Фонд «Стратегия 2020» Доклад

Вид материала

Доклад

Содержание Стиль внедрения новшеств / Ориентир 2. Цикличность и незаконченность российской модернизации. 3. «Неорганичность» российской модернизации 4. Множественность путей модернизации, невозможность имплантации западных институтов, отсутствие универсального образца. 5. Проводя реформы, необходимо учитывать «культурное своеобразие» 6. В обществе отсутствует консенсус по поводу целей и задач модернизации

Подобный материал:

• Разработана с учетом Стратегии национальной безопасности Российской Федерации до 2020, 1315.74kb.
• Стратегия экономического и социального развития автономной республики крым на 2011-2020, 1111.14kb.
• Развитие общественных институтов, 1053.24kb.
• Результаты мониторинга Стратегии социально-экономического развития муниципального образования, 299.43kb.
• Общие положения, 1252.78kb.
• Проект стратегия инновационного развития Красноярского края на период до 2020 года, 1116.39kb.
• Программа XI международного бизнес-форума на дону г. Ростов-на-Дону, пр. М. Нагибина,, 117.93kb.
• Доклад Губернатора Хабаровского края В. И. Шпорта на Форуме «Стратегия 2020», 99.38kb.
• Программа XI международного бизнес-форума на дону г. Ростов-на-Дону, пр. М. Нагибина,, 216.99kb.
• Стратегия социально-экономического развития сибири до 2020 года, 2023.69kb.

Таблица 1.

Стиль внедрения новшеств / Ориентир	«Запад», «Европа»	«СССР», «Россия»
Мобилизационный / «сверху» Социальный инжиниринг, институциональные изменения первичны	1. «Западный», модернизация «сверху» (Чубайс)	2. Самобытная модернизация (православные эксперты), «социалистическая модернизация» (Зюганов)
Плюралистический / «снизу» Общественное доверие и консенсус, поиск ресурсов национальной культуры	3. Демократическая модернизация (Ясин), национальная формула модернизации (Аузан)	4. ?

Несомненно, представленная типология не отражает всего многообразия подходов и идей. Так, например, в эту схему оказалось невозможным вписать консервативную модернизацию (об этом ниже). Мы склонны рассматривать эту систему координат как рабочий инструмент, пригодный для проведения первичного анализа.


Общие допущения

Большинство участников дискуссии, независимо от высказываемой позиции склонны разделять некоторые общие допущения:

а) модернизация пока не началась (исключение, вероятно, составляют сторонники официальной версии «консервативной модернизации»);

б) продолжать двигаться по «инерционной траектории» неприемлемо.

Вот некоторые цитаты:


«У России нет лишнего времени на модернизацию. Как и в 20-30-е годы прошлого века, мы снова стоим перед необходимостью в кратчайший срок преодолеть отставание. Только так можно спасти [страну] от распада и вновь занять рубежи, завоеванные великим подвигом советского народа»⁹⁵.

«Сегодня Россия стоит перед вызовом, от ответа на который зависит ее судьба: быть процветающей страной или еще больше отстать и остаться на периферии мирового развития. Единственным адекватным ответом на поставленный таким образом вопрос является инновационная экономика, [которая] особенно требовательна к культурной среде, науке, образованию, свободе творчества, предпринимательства, развитию не только интеллекта и креативности, но и способности успешно внедрять инновации в условиях рыночной экономики. Для России подобное означает неизбежность серьезных институциональных реформ, преодоления культурного барьера»⁹⁶.

«В настоящее время на повестке дня стоит не только задача сохранения государства, но и его технологический прорыв и возвращение в клуб держав, имеющих решающий голос в мире – это одна из ключевых целей национальной модернизации, провозглашенной президентом Д. Медведевым. Собственно, такой прорыв и является условием сохранения суверенитета России и достижения достойного уровня жизни всех ее граждан»⁹⁷.

«...нынешняя попытка решения вековых российских проблем может оказаться последней: сверхдинамичная цивилизация делает отставания необратимыми»⁹⁸.


Вместе с тем, эксперты предостерегают от рассмотрения модернизации, как «естественного пути развития России»⁹⁹:


«У каждого общества, на какой бы принципиальной исторической развилке оно не находилось, есть возможность выбора. Альтернативой модернизации является медленный упадок по мере исчерпания природных ресурсов или сокращения глобального спроса на них – и такую альтернативу избрали многие страны мира, в основном в Африке и Латинской Америке. […] Беспокоит порождаемая в обществе иллюзия: если модернизации нет альтернативы, она наверняка случится, а если так, обсуждать ее необходимость или дискутировать по поводу оптимальных путей ее осуществления просто-таки нет необходимости. На мой взгляд, любое утверждение безальтернативности открывающегося пути – гарантия того, что на деле развитие пойдет по иному сценарию»¹⁰⁰.

«Если в очередной раз в России прервется модернизация, страна не погибнет, не погрязнет в пучине, не рухнет в страшных муках, мне так кажется. А что будет-то? Будет страшно скучная страна»¹⁰¹.


Далее перечислим основные дискуссионные позиции.


1. Россия объективно нуждается в модернизации (переходе от экспортно-сырьевой к инновационной модели экономики), но большинство российского общества пока не готово ее воспринять:


«…значительная часть населения хотела бы жить лучше, но не желает перемен, опасается их, особенно если они заставляют как-то менять образ жизни, предпринимать какие-то усилия»¹⁰².


Экономическая практика всех последних лет показывает, что и российский бизнес к инновациям явно не стремится. Вот лишь несколько цитат:


«[Причина «пробуксовки» модернизации – это] инерционное мышление весьма влиятельных кругов, которые уповают на то, что основные импортеры нефти постепенно выходят из рецессии, и цены на нефть удержатся на самом высоком уровне»¹⁰³.

«Создано бизнес-сообщество, имеющее ярко выраженный “присваивающий” характер и враждебное инновациям по природе. […] Разрушена основа основ здоровой экономики – этика честного и упорного труда. Утрачена его ценность»¹⁰⁴.


2. Цикличность и незаконченность российской модернизации.

Перед Россией не стоит задачи перехода от традиционного общества к современному. Этот переход во многом произошел, страна прошла фазу индустриализации, что создает специфическую, не похожую на другие страны ситуацию:


«Использование модели догоняющего развития для нее [России] закрыто. Россия уже прошла фазу индустриализации и урбанизации. Правда, не очень удачно, но ресурс израсходован. […] Для нас, как и для нее [Европы], остается только инновационная модель развития»¹⁰⁵.

«Россия – это поезд, который вышел из пункта А 300 лет тому назад [из традиционного общества] и никак не прибудет в пункт Б. Что это означает? Что у нас все это время продолжается модернизация? Вроде бы, нет. Она то идет, то прекращается. Причем, если говорить о традиционном обществе, то его, пожалуй, уже и не осталось. Традиционное общество – вещь довольно легко определимая, потому что у традиционного общества жизнь происходит по обычаям, где дети стремятся жить так, как жили отцы. Вот это общество у нас, если где-то и сохранилось, то только в некоторых точках Северного Кавказа, ну, может быть, еще пара мест найдется, но их очень мало. В целом, страна от традиционного общества ушла. А куда вышла?»¹⁰⁶


3. «Неорганичность» российской модернизации¹⁰⁷.

Модернизация рассматривается как реакция элит на внешние вызовы, как (искренняя или показная) озабоченность долгосрочными перспективами развития общества. Соответственно ставятся вопросы: встретит ли предложение, спущенное «сверху», спрос «снизу» (проблема субъектов модернизации); готово ли российское общество к модернизации? (проблема спроса на модернизацию); приемлем ли для России западный путь модернизации (проблема самоидентификации, выбора ориентира и стиля отношений с ним)?


4. Множественность путей модернизации, невозможность имплантации западных институтов, отсутствие универсального образца.


«Путей в будущее может быть столько же, сколько крупных цивилизаций мы в состоянии насчитать. Модернизируясь, незападные общества, вероятно, будут в той или иной мере пользоваться опытом Запада, но усвоение этого опыта будет происходить на собственной почве. [...] Модернизация может быть только своей или ее не будет вовсе»¹⁰⁸.


Допущение, что модернизация в России может быть «не своей» актуализирует разговоры о «роли Запада» и зачастую приводит к отрицанию возможности использования «западного» опыта на том основании, что это опыт «чужой». Движение в сторону выработанных в «западной» академической и политической мысли «стандартов» современного общества рассматриваются как следование навязываемому извне предписанию¹⁰⁹.

Сторонники принципиально разных подходов озабочены поиском «национальной формулы модернизации». Одни полагают, что такая формула станет ответом на вопрос «Какова миссия России как государства и уникальной общности народов?»¹¹⁰, другие – что необходимо отказаться от размышления о будущем в категориях «миссии».


5. Проводя реформы, необходимо учитывать «культурное своеобразие».


«...В планируемые процессы вмешивается неучтенное обстоятельство, а именно культура, или национальный менталитет, выражающийся в веками накатанных, привычных моделях поведения, в основе которых лежат неосознаваемые и потому особенно прочные (и трудные для анализа) культурные ценности и представления»¹¹¹.


Возникает вопрос, который решается на уровне общих рассуждений или адресуется социологам:


«Насколько российская культура совместима с идеей модернизации? Не требует ли она кардинального отхода от национального менталитета? […] Какие качества россиян надо учитывать?»¹¹²


Большинство экспертов рассматривают модернизацию как социально-культурный феномен. Но смысл, вкладываемый в понятие культуры, в контексте обсуждения темы модернизации принципиально различается: «базовые культурные ценности», отсылающие к «цивилизационным особенностям», и/или контекстуально обусловленные «организационно-экономические и социокультурные условия нововведения». Зачастую одни и те же авторы используют понятие в двух смыслах, не слишком рефлексируя по этому поводу. Первый подход (с характерным акцентом на кросс-культурные исследования и макросоциологические подходы) является явно доминирующим. Возможно, из-за этого часть участников дискуссии отказывается говорить о модернизации в категории «культурных особенностей»¹¹³.

Владислав Иноземцев, доказывающий необходимость «инициативно-мобилизационного пути»¹¹⁴, артикулирует «крайнюю тревогу» в связи с усилением «стремления оценить перспективы модернизации сквозь призму социально-культурных особенностей страны и ее истории». С его точки зрения, рассмотрение модернизации как «ценностного феномена» тяготеет к «охранительству», а «модернизация – антипод любому виду “охранительства”»:


«Модернизация – это масштабный социальный инжиниринг, за который не стоит приниматься радетелям самобытности и особости. […]

Россия сегодня находится в двойственной ситуации. Модернизация, которая ей требуется, предполагает сильное государство (которое отчасти сложилось в последние годы), но, в то же время, требует пересмотра его экономических основ и его зацикленности на извлечении ренты из эксплуатации природных ресурсов. Для нее необходимы большие экономические свободы и открытость (попытка создать которые была предпринята в 1990-е годы), но она не может быть осуществлена в отсутствие четкого плана и направляющей роли элит. Поиск модернизационных рецептов в еще более ранних периодах российской истории – попытки технологического прорыва 1960-х годов, сталинской индустриализации 1930-х или ускоренного развития имперской России конца XIX века – вряд ли принесет результат ввиду существенных отличий сегодняшних экономических и политических реалий от ранее существовавших условий. Поэтому у нас остается единственная опция: беспристрастно изучать опыт тех, кто осуществил успешные модернизации в ХХ веке, всемерно перенимать его положительные черты и постоянно помнить, что в мире есть много “неразвивающихся” стран, история которых образно показывает все богатство существующих у модернизации альтернатив»¹¹⁵.


Относительное единодушие в постановке проблемы «культурной специфики», однако, не означает согласия в вопросе выбора способов ее решения. Сильно упрощая, можно сказать, что на одном полюсе находятся те, кто полагает, что такая «специфика» создает для реформ культурные барьеры, которые необходимо и возможно преодолевать. Они критикуют сторонников той точки зрения, что «такова наша ментальность, ничего западного здесь не приживется, у России особый путь»¹¹⁶, предлагая произвести демонтаж или превратить барьеры в ресурсы движения к прежней (ориентированной на Запад) цели.

Другие рассматривают такие столкновения как доказательство необходимости переопределения направления движения, возвращения на «свой собственный путь». Предполагается, что на этом пути («национальные», «цивилизационные») культурные барьеры отсутствуют по определению¹¹⁷. Иными словами, если культурные барьеры и возникают, то только из-за того, что проводимые реформы не соответствуют «характеру»/«миссии» России, а «неприятие народом» реформ необходимо рассматривать как доказательство ложности избранного (либерально-секулярного, неолиберального, западного пути). В результате должно произойти принципиальное переопределение цели, смена ориентира с универсалистского/западного на «свой»: «социалистический», «суверенный» или «консервативный»¹¹⁸.

Третий вариант обращения с самобытностью и модернизацией исходит из того, что задача «инновации» противоположна «органике» всех исторически известных российских модернизаций, «русская система» поражена «смертельным недугом», который определяет «слабость, болезненность России как исторического сообщества, как определенного типа культуры». В результате, успех модернизации (в западном смысле) может быть связан только с отказом от русской культурной парадигмы: «имперского русского сознания и прежде всего его сердцевины – глобального теократического проекта с идеей провиденциалистской избранности и мировой миссии России»¹¹⁹. То, что православные эксперты¹²⁰ считают ресурсом «суверенной модернизации» здесь считается смертельной угрозой:


«Менять надо не только правительство Путина и даже не только путинский режим, а вместе с ними надо преодолевать глубинные социокультурные основания российской цивилизации, менять надо ее парадигму. [...] Россия упустила все исторические шансы модернизации. […] Фундаментальным тормозом возможной модернизации выступает сохраняющийся на протяжении веков разрыв между властью и подвластными. Архаическому или постархаическому по своим ментальным основаниям подвластному может соответствовать лишь феодальная общинно-самодержавная диковатая власть. […] Как социокультурное и геополитическое целое Россия не трансформируема и, соответственно, не модернизируема»¹²¹.


6. В обществе отсутствует консенсус по поводу целей и задач модернизации.

Политическая дискуссия вокруг модернизации представляет собой очередной шаг в пути поиска лозунга, способного обеспечить общественный консенсус¹²².


«Создавшаяся ситуация требует активизировать работу по формулированию консенсусной идеологии и базовых ценностей российской государственности и российского общества. Ассоциация православных экспертов ставит своей задачей заменить идеологические “разброд и шатание” продуктивной дискуссией и предлагает к обсуждению собственные идеи о миссии Российского государства и путях его дальнейшего развития. [...] Российская нация до сих пор пребывает в состоянии ценностной и идеологической шизофрении. Не создано ни новой российской идентичности, ни новой российской идеологии»¹²³.


Призыв об отказе от идеологического «разброда и шатания» звучит и из лагеря либералов¹²⁴. Признание того, что общественный консенсус не сложился, подталкивает одних авторов к выбору (по крайней мере, на первое время) авторитарного варианта модернизации (см. далее блоки 1, 2). Другие ищут основания для нового общественного договора (консенсуса), тестируют прежний опыт, неформальные правила на возможность их производительного использования в модернизационном процессе (блок 3), изучаю возможности консервативной модернизации (блок 4).


Блок 1: «Запад» + модернизация сверху

В докладе «Инновационное развитие – основа модернизации экономики России» роль (национальной) культурной специфики не тематизируется, к ней не отсылает описание «национальной инновационной системы»¹²⁵, риторика «российской специфики» не возникает и при описании существующих проблем¹²⁶. По мнению одного из авторов (Анатолий Чубайс), экономические реформы могут предшествовать политическим, потому что они создают тот класс, которому нужны политические преобразования в принципе и демократия в особенности. В то же время в своем блоге он говорит о культурных традициях, которые надеется воссоздать в модернизованной России. По мнению Ильи Кукулина, «в первую очередь это традиция советского «шестидесятничества»:


«[Исторический прецедент, который] повлиял на представления Чубайса о модернизации, – это советская реформа фундаментальной и прикладной науки 1950-1960-х годов. Именно тогда была произведена реорганизация исследовательских и проектных структур, положившая начало военно-промышленному комплексу в его позднесоветском варианте: создана широкая сеть институтов, занимавшихся проблемами кибернетики, космической техники, теоретической и прикладной физики. В результате этой реорганизации в 1960-х годах возник новый общественный класс, объединивший ИТР, ученых-естественников и тех гуманитариев, которые критически относились к сталинистским идеологическим догмам. Впоследствии все эти сообщества стали социальной базой для перестройки конца 1980-х. Чубайс предполагает, что сценарий подготовки нового класса, который впоследствии станет опорой для демократических реформ, сработает в России еще раз»¹²⁷.


«Шестидесятничеством» объясняется и отказ от публичного обсуждения «подлинных ценностей»:


«…именно в этом аспекте советские шестидесятники диаметрально отличаются от западных. “Шестидесятничество” как международное явление было основано на серьезном, неинструментальном отношении к ценностям – свободы, справедливости, доверительных общественных отношений, воображения. Шестидесятники “первого мира”, при всем их различии, декларировали эти ценности открыто, в листовках, трактатах, фильмах, стихах и песнях, они стремились привлечь максимально широкие общественные круги к эмоционально окрашенному, диалогическому пониманию своих позиций. [...] Серьезность и убежденность в том, что общество можно в самом деле радикально изменить, если утверждать свои ценности, проповедовать их на улицах, в газетах, в произведениях искусства, вошли в “состав крови” лучших европейских политиков, выдвинувшихся благодаря событиям 1968 года, и не исчезли доныне, несмотря на цинизм 1970-х и последующих десятилетий»¹²⁸.


На стыке мобилизационного и западного подходов возникают версии модернизации, по-разному расставляющие акценты в вопросе приоритетности политических изменений. Они расходятся в трактовке связи между культурой, обществом и модернизацией. Одни считают, что технологическая модернизация «силою вещей» вызовет перестройку публичного пространства и политической сферы¹²⁹, другие придерживаются прямо противоположной точки зрения¹³⁰, полагая, что без предварительных изменений в обществе и политическом устройстве никаких радикальных изменений в методах хозяйствования ждать не приходится. Владислав Иноземцев, предлагая «инициативно-мобилизационный путь»¹³¹, Виктор Красильников, настаивающий на «авторитарной модернизации», полагают, что таковая возможна только при условии наличия у российской власти политической воли к собственному изменению¹³², а не на основе «консервирования» существующего порядка вещей.


Блок 2: Самобытность + модернизация сверху

Сторонники «самобытности» настаивают на том, что: западная парадигма неприемлема для России, следование ей ведет страну в тупик, к зависимому положению. Они отрицают одно или несколько измерений «западного» ориентира: антирыночные взгляды – КПРФ, антисекулярные – православные эксперты. России должна явить пример всему остальному миру или спасти его от окончательного (духовного, нравственного, физического) разрушения. В этом случае, следование «чужим образцам» принципиально невозможно. Образец должен быть «своим», он должен быть найден в более или менее далеком прошлом. Другими общими чертами являются:

• враждебное отношение к «либерализму» в целом и «либеральным рыночным реформам», в частности;
  
• государственничество/державничество и мобилизационный тип модернизации (в частности, как успешная оценивается сталинская модернизация¹³³);
  
• «талантливый русский народ», потенциал которого нарушен политическими режимами, «тоталитарно-секулярными» и «коммунистическим» или «либеральным»;
  
• патриотическое охранительство, противопоставляемое «консерватизму» «людей с компрадорским мышлением»;
  
• необходимость опоры на ценности коллективизма и патриотизма, воплотить цивилизационную миссию России.
  

Далее представлен набор цитат, которые позволят поверхностно познакомиться с содержанием идей и аргументов, присутствующих в концепциях «суверенной модернизации».