цель, на которую придется много и кропотливо работать. В начале 90-х центр многое отдал на откуп регионам. Это была сознательная, хотя отчасти и вынужденная политика. Но она помогла руководству России добиться тогда главного и, думаю, была обоснована, она помогла удержать Федерацию в ее границах. Надо это признать, легче всего критиковать то, что было до нас.

Однако уже скоро власти некоторых субъектов Федерации начали испытывать прочность центральной власти. И ответная реакция не заставила себя ждать. Но хочу обратить ваше внимание. Ответная реакция пришла не из центра, не из Москвы, а из городов и поселков. Органы местного самоуправления также стали перетягивать на себя полномочия, в основном полномочия субъектов Федерации на этот раз. Теперь все уровни власти поражены этой болезнью. Разорвать этот порочный круг  наша общая святая обязанность.

Крайним примером нерешенных федеративных проблем является Чечня. Ситуация в республике осложнилась до такой степени, что ее территория стала плацдармом для экспансии в Россию международного терроризма. Исходной причиной здесь также было отсутствие государственного единства. И Чечня 99-го напомнила о ранее совершенных ошибках»1.

Дополняя эту картину некоторыми важными штрихами, Путин далее отметил: «Мы создали «острова» и отдельные «островки» власти, но не возвели между ними надежных мостов. У нас до сих пор не выстроено эффективное взаимодействие между разными уровнями власти… Центр и территории, региональные и местные власти все еще соревнуются между собой, соревнуются за полномочия»2.

Далее в Послании говорится о том, что конкретно было сделано центральной властью, и что еще предполагается осуществить, чтобы возвести между «островами» и «островками» надежные мосты.

Это, во-первых, создание федеральных округов и назначение в них представителей Президента России. «Суть этого решения,  подчеркнул Путин,  не в укрупнении регионов, как это иногда воспринимается или преподносится, а в укрупнении структур президентской вертикали в территориях. Не в перестройке административно-территориальных границ, а в повышении эффективности власти. Не в ослаблении региональной власти, а в создании условий для упрочения федерализма»3.

Второй шаг Центра определил возможность федерального вмешательства в ситуации, когда органами власти на местах нарушаются Конституция страны и федеральные законы, единые права и свободы граждан. Но речь шла и идет не только о правах и возможностях Центра по отношению к региональной власти, но и полномочиях последней по отношению к местным властям. «И руководители регионов,  отмечается в Послании,  должны иметь право влиять на местные органы власти, если они принимают неконституционные решения, попирают свободы граждан. Нам ни в коем случае нельзя ослабить властные полномочия региональной власти. Это то звено, на которое не может не опираться власть федеральная»1.

Следующий шаг Центра в направлении укрепления государственности был связан с реформой Совета Федерации, изменением принципов его формирования, образованием Государственного совета при Президенте России.

Одновременно с реформой механизма формирования верхней палаты был изменен и дополнен Федеральный закон «Об общих принципах организации местного самоуправления в Российской Федерации». Эти изменения и дополнения дали право президенту страны, как и руководителям высших исполнительных органов государственной власти субъектов РФ досрочно отрешать от должности (или письменно предупреждать о возможности принятия соответствующих мер) глав муниципальных образований. Основанием для таких действий должны быть решения судов.

Как реформа Совета Федерации, так и изменения в системе местного самоуправления, дополненные введением семи федеральных округов во главе с назначаемыми полномочными представителями президента, направлены на повышение уровня и эффективности управления страны, воссоздание в стране единого правового поля.

Чтобы не отстранять губернаторов и других руководителей исполнительных органов страны от решения общегосударственных задач Указом Президента РФ от 1 сентября 2000 г. был образован Государственный совет РФ, являющийся, как говорится в ст. 1 Положения о нем, «совещательным органом, содействующим реализации полномочий главы государства по вопросам обеспечения согласованного функционирования и взаимодействия органов государственной власти». Председателем Госсовета является президент страны, а членами  по должности высшие должностные лица (руководители высших исполнительных органов государственной власти) субъектов РФ.

Для решения оперативных вопросов формируется президиум Госсовета в составе семи его членов. Персональный состав президиума определяется Президентом РФ и подлежит ротации один раз в полгода.

Задачи, состав и организация, а также порядок работы Госсовета определяется Положением об этом органе, утвержденным Указом Президента РФ также 1 сентября 2000 г.2

Шаги, предпринятые центральной властью в 2000 году, позволили В.В.Путину констатировать в своем Послании Федеральному Собранию 2001 года, что «период расползания государственности  позади» и что «дезинтеграция государства  о котором говорилось в предыдущем Послании  остановлена»1.

Обосновывая свой вывод, президент еще раз напомнил о сделанном. «Разработали,  отметил он, и приняли федеральный пакет  пакет федеральных законов. Провели реформу Совета Федерации. Первые результаты дала работа полпредов в федеральных округах. Создан и активно действует Государственный совет. У России, наконец, появились утвержденные Законом государственные символы»2.

* * *

За годы, прошедшие после обретения Россией полного суверенитета, т.е. начиная с декабря 1991 г., реформирование государственного устройства прошло через 4 основных этапа и вступило в 5-й.

Первый из этих этапов связан с выработкой нового федеративного договора, который готовился ускоренными темпами и был подписан 31 марта 1992 г., т.е. уже через три месяца после развала СССР. Кроме президента России Б.Н.Ельцина этот договор подписали руководители всех субъектов РФ за исключением президентов Татарстана и Чечни, т.е. М.Шаймиева и Д.Дудаева. (Башкортостан подписал этот договор с оговорками).

Второй этап связан с разработкой отдельного договора о разделе полномочий и предметов ведения с Татарстаном. Процесс затянулся на неполные два года и завершился лишь 15 февраля 1994 г. подписанием договора сроком на 5 лет.

Договорные отношения этой республикой (в отличие от всех остальных субъектов) продолжаются до сих пор. Последний раз договор с ней был подписан Кремлем 26 июня 2007 г. и, хотя он не столь значимый, как договор 1994 г., он все же свидетельствует об особых отношениях между Москвой и Казанью.

Договор с Татарстаном оказался для многих областей и республик России заразительным примером, и уже вскоре после 15 февраля 1994 г. начался процесс разработки и подготовки к подписанию договоров с другими субъектами. Подписанием в декабре 1995 г. договора со Свердловской областью было положено начало третьему этапу государственного строительства в России. На этом этапе, длившемся до лета 1999 г., один за другим подписывались договоры не только с национальными автономиями, но административными субъектами с преобладающим русским населением. Общим итогом этого этапа было подписание 54 договоров (по другим данным − 44) между Центром и субъектами РФ. Не удивительно, что такое количество заметно отличавшихся друг от друга договоров очень быстро привело к рассогласованию не только единого правового, но и экономического, финансового, информационного, образовательного и других полей. Угроза быстрой дезинтеграции единого некогда государства быстро прогрессировала. Здравомыслящих российских политиков это не просто настораживало, но и сильно беспокоило. Поэтому на следующем, четвертом этапе процесс начал разворачиваться вспять, или, иначе говоря, начался процесс консолидации и централизации. И если первые три этапа, характеризующиеся быстропрогрессирующей и явно избыточной децентрализацией государственного устройства России связаны с именем президента Ельцина Б.Н. и его программной установкой «Берите столько суверенитета, сколько сможете переварить», то четвертый этап − централизации − с именем президента В.В.Путина. На этом этапе, длившемся до лета 2007 г., не только не культивировалась практика договорных отношений, а, наоборот, все они были либо аннулированы, либо прекращали свое действие в связи с истечением срока, на который были подписаны. По указу В.В.Путина все договоры с субъектами РФ прекратили свое действие в июле 2002 г. Однако консолидация и централизация государства по В.Путину характеризовалась не только этим, но и тем, что было создано семь федеральных округов с полпредами президента во главе, был реформирован Совет Федерации и создан Государственный Совет, все, точнее говоря, все региональные нормативные акты, противоречившие Конституции РФ и федеральному законодательству, были отменены, была перестроена партийная система и изменена система выборов депутатов Госдумы и т.д.

* * *

Решительность действий В.Путина по консолидации государственного организма неоднозначно трактуется экспертами и аналитиками. По мнению некоторых, такого рода централизация противоречит не только общемировой тенденции, характеризующейся децентрализацией, но и интересам самой России, так как стать сильной Россия может только при сильных регионах. Стать таковыми они могут лишь имея соответствующие необходимые для этого свободы и возможности. Именно к этому они настойчиво стремятся. Наиболее настойчив в своих действиях, как и раньше, Татарстан. И также как в начале 1990-х годов Центру вновь пришлось ему уступить, и 26 июня 2007 г. подписать с ним новый договор. Возникает вопрос: это будет исключение или начало нового договорного раунда с республиками?

Новый президент России Д.А.Медведев пока еще не обозначил четко свою позицию по проблеме взаимоотношений Центра и регионов России. В его Послании Федеральному Собранию РФ, обнародованному в Кремле 5 ноября 2008 г., больше говорится о реформе политической системы. В нем речь идет о корректировке Конституции, о поправках в закон о партиях, об изменениях в формировании Совета Федерации, о сокращении территориальных органов исполнительной власти, о государственных приоритетах, о демократии. об основных ценностях нации, о бюрократии, о коррупции, об экономическом кризисе и, наконец, о военном ответе России на развертыванием в Восточной Европе элементов стратегической ПРО США1.

Поскольку реформирование российской государственности осталось незавершенным, к этому вопросу российские власти, надо полагать, будут возвращаться еще не раз. Размышления о российской государственности хотелось бы обобщить следующими выводами.

Каждая эпоха предъявляет свои требования к сущности, формам и функциям государства. Нынешняя эпоха, характеризующаяся ускоренным переходом к демократии, требует, чтобы деятельность государства, независимо от типа и формы его устройства, была подконтрольной, понятной и открытой для граждан. И унитарное, и федеративное государство должны в равной мере быть сегодня демократичными и эффективными. Особенно трудно решать эту задачу в федеративном государстве  одном из наиболее сложных государственных устройств. Это объясняется тем, что именно в федерации приходится согласовывать и приводить к общему знаменателю разновекторные и нередко противоречивые интересы различных народов, конфессий, культур, традиций, территориальных образований, обладающих своеобразными природными, климатическими и иными особенностями.

Познавая, как трансформируется сущность государства, важно прежде всего видеть, как меняются влияющие на нее объективные внутренние и внешние факторы жизнедеятельности страны. К числу этих факторов относится прежде всего уровень социально-экономического развития общества в целом и различных народов, населяющих страну; степень свободы, включая религиозную; уровень возможностей для реализации самых разнообразных интересов людей и т.д. Чем выше уровень развития общества, тем выше его потенциал и его возможности, но также и его запросы. Чем больше возможностей у народа для реализации и удовлетворения своих интересов, тем комфортнее он себя чувствует и тем стабильнее ситуация в стране, но тем сложнее его жизнь и тем сложнее ее организовывать.

Сущность государства и его функции особенно заметно меняются тогда, когда возникает зрелое гражданское общество. Если до его появления государство было орудием защиты интересов главным образом тех, кто обладал властью и собственностью, то с его возникновением оно становится также инструментом защиты интересов граждан, народов, наций.

При своей относительной стабильности сфера взаимоотношений между обществом и государством не может быть причислена к тем областям, где ничего не меняется, даже если в этих отношениях господствует дух партнерства, взаимопонимания и взаимодействия. В обществе и государстве, как и в любых других живых организмах, повседневно идут самые разнообразные количественные и качественные изменения, неизбежно отражающиеся на мировоззрении, психологии и настроениях людей. Учитывать эти изменения, строить в соответствии с ними свои отношения с другой стороной  важная задача властей. Если во взаимоотношениях общества и государства, общества и власти долгое время ничего не меняется, рано или поздно в них наступит трудно преодолеваемый кризис.

В истории России такие кризисы случались не раз. Последний мы переживаем сейчас. Но он особенный. Прежде всего потому, что этот кризис усугубился кризисом типа и формы государственного устройства. Ситуация осложняется тем, что сейчас нам необходимо разобраться в том, какой по своей сути должна быть федерация в России: конституционной, конституционно-договорной, симметричной или асимметричной?

При рассмотрении этого вопроса нельзя будет обойти стороной и такие темы, как партии, партийные системы, гражданское общество, идеологии. Все эти темы находятся в центре внимания российских политологов. Этим темам посвящен − IV раздел исследований автора − «Политические институты, общественные структуры и процессы».

Начиная со средины XIX в., т.е. с момента активного перехода Европы к демократии, всю большую роль в политической системе в государственной и общественной жизни стали играть политические партии и партийные системы1. Это происходило потому, что именно политические партии не только аккумулируют, но и артикулируют и отстаивают наиболее важные интересы и устремления различных социальных групп, слоев и классов. В ситуации, когда государство стало все больше отдаляться от основной массы населения и не выполнять в достаточной мере свои функции выразителя интересов этой массы, потребовались организации, способные заполнить эту брешь и выполнить эту миссию. Политические партии, занимающие по своей природе промежуточное положение между гражданским обществом и государством, идеально подходят для такой миссии. Если они, разумеется, не бутафорские и не марионеточные. Однако главная проблема в любой стране состоит в необходимости согласования, как правило, противоречивых интересов различных социальных страт и подведения под них общего знаменателя в виде согласованных компромиссных решений. Эту задачу можно реализовать лишь посредством системы и необходимых для этого механизмов согласования интересов и выработки общезначимых решений.

В различных политических системах встроенные в них партийные системы играют различные концептуальные и сущностные роли.

Для каждого типа политической системы характерен особый тип взаимоотношений и взаимодействий с партийной системой. Для начала рассмотрим, как складываются отношения между тоталитарным политическим устройством1 (прежде всего государством) и соответствующей ему партийной системой. Назовем этот тип взаимоотношений тоталитарным и отметим, что он может образоваться лишь в стране с невысоким уровнем общего и политического развития населения и при наличии благоприятной для возникновения такой системы внутренней и внешней ситуации. Такая ситуация складывается (образуется), как правило, при угрозах, которые должны быть достаточно значительны и очевидны для нации, чтобы она согласилась на всевозможные ограничения ради выживания. Но и в этом случае роль уровня развития нации, ее менталитета играют приоритетную роль.

При таком устройстве правящая партия, выступающая идеологом и архитектором формирования нового государственного устройства, превращается в абсолютного монополиста, полноправного хозяина, а ее лидер-вождь – в диктатора. Государственный аппарат становится инструментом абсолютной власти в руках партии и вождя. Государство приватизируется партией и превращается в партию-государство.

В таком устройстве и в таком типе взаимоотношений заключены большие достоинства и вместе с тем огромные недостатки. В чем же состоят достоинства?

На этапе, когда требуется максимальная мобилизация (например, на этапе опасного отставания страны в какой-либо жизненно важной области или на этапе ведения войны или другой опасной для страны ситуации), тоталитарная система предстает перед нами как весьма эффективная. Концентрируя и направляя в соответствии с волей руководства партии партийной идеологией и партийной программой весь потенциал страны на решение наиболее важных и сложных внутренних и внешних задач, как их понимает господствующая партийная элита, тоталитарная система способна достичь выдающихся успехов и притом в кратчайшие исторические сроки. Высокая эффективность достигается, однако, лишь в том случае, если страна богата людскими и иными ресурсами. Но кроме ресурсов необходима также крупномасштабная, высокая, увлекательная идея, признаваемая всей нацией как жизненноважная не только на текущий момент, но и на перспективу. Эта идея, прямо связанная с идеологией господствующей партии, становится своеобразной государственной идеей фикс, ради которой общество готово терпеть не только всевозможные лишения, но и жертвовать собой в критических ситуациях.

Благодаря этому задачи, которые ставят партия и ее вождь, выступающий от имени партии, могут быть решены в максимально сжатые сроки и с достаточно высокой степенью эффективности. Примеров, подтверждающих сказанное, в советской истории достаточно. Достаточно вспомнить индустриализацию и культурную революцию в СССР, войну против немецкого фашизма, послевоенную реконструкцию народного хозяйства, создание ракетно-ядерного щита, освоение космоса, природных ресурсов Западной Сибири и т.д.

Важное достоинство тоталитаризма со временем неизбежно превращается в серьезный недостаток. Состоит он в том, что монополия партии-государства на все и вся сковывает энергию и предприимчивость народа, превращает большинство в вынужденного пассивного наблюдателя, ждущего команды или, хуже того, в иждивенца. Это, несомненно, значительно тормозит общий прогресс. Другой порок заключается в том, что решение цели достигается, как правило, очень высокой ценой, с большими людскими потерями и, как правило, в ущерб решению других серьезных проблем, главным образом социальных. К сказанному нельзя не прибавить неизбежные массовые жестокие репрессии, сопровождающие тоталитаризм, а также все возможные унизительные ограничения свободы людей, попрание их личных прав и человеческого достоинства. Именно поэтому тоталитарная система вызывает не только массовый скрытый, а иногда и открытый протест населения, что в конце концов и приводит ее к гибели. Поэтому есть все основания считать, что тоталитарная система, изначально запрограммирована на самоуничтожение.

Следующим серьезным изъяном тоталитарного типа взаимоотношений между политической и партийной системами является то, что неверное определение целей и задач влечет за собой огромные затраты различных ресурсов (нередко впустую) и, самое главное, движение в неверном направлении. Именно это приводит к удлинению пути развития, негативно сказывается на состоянии общества, обнаруживающего в какой-то момент времени, что правящие силы неверно определили цель и задачи движения, что огромные ресурсы израсходованы напрасно и что многое придется переделывать. Наступает период осмысления пройденного пути. Разочарований, растерянности, недовольства. Все это превращается в Смуту и сопровождается апатией значительной части населения, социальным брожением, критикой властей, увеличением отставания от других стран и многими другими негативными явлениями.

Здесь следует оговориться, что общество с низким или невысоким уровнем развития и такими же запросами относится к недостаткам тоталитарной системы достаточно терпеливо. Если человеку нечего или мало что терять, то цена потерь для него не столь значительна, как и переживания по поводу этих потерь. И наоборот. Чем выше уровень развития общества, тем оно восприимчивее к цене преобразований и потерям и, естественно, требовательнее к действиям властей.

Устав от долгого сверхнапряжения, всевозможных ограничений и самоограничений, не видя обещанного светлого будущего, райского изобилия и несущего всеобщее процветание мирового господства, общество начинает все настойчивее требовать перемен и ослабления обручей тоталитаризма. Не реагировать бесконечно долго на состояние общества, на социальное брожение, ни одна власть, включая тоталитарную, не может. Хотя именно тоталитарная система, в отличие от демократической, не торопится это делать, тянет до последнего, пока, как говорится, гром не грянет, или пока не становится очевидным, что эпоха перемен неизбежна, что оттягивать преобразования становится для нее все более опасным.

Кто же должен определить степень усталости социума и, соответственно необходимость и момент перехода от одного состояния к другому? Это задача правящих сил (читай – властвующей элиты или хотя ее части) и, безусловно, партии, как аккумулятора и индикатора настроений масс. Если эти силы, конечно, не оторвались от масс окончательно и не потеряли способность к адекватному анализу ситуации и такой же адекватной реакции.

Когда наступает момент, указывающий на необходимость перемен и тем более полного отказа от устаревшей тоталитарной модели, роль правящей элиты и партии многократно возрастает. Отказ от тоталитаризма, переход к авторитарному устройству, сопровождающийся ослаблением диктатуры сначала, как правило, в экономической области1, а затем постепенно в политической и идеологической, проходит успешнее там, где партийно-политическая элита уверенно руководит этим процессом, зная, почему, что и как надо делать и куда следует двигаться. Наглядным положительным примером здесь служит Коммунистическая партия Китая и не менее наглядным отрицательным примером – КПСС.

Переход к новому общественно-политическому устройству влечет за собой и изменение типа взаимоотношений и взаимодействий между политической системой, в первую очередь, государством и правящей партией. Если партия способна адекватно реагировать на изменения в настроениях и запросах общества, понимает особенности времени и состояние внешнего мира, она, скорее всего, будет способна возглавить трансформацию и одновременно самообновиться и наоборот. Судьба ее также будет известна в обоих случаях. Но в любом случае это будет непростая судьба. К сказанному следует добавить, что, решаясь на радикальную трансформацию, партия должна быть готова и к тому, что рядом с ней должны неизбежно появиться другие мощные силы, оппоненты, также претендующие на первые роли.

Для правящей тоталитарной партии такая ситуация – это момент истины, момент проверки на зрелость, прочность и умение выживать. Это также момент крайнего напряжения всех сил, прежде всего интеллектуальных. Фактически в этот момент партия испытывается, образно говоря, на способность и готовность наступить на горло собственной, такой родной, привычной тоталитарной песни, чтобы, переродившись, выжить. И поскольку в любой партии, но особенно тоталитарной, всегда есть ортодоксальные и консервативные силы, без ожесточенной борьбы такой переворот (на самом деле идейно-политическая революция) произойти не может. Победа консервативных сил – это путь к полному банкротству партии и потере ее абсолютной власти. Пример КПСС показал это весьма убедительно.

К этому прибавилась еще и трагедия распада страны, резкого многократного падения уровня жизни абсолютного большинства ее граждан и многие другие беды.

Триумф реформаторов открывает дорогу обновлению, перспективу трансформации и партии, и политической системы в целом, всех сфер государственной и общественной жизни. Дорога, ведущая к обновлению, разумеется, также не усыпана розами, реформы сложны и дорогостоящи, но все это не идет ни в какое сравнение с трагедией, берущей начало в победе консервативных сил.

Что же необходимо для того, чтобы в тоталитарной партии возобладали реформаторы, а не консерваторы? Необходима, прежде всего, ясная программа действий, основанная на глубоком и всестороннем анализе альтернатив развития. Безусловно, необходимо также, чтобы в эту программу искренне верили те, кто понимает, что без обновления партии, ее глубокого реформирования невозможна и модернизация политической системы. Партия – ядро системы, ее основной генератор и двигатель. Поэтому начинать надо именно с ее обновления. Давая себе при этом отчет, что может случиться и раскол партии на разные фракции. Если организационное единство сохранить невозможно, то надо смело решаться на размежевание и раскол.

Демократическую политсистему невозможно представить без устойчивого и постоянного взаимодействия с гражданским обществом1. Давно сформировавшиеся и ставшие чуть ли не аксиоматичными (не только в политологии) представления о гражданском обществе сводятся к тому, что такое общество может быть реальным и действенным только лишь при зрелой демократии, высоком уровне развития общества и государства и, разумеется, наличии политически образованных и активных граждан. Все эти критерии и параметры, бесспорно, важны и необходимы для зрелого гражданского общества. Однако нельзя себе представить, в том числе методологически, чтобы такое зрелое гражданское общество вдруг возникло из ничего и одномоментно. Как и всякое общественное явление, гражданское общество имеет свои истоки и этапы развития. Но это не все. С точки зрения автора, существуют еще различные типы гражданского общества. Речь идет не только о западных и восточных типах гражданского общества, весьма различающихся между собой, но и гражданских обществах, относящимся к различным социально-политическим системам. Здесь уместно обратить внимание на то, что качественные характеристики того или иного этапа развития гражданского общества зависят не только от того, на какой стадии своей истории находится общество, но и от соотношения городского и сельского населения, классовой стратификации, производственной концентрации и других обстоятельств.

Значительно сложнее, конечно объединять людей, которые рассредоточены, не могут ясно определить свои интересы, потенциал своей организованной защиты и пр. Поэтому наряду с определенной государственной политикой в отношении своих граждан и их организаций, важное значение имеют и разнообразные объективные обстоятельства, характеризующие качественное состояние общества.

Однако невысокий уровень гражданского самосознания и определенная его направленность характерны не только для общества с низким общим уровнем развития. Такое состояние вполне возможно и для общества, живущего при тоталитарном или жестком авторитарном режиме. Эта проблема настолько важна и актуальна для нас и других транзитных стран, что требует специального рассмотрения. Однако прежде необходимо остановиться на другом крайне важном и для науки, и для практики вопросе: существует ли гражданское общество в тоталитарных и авторитарных странах и, если существует, то какова его характеристика? Позиция большинства ученых на этот счет достаточно категорична: в таких странах гражданского общества нет и быть не может по определению. Раз нет благоприятных условий для его существования и эффективной деятельности, то о чем можно говорить1.

Точка зрения автора по этому вопросу отличается от общепринятой и изложенной во многих трудах. Состоит она в том, что в таких странах существует зачаточное гражданское общество если мерить его строгими демократическими мерками, точнее говоря, протогражданское общество, или же гражданское общество особого типа, если подходить к вопросу диалектически. Что это значит? Это значит, что и тоталитарные, и авторитарные государства, заботящиеся, как и демократические, о своей устойчивости и долговечности своего существования, не только вынуждены, но и заинтересованы в создании всевозможных общественных организаций неполитического характера, которые служили бы власти и позволяли бы ей воздействовать на общество в ее интересах. Поэтому, несмотря на определенную опасность, исходящую от этих организаций, и тоталитарное и авторитарное государство не только позволяет своим гражданам самоорганизовываться и создавать различные союзы, ассоциации, клубы и пр., но нередко само инициирует их создание, веря в то, что они будут надежными инструментами его воздействия на общество. Так оно, в общем-то, и есть, но до поры до времени. Реальная ситуация такова, что эти организации граждан не только служат действующим властям, но и своим членам, т.е. интересам определенной части общества и, именно это делает их де факто структурами, функционально близкими к структурам подлинного гражданского общества. Однако между первыми и вторыми есть существенная, но не принципиальная разница. Она состоит в том, что основная функция структур, создаваемых по воле или с великого благословения всесильного тоталитарного или авторитарного государства – служение этому государству, в то время как служение людям стоит на втором плане. При зрелом гражданском обществе все как раз наоборот. Эта разница весьма существенная, но, как представляется, все же не принципиальная. Потому что служение интересам людей, безусловно, присутствует.

В подтверждение сошлемся на то, что и в СССР, и в других социалистических странах существовало и действовало большое количество разнообразных общественных организаций фактически во всех сферах социальной жизни. И это не только не противоречило действующему законодательству, начиная с Основного закона, а наоборот, было им разрешено. Так уже в первой советской Конституции, принятой V Всероссийским съездом Советов 10 июля 1918 года в ст.16 говорилось: «В целях обеспечения за трудящимися действительной свободы союзов Российская Социалистическая Федерация Советская Республика, сломив экономическую и политическую власть имущих классов и этим устранив все препятствия, которые до сих пор мешали в буржуазном обществе рабочим и крестьянам пользоваться свободой организации и действия, оказывает рабочим и беднейшим крестьянам всяческое содействие, материальное и иное, для их объединения и организации»1.

В Конституции 1924 года не было ни одной статьи, в которой говорилось бы о правах граждан или об общественных организациях. В ней содержалось лишь два раздела: первый был посвящен Декларации об образовании СССР, а второй – Договору об образовании СССР1.

Зато в Конституции 1936 г. имелась специальная Х глава – «Основные права и обязанности граждан», 126 статья которой гласила: «В соответствии с интересами трудящихся и в целях развития организационной самодеятельности и политической активности народных масс гражданам СССР обеспечивается право объединения в общественные организации: профессиональные союзы, кооперативные объединения, организации молодежи, спортивные и оборонные организации, культурные, технические и научные общества, а наиболее активные и сознательные граждане из рядов рабочего класса, трудящихся крестьян и трудовой интеллигенции добровольно объединяются в Коммунистическую партию Советского Союза, являющуюся передовым отрядом трудящихся в их борьбе за построение коммунистического общества и представляющую руководящее ядро всех организаций трудящихся, как общественных, так и государственных»2.

Конституция 1993 года также имеет специальную главу 2-ую – «Права и свободы человека и гражданина», в которой (ст.30) констатируется: «1. Каждый имеет право на объединение, включая право создавать профессиональные союзы для защиты своих интересов. Свобода деятельности общественных объединений гарантируется.

2. Никто не может быть принужден к вступлению в какое-либо объединение или пребывание в нем»3.

Интересно отметить, что авторы энциклопедического словаря, раскрывая понятие «Гражданское общество», отмечают, что «действующие зарубежные конституции…, как правило, не содержат разделов, посвященных гражданскому обществу. Наиболее старые из них вообще не касаются проблематики гражданского общества; это, в частности, и позволило им пережить коренные общественные трансформации. … В конституциях «второго поколения», принятых во второй половине 20 в., прослеживается бóльшее внимание к институтам гражданского общества, в том числе к социально-экономическим отношениям. … Иное дело бывшие конституции социалистического типа, открывавшиеся развернутыми разделами об общественном устройстве; это было по-своему логично, ибо речь шла о полностью огосударствленном обществе, которое могло функционировать только в предписанных ему государственной властью направлениях и формах.

При подготовке Конституции РФ 1993 г. предлагалось включить в нее раздел «Гражданское общество». Это означало бы, однако, подчинить складывающиеся в сложный переходный период новые общественные отношения заранее предустановленной регламентированной схеме. Отказавшись от такой схемы, Конституция вместе с тем закрепила в первых двух главах («Основы конституционного строя» и «Права и свободы человека и гражданина») основные условия и предпосылки, необходимые для формирования новой экономической системы и гражданского общества в целом. К ним относились: равенство всех форм собственности, единое экономическое пространство, широкий круг прав и свобод, в том числе обеспечивающих свободу экономической деятельности, свободу труда, активность различного рода общественных объединений, государственное покровительство семье и другим нуждающимся в таком покровительстве институтам гражданского общества1.

Какой же вывод можно сделать из всего вышесказанного применительно к вопросу о том, есть ли основания считать, что гражданское общество возможно и в тоталитарных, и в авторитарных странах.

Не только конституционные положения, но и положения других законов, конкретные факты, связанные с деятельностью многочисленных общественных организаций в этих странах дают достаточно оснований считать, что своеобразные гражданские общества в них существуют и, более того, достаточно успешно функционируют, защищая конкретные разнообразные интересы конкретных граждан.

Конечно, отношения с властью такие общества строят иначе, чем отношения между подлинно демократическим государством и зрелым гражданским обществом.

В первом случае, т.е. в тоталитарных и авторитарных странах, это будут отношения типа «хозяин–слуга», а тип гражданского общества можно определить как сервильный. Во втором же случае – это будут партнерские отношения, а тип гражданского общества, соответственно партнерский. Какой тип более эффективен и рациональнее, говорить и доказывать, очевидно, не имеет смысла.

Но чтобы сложился второй тип, надо иметь многое: прежде всего развитое демократическое государство и развитое сообщество граждан, хорошо осознающих свои интересы, стремящихся их защитить и понимающих, как это делать. На этапе развития «хозяин–слуга» и первое, и второе находятся в зародышевом состоянии. Но без зародыша, как известно, не бывает и плода.

Заканчивая изложение темы о гражданском обществе, отметим, во-первых, что тема эта – весьма актуальная для России – нуждается в дальнейшем научном осмыслении. Во-вторых, нынешнее российское гражданское общество, находящееся (по меркам зрелого западного гражданского общества) на начальном этапе своей истории, на самом деле, с точки зрения автора, представляет собой особый, т.е. переходный тип гражданского общества, при котором его сервильный характер, типичный для тоталитарного и авторитарного государства, должен приобрести партнерский характер. Чтобы это состоялось, необходимы и значительная трансформация государства, и не менее значительная трансформация общества. Важно и то, что существуют не только различные типы гражданских обществ, характер и особенности которых заметно различаются от страны к стране (подобно тому, кстати говоря, как различаются демократические устройства различных стран), но и различные этапы развития и различные степени зрелости этих обществ.

В переходные эпохи, особенно такие, которые следуют за социальными революциями, коренной трансформации подвергаются все стороны общественной и государственной жизни. Не является исключением не только гражданское общество, но и элиты1.

Отлаженные в досмутные годы механизмы формирования политической и иных элит, в переходные эпохи либо вообще отбрасываются, либо значительно трансформируются и видоизменяются. От того, каков будет новый механизм, в значительной степени зависит будущее страны, общества и государства. Потому что от механизма и эффективности его работы зависит, какой станет элита.

Если механизмы воспроизводства и рекрутирования элит нарушены, разбалансированны, то дела в стране явно пойдут наперекос. Поэтому главная задача революционеров и реформаторов, затевающих и осуществляющих планы по модернизации страны (общества и государства), состоит в том, чтобы основательно подумать наперед, с какими инструментами они будут реализовывать задуманное и, прежде всего, созидать новое после разрушения старого. Элита, безусловно, играет среди этих инструментов ведущую роль. Но при разных режимах различную. При этом осмысления требуют такие аспекты, как состав элит (особенно политико-административной), который должен соответствовать характеру социально-экономической системы, целям и задачам господствующего класса (гегемона); механизмы трансформации воспроизводства; функциональные характеристики (особенно высшего эшелона).

Закономерность трансформации элит такова, что если господствующий в ней костяк (ядро), сформированный главным образом из представителей основного экономического класса, не инкорпорирует в себя добровольно и своевременно представителей растущего нового слоя собственников, то между основными общественными системами – политической и экономической – и их элитами возникает все возрастающее напряжение. Со временем (если не решать эту проблему эволюционно) это напряжение превращается в кризис или даже революцию с тяжелыми последствиями. Поэтому во все времена крайне важна роль социальных лифтов, которые своевременно решают проблему своевременного обновления элит, особенно политико-административных.

Однако при переходе от индустриального к постиндустриальному, информационному обществу, когда заметно падает роль собственности и растет роль интеллектуального труда, процесс элитообразования неизбежно сильно трансформируется. В этой ситуации неизбежно возрастет роль меритократии.

В истории случаются ситуации, когда на время закономерности социально-экономического и политического развития уступают место «вывихам», которые подчас достаточно сложно вернуть на прежнее место (Октябрьская революция 1917 г. – это большой «вывих», равный тектоническому сдвигу и, как это ни удивительно, революция начала 90-х годов прошлого века – это тоже «вывих», но малый). В своеобразное «вывихнутое» положение попадают и элиты, а также механизмы их трансформации, которые сильно деформируются.

Особенность советской номенклатуры – рабочее-крестьянский состав. Такое происхождение априори (особенно поначалу) не в состоянии обеспечить ее способность к исполнению своих институциональных функций. Впоследствии это компенсируется системой образования и селекции. Закономерность формирования элиты преимущественно из доминирующего экономического класса был нарушен в 1917 году, поскольку не связанная напрямую с собственностью политическая элита не имеет прочных корней в экономической сфере и не может чувствовать себя уверенно. Поэтому измена партийно-советской номенклатурной элиты своей идеологии и политическому строю в конце 80-х – начале 90-х прошлого века было не случайным явлением и, так сказать запрограммированным самой природой. В это время политическая сфера восстановила связь с экономической, заменив право распоряжаться собственностью и ресурсами на право владеть ими не только де факто, но и де юре.

Номенклатура (особенно из рабочих и крестьян) не может обойтись без профессионалов из интеллигенции. Поэтому приток в элиту «со стороны» неизбежен.

Но и новая-старая элита также нуждается в помощниках. Правда, теперь они становятся наемными работниками.

Вхождение (точнее – вторжение) представителей бизнеса во власть в 1990-е годы в России по своей сути отличается от естественного процесса в обычных условиях. Олигархический и криминальный капитализм стремится переделать на свой лад не только бизнес, но и политическую систему, что создает серьезную проблему ее дальнейшего окультуривания. Из этого следует, что систему и механизмы формирования адекватной, т.е. высоко профессиональной и функциональной элиты, необходимо основательно осмыслить, а затем уже создать. Представляется, что элита и, прежде всего, политико-административная, должна формироваться не только из выходцев новых экономических слоев, но и специально подготовленных государственных служащих. Что касается механизмов и критериев формирования такой элиты, то они, на взгляд автора, должны быть комбинированными, т.е. и партийными (партийные лифты), и государственными и общественными (через систему выборов). В каждом из этих механизмов должны быть свои критерии и правила селекции. Иначе говоря, эти механизмы должны быть основаны на формализованной базе. Особой чертой этих механизмов в современных условиях, в сравнении с прежними, должна быть значительная роль электората (и партийного, и общественного), регламентированная базовыми нормами.

Вообще же избирательная система играет важную роль как в формировании политической элиты, так и политической культуры и укреплении демократических институтов в целом. Однако в тоталитарных странах эта роль минимизирована и формализована, что обусловлено диктатом правящей партии и ее руководством.

В современной России избирательная система1 прошла через четыре трансформации, а пятая началась осенью 2008 г., вскоре после обнародования президентом страны Д.А.Медведевым своего послании Федеральному Собранию РФ. На каждом из пройденных этапов корректировалось электоральное законодательство, менялись не только нормы выборов, но и их принципы. Наиболее существенные изменения в этой области произошли в мае 2005 г., когда президент России Путин В.В. подписал новый закон «О выборах депутатов Государственной Думы Федерального Собрания Российской Федерации», вступивший в силу 7 декабря 2006 г., т.е. за год до проведения выборов в Госдуму в 2007 г. В соответствии с этим законом, Госдума стала формироваться исключительно по пропорциональной системе выборов, заменившей собой мажоритарно-пропорциональную (смешанную) систему, существовавшую с 1993 г. Кроме того, с 5% до 7% вырос заградительный барьер, запрещено создание предвыборных блоков и союзов, введены другие новшества. Электоральные нововведения вызвали неоднозначную реакцию в российском обществе. На взгляд автора, отказ от прежней системы выборов был поспешным и в целом неоправданным. Хотя бы потому, что в переходные периоды крайне важно формировать не только эффективные партии и партийную систему (эту задачу лучше решает пропорциональная система), но и выявлять и поднимать по социальной и властной лестнице неординарных, талантливых лидеров. С этой проблемой лучше справляется мажоритарная система, а в совокупности обе эти системы адекватнее реализуют важную задачу формирования новой партийной системы − остова новой политической системы и корпуса новой элиты.

Своеобразным компасом во всех этих переходных трансформациях должна служить доминирующая политическая идеология2. На необходимость ее создания отечественные правящие круги стали обращать внимание только в последние годы. Речь идет о концепции «суверенной демократии». Однако создание новой идеологии требует глубокого понимания методологии и различных этапов ее формирования, знания национальных особенностей ее имплантации в массовое сознание и укоренения в нем. В переходные времена осуществление этой задачи усложняется реструктуризацией интересов социальных страт, переменчивостью вектора политических процессов, частыми изменениями в расстановке и конфигурации политических сил и т.п. Однако в любом случае процесс внедрения политических идеологий в общественное сознание непростой и нескорый. А генезис идеологии, начиная с ее зарождения в умах теоретиков и заканчивая превращением в партийную или государственную идеологию, а тем более в систему национальных идейных ценностей, представляет собой крайне сложный процесс.

Заключение. Объективный всесторонний анализ текущих политических и иных процессов − дело сложное. Чтобы быть уверенным в обоснованности и достоверности своих выводов, оценок и прогнозов, автору надо, во-первых, достаточно ясно и глубоко знать предмет своего исследования и, во-вторых, четко видеть его цель и задачи. В данном случае, речь идет о политической науке в современной России, которая в еще очень юном для общественной науки возрасте должна реагировать на сложные трансформационные процессы и к тому же еще в такой весьма сложной стране, как Россия. И не просто реагировать, а делать выводы, подсказывать и рекомендовать политикам-практикам обоснованный алгоритм решений и действий, как тактических, так и стратегических, способных повлиять на судьбу страны. Ведь в конце концов главный смысл и предназначение любой общественной науки − позитивное воздействие на практику. Чтобы общество не только видело полезность этой науки, но и реальную отдачу от нее.

В ситуации, когда наука еще не достигла своего зрелого состояния, когда у нее еще не сформировалась собственная теоретическая база, когда объектом и предметом исследования зачастую являются трансформирующиеся институты и процессы с не определившимся до конца содержанием и вектором развития, достаточно сложно видеть всю картину объективно. Более того, в такой ситуации не трудно совершить ошибку. По самым разным причинам: недостаточного охвата материала, излишнего субъективизма и т.д. Тем не менее, этим все более успешно занимаются профессиональные политологи, число которых год от года растет, как растет и число их прикладных исследований. Со временем, надо полагать, без профессиональных политологов не будет решаться ни одна серьезная политическая проблема.


По теме диссертации автором опубликованы следующие работы