August Horch "Ich baute Autos"

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   10   11   12   13   14   15   16   17   ...   22

Когда я пришел на выставку на второй день, то небрежно бросил мое новое пальто на спинку стула. Потом отвернулся от стула, поговорил с одним, с другим… Когда протянул руку, чтобы взять пальто, то на месте его уже не обнаружил. Это развеселило меня необычайно.

Русский автоклуб обильно кормил нас. Все было очень вкусным. Таких крупных куриных яиц, как нам подавали на завтрак, я больше никогда в моей жизни не видел.

Обеденный стол ломился от гор черной икры. Затем подавали поочередно еще шесть блюд – одно больше другого. Размеры блюд были неслыханными! Ужин продолжался с восьми часов вечера до часа ночи. Затем перешли в гостиную, где продолжились беседы за бокалом вина… В отель я вернулся лишь к пяти часам утра. Меня удивило, что я смог выдержать все это в течение целой ночи.

29 мая выставку посетил русский царь. Он осматривал все очень подробно. Побывал и на нашем стенде. После осмотра экспозиции организаторы и руководители выставки устроили на некотором отдалении от автомобилей стол для высоких гостей. Мне с нашего места был хорошо виден царь. Он ел какие-то бутерброды и пил вино. В течение всего этого времени за спиной царя стоял слуга и держал в вытянутых руках его пальто. Он был готов в любой момент водрузить его ему на плечи. Я вспомнил про мое украденное пальто и усмехнулся…

На меня русский царь произвел удивительно хорошее впечатление. Почти нежное. Хотя он имел усталый, немного заспанный, вид.

Санкт-Петербург показали нам в самом лучшем виде. Экскурсий было много. Мы видели все достопримечательности. Особенно я был удивлен несметным сокровищам, хранившимся в одной из палат какого-то собора…

***

И снова приближались «альпийские гонки», и снова мы собирались выставить «Audi», но на этот раз четыре машины. Водители должны были быть: Ланге, Граумюллер, Обруба из Вены и я. Обруба был нашим представителем в Австрии. Очень опытный водитель. Он имел много призов в мотоциклетных и автомобильных состязаниях.

На наши машины снова обращали много внимания, так как мы покрасили их, как и в прошлый раз, в черно-желтой гамме. Я слышал, как несколько зрителей, бурно реагировали на агрессивный вид и контрастный цвет наших машин – они говорили о них: «желтая опасность!»

Во время этой поездки один мой друг по фамилии Пастинг находился в качестве контролера в одной итальянской машине. И так как он был чрезвычайно словоохотлив и жизнелюбив, то предложил сидящему с ним сзади неизвестному господину «пропустить по маленькой». Тот на его предложение никак не отреагировал. Пастинг подумал, что он совершенно не понимает по-немецки. На некоторое время он успокоился, но вскоре ему стало ужасно скучно. Тогда он обратился к водителю. Ноль эмоций. Задал вопрос «штурману», сидевшему рядом с шофером. Ответа не последовало. Он еще немного помолчал, а потом решил обратиться к ним по-французски. Все набрали в рот воды. Тогда он, чтобы выразить им свое презрение заговорил на древней латыни. Те только переглянулись. Когда терпение Пассинга вконец иссякло, он, полагая что его никто здесь не понимает, в сердцах воскликнул на своем родном немецком:

«Черт бы вас всех побрал! Лучше бы я с какими-нибудь неграми поехал. У нас в Саксонии люди куда образованнее – каждый хоть какой-нибудь иностранный язык да знает!»

Все «негры» разом воскликнули на прекрасном немецкомм:

«Так вы Саксонец?»

Мой друг выпучил глаза: «Натюрлих!»

«А мы думали, что вы австриец!..»

Эта маленькая история наглядно демонстрирует, как были в те времена натянуты отношения между Италией и Австрией.


Старт происходил 22 июня. Наши машины бежали замечательно. Попутно я имел легкое столкновение с грузовиком, который ошибочно выехал на встречную полосу. Я не хочу подробно описывать всю трассу соревнований – это не интересно. Расскажу лишь один маленький эпизод: когда мы ехали из Инсбрука в Мюнхен, то увидели что возле самой дороги пасутся коровы. Коровы выглядели вполне мирно. Они жевали траву. Мы не думали ни о чем плохом. Но стоило нам приблизится к стаду, как им срочно и всем сразу потребовалось переходить дорогу. Возможно потому, что их пастух находился как раз там. Я попытался экстренно затормозить, но все же одна корова получила удар крылом в бок. От неожиданности корова самым естественным образом, задрав высоко хвост, вывалила на мое крыло изрядную порцию ароматного содержимого своего кишечника. Крыло стало зеленоватым, вонючим и от него шел парок. Корова же, как ни в чем не бывало, неодобрительно посмотрела в нашу сторону и помчалась на поле к своим подружкам.

Я ошарашено сидел, потупив взгляд, а все мои пассажиры оглушительно хохотали.

Мне пришлось спешно вытирать крыло и немного его править. Контролер, сидевший сзади, так же хохотал от всей души. Мне это приключение обошлось без штрафных баллов.

***

В этих соревнованиях участвовало также несколько машин от моей прежней фирмы – «Horch». Я старался не обращать на них никакого внимания. В Вену наша команда вернулась без штрафных очков. Мы завоевали 14 призов и медалей. «Audi» оказалась единственной командой, получившей «командный приз». То, к чему мы стремились в прошлом году, удалось нам в этом году.

Я не должен, наверное, говорить, что из Вены мы уезжали триумфаторами и совершенно счастливыми людьми. Мы сделали все возможное. Встречали нас не доезжая до Цвиккау опять вереницей наших «Audi». Теперь это произошло гораздо раньше – еще под Плауеном. Для каждой машины нашей машины был загодя припасен лавровый венок. И потом длинной вереницей мы бесконечно долго добирались домой. Со всех сторон неслись приветствия, все хотели ободрить нас словом, выразить свой восторг.

В Цвикау все было украшено празднично. Особенно здание фабрики. Рабочие облачились в праздничные одежды. Мой друг пастор Ганн долго не выпускал меня из объятий. Когда я покидал из-за конфликта завод «Horch», пастор не сразу поддержал меня. Он считал, что я не должен был поступать столь опрометчиво. Но мы оставались все это время верными друзьями. А когда он увидел, что я не прозябаю в унынии, а быстро создаю новую фирму, то он уже шел со мной нога об ногу и все у нас шло по старому.

***

Успех «альпийской поездки» сразу положительно сказался на наших делах. Мы получили много заказов. Наши представители в разных городах требовали увеличения поставок. Также они просили поставить им двухтонные грузовики и маленькие машины. Ничего такого в нашем ассортименте не было. Поэтому мы тотчас приступили к их проектированию. Обе эти модели начали выходить в 1914 году. Но маленьких «Audi» мы сделали очень мало, так как началась война, а по ее окончании снова требовались полноразмерные легковые машины.

10 марта Союз саксонских промышленников в Дрездене провел заседание, на котором Председатель Союза сделал длинный доклад. На этом докладе присутствовал король Саксонии. Я внимательно за ним следил, чтобы узнать, правду ли говорят, что он скучает при подобных докладах страшно и не стесняется показать всем, как ему это надоело. Но король Август следил за докладом крайне заинтересованно и никакой видимой скуки не выказывал. Возможно причина скрывалась в том, что наш докладчик был превосходным оратором.

Наступало время, когда нужно было начинать подготовку к очередному «альпийскому походу». Мы были твердо намерены завоевать главный переходящий приз. Нам все время мешали его завоевать пресловутые штрафы. Тем временем меня снова привлекли к пересмотру правил проведения гонки. Первым делом комиссия немного скорректировала маршрут и он увеличился с 2.000 километров до 2.130 километров. Также добавилась 10 километровая гонка по равнине. Также были внесены некоторые ограничения по моторам – сколько цилиндров иметь можно, а сколько нельзя. И за все грозили штрафы, штрафы, штрафы…

Появились на трассе два участка, которые пугали даже нас – опытных спортсменов: один участок очень крутой горной дороги, а второй равнинный, но с очень мягким покрытием. Настолько мягким, что машины должны были завязнуть по колесные оси.

Мы снова заявили четыре машины! Все они были типа 14/35, как и в прошлом году. И водителей мы также менять не стали, а пошли привычной командой – Ланге, Граумюллер, Обруба и я. Все четыре машины имели кузова в виде «лодок» . Снами пошла еще и пятая «Audi». Она принадлежала совладельцу известной австрийской фабрики «Graeft&Stift» – господину Мури. Пятая «Audi» имела стандартный туристический тип кузова.

Мы приступили к тренировкам. Сначала мы погонялись на равнинном участке. Мы внимательно изучили возможность наших машин и поняли каких максимальных скоростей можем здесь достичь. Эти данные нас вполне устраивали. Здесь мы не должны были споткнуться ни с какими трудностями. Затем мы поехали в горный Катшберг. Тренировки показали, что и на этом участке нам не грозит ничего страшного. Оставался участок «мягкой дороги». Ночью перед этим прошел дождь и без того зыбкая почва стала еще мягче, напоминая бисквитный торт.

Посовещавшись мы решили, что если справимся в нынешних тяжелых условиях, то нам вообще ничего не будет страшно. Эта тренировка показала, что по таким дорогам наши «Audi» также могут ездить. Нужно было применить некоторые хитрости и иметь мало-мальскую сноровку.

Когда 13 июня наши желто-черные машины снова появились в районе старта уже никто не шептался: мол, прибыла «желтая опасность» - об этом говорили в полный голос.

Старт был дан 14 июня в 5 часов утра. В первый день наш маршрут пролегал до Клагенфурта, во второй - до Триеста, затем дорога шла на Тоблах, на Бозен и через Тельфс на Виллах.

Попутно мне удалось в один из дней запланированного отдыха продать «Audi» Президенту тирольского автоклуба. Естественно, не нашу машину, на которой мы соревновались, а лишь принять заказ на изготовление новой.

22 июня мы были в Голлинге и на следующий день в Вене. 24 июня, после финиша, начался подсчет штрафных баллов. А вечером 26-го вдруг обнаружилось, что на имя Председателя судейской коллегии на меня и Граумюллера, неизвестно от кого, поступила жалоба.

Я был поражен, но достаточно хладнокровен. Никакой вины ни я , ни Грумюллер, за собой не чувствовали.

Вскоре выяснилось, что коллективную жалобу на нас написали – один водитель «Horch» господин Паульманн, и три водителя автомобилей «N.A.G». Жалоба по своей сути была совершенно пустой, беспричинной и ее ничем нельзя было объяснить, кроме как злобой и завистью. Мы с Граумюллером сразу же пошли в судейскую комиссию, чтобы попытаться понять в чем же нас обвиняют. Но нам ничего разузнать не удалось. Нам сообщили, что комиссия заседает и окончательное решение будет известно не ранее второй половины завтрашнего дня. Ночь обещала быть бессонной. Но уже рано утром нам радостно сообщили, что протест был полностью отклонен, как несостоятельный.

Мы взяли главный переходящий приз! Мы вообще забрали на этих гонках почти все призы! И за «командную гонку», о которой мечтали столько лет, тоже.

Правда, при распределении призов завязалась, как потом выяснилась, оживленная дискуссия. При подсчете очков и баллов выяснилось, что на получение переходящего приза претендуют несколько водителей – в течение трех лет не получали никаких штрафов наш Ланге, наш Граумюллер, наш Обруба… Но Обруба на «Audi» ехал только два раза, а в 1912 году он соревновался еще на «Minerva». Голоса разделились. Кто-то из членов комиссии говорил, что он имеет право считаться одним из победителей, так как 1912, в 1913 и 1914 имел призовые места и не имел штрафов, а про марки машин в статусе этого приза ничего не сказано. Вторая сторона придерживалась того мнения, что марка машин также должна учитываться. Спор решили голосованием. Победила первая точка зрения и приз достался нам.

27 июня мы повернули наши машины в сторону дома - в Цвиккау, в Цвиккау, в Цвиккау… - пели наши сердца. Это становилось уже хорошей традицией - привозить из Альп в наш город радость и ликование. Мы были с нашими конструкциями на большой высоте, и могли в третий раз радовать наших рабочих и конструкторов, простых горожан…

В Цвикау нашего приезда дождаться уже никак не могли. Их нетерпение выразилось в том, что кавалькада автомобилей «Audi» с загодя приготовленными для нас лавровыми венками встречали нас еще в чешской Богемии. Приветствия превратились в настоящий шторм эмоций. Во всех городках, через которые мы проезжали, нас приветствовали стоя в кузовах не каких-нибудь, а именно наших машин. Многие дороги были просто забиты нашей продукцией. Люди веселились от всего сердца.

В Цвиккау не работал никто. Царило полное бездействие. Все улицы города были плотно забиты людьми. На нас отовсюду сыпались цветы. Можно было оглохнуть от приветственных возгласов. Но мы медленно продвигались плотной колонной к нашей фабрике… Наконец, мы с трудом, на самой маленькой скорости въехали в ворота. Хотя, собственно говоря, въезжать было некуда. Всюду плотно стояли люди. С приветственной речью выступил Председатель наблюдательного совета господин Фикентшер. За ним слово взял обер-бургомистр города Цвикау, который приветствовал нас, а также весь коллектив «Audi» от имени города.

На моих глазах были слезы. Это были слезы радости. Я благодарил всех и мой голос прерывался от душившего меня волнения.

Прямо с заводского двора мы пошли в ресторан «Penzier», чтобы выпить торжественный бокал, положенного в таких случаях, пива. Когда торжество было в самом разгаре, пришло сообщение об убийстве австрийского престолонаследника эрцгерцога Фердинанда и его жены в Сараево. Австрийский старший лейтенант Шварц, который сопровождал нас от Вены до Цвиккау, тотчас встал из-за стола и начал прощаться. Он сказал всего два слова:

«Это война!»

Я тогда не придал его словам слишком большого значения. У меня еще было время, чтобы вдоволь насладиться воспоминаниями о наших соревнованиях в Альпах. Буквально на следующий день я поехал в мой родной Винниген. Лето было в самом разгаре. Очень хотелось отдохнуть и посидеть в тишине…

***

Господин старший лейтенант, который столь быстро сообразил, что начинается война, в наших машинах оказался не случайно. В австрийской армии он служил по технической части. А в машине господина Граумюллера он несколько раз сидел контролером. В прошлом году и в этом тоже. Этот офицер наизусть выучил все пункты и параграфы штрафного устава гонок и сходу мог подвести незадачливого водителя под нужный штрафной балл.

В местечке Хохет-Тауерн-Пасс у Граумюллера на одном из горных участков во время крутого правого поворота разорвались сразу две шины. Да так разорвались, что спереди – правая, а сзади – левая. Причем передний баллон вместе с камерой укатились в ущелье. Ничего не оставалось делать, как доставать запаски. Они были уже изрядно ношенные. Других камер у Грумюллера с собой не было. Но делать было нечего и он поехал. После финиша он сказал своему контролеру (старшему лейтенанту):

«Пожалуйста, трезво обдумайте сегодняшнее происшествие, разрыв шины на горной дороге может случиться с каждым. Возможно это не будет мне стоить больших штрафов?»

Старший лейтенант нахмурил брови, долго думал, а потом произнес:

«Это есть… хорошо, господин инженер… Я просить извинения, однако, имеется параграф 17 пункт 3: все шины должны быть с пневматик. Та шина, которая уезжать в ущелье, не есть шина с пневматик. Вы ставить шину без воздух!»

Граумюллер должен был проявить все свое красноречие:

«Я очень прошу, господин офицер, отнестись к этому серьезно. Все шины были одинаковы. Все с камерами и надувными… Не заставите же вы меня возвращаться назад и извлекать из ущелья обрывки той шины, чтобы доказать свою правоту…».

Старший лейтенант погрузился в долгие размышления. Его грызли сомнения, он допускал что мог ошибиться, но пресловутые пункты и параграфы сверлили его мозг…

«Хорошо, я готов рассматривать эту спорную шину, как воздушную…» - сказал он медленно, почти по слогам. И проблема со спорными штрафными очками была снята.

На следующий год, в порядке жеребьевки, старший лейтенант вновь оказался в машине Граумюллера. Произошло следующее: во время следования по маршруту господину офицеру потребовалась срочная остановка по причинам физиологического характера. Люде есть люди. Он попросил водителя сделать короткую остановку. Граумюллер улыбнулся, вспомнил прошлогодний случай, и сказал – согласно параграфу такому-то, пункту номер… вы должны предупреждать об этом за пять минут. Они весело рассмеялись! Остановка была сделана тотчас и они остались добрыми друзьями.

«Я, - рассказывал мне позже Граумюллер, - однажды во Франции столкнулся с таким прелестным случаем… Это была гонка на 10 тысяч километров, которую я выиграл на «Audi» с мотором в 10 л.с. Мы ехали по побережью Средиземного моря. Было раннее утро. Что-то около 4 часов утра. Я уже несколько часов шел в плотном тумане. Это было очень утомительно и я беспредельно устал. Очередная остановка должна была быть только в Сан-Себастьяне, и до финиша еще оставалось много километров.

Когда я заметил, что в тумане промелькнула бензоколонка, я решал заправиться на всякий случай, хотя имел еще достаточно бензина. Я остановился, подошел к дому и позвонил. Почти сразу на втором этаже распахнулось окно. Человечек невысокого роста, облаченный, не смотря на столь ранний час, в костюм, выглянул и поинтересовался, что мне нужно. Через минуту из дверей показался совсем другой человек. На нем были только брюки. Руки он держал в карманах. Шел немного вразвалку. Он подошел к моей машине, осмотрел ее и произнес на саксонском диалекте: « Прекрасная машина… Она проехала слишком много километров. От самой Саксонии…»

Я озадаченно поинтересовался: «Вы саксонец?»

Ответ был для меня малопонятен: «Аха-ха… Замечательно… Интересно… Вы-саксонец.»

Оказалось, что мужчина был французом. Некоторое время назад он бывал в Кенигсбрюке и немного учил там немецкий язык. Он не имел никакого представления о наших диалектах, и считал что он обладает хорошим знанием немецкого языка. Но слов, к сожалению, он знал не так уж и много.

Я вспоминаю еще о других случаях, происходивших в других – более ранних – поездках. Иногда попадались люди благовоспитанные, иногда полные дураки. В отелях, например, в которых мы жили во время наших гонок, по утрам создавалось впечатление, что ты оказался в психиатрической больнице. Старт начинался всегда очень рано утром, и кто не приходил во время, получал штрафные очки или вовсе снимался с соревнований. Каждый, естественно, старался спать до последней минуты. Затем, опаздывая, поднимал страшный шум, скандалил, кричал, что он опаздывает на старт… По всем этажам, комнатам и в коридора царил настоящий гвалт. В зале для завтрака каждый хотел быть первым – при посадке за стол, при получении чашки кофе, при оплате счета… Зал ресторана сотрясали крики, мольбы и проклятия.

Увидев однажды эту сцену, я привел все в систему. Мы оплачивали все наши счета еще с вечера. Также заказывали загодя завтрак. И никогда не оставляли нашу обувь за дверью комнат. Это давало определенный эффект – мы спокойно уходили на старт. С достоинством. Иначе и быть не могло – мы были людьми «Audi»!

А вокруг нас по-прежнему сновала куча растрепанных людей, похожих больше на квохчущих кур во дворе. Впрочем, нам очень помогала моя жена, которая неизменно сопровождала меня во время всех наших поездок: она заведовала нашим продовольственным снабжением. Все водители, отправляясь на маршрут, получали из ее рук хлеб, бутерброды и воду… Они в дороге уже не испытывали ни в чем нужды.

Но отели, честно говоря, все походили на сумасшедшие дома…Например в Триесте место старта находилось очень далеко от гостиницы. Водителей доставляли к месту соревнований на автобусах. Автобус, в котором мы сидели, как раз уже отправлялся – в салон последним протиснулся один мужчина. Он был в рубашке, в кальсонах и с чемоданом в руке.

«Дамы и господа! – торжественно произнес он, едва ему удалось плюхнуться в кресло. – Вы можете думать обо мне что угодно… Я приношу свои извинения…Но у меня не было иного выхода…»

Дамы целомудренно отворачивали от него свои лица, а представители сильного пола сгибались в три погибели, умирая от смеха. Впрочем, мужчина облачился в одежду, молниеносно. Чаще всего так себя вели не водители, а контролеры.

В 1914 году я имел в качестве контролера очень симпатичного мне, приятного во всех отношениях, одного австрийского князя. Тот был настоящим «кофеманом». Он постоянно испытывал недостаток в кофе. Часто он меня не просил, а просто умолял:

«Господин Хорьх, ну пожалуйста, я очень вас прошу… В следующем городе… В любом трактире… Я могу быстро выпить одну крохотную чашечку кофе?»

Наверное не нужно объяснять, что я не мог удовлетворить его просьбу. По правилам соревнований я не имел права на промежуточные остановки. Мы должны были ехать беспрерывно. И остановить нас могли только из ряда вон выходящие обстоятельства. Кофе к этим обстоятельствам никак не относилось…

Я проскакивал один город, за ним другой, а сзади в мою спину летели упреки:

«Господин Хорьх, вы совсем не имеет сердца… Вот сейчас, скоро, будет Шварцен…»

Я проскакивал мимо.

«Вот сейчас будет Лойбпасс…»

Я проезжал дальше.

Князь становился все более и более раздраженным:

«Ну, если и в следующем городе вы не сделаете остановку, то я…»

В следующем городе остановка была плановая. И князь напился своего кофе до одурения.

Также в «альпийских гонках» участвовал граф Коловрат. Он был известным шутником. Однажды он прибыл на предстартовый осмотр, в автомобиле, украшенном большим количеством кукол. При этом он гордо ходил рядом с ним и позировал перед объективами фотоаппаратов. Можно было подумать, что он директор цирка. Его поведение вызывало восторг у зрителей.

Нам всегда было очень интересно, какую шутку выкинет Коловрат в очередной раз. Через год он украсил машину гирляндами картофеля. Еще через год посадил в салон большую жирную свинью, которая сидя в кресле довольно похрюкивала, в то время как комиссия осматривала его машину. В четвертый раз он пригласил трех трубочистов. Они сидели на капоте, стояли на подножках, изображая разные смешные сцены. В общем, это был театр. Граф был чрезвычайно потешным господином, который не мог прожить и дня без шутки.