Джордж Ритцер Современные социологические теории
Вид материала | Документы |
СодержаниеТеория пересечений Примеч. пер. |
- Современные социологические теории, 14098.35kb.
- Демонстрационная версия рабочей программы по курсу «социология» выписка из учебного, 59.84kb.
- Выписка из Государственного образовательного стандарта высшего профессионального образования, 270.96kb.
- Программа дисциплины Эмиль Дюркгейм вчера и сегодня для направления/специальности 020300, 87.35kb.
- Конспект лекций по социологии автор составитель, 713.04kb.
- Тематика курсовых работ по общей социологии Современные российские социологические, 35.76kb.
- Примерной программы наименование дисциплины: Современные социологические теории Рекомендуется, 169.92kb.
- Алексеева та современные политические теории опыт запада курс лекций московский государственный, 4958.5kb.
- Примерный перечень тем курсовых работ по дисциплине, 36.79kb.
- Тема: Становление и развитие социологии. Социологические теории, 59.99kb.
Теоретический проект социалистического феминизма организован вокруг трех задач:
- критически рассмотреть проявления угнетения в рамках патриархальной и капиталистической систем, принимая в качестве центральной точки отсчета опыт женщин;
- разработать четкие и адекватные методы социального анализа, широко трактуя исторический материализм; 3) учесть при материалистическом анализе факторов, определяющих состояние общества, сферу идей. Феминисты социалистического направления стремятся добиться теоретического синтеза всех имеющихся феминистских теорий и одновременно преодолеть их рамки. Точнее, они пытаются совместить Две традиции, которые представляются им наиболее емкими и значимыми, — марксизм и радикальный феминизм (Bartsky, 1992; Eisenstein, 1979; Fraser, 1989, 1997; Hansen & Philipson, 1990; Hartmann, 1979; Hartsock, 1983; Hennessey, 1992; Hennessey & Ingraham, 1997; Jaggar, 1983; MacKinnon, 1989; Rose, 1995; D. Smith, 1974, 1975,1978,1979,1987,1989,1990a, 1990b, 1992,1993; Vogel, 1995).
Как отмечалось выше, радикальный феминизм целенаправленно критикует патриархальную систему. Марксистский феминизм объединяет характерный для Марксизма классовый анализ и феминистский социальный протест. Однако этот сплав — называемый «неравным браком» (Hartmann, 1981; Shelton & Agger, 1993) — подчас вызывал к жизни, вопреки ожиданиям, вовсе не теорию гендерного угнетения, а всего лишь достаточно сдержанное признание гендерного неравенства, поскольку интересы женщин рассматривались вместе с критикой классово-
[386]
го угнетения, а не выделялись особо. Хотя собственно марксистский феминизм в современном американском феминистском движении занимает весьма скромное место, он оказывает влияние на теорию социалистического феминизма. Основы данного направления заложены Марксом и Энгельсом (см. главу 4). Главной проблемой, которую они рассматривали, оказалось социально-классовое угнетение, но они также обратили внимание и на вопросы гендерного подавления, примером тому служит работа «Происхождение семьи, частной собственности и государства» (написана Энгельсом в 1884 г. с привлечением подробных заметок, сделанных Марксом ровно за год до своей смерти в 1883 г.). Мы даем краткое изложение этой книги, поскольку она помогает ввести читателя в классическую марксистскую теорию гендерного угнетения и ознакомить его с методом исторического материализма.
Основной аргумент «Происхождения...» заключается в том, что угнетенное положение женщины — следствие не ее биологических свойств, вероятно, неизменных, а социальных отношений, которые можно исторически проследить и, вероятно, изменить. В XIX в. рассуждения о гендерном вопросе выглядели радикальными, поистине феминистскими. Подчиненное положение женщин обусловлено существованием семьи — института, само название которого происходит от латинского слова, обозначавшего слугу, — поскольку та (как это сложилось в развитых обществах) является системой, позволяющей мужчинам контролировать действия женщин. Идеология современных обществ рассматривает семью в качестве фундаментального и универсального признака социальной жизни, однако Энгельс и Маркс приводят археологические и антропологические свидетельства, показывая, что семья — сравнительно новая форма отношений, что в доисторический период мужчины и женщины существовали в рамках родовых структур, где женщины имели относительную автономность, поскольку их экономическое положение как собирательниц, мастериц, заготовителей и распределителей необходимых вещей было независимым. Фактор, разрушивший социальную систему такого типа и вызвавший то, что Энгельс называет «всемирное историческое поражение женского пола» (Engels, 1884/1974, р. 87), носил экономический характер. В частности, это была замена охоты и собирательства скотоводческой и земледельческой экономикой, при которой имевшиеся у мужчин сила, мобильность, а также навыки, приобретенные ими ранее при выполнении функций охотника, давали им систематическое преимущество над женщинами. Это привело к понятию собственности, отражавшему идею класса мужчин, претендовавших на общественные ресурсы экономического производства как на свои собственные. В экономике нового типа мужчинам как обладателям собственности нужны были покорная рабочая сила — будь то рабы, пленники, жены или дети — и наследники для сохранения и передачи собственности. Так возникла первая «фамилия» — хозяин и его слуги-рабы, слуги-жены, слуги-дети. С тех пор эксплуатация труда принимала вид все более сложных структур господства, что особенно проявилось в классовых отношениях. Политическое устройство было предназначено для охраны этих систем господства, а сама семья в ходе исторических преобразований экономической системы и системы собственности превратилась в зависимый социальный институт, отражающий наиболее масштабные формы несправедливости, порождаемые полити-
[387]
ческой экономией, и, соответственно, принудительно подчиняющий женщин. Энгельс и Маркс пришли к выводу, что женщины достигнут свободы социальных, политических, экономических и личных действий только при условии разрушения системы, построенной на праве собственности, в результате классовой революции.
Определяя происхождение патриархальной системы вследствие возникновения отношений собственности, ученые рассматривают проблему угнетения женщин, придерживаясь общих рамок марксистского классового анализа. «Собственность» — понимаемая не как личное обладание, но как владение ресурсами, необходимыми для общественного производства (средствами производства) — это основа классового разделения, поскольку создает ситуацию, при которой определенные группы способны заявить, что владеют средствами производства, тогда как другие группы становятся наемными рабочими. Особое внимание в марксистском анализе уделяется тому, как осуществляется это классовое разделение при капитализме, экономической системе современных обществ. Отличительной чертой капитализма является то, что класс, обладающий средствами производства — капиталисты, стремится к постоянному накоплению капитала. Капитал — это богатство (деньги или иные ценности), которое может быть использовано для создания материальной инфраструктуры экономического производства. В отличие от других форм экономической организации, когда люди обменивают товары или деньги на большее количество товаров, в этой системе капиталисты прибегают к отношениям обмена, чтобы накопить капитал, который, в свою очередь, инвестируется в материальную инфраструктуру экономического производства для создания товаров, цель которого — добиться еще большего благосостояния. Механизм, позволяющий капиталистам обратить товар в капитал, — прибавочная стоимость. Это — разница между получаемой работниками компенсацией за свой труд и ценой производимых ими товаров. Эта прибавочная стоимость (которую можно понимать как разницу между издержками на производство и ценой единицы продукции — или прибыль) присваивается капиталистом, который использует ее для улучшения условий своей жизни и упрочения власти и, прежде всего, для реинвестирования в текущий процесс накопления капитала и в расширенное воспроизводство.
Особое значение для феминистов социалистического направления имеет описанный марксистами анализ классовых отношений, сложившихся при капитализме, которые они считают главным источником угнетения. Проблематичным в логике такого анализа оказывается то, что патриархальная система рассматривается как функция экономических отношений. Последователи социалистического феминизма берут на вооружение радикальный аргумент, доказывающий, что патриархальная система, хотя и взаимосвязана с экономическими условиями, все же представляет собой независимую структуру угнетения.
Теория социалистического феминизма стремится преобразовать два представления — об угнетении в условиях капитализма и об угнетении в патриархальной системе — в единое объяснение всех форм социального угнетения. Для этой цели, в частности, используется термин капиталистический патриархат (Eisenstein, 1979; Hartmann, 1979; Kuhn & Wolpe, 1978). Однако более распространен термин господство, выше определенное (в разделе «Гендерное угнетение») как отноше-
[388]
ния, при которых одной стороне, господствующей, удается сделать другую сторону, подчиненную, орудием своей воли, тл первая отказывается признавать независимость подчиненного. Сторонники социалистического феминизма объясняют господство как крупномасштабное структурное образование, отношение власти между группами или категориями социальных акторов. Эта структура господства формирует деятельность, волевые установки и целенаправленные действия индивидуальных субъектов и одновременно воссоздается в этой деятельности. Социалистический феминизм главное внимание уделяет женщинам по двум причинам. Во-первых, как и для любого другого направления феминизма, угнетение женщин — первостепенная тема анализа. Во-вторых, положение женщин в обществе и их понимание мира — аспекты, позволяющие рассмотреть специфику господства в любых его формах. В конечном счете, этих теоретиков интересуют всевозможные проблемы угнетения, причем без разницы, сталкиваются с ними женщины или мужчины. Они также исследуют, каким образом некоторые женщины, испытывающие на себе силу подавления, при этом активно участвуют в угнетении других женщин, как, например, происходит в случае с представительницами привилегированного слоя американского общества, которые притесняют бедных. Фактически, одна из стратегий всех последователей социалистического феминизма, заключается в том, чтобы противодействовать предубеждениям и угнетению в рамках женского сообщества как такового (Eisenstein, 1994; Lorde, 1984).
Преобладающее внимание как к вопросам капиталистического патриархата, так и к проблемам господства связано с явной или скрытой приверженностью теоретиков к историческому материализму, ставшему аналитической стратегией (Hennessey & Ingraham, 1997; Jagger, 1983). Исторический материализм, базовый принцип марксистской социальной теории, предполагает, что материальные условия человеческой жизни, включая деятельность и отношения, создающие эти условия, представляются ключевыми факторами формирования человеческого опыта, личности, идей и социальных образований; что эти условия со временем изменяются, поскольку в них заложена определенная динамика; что история есть описание изменений в материальных условиях групповой жизни и соответствующих перемен в практике, личности, идеях и социальных установлениях. Исторические материалисты считают, что социальный анализ должен в исторически конкретных подробностях исследовать особенности материальных условий групповой жизни и взаимосвязь между этими условиями и характерными для группы знаниями, личностными свойствами, событиями, представлениями и социальными установлениями. Связывая исторический материализм с важнейшим для себя вопросом господства, представители социалистического феминизма пытаются осознать свою задачу в рамках теории, исследующей обобщенные социальные установления, проблемы господства, сохраняя при этом приверженность точному, исторически конкретному анализу материальных и социальных установлений, формирующих частные случаи господства.
Исторический материализм, отличительный признак социалистического феминизма, показывает, сколь многим эта школа обязана марксистской мысли. Однако феминисты социалистического толка в данном плане идут дальше марксистов. Последнее видно по трем моментам: они заново определяют материальные
[389]
условия, по-новому оценивают значение идеологии и выбирают в качестве главного предмета своего рассмотрения проблему господства. Во-первых, они расширяют смысл категории материальных условий человеческой жизни. Марксисты обычно подразумевали под этим понятием экономическую динамику общества, прежде всего — способы создания и рыночного обмена различных видов товара. В существовании такого порядка эксплуатации, делающего одних богатыми, а других бедными, им видятся корни классового неравенства и классовых конфликтов. Сторонники теории социалистического феминизма учитывают не только развитие экономики, но и другие факторы образования и сохранения человеческой жизни: тело человека, половой инстинкт, рождение потомства и воспитание детей; ведение домашнего хозяйства и связанные с этим неоплачиваемые, малоприметные домашние дела; эмоциональная поддержка; создание знаний. В случае со всеми жизненно важными факторами установки эксплуатации приносят пользу одним и лишения другим. Неотъемлемой частью теории господства становится полный охват всех главных установок, направленных на жизнеобеспечение и эксплуатацию.
Это переосмысление понятия материальных условий ведет к трансформации марксистского представления о том, что люди являются производителями товаров, в утверждение, согласно которому люди создают и поддерживают всю жизнь человека в целом. Такой сдвиг понятий направляет нас ко второму различию между марксистским историческим материализмом и историческим материализмом, какой сложился в рамках теории социалистического феминизма. Последняя теория особое внимание уделяет тому, что иные марксисты пренебрежительно назвали бы ментальными явлениями или феноменами мышления: сознанию, мотивации, представлениям, социальным определениям ситуации, знанию, текстам, идеологии, стремлению действовать в своих интересах или желанию уступать интересам других1. С точки зрения феминистов социалистического толка, все указанные факторы влияют на личность, действия человека и структуры господства, реализуемые в процессе таких действий. Кроме того, эти аспекты порождаются социальными структурами, неразрывно связанными со структурами производства товаров, которые существуют в экономике, и столь же сложны и влиятельны, как и те. Везде установки эксплуатации позволяют одним обогатиться и получить власть, а других доводят до бедности и сковывают их действия. Анализ процессов, влияющих на формирование человеческой личности, имеет существенное значение для теории господства, и его можно усовершенствовать как раз благодаря принципам исторического материализма.
Третье отличие теории социалистического феминизма от марксистского учения состоит в том, что данная теория считает объектом анализа не классовое, а социальное неравенство, широкий диапазон его феноменов. Последователи социалистического феминизма описывают социальную организацию, в которой структуры экономики, государственного устройства и идеологии сочетаются с потаенными, приватными процессами воспроизводства людей, домашней жизни, сексуальной сферы и аспектами субъективности, которые все вместе служат сохранению многогранной системы господства, чье функционирование затрагивает как ста-
1 По общему признанию, некоторые неомарксисты, особенно представители критической теории, также по-новому оценили объяснительную роль идеологии (см. главу 4).
[390]
бильные обезличенные социальные образцы, так отличающиеся большей тонкостью межличностные отношения. Анализируя эту систему, феминисты от социализма обращаются и к описанию и крупных структур господства, и к исследованию деталей повседневной жизни угнетенных людей. Выдвигаемая ими стратегия изменений базируется на таком выявлении разного рода угнетения, в который они пытаются вовлечь рассматриваемые ими группы угнетенных людей. В результате этого, по их мнению, и сами индивиды, и группы научатся совместно действовать ради всеобщего освобождения.
Общий теоретический набросок социалистического феминизма позволяет определить три разных подхода. Первый, материалистический феминизм, концентрируется на гендерных отношениях и оценивает их место в структуре классовой системы современного капитализма, во многом потому, что теперь она приобрела глобальный масштаб. Сторонников этой теории интересует та роль, которую глобальный капитализм играет в определении положения женщин, и то, как женский труд способствует благополучному существованию капиталистического мира. В системе глобального капитализма труд женщин оплачивается ниже, чем труд мужчин, потому что патриархальная идеология приписывает женщинам более низкий социальный статус. Кроме того, поскольку патриархат устанавливает для них ответственность за ведение домашних дел, в сфере оплачиваемой занятости у них оказывается менее надежное положение, чем у мужчин, и поэтому им сложнее устроиться на работу. Два этих фактора делают женщин источником легкой прибыли для класса капиталистов. Кроме того, капиталистическое благополучие обусловлено бесплатным женским трудом, чья работа в качестве домохозяек, жен и матерей субсидирует воспроизводство и сохранение рабочей силы и тем самым скрываются реальные затраты на это. Будучи же потребителями товаров и услуг для домашнего хозяйства, женщины становятся важным источником получения капиталистами прибыли (Hennessey & Ingraham, 1997; Vogel, 1995). Второй подход в современном социалистическом феминизме, сформулированный Дороти Смит и ее учениками, касается отношений властного управления — осуществления капиталистического патриархального господства посредством системы контроля, которая распространяется не только на экономику, но и на государство и привилегированные профессии (в том числе и социальную науку). Динамика установления этого контроля изучается при рассмотрении повседневной деятельности женщин и их роли в поддержании материальной жизни. Отношения господства проявляются в виде контролирующих повседневную деятельность женщин «текстов» — «повсеместных», обобщенных требований, направленных на то, чтобы установить модели их труда и присвоить его результаты. Этими «текстами» выступают формы медицинского страхования, школьные реестры, реклама, указывающая, каким должен быть идеальный дом и идеальное женское тело (Campbell & Manicom, 1995; Currie, 1997). Третье направление дискурса социалистического феминизма — это культурный материализм (Hennessey & Ingraham, 1997). Его приверженцы исследуют, как сигналы государственной политики, социальной идеологии и средств массовой информации соотносятся с субъективным настроем людей, формируя и контролируя мышление и под его воздействием вновь обретая формулировки. Исследуя процессы создания таких «сообщений», приверженцы культурного материа-
[391]
лизма не всегда связывают эти процессы с моделью глобального капитализма и масштабными социально-классовыми установлениями. Вместо этого они фокусируются на аспектах тела, его изображениях, его смысле и удовольствиях, а также на вопросах политики как борьбы за представительство социальных групп и категорий (Clough, 1994; Davis, 1997; Walkerdine, 1997). «Культурный материализм отвергает антикапиталистический системный анализ, связывающий историю культуры и производство значений с классовой системой капитализма.... Вместо этого его приверженцы почти исключительно сосредоточиваются на идеологических, государственных или культурных действиях, связывают смысл с телом и его удовольствиями или осознают социальные изменения, главным образом, с позиции борьбы за представительство» (Hennessey and Ingraham, 1997, p. 5)1.
Выдвигаемая сторонниками социалистического феминизма программа перемен призывает к глобальной солидарности женщин для боротьбы против тех оскорблений, что привносит в их жизнь, жизнь их сообществ и окружение капитализм. Они взывают к постоянной бдительности феминистского общества, дабы отследить опасность их вхождения в ряды привилегированной интеллигенции, служащей капиталистическим интересам. Их проект заключается в мобилизации людей для привлечения государства как средство эффективного перераспределения общественных ресурсов. Это можно осуществить благодаря широкой сети общественных услуг, к которым относятся системы поддерживаемого государством образования, здравоохранения, транспорта, попечения о детях, жилищная система; а также прогрессивная структура налогообложения, снижающая неравенство в доходах богатых и бедных слоев; гарантия прожиточного минимумам всем членам общества. Они считают, что такая мобилизация окажется эффективной только при условии, что люди осознают условия жизни других и будут заботиться о них так же, как о себе. Долг социолога, сторонника феминизма, состоит в том, чтобы выявить материальное неравенство, формирующее человеческую жизнь.
Теория пересечений1
Она проистекает из осознания того, что женщины подвергаются угнетению в различных формах и в различной степени (С. Anderson, 1996; Anzaldua, 1990; Aptheker, 1989; Caldwell, 1991; P. Collins, 1998; Crenshawe, 1989,1991,1997; E. Glenn, 1985; Lorde, 1984; Williams, 1991, 1995; Linn & Dill, 1993). Эти теории предлагают следующее объяснение (и оно является их центральным предметом) указанных различий: хотя все женщины подвержены угнетению по половому признаку, оно неодинаково, поскольку возникает под влиянием переплетения множества других установлений социального неравенства. Последние можно описать как векторы угнетения и привилегий (или термином П. Коллинз — как «матрицу господства» [P. Collins, 1990]), что предусматривает учет не только гендера, но также класса, расы, местожительства, сексуальных предпочтений и возраста. Вариации такого пересечения существенно изменяют бытие женщины, что необходимо принимать во внимание при построении теорий о жизни «женщин». Согласно теории пере-
1 Читателям следует обратить внимание на то, что между теоретиками нет единства в отношении указанных терминов, особенно материалистического феминизма. История полемики относительно этих понятий хорошо изложена в работе: Hennessey & Ingraham (1997).
[392]
Дороти Э. Смит: биографический очерк
Дороти Э. Смит подчеркивает, что ее социологическая теория опирается на житейский опыт женщины, пребывающей в двух мирах — академической сфере, где господствуют мужчины, и дома матери-одиночки. Вспоминая о том, как в начале1960-х гг. она готовилась к получению докторской степени по социологии в Беркли, будучи матерью-одиночкой, Смит отмечает, что ее жизнь, судя по всему, сформировалась под влиянием «не столько... карьеры, сколько ряда случайностей, случайных обстоятельств» (Dorothy E. Smith, 1979, р. 151). Эта тема случайности —одно из множества переживаний, которые привели Смит к сомнению относительно социологической ортодоксальности, заставили, в частности, пересмотреть образ произвольно действующего субъекта в ролевых конфликтах.
Случайными или же нет были события в жизни Смит, — в любом случае они представляются важными этапами в ее становлении. Она родилась в Великобритании в 1920 г.; в 1955 г. получила степень бакалавра социологии, окончив Лондонский университет, а в 1963 г. — степень доктора философии в области социологии (в Калифорнийском университете в Беркли). Тогда же она узнала, что такое «брак, иммиграция [в Канаду], которая последовала вскоре после замужества, рождение детей, уход мужа, вакансии работы» (Smith, 1979, р. 151). Мысленно возвращаясь к этим событиям, Смит говорит, что это «те моменты, когда у меня, по сути, почти не было выбора и почти ничего не предвиделось в будущем». Среди ее должностей — место социолога-исследователя, должность преподавателя социологии в английском университете в Колчестере (графство Эссекс), младшего профессора и затем профессора на факультете социологии в университете Британской Колумбии, ас 1977 г. — профессора социологии образования в Институте исследования образования в Торонто (провинция Онтарио).
Смит писала на различные темы, связанные с вопросом «бифуркации», ставшим в некоторых ее работах центральной темой, прошедшим через другие лейтмотивом. Смит утверждает, что «бифуркация» проявляется в разделении социально-научного описания и житейского опыта людей, житейского опыта женщин и патриархальных идеальных типов, предлагаемых для описания этого опыта, микро- и макроуровневых структур, воздействующих на опыт, которым характеризуется микроуровень, и особенно в разделении микроуровня тех, кто угнетен, и микроуровня, тех, кто доминирует в мире, чьи действия и порождают макроструктуры угнетения. Конкретные аспекты этих тем отражены в названиях некоторых работ Смит: «Статистика о женщинах и психических заболеваниях: как не
сечений, конкретная ситуация угнетения порождена самой моделью пересечения, а не какой-либо одной переменной величиной. Креншау (Crenshawe, 1989), например, доказывает, что чернокожие женщины зачастую подвергаются дискриминации в работе потому, что они чернокожие женщины, однако суды обычно отказываются признавать факт именно такой дискриминации — если невозможно доказать, что это случай, считающийся общей дискриминацией, «дискриминацией по полу» (читай «белых женщин») или «расовая дискриминация (читай «чернокожих мужчин»). Характеризуя это как векторы угнетения и привилегий, хотелось бы сказать о фундаментальном выводе теорий пересечений, согласно которому привилегии, которыми пользуются некоторые женщины и мужчины, оборачиваются угнетением других женщин и мужчин. Теория пересечений, в сущности, оценивает эти закрепления неравенства как иерархические структуры, базирующиеся на несправедливых отношениях власти. Тема несправедливости указывает на последовательный критический разворот этого подхода.
Рассматриваемая теория признает связь идеологии с властью, что позволяет господствующим субъектам контролировать подчиненных, проводя такую политику, в которой различие становится концептуальным орудием, используемым
[393]
Дороти Э. Смит: биографический очерк (окончание)
следует ее понимать» (1975), «Что означает заниматься канадской "социологией": мир повседневности как совокупность проблем» (1976), «У К. психическое заболевание: анатомия фактического отчета» (1978), «Где угнетение — там и сопротивление» (1979), «Женщины, класс и семья» (1981) — и, прежде всего, «Социология для женщин» (1979). В 1987 г. Смит наиболее емко пояснила эти темы, создав работу, ставшую вехой в истории феминистской социологии, — «Мир повседневности как совокупность проблем». Затем последовали сочинения «Концептуальные действия власти» (1990) и «Тексты, факты и женский пол» (1990).
Смит предоставляет социологам феминистского толка и, собственно, вообще социологам, интересующимся теоретическими рамками этой дисциплины, учение, соединяющее неомарксистские подходы с анализом структур господства и феноменологическим пониманием различных субъективных миров, связанных с микроуровневыми взаимодействиями. Смит считает, что различные миры повседневности формируются макроструктурами, которые, в свою очередь, формируются историческими особенностями экономических потребностей. Развивая данное направление рассуждений, Смит избегает представления о мире, согласно которому угнетателей неизменно трактуют как индивидуальных субъектов, действующих из эгоизма. Она полагает, что такой эгоизм сам находится в рамках структуры, и призывает сосредоточиться именно на той, которая и порождает рассматриваемые последствия. Однако она в то же время убеждена, что эту структуру можно познать, отталкиваясь от имеющихся перед нами результатов ее действия, т. е. изучая индивидуальные миры повседневности, находящиеся в составе структуры. Смит озабочена тем, что социальная наука скорее затемняет, чем проясняет структуры, создающие такие миры, поскольку исходит из допущения, что структуры уже известны и их можно познать отдельно от миров жизненной повседневности. В самых последних своих работах Смит разрабатывает проект социологии для женщин, исследуя макроструктуры, организующие ежедневные/еженощные миры. Ее внимание особо приковано к организации, базирующейся на тексте, и текстово опосредованным социальным отношениям, которые реализуются в повседневных действиях людей. В этом ее работы представляют социологическую альтернативу феминистскому постмодернизму. Данная глава во многом основана на сочинениях Смит, которые являются существенным вкладом в социологическую теорию.
для оправдания установок подавления. В социальной практике господствующие группы пользуются имеющимися между людьми различиями, чтобы оправдать деспотические действия, переводя различие в модель низшего/высшего положения. В процессе социализации люди усваивают отношение к таким различиям не как к источнику разнообразия, интереса и культурного богатства, но в оценочном плане, с точки зрения «лучшего» или «худшего». Как утверждает Лорд (Lorde, 1984, р. 115), это «неприятие различий, характерное для социальных институтов, признается абсолютно необходимым в экономике, которая нацелена на получение прибыли, поскольку ей требуются аутсайдеры в качестве избытка людей». Такие идеологии создают «мифическую норму», относительно которой люди оценивают других и себя. В обществе Соединенных Штатов это норма «белого, худощавого, мужского пола, молодого, гетеросексуального, христианского и финансово надежного человека» (Lorde, 1984, р. 116). Она позволяет господствующим группам контролировать общественное производство (как оплачиваемое, так и бесплатное). Кроме того, она превращается в аспект субъективного настроя индивида, будучи усвоенным неприятием различий, что вполне способно повлиять на снижение самооценки, сказаться в отвержении других людей, принадлежащих иным
[394]
группам, и привести к созданию в рамках его собственной группы критериев исключения, наказания или отторжения членов группы. Ансалдуа описывает последнее как «Отчужение»: принятое подчиненной группой определение, помогающее установить, что кто-либо не может быть в нее принят, он «другой» по какому-либо критерию. Исследовательница отмечает, что это действие, предполагающее такое определение, устраняет возможность коалиции и общего сопротивления.
Различное скрещение векторов угнетения и привилегий обусловливает разнообразие как в форме, так и в мощи угнетения: «страдание неодинаково, боль исчислима» (Arguelles, 1993). Исследования, создаваемые в рамках теории пересечений, показывают конкретную реальность человеческой жизни как ее формирование посредством пересечений указанных векторов. В наибольшей степени исследованы феминистами пересечения гендера и расы (Amott & Mathhaei, 1991; Glark-Lewis, 1994; Dill, 1994; Jacobs, Thomas, & Lang, 1997); гендера и класса (Cohen, 1998; Foner, 1994; Gregson & Lowe, 1994; Seitz, 1995; Sugiman, 1994; Wrigley, 1995), расы, гендера и класса (Anderson & Collins, 1992; Edin & Lein, 1997; Rollins, 1985). Существуют также исследования гендера и возраста (Findlen, 1995; Gibson, 1996; Lopata, 1996; Walker, 1995); гендера и местожительства (Goodwin, 1994; Momsen, 1993; Rueschemeyer, 1994; Scheper-Hughes, 1992), а также гендера и сексуальных предпочтений (Dunne, 1997).
Реагируя на материальные условия своей жизни, женщины изобретают различные объяснения, разрабатывают стратегии выживания и сопротивления постоянному проявлению несправедливой власти. Проект теории пересечений предусматривает возможность выразиться знанию, которое выработано отдельными группами в рамках их специфического существования, обусловленного исторически сформированными пересечениями неравенства, и заявить такое знание в различных направлениях феминизма — будь то, например, «черный» феминизм или феминизм чикана1 (R. Brewer, 1989; P. Collins, 1990; Cordova et al, 1990; Alma Garcia, 1989; James & Ousia, 1993; Zandy, 1990).
Приверженцы теории пересечений критикуют работы, созданные в период «второй волны» феминизма (как, впрочем, и «первой волны»), видя в них отражение опыта и интересов белых феминистов, принадлежащих к привилегированному классу североатлантических обществ. Некоторым из этих критических работ соответствуют постмодернистские работы, хотя этот факт преувеличивать не следует. Теория пересечений — одна из старых традиций в движении феминизма, по крайней мере, в Соединенных Штатах; она восходит, например, к речи Соджорнер Трут «Разве я не женщина», произнесенной на Съезде по правам женщин в Акроне, который состоялся в 1852 г.; целому ряду работ, посвященных положению чернокожих женщин, что появились в 90-е гг. XIX ., это, в свою очередь, сказалось в появлении множества иных книг, в том числе таких, как «Голос с Юга от чернокожей Юга» Анны Джулии Купер (1892) или «Цветная женщина в мире белых» (1940) Мери Черч Террел. Эти критические работы подняли вопрос о том, что мы подразумеваем под такими категориями, как «женщина», «гендер», «раса» и «женское сообще-
1 Чикана — мексикаиоамериканский. — Примеч. пер.
[395]
Патриция Хилл Коллинз: биографический очерк
Патриция Хилл Коллинз родилась в 1948 г. По ее словам, она выросла в большой дружной семье чернокожих рабочих. Семья жила в негритянском районе Филадельфии. Патриция ходила в государственную среднюю школу для девочек, в которой к учащимся предъявляли высокие требования. Затем она училась в университете Брандеиса, где в 1969 г. получила степень бакалавра, а в 1970 г., уже в Гарварде, —степень магистра педагогики. В 1970-х гг. Коллинз работала как специалист по учебным планам в школах Бостона, Питтсбурга, Хартфода, Нью-Йорка и Вашингтона (округ Колумбия). После этого она вернулась в Брандеис, где в 1984 г. получила степень доктора философии в области социологии. Сейчас Коллинз работает в университете Цинциннати, где занимает должность профессора социологии в рамках программы, реализуемой фондом Чарльза Фел-пса Тафта, и профессора, исследующего афроамериканское своеобразие.
Коллинз пишет, что ее успеху в области образования сопутствовало противоречивое ощущение того, что она «первая», или «одна их немногих», или «единственная» афроа-мериканка и/или женщина, и/или человек из рабочей среды в... школах, сообществах и в рабочем окружении» (Collins, 1990. p. xi). Она открыла для себя, что ее оценивают ниже, чем других, имевших иное происхождение, людей, и усвоила, что образовательный процесс, по-видимому, требовал от нее, дабы она дистанцировалась от своих корней, уходивших к чернокожему рабочему классу. Напряжение вызвало «утрату голоса».
Ответом Коллинз на данные проблемы стала формулировка альтернативного понимания социальной теории и альтернативного подхода к ее построению. С помощью такого проекта она высказала теоретические убеждения своего сообщества. Наиболее ярко это проявилось в знаковой для феминистской и социальной теории книге «Феминистские воззрения чернокожих». Эта работа была включена во многие антологии и была отмечена наградой Джесси Бернард и наградой Ч. Райта Миллза. В упомянутой книге социальная теория описана в виде воззрений специфической группы — чернокожих женщин. С этой целью Коллинз привлекает множество высказываний как знаменитых, так и малоизвестных людей. Она предлагает социальную теорию, основанную на взглядах данного сообщества, теорию, которая выражает свойственное этой группе отношение к угнетению, что образуется благодаря пересечениям различных факторов — расы, гендера и класса, а также описывает ее историческую борьбу против угнетения. Коллинз показывает особую эпистемологию, благодаря которой чернокожие женщины оценивают степень истинности и надежности. Кроме того, она убедительно аргументирует эпистемологию феминизма. В «Феминистских воззрениях чернокожих» предлагается направление развития феминистской социальной теории, в частности, и социальной теории в целом. На практике и в теории Коллинз следовала своей концепции пересечений. Она помогла организовать отделение Американской социологической ассоциации под названием «Раса, гендер, класс», выступила совместно с Маргарет Андерсон редактором собрания эссе «Раса, класс и гендер» (1992). Ей принадлежит множество статей, опубликованных в различных журналах.
Книга «Слова в защиту: чернокожие женщины и поиск справедливости» (1998) оказалась орудием борьбы за переосмысление социальной теории: за понимание ее не как сферы компетенции и занятий элитной группы интеллектуалов, а в качестве воззрений на социальный мир групп, чье положение различно. В этом сочинении Коллинз повторяет настойчивый призыв к социологам писать и работать, считая, что социальная теория — часть общего созидания социальной жизни, и сделать ее значимой и доступной для общественности.
ство» (Hooks, 1984; Kaminsky, 1994; Mohanty, 1991). В них было обращено внимание на разнообразие опыта, связанного с такими, казалось бы, универсальными ситуациями, как «материнство» и «семья». Кроме того, оказались переосмысленными иные работы теоретического плана, в частности исследования Чодороу и Бенджамин (Dickerson, 1995; Glenn, Chang, & Forcey, 1993; Mahoney & Yngvesson, 1992; Segura & Pierce, 1993; Zhang, 1993), созданные в рамках психоаналитической социологии. Критика привела к пересмотру представителями «белого» феминиз-
[396]
ма самого понятия «белый», осознанию его как конструкции, а также желанию понять, каким образом это ведет к установлению привилегий, какие действия следует предпринять, чтобы уменьшить расизм и внести вклад в разработку более цельного феминистского подхода (Alcoff, 1998; A. Bailey, 1998; Breines, 1992; Chodorow, 1994; Frankenberg, 1993; Ward, 1994).
В процессе теоретических построений, исследований и критики теория пересечений подошла к одной из важнейших тем и одной из центральных проблем сегодняшнего феминизма: как совместить принцип анализа, базирующийся на эмпирической данности, показывающей различия женщин, и пристрастную политическую позицию, согласно которой определенные группы женщин придерживаются свойственной им точки зрения. Объясняя выражение «точка зрения», Патриция Хилл Коллинз (Collins, 1998, р. 224-225) уточняет, что это взгляд на мир, разделяемый группой, которая характеризуется «разнородной общностью». Слово «разделяемое» имеет отношение, по мысли Маркса, к «обстоятельствам, с которыми сталкиваются, которые даны и унаследованы от прошлого». Таким образом, Коллинз заключает, что точку зрения группы формирует не эссенциализм, а тот факт, что, по словам чернокожей активистки Фанни Л у Хэмер, «мы в этом мешке все вместе». Хотя векторы угнетения и привилегий — раса, класс, гендер, возраст, местожительство, сексуальные предпочтения — пересекаются в жизни каждого человека, указанные теоретики утверждают, что специфика такого пересечения заметно влияет на степень установления общей точки зрения. Среди факторов, которые способствуют этому утверждению, можно назвать такие: существование группы в течение определенного времени, ощущение группой своей собственной истории, ее нахождение в относительно изолированном, опознаваемом пространстве и развитие внутри нее системы социальных организаций, а также наличие знаний для борьбы с угнетением. Однако позиция группы никогда не бывает монолитной или герметичной: уже сам факт того, что последняя образована благодаря пересечениям разных векторов, означает вариативность в понимании членами группы самих себя. Они нередко оказываются вырванными из своей исконной группы и включенными в более крупное сообщество, в котором приобретают опыт «внутреннего постороннего» (P. Collins, 1990,1998). Кроме того, в исконную группу проникают идеи извне, и она неоднородна: ей присуща своя внутренняя динамика различий. Более того, она подчас существует в «пограничной области» (Anzaldua, 1990) культуры. Приверженцы теории пересечений предупреждают, что хотя и возможно связать ситуации пересечения и точки зрения с индивидуальной сферой, подобный редукционизм представляет теоретическую и политическую опасность, поскольку зачеркивает исторически сложившиеся структуры неравноправной власти, породившие индивидуальный опыт, и скрадывает необходимость политических перемен.
Разрабатывая проект изменений, сторонники теории пересечений обращаются к знанию угнетенных людей и к их ценностным принципам веры и справедливости (Collins, 1990,1998; Hooks, 1984,1990; Reagon, 1982/1995; Lorde, 1984). Эта теория ратует за показ, протест, принятие мер, чтобы изменить ситуацию в рамках угнетенного сообщества, поскольку только тогда можно сохранить веру в окончательное торжество справедливости — не той справедливости, что заключе-
[397]
на в узкие легальные рамки рациональности, а осознаваемой как установление в социальных институтах и социальных отношениях принципов честности и заботы о других и о себе.