Фонд «Стратегия 2020» Доклад
| Вид материала | Доклад |
- Разработана с учетом Стратегии национальной безопасности Российской Федерации до 2020, 1315.74kb.
- Стратегия экономического и социального развития автономной республики крым на 2011-2020, 1111.14kb.
- Развитие общественных институтов, 1053.24kb.
- Результаты мониторинга Стратегии социально-экономического развития муниципального образования, 299.43kb.
- Общие положения, 1252.78kb.
- Проект стратегия инновационного развития Красноярского края на период до 2020 года, 1116.39kb.
- Программа XI международного бизнес-форума на дону г. Ростов-на-Дону, пр. М. Нагибина,, 117.93kb.
- Доклад Губернатора Хабаровского края В. И. Шпорта на Форуме «Стратегия 2020», 99.38kb.
- Программа XI международного бизнес-форума на дону г. Ростов-на-Дону, пр. М. Нагибина,, 216.99kb.
- Стратегия социально-экономического развития сибири до 2020 года, 2023.69kb.
1.2.Описание эмпирических данных
Исследование проводилось в русле традиции веберианской понимающей социологии качественными методами220. Среди локализованных в Петербурге компаний, работающих в наукоемких отраслях экономики, было отобрано три случая (условно назовем их компания №1, компания №2 и компания №3). Первая и вторая компании работают в IT-сфере, третья – занимается разработкой и производством светодиодов.
Компания №1 является одним из мировых лидеров по разработке программного обеспечения, аппаратных программных комплексов и сервисов в области управления и хранения информации. Компания, основанная в 1970 году, насчитывает 45000 сотрудников, имеет офисы в 65 странах, годовой оборот за 2010 год примерно $17 млрд., головной офис в США. В России компания работает с 2007 года, штат петербургского филиала составляет чуть более 200 человек.
Компания №2, основанная в 1972 году, занята разработкой, производством, установкой и отладкой программного оборудования для автоматизации бизнеса: количество сотрудников – 53000, офисы в 50 странах, годовой оборот за 2010 год – 12,5 млрд. €, головной офис в ФРГ. В России работает с 2001 года, число сотрудников филиала в Петербурге – чуть более 50 человек.
Компания №3 представляет собой пример молодого динамично развивающегося производства светодиодной техники (чипы, лампы, модули и проч.) основанного россиянами сначала в ФРГ, а в 2008 году перенесенного в Петербург. На сегодня компания фактически монополизировала рынок светодиодной техники в РФ, ее годовой оборот за 2010 год – 1,3 млрд. рублей, в высокотехнологичном производстве занято более 300 человек.
В каждой из трех отобранных для изучения компаний социологи ЦНСИ по специально разработанному гиду провели серию интервью с сотрудниками, отличающимися статусом и функционалом: от директоров, менеджеров по работе с университетами, HR-менеджеров, до разработчиков инновационных продуктов и инженеров-технологов.
Также исследовательской группой ЦНСИ были проведены 8 экспертных интервью с различными агентами российской и международной «экономики знаний»221:
- с руководителями образовательных центров, занятых подготовкой и переподготовкой «инновационных предпринимателей»,
- с учеными исследовательских лабораторий, организованных в России глобальными корпорациями – лидерами техно-индустрии,
- с экспертами международных рекрутинговых агентств, подбирающих персонал для иностранных компаний,
- с российскими предпринимателями, развивающими наукоемкие направления в своем бизнесе.
Кроме того, для расширения контекста участниками проекта были записаны еще 4 интервью с российскими специалистами, которые работают (или работали недавно) на западных предприятиях. Таким образом, эмпирическая база петербургской части проекта состоит из 24 интервью, собранных на протяжении марта-апреля 2011 года: компания №1 – 5, компания №2 – 4, компания №3 – 3 интервью, которые были дополнены еще 12 интервью с различными агентами инновационной экономики и экспертами. Большинство российских информантов мужчины (17 из 24), в выборке представлены разные возрастные группы – от 27 до 63 лет, многие информанты имеют научные степени (8 из 24) и опыт работы в системе Академии наук, в отраслевых институтах и в сфере исследований и разработок.
Необходимо отметить, что при подготовке отчета его авторы опирались не только на российский массив данных, анализировались также интервью с агентами инновационной экономики, которые были собраны нашими коллегами в ФРГ и США.
Представленный в отчете анализ культурных особенностей функционирования наукоемких отраслей российской экономики, отражает мироощущение и отношение к ситуации ключевых субъектов инновационного процесса и может рассматриваться, в том числе, как один из механизмов обратной связи, налаживание которых необходимо для эффективного осуществления курса на модернизацию нашей страны. Одна из целей этого проекта – создать дискурсивное пространство для высказываний непосредственных участников российской высокотехнологичной экономки. Традиция качественной социологии требует от исследователя понимания внутренних смыслов, вкладываемых акторами, социальными группами и сообществами в свои часто скрытые от внешнего наблюдателя интеракции. Поэтому одной из первоочередных задач социолога становится своеобразный «культурный перевод», позволяющий далеким от исследуемого социального феномена читателям увидеть консолидирующие конкретное сообщество культурные коды, понять внутренние правила и логику, лежащие в основе того или иного социального процесса.
Для достижения необходимой аутентичности описания обильное цитирование высказываний, мнений и оценок людей, принадлежащих к изучаемой социальной группе (среде, классу, слою и т.п.) кажется полезным методическим приемом. Читатель может непосредственно «слышать» самих «героев» социологического повествования. Цитаты из интервью выделяются курсивом, а автор высказывания указывается в скобках: (Алексей К., директор, один из основателей компании №3, 37 лет, кандидат ф.-м. наук), если цитируемое интервью принадлежит к американскому, или немецкому массиву данных, это отмечается дополнительно: (Александр, инженер-программист, 41 год, ФРГ).
1.3. Основная гипотеза и уточнение категорий
Избранная нами исследовательская стратегия позволила получить объемную и многоуровневую при этом достаточно детализированную картину, отражающую ключевые культурные особенности отечественной «экономики знаний», а также создать отражающую их непротиворечивую объяснительную модель. Коротко она может быть выражена следующим образом: на уровне индивидов–профессионалов «экономики знания» в РФ никаких значимых культурных барьеров не наблюдается (наши специалисты легко адаптируются к международной культуре инновационного производства). Отличия начинают быть значимыми при анализе организационной культуры, на уровне культуры производства отклонения от международных стандартов у нас уже значительны, а на уровне бизнес-культуры – почти катастрофичны. Можно сказать, что в личном измерении индивидуальной профессиональной культуры российские новаторы вполне модернизированы и готовы к участию во всемирной «экономике знаний». Однако отечественные институты модернизируются значительно медленнее, по инерции сдерживая возможности для технологического апгрейта экономики нашей страны, постоянно выдавливая молодых талантливых специалистов в развитые зарубежные страны. Графически выявленная нами социологическая закономерность отражена Схемой 1.
Схема 1: Культурные различия «российского» и «западного» инновационного сектора
производств. культура
Предваряя основные части нашего коллективного труда, необходимо оговориться о важной для последующих рассуждений детали. На схеме 1 ее можно заметить в левом верхнем углу – некий обобщенный «ЗАПАД», как точка сопоставления/противопоставления некой идеально-типической РФ. То есть аналитическим основанием исследования является специфический и намеренно упрощенный дуальный взгляд на современный мир как совокупность обществ двух типов – «модернизированных» и «немодернизированных». Предположительно, эти два типа обществ отличаются друг от друга не только экономическими показателями, но также и культурой – разделяемыми представлениями, правилами и практиками поведения – и этот культурный аспект для данного исследования особенно важен. Предполагается также, что при всем культурном многообразии обществ, составляющих первую и вторую категории, существуют некоторые фундаментальные культурные основания, общие для всех модернизированных (и, очевидно, для немодернизированных) сообществ222.
Также важно отметить, что хотя география признанных модернизированными обществ не ограничивается странами Западной Европы и США. Пионерами здесь были страны Запада, поэтому модернизированные страны географического и культурного «Востока», равно как и другие, стремящиеся в клуб высокоразвитых обществ страны, принимают западную модель как образец. И РФ не является исключением.
Использование в нашем анализе традиционной для отечественного дискурса о модернизации оппозиции РОССИЯ-ЗАПАД было вызвано двумя соображениями. Во-первых, большинство из принявших участие в исследовании информантов прибегали к этой оппозиции, хотя были примеры, когда различали США и Западную Европу. Но в целом для новаторов из России Северная Америка, Западная и Северная Европа, а иногда даже и Япония с Тайванем и Гонконгом, выглядят как нечто слитное «там», «у них», не такое, как «у нас», и обобщается категориями «на западе», «в развитых странах запада» и т.п.
Итак, мы можем перекинуть мостик ко второму важному для нас соображению: «запад» как некая обобщенная модель организации технологического развития потерял привязку к локализованным в географическом пространстве странам и культурам, «запад» превратился в идею и соответствующие ей этические, профессиональные, организационные и бизнес практики. Мы склонны согласиться с позицией, многократно высказанной нашими информантами – людьми с богатым опытом работы, как в российских так и в зарубежных компаниях, институтах, исследовательских центрах. Если постараться выразить ее одной фразой, звучать она будет примерно так: «экономика знаний» имеет глобальный характер, поэтому для нее не существует локальной культурной специфики, все ее агенты действуют в соответствии с общими международными стандартами, которые выросли из западно-европейской научной традиции, дополненной элементами американской деловой культуры. Этот стандарт эффективен и уже стал устойчивым элементом глобальной «экономики знаний», поэтому одинаково применим в культурно очень далеких друг от друга обществах:
«Я не считаю, что есть какие-то западные, восточные, азиатские алгоритмы. Я считаю, что бизнес никак к национальности не относится, ни к каким государствам. Бизнес он всем понятен. И инновационный какой-то бизнес не исключение. Это определенная логика – алгоритм действий и успешного поведения и он международный. Поэтому я не думаю, что нам надо какие-то свои алгоритмы придумывать, или работающие в Америке могут нам не подходить» (Виктор, инженер-технолог компании №3, канд. ф.-м. наук, 31 год), или: «Корпоративная культура сегодня почти везде одинаковая» (Михаил В., химик-фармаколог, PhD, 40 лет, США), и еще: «В плане деловой этики очень-очень-очень близки и российские офисы и немецкие офисы. Опять же мы здесь, офис наш, пытаемся строить по образу и подобию офиса в Германии, а в Германии по образу и подобию американского, и везде мы берем какие-то общие, скажем так, параметры этих офисов, то есть вы не заметите большой разницы» (Иван Ч., руководитель группы разработки ПО в компании №2, 31 год).
Исходя из этой логики, модернизированный Запад был взят за модель для стремящейся модернизироваться России, а культура модернизированного Запада (или «западная культура») и, в частности, организационная культура западной наукоемкой экономики, как «острие» модернизационной культуры, – за некий шаблон, с которым мы и сравниваем культуру (в смысле, определенном выше) российского общества и организационную культуру (наукоемкой) экономики в России.
Итак, мы изучали международные наукоемкие предприятия в Германии и США, а также предприятия в России, но учрежденные в Германии и США, полагая их точками сгущения особой модернизационной культуры, территории ее функционирования и развития.
В Германии и США как модернизированных обществах дистанция между культурой инновационных предприятий и ценностями, правилами и практиками, разделяемыми обществом в целом, предположительно, невелика, или не столь значительна, как в России. В России же, принимаемой в исследовании за немодернизированное общество, инновационные производства представляют собой анклавы, заповедники модернизации в общем немодернизированном пространстве. Таким образом, дистанция между культурой заповедников модернизации и общекультурным окружением весьма значительна (что подтверждается нашими данными). Важно отметить также, что, по словам наших информантов, в России среди анклавов модернизации есть не только западные, но и российские предприятия, которые постепенно становятся активными игроками рынка и при этом руководствуются теми же принципами, разделяют ту же корпоративную культуру, модели менеджмента и т.п., что и их западные собратья. Одна из таких компаний (№3) приняла участие в исследовании.
Все это сказано с тем, чтобы уточнить некоторые понятия. Дискурс о западной и российской культурах, а также о западных и российских предприятиях (как предприятиях с разной культурой), отсылает нас к ориентализму а-ля Эдвард Саид (Саид, 2006), навязывая оценочную дихотомию (продвинутый «запад» – отсталая «Россия») в качестве основной методологической перспективы. Эту перспективу хотелось бы усложнить, поскольку налицо проникновение западной – или капиталистической рациональной – модели в Россию. Представляется аналитически более верным говорить о модернизационной и немодернизационной культурах и соответственно об обществах и предприятиях с такой культурой. В российском контексте можно различить предприятия новой и старой культуры, где новый тип – предприятия с модернизационной культурой независимо от «гражданства»/страны их происхождения, а старый – предприятия с культурой немодернизационной («традиционной для России»). Забегая вперед, отметим, что в центр «облака» предприятий старой культуры наши информанты помещают государственные предприятия, завязанные на структуры власти и оттого нерациональные, аффективные и с точки зрения рынка несвободные и неэффективные.
Соответственно согласно представленной на схеме 1 объяснительной модели мы выстроили анализ по восходящей: от индивидуального к институциональному уровню. В первой части ««Пионеры» российской модернизации: индивидуальное измерение инновационной сферы» рассматриваются культурные особенности российского «креативного класса»223 на индивидуальном уровне, во второй части – на уровне организаций (на примере трех перечисленных выше компаний), в третьей части анализируются ключевые маркеры производственной культуры, а в четвертой – бизнес-культуры, доминирующей в России. В заключении сформулированы основные выводы из представленного в отчете исследования.
2. «Пионеры» российской модернизации: индивидуальное измерение инновационной сферы
Анализ инновационного поля и условий его развития в России предполагает не только и не столько обращение к структурам, институтам и контекстам, в рамках которых разворачиваются модернизационные процессы, но и особое внимание к индивидуальному измерению (точно так же как анализ условий появления и развития капитализма актуализировал интерес исследователей к «первым предпринимателям»). В данном тексте, говоря об агентах процессов модернизации, мы вводим синонимичные категории модернизаторы и инноваторы, тем самым обозначив не только включенность агентов в это поле, но и их субъектность, активное и деятельное участие в процессе модернизации.
В фокусе нашего исследования находились разные представители модернизированных структур и организаций – разработчики или, иначе говоря, «креативщики», а также предприниматели «от науки» и менеджеры, работающие в наукоемких, инновационных отраслях. В ходе работы были проанализированы их профессиональные биографии, самоидентификация и позиционирование себя в российских и глобальных полях, рамки референций (с кем и в каких ситуациях соотносят и сравнивают себя с «другими»). В этой части отчета речь пойдет, скорее, об обобщенном или, точнее, идеальном типе инноватора (в веберовском понимании этой категории), и будет предпринята попытка проанализировать условия и препятствия вхождения агентов, а также вопросы их успешного функционирования в исследуемом поле. Иначе говоря, в фокусе нашего внимания – «персональные проекты модернизации».
2.1. Российские «модернизаторы»: биографическая специфика
Наши информанты, вне зависимости от возраста, сферы занятости и позиции в организации, по большому счету, представили схожие профессиональные биографические нарративы, в которых демонстрировали непротиворечивые, во многом идентичные «картины мира» – свои представления об окружающей действительности, мировоззренческие установки и т.п., что позволяет нам реконструировать некую «обобщенную» профессиональную биографию.
Специфика анализируемых биографических повествований состоит, прежде всего, в их структурировании. Практически все информанты представляют разные этапы своей жизни как логическую последовательность смены мест работы или профессиональных позиций. При этом эта последовательность представляется не в качестве некой цепочки профессиональных статусов, не как карьера по достижению более высокой позиции, но как определенные этапы «накопления опыта», как профессионализация. То есть карьера рассматривается не как статусный рост, но как развитие и совершенствование профессиональных навыков и знаний.
Частая смена мест работы – а большинство наших информантов имеют богатый опыт работы в различных организациях, сферах, странах и т.д. – позволяет нам номинировать такую биографию как «проектную». В данном случае биография представляется как череда различных законченных жизненных проектов – срочных, то есть имеющих определенные временные границы, с конкретными задачами, актуальными «здесь и сейчас». При этом в качестве главной цели все-таки представляется цель аккумуляции знаний и любых опытов. Например, один из информантов интерпретирует свою работу в качестве офис-менеджера, не как «отход», выпадение из профессиональной карьеры, но как этап получения важной информации, один из этапов обучения и собственной профессионализации:
«Я пошел в американское посольство в Москве, и там есть такой «Корпус мира» – агентство, которым нужен был офис-менеджер /…/ Вот я за это дело взялся. И одновременно стал с американцами общаться, что-то обсуждать, что-то говорить. Поскольку «Корпус мира» завозил много бывших бизнесменов в Россию, чтобы они учили на периферии как бизнес ставить. Эти люди приезжали, они все проезжали через Москву. Я старался с ними поговорить, разобраться, как и что, в чем была специфика, как они свой бизнес выстраивали» (Владимир, руководитель исследовательской лаборатории гиганта мировой IT-индустрии, канд. физ.-мат. наук, 59 лет).
Таким образом, профессиональная биография представляется не только и не столько как реестр различных «мест работы», не как смена статусов и должностей, не как история повышения экономического благосостояния и обретения стабильности, но как история профессионализации, история становления специалистом высокого уровня в выбранной профессиональной нише. Подобный «проектный» подход, с одной стороны, не способствует стратегическому жизненному планированию, ибо жизнь представляется, прежде всего, как последовательность краткосрочных проектов, планы на которые не распространяются далее, чем на два-три года. Однако при этом наши информанты совершенно не проблематизируют краткосрочность жизненных планов. Она интерпретируется ими, прежде всего, как свобода – свобода не быть «привязанным», свобода выбора, свобода перемещений и свобода желаемых изменений.
Несмотря на краткосрочность жизненных проектов и кажущееся, на первый взгляд, отсутствие стратегического планирования, в биографиях инноваторов в значительной мере прочитывается ориентирование на будущее. Информанты довольно легко рассуждают о возможных сценариях своей жизни через пять-десять лет. Приобретение различных опытов работы в рамках разнообразных проектов (будь это конкретный исследовательский проект или годовой контракт в каком-либо университете и пр.) – все это расценивается как безусловная инвестиция в будущее, которое, возможно, не конкретизировано и четко не сформулировано, но главный ориентир которого – высокая степень профессионализации и (что менее проговорено в биографических нарративах) улучшение благосостояния. Подобная стратегия реализуется в повседневных, рутинных тактиках, например, один из информантов рассказал о том, как в начале 90-ых он со своими коллегами принял решение, что «мы во всякие не лезем» – не получать доступ к секретным разработкам с тем, чтобы в будущем иметь возможность ездить за границу:
« Вот когда мы сделали кооператив, я тогда для себя уже понимаю, что может быть будут какие-то изменения в стране…» (Владимир, руководитель корпоративной лаборатории, канд. физ.-мат. наук, 59 лет).
Итак, согласно биографическому анализу, «модернизированный» человек представляет собой конфигурацию профессиональных квалификаций, личностных навыков и опытов социализации в рамках разных структур (Инновационный слой… 2009; Клеман, 2009; Абрамов, Климова, 2010). И здесь необходимо отметить принципиальную незначимость возрастных различий среди агентов этого поля. Поколенческая перспектива подсказывает первое и самое очевидное основание для классификации занятых в инновационной сфере – тех, кто социализировался в советское время и имеет опыт работы на советских предприятиях, и тех, кто не имеет ни опыта работы, ни опыта жизни в Советском Союзе. Безусловно, эти люди находятся на разных этапах жизни и профессионального развития. При этом на наш взгляд, нет большой аналитической пользы в попытках фиксации различий поведенческих образцов и установок отдельных возрастных групп; поколенческие особенности, хотя и прослеживаются, однако во многом варьируют в зависимости от конкретной жизненной ситуации. Более того, в проектной биографии разнообразие опытов интерпретируется как несомненная ценность, и наличие большего, среди прочего и советского, опыта позволяет представителям первой категории сравнивать и рефлектировать различия и сходства разных форм академических организаций и высокотехнологичных производств, что делает выбор в пользу этой сферы более осознанным и сформулированным.
Однако здесь надо иметь ввиду, что в фокусе нашего внимания оказались «модернизированные» биографии, то есть мы беседовали с людьми, которые уже достаточно успешно (ре-)социализированы в новых условиях и контекстах. И можно предположить, что основные отличия в жизненных стратегиях бывших советских людей (как занятых, так и не вовлеченных в инновационную сферу) будут концентрироваться вокруг двух принципиально разных ориентиров – стремление к стабильности vs. стремление к профессиональной самореализации и свободе. И сторонники последней стратегии имеют больше общего с молодыми людьми, задействованными в инновативной сфере, нежели с прочими представителями своего поколения.